9
Последний собаковод из нашего списка допрошен, записан, проверен. Последние показания сравниваются с предыдущими. Все они на удивление схожи, можно сказать, одинаковы. Лусена? Такого в каталонских питомниках не знают. Под воздействием солнца мое лицо заметно изменилось после стольких поездок в «природную среду», как выражался Гарсон. На его лице это воздействие еще заметнее, он смуглый, и здоровья хоть отбавляй. Не исключено, как-нибудь в выходные он вывезет на свежий воздух Валентину. Они все время проводили вместе, когда это было возможно. Гарсон только о ней и говорил. У меня создалось впечатление, что на расследование ему ровным счетом наплевать. К тому времени он был убежден, что следствие больше ничего не даст. И наверняка был прав, так как вскоре к нам поступило указание начальства сдать дело в архив. Наше время оплачивалось из государственной казны, а нам и так уже предоставили его больше, чем того требовалось для расследования убийства. Тем не менее Гарсон дожидался этого решения терпеливо, механически выполняя мои распоряжения, и не испытывал особых разочарований благодаря тому, что в его жизни присутствовала любовь. Он навещал и допрашивал владельцев питомников так же, как мог бы, например, собирать грибы. Игнасио Лусена Пастор был уже для него не больше, чем далекая точка в прошлом, маленькая черная отметина в его послужном списке, что-то такое, что вспоминается только тогда, когда после выпивки хочется погрустить.
– Завтра перепишу набело отчет об этом последнем допросе, – сказал он мне в тот день. – И если вам больше ничего не будет нужно, я хотел бы уйти пораньше, инспектор. Валентина ужинает сегодня со мной, и мне необходимо все заранее сделать.
– Вы уже решаетесь самостоятельно приготовить ужин?
– Будет салат и фаршированные свиные отбивные.
– Вы достигли большого прогресса.
– Купил мороженые полуфабрикаты.
– Все равно.
Он горделиво улыбнулся как ребенок и ушел. А я осталась одна в своем кабинете, наедине с материалами дела и с призраком Лусены, если этот Лусена когда-нибудь существовал. Правда, оставался еще Ужастик, единственный свидетель реальности своего хозяина. Придя домой, я снова внимательно его рассмотрела. В его собачьем мозгу хранился образ убийцы, только он не мог мне его передать. Любопытная связь, он мог передать мне свою любовь, но не всю правду. Видимо, поэтому собаку называют лучшим другом человека. Я вышла в патио. Воздух был чуть теплый, живительный. Пожалуй, лучше пойти спать, но прежде сделать пару глотков виски, чтобы умерить вдруг овладевшую мной непонятную тоску. Я плеснула себе хорошую порцию и через несколько минут уже спала.
Во сне, в глубоком и липком сне я услышала настойчивый звонок телефона. Но не сняла трубку. Через неопределенное время, показавшееся мне несколькими минутами, хотя этих минут было гораздо больше, телефон опять зазвонил. На этот раз я сделала невероятное усилие, чтобы выйти из летаргического состояния, и взяла трубку. Голос Гарсона дошел до меня, как из другой галактики.
– Инспектор? Инспектор Деликадо?
– Да, это я.
– Ох, инспектор, слава богу, что вы ответили! Вам много раз звонили из комиссариата. Поскольку у вас включен автоответчик, как будто вас нет дома, они решили, что с вами что-то случилось. В конце концов они нашли меня.
– А где вы?
– У себя дома, с Валентиной, я же вам говорил!
– Ладно, Гарсон, я никак не могу проснуться. Расскажите, в чем там дело.
– Позвонила женщина и сказала, что если мы хотим узнать что-то, связанное с собаками, то должны немедленно прибыть в сектор «А», улица «Ф» Свободной зоны. Давайте там и встретимся?
– Я оставила машину на работе. Сейчас вызову такси.
– Не надо, я заеду за вами, так будет быстрее. Только, пожалуйста, не заставляйте меня ждать.
Мне понадобилось еще пять минут, чтобы восстановить действительность. Донос. Какая-то женщина. Свободная зона, свободная зона… Да, это промзона со множеством складских помещений. Часы показывали час ночи. Я не очень-то соображала.
Гарсон заранее определил по карте маршрут и потому вел машину уверенно, без колебаний.
– Расскажите подробности, – не терпелось мне узнать.
– Да нечего больше рассказывать. В комиссариат позвонила какая-то женщина, спросила вас.
– Она знала мое имя?
– Да. Когда ей ответили, что в такое время вас на работе не бывает, она попросила передать то, что я вам сказал, и повесила трубку, не назвавшись.
– Определили, откуда она звонила?
– Нет, даже не пытались. Потом, поскольку вы не отвечали, они позвонили мне. Честно говоря, после того как я безуспешно пытался связаться с вами, мы с Валентиной не на шутку забеспокоились.
– Мы потеряли много времени. Патруль предупредили?
– Да, не беспокойтесь, они уже давно должны быть там.
Патруль прибыл на десять минут раньше, чем мы, но, похоже, все равно опоздал. В месте, указанном неизвестной женщиной, располагался большой склад, где хранились какие-то станки. Дверь склада была взломана. Внутри никого не оказалось, но кое-что сразу бросилось в глаза патрульным. В углу громадного помещения было пространство, огороженное переносными деревянными барьерами, – размерами примерно пять на пять метров. Пол внутри был застелен соломой.
– Что за чертовщина?
– Не знаем, инспектор. Послали за хозяином склада, чтобы он это объяснил.
– Хорошо.
Патрульный отправился искать другие следы. Мы с Гарсоном остались возле странного квадрата одни.
– Думаете, это как-то относится к складу? – спросила я.
– Понятия не имею, – ответил он и вынул сигарету. Я взяла его за руку.
– Подождите, Гарсон, не закуривайте, а то дым скроет запах.
– Какой запах?
– Здесь пахнет псиной, не замечаете? Пóтом, табаком, но прежде всего псиной.
Он втянул ноздрями воздух, словно сам был ищейкой.
– Возможно, вы правы.
Я зашла внутрь квадрата и, взяв пучок соломы, поднесла его к носу.
– Уверена, что здесь были собаки, причем совсем недавно.
– И что они здесь делали?
– Не торопитесь, младший инспектор, дайте мне подумать. Возможно, здесь держали украденных собак и показывали их клиентам перед продажей…
– Разумно. Они тут орудовали вовсю, как вдруг нагрянули мы, и все их планы пошли насмарку.
