Глава 3
Всю ночь Хлейну одолевало беспокойство; ей снились обрывочные, нелепые сны, она часто просыпалась, вертелась, тосковала о чем-то, в голову лезли мысли обо всем самом неприятном и тревожном, что только было в ее жизни. Потом она опять незаметно засыпала, чтобы увидеть очередной короткий и нелепый сон, нырнуть в него, как в мелкую воду, откуда ее снова вскоре вытолкнет на поверхность.
Наконец она проснулась и поняла, что больше не заснет. Чувствовалась близость утра. Женщины в покое еще спали, даже скотницы возле двери не шевелились. Но Хлейне хотелось выйти: какое-то смутное предчувствие тянуло ее наружу. Вспомнился один из рассказов Гельда, который она слышала еще в детстве: одну женщину в усадьбе, где каждую зиму пропадали люди, вот так же в ночь Середины Зимы одолело желание выйти, а когда она вышла, то ее сразу схватила безобразная великанша… Так и мерещилось, что на дворе ее ждет что-то особенное, важное, значительное, что разом все изменит, поможет ей… А девичья кюны Бертэльды сегодня казалась особенно душной и темной…
Хлейна осторожно выползла с лежанки и стала одеваться, стараясь никого не потревожить. Даже удивительно, до чего ловко это стало у нее получаться…
На дворе было почти светло, серые сумерки зимнего рассвета понемногу таяли. Хлейна посмотрела на небо и вдруг поняла, что зима проходит: в йоль в это время еще висела непроглядная темень. А теперь свет растущего дня все сильнее размывает тьму, как весенняя вода размывает снизу снеговые горы; у света и воды один цвет – сероватый… Значит, весна близится, как ни странно. Но почему-то эта мысль не обрадовала Хлейну. Весна придет к каким-то другим людям. Ей, внучке оборотня, весна ничего не даст: не нужно ей будет ни «кукушкиных гуляний», ни песен и плясок у летнего костра. Хагира нет с ней, а никто другой ей не нужен…
Закрыв за собой дверь, Хлейна стояла в двух шагах перед домом и чего-то ждала. Длинные дома, ограждающие двор, вялые струи дыма над дверьми, вчерашние замерзшие следы… Все серо-коричневое, скучное. Даже огромный, с пивной котел, серебряный шлем на высоком воротном столбе казался тусклым и унылым. Зачем она вышла? Чего хотела, на что надеялась? Сами боги не изменят прошлого, не уничтожат несчастья ее жизни. Что бы ни случилось – она по-прежнему останется внучкой оборотня, по-прежнему будет содрогаться при мысли о том, что за кровь течет в ее жилах…
От ворот к ней медленно шла высокая человеческая фигура. Хлейна заметила ее уже на середине пути и удивилась: как он сюда попал, ведь ворота заперты? Было совершенно тихо, даже мерзлая грязь не похрустывала под ногами гостя. Высокорослый мужчина кутался в серый плащ, но голова оставалась открыта, и Хлейне сразу померещилось в нем что-то знакомое. Что – она не могла вспомнить. Уж это точно не Йофрида…
Заглядевшись, Хлейна вдруг обнаружила, что с другой стороны к ней медленно приближается еще один человек, такой же тихий, смутный… Очертания обеих фигур казались как-то смазаны, нечетки. Хлейна отчаянно заморгала: что у нее с глазами, на месте одного мерещатся двое, трое! Да сколько же их!
На дворе уже собралась целая толпа. Она заполнила все пространство между хозяйским домом и конюшней, и даже у дальнего угла амбара мелькали те же серые плащи. Хлейне хотелось попятиться, но она боялась сдвинуться с места. Это не живые люди, она видела эта так же ясно, как любой человек видит, мужчина перед ним или женщина. Очертания тел расплывались в воздухе, так что трудно было понять, где же они кончаются, толпа сливалась в сплошное облако, а лица выглядели спокойными, сосредоточенными и значительными. Хлейна скользила взглядом с одного лица на другое, везде замечала что-то знакомое, но не могла понять, где и когда видела этих людей. Кто они такие?
Толпа призраков колебалась в нескольких шагах перед ней, как туман над болотом, но ближе никто не подходил. От них веяло холодом, и тусклые глаза, устремленные на Хлейну, мерцали бледно-голубыми огоньками. Все, все смотрели на нее, и она ощущала, что чья-то огромная неодолимая воля пригнала к ней эти призраки, она – их цель, их свет, они сошлись к ней, как темной ночью люди сходятся на свет костра. Было жутко, хотелось заслониться от взглядов этих мертвых глаз: они вытянут из нее жизнь, погубят! Кто прислал их? Йофрида?
– Кто прислал вас ко мне? – задыхаясь, едва сумела выговорить Хлейна.
– Ты! – ответил голос. Нельзя сказать, чтобы это был человеческий голос или несколько голосов; звук походил на тот шепот, которым Йофрида когда-то давно впервые нарушила ее спокойный сон. Он не исходил от кого-то, а находился везде, как холод воздуха, как сумерки; Хлейна, казалось, не слышала его ушами, а впитывала всей кожей. – Ты позвала нас твоей волей. Дух твой тосковал и призвал нас, чтобы дать тебе ответ.
«Я не звала!» – хотела ответить Хлейна, но не посмела. И тут же поверила, что призраки говорят правду. Она тосковала и тоскует сейчас, а ее кровь способна отдавать приказы духам даже втайне от собственной воли и разума.
Но даже больше, чем эта внезапно открытая способность, ее волновало, ради чего они пришли. Призраки не приходят просто так. Это знак! Это дурной знак, что-то случилось! Что? Что? Хагир! Ее била сильная дрожь, хотелось самой броситься к призракам, тормошить их и спрашивать, но она не могла двинуться и чуть не плакала, мучительно ощущая свое бессилие. Хагир! Что с ним? Она так много думала о нем, что все вокруг казалось с ним связанным. И при виде толпы призраков только Хагир пришел ей на ум. Неужели он встретился с ее отцом, и эти духи пришли объявить ей, что все для нее кончено, что больше не нужно, нельзя ждать и надеяться на что-то… Если он… Если это – знак его гибели…
В толпе призраков обозначился один, и он казался выше ростом, чем все остальные. Его лицо показалось Хлейне еще более знакомым, но что-то в нем было не то… Призрак остановился всего в двух шагах перед ней. И вдруг она вспомнила.
Стормунд Ершистый! Тот самый квитт, шумный, упрямый, разговорчивый и не слишком ученый, которого взял в плен ее отец Вебранд. Только сейчас он был не шумным, а неслышным и невесомым. В мучившей Хлейну растерянности появилась хоть одна точка опоры, но это не прояснило мысли, а, напротив, еще больше сбило с толку. Стормунд Ершистый, самый земной и простой человек, – и мир призраков… Мелькнуло ощущение, что она не проснулась и не наяву вышла из девичьей, а опять спит и видит еще один нелепый сон этой тяжелой ночи.
– Великие события свершились, – зазвучало в воздухе. Призрак с лицом Стормунда смотрел на нее бледно-голубоватыми, тускло мерцающими глазами, такими же невыразительными и неотличимыми от прочих, губы его не двигались, голос исходил от всей фигуры, слетал со складок туманного плаща. – Великие битвы прогремели, и еще более великие битвы ведут они за собой. Много крови пролилось в землю, и еще больше крови прольется на радость подземным порождениям Локи. Вебранд Серый Зуб лишил меня жизни, но Хагир сын Халькеля назвал его своим другом. Им не суждено враждовать больше до тех самых пор, пока один из них не последует в Палаты Павших за нами. Он отказался от мести за меня, но исполнится предсказание: то, к чему он страстно стремится, станет его проклятием. Из того блага, что он задумает, выйдет зло. Так отомстил ему Ночной Волк, так отомщу и я.
Пока призрак говорил, Хлейна медленно пятилась и вдруг уперлась спиной в дверь дома. Она плохо понимала слова призрака, но ощущала их огромную значимость: это было больше, чем она могла принять и разместить в сознании. Серая толпа казалась все ближе, она смыкалась вокруг Хлейны, как туман, хотелось стучать в дверь, разбудить кого-нибудь из живых людей, не оставаться наедине с призраками ни мгновения больше.
А потом она вдруг обнаружила, что находится во дворе одна. Призрачные воины исчезли – вокруг только постройки и замерзшие в грязи вчерашние следы. А она стоит, прижавшись спиной к двери дома, и бессмысленно смотрит в пустоту. Но в ушах ее четко звучит голос, похожий на шепот из-под земли. «Им не суждено враждовать больше…»
Как только мужчины встали, Хлейна тут же отозвал Гельда в сторону, даже не дав ему умыться. Торопливым шепотом излагая свое видение, она держала Гельда за локоть и бросала боязливые взгляды по сторонам, будто ждала, что призраки вернутся. Рядом с живым теплым человеком потусторонние гости казались еще более холодными и жуткими.
– Мне страшно! – шептала она. – Значит, Стормунд умер, если ко мне явился его дух! Он умер! А может быть, и кто-нибудь еще! Он сказал ведь только, что Хагир и Вебранд будут дружить, пока один из них не умрет! Раз они подружились, если это только правда, значит, теперь не страшно, если он узнает… Может, он уже от самого Вебранда узнал, что я – его дочь! Мне теперь можно вернуться. Я поеду с вами! Мне непременно нужно домой!
Побывав у ярла Южного Квартинга, Рамвальд конунг ненадолго заехал на Ветровой мыс, а теперь собирался на север, к сестре и Фримоду ярлу. Еще вчера Хлейна не думала ехать с ними, уверенная, что должна избегать встреч с Хагиром, которого скоро ждали во фьорде Бальдра, но теперь была рада, что призраки не опоздали. Она не могла так сразу поверить в исчезновение главного препятствия и тягчайшей из своих тревог, но внутреннее чувство толкало ее: скорее, скорее туда!
