Глава пятнадцатая

Рассвет еще только-только задел краешек неба на виднокрае, когда маленький отряд княжича Вадимира, подогнав лосей, чтобы со стен видно было торопливость мнимых сирнан, остановился перед запертыми воротами.

Вадимир вам постучал в ворота тупым концом копья. Громко постучал и торопливо. И через короткое время повторил стук, на который сразу никто не отреагировал.

– Кого Чернобог послал? – спросил наконец-то из-за ворот густой тяжелый голос. Похоже было, что человека разбудили своим стуком. А кто радоваться будет, когда его под утро будят. Да еще и во второй раз, наверное. Потому что убежавший от воев на дороге сирнанин сюда направлялся. Впрочем, он мог и другими воротами воспользоваться. Всего их в крепостице пара. С любой стороны можно въехать.

Княжич глянул на верного словенам сирнанина, приказывая взглядом. И тот, как договаривались, заголосил тонко, с причитаниями.

– Открывай скорее. Мы едва от погони ушли. Там, на дороге, словене…

– А ты кто такой?

– Сирнане мы.

– Много вас?

– Десятка два с половиной осталось. Остальных словене на дороге перебили. Всю рухлядь забрали.

– Откуда и куда ехали?

– Князь Астарата велела остатки весеннего меха привезти. Мы везли, на нас на дороге напали. Догнали, и сразу напали. Мы еле-еле спаслась. Остальных, однако, перебили. Весь воз забрали. Сюда скачут.

– Сюда не сунутся. Не боись. У нас стрельцы на стенах. Мигом остановят. Сейчас, позову кого, чтоб с тобой поговорили…

Ждать пришлось долго. Наконец сверху, со стены, кто-то громко заговорил на местном сирнанском языке. Разговор длился не долго. Да это был и не обоюдный разговор, а вопросы, и ответы с откровенным плачем. Верный словенам сирнанин хорошо испуганного человека изображал. Наконец, послышались голоса и деревянный скрип за воротами. Снимали тяжелые воротные запоры. Но перед тем, как им открыться, тот же тяжелый голос спросил:

– Оружие с собой есть?

– Копье, лук есть, у всех есть. И два меча есть. Два на всех…

– Как заедете, сразу сдадите. Иначе охрана вас самих на копья возьмет.

– Сдадим, сдадим, открывай, однако, скорее…

Ворота заскрипели, и стали открываться, как им и полагается, наружу. Крепостные ворота всегда открываются наружу, чтобы труднее было их выбить бревном при осаде. Но и это создавало свои неудобства. Если крепостицу берут извозом, обычно несколько человек, а то и лошадей гибнет при проходе ворот. И тела их не позволяют ворота снова закрыть. А подъемные ворота, которые при открытии вверх по стене взбираются, слишком тяжелы бывают. Много людей у ворот держать приходится, чтобы поднять. Потому такие редко рубят. Разве что, в крупных городах, где стоят сильные полки, и где людей в избытке.

