Глава 9
Следующие три дня для дружин Эрнольва и Ульвхедина выдались на редкость невеселыми. О продвижении дальше не могло быть и речи. Человек двадцать утонуло в озере, а сорок или пятьдесят оказались страшно простужены. Лежа в наспех устроенных шалашах, люди метались в жару и бредили золотом. Следующие три дня унесли жизни тридцати человек, и дружины, не увидев ни одного врага, потеряли шестую часть.
Ингирид пришлось не легче: она лежала в своем шалаше, красная и горячая, бредила, кричала о золоте, проклинала троллей. Рядом сидел безутешный Книв. В благодарность за спасение жены Эрнольв объявил его свободным человеком и отпустил на все четыре стороны. Но бывший раб и не думал никуда уходить: он не хотел ни наград, ни почестей, а только взывал к богам и богиням, умоляя исцелить госпожу.
– Я попробую проехаться вокруг озера,– решил Эрнольв утром четвертого дня.– В самом деле, не может оно быть совсем пустынным. Где-то должны быть люди. У нас осталось достаточно здоровых мужчин, чтобы обеспечить больным крышу над головой.
– Да, госпоже очень надо в теплый дом!– вздохнул Книв.
– Может, найду какую-нибудь бабку, умеющую лечить,– попытался утешить его Эрнольв.– Из нас с тобой лекари плохие. Может, сумею достать браги, настоянной на свиной желчи… Или чего там надо? Моя мать, помнится, так лечила от простуды.
– Сколько человек ты возьмешь?– покашливая, спросил Хрольв.
– Никого.– Эрнольв покачал головой.– Если там окажется много людей, я не стану с ними связываться. Но мне сдается, что на нас ополчились колдуны или даже тролли. А против этого народа простое оружие бессильно. С ними лучше встречаться в одиночку. Толпу опять охватит наваждение, а один я как-нибудь справлюсь.
– Да.– Хрольв кивнул и снова закашлялся.– Ты, ярл, пожалуй, справишься.
Во всем войске нашлось не больше десяти человек, сумевших не поддаться общему безумию, и Эрнольв был среди них. Как он понял потом, чем меньше человек думал о золоте и жаждал его, тем меньше слепил его блеск озера и тем больше здравого рассудка удавалось сохранить. Большинство хирдманов и сейчас еще старалось не засматриваться на воду: если поглядеть подольше, снова являлись дразнящие видения. Но сейчас малейший золотой проблеск вызывал у людей дикий ужас. Хотелось бежать со всех ног, но уже не к озеру, а прочь от него.
Оседлав коня и уложив в седельные сумки запас еды на пару дней, Эрнольв поехал на восток, в объезд озера. У него имелась еще одна причина, не позволявшая ждать. Золотой полумесяц буквально кричал, что вторая половина где-то рядом. Днем и ночью Эрнольва мучило чувство, что Вигмар сын Хроара совсем близко, стоит только руку протянуть. В ночной темноте Эрнольву мерещилось его дыхание, а днем все тянуло обернуться: казалось, побратим стоит за плечом.
Он ехал почти весь день и уже обогнул четверть озера. Мыс между устьем Бликэльвена и озером, где осталась дружина, давно скрылся за отрогами гор, теперь мимо тянулись вересковые пустоши, можжевеловые склоны, еловые перелески и сосновые боры. Дважды Эрнольв замечал маленькие рыбачьи избушки: одна стояла на скалистом выступе над самой водой, а другая поодаль, на опушке. Но напрасно он стучал и звал: первая оказалась пуста, а из второй выбрался сгорбленный старик и уставился на пришельца пустыми совиными глазами. Похоже, он не слышал, а может, не понимал ни слова. И Эрнольв оставался один на один с облетевшим лесом, увядшими лужайками, гудением ветра в далеких вершинах и холодным дыханием озера.
Однажды померещилась тоненькая тропка, уводящая от воды вверх по склону. Он поехал по ней, но вскоре понял, что ошибся: никакого жилья тут не оказалось, а сама тропка исчезла между кустами можжевельника. Остановив коня, Эрнольв огляделся. Вокруг было пусто и тихо, но ему чудился чей-то взгляд. Словно кто-то исподтишка наблюдал, прячась за деревьями и кустами. Не решаясь окликнуть, Эрнольв подождал, потом повернул коня и медленно поехал вниз по склону. Невидимый взгляд царапал спину и шею. Рука сама дернулась к щиту, висящему на седле: всем существом ожидая короткий свист стрелы, Эрнольв резко обернулся.
И наткнулся на взгляд. На него смотрели зеленовато-серые глаза с крошечными черными зрачками. Только глаза и больше никого – ни человека, ни зверя. Они смотрели из зарослей, и Эрнольву померещилось, что глаза эти – на стволе молодой облетевшей осинки. В ужасе моргнув, Эрнольв глянул снова и не увидел больше ничего. Осинка действительно стояла, тонкие голые веточки дрожали, как всегда, без ветра и без причины, но никаких глаз не было.
Нельзя сказать, что путешествие показалось Эрнольву приятным, но возвращаться к дружине ни с чем не хотелось. Чувствуя близость сумерек, путник решил перекусить и спешился на прибрежной полянке, окруженной старыми лохматыми елями. Усевшись на поваленном дереве, он вынул гороховую лепешку, старую и черствую, кусок жареного мяса. Старательно пережевывая, Эрнольв смотрел на серую, покрытую мелкой рябью воду озера и думал, что напрасно не взял с собой никакого питья. А если от озерной воды на него тоже нападут видения?
– Я вижу, ты не хочешь ничего плохого,– прошелестел вдруг тихий голос за спиной.
Сильно вздрогнув от неожиданности, Эрнольв едва не подавился, поспешно выплюнул под ноги недожеванный кусок и резко обернулся, хватаясь за меч.
В трех шагах от него под елью стояла высокая худощавая девушка с длинными распущенными волосами непонятного цвета. Она была совсем одна, и Эрнольв вздохнул с облегчением: хоть кто-то живой и разумный!
– Конечно, я не желаю ничего плохого!– заверил он.– Иди сюда. Хочешь поесть?
Он протянул девушке кусок гороховой лепешки, но она испуганно помотала головой и попятилась.
– Нет, нет!– бормотала она, опуская глаза.– У чужих нельзя брать, а то попадешь в плен.
– Это у троллей нельзя брать!– Эрнольв усмехнулся. Странная диковатая девушка лицом походила на сорокалетнюю, а вела себя как пятилетняя девочка.– Я же не тролль. Конечно, я не слишком красив, и глаз у меня всего один, но это из-за болезни. Я переболел «гнилой смертью». А раньше я был не хуже других. Я человек, не бойся.