– Стормунд убит? Вебранд убил его? Ты уверена? – расспрашивал Гельд, потряхивая головой, чтобы окончательно проснуться. Трудно начинать день с таких новостей!
С тех пор как он побывал у Стормунда Ершистого в гостях, его судьба стала занимать Гельда гораздо больше, чем когда он помогал освободить того из плена. Благополучие Стормунда теперь означало благополучие его домочадцев и его родственницы Тюры. Что там произошло? Если Стормунд погиб, значит, и правда произошли великие события! И чем все кончилось? Гельда мучило беспокойство: молодая женщина с восьмилетней девочкой казались такими маленькими, хрупкими, беззащитными… А он так далеко и ничего не может для них сделать! Что с ними? Живы ли они, где они теперь, что с ними?
Если Вебранд подружился с Хагиром, значит, Вебранд, самое меньшее, появился возле усадьбы Березняк. А раз уж он появился, то без драки не обошлось – и вот вам, Стормунд Ершистый расхаживает в виде призрака. Но Хагир помирился с Вебрандом… Как это могло произойти? При всей его любви к «лживым сагам» Гельд был не склонен верить в небылицы, а мир между Вебрандом и Хагиром казался совершенно невероятным. Однако, раз уж Хагир с ним помирился, значит, домочадцам ничего не грозит… Тем, кто остался в живых, разумеется…
– Значит, больше они ничего не сказали? – Гельд с надеждой посмотрел на Хлейну. Сейчас он очень жалел, что не родился ясновидящим.
– Нет. – Она решительно качнула головой. – Я хочу домой! Я поеду с вами!
– Хорошо, я поговорю с конунгом…
Но тем же утром Рамвальд конунг сам подозвал Хлейну к себе.
– Я хочу с тобой побеседовать, липа ожерелий! – Благожелательно кивая и улыбаясь, он показал ей место рядом с собой. – Ты, я слышал, хочешь поехать с нами в Рощу Бальдра?
– Да, конунг, – ответила Хлейна, усевшись и с тайным волнением расправляя платье на коленях. – Я пробыла у тебя достаточно долго… То есть я хочу сказать, быть в гостях у тебя – великое счастье, но я здесь уже два месяца, чуть ли не половину зимы, и мне думается, моя приемная мать по мне скучает, и я по ней тоже. Знаешь, Повелитель Богов говорил: даже приятель станет противен, если гостит бесконечно. Как-то так, прости, я спутала…
Хлейна беспокойно перебирала тонкие обручья у себя на запястье; от волнения мысли разбегались, она не могла даже точно вспомнить стих, хотя все «Речи Высокого» с самого детства знала на память. Рамвальд конунг негромко засмеялся с ласково-снисходительным видом:
– Ну, моей жене, я думаю, не покажется, что ты гостишь у нас слишком долго. У нее ведь нет дочери, а Эдельгард ярл женится не раньше Середины Лета. Кюна Бертэльда рада, что ты живешь у нее.
– Я тоже рада, но моя приемная мать ждет меня и беспокоится. Я с радостью приеду еще, если кюне Бертэльде нравится меня видеть, но теперь мне пора домой!
– А скажи-ка! – Рамвальд конунг вдруг накрыл ладонью ее руку, наклонился к ней и заглянул в глаза. – Ты ведь скучаешь не только о Гейрхильде? Ты хочешь увидеть дома еще кого-то, кого здесь нет?
Хлейна невольно ахнула: такой проницательности она не ждала от неглупого, но вполне простодушного Рамвальда конунга. Каким образом до него могли дойти слухи насчет нее и Хагира? И чем это может ей грозить? Скорее всего, ничем: ведь Хагир – квитт, а Рамвальд конунг так хорошо принимает Бергвида, тоже квитта и почти их конунга. Может быть, он будет даже рад такому союзу… И еще сильнее Хлейну потянуло в Рощу Бальдра, туда, где есть надежда на скорую встречу с ним. Может быть, пока она гостит тут, Хагир уже там!
– Ах, конунг, мне так нужно скорее попасть домой! – взмолилась Хлейна, избегая прямого ответа и от беспокойного смятения сжимая кулаки так сильно, что золотые перстни больно впились в кожу. – Скорее домой!
– Я, признаться, так и думал! – Рамвальд конунг опять засмеялся. – Я и раньше был уверен, что мой родич Фримод ярл думает взять тебя в жены. Что же, я рад его выбору. Ни один из тех, кто тебя знает, не найдет в тебе никаких недостатков!
Хлейна посмотрела на него с удивлением, не сообразив, при чем тут Фримод ярл. А потом догадалась и поспешно опустила глаза, пока конунг не понял, как ошибся. Хлейна краснела, сама перед собой стыдясь своей глупости. Хагир! Откуда Рамвальду конунгу знать про Хагира! Он думает, что она соскучилась по Фримоду ярлу! Как хорошо, что она ничего не сказала такого… Не очень-то он расположен, на самом деле, к квиттам и к Бергвиду, ничего толком не обещает… Скорее всего, он будет против союза с Лейрингами, и хорошо, что он ничего об этом не знает!
– Значит, все свои подвиги у граннов и квиттов мой родич совершал, чтобы раздобыть свадебных даров для тебя и запастись хвалебными песнями для свадебных пиров! – продолжал Рамвальд конунг.
Он все еще посмеивался, но Хлейна, мельком бросив на него взгляд, заподозрила, что его веселость притворна и что ее ждет еще какая-то неприятность. Рамвальд конунг так же плохо умел притворяться, как и замечать чужое притворство.
– Похоже, что так! – улыбаясь и тоже стараясь казаться веселой, ответила она. – Он тоже, мне думается, ждет меня!
– Ждет тебя… Это хорошо, что он ждет тебя… – бормотал Рамвальд конунг, еще держа на лице улыбку, но отводя глаза. – Конечно, он будет очень огорчен, если ты задержишься…
Беспокойство Хлейны все росло, внутри все сжималось, дышать было трудно. А главное, она не могла понять, к чему клонит конунг, рад он предполагаемой женитьбе племянника или нет. «Огорчен»… «задержишься»… При чем здесь это?
– Ты понимаешь, конунг, как важно мне скорее попасть домой! – умоляюще воскликнула Хлейна, не в силах больше выносить неопределенности в том, что для нее дороже всего на свете.
– Я понимаю, что мой родич Фримод ярл будет очень огорчен, если его невеста не вернется домой!
– Да, да! – твердила Хлейна, словно старалась подтолкнуть конунга наконец высказаться. Что он привязался к ней с Фримодом?
– Ну, я боюсь, ему придется еще немного потерпеть! – Рамвальд конунг наконец глянул ей в глаза, и Хлейна встретила серьезный, хотя и несколько огорченный взгляд.
– Но почему? – изумленно прошептала она.
– Видишь ли, береза пряжи, я… – Конунг снова взял ее за руку и дружески погладил, но Хлейна ничего не заметила, напряженно ожидая продолжения. – Я не хотел бы причинять огорчения такой замечательной девушке, но мне совсем не нравятся подвиги твоего жениха и моего родича Фримода ярла. Он поссорился с фьяллями, с ярлом Торбранда конунга, собиравшим дань, а это уже никуда не годится. Теперь он намеревается вступить в открытую войну с фьяллями, а этого я не могу допустить. Я говорил со многими людьми, и почти все высказались против. Мы не можем вмешиваться в войну фьяллей и квиттов, но мой родич Фримод ярл молод и отважен, он жаждет подвигов и славы. Я не хочу, чтобы он совершал подвиги во вред всему Квартингу.
– Но при чем здесь я? – Хлейна смотрела на конунга полными слез глазами и ничего не понимала.
– Я должен потребовать от моего родича Фримода ярла клятву, что он не станет ввязываться в эти дела, не посоветовавшись со мной. И охотнее всего он ее даст, если ты в это время будешь у меня здесь. А потом, когда наше дело будет улажено, он сможет вернуться сюда вместе со мной, и я буду рад, если ваша свадьба будет справлена у меня в доме!
Рамвальд конунг еще раз ласково похлопал Хлейну по руке, намекая на свое дружеское к ней расположение, но Хлейну это не порадовало. Она сидела, оглушенная, сжав руки на коленях и чувствуя, что попала в ловушку. Она сама сказала, что выходит замуж за Фримода… То есть не сказала, но нарочно позволила конунгу так думать. Как тогда с Фримодом ярлом в роще… Гельд говорит, что ложь сама дает лжецу по шее. Она сама себя погубила тем, чем думала спасти. А откажись она сейчас – он ей не поверит. И открыть правду никак нельзя – он же сказал, что не поддержит квиттов, а значит, постарается помешать браку воспитанницы своей сестры с одним из Лейрингов.
Она в плену, ей не выбраться отсюда, пока конунг не возьмет с Фримода ту злосчастную клятву… О богиня Фригг! Да ведь Фримод обрадуется, когда услышит от конунга такое! И с радостью приедет за ней, чтобы здесь, со всем блеском и великолепием, справить свадьбу! Уехать отсюда женой Фримода ярла – лучше не уезжать вообще! Что делать? Что делать?
А дружина конунга уже вовсю собиралась в дорогу. Хлейна то плакала, то негодовала, ей казалось нестерпимо ужасным, что корабли уйдут без нее. Но здесь даже Гельд не мог ей помочь: единственное, что он мог, – это пообещать присылать ей вести.
– Если он уже знает, что я дочь Вебранда, то пусть он сам приезжает за мной! Скажи ему, если ты его увидишь! – со слезами молила его Хлейна перед отплытием. – Пусть он приплывает за мной сюда, я пойду с ним куда угодно!
