Книга: Делай Деньги
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5

Глава 4

Темное кольцо — Необычный подбородок — Работа на всю жизнь, но не на долгую — Приступая к делу — Веселье Журналистики — Дело в городе — Миля в его ботинках — Роскошная возможность
Человек… Мастерил вещи. Он не был известным, потому что на его вещах никогда не было его имени. Нет, обычно там были имена умерших людей, мастеров своего дела. Он, в свою очередь, тоже был мастером одного дела. Это было искусство подделки.
— У вас есть деньги?
— Да, — человек в коричневой накидке указал на невозмутимого тролля рядом с ним.
— Зачем вы это сюда привели? Терпеть их не могу.
— Пять тысяч нелегко нести, мистер Морпет. И должен заметить, это очень большая сумма за драгоценность, которая даже не из серебра, — сказал молодой человек, которого звали Досихпор.
— Да, но ведь в том-то и дело, нет разве? — отозвался старик. — Я знаю, это не совсем правильно, то, что вы делаете. И я уже говорил, что стигий встречается еще реже золота. Просто он не блестит… Ну, пока чего-нибудь не так не сделаешь. Поверьте, я мог бы продать Наемным Убийцам все, что удалось достать. Эти милые джентльмены любят черный, очень. До смерти любят.
— Нет ничего незаконного. Буква V никому не принадлежит. Слушайте, мы уже говорили об этом. Дайте посмотреть.
Старик смерил Досихпора пристальным взглядом, потом открыл ящик стола и выложил на столешницу маленькую коробочку. Потом приспособил отражатели ламп и сказал:
— Ладно, открывайте.
Молодой человек поднял крышку и вот оно, черное как ночь, V высечена более глубокой и резкой тенью. Человек глубоко вздохнул, протянул руку к кольцу и в ужасе его выронил.
— Оно теплое!
Изготовитель подделок фыркнул.
— Конечно, теплое. Это же стигий. Он пьет свет. Если бы ты сделал это при ярком дневном свете, то сейчас бы кричал и дул на пальцы. Когда на улице светло, держи его в коробке, понятно? Или, если ты хвастун, то надевай на него перчатку.
— Оно идеально!
— Да, это так. — старик выхватил кольцо обратно, и Досихпор начал падать в свой личный ад. Мастер прорычал: — Прямо как настоящее, не так ли? Ой, не надо выглядеть таким удивленным. Думаете, я не знал, что сделал? Я видел вещицу пару раз, и мое кольцо одурачило бы самого Ветинари. Но такое сложно забыть…
— Я не понимаю, что вы имеете в виду! — возразил Досихпор.
— Тогда ты точно глупец.
— Я же говорил, что буква V никому не принадлежит!
— Его Светлости такое скажешь? Нет, не скажешь. Но ты заплатишь мне еще пять сотен. Я все равно думаю уходить на пенсию, а с маленькой надбавкой я уберусь очень далеко…
— У нас же было соглашение!
— А теперь заключим еще одно, — предложил Морпет. — На этот раз купишь забывчивость.
Изготовитель подделок лучился счастьем. Молодой человек выглядел неуверенным и, наоборот, несчастным.
— Для кого-то это ведь бесценная вещь, так? — быстро вставил Морпет.
— Ладно, черт с тобой, пять сотен.
— Только вот теперь уже тысяча, — сказал старик. — Видишь? Ты слишком быстро согласился. Не торговался. Кому-то ну очень нужна эта игрушка, да? Все, пятнадцать сотен. И попробуй найти кого-нибудь в этом городе, кто обращается со стигием лучше меня. И если откроешь рот, чтобы сказать что угодно, кроме как „да“, цена поднимется до двух тысяч. Будет по-моему.
Наступило долгое молчание, после чего Досихпор сказал:
— Да. Но мне придется сходить за остальным.
— Сделайте это, мистер. Я буду тут ждать. Ну вот, совсем ведь не сложно? Ничего личного, это бизнес.
Кольцо опустилось обратно в коробку, а коробка — обратно в ящик. По сигналу молодого человека тролль бросил мешки на пол и, выполнив, таким образом, свою работу, исчез в ночи.
Досихпор внезапно повернулся, и рука ремесленника метнулась к столу. Но он успокоился, когда молодой человек спросил:
— Вы будете здесь позже, да?
— Я? Я всегда здесь. Проходи.
— Вы будете здесь?
— Я же только что сказал, что да!
В темноте вонючего коридора молодой человек с бешено колотящимся сердцем отворил дверь. Внутрь вошла фигура в черном. Лица за маской не было видно, но Досихпор прошептал:
— Коробка в верхнем правом ящике. Справа какое-то оружие. Забери себе деньги. Только… Не причиняй ему боль, ладно?
— Причинять боль? Я здесь не для этого! — прошипела фигура.
— Знаю, но… Сделай все аккуратно, хорошо?
А потом Досихпор закрыл за собой дверь.
Шел дождь. Досихпор встал у двери напротив. Дождь и журчание воды в желобах и сточных канавах перекрывали все звуки, но ему показалось, что через все это он услышал глухой удар. Может, это было и игрой воображения, потому что он не услышал ни открытия двери, ни приближения убийцы, а потому чуть не проглотил язык, когда тот вдруг вырисовался прямо перед ним, сунул ему в руку коробку и растворился в дожде.
Потянуло запахом перечной мяты — убийца подготовился основательно и кинул мятную бомбу, чтобы скрыть запах.
Чертов старый ты дурак! — воскликнул Досихпор в хаосе, творившемся у него в сознании. Почему ты не взял деньги и не заткнулся! У меня не было выбора! Он бы не стал рисковать тем, что ты кому-нибудь расскажешь!
Досихпор почувствовал тошноту. Он никогда не хотел такого! Он не думал, что кто-нибудь умрет! Потом его вырвало.
Это было на прошлой неделе. Дела не наладились.
У Лорда Ветинари была черная карета.
У других людей тоже были черные кареты.
Следовательно, не всякий сидящий в черной карете человек является Лордом Ветинари.
Это было очень важное философское заключение, о котором Мойст, к сожалению, в пылу ситуации забыл.
Теперь никакого пыла не было. Космо Роскошь был хладнокровен, или, по крайней мере, от души пытался таким быть. Он, конечно, носил черное, как делают некоторые люди, чтобы показать, какие они богатые. Но по-настоящему его выдавала борода.
Технически, стиль у нее был как у Лорда Ветинари. Тонкие линии черных волосков шли от каждой щеки, потом делали поворот, чтобы также тонко пройти под носом и заканчивались черным треугольником прямо под нижней губой, и все это, как казалось Космо, придавало вид угрожающей элегантности. И на Ветинари это и вправду так смотрелось. У Космо же элегантная бородка неудачно держалась на поверхности синих щек, блестящих от крошечных капелек пота, а еще давала впечатление подбородка, похожего на лобок.
Какому-то мастеру-парикмахеру пришлось бороться с бородой волосок за волоском каждый день, не было легче и от того факта, что с тех пор, как Космо перенял стиль, он здорово раздулся. В жизни беззаботного молодого человека порой наступает день, когда его шесть кубиков превращаются в бочонок, но в случае Космо они превратились в бадью жира.
А потом вы замечали его глаза, и они все проясняли. У них был отстраненный взгляд человека, который уже может видеть вас мертвым…
Но Мойст был готов поспорить, что Космо не из тех, кто убивают своими руками. Скорее всего, он покупал смерть, когда она была ему нужна. Да, на слишком толстых для этого пальцах были показушные перстни с ядом, но наверняка у того, кто действительно чем-то подобным занимается, столько их не будет? Настоящие убийцы не заботятся о рекламе. И зачем эта изящная черная перчатка на другой руке? Это жеманство Гильдии Убийц. Точно, выпускник школы гильдии, значит. Многие дети из семей высшего класса обучались там, но не следовали по Черной Программе. У него, наверное, была справка от мамы, что он освобождается от закалываний.
Мистер Непоседа трясся от страха или, может быть, от ярости на руках Мойста и рычал как леопард.
— А, мачехин песик, — произнес Космо, как только карета тронулась. — Как мило. Не буду тратить слова понапрасну. Я дам вам за него десять тысяч долларов, мистер Липовиг.
Рукой без перчатки он протянул листок бумаги.
— С моей подписью. В городе это кто угодно примет.
Голос Космо словно перешел во вздох, как будто говорить ему было почему-то больно. Мойст прочел:
Прошу вас выплатить сумму в десять тысяч долларов Мойсту фон Липовигу.
И поверх однопенсовой марки стояла подпись Космо Роскоши с кучей завитушек.
Подпись поверх марки… Откуда это взялось? Но в городе такое можно было увидеть все чаще и чаще, и если спросить кого угодно, почему они это делали, они бы ответили: „Потому что тогда все законно, понимаете?“. И обходилось это дешевле юристов, в общем, работало.
И вот сейчас прямо на него смотрят десять тысяч долларов.
Да как он смеет подкупать меня, подумал Мойст. Вообще-то, это было второй мыслью, мыслью в скором-времени-владельца золотистой цепочки. Его первой мыслью, приветом от старого доброго Мойста, было: „Да как он смеет подкупать мне так дешево“.
— Нет, — сказал он. — В любом случае, я за уход за ним за пару месяцев получу больше этого!
— О да, но мое предложение не такое… рискованное.
— Вы думаете?
Космо улыбнулся.
— Бросьте, мистер Липовиг. Мы же с вами светские люди…
— …Вы и я, да? — закончил Мойст. — Как предсказуемо. И потом, надо было сперва предложить мне больше денег.
В этот момент что-то случилось в районе лба Космо. Обе брови начали дергаться, как у мистера Непоседы, когда он беспокоился. В какой-то момент они скрючились, а потом Космо увидел выражение лица Мойста, тут же похлопал свою бровь и на мгновение его взгляд показал, что за любым комментарием по этому поводу тут же последует смерть. Он прочистил горло и сказал:
— За то, что я могу получить бесплатно? У нас есть хорошие доказательства, что моя мачеха была не в своем уме, когда оставляла это завещание.