Наконец, ворота распахнулись. Но тут же вой, который сначала одну створку слегка приоткрыл, потом вторую распахнул полностью, торопливо попытался половину ворот закрыть. Видимо, хорошо этот вой в темноте видел, и сумел разобрать, что в отряде всего один настоящий сирнанин, а остальные вои-словене. Но выполнить задуманное он не успел. Вадимир первым выхватил меч, поскольку остальные его команды дожидались, и рубанул воя-привратника по плечу. Резко рубанул, с оттяжкой. А меч княжича – это не меч простого воя, который, как не наточи, все равно больше металлическую дубинку по действию напоминает. Княжеский меч глубоко ушел в тело. В раскрытых наполовину воротах стояло несколько воев. Словене с громким криком ринулись в атаку, и просто смяли их лосями, и добили копьями, даже не останавливаясь. На площадке перед воротами стояло в боевой позиции десять конных варягов. Восемь с копьями наперевес, двое по краям с факелами. Вой с густым басом мнимых сирнан не обманывал. Предосторожность варяги приняли. Но десяти явно не хватало против тридцати. Их могло бы хватить против тридцати сирнан, но не против тридцати равных по силам словен… Тем более, словене эти уже успели взять разгон, а варяги стояли, даже поводья коней опустив, и в темноте не смогли разобрать, что впереди происходит. Света двух факелов хватало, чтобы осветить строй конников-варягов, но до ворот этот свет никак не доставал. И только крик атакующих заставил варягов копья опустить, и встретить атаку противника в готовности. И два факела тут же полетели в стороны, в сложенные здесь же, и готовые к горению пирамидки костров. Костры вспыхнули и разгорелись быстро, сразу после копейного столкновения воев, после которого на конях осталось только семь варягов, а из словен только один вой после удара копьем в лицо упал на бревенчатый настил. Схватка перешла в мечевую. Но на помощь конникам уже спешили воины охраны со стен и от ворот. И даже стрельцы не могли вести обстрел с дистанции, потому что в темноте легко было попасть в своих. Света от двух костров в боевой круговерти явно не хватало. И потому стрельцы тоже со стен спустились, чтобы вести мечевую схватку. Таким образом, численное преимущество перешло к варягам. Более того, из глубины крепости, звеня оружием, и тяжело топая по мерзлому осиновому настилу, уже бежали другие варяги из гарнизона крепостицы. Вадимир вовремя оценил ситуацию, и первым направил лося к воротам. Но там, когда его догнали другие всадники отряда, развернулся, и начал новую атаку, отбросив варягов на середину площади. Все-таки мощные лоси в атаке были полезнее лошадей. Но в мечевой схватке Вадимир потерял еще четверых бойцов. Пора было бы и отступить, но Вадимир тянул время. Варягом должно было бы показаться, что он ждет запаздывающую подмогу, которая должна вот-вот войти в распахнутые ворота.

Верный словенам сирнанин вместе с одним из молодых воев дружины тем временем начали просовывать между бревен привратной башни бересту. Бревна башен, как правило, сберегали от гниения пропиткой в дуранде. Это делало бревна горючими. Причем пропитывали, в основном, внутреннюю сторону стен, которую противник не мог поджечь. Сейчас такая возможность была. Другие вои отряда прикрывали поджигателей, оберегали их от ударов, никого не подпуская. Наконец, стена вспыхнула, и пламя быстро распространилось по всей стене башни. А тут на вышке в центре крепостицы и сигнальный костер загорелся. Варяги давали сигнал в крепость Заломовую. Наверное, и гонца уже через другие ворота отправили. Этого сигнала, в основном, и ждал Вадимир. И только после этого дал сигнал:

– Отходим…

Несколько пеших воев хотели перегородить дорогу, а другие пытались закрыть ворота. Никто, к счастью, не бросился во время сечи сбивать огонь, пока он не распространился на всю стену. А теперь уже бороться с этим огнем было поздно. Как и ворота закрывать. Лоси мощно били грудью, не боясь оружия, и только зверея от преграды в виде хилых в сравнен с ними человеческих тел. Варяги у ворот и перед ними были смяты и раздавлены мощными копытами. Отряд Вадимира вырвался из крепостицы, и, чтобы избежать возможного преследования, княжич заранее всех предупредил, что лосей предстоит гнать во весь опор. Конникам-варягам, конечно, не представляло труда догнать лосей. Но кони у них были, видимо, еще не оседланы, да и близкий лес, примыкающий к дороге, грозил, обещая сильную засаду, и потому варяги предпочли дождаться, пока соберутся силы основательные, и только потом отправились вдогонку за отрядом Вадимира. Однако, было уже поздно. Лоси успели создать дистанцию, которую даже на лошадях преодолеть быстро было не легко.