– А если он не знает? – Гельд хмурился, поскольку замысел бегства «куда угодно» ему совсем не нравился. – Сказать ему?
– Нет, нет! – в испуге воскликнула Хлейна. – Если он не знает, то молчи! Я сама скажу ему! Я сама!
Несмотря на примирение Хагира с ее страшным отцом, надеждой на которое она пыталась себя успокоить, Хлейна все же приходила в ужас при мысли, что он знает правду о ее нечеловеческой крови. Она боялась и ненавидела эту самую кровь, которая мешает ее покою и счастью, и желала, чтобы Хагир не знал об этом как можно дольше. И если уж иначе нельзя, пусть узнает от нее самой! Он скорее примирится с ее родом, если будет видеть перед собой ее глаза.
Корабли ушли, Хлейна проводила их и вернулась в девичью. Сидя на скамье, она думала о кораблях и ощущала их движение, как будто они шли прямо через ее сердце. Так медленно, так долго! Дней пять-семь, пока они доберутся до Рощи Бальдра, потом неизвестно сколько, пока Гельд что-то узнает, потом пока он найдет случай послать ей весть… Это целый год пройдет!
Хлейна поднялась, прошла к своему сундуку, стоявшему позади лежанки, села на приступку и отцепила от нагрудной цепочки ключ. Там, в сундуке, на самом дне лежит хрустальный жезл Йофриды. В суматохе сборов перед ее неожиданным и поспешным отъездом из Рощи Бальдра его не заметили под грудой одежды, и он приплыл сюда с ней. Хлейна обнаружила его уже здесь, а к тому времени ее желание отвязаться от любых подарков Йофриды прошло. Жезл снова стал казаться манящим, таинственным ключом к каким-то чудесным, прекрасным мирам, и Хлейна не могла с ним расстаться.
Теперь она медленно отперла сундук, вынула жезл и положила на колени. Каждое ее движение было осторожно и бережно, как будто жезл мог разбиться от прикосновений. Это – тоже средство узнать то, что она хочет знать. Йофрида предлагала ей знания… Подать руку мертвой колдунье страшно, но ради Хагира можно решиться на все, потому что без него сама жизнь не имеет цены. Нужно только решиться…
Хлейна положила обе руки на жезл и закрыла глаза. Душа ее была как море, по которому перекатываются неспокойные валы, и Хлейна вглядывалась в глубину, прислушивалась к голосам этого моря, надеясь понять саму себя.
По пути на юг «Змею» не слишком везло с погодой: часто дул холодный встречный ветер, так что приходилось целыми днями идти только на веслах. Раненые поправлялись с трудом, одни и те же гребцы совсем выбивались из сил, но «Змей» шел очень медленно. По утрам долго висел туман, и, чтобы не посадить корабль на камни, приходилось идти в отдалении от берега. Нередко шел мокрый снег, во время плавания на корме растягивали кожаный шатер для маленьких детей и самых скрипучих старух, но все равно многие заболели. Вебранд ругался: уже в первый день его стала страшно раздражать «крысиная возня», детский плач, старушечье ворчание, шмыганье носов, кашель и чиханье, визги и вопли. Он приплыл сюда с прекрасной отборной дружиной, имея полсотни здоровых сильных мужчин, а увозит полным-полно сопливых детей и старух! Корзина раков, а не боевой корабль! Да это издевательство над прославленным воином, не иначе!
– Затмение Богов! – твердил он. – Умные были Лив и Ливтрасир, что не взяли с собой все население своей кухни, коровников и свинарников! Я бы на их месте тоже никого не взял в ту священную рощу Хрод… Э, как там?
– Ходдмимир, – ответила Тюра, к которой он обращался. В это время она как раз вытирала нос Альву, пятилетнему сынишке Лейга.
– Да, вот эта самая. Двоих вполне хватит, мужчины и женщины, молодой красивой женщины, чтобы могла рожать много детей. – Вебранд с сомнением покосился на Альва, прикидывая, а хорошо ли это, но потом решил великодушно смириться с тем, что у будущих воинов бывают в детстве мокрые носы, а то и штаны. – Вот, например, вроде тебя. А мужчина должен быть сильный, опытный, закаленный походами, отважный и прославленный, чтобы новое человечество гордилось своим прародителем и, пожалуй, могло попросить богов принять его в Асгард и посадить на золотой престол… Там, в Асгарде, после Затмения Богов будет много свободных мест, я так слышал!
– Вот ты куда метишь! – вздохнула Тюра, чтобы что-то ответить. По привычке она старалась и с Вебрандом быть приветливой, хотя это давалось порой нелегко.
– А то как же! Тебя я возьму с собой, из тебя выйдет хорошая богиня. Жена бога войны, что смиряет своим милосердием его кровожадность! А? Хорошо я придумал? А старухи ни к чему. Их не возьмем.
Тюра вздохнула и ничего не ответила. Ее совсем не радовало, что сам Вебранд Серый Зуб, известный своим очень умеренным, скажем так, человеколюбием, избрал ее в свои будущие подруги-небожительницы. При ближайшем знакомстве грозный и ужасный полуоборотень оказался не так страшен, как они раньше думали. Правда, большинство их горемычного сборища он вообще не замечал, но с ней, с Хагиром и хирдманами, которых признавал за людей, Вебранд обращался с грубоватым, порой ехидным, но все же дружелюбием. Он оказался любителем поговорить и похвалиться, а значит, нуждался в слушателях; он гордился своей способностью переносить любые трудности и лишения, но постоянно требовал забот: то ему лежать неудобно, то пить хочется, а вода невкусная, то вместо хлеба дают деревяшку какую-то! Все это было вполне понятно и по-человечески, и Тюра совсем перестала его опасаться, но все же новый «глава рода» ей совсем не нравился, и она с тоской вспоминала Березняк и Стормунда. Каким веселым и приветливым был их шумный хозяин, как тепло и надежно они себя чувствовали рядом с ним… Не верилось, что его нет. Когда та страшная ночь прошла и душа ее поуспокоилась, Тюра перестала верить, что Стормунд мертв: таким живым, ярким и близким он оставался в ее памяти. И странным, ненужным, неприятным ей казалось то, что Бьярта день и ночь мечтает о мести: ведь тем самым она признает его смерть…
«Что же за судьба у меня такая несчастная! – восклицала Тюра в мыслях, стараясь не смотреть на Вебранда и надеясь, что он уймется, раз уже его не слушают. – Столько людей вокруг, а мне все время достаются какие-то чудовища! Почему же я всегда нравлюсь только тем, кто совсем не нравится мне! Разве я так уж много хочу! Я только и хочу, чтобы муж был человеком, а не жирным тюленем и не зубастым волком. Богиня Фригг, разве это так много?»
– Мама, поедем к Гельду! – шептала ей на ухо Аста, прижимаясь и норовя влезть на колени, как маленькая. – Поедем! Где он живет?
– Он далеко живет, – со вздохом отвечала Тюра. – Я не знаю где.
– Он говорил, что у него две усадьбы через два моря!
– Два моря! А мы одного одолеть не можем!
– Ну, скажи Хагиру, давайте поплывем туда! Я не хочу к Вебранду, у него плохо и страшно! У него волки и оборотни, и эта противная бабка, что всех ругает и проклинает!
– А за какими морями живет Гельд? Ты знаешь?
– Нет…
– И я не знаю. В Морском Пути семь морей. А мы с тобой только одно и видели.
В мыслях Тюры дом Гельда был так же далек, как небесные палаты самого Бальдра. Ее воспоминания о нем стали расплывчатыми, как приятный давний сон. Сон очень живой, яркий и даже правдоподобный, пока продолжался, но вот ты открываешь глаза и видишь, что на самом деле все совсем иначе. Пережитое горе, тревоги, заботы, страх перед будущим развеяли образ желанного счастья, сделали совсем недостоверным. Уж очень большая разница между мечтами и действительностью: она мечтала о новом доме и новой семье, а лишилась и всего прежнего; ей мерещилась какая-то радужная дорога вверх, а перед глазами теперь узлы с домашними пожитками, кашляющие угрюмые старухи, чужой и насквозь мокрый корабль вместо уютного теплого дома. Позади – мертвецы и пожарище, а впереди холодное море.
Гельд… Тюра так ясно видела перед собой его улыбающееся лицо, и в то же время ей казалось, что они встречались много лет назад… Если он вообще не приснился ей. Даже если он не забыл ее, как им теперь встретиться? Как он найдет ее, если она сама не знает, где будет жить? То ли на юге у Вебранда, то ли на востоке у родичей Хагира – все это казалось ей далеко, как в ином мире, куда не дотянутся никакие тропинки из прошлого. От этих мыслей у Тюры опускались руки: судьба с таким злобным упрямством отнимала у нее все надежды на счастье, что порой не хотелось дальше жить. И тогда Тюра оглядывалась в поисках какого-нибудь дела: за делом было некогда думать, в жизни появлялась хоть какая-то маленькая цель, которая позволяла не спрашивать, зачем все это.
Однажды «Змею» пришлось и ночь провести в море: сильные волны не позволяли подойти к берегу, и гребцы измучились так, что весь следующий день, когда при свете удалось пристать, пришлось посвятить отдыху. Остановились в усадьбе Каменистый Пригорок, той самой, где Бьярта познакомилась с Гельдом. Оказалось, что и Вебранду эта усадьба знакома – он ночевал здесь по пути в Березняк. Хозяева тоже его запомнили и были изумлены, увидев Вебранда вместе с домочадцами Стормунда Ершистого. Сам Стейн сын Атли только пошевелил бородой и захлопотал, чтобы всех устроить, но его дочь, уже знакомая Бьярте молодая хозяйка, так и застыла посреди кухни, уперев руки в бока и раскрыв рот.