— А мне она показалась проницательной как гвоздь, сэр, — заметил Мойст.
— С двумя-то заряженными арбалетами на столе?
— А, я понял вашу точку зрения. Да уж, будь бы она по-настоящему в своем уме, то в придачу наняла бы парочку троллей с большими дубинами.
Космо смерил Мойста долгим оценивающим взглядом, то есть он его таковым явно считал, но Мойст знал эту тактику. Предполагалось, что тому, на кого смотрят, будет казаться, что сейчас прикидывают, как сильно его избить, но на самом деле это просто могло значить „Вылуплюсь-ка я на него, пока думаю, что делать дальше“. Космо, может, был и безжалостным человеком, но не дураком. Человека в золотом нельзя не заметить, и кто-нибудь точно запомнит, в какую карету он запрыгнул.
— Боюсь, моя мачеха высадила вас в неприятности, — сказал Космо.
— Я уже бывал там, — сказал Мойст.
— О? Когда это было? — резко и внезапно вылетел вопрос.
А. Прошлое. Не слишком приятное место. Мойст старался его избегать.
— О вас очень немного известно, мистер Липовиг, — продолжил Космо. — Вы родились в Убервальде и вы стали нашим Главным Почтмейстером. А в промежутке…
— …Ухитрился выжить, — перебил его Мойст.
— И впрямь завидное достижение, — признал Космо. Он постучал по стенке кареты, и та начала останавливаться. — Надеюсь, так оно будет продолжаться и впредь. А пока позвольте мне дать вам хотя бы это…
Он разорвал счет напополам и кинул на колено Мойсту ту половинку, на которой очень многозначительно не было ни печати, ни подписи.
— Зачем это? — спросил Мойст, поднимая бумажку и другой рукой силясь удержать взбешенного мистера Непоседу.
— О, просто в знак честного обещания, — сказал Космо, как только карета остановилась. — Однажды вы можете почувствовать склонность попросить у меня вторую половину. Но поймите и меня, Мистер Липовиг, обычно я не люблю решать проблемы сложным способом.
— Прошу вас, в моем случае тоже не стоит, — сказал Мойст, рывком открывая дверь. Снаружи была Саторская Площадь, полная карет, людей и, что смущало, потенциальных свидетелей.
На секунду лоб Космо опять вытворил… Эту штуку с бровью. Космо хлопнул по ней и сказал:
— Мистер Липовиг, вы не так поняли. Это и был сложный способ. Прощайте. Мои пожелания вашей юной леди.
Мойст резко развернулся на булыжниках, но дверь уже захлопнулась и карета двинулась прочь.
— Что ж ты не добавил „Мы знаем, где учатся твои дети?“ — прокричал он вслед.
Что теперь? Черт побери, его все-таки зашвырнули в самое пекло!
Немного поодаль стоял и манил дворец. К Ветинари есть несколько вопросов. Как он это подготовил? Стража ведь сказала, что она умерла по естественным причинам! Но он же учился на Убийцу, да? Настоящего убийцу, может, специализирующегося на ядах.
Он шагнул в открытые ворота, но стражи остановили его у самого здания. Мойст в прошлом сталкивался с такими. Для них, наверное, был специальный вступительный экзамен. Если они на вопрос „Как тебя зовут?“ отвечают неправильно, то их нанимают. Некоторые тролли бывают сообразительней. Но их нельзя одурачить или заболтать. У них был список тех, кого можно впускать и тех, кому нужно было назначение. Если вас не было ни в одном, то внутрь вы не попадали.
Тем не менее, их капитан, подающий надежды настолько, что мог читать крупные буквы, распознал „Главного Почтмейстера“ и „Председателя Королевского Банка“ и послал одного из своих парней с накарябанной запиской к Стукпостуку. К удивлению Мойста, через десять минут его поторопили в Продолговатый Кабинет.
Все места вокруг большого стола для совещаний, стоявшего в одном конце комнаты, были заняты. Мойст узнал нескольких руководителей гильдий, но некоторые присутствующие были ничем не выдающимися горожанами, рабочими людьми, которым было не по себе в помещениях. На столе были расстелены карты города. Мойст чему-то помешал. Точнее, Ветинари что-то прервал ради него.
Как только Мойст вошел, Лорд Ветинари сразу же встал и поманил его за собой.
— Прошу извинить меня, леди и джентльмены, но мне нужно кое-что обсудить с Главным Почтмейстером. Стукпостук, не могли бы вы еще раз пройтись по всем пунктам? Мистер Липовиг, сюда, пожалуйста.
Мойсту показалось, что он услышал приглушенный смех позади, когда его привели в помещение, которое сначала напомнило ему коридор с высокими потолками, но на самом деле оказалось чем-то вроде галереи. Ветинари закрыл за ними дверь. Щелчок показался Мойсту очень громким. Его ярость быстро истощилась, уступив место очень зябкому чувству. В конце концов, Ветинари был тираном. Его репутация только упрочнится, если Мойста больше никто никогда не увидит.
— Прошу, опустите мистера Непоседу, — сказал Ветинари. — Этому приятелю неплохо будет немного побегать.
Мойст поставил собаку на пол. Как будто бросил щит. Теперь он мог видеть, что было выставлено в этой галерее.
То, что он сначала принял за вырезанные из камня бюсты, оказалось восковыми лицами. И Мойст знал, как и когда их сделали.
Это были посмертные маски.
— Мои предшественники, — поведал Ветинари, неспешно прогуливаясь вдоль ряда. — Конечно, не полная коллекция. В некоторых случаях не смогли найти голову или, можно сказать, она была в довольно неопрятном состоянии.
Наступило молчание. Мойст безрассудно попробовал его заполнить.
— Должно быть, странно, когда они каждый день на вас смотрят так сверху вниз.
— О, вы так думаете? Я бы сказал, что это я всегда смотрел сверху вниз на них. Грубые люди, и большей частью жадные, продажные и неповоротливые. Коварство может до определенного времени служить свою службу, но потом вы умираете. Большинство из них умерли богатыми, жирными и трясущимися от страха. Их неумение вести дела только ухудшило состояние города, а их смерть только улучшила его. Но теперь город работает, мистер Липовиг. Мы развиваемся. Мы бы не могли этого делать, если бы правитель был человеком, способным убивать пожилых леди, вы меня понимаете?
— Я не говорил…
— Я прекрасно знаю, чего вы не говорили. Вы очень громко воздержались от произнесения этого. — Ветинари поднял бровь. — Я крайне зол, мистер Липовиг.
— Но меня втянули прямо во все это!
— Не я, — отрезал Ветинари. — Уверяю вас, что если бы я, выражаясь на вашем неуместном уличном жаргоне, „втянул вас во все это“, вы бы полностью поняли все значения слова „втянуть“ и приобрели бы незавидную осведомленность об „этом“.
— Вы поняли, что я имел в виду!
— Боже мой, это действительно говорит Мойст фон Липовиг или просто какой-то человек, все ждущий свою почти золотую цепь? Топси Роскошь знала, что она слабеет, и просто изменила свою последнюю волю. За это я отдаю ей честь. Персонал тоже примет вас так куда охотнее. И она оказала вам огромную услугу.
— Услугу? В меня стреляли!
— Это просто Гильдия Наемных Убийц бросила вам весточку о том, что следит за вами.
— Стреляли дважды!
— Возможно, для выразительности? — предположил Ветинари, садясь на покрытый бархатом стул.
— Слушайте, банковское дело должно быть скучным! Числа, пособия, работа на всю жизнь!
— На всю жизнь — возможно, но, очевидно, не надолго, — отметил Ветинари, явно наслаждаясь происходящим.
— Вы разве не можете что-то сделать?
— С Космо Роскошь? А что я должен сделать? Предложение купить собаку вполне законно.
— Но вся семья… Откуда вы это знаете? Я вам не говорил!
Ветинари махнул рукой.
— Когда знаете человека, знаете, как он себя поведет. Я знаю Космо. В подобной ситуации он не прибегнет к силе, если могут сработать деньги. Если захочет, он может быть очень представительным.
— Но я слышал об остальных. Судя по всему, они ядовитая компания.
— Я, пожалуй, не смогу что-либо сказать по этому поводу. Как бы то ни было, Топси вам в этом помогла. Гильдия Наемных Убийц не заключит на вас второй контракт. Столкновение интересов, понимаете. Полагаю, технически они могут принять заказ на председателя, но я сомневаюсь, что они сделают это. Убийство комнатной собачки? Это ни в чьем послужном списке не будет хорошо смотреться.
— Я ни на что такое не записывался!
— Нет, мистер Липовиг, вы записались на смерть, — отрезал Ветинари, его голос вдруг стал ледяным и убийственным, как падающая сосулька. — Вы записались на то, чтобы быть справедливо повешенным за преступления против города, против общественного блага и против человеческого доверия. И вас возродили, потому что вы понадобились городу. Дело в городе, мистер Липовиг. Дело всегда в городе. Вы, конечно, знаете о моих планах?
— В Таймс было. Подприятие. Вы хотите проложить под городом дороги, трубы и улицы. Мы откопали какой-то дварфийский механизм, называется Устройство. И дварфы могут возвести водостойкие туннели. Гильдию Ремесленников эта идея очень захватила.
— Я так понимаю по мрачному тону, что вас — нет?
Мойст пожал плечами. Механизмы в любом виде его никогда не интересовали.
— Я вообще никак к этому не отношусь.
— Удивительно, — ошеломленно сказал Ветинари. — Ну, мистер Липовиг, по крайней мере, можете догадаться, что нам для этого проекта понадобится в очень больших количествах.
— Лопаты?
— Финансы, мистер Липовиг. И я бы получил их, если бы у нас была соответствующая времени банковская система. Я очень верю в вашу способность… Немного все расшевелить.
Мойст попробовал последний ход.
— Я нужен Почтовой Службе… — начал он.
— В данный момент нет, и вас это раздражает, — заметил Ветинари. Вы не созданы для скуки. Так что я даю вам отпуск. Мистер Гроут будет вашим заместителем, и хотя у него, может, и нет вашего… чутья, скажем так, но он, я уверен, сможет за всем проследить.