Отряд же княжича направлялся прямо в сторону дороги вдоль реки Вуоксы. По мыслям Вадимира, именно туда должна была бы двинуться дружина Астараты, чтобы перекрыть путь славен в сторону Бьярмы и крепости Карелы, где сидел, как знали варяги по донесениям разведки, раненый князь Буривой, собирающий с какой-то целью свои полки из отдаленных крепостей. При этом варяги подозревали, что словене из нескольких крепостиц, не зная обстановки, не зная численности гарнизона Воробьиного чиха и крепости Заломовая, решили, проезжая мимо, бездумно попытаться захватить Воробьиный чих. Больших сил в наличии у противника, как думали варяги, быть не должно, и опасности не чувствовали. Те вои, что вышли в погоню за отрядом княжича Вадимиру, увидели, что дружина Астараты уже вышла в поле перед лесом, и начала бой прямо на дороге вдоль Вуоксы и в снежном поле перед лесом. И поспешили, чтобы помочь своим. К отряду Вадимира тем временем присоединилось около семи десятков бойцов, которых он выбрал раньше, и усиленный отряд, обойдя дружину Астараты, двинулся к Заломовой. А взявший на себя руководство основной сечей воевода Военег, опытный в ратном деле, и хитрый водитель полков, пропустил в дружине Астараты полк Воробьиного чиха, и атаковал засадным полком варягов в спину, отрезав им обратный путь в крепостицу. Появление этого засадного полка уже выровняло численный состав сторон, но почти сразу за первым в дело вступил второй засадный полк, атаковавший противоположный фланг, и еще один полк вышел дружине Астараты в тылы отрезав варягов, таким образом, и от Заломовой.

Атакованные с четырех сторон, варяги попытались прорваться через, как им показалось, слабое место, где строй словен был не слишком плотен – через ту часть дружины, что изначально ввязалась в сечу. Но Военег предвидел, что атака пойдет именно сюда. Словене даже расступились по команде воеводы, образовав не слишком широкий проход, Но по дороге к лесу колонна варягов, вытянувшись в длину, не могла преодолеет сугробы, и увязла в них по пояс. Военег уже знал, что произойдет. Вытянувшуюся колонну разрезали атакой с двух сторон на пять равных частей, и начали попросту уничтожать. Только замыкающая колонну часть дружины, припертая в дополнение ко всему, и сзади, в естественном яростном желании жить сумела с большими потерями прорваться на свой же уже протоптанный путь в сторону Заломовой. И попыталась вернуться в крепость, где можно было бы отсидеться за стенами. Варягов, прорвавшихся к спасению, было не больше полутора сотен. Но князь Вадимир, надеявшийся на то, что ворота Заломовой будут открыты после ухода войска, недооценил осторожность Астараты, который сам из крепости не выступил, и даже оставил у себя пять сотен. Варяги со стен крепости видели маневр отряда Вадимира, и выставили свои резервные сотни навстречу Вадимиру. Княжич, не вступив в бой, вынужден был резко развернуть отряд, и двинуться в обратный путь. И прямо на дороге столкнулся с полутора сотнями отступающих варягов. Его сотня была свежа, и, в отличии от противника, не измотана сражением. К тому же вся сотня была верховой, тогда как у варягов конными были только три десятка. И княжич без раздумий повел свою сотню в атаку, прорываясь к своим не через глубокие сугробы, а прямо по дороге, и даже по телам убитых врагов. Этого требовала обстановка, потому что полк, выступивший из Заломовой, тоже имел около сотни конников, которые могли вот-вот показаться за спиной. Половина сотни Вадимира сидела на лосях, и лоси были хорошим тараном, который прочищал дорогу. Потери самой сотни княжича были при этом прорыве небольшими. Было убито лишь три воя. И все, похоже, были сняты с седел одним стрельцом. Стрельцов у варягов было мало. Это князь Войномир собирал всех стрельцов в один полк, который наносил по противнику массированный удар, а потом быстро перемещался в другое место, где наносил новый удар. Князь же Астарата воевал по старинке, распределяя стрельцов по одному, по два человека на сотню, чтобы удары стрел были равномерными. Стрельцы обычно находились в последних рядах, и искали для себя возвышенное место, с которого могли видеть, куда стрелять, и стреляли выборочно, выискивая себе наиболее опасные для полка фигуры воев противника. Подобная тактика делала действия предсказуемым, и не приходилось гадать, успеют ли стрельцы переместиться туда, куда им переместиться следует. Чтобы на новой позиции нанести противнику наибольший урон. И уже тогда, когда сотня словен прорвалась на открытую дорогу, следующая стрела ударила Вадимиру в спину, вонзившись в позвоночник. Вадимир еще какое-то время держался в седле, но, скорее всего, лишь по инерции, потом свалился вперед, выронив меч, и бросив руки через высокую луку седла лосю на рога. А вскоре стал сползать набок. Состояние княжича заметили, его придержали, и даже поднятый меч вложили в ножны. Но оставлять Вадимира так близко от варягов не рискнули, и погнали лосей, не понимая еще, что везут, придерживая в седле, уже мертвого всадника, который меч из ножен уже никогда больше не выхватит.