– Вот это да! – воскликнула она, кое-как справившись с первым приступом изумления. – Да вы живые! И еще едете вместе, как лучшие друзья! А мы-то думали, он едет вас убивать!
– Так оно и было, хе-хе! – Вебранду такая встреча доставила большое удовольствие. – Так и было! И я даже убил кое-кого, так что вы не очень ошиблись, добрые люди! Но обо мне ничего нельзя знать наверняка, такой уж я человек!
– Так вы знали? – Хагир перевел взгляд с женщины на Стейна хёльда. – Знали?
– А что я мог сделать? – обиженно и отчасти враждебно отозвался Стейн. – Поджечь мой дом вместе с ними разве что?
– Вы могли бы нас предупредить.
– Ты думаешь, у меня очень много лишних людей и лошадей? Или есть корабль, который летает по воздуху, как дракон? Или что я очень мечтаю о геройской смерти? Ничего подобного! У меня нет ни малейшего желания ввязываться в чужие распри. Вы нажили себе врагов, вы и разбирайтесь с ними!
Хагир не возразил: все это он уже слышал от Ульвмода Тростинки.
– Да! – прибавил Стейн, подбодренный его молчанием. – Я, конечно, не отступлю от законов гостеприимства, и вы можете побыть у меня, сколько вам нужно, но нельзя сказать, чтобы я был очень рад вашим подвигам! Конечно, это великий подвиг – победить сразу двух фьялльских ярлов, испортить им корабль и разбить дружину! Но ведь десяток тех разбойников остался где-то в ваших краях! Как знать, не дойдут ли они до нас!
– И разбей меня громом, если летом тут не будут плавать новые фьялльские корабли, чтобы отомстить! – подхватила хозяйка, нервно вытирая руки о серый передник. – Если этот Хрейдар Гордый не придет летом с новой дружиной! Он будет мстить всему побережью!
– Даже если он не будет мстить всему побережью, то он уж наверняка постарается взять с нас все то, чего не добрал с вашего Березняка, раз уж вы сами его сожгли! – прибавил Стейн. – И на всем берегу останется еще меньше домов, чем сейчас есть! Вы-то уплывете себе, и да помогут вам боги найти себе местечко получше, но мне сдается, что через год-другой и мне придется снаряжаться в дорогу в один конец! И если я этим буду обязан вашим подвигам, то нельзя сказать, что я буду вам очень благодарен!
Хагир слушал это со стыдом и досадой, но не возражал. По-своему Стейн сын Атли был безусловно прав. Вскоре, правда, хозяин посчитал, что от досады держался с гостями уж чересчур невежливо, и попытался исправиться.
– Я понимаю, неучтиво с моей стороны вас обвинять, когда у вас такое горе! – говорил он Хагиру, в конце ужина подойдя со своим кубком и усевшись рядом. – Вы и сами, конечно, не рады, что все так получилось. Никто по доброй воле не бросит усадьбу, землю, поля, пастбища, скотину и все прочее, чтобы плыть на чужом корабле между небом и морем, сам не зная куда. Это я все понимаю. Но и ты пойми. Я уже стар совершать подвиги и тем более мечтать о них. У меня внуки, и я хочу видеть моих внуков счастливыми. Наверное, я не доживу, пока все это кончится, но, ты знаешь, очень хочется дожить. Хотя бы попробовать. А не ввязываться в чужую драку и не радоваться, что меня придут разорять из-за чужой удали.
– Никто не доживет, пока все это кончится, если все будут только ждать! – вмешалась Бьярта. Страдая из-за невозможности отомстить за мужа, она теперь кидалась на все, в чем видела проявление трусости или уклонения от долга. – Если все будут ждать и прятаться, то это не кончится никогда! Ты так никогда не увидишь своих внуков счастливыми!
– Пожар в моем доме уж точно их счастью не поможет! – ответил Стейн хёльд, с неудовольствием поглядывая из-под кустистых темных бровей на новоявленную валькирию. – Я тебя понимаю, ты лишилась мужа, но неужели ты желаешь того же и моей дочери?
– Но ведь одолеть их можно! – убежденно возразил Хагир. – Можно! Мы потеряли Стормунда и больше двух десятков убитыми, но мы победили фьяллей! Значит, они не бессмертные! Это, кстати, давно известно, это еще мой родич Ингвид Синеглазый, Южный Ярл, доказал, когда разбил войско самого Торбранда конунга в Пестрой долине.
– Ну, разбил! – подхватил зять Стейна, худощавый мужчина с жидкой рыжеватой бородой. Он говорил быстро, с беспокойным оживлением, а жена в это время делала ему знаки, чтобы он, дескать, молчал и не ввязывался не в свое дело. – Разбил, а потом все кончилось разгромом! Потом самого Ингвида Синеглазого разбили в Битве Чудовищ, и все квитты стали платить дань! Чем все кончилось? Какой смысл геройствовать?
– Смысл в том, что Ормкель сын Арне и Хрейдар Гордый потеряли там, где думали взять! – жестко ответил Хагир. Ему противно было видеть это трусливое беспокойство в лице молодого хозяина, заранее и с готовностью проигравшего все свои битвы. – Они потеряли общим счетом две дружины, около сотни человек! Сотня фьяллей больше никогда не придет к нам за данью, понимаешь ты это? Если бы каждая усадьба, и наша, и ваша, и Ульвмод, и все соседи, и все побережье разбили по одному фьялльскому кораблю, разбили тех, кто к ним приходит за данью, вместо того чтобы подносить им медовый рог, то Квиттинг давно забыл бы, что такое дань! А ты живешь как раб и детей своих растишь рабами! Ведь пятнадцать, семнадцать лет назад квитты могли собрать войско!
– Вот тогда-то всех и перебили! – вставил кто-то из Стейновых домочадцев.
– С тех пор выросли новые люди!
– Хотя бы ты.
– Да хотя бы и я! Неужели только у моего отца был сын? А у всех остальных – дочери, только в штанах? И в нашем поколении не найдется людей, которые не хотят быть рабами?
Хагир говорил горячо и даже злобно. Он не боялся оскорбить людей, он даже хотел этого, чтобы гневом расшевелить их души, прогнать трусливую покорность. Но напрасно. На него смотрели с угрюмым недовольством, с обидой, кое-кто даже с насмешкой: ишь, какой герой выискался! Одна женщина средних лет глядела с состраданием. Она понимала его, но знала, что благородные порывы обречены.
– Успокойся, пожалуйста! – К Хагиру подошла Тюра и ласково положила ему руку на плечо. – Не надо обижать добрых людей, которые дали нам приют. Нельзя требовать от простых людей героизма Сигурда Убийцы Дракона. А ты уже победил в своей битве. Теперь можно немного отдохнуть. Хотя бы накопить сил для новой. Ведь так?
Хагир не стал возражать: в самом деле, глупо и неучтиво с его стороны грубить, попрекать и обвинять людей, которые пустили его в дом. Нельзя требовать, чтобы каждый был Сигурдом. Но лицо его не смягчилось. Когда Сигурды нужны, каждый обязан искать героя в самом себе.
– Пусть так, – сказал он чуть погодя. – Каждый вправе выбирать, будет он Сигурдом или не будет. Но я для себя выбрал. Я больше не буду мириться с участью раба. Я знаю, что с фьяллями можно бороться и можно их одолевать. И мне было бы стыдно не стремиться делать это снова и снова. Насколько меня хватит. И если у меня когда-нибудь будут дети и внуки, то они будут жить свободно и счастливо!
Стейн хёльд пожал плечами.
– Ты тоже вправе решать! – спокойно ответил он, и незаметно было, чтобы эта речь произвела на него большое впечатление. – Ты знатного рода, ты из Лейрингов, вы в родстве даже с бывшим родом конунгов. Совершать подвиги вам как-то больше к лицу. Попробуй, может, догонишь своего Ингвида Синеглазого.
Хагир упрямо кивнул. Может быть, Стейн и вкладывает в свои слова скрытую насмешку, но он предпочел понять их всерьез.
– Кто-то же должен это делать, – совсем тихо сказал он. – Так почему не я?
И он опять подумал о Хлейне. Избранная дорога никак не обещала им скорого счастья, но если сейчас он смирится с поражением, то будет недостоин ее.
– Мы будем мстить! – твердила Бьярта с упорством настоящей валькирии. – Будем мстить за гибель моего мужа, за разорение нашей усадьбы! Пусть лучше мой сын погибнет молодым и не оставит потомства, но наш род будут вспоминать с уважением! Лучше так, чем если он проживет жизнь с несмытым позором и позор оставит детям!
– А кому ты хочешь мстить за мужа? – Старая хозяйка метнула боязливый взгляд на Вебранда. У бедной женщины все путалось в голове. Ведь вроде говорили, что этот гранн сначала убил хозяина Березняка, а потом уже к ним явились фьялли…
– Я буду… – Бьярта уперла в Вебранда ненавидящий взгляд, но окончила: – Я буду мстить фьяллям! – выпалила она. – Это они довели нас до такой жизни! Из-за них люди должны скитаться по морям и ввязываться в беды! Из-за них нас никто не уважает, и сами мы тоже! Из-за них люди боятся помогать друг другу, все превратились в трусов и предателей, каждый держится за свою шкуру, сидит на кучке навоза, которую зовет своим домом, и боится от нее зад оторвать, как бы не украли! Все из-за них! И им я буду мстить, пока я жива! И сын мой будет мстить!
– И я помогу! – весело покрикивал со своего места Вебранд, подмигивая Бьярте и всем сидящим вокруг нее. – Непременно помогу! Мы им отомстим! Мы им так отомстим, что Сигурд в Валхалле намочит штаны от зависти! Про нас весь Морской Путь будет говорить! Мы такое устроим! Не грусти, Бьярта дочь Сигмунда! Мы отомстим!