Он встал, показывая, что аудиенция окончена.
— Город истекает кровью, и вы — та повязка, которая мне необходима. Ступайте и делайте деньги. Отворите богатство города. Миссис Роскошь доверила вам банк. Управляйте им как следует.
— Банк, между прочим, у пса.
— А какая у него доверчивая мордочка, — сказал Ветинари, подгоняя Мойста к двери. — Позвольте мне вас не задерживать, мистер Липовиг. Помните: все дело в городе.
Когда Мойст прошел в банк, на улице опять был какой-то марш протеста. В последнее время их было все больше и больше. Забавно, но всем, похоже, хотелось жить под деспотичным правлением тирана Лорда Ветинари. Все стекались в город, улицы которого, видимо, были вымощены золотом.
Не были они золотыми. Но приток населения, несомненно, давал о себе знать. Для начала, начали падать зарплаты.
Этот марш был против найма големов, которые безропотно брались за самые грязные занятия, работали круглые сутки и были настолько честными, что даже платили налоги. Но они не были людьми и у них светились глаза, а людей такое часто очень раздражает.
Мистер Бент, должно быть, ждал за колонной. Только Мойст прошел в двери банка со счастливым мистером Непоседой на руках, как главный кассир уже оказался рядом с ним.
— Персонал очень обеспокоен, сэр, — сказал он, проводя Мойста к лестнице. — Я взял на себя вольность сказать им, что вы обратитесь к ним позже.
Мойст заметил тревожные взгляды. И многих другие вещи, теперь, когда он смотрел на все взглядом почти владельца. Да, банк был построен качественно и из добротных материалов, но стоит всмотреться пристальнее и можно увидеть запущенность и следы времени. Он был как слишком большой дом старой бедной вдовы, которая просто больше не видит пыль. Медь потускнела, красные бархатные занавеси кое-где вытерлись и полысели, мраморный пол блестел только местами…
— Что? — сказал он. — А, да. Хорошая идея. Вы можете привести это место в порядок?
— Сэр?
— Ковры грязные, плюшевые веревки обтрепаны, занавеси знавали лучшие времена, а медь нужно хорошенько почистить. Банк должен выглядеть нарядно, мистер Бент. Можно подать нищему деньги, но нельзя дать ему их взаймы, так?
Брови Бента поползли вверх.
— И это мнение нового председателя, да? — сказал он.
— Председателя? А, да. Мистер Непоседа очень любит чистоту. Правда, мистер Непоседа?
Мистер Непоседа перестал рычать на Бента, чтобы пару раз гавкнуть.
— Видите? — сказал Мойст. — Когда не знаете, что делать, причешитесь и начистите туфли. Золотые слова, мистер Бент. Приступайте.
— Я приложу к этому все усилия, — произнес Бент. — Между тем, с вами хотела встретиться дама. Она не пожелала назвать свое имя, но сказала, что вы будете рады ее видеть. Я отвел ее в маленький зал заседаний.
— Вам пришлось открыть окно? — с надеждой спросил Мойст.
— Нет, сэр.
Это исключало Адору Белль, но заменило ее ужасающей мыслью.
— Она же не одна из семьи Роскошей?
— Нет, сэр. И сейчас мисте… председателю пора завтракать, сэр. Холодным очищенным от костей цыпленком, это из-за желудка. Я распоряжусь послать еду в маленькую спальню, хорошо?
— Да, пожалуйста. Сможете мне тоже что-нибудь урвать?
— Урвать, сэр? — Бент выглядел озадаченным. — Вы имеете в виду украсть?
А, вот какой ты человек, подумал Мойст.
— Я имел в виду найти мне что-нибудь поесть, — перевел он.
— Конечно, сэр. В номере есть маленькая кухня и свой повар. Миссис Роскошь здесь некоторое время жила. Будет занятно снова обрести Начальника Королевского Монетного Двора.
— Мне нравится, как звучит Начальник Королевского Монетного Двора, — заметил Мойст. — Как тебе, мистер Непоседа?
По этому сигналу председатель тявкнул.
— Хм-м-м, — протянул Бент. — И еще кое-что. Можете подписать вот эти бумаги?
Он указал на стопку документов.
— А что это такое? Не какие-нибудь протоколы? Я их не подписываю.
— Разные формальности, сэр. В основном везде требуется ваша подпись от лица председателя, но мне посоветовали, чтобы в отмеченных местах должен быть поставлен отпечаток лапы мистера Непоседы.
— Ему надо это все читать? — спросил Мойст.
— Нет, сэр.
— Значит, и я не буду. Это банк. Вы мне провели экскурсию. Не думаю, что у него не хватает колеса. Просто покажите, где подписать.
— Только вот здесь, сэр. И здесь. И здесь. И здесь. И здесь. И здесь. И здесь…
Дама в комнате для заседаний была, несомненно, привлекательной женщиной, но, поскольку она работала на Таймс, Мойст не чувствовал себя в силах полностью воспринимать ее как „даму“. Дамы никогда жестоко не цитируют в точности именно то, что вы говорили, но не то, что имели в виду, или не приводят вас в замешательство неожиданно сложными вопросами. Ну, если подумать, они это делают, даже очень часто, но ей за это еще и платили.
Но, он должен был признать, с Сахариссой Крипслок было весело.
— Сахарисса! Какая должна-была-быть-ожидаемой неожиданность! — провозгласил он, входя в комнату.
— Мистер Липовиг! Всегда приятно вас видеть! — откликнулась женщина. — Так вы теперь человек собаки?
Вот такого рода веселье. Похоже на жонглирование ножами. Приходилось постоянно быть начеку. Это как упражнение.
— Уже работаете над заголовками, Сахарисса? — с он. — Я просто исполняю последнюю волю миссис Роскошь.
Он водрузил мистера Непоседу на полированную поверхность стола и сел.
— Так вы — новый председатель банка?
— Нет, это мистер Непоседа у нас председатель, — ответил Мойст. — А ну-ка значительно гавкни милой леди с беспокойным карандашом, мистер Непоседа!
— Гав, — сказал мистер Непоседа.
— Мистер Непоседа — председатель, — сказала Сахарисса, закатывая глаза. — Ну конечно. А вы его приказы исполняете, да?
— Да. Я, кстати, Начальник Королевского Монетного Двора.
— Пес и его хозяин, — произнесла Сахарисса. — Как мило. Я так понимаю, вы можете читать его мысли благодаря какой-то мистической связи между человеком и собакой?
— Сахарисса, я бы не смог это лучше выразить.
Они улыбнулись друг другу. Это был только первый раунд. Оба знали, что только разогреваются.
— Значит, я полагаю, вы не согласитесь с теми, кто считают, что это последняя уловка покойной миссис Роскошь, чтобы не позволить банку оказаться в руках остальных членов ее семьи, которая, по мнению некоторых, не способна привести банк куда-либо, кроме как к полному краху? Или вы подтвердите мнение многих, что Патриций всеми силами старается поставить несвязанную банковскую промышленность под каблук и считает сложившуюся ситуацию лучшей возможностью?
— Кто-то, кто думают, те, кто говорят… Кто эти таинственные люди? — спросил Мойст, попытавшись изогнуть бровь, как Ветинари. — И откуда вы так много о них знаете?
Сахарисса вздохнула.
— И вы впрямь назовете мистера Непоседу чем-то большим, чем подходящей марионеткой?
— Гав? — подл голос песик, услышав свое имя.
— Я считаю сам вопрос оскорбительным! — возмутился Мойст. — И он тоже!
— Мойст, с вами больше не весело, — Сахарисса закрыла блокнот. — Вы говорите, как… Ну, как банкир.
— Я рад, что вы так думаете.
Помни: то, что она закрыла блокнот, еще не значит, что можно расслабиться!
— Никаких больше лихих заездов на неистовых скакунах? Ничего, чтобы вызвать у нас восхищение? Никаких диких грез? — спросила Сахарисса.
— Ну, я уже прибираюсь в фойе.
— Прибираетесь в фойе? — глаза Сахариссы сузились. — Кто вы и что сделали с настоящим Мойстом фон Липовигом?
— Нет, я серьезно. Прежде чем приводить в порядок экономику, стоит привести в порядок себя, — заявил Мойст и почувствовал, что его мозг заманчиво переключился на более высокую скорость. — Я намерен выкинуть все, что нам не нужно. Например, в погребе у нас есть комната, полная бесполезного металла. Оно должно будет уйти.
Сахарисса нахмурилась.
— Вы говорите о золоте?
Откуда это взялось? Так, не пытайся отговариваться, или она прижмет тебя к стенке. Отстаивай свое! К тому же было приятно видеть ее изумленной.
— Да, — сказал он.
— Вы что, серьезно?!
Блокнот мгновенно раскрылся опять, и язык Мойста пустился в галоп. Он не мог его остановить. Было бы неплохо, если бы тот сначала обсудил это с самим Мойстом. Но, взяв верх над рассудком, он произнес:
— Чертовски серьезно! Я все советую Лорду Ветинари, чтобы мы весь запас продали дварфам. Нам оно не нужно. Это товар и ничего больше.
— Но что ценится больше золота?
— Да практически все. Вот вы, к примеру. Хоть и на вес золота, но золото — тяжёлая штука, немного же ляжет на другую чашу весов. Разве вы не дороже?
Сахарисса, к ликованию Мойста, сразу заволновалась.
— Ну, в каком-то смысле…
— Только о таком смысле и стоит говорить, — решительно заявил Мойст. — Мир полон вещей, которые ценнее золота. Но мы выкапываем чертово вещество и хороним в другую яму. Где в этом смысл? Мы что, сороки? Главное — блеск? Да боги милосердные, картошка ценнее золота!
— Вот уж нет!
— Если бы вы потерпели кораблекрушение и попали на необитаемый остров, вы бы что предпочли, мешок картошки или мешок золота?
— Да, но необитаемый остров — не Анк-Морпорк!