Вадимир сам перед выступлением из Карелы снял с себя доспехи, оставшись только в звериных шкурах. Доспехи казались княжичу слишком тяжелыми…

Велибора так и не смогла уснуть в эту ночь. И уже незадолго до рассвета, все обдумав, и решившись на крайние меры, которые способны сделать из княжны княгиню, порывшись у себя в дорожных вещах, она переложила в карман маленький кожаный мешочек с тем, что сделала по ее заказу труболетка Бисения, и спустилась на первый этаж. Дворовый человек, как раньше стоял у двери горницы князя Буривоя, прислонившись спиной к стене, так стоял и теперь, и, казалось, даже спать не хотел. Смотрел одновременно сердито, и с чувством важности своей миссии.

– Есть кто у батюшки? – спросила княжна.

– Один сидит. Ждет вестей из полков.

– А Вадимир где?

– Знамо дело – где… Полки повел! В сечу с варягами…

Это было еще одним оскорблением Велиборы. Вадимир даже не заглянул в ее комнату, чтобы проститься перед тем, как отправиться в поход. Она не предполагала, как долго этот поход продлится. Но, если князь Буривой ждет вестей из полков, значит, поход не длительный. Велибора даже попыталась успокоить себя тем, что Вадимир не хотел заставлять ее в ее положении волноваться, потому и не предупредил. Тем не менее, обида продолжала больно щипать ее сердце, и в глубине души Велибора была уверена, что Вадимир не захотел проститься специально для того, чтобы показать ей свое пренебрежение. Но при дворовом человеке обнажать свои чувства княжна не желала, молча открыла дверь княжеской горницы, и вошла тихо, беззвучно.

Князь Буривой спал, сидя на скамейке перед столом, положив на стол свои тяжелые руки, а на руки и кудлатую голову, которой никогда, наверное, не касался гребень. И едва-едва дышал. Но все-таки дышал, и дышал, к сожалению княжны, ровно, не как дышит больной человек. Это дыхание ее расстроило, и заставило уверовать в необходимость срочных действий, которые она задумала. Остановившись с торца стола, за которым князь сидел, Велибора долго смотрела на него, потом осмотрела горницу. Она боялась, что здесь кто-то еще окажется, кто помешает ей. Она боялась, и, одновременно, надеялась на это. Но в горнице не было никого, кто смог бы остановить княжну, и тогда она шагнула к подоконнику, где стояли баклажки с медом.

Рука предательски дрожала, когда Велибора снимала с баклажки берестяную крышку. Она вытащила из кармана заветный мешочек Бисении и стремительно, чуть не со злым размахом, вытряхнула содержимое в мед. При этом лицо труболетки словно бы висело где-то там, за окном, закрытым мутным бычьим пузырем, словно Бисения наблюдала за ее действиями. И сразу вспомнился уверенный и всегда твердый и острый, как нож, проникающий внутрь голос старухи: При этом говорила Бисения всегда тихо, чуть не шепотом, что заставляло прислушиваться к ее словам, чтобы не пропустить нечто важное.

– Против этого никакой человек не устоит, будь у него хоть сила ведмедя…

Но Буривой одним ударом убивал ведмедей. Много их за свою жизнь убил. Сколько у него сил? Этого Велибора не знала. Но надеялась на слова труболетки. Как-никак, а Буривой был просто человеком. Смертным человеком. И к тому же уже давно ослабленным болезнью после ранения. Загноившаяся рана съедала и сжигала его изнутри. И только та сила, что позволяла ему ведмедей убивать кулаком, позволяла князю бороться с болезнью, и цепляться за жизнь. Значит, нужен был только небольшой толчок, чтобы болезнь победила Буривоя. И княжна готова была помочь болезни.

От ворот в сторону княжеского жилища шли люди с факелами. Велибора наклонилась, и попыталась увидеть хоть что-то. Но мутный бычий пузырь был, в дополнение ко всему, еще и от мороза покрыт инеем, и не позволял рассмотреть ничего, кроме смутного плавающего огня факелов. Хотя факелы, по большому счету, уже были и не нужны. Даже бычий пузырь пропускал уже начинающийся медленный зимний рассвет. Кто-то, видимо, хотел так привлечь к себе внимание.