– Должно быть, кто-то предупредил их о нашем приезде. Запахи совсем недавние.
– Не та ли женщина, что нам звонила?
– Одна и та же женщина? Но это как-то глупо. Зачем бы она так поступила?
– Раскаялась в самый последний момент.
Я с сомнением покачала головой.
Наконец отыскали хозяина склада, который беспечно спал у себя дома. Он подошел к нам, растерянный и раздраженный. Нет, он не видел раньше этой загородки в принадлежащем ему помещении. Мы попросили, чтобы он проверил, все ли на месте. Его вывод был категоричен: все осталось на своих местах, и ничего не изменилось, если не считать этого странного сооружения. Итак, ни хищений, ни разрушений обнаружено не было. Необходимо было, конечно, допросить этого типа более тщательно, хотя, на мой взгляд, вряд ли его можно было в чем-то подозревать. Тем временем полицейские прочесывали склад в поисках улик.
Гарсон все повторял:
– Собаки на складе? Взламывать дверь склада, чтобы прятать там собак? Но зачем?
– В целях безопасности. У них нет собственного убежища или же они не хотят навлекать на него подозрения. Сделки заключают в случайных местах. Когда их покидают, вместе со злоумышленниками исчезают и доказательства вины.
– Но это тоже рискованно.
– Если бы не этот звонок, очень сомневаюсь, что мы стали бы разыскивать их ночью в промзоне.
Он сел в машину.
– Звонок по телефону. Женщина-доносчица. Кто она? Возможно, секретарша Пуига. Мы о ней ничего не знаем, да и никакой другой подходящей женщины у нас нет.
– Выбросьте вы из головы этого Пуига. Дело приняло совсем другой оборот.
– А как же быть с предупреждением? Кто их преду предил? Черт, в кои-то веки получили точные данные и не смогли их использовать.
– И получили-то их не вовремя.
– Вы этого не знаете!
– Что вы хотите сказать?
Он огляделся по сторонам.
– Инспектор, если не ошибаюсь, бар на рынке должен вот-вот открыться. Пойдемте выпьем кофе, мне нужно вам кое-что сказать.
Бар действительно оказался открыт. За столами уже оживленно переговаривались водители грузовиков, зашедшие выпить кофе. Мы тоже сделали заказ. Мне было тревожно, Гарсон всегда пугал меня, когда хотел сообщить что-то по секрету. Тем более в такое время! Официант мгновенно принес нам завтрак. Я откусила еще теплый круассан и нервно откашлялась.
– Слушаю вас… – выдавила я из себя.
Он загадочно улыбнулся, явно рисуясь, а потом сказал:
– Инспектор, я понимаю, что мы занимаемся запутанным делом и работы у нас по горло. Но я отниму у вас всего пять минут, потому что считаю, что должен вам это сообщить.
– Валяйте, – сказала я, окончательно перепугавшись.
– Вечером, когда мне позвонили из управления, я только-только попросил Валентину выйти за меня замуж.
Я быстро еще раз откусила круассан, чтобы выиграть время. Он выжидающе смотрел на меня, а я все жевала, как бесчувственная корова.
– Вы ничего мне не скажете?
Я провела бумажной салфеткой по губам не менее десяти раз.
– А что я могу вам сказать, Фермин?
– Ну хотя бы поздравили!
– Да-да, конечно, я вас поздравляю, как же иначе.
– Мне кажется, вам эта идея не слишком по вкусу.
– Не в этом дело. Просто я подумала, достаточно ли хорошо вы друг друга знаете. Вы ведь не так уж давно познакомились.
– Не валяйте дурака, Петра! Вы что же, хотите, чтобы я за ней десять лет ухаживал? Никогда не думал, что у вас такие замшелые взгляды.
– Я единственно подумала о том, как трудно приспосабливаться друг к другу людям, так сказать, в возрасте.
– Может, это и трудно, но именно потому, что мы оба в возрасте, нам нельзя терять времени.
– Вы правы, не знаю, с чего это вдруг я начала читать вам мораль. От всей души желаю вам счастья, вы его заслужили.
– Спасибо, но сначала нужно подождать, согласится ли Валентина.
– Как, она еще не согласилась?
– По-моему, я застал ее врасплох. Она попросила у меня пару дней на размышление.
– Я была уверена, что подобные сроки встречаются только в кино.
– Ну, на самом деле существует небольшое препятствие.
– Какое?
Он поискал глазами официанта. Откашлялся.
– Хотите еще кофе, Петра?
– Мне уже хватит.
– Может, круассан?
– Нет, спасибо.
– Я уверен, вторая чашка вас взбодрит, мы же ночью почти не спали.
– Хорошо, согласна.
Гарсон сделал знак официанту. И молчал до тех пор, пока тот не поставил на стол чашки. Потом пристально взглянул мне в глаза.
– Понимаете, Петра, когда я познакомился с Валентиной, у нее был роман с женатым мужчиной.
Как удачно, что передо мной стоял кофе, который помог мне скрыть изумление. Я бухнула в чашку огромное количество сахара и самозабвенно мешала его ложкой, словно проводила важный научный эксперимент.
– Надо же, – откликнулась я в конце концов.
– Поскольку поначалу мы не строили серьезных планов… Но она встречалась с ним все реже и, хотя я ничего не говорил, не раз заводила разговор о том, что хочет покончить с этими отношениями, совершенно ее не удовлетворявшими.
– А когда вы об этом узнали?
– Она сама мне рассказала, когда мы поняли, что нравимся друг другу. Все было открыто и честно.
– Вы знаете, кто это?
– Она мне не говорила, да я и не спрашивал. Знаю только, что никогда с ним не был знаком.
– Валентина не говорила вам, что она собирается делать в ближайшие дни?
– Нет, но я ее знаю. Уверен, что ей понадобились эти два дня, чтобы распрощаться с типом. Учтите, это была долгая связь. Тем не менее я настолько убежден, что Валентина выйдет за меня, что уже сообщил об этом моему сыну, чтобы он приехал из Соединенных Штатов.
– Благоразумно ли вы поступили?
– Разумеется, должен же я их друг другу представить!
Я боялась, что Гарсон впутается в какую-нибудь нехорошую историю, но ничего не могла сделать, чтобы этого не допустить. Кто знает, что ему предначертано судьбой! Возможно, он как раз приближается к цели своей жизни и наконец обретет счастье. Так не буду же портить ему праздник во имя некоего абстрактного благоразумия.
– Ладно, Фермин, надеюсь, вы будете меня держать в курсе дела.