— И это доказывает, что золото ценно только потому, что мы так договорились, верно? Это просто мечта. Но картофелина всегда будет где угодно цениться в картофелину. Немного масла, щепотка соли — и где бы вы ни были, у вас будет еда. Закопайте золото — и будете вечно бояться воров. Закопайте картошку — и в нужный сезон получите дивиденды в тысячу процентов.
— Можно я на секунду выражу надежду, что вы не намерены переводить нас на картофельный стандарт? — колко сказала Сахарисса. Мойст улыбнулся.
— Нет, такого не будет. Но через несколько дней я буду раздавать деньги. Они, знаете ли, не любят оставаться на одном месте. Им нравится гулять и заводить новых друзей. — Та часть мозга Мойста, которая пыталась поспеть за его языком, подумала: записать бы это все. Не уверен, что все запомню. Но беседы прошедшего дня сталкивались друг с другом у него в голове и выдавали своеобразную музыку. Он был не уверен, что у него были все ноты, но кое-какие отрывки мог уже напеть. Надо было просто слушать себя достаточно долго, чтобы понять, о чем он говорил.
— Под раздачей вы имеете в виду… — уточнила Сахарисса.
— Передать. Раздарить. Серьезно.
— Как? Зачем?
— Всему свое время!
— Вы смеетесь надо мной, Мойст!
Нет, я в ступоре, потому что до меня только что дошло, что сказал мой рот, подумал Мойст. Я понятия ни о чем не имею, есть только пара несвязных мыслей… Все дело…
— Все дело в необитаемых островах, — произнес он. — И в том, что этот город одним из них не является.
— И это все?
Мойст потер лоб.
— Мисс Крипслок, Мисс Крипслок… Этим утром у меня не было никаких мыслей, кроме как серьезно взяться за бумаги Почтовой Службы и еще, может, выяснить, отчего это у нас не клеится с Особой Двадцатипятипенсовой Особой Капустной Зеленой маркой. Ну, знаете, которая вырастает в кочан, если ее посадить? Как можно ждать от меня новых финансовых инициатив к чаю?
— Ну хорошо, но…
— Дайте время хотя бы до завтрака.
Он посмотрел, как она это записала, а потом положила блокнот в сумочку.
— Будет весело, правда? — произнесла она, и Мойст подумал: никогда не доверяй ей, даже если она отложила блокнот. У нее хорошая память.
— Серьезно, я думаю, это для меня хорошая возможность сделать что-то важное и полезное моему приемному городу, — сказал Мойст искренним голосом.
— Это ваш искренний голос, — отметила она.
— Ну, я искренен, — отозвался Мойст.
— Но раз уж вы подняли эту тему, Мойст, чем вы занимались до того, как жители Анк-Морпорка встретили вас с широко раскрытыми ладонями?
— Выживал, — ответил Мойст. — В Убервальде разваливалась старая империя. Нередко за обед дважды успевало смениться правительство. Крутился как мог, чтобы раздобыть на жизнь. Кстати, думаю, вы имели в виду „объятиями“.
— А когда добрались сюда, вы так впечатлили богов, что они указали вам, где спрятано сокровище, дабы вы могли восстановить нашу Почту.
— В разговорах об этом я предпочитаю быть как можно скромнее, — сказал Мойст, стараясь таким же и выглядеть.
— О да-а-а. И посланное богами золото было в потертых монетах Равнинных городов…
— Вы знаете, эта же мысль и мне часто не давала заснуть, — сказал Мойст. — И я пришел к заключению, что боги с их мудростью решили, что дар должен сразу же стать предметом сделки.
Я могу продолжать в том же духе сколько угодно, подумал он, а ты пытаешься играть в покер без карт. Подозревай меня в чем хочешь, но я вернул те деньги! Ладно, сначала их украл, но возвращение должно как-нибудь идти в зачет? На доске все чисто, разве нет? Ну, до приемлемой степени залапано?
Дверь медленно открылась, и в комнату прокралась взволнованная девушка с тарелкой с холодной курицей. Мистер Непоседа засиял, когда тарелка оказалась перед ним.
— Прошу прощения, сделать вам кофе или что-нибудь еще? — сказал Мойст, когда девушка направилась обратно к двери. Сахарисса поднялась.
— Спасибо, но нет. У меня дедлайн, мистер Липовиг. Думаю, мы очень скоро побеседуем еще.
— Уверен в этом, Мисс Крипслок, — отозвался Мойст.
Она подступила к нему на шаг и понизила голос:
— Вы знаете, кем была это девушка?
— Нет, я пока почти никого не знаю.
— Так значит, не знаете, можно ли ей доверять?
— Доверять?
Сахарисса вздохнула.
— Это на вас не похоже, Мойст. Она только что дала тарелку еды самой ценной собаке в городе. Собаке, которой некоторые желают смерти.
— Зачем… — начал было Мойст. Они оба повернулись к мистеру Непоседе, который уже с благодарными гронф-гронфающими звуками вылизывал пустую тарелку, толкая ее по всей длине стола.
— Э… Найдете сами выход? — спросил Мойст, бросаясь к скользящей тарелке
— Если возникнут какие-то сомнения, засуньте ему два пальца в рот! — бросила Сахарисса из двери с показавшемся Мойсту неуместным весельем.
Он подхватил собаку и бросился к дальней двери за девушкой. Дверь вела в узкий и не особенно нарядный коридор с еще одной зеленой дверью в конце, из-за которой слышались голоса.
Мойст ворвался в нее.
В маленькой аккуратной кухне за дверью ему предстала живописная картина. Девушка прижалась к столу, а бородатый мужчина в белом держал большой нож. Они были потрясены.
— Что происходит? — заорал Мойст.
— Эм, э… Вы только что вбежали в дверь и закричали? — отозвалась девушка. — Что-то не так? Я всегда приношу мистеру Фасспоту закуску где-то в это время.
— А я готовлю ему второе, — добавил человек, обрушивая нож на доску с требухой. — Куриные шейки, фаршированные гусиными потрохами и особый ирисовый пудинг на третье. А кто спрашивает?
— Я Глав… Я его владелец, — Мойст постарался сказать это как можно надменнее.
Повар снял свой белый колпак.
— Простите, сэр, ну конечно же. Золотой костюм и все такое. Это Пегги, моя дочь. А я Эймсбери, сэр.
Мойст попытался немного успокоиться.
— Извините, — сказал он. — Я просто волновался, что кто-то может попытаться отравить мистера Непоседу…
— Мы как раз об этом говорили, — сказал Эймсбери. — Я думал, что… Постойте, вы же не меня имеете в виду?
— Нет, нет, конечно, нет! — заверил Мойст человека, который все еще держал нож.
— А, ну ладно, — облегченно ответил Эймсбери. — Вы новенький, сэр, не знаете. Этот Космо один раз пнул мистера Непоседу!
— Такой кого угодно отравит, — вставила Пегги.
— Но я каждый день хожу на рынок, сэр, и сам выбираю еду для пса. И она хранится внизу в леднике, и ключ есть только у меня.
Мойст расслабился.
— А вы мне омлет не могли бы сделать? — спросил он.
Повар, похоже, пришел в панику.
— Это же яйца, да? — нервно спросил он. — Никогда раньше не готовил яйца, сэр. Он ест одно сырое с бифштексом по пятницам, и миссис Роскошь обычно выливала два сырых в джин с апельсиновым соком по утрам, и на этом наши отношения с яйцами заканчиваются. У меня тут свиная голова маринуется, если хотите. Еще есть язык, сердца, мозговая кость, овечья голова, хороший кусок подгрудка, селезенки, биточки, легкие, печенка, почки, беккли…
В юности Мойсту часто преподносили многое из этого меню. Это было именно той едой, которую следовало подавать детям, если вы хотели, чтобы они освоили навыки неприкрытой лжи, ловкости рук и камуфляжа. Ясное дело, Мойст прятал такие странные подрагивающие кусочки мяса под овощи, иногда получая картофелину высотой в три десятка сантиметров.
Его озарило.
— Вы часто готовили миссис Роскошь?
— Нет, сэр. Она жила на джине, овощном супе, ее утренних тониках и…
— Джине, — твердо закончила Пегги.
— Так вы в основном собачий повар?
— Кинологический, сэр, если вам все равно. Может, вы читали мою книгу? Готовим с мозгами? — спросил Эймсбери без особой надежды, и вполне справедливо.
— Весьма необычный выбор пути, — заметил Мойст.
— Ну, сэр, это позволяет мне… Так безопаснее… Ну, по правде говоря, у меня аллергия, сэр. — Вздохнул повар. — Покажи ему, Пегги.
Девушка кивнула и вынула из кармана потрепанную бумажку.
— Пожалуйста, не произносите этого слова, — предупредила она и подняла листочек.
Мойст уставился на него.
— Просто без этого в службе обеспечения не обойтись, сэр, — печально сказал Эймсбери.
Сейчас было не время, действительно не время для этого. Но если ты не проявляешь участия к людям, то ты в душе не ловкий мошенник.
— У вас аллергия на ч… Эту штуку? — вовремя поправился Мойст.
— Нет, сэр. На слово, сэр. На деле с самим предметом я справляюсь, могу даже есть, но вот звучание, оно, ну…
Мойст опять посмотрел на слово и печально покачал головой.
— Так что мне приходится избегать ресторанов, сэр.
— Понимаю. А как вам слово… Слог?
— Да, сэр, понимаю, к чему вы клоните, я уже с этим сталкивался. Час мок, челнок… Никакого эффекта!
— Значит, только чеснок… Ой, простите…
Эймсбери застыл с пустым выражением лица…
— О боги, мне так жаль, я честно не хотел… — начал Мойст.
— Я знаю, — устало сказала Пегги. — Слово само пробивается, да? Он будет так стоять пятнадцать секунд, потом кинет прямо перед собой нож, потом где-то четыре секунды будет говорить на беглом Квирмском, а потом с ним все будет нормально. Вот, — она всунула Мойсту миску с коричневой массой, — вы возвращайтесь с ирисками, а я спрячусь в кладовой. Я привыкла. И омлет я вам тоже могу сделать.
Она вытолкнула Мойста за дверь и захлопнула ее.
Он поставил на пол миску, что сразу же заняло полное внимание мистера Непоседы.
