Глава 8
На другой день, едва рассвело, Вальтора и Тьодольв пошли показывать Вигмару и Рагне-Гейде тропинку на западные пастбища.
– Вот туда,– говорила зевающая Вальтора, которая любила по утрам поспать подольше.– До пастбищ тут неблизко, зато заблудиться негде.
– Может, возьмешь с собой еще кого-нибудь?– в четвертый раз спрашивал Тьодольв.– Я тут все знаю, все облазил…
– Я не хуже тебя все облазила!– мигом стряхнув дрему, горячо заверила Вальтора. Детям Вальгаута Кукушки было не занимать отваги.– И я тоже…
– Тише, тише!– Рагна-Гейда замахала руками.– Спасибо вам, но Альвкара сказала, что пойти должны только мы. Я думаю, сейчас нужны такие люди, которые ничего здесь не знают.
– Почему?– озадаченно спросила Вальтора, смешно двигая вверх-вниз прямые тонкие брови.– Наоборот…
– Нет, я понял,– перебил ее брат.– Правильно. Мы с тобой все знаем и заранее ждем, что увидим Совиный камень, потом кривую елку, потом… ну, и все такое. А они заранее не знают, чего ждать, поэтому увидят то… ну, то, что нужно.
Вальтора не смогла бы поклясться, будто все поняла, но поверила, что так нужно, и больше не настаивала.
– Да охранят боги ваш путь!– важно пожелала она.– А когда вернетесь, у нас уже будет пиво готово.
– А если вас съедят великаны, что нам делать?– с деланной шутливостью спросила Эльдис. Они с Гейром тоже вышли проводить уходящих и стояли поодаль.
– Если нас съедят, то пусть Гейр возьмет тебя в жены, и дальше слушайся его,– отозвался Вигмар.– Он уже доказал, что ничего не делает наполовину.
Эльдис насмешливо фыркнула, Гейр пожал плечами.
– Ничего их не съедят!– решительно заявила Вальтора.– Но если Эльдис хочет выйти за Гейра, то пусть выходит.
Рагна-Гейда, Вигмар и Тьодольв рассмеялись: по-видимому, Вальтора была горячей сторонницей свадеб.
– Богиня Вар!– Тьодольв весело потрепал сестру по затылку.– Через год-другой ей самой понадобится жених. Что я тогда буду делать?
– Я сама справлюсь!– заверила Вальтора и покосилась на Гейра.
– Ну, эти четверо занялись надолго!– Вигмар вскинул Поющее Жало на плечо и потянул Рагну-Гейду за руку.– Пойдем. Или ты передумала? Останешься готовиться к свадьбе?
– К чьей?– улыбаясь, спросила Рагна-Гейда на ходу.
– Ко всем сразу!– легкомысленно ответил Вигмар.– К нашей, потом Эльдис отдадим за Гейра. Жаль, Вальтора еще мала, а для Тьодольва тут нет подходящей невесты. Но, может быть, в походе добудет… А у нас уже и пиво будет готово!
Рагна-Гейда перестала улыбаться и вздохнула. При виде веселья молодежи ее сердце сжималось от острой, болезненной тоски, от страха, что и нынешнее благополучие окажется таким же непрочным, как и то, прежнее, что осталось лишь в воспоминаниях. Если бы боги сейчас спросили, каково ее самое большое желание, она ответила бы: пусть эта, новая семья, обретенная взамен старой, не распадается никогда и не теряет никого из своего тесного круга. Но война только началась; Вигмара, Гейра, Тьодольва, Гуннвальда, Вальгаута ждут битвы, мечи фьяллей и раудов. И может быть, не Эльдис, а валькирия в Палатах Павших вскоре поднесет Гейру медовый рог…
Вигмар вдруг замедлил шаг и оглянулся. Рагна-Гейда оглянулась тоже: они шли по широкой, протоптанной скотом каменистой тропе, где бурые палые листья присыпали короткий зеленый мох, где рыжие сосновые иглы лежали на каменистых выступах. С одной стороны тянулся довольно крутой склон, кое-где поросший чахлыми кривыми березками, а с другой – тихо шумел сосновый бор. И ни одного живого существа не было видно вокруг. Вигмар глядел назад, на восток, где среди серых утренних облаков четко рисовались вершины трех гор Золотого озера, и напряженно прислушивался к чему-то.
– Что ты?– тревожно спросила Рагна-Гейда.– Ты что-то слышишь?
– Я? А, нет.– Вигмар, словно проснувшись, покачал головой.– Так, померещилось. Пошли.
Они двинулись по тропе дальше. Но теперь и Рагна-Гейда тоже стала оглядываться и прислушиваться.
– Нет, не бойся,– сказал Вигмар, заметив это.– Здесь ничего нет. Просто мне кажется… Троллячий хвост, даже не знаю, как сказать. Уже не первый день мне все кажется, как будто я кого-то жду…
– Кого?– изумленно спросила Рагна-Гейда.
– Да если бы я знал! Все мерещится, как будто идет кто-то, кому есть до меня дело. И мне до него. Сожри меня Нидхегг – не знаю, кто это такой. Можешь смеяться. А он идет, и я его жду. Жду, как родича. Но у меня больше не осталось родни.
– Может быть, к нам сюда едет еще кто-то из рода Вальгаута?– предположила Рагна-Гейда.
– Между мной и Вальгаутом нет кровного родства. Вальгаута ждала бы скорее Эльдис. Или Вальтора с Тьодольвом.
– А может, они и ждут? Хорошо бы спросить.
– А как ты это себе представляешь? «Вальтора, милая, не кажется ли тебе, что к нам кто-то идет? Вот мне кажется». Что она подумает?
– Что мы сошли с ума,– грустно признала Рагна-Гейда.– От слишком быстрых перемен счастья и несчастья.
– Вот, и я про то же…
– А может, это он, тот одноглазый фьялль?– Рагна-Гейда вспомнила вчерашние слова Альвкары.– Она же сказала, что Эрнольв очень хочет с тобой встретиться.
– А на кой тролль я ему сдался?
– Ты это у меня спрашиваешь? Тебе виднее. Ты же с ним встречался, а не я.
Вигмар промолчал. Он не хотел лишний раз напоминать Рагне-Гейде об Эггбранде, но ничего другого не мог придумать. Уж не хочет ли Эрнольв выведать еще чего-нибудь? Ну, да, и ради этого идет через весь Квиттингский Север! С тех пор он мог бы найти кого-нибудь другого, кто рассказал бы ему об Эггбранде сыне Кольбьерна. И даже показал бы курган.
Крутой склон с чахлыми березками кончился, за ним открылось высокое ровное пространство, покрытое бледно-зеленой увядшей травой. Вдали луг упирался в склон новой горы, под которым темнели несколько вросших в землю пастушьих домиков. Тропа заворачивала на луг.
– Наверное, это их пастбище,– решила Рагна-Гейда.– Мы уже давно идем.
– А нам надо вон туда.– Вигмар указал концом копья на узкую дорожку, которая ответвлялась от коровьей тропы и тянулась в ту же сторону, в которую шли они,– на запад.– Видишь – тропинка?
– Где?– Рагна-Гейда обернулась и пошарила взглядом по камням.– Я не вижу никакой тропинки.
– Да вот же!– Вигмар шагнул вперед и ткнул острием Поющего Жала прямо в каменистую узенькую тропку.
– А, вижу!– обрадовалась Рагна-Гейда.– Только Вальтора ничего не говорила, что от пастбища уходит еще какая-то тропа.