Бьярта ответила ожесточенным взглядом. Полуоборотню доставляло огромное удовольствие дразнить ее таким вот образом; он отлично понимал, что в первую очередь она охотно отомстила бы настоящему виновнику, то есть ему. Но в этом она была бессильна: они плывут на его корабле, он – их единственная опора, надежда, защита и все такое. Придется ей приберечь свою злобу про запас, хе-хе!
Решимость всей дружины «Змея» была тверда, но мнения насчет дальнейшего пути расходились. Именно в усадьбе Стейна требовалось принять решение. Вебранд требовал, чтобы «Змея» отвели к нему домой, на мыс Ревущей Сосны: тогда следовало и дальше плыть вдоль побережья на юг, до Острого мыса, а оттуда идти прямо к земле граннов через море Небесного Блеска. А у Хагира имелись совсем другие замыслы: он не переставал думать о Квартинге и Роще Бальдра. Чтобы попасть туда, надо от этого же Каменистого фьорда поворачивать на запад, через пролив Двух Огней. Там, на Квартинге, Фримод ярл, обещавший поддержать их всеми силами; там Бергвид сын Стюрмира, будущий конунг квиттов, которого боги предназначили возглавить будущее войско. Теперь они уже должны знать, поможет ли Рамвальд конунг. И там Хлейна…
Хагир держал в уме имена Фримода, Бергвида, Рамвальда конунга, но душу его заполняла только Хлейна. К ней он стремился с такой силой, что забывал обо всем прочем.
Но Вебранд Серый Зуб не нуждался ни во Фримоде ярле, ни в Бергвиде сыне Стюрмира. Ему уже рассказали, кто была та «старая ворона» и кого он вырастил среди своей челяди, но он отзывался о них все так же пренебрежительно и не горел желанием служить своему же бывшему рабу.
– Что такое, я не понимаю? – возмущался полуоборотень и даже стучал по столу кубком. – Мы с тобой договорились! Договорились, что я везу тебя и весь твой курятник на моем корабле в мой дом! А ты помогаешь мне грести, чтобы я действительно туда приплыл! Я еще не так стар и глух, чтобы не расслышать и не понять! А теперь ты что мне вытворяешь! На Квартинг ему! По друзьям соскучился! Друзей надо топить, тогда от них наибольшая польза! Я справлюсь с моим делом безо всяких кваргов и тем более без беглых рабов! Кстати, я не отпускал его на волю и он все еще раб, а раб не может быть конунгом! И жалко мне такой народ, у которого в конунгах сидит раб! – кричал он, не замечая общих попыток остановить эту неучтивую речь. – Ты что думаешь, я простил этим козлиным головам, что у меня от дружины осталось полтора человека? Что я сам не могу вести корабль и должен спорить с упрямыми троллями вроде тебя! Что я позволю этому стервецу Хрейдару гулять по всему Морскому Пути и хвастаться, что он меня убил и ему ничего за это не было? Я знаю, где набрать людей, а за кораблем для тебя дело не станет! Ты же сам этого хочешь, или я чего-то не понял?
– Но Бергвид сын Стюрмира – мой родич!
– Ну и родню ты нашел – бывшего раба! Родич ценой в эйрир серебром! Я сам платил! Забудь о нем и не позорься! Тьфу! Разве есть у тебя родич ближе меня? Разве мы теперь не все равно что побратимы? Кто тебе должен помочь, если не я! Провались они все в Хель, и сестры, братья, и их мужья, и их жены, и бабки, и племянники, все прочие! Мы справимся без них!
– Но заручиться сильной поддержкой никогда не мешает! Я собираюсь не просто хвалиться своей удалью, а делать настоящее дело!
– Ты что, так ничего и не понял? – в возмущении заорал Вебранд.
Слова у него кончились, поэтому он просто схватил стоявшее рядом копье и стал тупым концом древка тыкать в Хагира. Хагир вскочил и увернулся под смех хозяев дома и дружины, но Вебранд, красный от злости, как спелый шиповник, все пытался его достать, пока Хагир, изловчившись, не вырвал у него копье из рук. Этот поединок рассмешил даже его, но что поделать с упрямым гранном, он не знал.
– Ну, чем тебе не нравится Квартинг? – вступила в уговоры Тюра, видя, что Вебранд выдохся и молчит. – Не можешь же ты держать зла на Фримода ярла, если…
– Провались он, этот Фримод ярл!
Наступила тишина. Вебранд сидел, застыв, как каменное изваяние бьяррского бога. Его мрачное лицо было замкнутым и казалось очень старым. Все вдруг вспомнили про его седину и тяжелую рану и запоздало удивились, что он резво передвигается, когда любой другой лежал бы бревном.
– Никогда я не поплыву в ваш паршивый фьорд Бальдра, – наконец сказал Вебранд. Всеобщее внимательное ожидание несколько его смягчило, и он соблаговолил открыть рот. – Никогда! Но раз уж ты так уперся, плыви туда один, а я подожду тебя на том берегу Двух Огней. И мои люди будут со мной. И эта липа ожерелий для надежности. – Вебранд кивнул на Тюру.
– Но если твои люди будут с тобой, то как же я… А как же корабль?
Вебранд поморгал: он совсем забыл, что у них один корабль на двоих. И одна дружина, способная его вести.
– Ничего страшного не будет! – убеждала Тюра, твердо зная, что даже ради Хагира не останется в заложницах у Вебранда. – Фримод ярл не станет… не обойдется с тобой непочтительно из-за старой вражды, когда вы с Хагиром… Теперь все по-другому, и ты спокойно можешь появиться там вместе с нами.
Вебранд упрямо мотал головой. Тюре он напомнил ребенка, не желающего есть кашу, и она вздохнула: старый ребенок куда хуже маленького! А если в одном человеке уживаются ребенок и безжалостный зверь, это так страшно… Это и есть настоящий оборотень!
– Ноги моей не будет во фьорде Бальдра! – твердил Вебранд. – Я дал в том клятву, а своих клятв я не беру назад! Прошлое не так легко отбросить, как тебе по молодости кажется! Пусть мои враги уже мертвецы, но я-то жив и все помню! Пока я жив, меня туда не затащишь!
– Но ты мог бы подождать нас где-нибудь по соседству. А потом мы вернемся за тобой, – мягко уговаривала Тюра.
А Хагир подумал: о каких клятвах и каких мертвых врагах он говорит? Судя по тому как не любит его фру Гейрхильда, ему случалось ссориться с ее покойным мужем. Но странно, что разговорчивый Фримод ярл не упомянул об этом ни словом даже тогда, когда они находились во владениях этого самого Вебранда.
– Конечно, вернетесь! – Полуоборотень хмыкнул. – Попробуйте только не вернуться! Вот что! – Он хлопнул себя по коленям и в упор посмотрел на Хагира. – Бери корабль и вези твой курятник к тому балбесу, которого вы зовете Фримодом ярлом. И сразу назад. Гостить там до Праздника Дис тебе нечего. Я вас подожду по соседству. Но только помни: если вздумаешь меня обмануть, я приду к тебе волком и перерву глотку. Один раз и я сумею это сделать!
– Из-за меня тебе этого делать не придется! – вполне спокойно заверил Хагир. – Как говорится, проклят предатель, и ни в каком деле боги не дадут ему удачи. А мне очень нужна удача!
– Вот то-то же…
Упрямство Вебранда могло бы сильно затруднить все дело, но, когда все уладилось, Хагир не много об этом думал. Теперь перед ним лежала прямая дорога к Хлейне, и Хлейна стояла перед ним как живая, она заглядывала ему в глаза, ее ласковый и чуть загадочный, недосказанный взгляд манил и тревожил. Она ждет его. И Хагир так сильно и нетерпеливо жаждал быть рядом с ней, что ни о чем другом просто не думал. Теперь он оказался еще беднее, чем тогда, когда она впервые решилась разделить его судьбу, но теперь, как ни странно, это беспокоило Хагира меньше и почти не казалось препятствием. Разлука дала им время подумать, и если Хлейна не откажется от своего выбора, то больше он не станет откладывать собственную жизнь до конца войны, которой конца не будет. Хагир половину ночи ворочался на охапке лапника, а мыслями уже был за проливом Двух Огней, в усадьбе Роща Бальдра. Ну и что, что у него ничего теперь нет, кроме копья и кубка? В конце концов, Лив и Ливтрасир в своей священной роще после гибели мира не будут иметь и этого, но бедность не помешает им начать все сначала.
По дороге к фьорду Бальдра Гельда одолевала тревога. Зная, о чем с Хлейной беседовал Рамвальд конунг, он знал и его решение отказать квиттам в поддержке. Думая об этом, Гельд сожалел и о своей родине, и о Хагире, которого ждет такое разочарование. Да и Фримод ярл, на которого он так рассчитывает, теперь от него откажется. Не стоит преувеличивать его любовь к подвигам: когда его заставят выбирать между воинской славой в чужих землях и женитьбой на Хлейне, он выберет второе. Об этой девушке он мечтает давно, а случаев прославиться и без квиттов сколько угодно! Единственным союзником Хагира останется Бергвид сын Стюрмира, а это, по совести говоря, едва ли назовешь большим приобретением!
По лицу Бергвида, с которым Гельд каждый вечер и каждое утро виделся на стоянках, трудно было судить, знает ли он о решении Рамвальда конунга и как к нему относится. Только однажды Гельд решился поговорить с ним об этом. Никогда раньше он не испытывал затруднений в разговорах и мог легко найти общий язык с кем угодно, но сейчас терялся: замкнутый, упрямый и честолюбивый парень казался ему вместилищем каких-то исполинских и таинственных сил. Даже сидя на мешках на корме корабля, он был погружен в многозначительные раздумья, а черные брови его хмурились, точно он обдумывал походы и битвы. Да уж, ему есть о чем подумать! В том-то и горе, что перед походами и битвами Бергвид оказался предоставлен сам себе, а без должного руководства он, наследник своевольных самолюбивых Лейрингов и неукротимого упрямца Стюрмира, натворит таких дел, что сам Один схватится на голову.