– Конечно. А теперь, инспектор, совсем про другое. Возвращаясь к работе, хочу попросить вас об одном одолжении.
– Вы сегодня с самого утра говорите загадками.
– Да нет, просто хочу вас попросить, чтобы вы не отбрасывали секретаршу Пуига. Позвольте мне продолжить ее поиски и выяснить, что она знает обо всем этом. Как вы догадываетесь, я никак не могу избавиться от мысли, что Пуиг и Павиа по-прежнему замешаны в нашем деле. И еще мне хотелось бы, чтобы за женой Павиа установили слежку.
– Надеетесь, что одна из них и есть та женщина, что звонила по телефону?
– Возможно, обе тоже каким-то образом причастны, а мы обошли их своим вниманием. Такого нельзя себе позволять.
– Так вперед же, Гарсон, а я пока займусь складом. Думаю, уже к вечеру получим результаты анализа следов.
– Увидимся завтра?
– Хорошо.
Наверное, на меня нашло затмение, когда я решила, что из парочки Пуиг – Павиа ничего больше не выжмешь. Возможно даже, что виновные уже находились за решеткой. Такое иногда случается, преступления – это как растения с колючками, которые цепляются за все, до чего дотронутся. Быть может, секретарша Пуига по-прежнему находилась в контакте с другими сообщниками своего шефа и прилагала теперь усилия, чтобы выйти из игры, не будучи заподозренной. Вот вам и мотив для того, чтобы позвонить в полицию. Тем не менее мне как-то не верилось в такую возможность. Чего ради два таких хитреца, как Пуиг и Павиа, станут прикрывать сообщников, оставшихся на свободе? Разве что для того, чтобы последние сохранили преступную группу, и, когда гроза над головами обвиняемых минует, все продолжалось как обычно. Ну, хорошо, а как быть с француженкой? Разве она не могла действовать самостоятельно по каким-то своим соображениям? Ничего нельзя было исключать, в этом-то и состояла наша главная проблема. Пусть Гарсон идет chercher la femme, коль скоро ему так везет с женщинами.
Впрочем, поскольку бедняга женится, его карьере Казановы, вероятно, придет конец. Эта карьера была короткой, но бурной; по крайней мере, он не умрет с ощущением, что не использовал своих возможностей в качестве покорителя женских сердец.
Я снова направилась к складу. За тот короткий промежуток времени, что я отсутствовала, Свободная зона стала гораздо оживленнее. Сюда то и дело въезжали грузовики, вокруг сновали люди в рабочей одежде. Было ясно, что слух о нас уже распространился среди местного персонала, потому что несколько зевак торчали возле входа на склад и полицейской машины. Руководивший осмотром места капрал сообщил, что ничего значительного обнаружить не удалось. Единственной деталью, достойной упоминания, были следы на полу от потушенных сигарет, из чего можно было сделать вывод, что у злоумышленников было время для того, чтобы подобрать окурки и прочий мусор. Опытные мерзавцы, ничего не скажешь. Я внимательно разглядывала квадрат, образованный деревянными ограждениями, которые они не удосужились разобрать. Он напоминал небольшую конюшню. Держать здесь украденных собак, чтобы потом продать их особым клиентам? По правде сказать, слишком сложно. Разве нельзя было действовать иначе? Трудно строить догадки, не имея специальных знаний. Я велела капралу взять образцы соломы и отвезти их в лабораторию для анализа. После чего покинула склад, приказав охранять его до моего возвращения.
Наверное, я должна была раньше нанести визит, на который решилась только сейчас, но такова уж жизнь, торопливая и несправедливая. Я чувствовала себя неловко, переступая порог книжного магазина, и совсем занервничала, когда Анхела шагнула ко мне с распростертыми объятиями:
– Петра, как я рада тебя видеть!
Самым мучительным было сознавать, что она говорит это искренне.
– Как ты тут, Анхела?
Она на миг опустила глаза и тотчас подняла их, не сумев стереть завесы печали.
– Как всегда, на боевом посту.
Я попыталась что-то сказать, отыскать неведомую формулу, которая выражала бы симпатию, сожаление, понимание.
– Анхела… я…
Она взяла меня под руку, делая вид, что ничего не случилось.
– Пойдем внутрь, я угощу тебя кофе.
Пока она его готовила, я не проронила ни слова. Потом спохватилась, что обязана сообщить ей о цели моего появления, чтобы она не строила ложных гипотез. Я рассказала ей о находке странного сооружения на складе, просила ее отправиться туда со мной и осмотреть все на месте. Она сразу же согласилась, но спустя какое-то мгновение заколебалась. Я решила, что сейчас неподходящее для нее время.
– Мы можем перенести осмотр на более поздний час, если тебе так будет удобнее.
– Нет, не в этом дело… Просто я… В общем, мне не хотелось бы ни с кем встречаться, пока еще рано.
– Не волнуйся, его там не будет.
Она надела пиджак, как всегда прекрасно сочетавшийся с ее красивым платьем. Я обратила внимание, что она по-прежнему носит на шее подаренное Гарсоном сердечко. Анхела перехватила мой взгляд.
– Мне никогда не нравилось отрекаться от прошлого; буду и впредь носить его, – заявила она и улыбнулась как ни в чем не бывало.
Я состроила унылую гримасу. Проклятый, трижды проклятый Гарсон, провинциальный Казанова, хронический дурак, когда-нибудь я не выдержу и коварно прикончу его.
Реакция Анхелы, когда я подвела ее к огороженному квадрату на складе, была совершенно неожиданной. Она застыла на месте, не говоря ни слова и не пытаясь изменить первоначальную позу, словно находилась под гипнозом. Вид у нее был совершенно отрешенный и в то же время ошеломленный. Я предоставила ей полную свободу действий, не задавала вопросов и не стремилась вывести из заторможенного состояния до тех пор, пока она сама вдруг не повернулась ко мне и с неожиданной твердостью в голосе произнесла:
– Теперь я знаю, что вы ищете, Петра. Знаю.
Она опять замолчала и уставилась куда-то, но теперь я уже не собиралась больше ждать ни секунды. Я взяла ее за руки и повернула к себе:
– Что мы ищем? Говори, что?
Она покорно вздохнула и сказала:
– Собачьи бои.
– Что?
– То, что слышала. Подпольные собачьи бои. Как во времена древних римлян или в Средние века.
Я попыталась как-то осмыслить услышанное, но тщетно.
– Собачьи бои как представление?