– Вот именно поэтому нам сюда.– Вигмар кивнул и взял Рагну-Гейду за руку.– Осторожнее, не оступись.
Узкая, едва намеченная тропинка словно играла с путниками: она то пропадала среди острых камней, то ныряла под моховую полянку, то терялась в можжевеловых зарослях, а то вдруг выглядывала снова, маня за собой. Рагна-Гейда и не заметила, как они углубились в сосновый бор, потом вышли и стали подниматься по склону горы. Идти становилось все труднее, ноги скользили по влажным камням, где бледные лучи зимнего солнца растопили ночную изморозь.
– Смотри – ворота,– вдруг сказал Вигмар и остановился.
Рагна-Гейда тоже остановилась, стала поправлять волосы, стараясь отдышаться, и посмотрела вперед. Над тропой нависало несколько высоких бурых валунов, напоминающих стоячие камни, которыми усеяно побережье. Они действительно походили на ворота. Между ними оставалось такое узкое пространство, что пройти мог только один человек. Рагна-Гейда вцепилась в руку Вигмара.
– Я боюсь,– призналась она.– У этих ворот не очень-то приветливый вид.
– Но ведь Альвкара говорила о них,– напомнил Вигмар.– И мы их нашли. А раз мы их нашли, значит, нам нужно в них войти.
– Войти-то мы войдем. А вот выйдем ли?
Вигмар постучал в землю концом древка:
– Помнишь, как Поющее Жало лихо расправилось с тем лохматым люрвигом, который хотел поужинать Олейвом? Если это копье умеет обращать нечисть в камень, то и дорогу через камни оно нам как-нибудь проложит. Пойдем.
Не выпуская руки Рагны-Гейды, Вигмар первым прошел между стоячими валунами, потом провел за собой девушку. Ничего страшного не случилось, узенькая тропка тянулась дальше, петляла между высокими кустами можжевельника и облетевшего орешника. На ходу Рагна-Гейда несколько раз оглянулась, боясь, что за их спинами каменные ворота исчезнут или сомкнутся. Но те стояли по-старому, и Рагна-Гейда успокоилась. Ей даже стало стыдно за свой детский страх: никакие это не ворота, просто два камня. И ничего такого…
– Похоже, мы пришли,– сказал вдруг Вигмар.– Здесь кто-то живет.
Рагна-Гейда выглянула из-за его плеча и ахнула. Перед ней стоял крошечный домик, сложенный из толстых замшелых бревен, с маленьким дымовым отверстием над дверью. Крытая дерном крыша казалась непомерно тяжелой и сползла, как будто была велика этому домику. На ней густо росли кустики брусники, черники, рыжие стебли багульника и даже несколько чахлых березок. Избушка скорее напоминала большую болотную кочку, чем человеческое жилье. И это была та самая избушка, которую Рагна-Гейда видела во сне в последнюю свою ночь в Оленьей Роще.
– Не ходи туда,– тихо сказала она Вигмару и крепко сжала его руку, точно собиралась удержать силой.– Я видела сон. Если ты войдешь, ты не вернешься, а я пропаду здесь… Меня съест этот лес. Я видела все это во сне.
Избушка молчала, над головами путников тихо шумели сосны, шептали, как живые, обсуждали незваных гостей.
– Не бойся, я туда не пойду,– успокоил ее Вигмар.– Чтобы пролезть в эту дверь, мне придется сложиться пополам, а подставлять свою шею неизвестно под чей топор не хочется. Мы позовем хозяев сюда.
Вигмар шагнул к избушке и постучал острием Поющего Жала в замшелую доску низенькой двери. Гулкий звон показался мягким, приглушенным, словно копье заговорило вполголоса. В домике раздался неясный шорох. Вигмар постучал еще раз, сильнее, и в голосе оружия прозвучало нетерпение.
Дверь скрипнула и приоткрылась ровно на ширину мышиного хвостика. Рагна-Гейда ничего не увидела, но всем существом ощутила, как из темноты на нее уставилось несколько пар глаз. Ей даже казалось, что она различает в дверной щели их мерцание: чуть голубоватое, как ночные огоньки над курганами. Только взгляды, цепкие и острые, как мышиные коготки, от которых захотелось почесаться. Но это было так страшно, что Рагна-Гейда поспешно подалась к Вигмару и снова вцепилась в его руку.
– Выходите-ка!– повелительно приказал он, обращаясь к дверной щели.– Не хотелось бы вламываться в чужой дом силой, но Поющее Жало может разнести в щепки и вашу дверь, и всю эту моховую кочку, в которой вы обитаете. Выходите. Я не причиню вам зла.
Дверь приоткрылась чуть пошире, за ней послышалась возня, как будто несколько человек толкают и пихают друг друга. До слуха Вигмара долетел скрипучий голосок, свистящий шепот, но слов разобрать не удалось. «Здешние жители упрямы, но подчиняются, если чувствуют силу!» – говорила Альвкара. Вигмар поднял копье, чтобы постучать еще раз. И тут дверь открылась, через порог перевалилась человеческая фигура, невысокая ростом, но грузная и тяжелая, как копна прошлогоднего мокрого сена.
Рагна-Гейда испуганно вдохнула и спряталась за спину Вигмара. А он нахмурился, разглядывая старуху. Та оказалась еще страшнее, чем старая Ауд, в гостях у которой довелось познакомиться с люрвигами. Здешней хозяйке сравнялось лет сто, не меньше; коричневая кожа с багровыми и лиловыми прожилками так плотно обтягивала череп, что лоб и скулы выпирали, а глаза, рот и щеки провалились. Голова была повязана серым платком, а одеждой служила длинная пегая рубаха, сотканная из плохо вычесанной и неровно выпряденной некрашеной шерсти, да неподпоясанная накидка из потертой, местами совсем лысой медвежьей шкуры.
– Почтенная, а ты не глухая?– для начала спросил Вигмар.– И ты не забыла человеческий язык? А то и не знаю, что будем делать: троллиного языка я не знаю.
– Если уж ты нашел сюда дорогу, как-нибудь мы с тобой столкуемся,– скрипучим, но довольно твердым голосом отвечала старуха.
Морщинистые коричневые веки приподнялись, на Вигмара глянули бесцветные от старости глаза. Взгляд их не был тусклым или расплывчатым, и у Вигмара отлегло от сердца: сколько бы лет ни прожила старуха, из ума она не выжила. А значит, с ней можно сговориться.
– Чего ты хочешь?– проскрипела хозяйка странного жилища.
– Как тебя зовут?– спросил Вигмар и поудобнее перехватил Поющее Жало.
Старуха опасливо покосилась на копье.
– Меня кличут Блосой,– ответила она, и Рагна-Гейда, не удержавшись, усмехнулась, пряча лицо за плечом Вигмара. «Блоса» – «пузырь». Прозвище очень подходило старухе, раздутой, как пышный стог сена.
– И много вас там?– Вигмар кивнул на дверь избушки.
– Зачем тебе это знать?– настороженно спросила старуха.– Мы никому не делаем зла, хотя живем здесь уже… очень давно.
– Да живите еще столько же!– миролюбиво позволил Вигмар.– Если, конечно, вас не выгонят фьялли.
– Фьялли?– Старуха удивилась, кожа на ее лбу задвигалась.– «Горцы»? Здесь в горах мы всех знаем. Тут есть сильный и неуживчивый народ, но мы друг к друг притерлись и никто не пытается нас выгнать с нашей земли.