Смотреть, как собака пытается прожевать большой комок ириски — занятие, достойное богов. Смешанное происхождение мистера Непоседы подарило ему поистине удивительную быстроту челюстей. Он счастливо кувыркался по всему полу с выражениями морды попавшей в стиральную машину отшлифованной горгульи.
Через несколько секунд Мойст отчетливо услышал звонкий удар и подрагивание ножа в дереве, а затем последовал крик:
— Nom d'une bouilloire! Pourquoi est-ce que je suis hardiment ri sous cape a part les dieux?
Раздался стук в двойные двери, после чего сразу же вошел Бент. Он держал большую круглую коробку.
— Ваши апартаменты готовы и ждут вас, Начальник, — объявил он. — Точнее сказать, мистера Непоседы.
— Апартаменты?
— Ну да. У председателя есть апартаменты.
— А, эти апартаменты. Председатель, как и раньше было принято, должен жить над лавкой?
— Вот именно. Мистер Криввс был так добр, что дал мне копию условий наследия. Председатель должен каждую ночь спать в банке…
— Но у меня прекрасная квартира в…
— Кхем. Это Условия, сэр, — сказал Бент и великодушно добавил: — Вы, конечно, можете занять кровать. Мистер Непоседа будет спать в своем ящике для входящих. Если хотите знать, он в нем родился.
— Я должен оставаться здесь взаперти каждую ночь?
Вообще-то, когда Мойст увидел апартаменты, такая перспектива стала казаться не таким уж и наказанием. Прежде чем он нашел кровать, ему пришлось открыть четыре двери. В номере были столовая, раздевалка, ванная, отделенная уборная со сливом, дополнительная спальня, передняя у кабинета, которая была чем-то вроде общей комнаты и еще один маленький личный кабинет. В главной спальне была огромная дубовая кровать с парчовым пологом, в которую Мойст сразу влюбился. Он прилег, чтобы оценить размер. Было так мягко, что создавалось впечатление, что лежишь в гигантской теплой луже к…
Он резко сел.
— А миссис Роскошь… — с нарастающим ужасом начал он.
— Она умерла, сидя за своим столом, Начальник, — успокаивающе отозвался Бент, развязывая бечевку большой круглой коробки. — Мы заменили стул. Кстати, завтра ее похороны. Кладбище Мелких Богов, в полдень, только члены семьи по приглашению.
— Мелких Богов? Как-то слишком дешево для Роскошей, правда?
— Думаю, многие предки Миссис Роскошь там похоронены. Она мне однажды по секрету сказала, что будет проклята, если останется Роскошью целую вечность. — Послышалось шуршание бумаги, и Бент добавил: — Ваша шляпа, сэр.
— Какая шляпа?
— Начальника Королевского Монетного Двора, — Бент поднял ее.
Это был черный шелковый цилиндр. Когда-то он был блестящим. Теперь он был в основном вытершимся. У старых бродяг бывали шляпы получше.
Он мог бы быть оформлен в виде большой кучи долларов, мог бы быть короной, мог быть покрыт украшенными драгоценными камнями сценками, изображающими века присвоения чужого добра, прогресс доступной валюты от соплей до маленьких белых ракушек и в итоге до золота. Он мог бы говорить что-то о волшебстве денег. Он мог бы быть хорошим.
Черный цилиндр. Никакого стиля. Совсем никакого стиля.
— Мистер Бент, вы можете с кем-нибудь договориться, чтобы они сходили в Почту и принесли сюда мои вещи? — попросил Мойст, мрачно глядя на рухлядь.
— Конечно, Начальник.
— Думаю, „Мистер Липовиг“ вполне сойдет, спасибо.
— Да, сэр. Конечно.
Мойст сел за огромный стол и с любовью провел руками по вытертой зеленой коже.
Ветинари, чтоб его, был прав. Почтовая Служба сделала его осторожным и предусмотрительным. У него больше не было испытаний, не было веселья.
Где-то вдалеке послышался раскат грома, и полуденному солнцу стали угрожать темно-синие тучи. Это с равнин надвигалась одна из затягивающихся всю ночь гроз. Если верить Таймс, в последнее время в дождливые ночи совершалось больше преступлений. Очевидно, это было по причине наличия оборотня в Страже: из-за дождя запах было сложнее отследить.
Через некоторое время Пегги принесла ему омлет, в котором не было никакого намека на слово „чеснок“. А вскоре после этого прибыла Глэдис с его гардеробом. Весь его, включая дверь, несли одной рукой. Задевая им потолок и стены, она прогромыхала в комнату и взгромоздила его на середину пола большой спальни.
Мойст хотел последовать за ней, но голем в ужасе подняла огромные руки.
— Нет, Сэр! Дайте Я Сначала Выйду!
Она тяжело прошагала мимо него в коридор и сказала:
— Это Почти Было Очень Плохо.
Мойст подождал, не последует ли что-нибудь еще, а затем подсказал:
— Почему именно?
— Мужчина И Молодая Женщина Не Должны Находиться В Одной Спальне, — сказала голем с торжественной уверенностью.
— Э, тебе сколько лет, Глэдис? — осторожно спросил Мойст.
— Одна Тысяча Пятьдесят Четыре, Мистер Липовиг.
— Э, точно. И ты сделана из глины. Ну то есть, в каком-то смысле, все сделаны из глины, но как голем, ты, так сказать, э… очень сделана из глины.
— Да, Мистер Липовиг. Но Я Не Замужем.
Мойст застонал.
— Глэдис, что девушки-служащие дали прочитать тебе на этот раз?
— „Благоразумные Советы Молодым Женщинам“ Леди Дейрдры Ваггон, — ответила Глэдис. — Это Очень Интересно. О Том, Как Делаются Вещи.
Она достала из огромного кармана на платье тонкую книжку, выглядевшую не очень качественной.
Мойст вздохнул. Это была одна из старомодных книг по этикету, которые могут сообщить вам Десять Вещей, Которые Не Следует Совершать С Вашим Зонтиком.
— Я вижу, — сказал он.
Он не знал, как объяснить. Хуже того, он не знал, что ему объяснять. Големы были… Големами. Большими кусками глины с искрой жизни. Одежда? Зачем? Даже големы мужского пола в Почтовой Службе были чуть окрашены в золотые и голубые цвета, чтобы выглядеть нарядно… Стойте, вот, теперь он начал ухватывать суть! Не было големов мужского пола! Големы были големами, и они были тысячи лет счастливы быть просто големами! А теперь они в современном Анк-Морпорке, где смешиваются и взбалтываются всевозможные люди, расы и идеи, и поразительно, что в итоге выливается из бутылки.
Не сказав больше ни слова, Глэдис прогрохотала по коридору, повернулась и остановилась. Сияние в ее глазах стало тускло-красным. Вот и все. Она решила остаться.
В своем ящике похрапывал мистер Фасспот.
Мойст вытащил половинку чека, брошенную ему Космо.
Необитаемый остров. Необитаемый остров. Я знаю, что лучше всего соображаю, когда на меня давят, но что конкретно я имел в виду?
На необитаемом острове золото бесполезно. Еда намного больше помогает вам во времена, когда нет золота, чем золото — во времена, когда нет еды. Если уж на то пошло, то золото бесполезно и в золотой шахте. Там лучшее разменное средство — киркомотыга.
Хм-м-м. Мойст пристально смотрел на чек. Что придает ему стоимость в десять тысяч долларов? Печать и подпись Космо, вот что. Все знают, что в этом Космо надежен. Не надежен ни в чем, кроме денег, мерзавец.
Банки постоянно используют их, подумал Мойст. Любой банк на Равнинах выдаст мне наличные, придержав, конечно, комиссию, потому что банки обдирают вас с ног до головы. И все же это гораздо проще, чем таскать с собой мешки с монетами. Конечно, я тоже должен буду подписать его, иначе это будет ненадежно.
То есть если после „выплатить“ будет пусто, кто угодно сможет им воспользоваться.
Необитаемый остров, необитаемый остров… На необитаемом острове мешок овощей ценнее золота, в городе золото более ценно, чем мешок овощей.
Это что-то вроде уравнения, да? В чем ценность?
Он продолжал смотреть.
В самом городе. Город говорит: в обмен на это золото получишь все вот это. Город — волшебник, алхимик наоборот. Он превращает золото во… все.
Сколько стоит Анк-Морпорк? Сложить всё вместе! Здания, улицы, людей, умения, искусство в галереях и музеях, гильдии, законы, библиотеки… Биллионы? Нет. Никаких денег не хватит.
Город был одним большим золотым слитком. Что нужно, чтобы укрепить валюту? Нужен просто город. Город говорит, что доллар стоит доллар.
Это была мечта, но у Мойста хорошо получалось продавать мечты. И если продать мечту большому количеству людей, то никто не посмеет очнуться.
На небольшой подставке на столе есть чернильница и две резиновые печати, с гербом города и со штампом банка. Но в глазах Мойста эти простые вещи окутаны золотой дымкой. У них есть ценность.
— Мистер Непоседа? — позвал Мойст. Пес с выжидательным видом сел в ящике.
Мойст засучил рукава и размял пальцы.
— Сделаем немного денег, Мистер Председатель? — спросил он.
Председатель выразил безграничное согласие многочисленными „гав!“.
— „Выплатить Носителю Сумму в Один Доллар“, — Написал Мойст на листе свежей банковской бумаги.
Он поставил обе печати и окинул результат долгим критическим взглядом. Нужно было что-то еще. Нужно было подарить людям шоу. Внимание — это все.
Нужна была… Примесь солидности, как в самом банке. Кто бы стал открывать банк в деревянной хижине?
Хм-м-м.
Ах, да. Все дело в городе, так ведь? Внизу он большими витиеватыми буквами написал:
AD URBEM PERTINET
И, немного подумав, приписал буквами поменьше:
Выплатто несущиум персониус денежниум суммум надлежащиам.
Подписано Мойстом фон Липовигом по доверенности Председателя.
— Прошу прощения, Мистер Председатель, — сказал он, поднимая собаку. На то, чтобы прижать переднюю лапу к влажной подушечке печати и оставить аккуратный след около подписи, ушло несколько секунд.