– Собачьи бои как источник наживы, Петра, когда на кону огромные суммы.
– И как все это организовано?
– Подробностей я не знаю, но слышала разговоры на эту тему, а недавно прочла жуткий репортаж в одном журнале. По-моему, он до сих пор у меня дома.
– Черт меня подери! Собачьи бои! Каково?
– Ты должна немедленно обратиться в автономную полицию, Петра. У них должны быть какие-нибудь данные. А я пока отыщу этот журнал.
– Надеюсь, ты до конца уверена в том, что говоришь.
– Целиком и полностью! Жаль только, что я не додумалась до этого раньше, пока не увидела самого ринга.
– Ринг! Ну конечно, вот что это такое! Как же я не сообразила! Ладно, поехали. Отыщи мне этот журнал.
Полицейский-автономщик сразу меня вспомнил:
– О, инспектор! Все еще с собаками возитесь?
Я кивнула, хотя его замечание мне не слишком понравилось.
– Послушайте, Матеу, мне нужны данные о подпольных собачьих боях.
Он удивленно посмотрел на меня.
– Вот теперь мы на верном пути и переходим к действительно важным делам!
– Однако в прошлый раз вы ничего мне об этом не сказали.
– Но вы и не спрашивали!
Он подвел меня к своему компьютеру и начал манипулировать с ним, предварительно нацепив массивные очки, скрывавшие его молодость.
– Сейчас поглядим… Примерно в девяносто четвертом году был один случай в Дельтебре, провинция Таррагона. Виновных найти не удалось. Кто-то пожаловался на непонятный шум и крики на заброшенной ферме, но, когда мы прибыли туда, злоумышленники успели улизнуть. Благодаря показаниям свидетелей мы смогли восстановить примерную историю, но веских доказательств не нашли. Предположительно главным действующим лицом был один тип, поселившийся в местечке под видом собаковода-инструктора. Позднее мы пришли к выводу, что кражи служебных собак, зафиксированные в районе, совершал именно он. Время от времени он устраивал между ними бои по всем правилам – с ассистентами и заключением пари между зрителями. В окрестностях стали встречаться израненные собаки. Полагаю, что этот тип не был большим специалистом в этих делах. Мы подозреваем, что сейчас в Барселоне действуют сети более высокого уровня, но достоверных доказательств у нас нет, а потому арестовать виновников мы не можем.
– Что бы их ждало, если бы вы могли их арестовать?
– Штраф от двухсот пятидесяти тысяч до двух миллионов песет.
– Я бы дала им пожизненный срок.
– Женщины всегда радикальны, – с ехидцей заметил он.
Я позвонила Гарсону и информировала его обо всем. Он никак не мог опомниться от удивления. И когда он в третий раз переспросил: «Бои собак?» – я решила больше никому ничего не сообщать, уж больно невероятным все это выглядело.
– Так, значит, мне прекратить то, чем я занимаюсь?
– Продолжайте поиски этой девушки, но, если не сможете быстро добиться успеха, больше не ищите.
– Инспектор, а как вы догадались про собачьи бои?
– Кое-кто вывел меня на след.
– Анхела?
– Да.
– Я так и знал!
– Почему?
– Да так… Это все мои дела.
– Так вот, Гарсон, оставляйте свои дела до лучших времен и целиком переключайтесь на расследование.
– Слушаюсь.
Донжуан доморощенный! Вонзить бы тебе нож в спину, линчевать, проткнуть насквозь иглой, как в сеансе черной магии, – в общем, уничтожить любым возможным способом.
Чуть позже до меня дозвонилась Анхела. Она нашла журнал. Оказалось, это «Репортаж», еженедельник общей информации с уклоном в «жестокий реализм». Я снова попросила ее сопровождать меня, на этот раз в редакцию: возможно, ее профессиональные пояснения опять понадобятся. К сожалению, я не могла учитывать тот факт, что ей, наверное, тяжело оказаться в той среде, где обычно вращается Гарсон.
Мы находились в вестибюле редакции. Анхела по-прежнему выглядела чуточку расстроенной. Автором репортажа оказался некий Гонсало Касасус. Мы попросили позвать его, и, пока ждали, я листала его публикацию. Фотографии меня потрясли. Крупные планы двух собачьих голов, соединенных между собой сомкнутыми челюстями; выпученные глаза, глядящие в никуда. Собаки, прыгающие друг на друга; свирепые морды; капающая из пасти кровь.
– Кто способен устроить подобное? – задала я риторический вопрос.
– Обычные люди, такие же, как вы или я, – с улыбкой отозвался появившийся Касасус.
– Надеюсь, что это не так, – возразила я.
– Деньги пробуждают все плохое, что в нас есть. А вы, значит, из полиции. Что вас интересует?
Ему было лет тридцать, стрижен почти под ноль, в правом ухе серебряная серьга.
– Всё.
– Собачьи бои?
– Да. Где вы взяли эти снимки? Сами присутствовали на боях?
– Предполагаю, вы слышали о такой штуке, как тайна информации.
– Да и вы, наверное, слышали о такой штуке, как обвинение в пособничестве за сокрытие информации.
– Кое-что слышал. Послушайте, что-то у нас разговор не клеится. Может, попробуем зайти с другого конца?
– Хорошо, начинайте.
– Смогу ли я опубликовать нашу беседу?
– Пока что нет, но если вы будете сотрудничать с нами, обещаю, что вам первому обо всем сообщу, как только дело будет закончено.
– Для начала неплохо. Но, в любом случае, предупреждаю, что вы будете разочарованы. На самом деле я никогда не присутствовал на подобных боях, но знаю, как это все организовано и что проводятся они в Барселоне.
– Откуда вы это знаете?
– Кое-кто мне рассказал.
– Кто?
– Что, имена называть?
– Кто?
– Ну, один человечек… Думаю, в организации он мелкая сошка.
Я вынула фотографию Лусены и показала ему.
– Этот человечек?
– Черт, он самый! А что с ним случилось?
– Его уже довольно давно нет на свете. Убили.
– Интересно. И кто же его убил?
– Как раз это мы и стараемся выяснить. С кем-нибудь еще у вас был контакт?
– Нет, только с ним. Мы встретились с ним в баре. Я заплатил ему за информацию, и он тут же ушел, даже не назвав своего имени.
– Кто вас навел на него?
– Не помню. Кто-то из этих бедолаг, что поставляют нам сведения о всяких деклассированных элементах.
– Вам известно, как действует организация?