– Ой, какие глупые!– От изумления Рагна-Гейда даже перестала бояться и вышла из-за спины Вигмара.– Да не «горцы»! Это не здешние горные жители, это совсем другое племя! Разве вы никогда о них не слышали?
– Мы знаем много разных племен.– Старуха посмотрела на гостью и недоумевающе подвигала кожей на лбу, где раньше были брови. Вигмар заметил, что дверь у нее за спиной приоткрылась чуть пошире и в щели даже мелькнуло бледное пятно чьего-то лица.– Больше, чем знаете вы. Но в горах каждый имеет свое имя, и никого не зовут просто «горцы».
– Это другое племя!– принялся втолковывать Вигмар.– Много-много людей, целые тысячи. И даже десятки тысяч. У них есть своя земля, очень далеко. А сейчас они пришли к нам сюда и хотят прогнать нас всех. И даже убить.
– Они слишком тупые!– шепнула ему Рагна-Гейда.– Какая нам от них может быть польза? Они в жизни не видели ничего, кроме своего леса и двух соседних пастбищ.
– Ничего!– ответил Вигмар, пока старуха старалась уразуметь сказанное.– Такие как раз умеют колдовать. Они поближе к земле, к горам… и ко всякой нечисти. А нам сейчас нужен не ум, а колдовство. Видишь, как хорошо им удалось спрятать свое жилище, если даже домочадцы Вальгаута не подозревали о таких соседях? Может, они сумеют спрятать и Золотой Ручей?
Старуха тем временем обернулась к дверной щели и шепталась с кем-то оставшимся в доме.
– Чего они прячутся?– крикнул Вигмар.– Пусть выходят. Мы никому не сделаем зла. Посоветуемся.
Старуха поколебалась, но все же толкнула дверь, протянула в щель руку и схватила кого-то.
– Да иди же, не бойся!– бормотала она.– Ничего тебе не будет! Очень ты им нужен, пень старый!
Из щели показался старик. Он был еще меньше ростом, чем Блоса, и еще страшнее. Рагне-Гейде стало по-настоящему нехорошо: в лицо словно пахнуло холодным и затхлым воздухом то ли болота, то ли даже старой могилы. Старик выглядел таким же древним, как его жена, горбатым и тщедушным. Короткая рубаха и некрашеные штаны словно бы выросли прямо на нем, маленькую головку прикрывал шерстяной колпак. Совершенно коричневая кожа, как у старых пастухов, всю жизнь проведших под открытым небом; загнутый книзу нос, выпуклый лоб и голый подбородок выступали вперед, а глаза и рот глубоко запали и казались пещерами в темной скале этого лица. Под глазами залегли матово-бурые тени, вид которых заставлял вспомнить мертвецов. А сами глаза у старика были тусклые, тупые, но пронзительные. Они смотрели, как звери из норы, и Рагна-Гейда снова прижалась к плечу Вигмара.
– Его зовут Семлиг,– сказала старуха.– Он все время спит. Да и сейчас его еле добудились. Но если уж проснется, то… гм, от него бывает толк. Эй, бездельники!– неожиданно громко заорала она в дверь.– Идите все сюда!
Следующих упрашивать не пришлось: один за другим из двери выскочили два парня… или мужчины, определить их возраст было нелегко. Их лица выражали мальчишеское простодушие, близкое к откровенной глупости, но бледность и морщины говорили о том, что этой глупости уже много лет и умнеть она не собирается. Бород у обоих не имелось, а нестриженые космы закрывали уши и почти скрывали глаза. Отличить одного от другого Рагна-Гейда не взялась бы. Все это походило на признаки вырождения: так бывает в отдаленных малолюдных местах, где нет притока свежей крови и люди вынуждены брать в жены родственниц. Рагна-Гейда и раньше видела таких несчастных, и они вызывали в ней чувство брезгливой жалости.
– Эти двое – Стампа и Трампа,– представила Блоса.– А если спутаете, не беда – им все равно. И ты уж иди сюда, красавица!– добавила она, обращаясь к дверной щели.– Иди, иди, не стесняйся. Наш гость не свататься пришел.
При этих словах Вигмар и Рагна-Гейда не удержались от смеха, а старуха пояснила:
– Наша дурочка уже невеста, да все никак жениха не подберем. Вот она как увидит мужчину, так сразу и прячется.
Рагна-Гейда сочувственно вздохнула: родственнице этих «красавцев» и правда стоило скрываться от женихов. А из избушки тем временем показалась высокая, худощавая женская фигура. «Невеста» выросла на две головы выше любого из своих родичей и оказалась куда приятнее на вид. Правда, черты лица у нее были вялые и невыразительные, кожа бледная, волосы какие-то тусклые и бесцветные, но зеленоватые глаза, которые она лишь на миг подняла на гостей, смотрели умнее, чем у прочих. Женщина так и не отошла от двери, она прижималась к стене, застенчиво теребя в длинных тонких пальцах край замызганного передника. Рагна-Гейда дала бы ей лет сорок: неудивительно, что так долго не может найти себе пару.
– Еще остался один дурень, Спэрра, но он пошел гонять белок,– сказала старуха.– Вот мы все здесь. Так зачем, ты говоришь, те «горцы» собираются нас выгонять? Разве им не хватает своей земли? Или им негде пасти скот?
– Им хватает земли,– ответил Вигмар, усмехаясь такой наивности.– Им нужно золото. Они прослышали, что в Медном Лесу много золота, и теперь хотят его захватить. И уж если они придут, то и ваш домик разнесут по щепочкам.
– Вот дураки!– внезапно оживившись, воскликнул то ли Стампа, то ли Трампа. Вялые черты его лица заходили ходуном, задрожали, как отражение в неспокойной воде, и брат его вдруг тоже стал подмигивать обоими глазами, будто покой и беспокойство у них были одни на двоих.– Зачем дом ломать? Мы им сами отдадим. Нам в камушки играть хватает. Вон, целая куча в углу…
Блоса ловко выкинула в его сторону коричневую руку и залепила парню увесистый подзатыльник. Звук был как от удара по дереву. Стампа обиженно скривился, но больше не произнес ни слова. А Рагна-Гейда вздохнула: эти несчастные даже не знают, как видно, что такое золото. Да и откуда им знать?
– Вы можете что-нибудь сделать?– спросил Вигмар у старухи.– Может быть, вы знаете какие-нибудь заклятья?
– Мы знаем много разных заклятий… – протянула Блоса.– Но ведь надо знать, что и чем заклинать.
– Умно!– одобрил Вигмар.– Вот я тебе скажу: идут чужие люди, они хотят золота, а их нужно не пустить сюда и прогнать подальше. Ты сможешь сплести заклинания для этого?
– Хотят золота, а нужно спрятать… Не пустить и прогнать… – бормотала старуха, стараясь уложить все условия в своей маленькой, тесной, ссохшейся от старости голове.
– Да, да!– подтвердила Рагна-Гейда.– Вы хорошо сумели спрятать ваш дом, так что в Золотом Ручье о вас никто не знает. Вы можете спрятать так же и усадьбу?
– В Золотом ручье о нас знают,– удивленно поправила Блоса.– И мы в гости ходим к тамошним… Они к нам, правда, не ходят, не любят от воды отходить…
– О мудрая Фригг, да что же она несет?– про себя вздохнула Рагна-Гейда.– При чем здесь вода?