– Что ты здесь делаешь? – резко спросил голос князя за спиной. – Я разве звал тебя?

Княжна вздрогнула всем телом. Испугалась.

– Люди идут. С факелами… – сказала она.

– Зачем факела? Какие факела! Светает уже! – проворчал князь. – Дай мне меду.

Велибора оглянулась, словно бы мед отыскивая глазами.

– Под носом у тебя стоит. На окне.

Она увидела, и подала князю баклажку. Ту самую, к которой только что прикасалась. Буривой крышку не просто снял, а отбросил в сторону, злой спросонья или от мучительной бессонницы, отступающей лишь на короткие моменты. И одним большим глотком баклажку опорожнил.

За дверью послышался топот множества ног. В горницу без стука вошли два человека с факелами. Следом за ними воевода Военег. За Военегом еще два воя с факелами. Велибора искала взглядом Вадимира, но не нашла.

Буривой встал.

– Княже… Варяги полностью разбиты. Крепостица Воробьиный чих горит. Заломовую взять «изъездом» не удалось. По моим подсчетам, там около восьмисот воев осталось, не больше. Можно попробовать сразу с нескольких ворот ворваться. «Баранами» ворота выбьем… Если Астарата сам крепость не сдаст…

– Хорошо дрались! – одобрил Буривой хрипло.

– Хорошо, – согласился воевода. – Но…

– Вадимир? – спросил Буривой с беспокойством в голосе, словно все уже знал. Хотя и догадаться было не трудно, если с докладом прискакал не княжич, а только воевода. Как гонца воеводу не пошлют. Значит, он не гонец, а носитель печальной вести.

– Вадимир… – воевода опустил голову. – Ему стрела в позвоночник попала. Он под сирнанские меха кольчугу не одел. Скоро его привезут.

– Я знал, что так случится, – тихо, даже без хрипа в голосе сказал Буривой. – Подожди, сын, я тебя догоню…

Ноги его подогнулись, и князь тут же упал между столом и скамьей.

Воины подскочили к нему. Изо рта князя шла пена. Глаза его, еще широко раскрытые, красно светились при свете факелов, и стекленели прямо на глазах.

И только одна княжна Велибора знала, что случилось с князем. Все остальные думали, что сердце его не выдержало сообщения о гибели младшего сына. Но она, сосредоточенно следя за князем, не внимала словам Военега, и не поняла сразу, что случилось с мужем, хотя и слышала, что было произнесено его имя. И потому переспросила Военега:

– Вадимир где? Когда приедет?

– Его везут. Скоро будут. Я приказал готовить погребальный костер. А готовить их следует два. Или ты прикажешь сжигать их на одном костре?

Велибора вдруг все поняла. До нее с таким опозданием дошел смысл сказанного про Вадимира раньше. С одной стороны, поняла вдруг Велибора, на нее не падет подозрение из-за смерти Буривоя. С другой стороны… С другой стороны смерть Вадимира лишала княжну всяких надежд стать княгиней Славена. Последнее не сразу стало понятно ей до конца. А когда стало понятно, Велибора потеряла сознание, и тихо, даже без вздоха осела на пол. Она не научилась терпеть удары судьбы…

Княжну, хотя никто из словен не любил ее за высокомерный нрав, все же бережно перенесли в ее комнату на втором этаже, где она всю минувшую ночь металась, как хищная волчица в клетке, и уложили в постель, в которой она не могла нынешней ночью уснуть. И оставили возле двух составленных вместе лавок, покрытых мягкой пуховой периной, двух женщин, чтобы дежурили рядом с беременной, и помогли ей, если будет нужно. Когда были живы князь Буривой и княжич Вадимир, с Велиборой никогда не обращались так бережно, как после их смерти. Она почувствовала заботливость этих людей, идущую от их рук, еще на лестнице, когда вернулась в сознание. Но она не подала вида, что уже все ощущает и понимает. Ей требовалось время, чтобы обдумать свое новое положение. И не хотелось, чтобы кто-то мешал ей думать о своих делах.