– Это более-менее объяснено в репортаже. Похоже, они скопировали ее структуру с русской мафии. Собачьи бои весьма распространены в Москве.
– И как это все устроено?
– У некоего типа имеется несколько собак, специально тренированных для боев. Его подручные занимаются кражей собак агрессивных пород. Одних животных они используют в качестве спарринг-партнеров, других почти сразу, после недолгого обучения, делают бойцами.
– Понятно.
– Потом подыскивают подходящее помещение, всякий раз новое и не принадлежащее никому из членов банды. Таким образом никто из присутствующих не сможет впоследствии дать четкие показания относительно места проведения боев. За один день проводится несколько поединков, перед каждым зрители делают ставки. Суммы там, по-видимому, фигурируют серьезные, весьма серьезные. Людей, которые туда ходят, привлекают новые возбуждающие зрелища.
– Неужели кто-то может наслаждаться столь ужасными вещами? – нарушив молчание, воскликнула Анхела.
– Однако они наслаждаются. Не подумайте чего, это нормальные люди, отцы семейств, которым надоели обычные развлечения. Служащие, предприниматели…
– Сомневаюсь, что они нормальны.
– Я сейчас готовлю репортаж о педофилах и уверяю вас: в сравнении с ними эти кажутся просто бойскаутами.
У Анхелы расширились глаза. Я продолжала спрашивать:
– А фотографии? Где вы взяли фотографии?
– Мы купили их в агентстве. Понятия не имею, где их снимали, но, конечно, не в Испании, они из «Франс Пресс».
– Выходит, репортаж не так уж трудно сделать.
– Вы же тоже прибегаете к помощи Интерпола.
– Вы, я вижу, насмотрелись фильмов.
Он лукаво посмотрел на меня.
– Хотите, я покажу вам еще фотографии? У меня есть другие, те, которые главный редактор счел нецелесообразным публиковать, уж слишком они неприятные.
Он ушел, оставив после себя легкий запах светлого табака.
– Восхищаюсь твоим умением общаться с молодыми людьми подобного типа, – сказала Анхела.
Я улыбнулась.
– И к какому, по-твоему, типу принадлежит этот молодой человек?
– Не знаю, он такой… раскованный.
– Маленький пакостник, и ничего больше.
Он вернулся с пачкой фотографий в руке и протянул ее мне:
– Вот взгляните, вам понравится.
Я разглядывала их и молча передавала Анхеле. Фотографии были жуткие. Клыки, погрузившиеся в тело, густая слюна, свежая кровь, которая струилась и тут же застывала на шерсти… Анхела зажмурилась и положила снимки на стол.
– Ужасно, что в человеке может быть столько злобы.
Журналист бросил на нее самоуверенный взгляд.
– Умерьте свое негодование. В мире каждый день от голода умирают дети, не прекращаются войны и кому-то в драке выпускают кишки. По крайней мере, здесь страдают только собаки.
Анхела гневно обернулась к нему:
– Но злоба, порождающая то и другое, всегда одна и та же. Вы этого не понимаете?
Журналист недоуменно взглянул на меня:
– Она ведь не из полиции, верно?
– Вы угадали. Мы, полицейские, так же как и вы, журналисты, давно утратили всякую чувствительность.
Он пожал плечами:
– Этот мир не я придумал.
Когда мы уходили, я заметила, что Анхела бледна как полотно.
– Думаю, нам надо выпить по глотку. Тебе сразу полегчает.
Мы зашли в первый попавшийся бар. Я попросила два коньяка. Анхела тут же сделала большой глоток, словно ей действительно это было необходимо.
– Извини, что заставила тебя пойти со мной. Это была не слишком хорошая идея.
– Теперь ты решишь, что я старая неврастеничка, чуть ли не падающая в обморок из-за каких-то собак.
– Да нет, меня саму трясет от отвращения.
– Дело в том, что теперешнее состояние моих нервов, очевидно, оставляет желать лучшего. – Она пристально взглянула на меня, и я отвела глаза. – Ты уже знаешь про Фермина, Петра?
– Знаю.
– И знаешь, что он собирается жениться на этой женщине?
– Да. А как ты об этом узнала?
– Он позвонил мне и обо всем рассказал. Хотя мы с ним и порвали отношения, он не хотел, чтобы эта новость дошла до меня каким-то другим путем. Все-таки в глубине души он рыцарь.
– Я не знаю, рыцарь он или сукин сын, но то, что в любом случае он идиот, несомненно. Люди не женятся так, ни с того ни с сего.
– Он боится одиночества. Это человек, который всю жизнь чувствовал себя одиноким.
– Но новый брак обернется для него катастрофой. В определенном возрасте начинать совместную жизнь становится труднее.
– Однако в определенном возрасте начинаешь также больше ценить своего спутника.
Я перевела взгляд на свою рюмку, утопила его в коньяке, который тут же допила одним глотком. В прекрасных глазах Анхелы стояли слезы, но ей быстро удалось взять себя в руки.
– Думаю, теперь я вправе потребовать для себя жетон помощника шерифа, я его заслужила!
Она не очень искренне рассмеялась и продолжала шутить, пока мы прощались. Потрясающе, подумала я, да здравствует любовь, смех, шутки, жизнь. В общем, все это дерьмо.
Я вернулась в комиссариат. Села за свой стол. Сочинила отчет. «Имеются показания о том, что Игнасио Лусена Пастор был связан с организаторами подпольных собачьих боев», – написала я. Все казалось мне абсурдным. Позвонили по телефону: какой-то мужчина желал поговорить со мной. Очень хорошо.
– Инспектор Деликадо? Это Артуро Кастильо, помните такого?
– Здравствуйте, доктор Кастильо. Разумеется, я вас помню. Чем могу служить?
– Я все думал, закончили вы это дело с собаками или нет. Время от времени меня одолевает любопытство, и, поскольку в газетах ничего про это не пишут…
– Доктор, разве вы не понимаете, что своими звонками сами ставите себя в положение подозреваемого?
– Что? Надеюсь, вы шутите?
– Я не шучу, такое иногда случается, когда виновные, чувствуя себя под защитой надежного алиби, тем не менее не выносят неопределенности и желают узнать, не нависла ли над ними карающая длань закона.
– Что вы такое говорите, инспектор!
– Вы уверены, что вам нечего скрывать? Возможно, вы по какой-то причине ненавидели Лусену.
– Я в любой момент готов дать вам свидетельские показания!
– Хорошо, я обдумаю эту возможность, доктор Кастильо.