Мойст повторил это раз дюжину или больше, засунул пять из получившихся чеков под книгу записей, а остальные вместе с председателем взял с собой на прогулку.
Космо Роскошь сверлил взглядом свое отражение в зеркале. Часто в стекле три или четыре раза подряд все получалось, как надо, а потом — о, позор — он пытался повторить это на публике, и люди, если у них хватало глупости заметить, говорили: „Вам что-то в глаз попало?“
Он даже заказал изготовить устройство, которое с помощью часового механизма периодически поднимало одну бровь. Он отравил человека, создавшего прибор, прямо когда принимал покупку, болтая с ним в его маленькой зловонной мастерской, пока не подействовало вещество. Старику все равно было почти восемьдесят, и Космо был очень осторожен, так что это не привлекло никакого внимания Стражи. В любом случае, в таком возрасте это даже за убийство не должно считаться, правда? Это ведь больше как услуга, на самом-то деле. И разумеется, он не мог позволить старику что-то кому-то весело разбалтывать после того, как Космо станет Патрицием.
С другой стороны, подумал он, надо было подождать и удостовериться, что механизм для тренировки брови работал как надо. А то он поставил Космо фонарь, пока тот не сделал несколько нерешительных настроек.
Как Ветинари это делал? Ведь именно это дало ему положение Патриция, Космо был уверен. Ну, парочка таинственных убийств тоже помогли, никто не спорит, но именно то, как он поднимает бровь, позволило ему удержаться.
Космо долгое время изучал Ветинари. Это было несложно, на общественных собраниях. Еще он вырезал каждую картинку, появляющуюся в Таймс. В чем же секрет, который делал этого человека могущественным и непобедимым? Как его можно понять?
А потом Космо в какой-то книге прочитал: „Если хочешь понять человека, пройди милю в его ботинках“.
И у него возникла великая и блестящая идея…
Он радостно вздохнул и потянул за перчатку.
Разумеется, Космо в свое время отправили в школу Наемных убийц. Это было естественным назначением для молодых людей определенного класса и воспитания. Он выжил и стал изучать яды, потому что слышал, что это было специализацией Ветинари, но это место наскучило ему. Теперь оно было таким стилизованным. Там настолько завернулись в какие-то нелепые понятия о чести и элегантности, что, похоже, забыли, чем вообще должен заниматься наемный убийца…
Перчатка снялась, и вот оно.
О да…
Досихпор справился великолепно.
Космо загляделся на чудесную вещицу, поворачивая руку так, чтобы та поймала свет. Свет творил со стигием странные вещи: иногда металл отражался серебром, иногда маслянисто-золотым, иногда оставался полностью черным. И он был теплым, даже здесь. При прямом солнечном свете он разразится огнем. Металл, который словно был предназначен для тех, кто двигается в тени…
Кольцо Ветинари. Печатное кольцо Ветинари. Такая маленькая вещь, но какая могущественная. На ней не было никаких украшений, пока вы не замечали крошечный край картуша, который окружал четко выгравированную единственную букву:
V
Он мог только догадываться, что пришлось сделать секретарю, чтобы добыть эту вещь. Тот сделал копию, „реконструированный дубликат“, что бы это ни значило, с восковых отпечатков, которые так впечатляюще оставляло это кольцо. И были взятки (дорогие), и намеки на быстрые встречи, и острожные передачи, и изменения в последнюю минуту, чтобы копия выглядела точь-в-точь…
И вот оно, настоящее, на его пальце. Вообще-то, в целом на его пальце. С точки зрения Космо, у Ветинари были слишком тонкие для мужчины пальцы, и протолкнуть кольцо через костяшку стоило больших усилий. Досихпор все безрассудно беспокоился о том, чтобы увеличить его, не понимая, что это совершенно уничтожит вещь. Магия, а у Ветинари наверняка была какая-то своя магия, улетучится. Это уже больше не будет настоящей вещью.
Да, несколько дней было адски больно, но сейчас Космо парил над болью в голубом чистом небе.
Он гордился тем, что его не одурачить. Он бы сразу же понял, если бы секретарь попытался подсунуть ему простую копию. Шок, прошедший по руке, когда Космо надел, ну хорошо, пропихнул кольцо через костяшку, доказал, что он добыл настоящую вещь. Он уже чувствовал, как его мышление становятся острее и быстрее.
Он провел указательным пальцем по глубоко вырезанной V и взглянул на Стукпосту… На Досихпора.
— Вы выглядите обеспокоенным, Досихпор, — доброжелательно сказал он.
— Палец сильно побледнел, сэр. Почти даже посинел. Вы уверены, что он не болит?
— Нисколько. Все… Совершенно под контролем. Вы, похоже, в последнее время сильно… тревожны, Досихпор. Вы хорошо себя чувствуете?
— М… в порядке, сэр, — ответил Досихпор.
— Вы должны понять, что я послал с вами Мистера Клюкву по самой веской причине, — сообщил Космо. — Морпет бы кому-нибудь рано или поздно что-то рассказал, сколько бы вы ему не заплатили.
— Но парень в шляпной лавке…
— Та же в точности ситуация. И это был честный бой. Не так ли, Клюква?
Блестящая лысая голова Клюквы поднялась от книги.
— Да, сэр. Он был вооружен.
— Но… — начал Досихпор.
— Да? — спокойно произнес Космо.
— Э… ничего, сэр. Вы, конечно, правы. — Вооружен маленьким ножиком и очень пьян. Досихпор задумался, как это считалось против профессионального убийцы.
— Прав, не так ли? — сказал Космо добродушным тоном. — А вы великолепны в том, что делаете. Как и Клюква. Чувствую, у меня для вас скоро будет еще одна маленькая просьба. Теперь ступайте и поужинайте.
Как только Досихпор открыл дверь, Клюква поднял взгляд на Космо, который почти незаметно покачал головой. К несчастью для Досихпора, у него было отличное боковое зрение.
Он выяснит, он выяснит, он выыясниитт!!! — стонал он про себя, проносясь по коридорам.
Это все чертово кольцо, вот в чем дело! Я не виноват, что у Ветинари тонкие пальцы! Он бы сразу почуял неладное, если бы чертова вещь пришлась впору! Почему он не дал мне увеличить ее? Ха, и тогда бы позже послал Клюкву убить ювелира! Я знаю, что он и за мной его пошлет, я знаю это!
Клюква пугал Досихпора. Этот человек тихо говорил и скромно одевался. А когда Космо не нуждался в его услугах, он сидел и целый день читал книги. Это беспокоило Досихпора. Если бы этот человек был неграмотным головорезом, все, как ни странно, было бы лучше… понятнее. А еще у него вообще не было волос, и сверкание лысины на свету могло ослепить.
А все началось со лжи. Почему Космо поверил Досихпору? Потому что был безумцем, но, к сожалению, не все время, а являлся кем-то вроде помешанного на хобби. У него был этот… пунктик насчет Ветинари.
Досихпор этого сначала не заметил, он только удивился, почему Космо беспокоился о его росте во время собеседования. А когда Досихпор сказал, что работал во дворце, сразу же был принят.
И вот тут-то и была ложь, хотя Досихпор предпочитал думать об этом как о неудачном сочетании двух правд.
Он действительно некоторое время работал во дворце, и пока что Космо не узнал, что работал Досихпор садовником. И до того он был секретарем в Гильдии Оружейников, вот почему он уверенно сказал „Я был младшим секретарем и работал во дворце“, фразу, которую Ветинари бы рассмотрел с бОльшим вниманием, чем это сделал восхищенный Космо. И вот теперь Досихпор давал советы очень важному и умному человеку, основываясь на слухах, которые он как можно больше старался запоминать или, отчаявшись, придумывать. И ему удавалось выходить сухим из воды. В каждодневных делах Космо был хитрым, безжалостным и острым, как гвоздь, но во всем, что касалось Ветинари, он становился доверчивым, как ребенок.
Досихпор замечал, что его босс часто называл его именем секретаря Партиция, но ему платили пятьдесят долларов в месяц, а также он получал еду и ночлег, а за такие деньги он стал бы откликаться хоть на „Дейзи“. Ну, может, не на Дейзи, но на Клайва точно.
А потом начался кошмар, и, как и в любом кошмаре, обычные предметы приобретали зловещее значение.
Космо потребовал пару старых ботинок Ветинари.
Это было трудной задачей. Досихпор так и не проник в сам дворец, но той ночью он перелез через изгородь около древних зеленых садовых ворот, встретил одного из старых знакомых, который ночью следил за котлами в теплице, поболтал с ним немного, а следующей ночью вернулся за парой старых, но еще пригодных черных ботинок восьмого размера, и за информацией от мальчишки-помощника сапожника о том, что у его сиятельства левый каблук был чуть ниже правого.
Досихпор никакого различия в представленных ему ботинках не обнаружил, и никто не утверждал, что это были сказочные Ботинки Ветинари, однако поношенная, но все еще пригодная обувь направлялась с верхних уровней в жилища слуг в потоке под названием „положение обязывает“, и если это и не были ботинки самого правителя, то они, по крайней мере, почти наверняка иногда бывали в той же комнате, где он ступал.
Досихпор заплатил за них десять долларов и весь вечер стирал левый каблук так, чтоб это стало заметным. Космо, глазом не моргнув, дал ему пятьдесят долларов, хотя еще как поморщился, когда примерил ботинки.
— Если хочешь понять человека, пройдись милю в его ботинках, — изрек он, хромая по всему кабинету. Какое понимание бы он обрел, если бы узнал, что это были ботинки дворецкого, Досихпор не мог и представить, но через полчаса Космо позвонил и потребовал таз с холодной водой и некоторыми успокаивающими травами, и ботинок с тех пор не было видно.
Затем последовала черная шапочка. Это было единственной удачей за все время. Она даже была подлинной. Верной ставкой было то, что Ветинари покупал их у Беглецов в Молоте, и Досихпор отыскал это место, вошел, когда все старшие работники вышли на обед, поговорил с бедным юношей, который работал с дышащими паром чистящими и гладильными машинами в задней комнате, и выяснил, что одну из них послали на чистку. Досихпор вышел с нечищеной шапочкой, оставив молодого человека крайне небедным и с распоряжением вычистить новую шапочку для отправки во дворец.