– Я знаю, что мне делать, – обронил Бергвид, когда Гельд намекнул ему, что на помощь кваргов рассчитывать, как видно, не приходится.
– Ты, конечно, знаешь, – согласился Гельд, а сам вспомнил поговорку, которую слышал где-то на западных островах, у эриннов. На языке эриннов звучит очень складно, а если ее перевести, получится примерно следующее: «Не то чтобы ты ничего не знал, но то, что ты знаешь, – это не то!»
– Твоя матушка тоже всегда знала, что ей делать, и не слушала ничьих советов, – добавил он. – Куда ее это привело, ты видел и сам – ты там прожил пятнадцать лет из восемнадцати.
Бергвид не ответил, но лицо его ожесточилось еще сильнее. Каждый, кто напоминал ему о злополучной участи матери, тем самым приравнивался к ее виновникам. И Гельд вспомнил еще одну старую мудрость: умный человек учится на чужих ошибках, человек среднего ума – на своих, а дурак даже из собственных ошибок не извлекает никаких уроков. Умным человеком Бергвид сын Стюрмира себя не проявил. Окажется ли он человеком хотя бы среднего ума – время покажет…
– Непременно надо попытать счастья у твоих родичей, у Хельги хёвдинга, – убеждал Гельд, которому и в голову не приходило, что Далла на прощание постаралась внушить сыну ненависть к тем немногим людям, на кого он мог бы опереться. – Твоя мать их не слишком любила, но человеку в одиночестве вообще не стоит жить, так сам Один говорил. Повидаться с ними тебе не помешает. Если Хагир еще не появился в Роще Бальдра, то я сам провожу тебя на восточное побережье.
Бергвид не отвечал: советы и доводы просто отскакивали от него, как тупой топор от ясеня. И Гельд усомнился: а может, боги открыли сыну конунга что-то такое, до чего он, Гельд, никогда не додумается, несмотря на свой ум и опыт?
В Роще Бальдра все осталось по-старому, если не считать отсутствия Хлейны. В честь родича-конунга Фримод ярл затеял множество пиров, охот, конских боев, состязаний и прочих увеселений, и разочарование Бергвида его не слишком тревожило. Гораздо больше его смущало, что он скажет своему товарищу Хагиру. Праздник Дис, когда Хагир ожидался во фьорде Бальдра, был уже недалек, и, чтобы не выглядеть совсем уж недостойно, Фримод ярл не поехал сам за своей невестой и остался дома, когда Рамвальд конунг на трех кораблях уже отправился восвояси.
Вскоре после его отплытия в устье фьорда вошел корабль со змеиной головой на носу; Гельду он был совершенно не знаком, и никому другому тоже. Только Бергвид, вышедший вслед за Гельдом, посмотрел и вдруг расхохотался.
– Это он! – воскликнул Бергвид в ответ на вопросительные взгляды и весело посмотрел на Гельда. – Это Вебранд! Он плывет посчитаться с ярлом за свой дом!
Роща Бальдра мгновенно наполнилась криками, топотом ног, звоном оружия, суматошными распоряжениями. Натянув кольчугу, сам Фримод ярл прибежал на берег с мечом у пояса, секирой в одной руке и копьем в другой. Его темные кудри разметались, на лице горели возбуждение, ожесточение и радость, если это только возможно все одновременно. Мать предупреждала его о возможной мести Вебранда, но за празднествами он совсем о ней забыл и сейчас радовался новому случаю развеять повседневную скуку и показать свою доблесть. Жаль, Рамвальд конунг и Эдельгард ярл не видят!
– Сейчас мы с ним посчитаемся! – кричал он на бегу. – Старый змей! Мерзкий оборотень! Вонючий дохляк! Мало ему было там, в кургане! Он вздумал искать меня у меня дома! Сейчас посмотрим! Сожри его Змея Мидгард! Да будет с нами Светлый Бальдр!
В азарте Фримод ярл, похоже, спутал самого Вебранда с его отцом-оборотнем. Но, выбежав на пригорок, откуда открывался широкий вид на фьорд, он в растерянности остановился, и многочисленная дружина в полном вооружении застыла вокруг.
– Чего-то он того… – только и смог пробормотать кто-то из хирдманов. – Не того…
Остальные недоуменно засмеялись. Где грозное войско, где предводитель в звериной шкуре вместо плаща, с искусанным собственными зубами щитом? Вместо блестящих шлемов на корабле пестрели женские покрывала. Гребцов насчитывалось так мало, что едва хватило на все весла. А в довершение всего на мачта вместо красного виднелся белый щит – знак мирных намерений.
– Может, он к нам торговать? – растерянно предположил Гисли управитель. – Может, это он набрал где-нибудь пленников и хочет нам их пристроить?
– Скорее, это не Вебранд! – ответил ему кто-то из дружины. – Продавать пленников нам с его стороны было бы очень глупо! Здесь вернее станет пленником он сам!
Гисли и сам понимал, что предположение высказал глупое, но ничего другого в голову не приходило.
– Вебранд – под белым щитом! – Женщины качали головами, точно отказывались верить собственным глазам. – По тому, что о нем говорят, надо думать, он вообще не знает такого цвета!
Фру Гейрхильда сделала Гельду знак подойти. Она старалась держаться спокойно, но побледнела, и губы у нее дрожали.
– Гельд, что же будет? Что делать? – прерывисто шептала она, ломая пальцы под накидкой. – Если это он… если правда он… значит, он за ней… Он же дал мне клятву не являться, пока я не пришлю ему застежку… Значит, он сам надумал выдать ее замуж, он везет ей жениха… Что делать?
– То, что и собирались, – тихо ответил Гельд, тоже не сводя глаз с корабля. – Ты же хотела устроить поединок. Твой сын здесь, он здоров и крепок. Что ему помешает? А ее самой, кстати, здесь нет. И лучше не говорить ему, где Хлейна. Это дело можно решить и без нее.
Но фру Гейрхильду это не утешило. То, что в воображении было неприятно, но все же преодолимо, на деле показалось нестерпимо ужасным. Вот оно и сбывается, все то, чего она так боялась многие годы…
И вдруг Гельд внутренне вздрогнул: среди множества фигурок на корабле он заметил одну, которая показалась знакомой… несомненно знакомой! В первый миг он даже не обрадовался, а шагнул вперед, вглядываясь изо всех сил. Этого не может быть. Но глазам своим он верил – это она. Сердце забилось, стало жарко… Этого не может быть! Но это же она! Невероятно – почему, откуда, каким образом?! В его мыслях они находились так далеко, во многих днях пути отсюда, но вот он видит их здесь – тонкую женскую фигурку, серое покрывало на голове и светловолосую девочку рядом… Это они! И сразу как будто душистым летним ветром пахнуло в лицо: в душе вспыхнула радость, гоня прочь все иное, жизнь показалась полной и яркой, все чувства обострились, кровь забурлила в каждой жилочке. Да и почему не может быть? Вспомнилось видение Хлейны: Стормунд Ершистый погиб, его дом, возможно, разорен, а значит, появление его домочадцев в любом месте Морского Пути вполне вероятно.
Скользнув взглядом по ряду гребцов, Гельд сразу увидел Хагира, и все сомнения исчезли. Тюра – Хагир – корабль Вебранда: все это звенья одной цепи.
– Посмотри-ка, Фримод ярл! – Гельд обернулся. – Тебе не кажется, что возле мачты сидит Бьярта дочь Сигмунда, жена Стормунда Ершистого?
– Где?
Фримод ярл прищурился, приложил к глазам ладонь, потом в изумлении опустил ее, и его лицо из растерянного постепенно стало радостным, ликующим.
– Верно, это она! – воскликнул он, потом посмотрел еще раз и расхохотался. – Проглоти меня Мировая Змея, если вон там не Хагир сын Халькеля! Ульв, ведь верно? – Он толкнул локтем стоящего рядом хирдмана. – Ведь это он! Только где же Стормунд? Опять в плену? Ха-ха! Ну, уж мы ему поможем! Я уже как-то привык ему помогать! А может, они одолели Вебранда и захватили его корабль? Ну и песня!
И он побежал вниз, к берегу. Толпа валила за ним, возбужденно гудя: было бесполезно гадать, как сошлось вместо столько разных обстоятельств, куда делся Стормунд, почему его жена плывет сюда на корабле Вебранда. Пусть сами расскажут!
На пригорке осталась только фру Гейрхильда с несколькими служанками. Если это Вебранд, то он не дождется, что она, фру Гейрхильда, побежит ему навстречу. А если это не он, то со всем остальным можно и подождать. Все прочее не так уж важно.
Корабль подошел к берегу, толпа мужчин повалила в воду и потащила его на песок, даже не дождавшись, пока гребцы выпрыгнут и им помогут. Впереди всех бежал Фримод ярл, радостно кричащий и ничуть не боящийся лезть в полном вооружении в холодную воду.
– Хагир! Вот так подарок! – кричал он, на ходу размахивая над головой обеими руками. – Вон не ждал! Но я еще больше рад! И тебе, и всем, кого ты привез! А где полуоборотень? Говорят, это его корабль? Это правда?
Хагир еще не успел ничего ответить, как «Змей» в облаке холодных брызг и неистовых криков уже был вынесен на песок. Гребцы стали прыгать вниз, высаживать робко жмущихся женщин. Пробираясь через толпу, Гельд спешил к корме, где видел знакомую головку в сером покрывале.