– А что вы нас нашли, так это понятно,– сказал Стампа (или Трампа).– У вас же… э!– Он уважительно кивнул на Поющее Жало в руках Вигмара.
– Да, мы завязали путь сюда хорошим старым заклятьем,– сказала Блоса, явно гордясь своим «рукодельем».– И мы можем завязать так дорогу к любому дому.
– И к усадьбе?– обрадованно спросила Рагна-Гейда.
Старуха кивнула:
– Только надо приготовить все заранее. Еловых корней, ветровых прядей…
– Лягушиных лапок… – себе под нос пробормотал Вигмар.
– Нет, лягушки тут ни к чему,– серьезно поправила Блоса.
Молчаливая и застенчивая «невеста» снова вскинула на Вигмара глаза и улыбнулась с ласковой снисходительностью: как же можно не знать таких простых вещей? От ее зеленовато-серых глаз у Вигмара вдруг закружилась голова: показалось, что он смотрит в бездонный колодец, полный неведомых тайн. И разом исчезли сомнения, не зря ли они сюда пришли. Пусть здешние жители дикие, тупые и ничего не знают о фьяллях – колдовать они умеют. А это как раз то, что нужно.
– Малое заклятье будет готово завтра, если я засажу за работу всех бездельников,– говорила тем временем Блоса.– Я пришлю вам вот эту дурочку, только вы приходите встречать ее к каменным воротам. Она побоится одна подходить к вашему дому. А я тем временем подумаю, что делать с «горцами».
– А я подумаю, чем наградить вас за труды.– Вигмар благодарно кивнул.
– Ха!– сказала Блоса.– Конечно, у вас есть много вещей, которые нам придутся по вкусу. Но разве ты думаешь, мы хотим, чтобы эти «горцы» разнесли наш дом и рылись в нашем золоте? Наша земля стоит, пока золото Медного Леса не тронуто. Мы не отдадим его никому. Ни людям, ни «горцам». Однажды, зим пять назад, часть отдали одному оборотню, да и он, как видно, плохо сохранил.
Старуха покосилась на Поющее Жало в руке Вигмара. А он вдруг почувствовал, что пора уходить. Это было похоже на ощущения ныряльщика, который чувствует, что пробыл под водой слишком долго и воздуха уже не хватает.
– Завтра утром мы будем ждать у ворот,– сказал Вигмар и шагнул назад. Поворачиваться спиной к странным обитателям «моховой кочки» не хотелось.
– Она придет, придет,– заверила старуха, в свою очередь пятясь к двери дома.– Идите своей дорогой.
– Идите своей дорогой!– невольно повторил Вигмар и вдруг понял, что именно это и следовало сказать, что именно так здесь принято прощаться добром.
Они отступили на несколько шагов, сосновые стволы заслонили избушку. И вдруг показалось, что ничего и не было. Сосновый бор, рыжие стволы, замшелые камни, кое-где зеленые кустики брусники. И больше ничего. Ни человеческого следа, ни запаха дыма. Вигмар и Рагна-Гейда торопливо шли по узкой тропинке, ведущей из ниоткуда, и даже не разговаривали на ходу. Они еще не знали, что подумать и что сказать, но неясное чувство подгоняло в спины: скорее, скорее прочь отсюда. Через ворота стоячих валунов они пробежали бегом, притом Вигмар держал Поющее Жало острием вперед, как приготовленное для удара. Он сам не знал, почему так делает.
Наконец каменные ворота остались позади, тропка расширилась, впереди показалось пастбище с темнеющими под дальним склоном пастушьими землянками. Не сговариваясь, Вигмар и Рагна-Гейда разом остановились и прижались друг к другу, стараясь перевести дух и усмирить непонятные, взбаламученные чувства. Это были не страх, не неприязнь, не тревога. Просто осознание: только что они прикоснулись к чему-то такому, с чем лучше дела не иметь. Потому что оно не имеет отношения к человеческому роду. Вигмар и Рагна-Гейда стояли обнявшись на каменистой тропе, и чувство собственного тепла и жизни давало им какую-то новую, ранее неведомую отраду. Так можно радоваться свету, впервые в жизни заглянув во тьму. А их чувства сейчас были близки к чувствам детей, которые еще почти ничего не знают об этом сложном мире, таком огромном, что ему даже нет названия.
– Странные они какие-то,– сказала Рагна-Гейда, наконец набравшись сил идти дальше. Это было ясно само собой, но хотелось услышать, что об этом думает Вигмар.
– Более чем,– рассеянно согласился тот.– Альвкара нас не зря к ним послала. И не зря велела взять копье.
– Так ты думаешь, они нам помогут?
– Если захотят, то очень помогут. Не хуже, чем девять валькирий с огненными мечами. Знаешь, когда на меня глядела старуха… Или этот ее старик… Это посильнее нашего Гаммаль-Хьерта. Как будто само подземелье смотрит, сама гора… Сам Медный Лес. Чего там Вальтора болтала про великана, в котором дух Медного Леса? Если бы эти чудаки были повыше ростом, я бы решил, что этот старик и есть великан…
– Ох!– Рагна-Гейда вдруг вцепилась в плечо Вигмара и почти повисла на нем. У нее ослабели ноги от внезапной догадки. Поначалу она казалась дикой и невероятной, но с каждым мгновением становилась все более убедительной.– Вигмар! Да ведь это были… Это были тролли!
Вигмар подхватил девушку и застыл так, для верности упираясь в землю древком Поющего Жала. Да, он с первого мгновения подумал, что жители «моховой кочки» знаются с нечистью и привыкли к ней больше, чем к простым людям. Но тролли?! Не укладывалось в голове, что они наведались в гости к троллям и говорили с ними. А ведь верно! Эта бледная морщинистая кожа, малый рост, то тупость, то нечеловеческое оживление в чертах… И эти глаза, мерцающие голубоватым светом, как мертвые огоньки над курганами. И эти странные речи… Прозвища вместо имен…
– Постой, но у троллей же должны быть какие-то отличия?– спросил Вигмар.– Как-то же их можно отличить? Я думал, у троллей звериные морды, хвосты… ну, уши как у зайцев… Или как у кого? Помнишь, Олейв того люрвига принял за медведя?
– Тролли бывают разные,– голосом испуганной девочки сказала Рагна-Гейда.– Я еще была маленькая, когда мне наша старая Гунда рассказывала. Каждый тролль появляется на свет случайно, поэтому нельзя знать, на что он окажется похож. Бывают такие, что не отличишь от валуна или коряги, а бывают такие, что похожи на людей. Правда, хвосты у них у всех должны быть, но, может быть, они коротенькие и из-под одежды не видны.
Она помолчала, потом содрогнулась, потому что троллиные хвостики представились уж слишком ясно. Коротенькие такие, с кисточкой толстых волосков на конце… Бр-р!
– А уши у них острые… – продолжала Рагна-Гейда, скорее отгоняя образ хвостика.– Ты хоть у одного видел уши?
Вигмар вспомнил лица и головы домочадцев Блосы. Платок у старухи, колпак у старика, волосы у молодых… Хороши молодые – лет по пятьсот каждому! Нет, свои уши они прятали.
– Ничего!– утешил он Рагну-Гейду.– Вот завтра пойдем на свидание с той хорошенькой девчушкой и посмотрим у нее уши.
– Ой, ни за что!– Рагна-Гейда помотала головой.– Я не пойду!