– Я почти не боюсь,– застенчиво ответила девушка.– А ты очень даже красивый.
Эрнольв не сразу нашелся с ответом. Девушка, несомненно, говорила от души; но кто же в здравом уме посчитает его красивым? Наверное, они возле этого озера все сумасшедшие.
– Мне приятно, если я тебе нравлюсь,– ответил он, чувствуя позывы совершенно неуместного, какого-то нервного смеха.– Меня давно не называли красивым. Моя жена говорит совсем другое. При каждом случае повторяет, что я урод, каких мало.
– Твоя жена?– Девушка на миг вскинула на него косящие глаза, и Эрнольва отчего-то пробрала дрожь. Он ощутил себя скованным странной слабостью, двигаться не хотелось. Но разобраться в этом ощущении он не успел, потому что девушка вновь опустила лицо.– Наверное, твоя жена – очень дурная и глупая женщина,– подавленно пробормотала она.– Ты такой высокий и сильный… А один глаз – ну, мало ли какие бывают… Много разных…
«Совсем безумная!» – подумал Эрнольв, хотя рассуждения в защиту его внешности странно трогали сердце. В самом деле: мало ли какие лица бывают? И вовсе не обязательно называть его одноглазым троллем, как делает Ингирид. Как видно, эта жалкая лесная жительница кое в чем поумнее конунговой дочери. Эрнольву даже стало жаль ее: бедняжка, должно быть, слишком редко видит здесь мужчин. И даже жениха себе найти не может.
– Послушай, милая, где ты живешь?– спросил он.– Моя жена здесь неподалеку, она больна и ей требуется помощь. Может быть, кто-нибудь у тебя в семье умеет лечить лихорадку?
– Мы умеем лечить что угодно… А разве твоя жена тоже здесь?– робко удивилась девушка.– Зачем она пришла? Откуда вы?
– Мы… мы издалека.– Эрнольву почему-то неловко было рассказывать незнакомке о походе. Как-никак, он пришел захватить ее землю.– Она хотела посмотреть Золотое озеро.
– Она хотела золота!– с неожиданной суровостью сказала девушка и на миг подняла на Эрнольва туманные зеленоватые глаза. Они так сильно косили, как будто хотели заглянуть друг в друга, и девушка хмурилась, силясь заставить их смотреть прямо.– Тебе не нужно было ее слушать. Лучше уходи отсюда. Ты хороший… Я не хочу, чтобы ты погиб. Чтобы золото Медного Леса сожрало тебя. Уходи, пока еще не поздно, пока дороги назад не закрыты. Моя мать владеет всеми дорогами здесь, и когда она их закроет, я не смогу их для тебя открыть. И ты пропадешь вместе с своей женой и всеми злыми «горцами».
Эрнольв слушал безумную речь, чувствуя, как по спине мерзкой холодной змейкой ползет неудержимый озноб. Было так жутко, что перехватывало дыхание: спина под рубахой и накидкой вспотела и стала горячей, а холодная змейка все ползла, добираясь до сердца.
– Здесь есть еще люди,– закончила девушка.– Они другие, у них есть молния. И они хотят, чтобы мы прогнали «горцев». И мы прогоним. Никто не получит нашего золота. Оно дает силу всему Квиттингу, и мы будет хорошо его хранить. Ты же не хочешь его – уходи, и мы отпустим тебя.
– Ты сказала, здесь есть еще люди!– торопливо вскричал Эрнольв, пока способность соображать не пропала в холодной волне необъяснимой жути.– Какие люди? Может быть, здесь есть… Я давно ищу одного человека, его зовут Вигмар сын Хроара. У него длинные рыжие волосы, пятнадцать кос связаны в хвост. И еще у него есть большое красивое копье с золотой насечкой на острие. Может быть, ты видела его?
– Да, здесь есть такой человек,– удивленно отозвалась девушка.– Я видела его. Он и сейчас здесь.
– Отведи меня к нему!– взмолился Эрнольв, не зная, радоваться ему или ужасаться, следовать за этой странной девушкой, чем-то напомнившей безумную сестру Тордис, или бежать от нее со всех ног.
– Я не могу!– Незнакомка вздохнула и покачала головой.– Тебе нет к нему дороги. Но я могу его привести, если и правда так нужно с ним повидаться. Только знай – он очень опасен!
Эрнольв еще раз поймал трепещущий взгляд и понял: какой бы безумной ни была девушка, тревога за него неподдельна, и она не хочет причинять путнику зла.
– Я тоже… немного для него опасен,– не слишком уверенно, больше по старой привычке ответил Эрнольв.– Сама же говоришь: я большой и сильный.
– Нет, что ты!– Девушка взмахнула тонкой рукой с длинными гибкими пальцами.– Он здесь сильнее всех. Его любят все: и Грюла, и еще там!– Она многозначительно показала в небо и втянула голову в костлявые сутулые плечи, как будто ей грозил удар.– И у него есть молния. Даже моя мать слушается его.
– И все же мне нужно с ним встретиться,– со вздохом сказал Эрнольв.– Может быть, это опасно, но такова моя судьба.
– Тогда и правда надо.– Девушка серьезно кивнула.– Не знаю когда, но я приведу его к тебе. Иди своей дорогой.
Эрнольв понял, что его отпускают. Неприятная слабость прошла, он снова мог двигаться. Кое-как засунув за пазуху недоеденную горбушку, фьялль поднял голову, желая попрощаться с девушкой, но той уже не оказалось под елью. А он и не заметил, как она ушла: ни движения, ни шороха.
Ехать дальше не было смысла. Ему все объяснили, хотя Эрнольв не смог бы повторить ни слова. Он ехал обратно вдоль берега и прислушивался в далекому шепоту ветра, словно ждал, что его окликнут. Кто-то невидимый смотрел вслед.
«Конечно, это ведьма!» – рассуждал Эрнольв сам с собой, но эта мысль не вызвала в нем ни удивления, ни страха. Кому еще здесь быть, на этом проклятом озере? Он пытался вспомнить лицо своей странной собеседницы и не мог: оно расплывалось, перед взором представала та маленькая осинка с дрожащими веточками. Вместо воспоминания осталось лишь впечатление чего-то убогого, жалкого и вместе с тем сильного совершенно особой силой. Здесь все не так, как он привык.