Космо захотелось знать все детали.
На следующий вечер обнаружилось, что небедный юноша провел вечер в баре и около полуночи погиб в пьяной драке, лишившись денег и еще больше лишившись дыхания. Комната Досихпора была рядом с комнатой Клюквы. Если подумать, он слышал, как человек той ночью вернулся поздно.
А вот теперь кольцо с печатью. Досихпор сказал Космо, что ему удалось сделать точную копию и использовать свои связи — очень дорогостоящие связи — во дворце, чтобы обменять ее на настоящее кольцо. Ему заплатили пять тысяч долларов!
Пять тысяч!
И босс теперь был переполнен радостью. Без ума от радости и безумен. Он получил поддельное кольцо, но клялся, что в нем сохранился дух Ветинари. Может, так оно и было, потому что Клюква стал частью договора. Если вас втягивали в маленькое увлечение Космо, вы, как слишком поздно понял Досихпор, умирали.
Он дошел до своей комнаты, метнулся внутрь и запер дверь. Потом прислонился к ней. Надо бежать, прямо сейчас. Его сбережения покроют большое расстояние. Но страх немного утих, как только Досихпор собрался с мыслями.
Они говорили ему: расслабься, расслабься. Стража еще не стучится, нет? Клюква был профессионалом, а босс полон признательности.
Так… Почему бы не провести еще одну последнюю аферу? Сделать настоящие деньги! Что бы ему еще „добыть“ такого, за что босс заплатит еще пять тысяч?
Что-нибудь простое, но впечатляющее, это подойдет, а к тому времени, как все выяснится — если вообще когда-нибудь выяснится — Досихпор уже будет на другом конце континента с новым именем и загорелым до неузнаваемости.
Да… Ту самую вещь…
Солнце было раскаленным, как и дварфы. Они были горными, и под открытым небом чувствовали себя неуютно.
И зачем они здесь? Король хотел знать, не стащат ли чего ценного из дыры, которую големы копали для безумной курящей женщины, но дварфам туда ступать не давали, потому что это нарушение. Так что они сидели в тени и потели, пока, где-то примерно раз в день, безумная курящая женщина, которая все время дымила, приходила и клала на грубый стол перед ними… вещи. Общего у них было одно: они были скучными.
Все знали, что добывать там нечего. Внизу были только бесплодный ил и песок. Свежей воды не было. Растения, которые тут выживали, собирали воду зимних дождей в раздутые полые корни, или жили за счет влаги морских туманов. Это место не содержало в себе ничего интересного, и то, что появлялось из грязного туннеля, доводило до крайней отметки скуки.
Были скелеты старых кораблей, и иногда даже скелеты старых моряков. Были две монеты, золотая и серебряная, что было не так скучно и должным образом изъято. Были разбитые горшки и куски статуй, над которыми раздумывали, часть железного котелка и якорь с несколькими звеньями цепи.
Было ясно, предположили дварфы, сидя в теньке, что сюда ничего не поступало иным образом, кроме как на кораблях. Но помните: в делах, связанных с коммерцией и золотом, никогда не доверяйте кому-то, кто видит выше вашего шлема.
А еще были големы. Дварфы ненавидели големов, потому что те при всем их весе неслышно двигались и были похожи на троллей. Они постоянно приходили и уходили, приносили черт знает откуда бревна и следовали обратно в темноту…
А потом однажды големы вытекли из дыры, долго совещались, и курящая женщина проследовала к наблюдателям. Они тревожно смотрели на нее, как бойцы при виде самоуверенного гражданского, которого им запрещено убивать.
На ломаном дварфийском она сообщила им, что туннель обвалился, и они собираются уходить. Все, что они откопали, сказала она, — подарки для короля. И ушла, забрав жалких големов с собой.
Это было неделю назад. С тех пор туннель полностью разрушился, и все засыпало песком.
Деньги заботились о себе. Они текли сквозь века, похороненные в бумагах, спрятанные за адвокатами, холеные, вложенные, переключенные с одного на другое, присвоенные, вычищенные, высушенные, закованные железом, отполированные и хранящиеся в сохранности от вреда и налогов, и больше всего в сохранности от самих Роскошей. Роскоши знали своих потомков — они же их вырастили, в конце концов, — так что деньги приходили в сопровождении охранников — попечителей, управляющих и соглашений, открывая из своих запасов следующим поколениям только определенную меру, достаточную, чтобы поддерживать образ жизни, с которым их имя стало синонимом, и оставить им немного, чтобы позволить себе удовольствие продолжить семейную традицию драться друг с другом из-за, да, денег.
Теперь они прибывали, каждая ветка семьи и часто каждый человек со своими адвокатами и телохранителями, внимательно заботясь о том, кого им соблаговолить заметить, на случай, если они вдруг нечаянно улыбнутся тому, с кем в данный момент судятся. Как семья, говорили люди, Роскоши уживались подобно котам в мешке. Космо наблюдал за ними на похоронах, а они все время наблюдали друг за другом, прямо как кошки, каждый ждал, чтобы кто-нибудь еще начал драку. Но даже так это было бы достойным приличным событием, если бы этот полоумный племянник старой стервы, которому разрешили жить в подвале, вдруг не объявился в неряшливом белом халате и желтом колпаке от дождя и не прорыдал всю церемонию. Он совершенно испортил всем мероприятие.
Но вот похороны закончились, и Роскоши приступили к тому, чем они всегда занимались после похорон, то есть к разговору о Деньгах.
Нельзя усадить Роскошей за один стол. Космо выставил много небольших столиков таким узором, который демонстрировал все его знание о текущем положении альянсов и второстепенных братоубийственных войнах, но все равно было много движения, стычек и угроз судебных действий, прежде чем люди расселись по местам. Позади них бдительная шеренга адвокатов старательно внимала всему происходящему, зарабатывая по доллару каждые четыре секунды.
Очевидно, единственным родственником Ветинари была тетушка, размышлял Космо. Ветинари везло во всем. Когда он станет Ветинари, придется устроить отбраковку.
— Дамы и господа, — сказал он, когда шепот и обзывания стихли. — Я так рад видеть столь многих из вас сегодня…
— Лжец!
— Особенно тебя, Пупси, — Космо улыбнулся сестре. У Ветинари и такой сестры, как Пупси, не было. Ни у кого не было, Космо был готов поспорить. Она была дьяволом в приблизительно человеческом обличье.
— У тебя все еще что-то с бровью не в порядке, знаешь ли, — заявила Пупси. Она сидела за столом одна, у нее был голос, напоминавший звук попавшей на гвоздь косы с легкой примесью сирены, и она считалась „светской красавицей“, что только лишний раз показывало, как богаты были Роскоши. Если разделить ее пополам, из нее бы получилось две светские красавицы, хоть к тому времени и не слишком красивые. И хотя говорили, что отверженные ею мужчины в отчаянии прыгали с мостов, единственным человеком, кто так говорил, была сама Пупси.
— Уверен, что вы все знаете… — начал Космо.
— Благодаря полной некомпетентности твоей стороны семьи ты потерял наш банк!
Это раздалось в дальнем углу комнаты и породило нарастающий хор соглашения.
— Мы тут все Роскоши, Жозефина, — грозно сказал он. — Некоторые из нас даже родились Роскошами.
Это не сработало. А у Ветинари бы получилось, Космо был уверен. Но в случае Космо замечание только раздражило людей. Рокот возмущений стал громче.
— Некоторые из нас бы справились с этим лучше! — резко выкрикнула Жозефина. На ней было ожерелье из изумрудов, и они отражали зеленоватый свет на ее лицо. Космо был впечатлен.
Всякий раз, когда появлялась возможность, Роскоши сочетались браком с дальними кузинами и кузенами, но нередко в каждом поколении кто-нибудь находил пару извне, чтобы избежать ситуации с тремя большими пальцами. Женщины находили мужей, которые делали то, что им говорят, а мужчины — жен, которые, как ни поразительно, удивительно быстро набирались капризности и чувствительности обритой мартышки, что было знаком истинного члена семейства Роскошь.
Жозефина под хор одобрения села с ядовитым и довольным видом. Потом она выскочила на бис:
— И что ты собираешься сделать в этой непростительной ситуации? Твоя ветка позволила шарлатану захватить контроль над нашим банком! Опять!
Пуччи резко повернулась на стуле.
— Да как ты смеешь такое говорить об Отце!
— И как ты смеешь говорить такое о мистере Непоседе! — добавил Космо.
Он знал, что у Ветинари бы такое сработало. Это бы заставило Жозефину выглядеть глупо, а положение Космо бы укрепило. Это бы сработало у Ветинари, который мог изгибать бровь, словно визуальный удар по литаврам.
— Что? Что? О чем ты говоришь? — спросила Жозефина. — Не глупи, мальчик! Я про эту тварь Липовига! Ради богов, он же почтальон! Почему ты не предложил ему денег?
— Я предложил, — возразил Космо и про себя довабил: Я припомню это „мальчик“, ты, бледная старая калоша. Когда стану мастером брови, посмотрим, что ты скажешь!
— И?
— Думаю, его не интересуют деньги.
— Чушь!
— А что там насчет песика? — послышался пожилой голос. — Что, если, не дай боги, он скончается?
— Банк вернется к нам, Тетушка Заботливая, — ответил Космо очень маленькой старушке в черных кружевах, которая была поглощена вышиванием.
— Неважно, от чего песик умрет? — спросила Тетушка Заботливая, не отрывая тщательного внимания от шитья. — Уверена, всегда найдется место яду.
Со слышимым вууууушш адвокат Тетушки Заботливой поднялся и произнес:
— Моя клиентка хочет пояснить, что она просто отмечала существующую возможность применения вредных веществ в общем, и это не несло в себе и ни в коем случае не должно быть понято как поощрение каких-либо незаконных намерений или действий.
Он сел, заработав гонорар.