Я повесила трубку. Мое безмятежное состояние сменилось приступом ярости. Мир погряз в несправедливости; подстрекаемые людской алчностью собаки раздирают друг друга в клочья; любовь, как всегда, обрекает человека на страдания, однако, несмотря ни на что, ты должен вести себя вежливо, разве не так? К черту! Я с грохотом задвинула ящики стола. Надела пиджак и удалилась, не попрощавшись ни с кем из коллег, встретившихся в коридоре. Решила поужинать в одиночестве в каком-нибудь захудалом ресторанишке чем-то вроде макарон, обильно политых томатным соусом, и огромной порции кровяной колбасы. Смехотворный бунт против всего правильного.
Следующее утро выдалось не столь неудачным. Войдя в кабинет, так внезапно покинутый накануне, я сразу увидела у себя на столе отчет из лаборатории. И стала с жадностью читать его, проникаясь все большим оптимизмом. Да, сомнений не оставалось: в посланном нами образце соломы были обнаружены частицы собачьей крови и собачьей же шерсти. Анхела попала в самую точку. Я оставила записку Гарсону, рассказав в ней о новостях, и полетела в лабораторию. Ее заведующий подтвердил все результаты и выдал мне крошечный пакетик, в котором были герметически упакованы короткие и жесткие волоски неопределенной окраски – от бежевых оттенков до цвета слоновой кости. Он ручался только за то, что кровь и волоски принадлежат собакам. Любые другие уточнения должен делать ветеринар. Я не решилась спросить, существуют ли в нашей системе судебные ветеринары, а потому обратилась к тому, кто был у меня под рукой.
Я заявилась в консультацию Хуана Монтуриоля, даже не предупредив его. Заняла очередь среди пожилых дам с йоркширскими терьерами на коленях и мужчин, приведших своих юных питомцев на прививку. И лишний раз убедилась в существовании особой солидарности между владельцами собак. Никто не раздражался, если его неожиданно начинали обнюхивать, и не обижался, если его встречали не слишком дружелюбным лаем.
Реакцию Хуана, увидевшего меня, когда он вышел из кабинета, провожая очередного клиента, нельзя было назвать доброжелательной, но я приписала его строгий вид требованиям обстановки. Я запаслась терпением и уселась читать какие-то немыслимые журналы про кошек и собак. Когда наконец последний пациент удалился, ветеринар подошел ко мне и протянул руку. Явное охлаждение. Вероятно, я это заслужила. Я постаралась быть естественной и обаятельной, рассказывая о себе, серьезной и слегка интригующей – в профессиональных вопросах. Он сразу же уцепился за мою историю. Попросил показать ему волоски. Я благоговейно достала их из пакетика, словно это были священные реликвии. Мы прошли в его лабораторию, где он положил волоски на маленькую пластинку.
– Рассматривать их под микроскопом ни к чему. Просто попробуем подвергнуть их сильному увеличению.
Он взял лупу и довольно долго разглядывал волоски через нее. Я уже было забыла, как он красив.
Сильные длинные руки, тонкие пальцы. Густые русые волосы. Совершенная форма носа и скул. Он поднял на меня свои огромные зеленые глаза.
– Что ты хочешь узнать?
– Какой породе они принадлежат.
Он немного подумал.
– Некоторые волоски почти золотистые, другие совсем белесые. Они могут принадлежать двум или даже большему числу собак, однако не исключено, что речь идет об одной собаке с разным окрасом спины и брюха либо вообще пятнистой. В любом случае это короткошерстные экземпляры. Судя по текстуре и малой поврежденности волос, собаки эти молоды.
– А нельзя ли по крови определить, какая это порода?
– Нет, никак.
– Мы знаем, что речь идет об охранных собаках, и нам известна их масть. Как ты думаешь, можно ли с помощью этих волосков определить или исключить какую-то породу?
– Это потребует долгого времени.
– Я могу прийти завтра.
– Нет, оставайся. Я схожу куплю чего-нибудь поесть.
– Лучше я схожу.
Я вышла на улицу и поискала бар. Поймала себя на том, что попросила положить на один из бутербродов двойную порцию сыра. Выходит, заботилась о Хуане, и это было приятное ощущение, между прочим. Мой недовольный любовник снова сделался любезным. После долгих часов приема в своей консультации он ухитрялся находить время для меня. Конечно, я неважно вела себя с ним. Чересчур легкомысленно. Наверное, не было ничего особо ужасного в том, чтобы отнестись к кому-то с большим доверием. Больше ценить своего спутника, как называла это Анхела.
Работали мы долго и напряженно. Просмотрев множество книг и фотографий, Хуан высказал свое мнение:
– Записывай, Петра, а там поглядим. Эти волосы могут принадлежать следующим породам: боксер, стаффордшир, короткошерстная немецкая овчарка, немецкий дог и канарская ищейка. Думаю, их слишком много, чтобы эти данные оказались полезными. Или я ошибаюсь?
– Если эти мерзавцы действуют так, как мне рассказывал один журналист, то одна из собак краденая, а потому, даже узнав, какой она породы, мы мало продвинемся вперед. Зато вторая собака принадлежала организатору поединка и наверняка относится к одной из этих пород. Поэтому так важно определить ее.
– Ты подозреваешь заводчиков?
– Такая возможность не исключена.
– Больше я ничем тебе не могу помочь.
– Ты и так мне очень помог. Чем я могу тебе отплатить?
– Отвези меня домой, я сегодня без машины.
И я его отвезла. Проявить иной раз доброту не так уж плохо.
На следующее утро мы с Гарсоном устроили срочное совещание у меня в кабинете. Он доложил о своих успехах в операции cherchez la femme, которые я пропустила мимо ушей, а я обрисовала ситуацию. Теперь наши усилия должны быть направлены на заводчиков тех пород, какие выделил Монтуриоль.
– Но мы же их уже проверяли! – доказывал Гарсон.
– Ничего, проверим еще раз.
– Я по-прежнему считаю, что мы слишком разбрасываемся.
– Мы работаем с теми немногими фактами, какие у нас есть. Теперь мы знаем, что Лусена имел отношение к собачьим боям, а еще мы знаем, что на своей новой работе он «проводил все время за городом». Как, по-вашему, для чего он ездил за город, не на пикник же?
– Но «за городом» может означать чей-то сад при загородном доме, расположенном где-нибудь на отшибе.
– Согласна, но кто рискнет держать у себя дома нескольких специально тренированных бойцовых собак? И где он сможет устраивать проверку краденым собакам, не вызывая подозрений? Конечно, «за городом» может означать где угодно, но, прежде чем искать иголку в стоге сена, давайте хорошенько осмотрим игольник.