В душе Эрнольва крепло убеждение, что из этих мест надо уходить, и чем скорее, тем лучше. Он готов был прямо сегодня отдать приказ отступать назад на север, если бы не два обстоятельства: десятки больных, не способных сидеть в седле, и обещание ведьмы привести Вигмара. «Она приведет!– твердил он сам себе, пробираясь в густеющих сумерках к устью Бликэльвена.– Приведет!»
И золотой полумесяц на каждом шагу стучал на его груди, словно второе сердце.
Закатный свет разливался по небу багрово-розовыми полосами, подкрашенными снизу в желтый цвет. Почему-то при взгляде на них представлялся огненный дракон – пламенеющий, с широкими дымчато-синими крыльями и желтоватым брюхом. Багряное сияние отражалось в озере, а на противоположном низком берегу виднелись крохотные искорки костров. Из такой дали возможно было разглядеть только самые большие, три или четыре.
– Знаешь, я к ним как-то уже привык,– сказал Вигмар. Они с Рагной-Гейдой стояли над обрывом, с которого падал в озеро Золотой ручей, и смотрели в густо-серую даль, где расположились враги – фьялли и рауды.– Сколько они тут стоят? Дней семь, восемь?
– Восемь,– ответила Рагна-Гейда.– Они вот так же вечером пришли. Я тоже привыкла. Как будто так и надо: здесь – наш дом, а там – их.
– И они тоже останутся там навсегда!– задумчиво подхватил Вигмар.
– А я их вовсе не боюсь!– с мстительным торжеством отозвалась Рагна-Гейда, прищурившись и глядя через озеро, в котором тоже догорал короткий зимний закат.– Знаешь, раньше, пока мы ехали, я ужасно боялась, от каждого шороха вздрагивала. Все казалось, что они – кругом и сейчас отовсюду выскочат. А теперь – не боюсь. Как будто озеро – это стена, и они через нее никогда не перейдут.
– Вон, посмотри – стена!– Вигмар обнял Рагну-Гейду одной рукой, прижал к себе и кивнул на небо.– Видишь? Это Асгард.
Рагна-Гейда посмотрела вверх. Над пламенной полосой заката, тускневшей и таявшей с каждым мгновением, сгущались синевато-серые плотные облака, и среди них, чуть ниже, чем бывает луна, виднелось что-то напоминавшее нагромождение неровных валунов. Рагна-Гейда вглядывалась, охваченная трепетом страха и радости: в облачных глубинах взору открывалась часть стены Асгарда. Камни ее выглядели гораздо плотнее, чем облака вокруг, но держались удивительно прочно, словно вся необозримая громада воздуха между землей и небом подпирала стену. Тучи медленно тянулись мимо, то наплывая на вал и скрывая его, то снова показывая в разрывах плотную, тяжелую кладку. Преграда была непроницаема и равнодушно отражала взгляды людей: она закрывала дорогу в мир, недоступный смертным.
Хоть прежде Рагне-Гейде и не случалось видеть подобного, сейчас она не ощущала удивления: именно здесь, в Медном Лесу, вблизи от сердца Квиттинга, человеческие глаза становились зорче и замечали все то, что и раньше незримо присутствовало рядом. Стена Асгарда казалась Рагне-Гейде такой же естественной частью мира, как избушка троллей и волшебное сияние Золотого ручья; в прочности и незыблемости каменной кладки, парящей в воздухе вровень с облаками, был залог бессмертия и для земного мира.
– Они все там… – прошептала Рагна-Гейда. Глаза устали всматриваться в высший мир, и она зажмурилась, склонив голову на плечо Вигмару.– И если бы с этой стороны оказались ворота, то, может быть, мы увидели бы…
Вигмар промолчал. Он понимал, о чем и о ком она говорит, и сейчас эти воспоминания не причиняли ни тревоги, ни боли. Время преступлений и расплаты за них прошло. Каждый уже получил свое. Мертвые вошли в Палаты Павших, а живые, вынеся свою долю страданий, сомнений и мук совести, снова наладили свою жизнь. И так должно быть – жизнь должна продолжаться, потому что без людей, без их веры и жара их сердец сам Асгард рухнет с высот.
– Я думаю, там они уже помирились,– сказал Вигмар. Повернувшись, он притянул Рагну-Гейду к своей груди, сбросил с ее головы меховой капюшон и прижался лицом к облаку ее тонких пышных волос.– Хочешь не хочешь, а у Одина им пришлось сесть за один стол.
– А раз они помирились, то и на нас не рассердятся?– прошептала Рагна-Гейда, поднимая руки ему на плечи.– Никогда?
Речь об этом заводилась далеко не в первый раз, но снова и снова хотелось слышать успокаивающий ответ. Пусть она никогда не заплатила бы такую цену сознательно – но вышло, что нынешнее счастье оплачено гибелью почти всего ее рода. И что она, лишившись всего, ищет новое счастье с человеком, которого до конца жизни полагалось бы ненавидеть. Рагна-Гейда знала, что никто и никогда не поступал так, как она сейчас, и это мучило ненадежностью, зыбкостью жизненной дороги – первая оставила торный путь, проложенный поколениями, и ступила на новый, неизведанный, ведущий, быть может, к гибели. Не так легко признать, что идешь поперек всем обычаям и привычным устоям и сойти с этого пути уже не дано.
Вигмар молча покачал головой, поцеловал в лоб, потом в висок. Рагна-Гейда подняла лицо и вдруг через его плечо поймала чей-то взгляд. Шагах в пяти мягко мерцали в серой тьме узкие зеленоватые глаза. Они парили на высоте человеческого роста как бы сами по себе, и Рагна-Гейда невольно вздрогнула, хотя уже и знала, что это такое.
– Ой!– сказала она и слегка отстранилась от Вигмара.– На нас смотрят. Здесь Аспла.
– Ну и что?– Вигмар даже не обернулся.– Здесь – под каждым камнем по троллю, дома – везде сидят наши мудрые женщины и доблестные воины. Ни угла свободного, и Гуннвальд ворчит, чтобы мы прекратили, а то людям завидно. Пусть уж лучше тролли. Что им до нас за дело? Они и не понимают, чего мы делаем и зачем это надо.
– Все они понимают!– неуверенно возразила Рагна-Гейда. На самом деле она старалась не задумываться, каким же образом размножаются тролли, поскольку от этих мыслей пробирала дрожь.– Аспла!– позвала она.– Иди сюда! Чего ты там делаешь?