– Ну, не ходи!– насмешливо согласился Вигмар. Он уже опомнился, и ему даже стало весело.– А ты не боишься отпускать меня одного? Ревновать не будешь? Она же такая красавица!
– Молчи уж!– жалобно сказала Рагна-Гейда, не зная, на что решиться.– Ингирид тебе было мало… О, так вот почему старуха сказала, что их знают в Золотом ручье! Она вовсе не усадьбу Золотой Ручей имела в виду, а настоящий ручей. Мокрый такой. Который течет. И в гости они ходили к тамошним никсам*.
– Очень может быть,– согласился Вигмар.– Только знаешь что? Давай в усадьбе не будем рассказывать про них все. Едва ли людям очень захочется иметь дело с троллями, даже ради спасения от фьяллей. Люди так не любят все непривычное. Каждый помнит свою старую няньку, которая запрещала бегать одному в лес, «а не то встретишь тролля, и он тебя съест».
– Мне Гунда то же самое говорила,– со вздохом ответила Рагна-Гейда.– А Скъельд и Ярнир однажды поспорили, что ночью на пастбище выйдут к большому камню… Там, по слухам, жили тролли…
Она замолчала, вспомнив братьев, которых больше не было с ней, и прежнюю жизнь, которая никогда не вернется. Вигмар молча взял девушку за руку и повел по тропе к усадьбе.
Ивар Овчина, которого Эрнольв посылал с десятью хирдманами вперед, привез неутешительные вести.
– Там впереди больше ни одной усадьбы нет,– крикнул он еще издалека и продолжал, подскакав к Эрнольву: – Мы видели те три горы, между которыми должно быть озеро. Может, на самом берегу кто-то живет. А по реке больше ничего нет, только три-четыре рыбачьих землянки. Мы подумывали доехать до озера, но ты ведь не велел…
– Хорошо.– Эрнольв кивнул.– Ты правильно сделал, Ивар, что вернулся. На само озеро не надо соваться с десятком человек. Мы пойдем туда все вместе.
Ивар отъехал и присоединился со своими людьми к растянутому потоку войска. Конечно, вся лавина, начинавшая квиттинский поход, до Золотого озера не дошла: люди гибли в битвах, оставались на захваченной земле. В каждой усадьбе задерживался ярл или хельд со своей дружиной, и Ульвхедин ярл был очень доволен: больше никто и никогда не отнимет эту землю у племени раудов. Конечно, с квиттами предстоит еще немало забот, но ведь недаром говорится: кто хорошо начал, тот уже сделал половину. И сейчас у Ульвхедина ярла и Эрнольва оставалось по полторы сотни человек. Меж тем Золотое озеро приближалось, с коня уже можно разглядеть три горы, между которыми плещутся его золотые воды. Теперь успеть бы набрать побольше золота, пока не явились фьялли, посланные Торбрандом конунгом. И тогда этот поход будет самым удачным делом раудов за все последние века!
– Боюсь, сегодня нам будет негде ночевать!– сказал Эрнольв, обернувшись к ехавшей рядом Ингирид.
Он даже не пытался скрыть легкое злорадство в голосе: его отважная жена несла тяготы походной жизни наравне со всеми, разве что дров не рубила и лошадей сама не чистила. Однако не сдавалась и не просилась назад: блеск далекого золота делал ее необычайно стойкой.
– Не может быть, чтобы на берегу не оказалось усадьбы!– оскорбленно ответила Ингирид, как будто Эрнольв сам все это подстроил, назло.– Наверняка там есть усадьба! Может быть, даже не одна!
– Тогда нам предстоит жаркая битва!– Эрнольв воодушевленно взмахнул рукой.
За прошедшее время он научился не принимать Ингирид всерьез и подшучивать над ней, за что та постоянно дулась. Но обидеть Эрнольва в ответ не удавалось: муж просто ее не слушал. И жизнь даже с такой женой оказалась бы вовсе не плоха, если бы не воспоминания о Свангерде. Но она вспоминалась, как ни старался Эрнольв загнать ее образ подальше. Не получалось вытравить из души сожаления о жизни, которая могла бы сложиться совсем иначе. И о другой жене, которая стала бы не врагом, а лучшим другом, о любви и счастье, теперь похороненных и придавленных камнем. Безо всякой надписи… А что будет, когда они вернутся домой? Как он будет жить в одном доме с этими двумя женщинами? Может быть, Свангерда захочет возвратиться к своим родичам на север… Нет, тогда он больше никогда ее не увидит. А мысль эта была так тяжела, что Эрнольв спешил отогнать ее.
– До вечера осталось недолго,– заметил Хрольв.– Будем рыть землянки?
– Нет, проедем еще,– решил Эрнольв, благодарный хирдману, отвлекшему от нерадостных мыслей.– Может быть, там и правда есть усадьба. Очень хочется поскорее увидеть это озеро. Не слишком-то я верю, что оно существует на самом деле!
– Есть, есть!– упрямо твердила Ингирид.– Не на этом берегу, так на другом усадьба найдется!
– Вокруг озера можно ехать два дня,– подал голос Книв, державшийся сзади.– Я сам не видел, но люди говорили. А на том берегу уже начинаются настоящие горы. Там уже настоящий Медный Лес. Лучше не соваться на ночь глядя.
Но гордая Ингирид даже не удостоила раба ответом.
Погоняя усталых лошадей, дружины Ульвхедина и Эрнольва все же успели к Золотому озеру до наступления темноты. Широкая долина, с двух сторон ограниченная пологими склонами гор, вывела их к плоскому берегу. Дальний край озера терялся в сумерках, лишь неясно темнели вдали вершины гор. Над серой водой поднимался густой туман, было промозгло и холодно. Дул ветер, бросая в лица запах сырого песка. Серо, неприютно, безнадежно. И ни одного строения, сколько хватает глаз.
– Придется спать на земле,– сказал Эрнольв насупившейся Ингирид.– Я не виноват, что квитты не захотели построить для нас хороший теплый дом.
Спешившись и пустив лошадей щипать остатки блеклой травы, фьялли и рауды стали готовиться к ночлегу. В ближайшем леске застучали десятки топоров, на длинном берегу и по долине замерцали в густых сумерках десятки костров. Для Ингирид поставили шалаш вокруг ствола старой ели, покрыли его тюленьими шкурами, внутри развели маленький костерок. Кутаясь в медвежью накидку, она шмыгала замерзшим носом и в который уже раз мысленно бранила своих отважных родичей, затеявших такой далекий и трудный поход зимой. Не могли до лета подождать! Все умные люди воюют летом! Что же теперь, и Середину Зимы придется встречать под такой вот елкой? И не будет ни пиров, ни угощений, ни песен, ничего такого, что делает жизнь хоть немножко веселее?
Ингирид редко думала о жизни, но если задумчивость все же находила ее, час этот был поистине черен.
– Скоро закипит!– негромко приговаривал Книв, помешивая длинной деревянной ложкой в закопченном железном котелке.– Сварим похлебку, тут и треска хорошая есть, и ячмень, и чеснок. Сразу жизнь веселее пойдет. И тепло будет…
Разговаривая будто сам с собой, он краем глаза косился на Ингирид. На самом деле все слова предназначались ей. Несмотря на все недостатки, Книв всей душой привязался к новой хозяйке. Заносчивость, упрямство, самовлюбленность казались ему проявлением истинного благородства – недаром же молодая жена ярла была дочерью конунга! Книв восхищался твердостью духа своей госпожи: упрямство, с которым она продолжала поход, представлялось настоящей стойкостью, а жадное стремление к золоту – высотой целей, достойных истинной валькирии. Он жалел юную женщину, которой чаще приходилось спать в шалаше, чем в доме, и почти осуждал Эрнольва, который недостаточно ценит такую жену.