– Гельд! Мы здесь! Здесь! И я, и мама! – кричал звонкий нетерпеливый голос, и над бортом махала руками Аста, прыгая, чтобы ее было лучше видно.
Вокруг толкались люди, все кричали, но Гельд протиснулся к корме, протянул руки, и Аста мгновенно прыгнула вниз, уцепилась за его шею и даже завизжала от радости.
– Я так хотела сразу плыть к тебе, а она не хотела! У нас больше нет дома, все сгорело! – беспорядочно выкрикивала она. – И дядю Стормунда убили! А мы убежали в лес! Ты возьмешь нас к себе жить?
Гельд поставил ее на песок и снова протянул руки к кораблю. Тюра спустилась вниз без шума и крика; даже глянуть на Гельда она решилась не сразу. Во всей толпе на берегу его высокая худощавая фигура сразу бросилась ей в глаза, и она даже не удивилась: всю дорогу сюда она невольно надеялась встретить его в Роще Бальдра, вопреки рассказам о двух усадьбах за двумя морями. Тюра дрожала от волнения, как будто каждая ее жилка превратилась в бурную горную речку: она была счастлива его увидеть и до ужаса боялась, что надежды ее обманут. Еще и такое разочарование после всего пережитого ей будет не по силам…
Но вот он идет к ней; он выбрал ее из всей толпы на «Змее»… Казалось, вся ее судьба решится сейчас, в эти несколько мгновений, что все решат первые слова, которые они друг другу скажут… Сейчас она узнает, не на пустом ли месте расцвели пышным цветом ее мечты, принесут ли они плоды или засохнут и рассыплются в пыль…
Гельд помог ей сойти с корабля, но не убрал рук, а продолжал придерживать за локти. Он не хотел отпускать ее прежде, чем что-нибудь скажет, но не мог подобрать слов. Ее опущенная голова оказалась совсем рядом с его лицом, а он все не верил, что это правда: уж слишком неожиданным вышло это желанное свидание, которое он в мыслях относил к более отдаленным временам. А впрочем, что значит время, если человек для себя все решил? А он решил: Гельд это знал по чувству уверенности и удовлетворения, которое пришло вслед за первым удивлением. Случилось то, что должно было случиться; ему нужно именно это и не нужно ничего другого.
– Здравствуй, Гельд сын Рама. – Тюра наконец подняла глаза и бегло глянула ему в лицо. Он смотрел на нее непривычно серьезно, без улыбки, как тогда, в первый раз, на берегу Березового фьорда, и эта серьезность вдруг подбодрила Тору. Она ясно ощутила, что он волнуется, что встреча с ними для него значит гораздо больше, чем со всеми прочими, и ей стало легче. – Вот мы и… Так глупо получилось… Мы ждали тебя к нам назад, а так получилось, что явились сами. У нас и правда больше нет дома. Ой, что это я! – Она с беспокойным усилием попыталась улыбнуться, но сама знала, что улыбка не вышла. – Такая невежливая – выкладываю все, еще до дома не дойдя…
– Это неважно. Все правильно, – сказал Гельд. – Я знал, что Стормунд убит. Но больше с вами ничего не случится. Главное, что вы обе целы и невредимы, больше ничего не нужно. Все дальнейшее, если ты не против, будет моими заботами.
– Правда? – почти по-детски спросила Тюра.
Гельд молча опустил веки, потом склонился к ней и чуть-чуть коснулся губами ее лба возле самого покрывала. Тюра обхватила его за бока, прислонилась лбом к его плечу и зажмурилась: она помнила, что они стоят среди толпы и все на них смотрят, ей было очень стыдно, но она была счастлива. Теперь у нее есть опора, которой ей так не хватало во всех превратностях ее нелегкой судьбы. Гельд Подкидыш был самым лучшим из мужчин, которого она видела в жизни, и сейчас, рядом с ним, она наконец-то чувствовала себя защищенной от всех бед и опасностей, навсегда, навсегда. Вот она и вступила в те радостные миры, которые ей грезились; больше никогда ей не придется слушать угрожающий стук в ворота, не придется бегать через лес, ломать голову, как защитить детей и старух, о которых больше некому позаботиться. Сразу все трудности ее жизни, оставшиеся позади, показались нестерпимо огромными, невыносимыми, и на глаза бежали слезы запоздалой жалости к себе и облегчения. Ей казалось, что никогда в жизни она не испытывала такого сильного чувства счастья и покоя.
Аста, видя все это, тоже ткнулась головой в бок Гельду. Она-то не испытывала сомнений и смущения, для нее все это было естественным и правильным развитием событий, именно тем, чего она ждала. Гельд опустил одну руку и положил на голову девочки. Целая семья в охапке.
– Ну, что, Аста? – произнес он. Голос прозвучал как-то глухо, не в лад радостному событию. Радость, оказывается, тоже может придавить, если ее слишком много. – Положено спрашивать родичей, вот я и спрошу тебя: что бы ты сказала, если бы я посватался к твоей маме?
– Так я же тебе еще там сказала! – нетерпеливо воскликнула Аста, имея в виду их разговор в Березняке. – Я согласна!
– Не везет мне с тобой! – кричал Фримод ярл, хлопая Хагира по плечам с такой силой, что брызги от его мокрых рук дождем летели во все стороны. – Только я завижу врага и соберусь как следует подраться и прославиться, как оказывается, что это ты!
Сражения опять не вышло, но Фримод ярл с не меньшим удовольствием приказал готовить пир. Для гостей протопили баню, на заднем дворе резали овец и свиней, гесты поскакали собирать соседей.
– Жаль, Рамвальд конунг уехал! – восклицал Фримод ярл.
– Нет, сын мой, это очень хорошо, что он уже уехал! – поправила его мать. – Но ты ведь помнишь, какую клятву ты ему дал?
Фримод ярл ненадолго притих. Поначалу радость от встречи вытеснила все остальные соображения, но теперь он вспомнил о клятве, данной родичу-конунгу. Возможно, именно сейчас она и приобретет смысл.
Фру Гейрхильда тоже выглядела озабоченной и отрывисто распоряжалась, но на деле почти не замечала, что же вокруг нее делается. Перед глазами ее стояло зрелище, виденное с вершины холма: Гельд обнимает ту женщину со вдовьим покрывалом… Видно, не зря служанки болтали, со слов хирдманов пересказывая, что на Квиттинге Гельд подружился с какой-то женщиной… Теперь ясно, о ком шла речь… И что это была не пустая болтовня… И это не легкое увлечение общительного человека – раз он решился обнимать квиттинку на глазах у всего света… Конечно, мать ярла понимала, что когда-нибудь подобное случится, что ее близкая дружба с Гельдом не может продолжаться без конца, потому что она сама уж слишком немолода, а он рано или поздно задумается о женитьбе. Но одно дело – предполагать, а совсем другое – видеть своими глазами ту молодую и красивую женщину, из-за которой он больше не будет здесь зимовать… Считая свои чувства недостойными и унижающими, Гейрхильда старалась перед самой собой делать вид, что ничего не произошло, но приезд квиттов тяжелым грузом лег ей на душу.
Наконец гости расселись за столы. Фримод ярл поднимал кубки в честь богов, но потом Хагир поднял кубок в честь павших и при этом назвал имя Стормунда сына Асколя, по прозвищу Ершистый.
– Теперь, мне думается, вам пора рассказать, что произошло! – намекнула фру Гейрхильда. – Нам тяжело услышать, что Стормунд сын Асколя, когда-то бывший нашим гостем, теперь навек вознесся в палаты Одина. Нам хотелось бы узнать, как это случилось.
В искусстве рассказывать Хагир сильно уступал и Гельду, и даже самому Фримоду ярлу, поэтому в его изложении сага о гибели Березняка продолжалась не слишком долго. Но потом посыпалось множество вопросов. Жителям Рощи Бальдра казалось невероятным, что хотя бы перед лицом смертельной опасности примирение между Вебрандом Серым Зубом и Хагиром оказалось возможно. Мало кто толком знал, чем Вебранд Серый Зуб так ужасен, но в представлении кваргов он состоял в близком родстве с самой Мировой Змеей.
– Наши самые злые враги – фьялли! – отвечал Хагир. – Они уже много лет разоряют нашу землю, они сделали нас бессильными и униженными. Ради победы над ними я готов примириться даже с Мировой Змеей. Но мириться с фьяллями я больше не буду. Отныне вся моя жизнь будет борьбой с ними. И прежде чем собирать людей на Квиттинге, я хотел бы узнать, на какую помощь мы сможем рассчитывать. Мой родич Бергвид сын Стюрмира, должно быть, уже беседовал с Рамвальдом конунгом?
Фримод ярл ответил не сразу, а сначала бросил растерянный взгляд на мать. Отказываться от прежних обещаний ему приходилось нечасто, и здесь ему не помешала бы поддержка. Фру Гейрхильда сделала ему знак глазами: будь тверд, помни о клятве.
– Я… ради нашей дружбы, Хагир, я готов на многое… – начал Фримод ярл. На лицах слушателей отразилось недоумение: это было уж слишком непохоже на его обычную пылкую решимость. – И никто не обвинит меня в нехватке смелости! – горячо воскликнул он, понимая смысл этих взглядов. – Я доказал ее не раз и докажу снова! Но участвовать в твоей войне с фьяллями я не могу. Я дал клятву! – решительно закончил он.
– Кому?!
– Рамвальду конунгу. Он не хочет, чтобы кварги оказались замешаны в войне фьяллей и квиттов. Нам хватает неприятностей с раудами.
– Но ведь рауды – союзники фьяллей! Их конунги в родстве.
– Да. И поэтому нам было бы неумно натравливать на себя обоих.