Вигмар вздохнул и обернулся. Где-то теперь та прекрасная поляна в Оленьей роще, на которой они встречались с Рагной-Гейдой до проклятой поездки в святилище Гранитный Круг! Роща начиналась у самой стены усадьбы Стролингов, и Рагне-Гейде ничего не стоило пробраться туда безо всяких провожатых. Бывало, он по полдня сидел на поляне, ожидая, пока девушка сможет улизнуть от матери, и был счастлив своим ожиданием. А теперь они почти целые дни проводили вместе, но в усадьбе Золотой Ручей нет такого уголка, где бы их никто не видел. И в гриднице, и в кухне, и в девичьей днем и ночью находилась куча народа, и все, решительно все, от Эдельмода до последнего мальчишки-раба, бросали лукавые взгляды: а мы все про вас знаем! А теперь и тролли туда же!
Аспла тем временем подплыла к ним. Именно подплыла, потому что в сгустившихся сумерках ее фигура была почти неразличима и двигалась, как легкое облачко тумана, подгоняемое ветерком.
– Чего ты тут делаешь?– строго спросила Рагна-Гейда.
– Я смотрю,– прошелестела Аспла, и голос ее звучал так печально, что у Рагны-Гейды защемило сердце.
– Куда смотришь?
– На тот берег. На «горцев».
– По-твоему, на них так приятно смотреть?– с легким ехидством осведомился Вигмар.– Что нельзя оторваться?
– Ты напрасно так говоришь.– Аспла вздохнула. Она на удивление хорошо понимала и смысл человеческой речи, и чувства, которые вкладывались в слова. Вигмар подозревал, что говорить с троллихой вслух необязательно: она услышит и мысли.– Там есть один хороший человек. Тот, который ищет тебя.
– Хорошим он был у себя дома, в Ясеневом Фьорде, или откуда он там?– враждебно ответила Рагна-Гейда.– Если он хороший, то зачем же пришел отнимать нашу землю?
– Он не хотел. Его заставили. И его жена, и самый главный «горец»…
Аспла снова вздохнула. Казалось, вздохнула от вековечной грусти сама темнота.
– Будь осторожна!– предостерегла троллиху Рагна-Гейда. Ей стало смешно и страшно от догадки, внезапно пришедшей в голову.– Если очень долго смотреть на человека, можно в него влюбиться. Ты же не хочешь влюбиться во фьялля? Сама знаешь, у него есть жена. Он не сможет жениться на тебе.
– Разве это мешает смотреть?– прошелестела грустная темнота, мигнув парой бледно-зеленых светящихся глаз.– Вигмар тоже не может жениться на тебе. Между вами стоят мертвые, но вы же все время смотрите в глаза друг другу.
– Ты… – яростно воскликнул Вигмар и прикусил губу, чтобы не сказать лишнего. Вдруг стало противно от мысли, что невидимая троллиха серой тенью нависала над ними при каждом поцелуе и своими призрачно светящимися глазами вглядывалась издалека в их глаза.– Не лезь не в свое дело! А нам никто уже не помешает! Мертвые между нами не стоят. Видишь – ворота закрыты!– Он показал взглядом в совершенно темное небо, где уже не было видно ни стен небесной крепости, ни просто облаков.– Мертвые – там. А мы – здесь. На Середине Зимы будет наша свадьба! Я бы пригласил ваше семейство, но вы ведь не войдете в человеческий дом!
Рагна-Гейда предостерегающе сжала его плечо. Девушке показалось опасным так сердито и непочтительно говорить с троллихой, которая на этой земле гораздо сильнее людей. Но странное дело: умом понимая все это, в душе Рагна-Гейда совершенно не боялась, потому что сам Вигмар не боялся ни Асплы, ни ее родичей, и вообще никого. В нем жило что-то особенное, какая-то горячая сила, делавшая его сильнее троллей. Даже без Поющего Жала. И именно сейчас Рагна-Гейда ясно осознала, что сила эта – в самом Вигмаре, а вовсе не в каком-то чудесном оружии. Он и копье-то из могилы сумел добыть именно потому, что волшебная сила уже присутствовала в нем.
Аспла вздохнула еще раз и растаяла. А может быть, просто закрыла глаза и стала совсем невидимой. Но Вигмар предпочитал думать, что она исчезла совсем. Он снова обнял Рагну-Гейду и подумал, что до Середины Зимы еще дней десять-двенадцать. Можно бы и побыстрее – какие уж теперь приготовления? А откладывать больше незачем. Что-то подсказывало ему, что усадьба Золотой Ручей теперь и есть их дом. Другого уже не будет.
– Опять рыба! Фу, дрянь какая! Убери!– Голос Ингирид звучал тихо и слабо, но бледное лицо выражало самое откровенное презрение.– Сам жри такую гадость! Одни кости!
Книв со вздохом забрал назад деревянное блюдо, на котором дымилась мелкая вареная рыбешка, выловленная из Золотого озера. Он и сам был не рад предлагать костлявую рыбу госпоже, которой после болезни требовалась пища получше. Но где же такую взять? Среди припасов оставались еще рожь, ячмень, вяленая треска, но Ингирид кривилась и говорила, что ее уже тошнит от трески с ячменем. Хотя бы подливки из яиц с маслом! Но где взять масло и яйца на диком берегу?
Сжимая в руках отвергнутое блюдо, Книв выбрался из землянки, в которой Ингирид отлеживалась после болезни, и сел на пороге.
– Не ест?– понимающе спросил Эрнольв.
Книв так обреченно покачал головой, словно госпожа отказалась отменить ему смертный приговор.
– Ничего, мы собрались на охоту!– сказал Ульвхедин ярл. Во время «золотого наваждения» он отделался слегка промоченными ногами, и его, вполне здорового, тяготило вынужденное бездействие.– Пройдемся по округе, добудем и мяса, и, может быть, еще чего-нибудь.
Три десятка хирдманов уже седлали коней. Первое потрясение и первый страх перед колдовской силой Золотого озера миновали; умерших погребли, больные понемногу поправлялись, а здоровые уже с нетерпением поглядывали на горы, темнеющие с трех сторон от стана.
– В самом озере золота нет, это и ребенок поймет!– раз за разом рассуждал Ульвхедин ярл.– Но оно есть где-то поблизости, иначе и наваждению неоткуда было бы взяться. Все, что мерещится, где-то есть на самом деле. И мы найдем это золото, если только поищем как следует. Неужели кто-то из нас даст себя запугать? Или кто-нибудь ждал, что здешние ведьмы и тролли сами вынесут кольца мешками и еще будут уговаривать принять?