– Хочу вас предупредить, что с этим списком Монтуриоля придется попотеть.
– Одну породу можно сразу отбросить: поблизости от Барселоны нет питомников канарских бойцовых собак.
– Пусть даже так…
– Мы их поделим. Вы возьмете на себя питомники стаффордширских терьеров и догов. Я займусь немецкими овчарками и боксерами. Еще вы должны будете получить ордера на обыск. На сей раз будем осматривать все помещения и постройки. Проверка будет включать и осмотр самих животных, чтобы убедиться в отсутствии у них ссадин или шрамов, которые свидетельствовали бы об их участии в боях.
– В таком случае нам понадобятся эксперты. Попрошу Валентину поехать со мной.
– Хорошая мысль, а я попрошу Хуана или Анхелу.
– Инспектор, если Анхела здесь появится…
– Не волнуйтесь, я позабочусь о том, чтобы неприятная встреча не произошла.
– Спасибо. Я вижу, вы взяли это дело под свой контроль.
– Вы даже не представляете себе, до какой степени.
Он предпочел не вникать в мои шуточные выпады и поспешил ретироваться, радуясь, видимо, что ему удалось привлечь к работе специалиста, стоящего на страже его интересов.
В четыре часа того же дня на моем столе лежали ордера на обыск. Свои обязанности Гарсон Великолепный хорошо знал и, несмотря на легкомыслие в любовных делах, продолжал функционировать как швейцарские часы. Я договорилась с Хуаном Монтуриолем вместе поехать в питомник немецких овчарок. В дороге мы немного расслабились, словно ехали на экскурсию. Мы болтали, обсуждали разные вещи, а когда прибыли на место, я убедилась, что Хуан сильно волнуется из-за обыска, в котором ему предстояло принять участие. Владелец питомника был тихий мужчина уже в годах, полностью опровергавший расхожее мнение о том, что хозяин походит на свою собаку. Он не имел ничего общего со своими храбрыми овчарками. К нашему приезду он отнесся настолько спокойно, что даже спросил про младшего инспектора Гарсона, запомнившегося ему по прошлому визиту. Если он был в чем-то виновен, то обладал поразительной способностью притворяться. В его помещениях тоже не было ничего подозрительного: мы открывали все двери, осмотрели все будки, заглянули в самые укромные уголки. Здесь не оказалось ни потайных комнат, ни площадок, напоминавших бойцовские ринги. Не было здесь и таких собак, которые содержались бы отдельно либо за которыми был бы установлен особый уход. Хуан подходил к вольерам и внимательно осматривал собак, их передние лапы, шею… Он объяснил мне, что эти части тела в первую очередь подвергаются атаке; передние лапы останавливают противника, а укус в шею может вызвать немедленную смерть. Он привез с собой длинную трость и время от времени просовывал ее сквозь решетку, заставляя собаку переменить позу для лучшего обзора. Но это ни к чему не привело, и конечные результаты оказались отрицательными: ни у одной из собак не было выявлено признаков участия в боях.
Для того чтобы осмотр был исчерпывающим, я сунула нос, скорее для порядка, чем по делу, в бухгалтерские книги. Ничего необычного на первый взгляд в них не оказалось. Заводчик смиренно и в то же время с любопытством наблюдал за нами. Только в конце, преодолев робость, он отважился сказать, что никогда больше не обратится в полицию, если у него пропадет собака. Хуан совершил ошибку, спросив его почему, на что заводчик ответил: «Полиция всегда в конце начинает относиться к тебе так, будто ты в чем-то виновен». Моего спутника заметно впечатлила эта фраза, но позднее я объяснила ему, что это, так сказать, классический репертуар, не лишенный, впрочем, оснований.
На обратном пути ощущение раскованности и благополучия только усилилось. Хуан отрицал возможность того, что заводчик немецких овчарок окажется нашим клиентом, как будто тоже участвовал в расследовании. Он выдвигал гипотезы и тут же подвергал их сомнению с помощью вопросов, которые сам же изобретал. Я глядела на него с улыбкой.
– Из тебя можно было бы сделать хорошего полицейского.
– Напоминаю, что больше всего в жизни ценю мир и покой.
– Но ты же можешь иногда поиграть в сыщиков.
– Это означает, что завтра я тебе понадоблюсь.
– Боюсь, что так. Ты сможешь как-нибудь уладить свои дела?
– Улажу.
– А сегодня их уладить можешь, чтобы мы вместе поужинали?
Он вопросительно посмотрел на меня:
– Чтобы никуда не надо было спешить?
– Да.
– Считай, что все улажено.
И мы поужинали у него дома, а потом тихо и нежно любили друг друга. По-видимому, существуют отношения, которые следует прерывать и возобновлять не один раз, думала я, пока одевалась, стараясь не разбудить его, и в одном из этих начал, вероятно, и заключается истинный путь.
Домой я вернулась в три часа ночи. Включила автоответчик. Ничего. Моя помощница приготовила мне на ужин овощи. Холодные, как покойники, они лежали на кухонном столе. Ужастик грыз фальшивую кость, сделанную из хрящей. Увлеченный своей синтетической добычей, он даже не подошел поздороваться. Я приняла душ, вырвала несколько волосков из бровей и взяла книгу со здоровым намерением, чтобы сон одолел меня, когда я буду приобщаться к культуре. Однако почти сразу же зазвонил телефон. Хуан, подумала я, одна из его типичных любовных штучек: «Это было замечательно, я уже скучаю без тебя». Но оказалось, что это Гарсон – в три часа ночи. Должно быть, что-то серьезное.
– Инспектор? Я должен сообщить вам одну важную вещь.
У меня забилось сердце.
– Заводчик стаффордширов! – выпалила я в трубку.
– Нет, речь пойдет не об этом. Знаете, я бы предпочел на минутку заехать и рассказать вам все непосредственно. Мне даже оставлять послание в автоответчике не захотелось. Весь вечер вам звонил.
Разве я могла не сказать ему, чтобы он приезжал? Несомненно, он получил настолько важные для расследования данные, что не решался сообщить их мне по телефону. Я наспех оделась, проверила, осталось ли у меня виски, и уселась ждать младшего инспектора. Когда я открыла ему дверь, то сразу поняла, что зря волновалась по поводу спиртного. Гарсон сжимал в руке бутылку французского шампанского и радостно помахивал ею.