Вдруг в котле, подвешенном над огоньком, что-то блеснуло.
– Ой, что это?– удивился Книв и сунул в воду длинную ложку.– Как это туда попало?
– Что?– спросила Ингирид.
– Да… ничего… – озадаченно пробормотал парень, вытащив из котелка пустую ложку.– Примерещилось…
– Болван!– презрительно бросила хозяйка.– Ты откуда воду черпал? Смотри, если лягушка попадется! Самого заставлю сожрать! С костями!
– Да все лягушки спят давно,– пробормотал Книв.– Только это не лягушка вовсе… Вот, опять! Опять блестит!
– Да что блестит?
– То ли огонь отсвечивает…
Книв терялся в догадках, вглядывался в воду и не мог ничего понять. Двадцать лет он прожил на свете, но такое чудо видел впервые: на дне котла под водой вдруг загорелось золотистое сияние. Оно росло, ширилось, и вот уже казалось, что в котелке закипает расплавленное золото. Но стоило опустить ложку – и сияние пропадало. Обыкновенная вода в обыкновенном котелке. Сухая еловая иголка плавает, надо бы выловить.
Но даже Ингирид со своего места заметила сияние в котелке и подползла поближе. Медвежья накидка волочилась за ней, будто крылья летучей мыши.
– Что это?– шепнула она, встав на четвереньки рядом с Книвом.
– Вот, опять… – прошептал он в ответ.
Вода в котелке булькнула, закипая. Дно осветилось золотым блеском. Ингирид вгляделась, и внезапно у нее перехватило дыхание: она увидела под водой груду золота. Сверкающие кольца, цепочки, какие-то застежки, россыпь самородков разного вида точно подмигивали и звали: сюда, к нам! Взгляд не выдерживал этого горячего, плывущего и бурлящего сияния; Ингирид моргнула, и все пропало.
– Эй, где ты?– Тюленья шкура над входом в шалаш поднялась, и внутрь просунулась голова Эрнольва.– Хочешь поглядеть на чудо? Тут у нас в котле отражается золото!
– У меня тоже отражается не хуже вашего!– воскликнула потрясенная Ингирид.– Что это такое? Где оно на самом деле?
– Эрнольв ярл, слышишь, что делается?– крикнул из темноты Ивар Овчина.– Там у парней в котле золото кипит! А черпнешь – нет ничего! Тролли над нами смеются!
– Похоже, это у всех!– воскликнул Эрнольв и нервно рассмеялся. Он все не хотел верить в золото Медного Леса.– Воду все брали откуда? Из озера! Должно быть, там на дне столько золота, что мы зачерпнули вместе с водой его отражение!
– Лучше бы само золото!– раздраженно крикнула Ингирид. Ей казалось, что неведомо кто устроил все это нарочно, чтобы подразнить и позлить ее.– О тролли и турсы!
Она села на груду еловых лап, прижимая руки к груди. Ноздри ее подрагивали от возбуждения, взгляду мерещилось золото: вся эта груда колец, самородков и прочего как будто лежала перед ней на расстеленных шкурах. Если бы зачерпнуть само золото, если бы все это можно было потрогать, взять в руки… Пальцы уже ощущали мокрую, пронзительно-холодную тяжесть священного дара богов, и невиданная сила вливалась в ее кровь, согретую холодным мерцанием. О, скорее бы утро!
– Теперь мы его найдем!– твердила Ингирид под нос, глядя куда-то перед собой и вместо стен шалаша видя золотые груды.
В темноте то и дело слышались изумленные и веселые восклицания, смех хирдманов, звон котла – кто-то на всякий случай опрокинул и не нашел, конечно, ничего, кроме воды. Но для Ингирид золото было рядом, и мысленно она уже протягивала к нему руки.
Рано утром Вигмар, Рагна-Гейда и Поющее Жало уже ждали в условленном месте возле каменных ворот. Вчера, слушая их рассказ, Тьодольв, Вальтора и прочие обитатели Золотого Ручья так убежденно отрицали существование малой тропы от пастбища к сосняку, стоячих валунов, похожих на ворота, что теперь и сами они готовы были усомниться, а не приснилась ли избушка троллей. «Нет!– шепнул Вигмар Рагне-Гейде.– Я, бывает, вижу тебя во сне, но безо всяких троллей. Они нам ни к чему, верно?» Рагна-Гейда фыркнула, ей вдруг стало весело. Подумаешь, тролли! Ну, тролли, чего такого? Как-то разом вся новая жизнь вошла в ее сознание: она ощутила себя дома в усадьбе Золотой Ручей, все лица вокруг показались родными, и тролли в замшелой избушке тоже стали частью этого мира, забавной и ничуть не страшной. Она сохранила самое главное, то, что составляло самую суть ее жизни – себя и Вигмара. А все остальное – приложилось.
Рассветный туман висел над горами, и Рагна-Гейда тревожилась, что помешает найти дорогу. Но Вигмар уверенно шагал вперед, раздвигая туман сверкающим острием Поющего Жала. И сегодня тропинка уже не пряталась, как будто признала гостей и больше не смела с ними шутить. Бурые валуны, овеянные полосами слоистого тумана, сами казались призрачными. Подойдя поближе, Вигмар звонко стукнул острием копья по ближайшему валуну. Гулкий звон разлетелся во все стороны, отражаясь от каждого ствола и камня, и постепенно замер в глубинах леса и горных склонов.
– Постучались,– сказал Вигмар и упер в землю древко копья.– Скоро хозяева подойдут.
– Я уже здесь… – прошелестело где-то совсем рядом.
От неожиданности Вигмар и Рагна-Гейда вздрогнули и тревожно завертели головами. Туман редел, но никого не было видно.
– Где ты?– негромко позвал Вигмар.– Не бойся. Покажись!
– Я здесь… – ответил дрожащий, чуть слышный голосок. Казалось, он шел издалека и в то же время был близко.
Рагна-Гейда огляделась еще раз и вскрикнула. Возле каменных ворот стояла, трепеща голыми веточками, невысокая молоденькая осинка. Рагна-Гейда не помнила, росла ли эта осинка здесь вчера. На высоте человеческого роста с зеленовато-серой коры на людей смотрели глаза. Два узких глаза, точно под цвет коры, с крошечным черным зернышком зрачка, изредка помигивали. И это выглядело так дико и жутко, что Рагна-Гейда прижалась лицом к плечу Вигмара и зажмурилась, чтобы ничего не видеть. На миг она пожалела, что связалась с этими существами – тут и с ума сойти недолго.
– Хорошо же ты спряталась!– сказал Вигмар осинке. Он тоже не ждал ничего подобного, но быстрее взял себя в руки.– Мы бы никогда не догадались. Может быть, ты все же примешь настоящий облик? Так будет удобнее разговаривать.
Но тут же усомнился: как знать, какой облик у нее настоящий? А вместо деревца возле валунов уже стояла их вчерашняя знакомая – высокая и худощавая девушка с бледным лицом. Только глаза остались прежние, те самые, которые помигивали с осиновой коры.