– Все же не забирайтесь слишком далеко,– посоветовал Эрнольв.– Посмотрите, нет ли какого жилья к западу – и возвращайтесь. Если вы пропадете, как нам вас искать?
– Не пропадем!– уверенно заявил Ульвхедин и хлопнул родича по плечу.– Жди нас с добычей! Может быть, мы привезем что-нибудь такое, от чего твоя жена сразу поправится!
Эрнольв молча кивнул. Глядя вслед Ульвхедину, скачущему вдоль берега на запад, он думал: хорошо, конечно, если Ингирид поправится, но ведь тогда она с новой силой примется толкать их на юг, за озеро. Он достаточно хорошо знал свою жену, чтобы сомневаться: она не из тех, кто отступает перед препятствиями. Напротив. Вигмар когда-то пленил ее именно тем, что был равнодушен к чарам и сочинял стихи о другой. А Золотое озеро только раздразнило жажду золота тем, что не желало отдать сокровище.
– Вон они, смотри!– Вигмар первым заметил на лесной прогалине ниже по склону какое-то движение.
– Где? И как ты только можешь что-то разобрать?
Рагна-Гейда видела, как что-то живое мелькает среди стволов, как покачиваются еловые лапы, но даже не надеялась различить фигуры троллей. Стампа и Трампа не могли равняться стройностью стана со своей сестрой-осинкой, но при необходимости умели отвести глаза и спрятаться ничуть не хуже.
– Они идут вниз с той горы. И… О, да они не одни! И где раздобыли только!
Меж ветвей что-то ярко блестнуло, как заблудившаяся звездочка. На прогалину выскочил гордый красавец олень, и рога его сияли золотом, как застывшая ветвистая молния. Рагна-Гейда ахнула и вцепилась в руку Вигмара, от изумления и восхищения не находя слов. Позади шагал вприпрыжку один из братьев-троллей и длинной хворостиной подгонял оленя, словно простую корову. Из-за соседнего дерева выскочил второй брат и, обернувшись назад, засвистел какой-то птицей. Послышался шорох ветвей, из-за елей показались еще два оленя, увенчанных такими же золотыми рогами. Стампа прыгал на месте, размахивая над головой длинными руками, и три, четыре оленя пробежали мимо него, следом за ушедшим Трампой.
– Что они придумали?– пробормотала Рагна-Гейда, не в силах оторвать глаз от восхитительного зрелища.– Они тебе не говорили?
– Нет.– Вигмар качнул головой.– Ты оглядись как следует – может, какая-нибудь осинка расскажет?
– Да ну их,– прошептала Рагна-Гейда, провожая глазами белое пятно под хвостом последнего оленя. От воспоминаний о грустной Аспле делалось неуютно.– Наверное, опять пошла любоваться своим красавцем!
– А что?– весело подхватил Вигмар. Его очень забавляла мысль, что именно троллиха составила бы Эрнольву Одноглазому достойную пару.– По-троллиному, он, должно быть, красив на загляденье. Такой рослый, могучий! А что лицо и глаз – ну, среди троллей еще и не такое увидишь. Бывают от рождения с одним глазом, а бывают с тремя. Это как у людей: есть рыжие, есть золотистые…
Он ласково потрепал волосы Рагны-Гейды и потянулся к ее лицу с поцелуем, но девушка отпрянула с шутливой обидой:
– Вот именно: бывают рыжие, но и их тоже кто-то любит! А ты не смейся: сам рыжий!
– А я разве смеюсь?– возмутился Вигмар.– Наоборот! Пусть и он тоже будет счастлив. Главное – чтобы каждый нашел себе достойную пару, какую выберет сам. Вот я выбрал, ну, и он пусть…
Время давно перевалило за полдень, а ни один из хирдманов Ульвхедина ярла не заметил ни зайца, ни белки, ни куропатки.
– Должна же здесь быть хоть какая-нибудь дичь!– раздраженно переговаривались хирдманы.– Не тролли же все пожрали! А кому же еще здесь охотиться?
– Давайте перекусим,– предложил Ульвхедин. В глубине души он подозревал, что именно тролли сожрали всю здешнюю живность, чтобы позлить чужаков. Но он не собирался отступать или показывать уныние.– У нас ведь есть кое-что с собой. А потом дело пойдет веселее!
Спешившись, хирдманы развели костер, вытащили из седельных сумок припасы: вяленую треску и черствый хлеб. Безо всякого удовольствия пережевывая давно опостылевшую еду, они оглядывали склоны гор вокруг, и каждому казалось, что за путниками наблюдают десятки глаз: смотрит каждый ствол, каждый камень. Ветер посвистывает и шуршит в зарослях можжевельника, словно ползет невидимая змея. Безлюдие, безжизненная тишина мучили и томили дурными предчувствиями; уж лучше бы целое войско, лучше новая битва каждый день, чем это тоскливое ожидание неизвестно чего. Так и дождешься, что сама земля под ногами разойдется и проглотит – без звука, без следа.
– Ой, смот… Смотрите!– Один из хирдманов вдруг вскочил, чуть не подавившись недожеванным куском.– Смотрите, олень!
Олень! Тут уже все повскакали с мест, побросав под ноги жесткие горбушки и шаря взглядами по недалекой опушке леса.
А там и вправду стоял олень – мощный и красивый, увенчанный целым деревом золотых рогов. Судорожно сглатывая, рауды моргали и не могли поверить глазам. Золотые рога четко выделялись на фоне темно-коричневых еловых стволов и зеленой хвои, чуть поблескивали в свете серого зимнего дня. Копыта, стоящие на бурой листве, чуть припорошенной редким снегом, тоже были золотыми.
– Опять морок… – пробормотал один из хирдманов, сам не зная, верить ли собственным словам.
– А вот сейчас мы проверим! Только бы не ушел!
Вальдар Ревун, один из самых метких стрелков в дружине Ульвхедина, схватил свой лук, заранее натянутый для охоты, и пустил стрелу. Та вонзилась в шею оленя. Зверь дернулся, вскинул голову, шагнул еще раз-другой, судорожно перебрал ногами и рухнул на землю. Хирдманы разом закричали, торжествуя первую удачу, и наперегонки бросились к добыче. Отталкивая друг друга, они щупали еще теплую шкуру, хватались за золотые рога, хохотали. Зверь был настоящим, осязаемым. Это не призрачное золото, ускользающее с водой между пальцами!
– Смотрите, вон еще!– с безумным ликованием заорал кто-то, заметив шагах в двадцати пятнистую шкуру среди голых ветвей.– Еще один! Такой же!
– А вон еще! Вон, вон третий!