– Умнее было бы объединить силу квиттов и кваргов, чтобы разбить всех наших врагов разом!
– Для этого надо еще найти эту самую силу! – вставила фру Гейрхильда. – Прости меня, Хагир сын Халькеля, никто не сомневается в тебе, и все мы очень уважаем тебя и твой род. Но племени квиттов теперь придется заново доказывать, что оно чего-то стоит. И до тех пор никто не захочет ввязываться в вашу войну. Вот когда квитты сами одержат хотя бы несколько заметных побед, тогда найдутся охотники их поддержать. А если сами они ни на что не способны, сам Тор с молотом им немного поможет.
Хагир молчал. Рассуждение было справедливо, но он не ждал услышать его здесь, где ему уже обещали помощь.
– Что же, ты права, мудрая женщина! – ответил он, стараясь одолеть горечь неожиданного разочарования. – Каждый сам себе товарищ, как говорится. Война с фьяллями – кровное дело моего племени, а значит, мое. Твое племя и твой сын тут ни при чем. Он может проявить свою доблесть любым другим способом. Поэтому я не держу на него обиды и надеюсь, что мы останемся друзьями.
– Да… Я, понимаешь, был бы очень рад пойти с тобой… – Фримод ярл все же смутился, чувствуя себя немного предателем, и в каждом слове Хагира слышал жестокий упрек. – Но я никак не мог отказать конунгу в клятве. Зато теперь, ты знаешь, я скоро женюсь, и тогда мне будет не слишком весело оставить свой дом и молодую жену, ты понимаешь…
– На ком ты женишься? – крикнула из-за женского стола Бьярта. – Вот так новость!
– На воспитаннице моей матери, Хлейне! – Эта приятная мысль прогнала смущение, и Фримод ярл широко улыбнулся. – Она сейчас гостит у конунга, но к Празднику Дис она вернется сюда, и тогда мы справим свадьбу. Я буду рад, если вы все останетесь и будете моими гостями до свадьбы, и после свадьбы тоже, сколько захотите. Не сомневайся в моей дружбе, Хагир, прошу тебя!
Хагир молча кивнул: он и сам плохо понимал, что хотел этим сказать. Лицо его застыло, и внутри как будто все окоченело. Даже первое разочарование побледнело и растаяло, заслоненное этим новым ударом. Произнесенные слова настойчиво звучали в голове, но никак не доходили до сознания. Он, конечно, заметил, что Хлейны нет ни в толпе на берегу, ни здесь, на пиру; он изнывал от беспокойства и самых тягостных предчувствий, но спросить о ней не решался. Вот оно что… Это отсутствие означает, что она навсегда вырвана из его жизни. Она у Рамвальда конунга, в такой дали, а потом станет женой Фримода и окажется еще дальше…
Гости снова принялись поздравлять Фримода ярла, подняли кубки за процветание его рода. Хагир молчал и сидел как оглушенный. Он пил со всеми, но сам не замечал, что делает. Он не подозревал Хлейну в добровольной измене и не обвинял тех, кто разлучает их насильно. Он сразу принял как неизбежное: она выходит замуж за Фримода, а для него, Хагира, потеряна навсегда. Это правильно, достоверно, а то, что он воображал раньше, – один бред. Все те препятствия, от которых он отмахивался в упоении любовных мечтаний, вдруг встали каменными горами, о которые он разбил себе с разбега голову. Хлейна не для него. Если бы он раньше не давал воли мечтам, то сейчас внутри не висело бы чувство острой боли и руки не лежали бы как каменные.
Ничего, что манило его сюда, не сбылось. Он лишился Хлейны, и Фримод ярл отказал ему в поддержке. Сразу весь этот дом, этот фьорд, весь полуостров Квартинг показались постылы, потянуло вон отсюда, и Вебранд в воспоминаниях сделался мил, как родной брат. Уж полуоборотень не предаст, если однажды назвался другом, уж он не откажется сражаться, потому что дал кому-то какую-то клятву… Фримод ярл дал клятву из-за Хлейны… Чтобы получить ее, он пошел против жажды подвигов… Что ж, он вправе выбирать. Ему эта война нужна лишь ради славы, и он легко может променять удовольствие славы на другое удовольствие – женитьбу.
А в памяти теснились встречи с Хлейной, обрывки разговоров, ее глаза близко-близко, и эти воспоминания казались единственной правдой, а пир и торжествующий Фримод – мороком, душным дурным сном… «Я не могу быть счастливой без тебя… Я хочу разделить твою судьбу…» И еще она говорила…
– Но разве ты не знаешь, что Хлейна не может быть выдана замуж, пока ее отец не даст на это согласие? – голосом, который всем его близким показался деревянным, произнес Хагир. Он понимал, что своим видом и голосом выдает себя, но не мог удержаться. – Ведь твоя мать дала ему клятву, что отдаст Хлейну замуж, только если получит от отца застежку ее матери… Или вы ее получили?
– Какую застежку? – Фримод ярл смотрел на него с изумлением, а на лице его все еще висела широкая радостная улыбка. – При чем здесь застежки? Впервые слышу!
– Когда твоя мать брала Хлейну на воспитание, она дала клятву, что вырастит ее, но не выдаст замуж без согласия ее отца, – четко, с удовольствием объяснил Хагир. Впервые в жизни он испытывал нечто вроде злорадства, горького блаженства разрушить чужую радость, и притом у него было чувство, что по справедливости Фримод ярл обязан принять часть его боли, раз уж отнял его счастье. – Твоя мать имеет право послать жениха Хлейны к ее отцу, чтобы он получил его согласие. Тогда жених должен взять застежку, которую Хлейна носит на груди. Видел, такая серебряная змейка? И с этой застежкой в руках испрашивать согласия отца на этот брак, а там уж тот решит. А вторая застежка осталась у отца. И если сюда придет человек с этой застежкой, значит, отец Хлейны назначил его в женихи дочери. Неужели ты всего этого не знал?
Фримод ярл смотрел на него с недоумением, стараясь как-то разместить в голове эти запутанные условия.
– Откуда ты знаешь? – резко крикнула фру Гейрхильда.
Ее бледное лицо вдруг стало каким-то острым и злым, и на Хагира она смотрела с такой ненавистью, какой не вызывал у нее, должно быть, и сам полуоборотень. Зачем он явился, по какому праву рушит ее покой, сначала смущал Хлейну, теперь отравляет душу Фримода и толкает его к поединку с тем зверем? Гейрхильда сама переживала горькое ревнивое чувство и потому легко поняла лицо и голос Хагира: в нем говорила та же отчаянная и бессильная ревность. Но вместо сочувствия он вызвал сейчас в ее душе негодование и злобу. Отчего проклятый Вебранд не сжег весь их Березняк, мужчин и женщин разом?
– Откуда ты знаешь? – враждебно допрашивала она, еще больше злясь, что не может опровергнуть его слова. – С чего ты взял? Может быть, у тебя есть эта проклятая застежка?
Хагир ощутил как бы пустоту под ногами: не настолько он обезумел от горя, чтобы, совершив один промах, тут же признаться, что знает это все от самой девушки.
– Это я ему рассказал! – поспешно крикнул Гельд. Он с возрастающей тревогой наблюдал назревающую ссору, в которой оба соперника действуют вслепую, не зная очень важных вещей, но не знал, в какой мере для него допустимо вмешиваться в чужие любовные дела. – Конечно, об этом не стоило знать всему свету, но я хотел, чтобы мысли о прекрасной деве не отвлекали людей от дела… Ты меня понимаешь?
Фримод ярл перенес свой изумленный взгляд с Хагира на фру Гейрхильду.
– Что это такое, мать? – воскликнул он. – Какая застежка? Так у нее есть отец? Что же ты мне не сказала? Кто он? Где он?
Прежде чем ответить, фру Гейрхильда посмотрела на Хагира. Она не зря спросила, нет ли у него той проклятой «жениховской» застежки: Вебранд ведь мог отдать ее своему новоприобретенному другу. Хагир давно положил глаз на Хлейну, а здесь такой случай! Нет, как видно, до этого их дружба еще не дошла. По лицу Хагира было видно, что он даже не понял ее вопроса по-настоящему, а значит, не знает самого главного. И правильно. И незачем им это знать. Ни тому, ни другому. Назови она сыну имя отца Хлейны, отыщи он Вебранда и посватайся к ней, как было уговорено восемнадцать лет назад, из этого не выйдет ничего, кроме позора. Вебранд только посмеется над ними и увидит в этом прекрасный способ отомстить за разочарование и унижение, двадцать два года назад пережитые им самим. Когда он посватался к ее подруге, ему отказали и, кажется, посмеялись… А теперь сын гордой Гейрхильды, отказавшей ему тогда, сватается к его дочери и дает случай посмеяться в отместку над обоими. Фримод ярл не стерпит, все кончится поединком… И как ни верила Гейрхильда в доблесть своего сына, мысль о поединке с полуоборотнем вызывала в ней ужас.
Нет, такой противник им не нужен. Если Вебранд все же со временем отдаст Хагиру застежку, пусть ею и подавится – саму Хлейну получить будет не так легко. Он уедет, тем временем будет сыграна свадьба… А там видно будет. При всем своем уме и решительности фру Гейрхильда не могла не поддаться женской склонности отодвигать неприятное до наивозможно-дальних пределов, надеясь, что со временем оно само растает. Может быть, Хагир и Вебранд сложат головы на своей войне и о них больше никогда не придется вспоминать!
– Ее отец слишком далеко, чтобы тебе стоило его искать, сын мой, – ответила она. – Когда придет время, он сам тебя найдет. И больше не спрашивай меня, почему я не хочу назначить время вашей свадьбы. Назвать этот срок под силу только норнам, а я не беру на себя так много.