– Так-то лучше!– с облегчением сказал Вигмар.– Знаешь, ты очень красивая осинка, но нам как-то так привычнее…
– А во что еще ты умеешь превращаться?– справившись с первым испугом, спросила Рагна-Гейда.– Хочется знать, чтобы мы были готовы… Если ты опять…
– Я не превращаюсь,– прошептала троллиха, робко опуская лицо и теребя в пальцах край передника.– Я просто отвожу глаза, и людям кажется, что это не я, а осинка. А осинкой я прикидываюсь, потому что это легче всего. Мое имя помогает. Меня зовут Аспла.
– Ты принесла то, что обещала твоя мать?– строго спросил Вигмар. Он считал, что с ненадежным троллиным народом надо обращаться без грубости, но потверже.
– Да.– Аспла подняла руку, и Рагна-Гейда заметила в ее пальцах высушенную заячью лапку.
– Что это?
– Это веретено,– робко пояснила Аспла. Это была очень застенчивая троллиха.– Мать всегда наматывает заклятья на заячью лапку. Там они лучше хранятся.
– Ну, пойдем,– сказал Вигмар.– У нас совсем мало времени. Этой ночью враги подошли совсем близко, ты понимаешь? Они уже на другом берегу озера. Ночью мы видели из усадьбы огни их костров.
– Да, да, мать говорила мне.– Аспла нервно дрожащими пальцами одернула передник и заторопилась.– Идемте скорее, мне ведь еще нужно размотать заклятья.
Они спускались по тропинке вчетвером: Вигмар, Рагна-Гейда, девушка-тролль по имени Аспла и копье по прозванию Поющее Жало. Украдкой разглядывая спутницу, Рагна-Гейда уже вскоре соглашалась признать, что та на редкость красива для своего народа. Нос и подбородок у нее длинноваты, глаза заметно косят внутрь, кожа слишком вялая и бледная – но все же Аспла так походила на человека, что сразу и не заподозришь обмана.
Только вот следить за ней глазами оказалось непросто. Вигмар и Рагна-Гейда видели Асплу то впереди себя, то позади, но не могли заметить, как же она передвигается. Новая знакомая ступала так легко, что камни не стучали и листва не шуршала под ногами, и даже на свежей изморози не оставалось следов. Она была как будто растворена в этом горном воздухе, свежем и прохладном, составляла единое целое со стволами деревьев, с замшелыми валунами, с грудами палой листвы и порыжевшей хвоей можжевельника. Первый признак опасности, миг – и она сольется со своим миром, вытянется осинкой, замрет высоким камнем, уйдет под мох.
– Мне не слишком нравится, что она не смотрит нам в глаза,– шепнула Вигмару Рагна-Гейда, поглядывая в сутулую, длинную, но по-своему удивительно изящную спину троллихи.– Так и кажется, что замышляет обман.
– Я так не думаю,– вслух сказал Вигмар, понимая, что троллиха все равно разберет каждое слово, как ни старайся шептать потише.– Тебе ведь тоже не нравится смотреть ей в глаза? Нам от ее глаз холодно, а ей от наших – жарко. Аспла! Я верно говорю?
– Верно.– Аспла остановилась, повернулась к людям и на миг подняла взгляд к лицу Вигмара.– Вы чужие и поэтому страшные.
Вигмар встретил беглый взгляд. Троллиха пыталась смотреть прямо, но не могла; во внутренних уголках глаз клубились серые тени, и взгляд казался таким далеким, как будто она вовсе и не стоит рядом, а смотрит через огромные пространства пустых лесов и остывших гор. И Вигмар ощутил, как зашевелились волосы на голове: почувствовал, из какого страшного, непостижимого далека смотрит это существо, как бы стоящее рядом и все же живущее в своем особом, непонятном для людей мире.
– Не нужно подходить к усадьбе слишком близко,– сказала Аспла, когда в воздухе запахло дымом очагов Золотого Ручья. Троллиха уже давно дергала носом, поскольку учуяла человеческий запах гораздо раньше своих спутников.– Дальше не нужно. Стойте здесь, а я буду разматывать. А потом пойдем дальше. Мать велела мне еще подбросить кое-что тем «горцам».
– Я думаю, сейчас тут вместо «горцев» собрались одни «рыжие»,– пробормотал Вигмар, отводя Рагну-Гейду в сторону.– «Горцы» подойдут потом. Но это не имеет значения.
Аспла тем временем взяла в одну руку заячью лапку, а другой стала водить рядом, как будто сматывая невидимую пряжу. Негромко бормоча себе под нос что-то, весьма схожее с ночным гудением ветра в ветвях, она медленно двинулась вокруг усадьбы, чьи крыши темнели чуть повыше на склоне перевала, держа путь поперек солнца. Впрочем, какое там медленно! Человек едва успел бы сделать два шага, а девушка-тролль уже скрылась из глаз. А может быть, Вигмар и Рагна-Гейда перестали ее видеть.
Вскоре троллиха опять появилась и опять исчезла. Для хорошего охранного заклятья усадьбу следовало обойти девять раз против солнца, и все это Аспла проделала с самой похвальной добросовестностью.
– Вот, здесь все,– робко доложила она, возникнув перед Вигмаром как из-под земли.– Можно идти к озеру.
– А люди смогут свободно выйти из усадьбы?– недоверчиво спросила Рагна-Гейда. Ей было не по себе от мысли, что вокруг ее жилья творится колдовство троллей.
– Конечно.– Аспла глянула на нее и отвела глаза.– Все, кто сейчас внутри усадьбы, смогут выходить и входить, сколько вздумается. А те, кто не там, не смогут.
– А мы?
– У вас же есть молния.– Аспла с благоговейным страхом покосилась на Поющее Жало и склонила голову.– С ним вы откроете здесь любую дверь. Даже Черные Ворота.
– А это что такое?– настороженно спросил Вигмар.
– Это ворота в Свартальвхейм. Только они не здесь, а подальше. Там, в Великаньей Долине.– Аспла махнула длинной тонкой рукой куда-то на юг.
– Ладно, так далеко нам пока не надо!– решил Вигмар.– Пойдемте-ка к озеру. В такой холод наши гости не смогут долго спать.
Выйдя к Золотому ручью, который сейчас не показывал чудес, а тек обыкновенным потоком, прозрачным и пронзительно-холодным даже на вид, они скоро добрались до берега Золотого озера. С этой стороны берег был высоким и обрывистым, вода лежала внизу, дыша облаками тумана.
– Они там, я чую,– хмуря лоб, бормотала Аспла.– Ох, как их много! Противные «горцы»!
– Что ты хочешь с ними сделать?– озабоченно спросил Вигмар. Ему вдруг стало страшно за фьяллей и раудов, страшно за живых теплых людей, на которых он сам же поднял нечеловеческие силы Медного Леса.
– Они ищут золото – они его найдут,– просто пообещала Аспла.
Она встала на самый край обрыва, на широкий камень, мимо которого с радостным и отважным журчанием срывался вниз с обрыва Золотой ручей, и снова подняла перед собой заячью лапку. Медленно сматывая невидимую пряжу, Аспла запела. В этой песне не имелось ни одного человеческого слова, зато звучало журчание ручья, шорох сосновых игл, посвистывание ветра, грохот катящихся вдали валунов, шелест сухой листвы, гулкое позвякивание дождевых капель. Аспла все пела и пела, и холодный воздух волнами колебался вокруг ее фигуры; смотреть на троллиху было трудно, она расплывалась, казалась то тонким деревцем, то просто клочком тумана. Твердь едва ощутимо подрагивала под ногами, где-то в глубине чудилось движение подземных рек, стук катящихся камней. Сама земля вдруг стала прозрачной; глаза не видели, но ноги, как корни, ощущали все под собой на неизмеримую глубину, знали все о тех неисчислимых, скрытых в толще мирах, из которых Мир Темных Альвов и Мир Хель – самые близкие, понятные и знакомые.