Уже не боясь спугнуть животных, хирдманы хватались за луки и копья, бежали к оленям, окружали, отрезали им путь в чащу и метко били, не веря, что такая чудесная и богатая добыча сама идет в руки. Вот уже пять златорогих оленей лежало на палой листве, горячей кровью растапливая снег и изморозь. В странном стаде почему-то не было ни оленух, ни молодых телят, а только взрослые быки с огромными ветвистыми рогами. И все рога оказались из чистого золота – в этом легко убедились, поцарапав ножом.
– Ну, что я вам говорил!– ликующе хохоча, кричал Ульвхедин ярл, стоя над тушей самого крупного оленя.– Я вам говорил, здесь полно золота и мы его возьмем! Оно растет здесь из земли! Бегает на четырех ногах! Мы еще найдем деревья с золотыми стволами! И ручьи, где полно золотых камней! Даже стрелять не пришлось, только нагибайся и подбирай! Всем хватит! Мы уйдем отсюда богачами! Здесь есть золото, и все оно будет наше!
Хирдманы хохотали, били друг друга по плечам; тревоги и страхи растаяли, как туман.
– Ваше, ваше!– бормотала старая троллиха Блоса, сидя на большом круглом валуне чуть повыше по склону горы. В руках она вертела сухую заячью лапку.– Что ваше, то и будет ваше. А что не ваше – того вы не получите никогда. Уж не взыщите!
Этот вечер выдался радостным для раудов и фьяллей: даже больные, еще утром не имевшие сил встать, выбрались из землянок поглядеть на чудесную добычу Ульвхедина ярла. Ингирид была совершенно счастлива: сидя на охапке еловых лап возле самого крупного оленя, она гладила его золотые рога, и лучшего лекарства больной не требовалось. Бледность на щеках сменилась румянцем, Ингирид счастливо вздыхала и закрывала глаза, словно боялась, что блеск золота ослепит ее, но и с закрытыми глазами не убирала рук от сокровища.
– Сегодня у нас будет пир! Теперь-то дела пойдут хорошо!– весело переговаривались хирдманы вокруг.– Боги о нас вспомнили! Это только начало! Теперь-то мы не уйдем без добычи!
Все пять туш повесили над огнем жарить, головы и шкуры разложили, чтобы каждый мог любоваться сколько захочет. В ожидании вкусной еды кто-то уже затянул песню, люди были веселы, словно от пива. Наконец мясо поджарилось; Ингирид все ела и ела, никак не могла насытиться, и казалось, что она никогда в жизни не пробовала такого вкусного мяса. Наконец-то повеселел и Книв: уж теперь-то драгоценная госпожа поправится!
– Ну, вот, я сижу, а тут Хринг говорит: «Ребята, олень!» – увлеченно рассказывал кто-то, невидный за пламенем и дымом большого костра.– Я вскакиваю…
– Да не так! Он встает и говорит, чуть не подавился сам…
– Я к нему, а он…
– А он вот так!– Вальдар Ревун, пьяный от сытости и счастья, вскочил с места и потянул за край расстеленной шкуры.– А он вот так…
Под общий хохот Вальдар набросил на плечи оленью шкуру, а голову с рогами поднял над своей головой.
– У-у-у!– низким и страшным голосом заревел он, наклоняясь, словно собираясь бодаться.
Хирдманы хохотали, а Ингирид вдруг стало страшно: голос Вальдара прозвучал настолько не по-человечески, что если бы она не видела своими глазами, как охотник только что натягивал на себя шкуру…
– А-а-а!– в ужасе завопил хирдман, ближе всех к Вальдару сидевший. Вместе со всеми смеясь над забавой, он вдруг ощутил сильный и болезненный удар в бок, который никак не мог быть шуткой.
Как от котла с кипятком, вот-вот грозящего опрокинуться, хирдман отскочил от своего места и попытался встать на ноги, но «олень» снова ударил его рогами в спину. Раздался треск разрываемой кожи плаща, мерзкий хруст костей; хирдман с искаженным ужасом и болью лицом упал на товарищей. Его пытались поймать, он повис на руках, изо рта хлынул поток крови – это уже совсем не походило на шутку! Смех сменился криками; чудовище, не похожее ни на оленя, ни на человека, быстрым движением выдернуло рога из тела, и все поблизости явственно увидели черные ручейки крови, сбегающие по золотым кончикам.
Одно мгновение висело в воздухе нестерпимо долго, а потом до всех разом дошло, что происходит что-то неожиданное и ужасное. Люди с криками кинулись в разные стороны; кто пытался бежать, кто хватался за оружие. А иные вдруг валились на землю, воя и катаясь, как в приступе невыносимой боли. Тела их изменялись на глазах: руки и ноги вытягивались, становились длинными и тонкими, венчались золотыми копытами; лица вытягивались в оленьи морды, одежда с резким треском лопалась и сползала, а под ней проступала рыжая пятнистая шкура. Золотые рога, как молнии, вспыхивали во тьме в отблесках бешено мятущегося пламени, словно и огню тоже было страшно.
В первое же мгновение Эрнольв вскочил на ноги, выхватив меч и готовясь к защите; и первой пришла мысль об Ингирид. Женщина визжала, не в силах встать, и размахивала рукой с судорожно стиснутым в пальцах недоеденным куском мяса. Эрнольв свободной рукой подхватил ее, сдернул с места; кончики золотых рогов чиркнули по краю ее плаща и располосовали одежду в лохмотья. Бросив Ингирид к себе за спину, Эрнольв наотмашь ударил оленя мечом; первый удар пришелся на отростки рогов, вызвав гулкий пронзительный звон; оборотень подался назад, давая Эрнольву необходимый для нового замаха миг, и вторым ударом человек почти отделил голову оборотня от шеи. Эрнольв уже не помнил, что несколько мгновений назад это чудовище было Вальдаром Ревуном.
Едва Эрнольв успел вытянуть меч, как с другой стороны опять сверкнули рога. Весь берег озера кричал, выл, ревел, метался; оборотни били рогами направо и налево, убивая, калеча своих вчерашних товарищей. Все, кто успел поесть мяса златорогих оленей, стали такими же; и у каждого сверкающие рога до половины окрасила кровь.