Но женщины своей заботой как раз мешали ей. Они сначала протерли ей лоб и щеки перебродившей яблочной кислой водой, потом льняную тряпочку, пропитанную этой вонючей водой поднесли ей к носу. Запах был не из самых приятных, и ноздри, буквально, разрывал. Велибора не хотела показывать, что она вернулась в сознание, но этот едкий запах заставил ее поморщиться, а потом и чихнуть. А потом и глаза, вопреки мыслям, широко открылись сами собой.

– Ожила, княжна… – сказала пожилая женщина с сочувствием, и сочувствие это не показалось Велиборе наигранным. Но ей сейчас сочувствие этих славян было не нужно.

Тем более, она вообще не понимала, чем эта забота вызвана. Она же теперь уже, по сути дела, никто! Еще полчаса назад, она, Велибора, была женой княжича, и предполагаемой княгиней Славена, о чем они, словене, конечно, не могли догадываться. Но сама-то она уже почти чувствовала себя княгиней, и, по сути дела, чувствовала себя уже правительницей всего княжества. Тогда эти люди могли и должны были оказывать и показывать свою заботливость. Они обязаны были это делать. А сейчас, в один миг, она стала никем. Она снова стала дочерью хозарской рабыни. И сделала это Велибора своими руками. Если бы просто погиб Вадимир, но остался в живых Буривой, остался бы князем, Велибора все равно занимала бы соответствующее ей положение. Более того, останься в живых Гостомысл, и тогда она не потеряла бы так много. Но она обрекла на смерть и Гостомысла, и Буривоя. А злая судьба отняла у нее мужа. Как сама себе говорила теперь Велибора, любимого мужа. И вот уже она осталась никем.

Велибора знала законы словен. Они обычно на вече выбирают себе князя сами. Это Буривой, как человек сильный и властолюбивый, став князем, не желал уже никакого вече видеть. Точно так же делал и его отец, тоже человек не самого легкого характера. Но словене были довольны своими князьями, и потому не противились даже передаче должности правителя княжества по наследству. Они уже даже привыкли к этому, и смирились с тем, что их мнение княжеским домом во внимание не принималось. Так же должны были стать князьями и дети Буривоя. Об этом сам Буривой многократно говорил, хотя ругал порой за мягкость Гостомысла, которого считал своим наследником. Мягкость же Вадимира старый князь вообще во внимание не принимал, считая, что тому не княжить. Но теперь, когда нет ни самого Буривоя, ни его детей мужского пола, а в том, что Гостомысл не вернется, Велибора была уверена, словене наверняка задумают провести новое вече, и выберут нового князя. И куда тогда деваться Велиборе с сыном, которого она вскоре должна произвести на свет? Имущества у нее хватит на безбедную жизнь. Но не хватит власти, к которой она в своих мыслях уже давно привыкла. И сейчас для этих женщин она уже вообще никто. И никогда уже не будет распоряжаться их судьбами. Эти мысли, отвергающие все те надежды, что зрели в голове и сердце Велиборы в течение многих лет, били ее больно. Но она умела терпеть, и не отчаиваться. Оставалась еще слабая надежда, что Бисения ошиблась, и Гостомысл вернется домой живым и здоровым. Тогда уже он будет заботиться о Велиборе и ее будущем сыне Вадиме. И еще Велибора выписала у своих родственников в Хозарии целый хозарский двор для себя. Она была уверена, что все случится так, как она с Бисенией задумали. И написала письмо родственникам, отправила с торговыми людьми. И что теперь будет? Приедет этот хозарский двор, со своей стражей, которая должна была служить Велиборе, со своими советниками, которые должны были руководить не княжной, а княгиней. Руководить так, как это Хозарии нужно. Обратно их отсылать? Словене хозар в город не пустят. И не дозволят Велиборе таких держать дома. Да и зачем они вообще нужны, если не быть ей княгиней? Даже если Гостомысл вернется здоровым, она уже все равно княгиней-правительницей никогда не станет.

И как раз в это время, когда она подумала о Гостомысле, снизу послышался шум многих голосов. Что-то там произошло. Может быть, обманулись вои, может быть, Вадимир жив? Или на Буривоя яд не подействовал?

Испугав своим движением женщин, Велибора резко вскочила, и бросилась к двери…