– Несите бокалы, инспектор, и извините за вторжение. Просто я хотел, чтобы вы узнали об этом первая.
Я глядела на него как идиотка. Наконец он произнес:
– Валентина сказала «да».
Поскольку он застал меня врасплох, я чуть было не брякнула: «Ну и что?» – но вовремя спохватилась, поняв, что речь идет о женитьбе. И сказала единственное, что пришло мне в голову:
– Это же замечательно, Фермин!
Он проскользнул в гостиную и сам занялся бокалами. Потом потрепал Ужастика по загривку и открыл шампанское с ловкостью опытного сомелье. Мы подняли бокалы.
– За ваше счастье! – провозгласила я, не зная, уместен ли такой тост. Он поднес бокал к губам и, не моргнув глазом, единым махом проглотил его содержимое. Затем мы сели, и он стал делиться своими секретами.
– Ей, конечно, тяжело пришлось. Этот тип, ее любовник, не хотел ее отпускать. И давил на нее в эти последние два дня со страшной силой. Он до того дошел, что признался в существовании Валентины своей жене, которую, по его уверениям, собирался бросить. Конечно, в этом тоже был элемент шантажа, направленного против Валентины. Этот негодяй на протяжении многих лет воспринимал ее как свою тайную любовницу, и только, а тут вдруг обещает ей оставить жену и жениться на ней, как только получит развод. Разумеется, на Валентину это не подействовало. «Уже слишком поздно, – сказала она ему. – Ты только зря расстроил свою жену». Как тебе? Здорово она его припечатала, верно?
– Да, хороший ответ.
– В конце концов, похоже, он понял, что ничего не добьется, и теперь оставит ее в покое. Ну, что вы на это скажете, Петра?
– Что тут говорить! Все это очень трогательно.
– Ну а сейчас самое главное. То, из-за чего я, собственно говоря, и позволил себе заявиться к вам среди ночи.
– Не тяните, Фермин, если не хотите довести меня до инфаркта!
– Как только мы поженимся, я подам рапорт об увольнении.
– Уйдете из полиции?
– В досрочную отставку.
Я просто остолбенела.
– Вы хорошо подумали, Фермин?
– Смотрите: если объединить сбережения Валентины с моими, то получится достаточная сумма для того, чтобы купить земельный участок за городом и построить там дом и собачник, о чем она всегда мечтала. И в этом нет ничего невероятного – вот вам преимущества семейной жизни. Мы вдвоем сможем спокойно заняться разведением собак и притом будем постоянно жить на природе. Вы представляете меня в роли фермера – воспитателя зверюшек?
– Не знаю, Фермин. Вы действительно все хорошо обдумали? Уйти из полиции, круто поменять род деятельности в таком возрасте… Для Валентины это исполнение мечты всей жизни, но для вас…
Он сразу посерьезнел и пристально посмотрел на меня.
– Я устал, Петра, вправду устал. Вы пришли в полицию, потому что нуждались в перемене; будучи адвокатом, вы могли заняться чем угодно. Я же поступил на службу совсем молоденьким и только потому, что должен был зарабатывать себе на хлеб. Вся моя жизнь прошла на улице… Скажите, пристало ли мне в моем возрасте гоняться за какими-то воришками, похищающими собак?
– Думаю, вы имеете полное право выбирать.
– Впервые в жизни я по-настоящему выбираю, причем самое важное: жену и работу. Поверьте, я чувствую себя королем.
– Желаю вам всяческого счастья. Недолго же послужила вам ваша холостяцкая квартирка!
– Но она очень пригодилась. Обеспечила мне свободу и личную жизнь. И все это благодаря вам.
– За это налейте мне еще шампанского!
Мы потом еще долго пили и смеялись. Таким довольным я Гарсона никогда не видела. Конечно же я буду скучать по нему, вспоминая его преданность, его волчий аппетит, его объемистое и такое смешное брюшко. Все-таки я его недооценила, не такой уж он незрелый, каким казался, – он сумел отыскать то, что хотел.
Гарсон ушел от меня под хмельком, радостный и важный, словно маршал. Помнил ли он сейчас про Анхелу? Конечно же нет. Счастливая любовь служит прививкой от тяжелых воспоминаний. Ты уже не один – вот что ценно. Я села, погладила по голове Ужастика, заснувшего рядом со своей фальшивой костью. Сняла трубку и позвонила Хуану. Мне было наплевать на то, что я его разбужу. Он перепугался:
– Петра! Что случилось?
– Ничего, просто хотела узнать, как ты там.
После небольшой паузы к нему вернулся дар речи, и он ласково произнес:
– Все в порядке, милая, все в порядке.
Я-то надеялась, что мой звонок станет для него признаком обнадеживающих изменений в моей личности.
Мой сон в эту ночь, а вернее, в тот отрезок, что еще оставался от ночи, был таким крепким, что, несмотря на свою краткость, помог восстановить силы. Я проснулась в бодром настроении и сразу же отправилась под душ. Когда я уже вытиралась, из гостиной донесся звонок. Если бы он зазвонил на пять минут раньше, было бы хуже, подумала я. И заторопилась – столь ранний звонок мог быть только с работы. Так оно и оказалось, я сразу узнала характерный галисийский выговор Хулио Домингеса, молодого полицейского, недавно переведенного в Барселону.
– Сеньора инспектор, я звоню вам по распоряжению инспектора Санчеса.
– Слушаю вас, говорите.
– Обнаружена мертвая женщина.
– Так, и что дальше?
– Дело в том, что инспектор Санчес сказал, что у женщины, у мертвой женщины, на шее висел медальон или что-то вроде этого с портретом младшего инспектора Гарсона.
Мне вдруг стало трудно дышать, в глазах потемнело.
– Блондинка или брюнетка?
– Что?
– Эта женщина – она блондинка или брюнетка?
– Не знаю, инспектор, мне сказали только то, что я вам передал.
– Где ее нашли?
– В патио ее дома.
– А где ее дом, ради всего святого?
– Этого я тоже не знаю. Дело в том, что сообщение это принимал не я. Подождите минутку, инспектор. Я выясню, кто разговаривал с инспектором Санчесом, и немедленно вам перезвоню.
– К черту! Я сейчас же выезжаю в комиссариат, так будет быстрее!
Я нацепила на себя первую попавшуюся мне в шкафу одежду. Молнии заедали, пуговицы не попадали в петли. Причесаться я забыла, равно как и погладить Ужастика. Запуская мотор, я почувствовала всплеск адреналина в крови.