«Ингирид!» – отчаянно кричал кто-то в мозгу Эрнольва, и он боялся сразу всего: что оборотни убьют ее и что она сама станет таким же оленем. Держа меч наготове, он обернулся к жене: та сидела на земле, лицо исказил ужас, но из открытого рта не вылетало ни звука. Эрнольв снова подхватил женщину и потащил прочь от костра. Чуть поодаль росла старая лохматая ель; Эрнольв толкнул Ингирид в сумрак под широкими лапами и встал рядом, для верности обнимая ее левой рукой за плечи, а в правой сжимая меч. Он был разгорячен и разъярен битвой, но не чувствовал ни капли страха или изумления. Здесь земля троллей – так пусть узнают, болотные поганцы, каково иметь дело с человеком! Невиданные силы вливались в его кровь, словно чья-то рука, невидимо протянутая через темную даль, помогала ему держать оружие.
– Как здорово! Как я рада! Свадьба! Свадьба!– радостно визжала Вальтора, то обнимая Рагну-Гейду, то теребя ее.– Как хорошо!
С тех пор как девочка узнала, что Вигмар думает когда-нибудь в будущем взять в жены Рагну-Гейду, мечта о свадьбе преследовала Вальтору, и сейчас она была совершенно счастлива, что эта мечта сбудется так скоро.
– Нужно все сделать как надо!– захлебываясь от восторга, тараторила она, и обрадованные новостью домочадцы смеялись вокруг.– Надо позвать много-много гостей! Тут вокруг не слишком много людей живет, но ведь на свадьбе нужно много гостей!
– На свадьбу-то они соберутся!– посмеивался Тьодольв, тоже довольный, и подмигивал то Вигмару, то Рагне-Гейде.– Это такое дело: как только запахнет хорошим пиром, тем более свадебным, гости сыплются как из мешка!
– Надо подумать, какого бычка заколоть!– озабоченно бормотал управитель Ферли.– Фроа, вели сейчас достать сверху все пивные котлы – их год не чистили…
– А можно я тоже буду танцевать с факелами?– кричала Вальтора, осененная новой мыслью.– Рагна, ну, можно?– горячо молила она, потрясая стиснутыми руками, словно решалась ее судьба.– Мне можно, я ведь тоже уже большая! Правда, правда! Можно, да?!
Рагна-Гейда смеялась, смущенная всем этим шумом. Она очень хорошо помнила, как сама четыре или пять лет назад вот так же мечтала, чтобы родители признали ее большой и взяли с собой на пир, на чью-нибудь свадьбу, позволили встать в ряд девушек и женщин, взять горящий факел и ощутить себя полноправной частичкой взрослого мира. С каким волнением она перед началом первого своего танца вглядывалась через двор в стоящий напротив мужской ряд, стараясь разглядеть среди пламенных дрожащих отблесков лицо мужчины, доставшегося ей в пару. Вот и Вальтора, наверное, так же хочет поскорее увидеть его, в душе уже выбирает: хорошо бы вот этот, только бы не тот! Ведь даже маленькие девочки мечтают найти в праздничной каше орешек, знаменующий скорое замужество,– такова уж женская природа.
Радостный шум продолжался, ликующая Вальтора, раскрасневшаяся и возбужденная, горячо обсуждала с Ферли, Фроа и другими женщинами приготовления, Тьодольв с Эдельмодом вспоминали соседей, которых стоит позвать на пир Середины Зимы, вдруг оказавшийся в придачу свадебным. Рагна-Гейда знала, что и ей стоило бы, по совести, пойти к Вальторе и Фроа, но не хотелось покидать Вигмара. Они сидели вдвоем на краю помоста возле очага, слегка соприкасаясь плечами, и даже не смотрели друг на друга. Они не думали сейчас о том, каким невероятным событием показалась бы эта свадьба всем, кто знал их раньше – там, где жили до начала войны. Теперь совершалось то, что должно было совершиться. Они выбрали друг друга, и никто не помешает быть вместе. Что может быть проще этого?
Вдруг Рагна-Гейда услышала, как Вигмар вздохнул.
– Что ты?– шепнула она, повернувшись к нему.
– Не знаю,– неохотно бросил тот и потер ладонью нахмуренный лоб.– Что-то со мной такое… Как будто лихорадка какая-то…
Рагна-Гейда испуганно охнула и протянула руку ко лбу жениха. Только этого не хватало! В голове разом мелькнуло несколько обрывочных мыслей: Аспла могла наслать болезнь, обидевшись, что посмеялись над ее любовью к одноглазому фьяллю; протянуло ветром над озером… Да мало ли что?
Однако никаких признаков жара Вигмар не ощущал.
– Нет, нет.– Он перехватил руку девушки и сжал.– Нет, я не болен… Сам не понимаю… Как будто тянет что-то…
Несмотря на свою славу неплохого скальда, Вигмар не мог подобрать подходящих слов. Его терзали удивительные ощущения; какие-то волны плескались и бились внутри, толкали куда-то, грозили разорвать грудь. Неясный порыв звал вскочить с места и бежать куда-то в темноту, через ночной лес, не зная дороги, повинуясь голосу крови. Нечто подобное он испытывал, тоскуя по Рагне-Гейде, когда хотелось биться головой о стену только оттого, что ее нет рядом… Но вот же она! Да и само чувство походило на прежние, но было другим.
Обеспокоенная Рагна-Гейда подвинулась ближе, обхватила руками его голову и прижала к своей груди. С ним происходило что-то странное, и в девушке вдруг возникло сильное стремление удержать Вигмара, словно чужая сила грозила отнять его, унести. Несколько мгновений Вигмар не шевелился, прислушиваясь, не помогло ли, но потом стало нестерпимо тяжело; он не мог оставаться без движения.
Высвободившись, он встал и прошелся несколько шагов взад-вперед, прислушиваясь к себе, пытаясь нащупать источник странного возбуждения. В теле возникла мелкая противная дрожь, стоять уже было трудно, хотелось присесть… Силы то оставляли его, то снова притекали откуда-то, но вместе с ними приходило стремление мчаться куда-то, словно кто-то вдалеке нуждался в помощи и звал. Каждая частичка тела будто хотела бежать своей дорогой. Вигмар прижал кулак к сердцу, не шутя проверяя, на месте ли оно, и вдруг обжегся: на груди откуда-то взялось маленькое раскаленное солнце.