— К сожалению, Стража обернет нас, как дешевая кольчуга, — сказал Космо.
— Стражники в нашем банке? Захлопни перед ними дверь!
— Времена меняются, Тетушка. Мы теперь так больше не можем делать.
— Когда твой прадедушка столкнул своего брата с балкона, Стража даже забрала тело за пять шиллингов и пинту эля!
— Да, Тетушка. Теперь Лорд Ветинари — Патриций.
— И он позволит стражникам слоняться по нашему банку?
— Без сомнения, Тетушка.
— Тогда он не джентльмен, — грустно признала тетушка.
— Он пускает в Стражу вампиров и оборотней, — заметила Мисс Тарантелла Роскошь. — Это отвратительно, то, что им сейчас позволено ходить по улицам, как настоящим людям.
… И что-то тренькнуло в памяти Космо.
— Он прямо как настоящие люди, — послышался голос его отца.
— Это твоя проблема, Космо Роскошь! — заявила Жозефина, не желая замечать, что обстоятельства сменились. — Это твой жалкий отец…
— Заткнись, — спокойно сказал Космо. — Заткнись. И эти изумруды тебе, кстати, не идут.
Это было необычно. Роскоши могут судиться, и плести заговоры, и принижать, и клеветать, но, в конце концов, существовала такая вещь, как хорошие манеры.
В голове Космо раздался еще один звоночек, и его отец сказал:
— И ему с таким трудом удавалось прятать то, кем он является. То, чем он был, может, уже и исчезло. Но никогда не знаешь, не начнет ли он вдруг вести себя забавно…
— Мой отец восстановил работу банка, — произнес Космо, пока Жозефина набирала воздух для новой тирады, а у него в голове все еще звенел голос, — а вы все позволили ему. Да, вы позволили. Вам было плевать, что он делал, пока банк был доступен для всех вас и ваших маленьких махинаций, тех, что вы тщательно скрываете и о которых молчите. Он скупил всех мелких владельцев акций, но вам было все равно, пока вы получали свои дивиденды. Прискорбно лишь, что его выбор закадычных друзей был не совсем удачен…
— Не настолько, как его выбор этой выскочки мюзик-холльной девицы!
— …Хотя его выбор своей последней жены таким не был, — продолжил Космо. — Топси была хитрой, коварной, безжалостной и беспощадной. Единственной видимой мне проблемой было то, что она в этом превзошла всех вас. И теперь я прошу вас всех уйти. Я собираюсь вернуть нам наш банк. Прошу, ступайте.
Он поднялся, прошел к двери, тщательно затворил ее за собой, а потом со всех ног кинулся в свой кабинет, где прислонился к двери и исполнился злорадства, для выражения которого лучше его лица было не сыскать.
Старый добрый Папочка! Конечно, этот разговор произошел, когда Космо было всего десять и у него еще не было своего адвоката, и он еще не совсем разбирался в традиционных для Роскошей колких и осмотрительных денежных операциях. Но отец был разумен. Он не просто давал Космо советы, он давал ему боезапас, который можно применить против других. А для чего еще нужен отец?
Мистер Бент! Был… не просто мистером Бентом. Он был чем-то из ночных кошмаров. В то время разоблачение испугало юного Космо, и он потом был готов в лучших традициях Роскошей подать на отца в суд за те бессонные ночи, но поколебался, и хорошо, что так. В суде бы все открылось, и он бы потерял прекрасный подарок.
Значит, этот парень Липовиг думает, что управляет банком, да? Ну, без Маволио Бента банком нельзя управлять, а завтра он, Космо Роскошь, будет обладать Мистером Бентом. М-м, да… пожалуй, стоит ненадолго это отложить. Еще день рядом с причудливой безрассудностью Липовига взвинтят Бента до того, что особые силы убеждения Клюквы не понадобятся. О, да.
Космо подтолкнул бровь вверх. У него начало получаться, он был уверен. Ведь он там был прямо как Ветинари, не так ли? Да, это так. Какие лица были у членов семьи, когда он сказал Жозефине заткнуться! От одного воспоминания покалывает в позвоночнике…
Подходящее ли сейчас время? Да, всего на минутку, может. Он заслужил это… Космо отпер ящик стола, потянулся внутрь и нажал на скрытую кнопку. На другой стороне стола выскользнуло потайное отделение. Оттуда Космо достал маленькую черную шапочку. Она была как новенькая. Досихпор — гений.
Космо с большой торжественностью водрузил шапочку себе на голову.
Кто-то постучался в дверь кабинета. Бессмысленно, вообще-то, поскольку ее сразу же распахнули.
— Опять запираешься в комнате, братишка? — торжествующе спросила Пупси.
По крайней мере, Космо подавил порыв сорвать с головы шапочку, как будто его застали за каким-то грязным делом.
— Как видишь, дверь вообще-то не была заперта, — заметил он. — И тебе запрещено приближаться ко мне ближе, чем на десять метров. У меня есть судебный приказ.
— А тебе запрещено приближаться ко мне ближе, чем на двадцать метров, так что ты первый нарушил запрет, — заявила Пупси, пододвигая к себе стул. Она села на него верхом и сложила руки на спинке. Дерево затрещало.
— Но ведь, полагаю, двигался не я?
— Ну, с космической точки зрения разницы нет, — отозвалась Пуччи. — Знаешь, у тебя это какая-то опасная навязчивая идея.
Теперь Космо снял шапочку.
— Я просто пытаюсь проникнуть в шкуру человека, — сказал он.
— Очень опасная навязчивая идея.
— Ты знаешь, что я имею в виду. Я хочу понять, как работает его разум.
— А это? — спросила Пупси, махнув рукой в сторону большой картины, висевшей на стене напротив стола.
— „Человек с собакой“ Уильяма Надутого. Это портрет Ветинари. Обрати внимание, как глаза следуют за тобой по комнате.
— Это собачий нос следует за мной по комнате! У Ветинари есть собака?
— Была. Вуффлз. Умер некоторое время назад. В дворцовом саду есть маленькая могилка. Он ходит туда один раз в неделю и кладет на нее собачье печенье.
— Это Ветинари такое делает?
— Да.
— Ветинари — хладнокровный, бессердечный, расчетливый тиран? — уточнила Пупси.
— Именно!
— Ты врешь своей дорогой сестричке, да?
— Можешь в это верить, если желаешь, — возликовал в душе Космо. Он был рад увидеть это разгневанно-цыплячье выражение яростного любопытства на лице своей сестры.
— Такая информация стоит денег, — сказала она.
— Действительно. И я тебе говорю это только потому, что она бесполезна, если ты не знаешь, куда он ходит, во сколько и в какой день. Может так оказаться, милая дорогая Пупси, что моя, как ты считаешь, навязчивая идея на самом деле несет огромную пользу. Я наблюдаю, изучаю и учусь. И я уверен, что у Мойста фон Липовига и Ветинари должен быть какой-то опасный секрет, который даже может…
— Но ты просто всунулся и предложил Липовгу взятку! — вот что можно сказать о Пупси: ей легко можно было открыться, потому что она никогда не слушала. Она использовала это время, чтобы обдумать, что сказать дальше.
— До смешного маленькую. И еще угрожал. Так что теперь он думает, что знает обо мне все, — объяснил Космо, даже не пытаясь скрыть самодовольство. — А я о нем ничего не знаю, что куда интереснее. Как это он взялся из ниоткуда и в одночасье получил одну из самых высоких должностей в…
— А это, черт возьми, что такое? — возгласила Пупси, чью огромную пытливость стеснял объем внимания котенка. Она указывала на небольшую диораму перед окном.
— Это? О…
— Похоже на декоративный ящик для цветов. Это Игрушечный город? Зачем это все? Скажи мне сейчас же!
Космо вздохнул. Не то, чтобы ему не нравилась его сестра — ну, не больше естественного основного чувства утомления всех Росокшей друг от друга — но было очень сложно любить этот громкий, гнусавый вечно раздраженный голос, который все, чего Пупси не понимала, а это практически что угодно, принимал как личное оскорбление.
— Это попытка с помощью масштабированных моделей получить вид, сходный с тем, что виден из Продолговатого Кабинета Лордом Ветинари, — объяснил он. — Помогает мне думать.
— Это безумие. А что за собачье печенье? — спросила Пупси.
Еще информация часто проходила сквозь понимание Пупси с разной скоростью. Наверное, все из-за этих волос, подумал Космо.
— „Ням-Нямы Трэклмента“, — ответил он. — Те, которые в форме косточек и пяти разных цветов. Только он никогда не оставляет желтые, потому что Вуффлзу они не нравились.
— Знаешь, что про Ветинари говорят, будто он вампир? — Пупси кидало из одной стороны амплитуды в другую.
— Ты в это веришь? — поинтересовался Космо.
— Из-за того, что он высокий, худой и носит черное? По-моему, этого маловато!
— А еще он скрытный и расчетливый? — добавил Космо.
— Ты-то в это не веришь, нет?
— Нет, да и не было бы особой разницы, будь он им, ведь так? Но есть другие люди с более… опасными секретами. Опасными для них, я имею в виду.
— Мистер Липовиг?
— Да, он может быть одним из них.
У Пупси загорелись глаза.
— Ты что-то знаешь, да?
— Не совсем, но я знаю, где кое-что можно узнать.
— Где?
— Ты действительно хочешь знать?
— Конечно!
— Ну, у меня нет намерения тебе говорить, — улыбаясь, сказал Космо. — Позволь мне тебя не задерживать! — добавил он, когда она стремительно вырвалась из комнаты.
Позвольте мне вас не задерживать. Какую чудесную фразу изобрел Ветинари. Перекаты двойного смысла рождали подводные течения беспокойства даже в самом невинном разуме. Этот человек нашел способы бескровной тирании, которой могла постыдиться дыба.
Что за гений! И таким же, за исключением брови, становился Космо Роскошь.
Он должен исправить недостатки, допущенные жестокой природой. Таинственный Липовиг был ключом к Ветинари, а ключ к Липовигу…
Пора поговорить с Мистером Бентом.
Назад: Глава 3
Дальше: Глава 5