Два оборотня с окровавленными рогами стояли в трех шагах от Эрнольва и били копытами мерзлый песок, издавая глухой утробный рев. Они словно хотели напасть и не решались: то ли боялись меча, то ли их сдерживала какая-то иная, непонятная пока сила. Эрнольв напряженно ждал, всякое мгновение готовый отразить удар, и остро жалел о том, что нет под рукой копья. «Ну, подходите, троллиные выкидыши!– гневно стучало в мыслях.– Я вам покажу!» Светлые Асы! Да он ли это, Эрнольв сын Хравна, тот самый, что лишь несколько месяцев назад холодел от стихийного ужаса, заслыша вдалеке низкий голос тролля из Дымной горы, ничем ему не угрожающего, и взмокшей от страха ладонью цеплялся за руку девочки по имени Сольвейг? Он ли это, без тени страха в душе, готовый кинуться с мечом на двух оборотней разом, и кинулся бы, если бы мог оставить Ингирид одну? Или это кто-то совсем другой?
Внезапно откуда-то с горы, невидимой в темноте, раздался резкий пронзительный свист. Оборотни перестали метаться по берегу, давя и круша все живое, и подняли златорогие головы.
– Сюда, теляточки мои, сюда!– звали из далекой темноты два визгливых нечеловеческих голоса, то ли мужских, то ли женских, а скорее всего, просто троллиных.– Скачите сюда! Хватит вам пастись! Идите в стойло, хозяйка ждет!
Голоса выли и визжали что-то совсем неразборчивое, и кровь стыла в жилах у людей. Это кричал сам Медный Лес, во второй раз жестоко расправившийся с незваными гостями. А златорогие оборотни дружным стадом рванулись в темноту. Миг – и они исчезли, погасли искры рогов, только громкий топот десятков копыт еще долго носился над берегом, отражаясь от склонов гор.
Эрнольв наконец решился перевести дух, убрал меч в ножны, поднял Ингирид на руки и вышел из-под ели. Берег представлял собой ужасное зрелище: смерзшийся песок и земля были изрыты острыми копытами, повсюду валялись клочки сорванного мха, перевернутые камни, растоптанные дрова. Тут и там, будто валуны, чернели в темноте мертвые тела. Где-то стонали раненые. Эрнольв остановился у погасшего костра, где Ульвхедин и Ингирид совсем недавно с таким удовольствием поедали оленину. Показалось, он один остался невредимым. Ингирид спас – но где Ульвхедин?
– Есть еще кто-нибудь живой?– перебарывая жуть, позвал Эрнольв. В голове билась одна мысль: если не будет ответа, то надо повернуться и так вот, с Ингирид на руках, идти прочь отсюда. Пешком, в темноте, все равно куда – только на север, подальше от этого жестокого озера.
Но живые голоса и стоны послышались в ответ.
– Госпожа жива! Она не превратилась!– растерянно и восхищенно бормотал Книв, невольно повторивший свой памятный «подвиг» и подтвердивший право называться Книв-Из-Под-Хвороста.– Как же она удержалась…
– Знать бы!– Эрнольв со вздохом наклонился и положил жену на остатки растоптанного лапника.– Давай раздувай костер. Посчитаем, сколько нас осталось.
Рагна-Гейда с тревожным изумлением следила, как Вигмар ходит взад-вперед, как сильно трет ладонью грудь, и в ней крепло жуткое убеждение, что его сглазили. Испортили эти проклятые тролли!
Вдруг Вигмар остановился и вытащил из-под рубахи амулет. Сжав его в ладони, немного постоял, потом сделал движение, будто хочет снять с шеи, но передумал и снова сел рядом с Рагной-Гейдой.
– Посмотри!– Не снимая ремешка с шеи, он протянул амулет Рагне-Гейде.– Он горячий!
Девушка изумленно посмотрела на золотой полумесяц, о котором успела позабыть, потом прикоснулась к нему. Металл и в самом деле был горячим, как будто пролежал весь вечер на камнях в очаге.
– Это он,– сказал Вигмар, глядя на амулет, как будто впервые увидел и не мог понять, откуда эта вещь взялась у него на груди.– Он тянет… Он меня куда-то зовет. И вытягивает силу.
– Сними!– испуганно ахнула Рагна-Гейда и дернула за ремешок.– Я тебе и раньше говорила: чужой амулет добра не принесет.
– Это не ты говорила, а Гейр.– Вигмар бросил взгляд на парня, сидевшего с мужчинами в другом конце гридницы. Немного полегчало, он снова смог улыбнуться.– Но Гейр сказал сразу, как только я это подобрал. Знаешь, как-то отошло. Отпустило.
Вигмар несколько раз глубоко вздохнул, хотел сунуть амулет обратно под рубаху, но Рагна-Гейда перехватила его руку:
– Постой! Покажи-ка…
– Да смотри… – несколько удивленно отозвался Вигмар. Видела же…
Но Рагна-Гейда заметила то, на что не обращала внимания прежде. Сейчас Вигмар держал амулет не прямо, а боком, и бессмысленные царапины, которые раньше она едва замечала, вдруг вызвали смутное воспоминание о чем-то важном. Эта странная руна, похожая на перевернутую «Вин»… Это напоминало что-то знакомое. Знакомое, осмысленное и очень важное.
Рагна-Гейда взяла с очага уголек и начертила на сером камне очага перевернутую руну «Вин». Посмотрела на нее – и добавила такую же, как бы отражение первой. И рисунок, который получился, был знаком всякому, кто хоть немного разбирается в рунах.
– Это не перевернутая «Вин»,– тихо и убежденно сказала Рагна-Гейда.– Это «Манн». «Манн», разрезанный пополам. И это значит…
Сейчас казалось удивительным, как она не догадалась сразу. Так всегда бывает: правильная мысль, доставшаяся ценой долгого труда, кажется единственно возможной и потому лежащей на поверхности.
– Что?– спросил Вигмар. Странная лихорадка совсем прошла, он снова чувствовал себя здоровым. Но, похоже, непонятный приступ одарил их столь же непонятным открытием.
– Что таких амулетов два,– прошептала Рагна-Гейда, потрясенная и значительностью собственной догадки, и ее простотой.– Это же полумесяц. Значит, где-то есть еще один такой же. А вместе – луна, а на ней полная «манн». Руна помощи и человеческой связи. Этот амулет, наверное, помогает хранить дружбу и передавать силу. Я о таких раньше не слышала, но… Чего на свете не бывает?
Вигмар не ответил: девушка была совершенно права. Теперь он не удивился бы ничему. А память старательно разворачивала множество событий, произошедших с тех пор, как он повесил на шею этот удивительный золотой полумесяц, снятый с утопленника. А что, очень может быть. Амулет нагревался, когда сам он готовился нанести удар мертвому оборотню… Тогда Вигмар этого не заметил, приписал собственному возбуждению… И еще… Все складывалось так ясно, что вопросы разрешались сами собой. Кроме последнего.
Кто он? Тот, у кого второй полумесяц?