А озеро внизу начало светиться. Сначала полосы тумана подкрасились легким желтоватым отблеском; потом туман стал быстро рассеиваться, а свет – накаляться, как будто со дна озера вставало какое-то новое, особенное солнце. Из воды вырастали лучи мощного золотого сияния, окрашивая ближние склоны гор, потом вода исчезла. Между тремя горами ослепительно сияло озеро расплавленного золота, и утренний ветер гнал по нему легкую рябь. Поверхность волн отсвечивала багряным, и каждый всплеск выбрасывал вверх сноп багрово-золотых искр. А девушка-тролль вытянулась на своем камне, простерла тонкие руки с длинными растопыренными пальцами, похожими на тонкие узловатые веточки осины, и вся ее фигура, подсвеченная снизу золотым сиянием, казалась величественной и прекрасной. Но смотреть на нее было так жутко, что Рагна-Гейда снова спрятала лицо на плече Вигмара.
А Вигмар крепко сжимал древко Поющего Жала, стараясь усилием воли побороть растерянность, граничащую со страхом. Он все лучше понимал, какие огромные и дикие силы вызвал к борьбе, а от этого сознания дрогнуло бы и самое отважное сердце.
– Золото! Золото!
– Полное озеро!
– Смотрите, смотрите!
– Сигурд, да проснись, дубовая голова!
– Оддгард! Глядите все!
Крики дозорных, сидевших возле костров на последней предутренней страже, разбудили Ингирид, но показались продолжением сна. Всю ночь ей снилось золото, и о нем же она услышала, проснувшись.
За стенами шалаша быстро разгорался шум: раздавались крики, безумный смех, топот ног по промерзшей за ночь земле. Торопливо оправляя сбившееся головное покрывало, Ингирид на четвереньках поползла к выходу, наткнулась на Книва, по-лошадиному мотающего головой в попытках поскорее проснуться.
Выбравшись наконец из шалаша, Ингирид сразу увидела золото. Озеро, вчера темное и туманное, сейчас было полно им до краев; над водой поднималось сияние, а под мелкими волнами возле самого берега виднелись груды колец, обручий, блюд и чаш, еще каких-то узорчатых изделий. Самородки лежали россыпями, будто простые камни, и даже песок на дне озера оказался золотым.
– Золото! Золото!– беспорядочно неслись над берегом сотни безумных голосов. Каждый из хирдманов кричал свое, но это одно, главное слово сплеталось и висело в воздухе, словно это кричало само озеро.
Не помня себя от изумления и восторга, подхваченные какой-то мощной волной, люди бежали к воде, толпились, давя и толкая друг друга, забегали в озеро по колено и глубже, горстями хватали со дна песок и камни. Но, вынутые из воды, они становились самыми обыкновенными – кремень, песчаник, гранит. Думая, что в горячке схватили не то, люди в досаде отбрасывали и черпали горстями снова, пытаясь поймать ускользающее богатство. Не замечая холода, хирдманы забредали все глубже и глубже, ныряли, уже ощущая в руках тяжелые кольца и обручья, но сокровища опять просачивались сквозь пальцы.
– Стойте! Стойте! Не бегите туда! Это наваждение! Морок! Вы утонете!– в отчаянии кричал Эрнольв, хватая и стараясь удержать то одного, то другого, но его отпихивали.
Всеми овладело безумие: Эрнольв видел его в горящих глазах, в искаженных лицах. Людей будто околдовали, лишили разума; жадная сила золота, сожравшего столько человеческих жизней, погубившего столько героев, тянула их к себе.
– Золото! Золото!– визжала где-то возле самой воды Ингирид, но ее голос можно было узнать с трудом. Эрнольв догадался, что кричала жена, лишь потому что в дружине находилось всего две женщины: Ингирид и ее служанка Катла. Но Катла пряталась за елью, с ужасом глядя на толпу обезумевших мужчин.
А Ингирид кинулась к воде быстрее всех и теперь оказалась в первых рядах. За спинами мечущихся хирдманов Эрнольв не мог разглядеть супругу, а дикий визг быстро отдалялся: поток мужчин толкал ее все дальше от берега. Она утонет! Ее затопчет и загонит в воду безумное стадо!
Сорвав с плеч и бросив плащ, Эрнольв кинулся к воде, с нечеловеческой силой расшвыривая попадавшихся на пути. И в ответ получал такие же толчки и удары: ослепленным хирдманам казалось, что кто-то пытается отнять золото. Эрнольв упал на колени, холодная вода плеснулась возле самых его глаз, и он отчетливо различил на дне простой серый песок и темные камни. Никакого золота!
Его снова толкнули, а пронзительный холод воды уже сковал мышцы; ощущая, что и сам может погибнуть, Эрнольв собрался с силами и встал. Чье-то длинное тело с размаху пролетело мимо и скрылось в воде; Эрнольв хотел крикнуть, но из горла вырвался только хрип. От берега напирали, толкали, в лицо летели брызги, горсти мокрого песка, мелкие и не очень мелкие камни. Мокрая одежда отяжелела, словно доспехи ледяных великанов. От холода перехватывало дыхание, душой овладевал неудержимый, животный ужас. Широко расставив ноги и стараясь не шататься, Эрнольв огляделся, пытаясь найти Ингирид в этом холодном царстве обманного золота.
– Пусти! Пусти, чтоб тебя тролли взяли! Пусти, чтобы тебе… – долетал откуда-то из мелькания тел голос Ингирид.
Мимоходом Эрнольв удивился, откуда могла жена набраться слов, каких сам он при ней никогда не употреблял. Однако эти крики означали, что кто-то еще пытается ее спасти. Или это все же драка за призрачное сокровище?
Вода уже доходила Ингирид до самого горла, но она не замечала этого и не боялась захлебнуться. Чьи-то длинные сильные руки держали за плечи и старались приподнять над водой, тянули назад, подальше от сокровища, рассыпанного под ногами. Наконец-то она ступает по золоту, ощущает его всем своим существом, остается лишь нагнуться и взять… А тут какой-то тролль тащит ее прочь! Ингирид визжала, вырывалась, брыкалась и непременно стала бы кусаться, если бы видела, в кого вонзить зубы. Но ослепительный золотой блеск заслонил для нее все.
А Книв не замечал никакого золота. Сначала он, как и все, был ослеплен потоками золотого света. Но лишь увидел, как Ингирид, сбросив с плеч теплую медвежью шкуру, с искаженным лицом несется прямо в воду, всю растерянность как корова слизнула и в голове осталась только одна мысль: она же утонет! И Книв кинулся следом. Он опередил всех хирдманов, но не мог догнать Ингирид. Блеск золота придал ей нечеловеческих сил. Вода уже дошла до груди, когда он кое-как сумел ухватить госпожу за плечо; она отмахивалась вслепую, не слушала предостерегающих криков, визжала и норовила броситься ко дну. Уже головное покрывало слизнули и унесли волны, распущенные волосы Ингирид, намокшие и черные, плыли по воде, как плети водорослей; мех накидки почернел, а лицо побелело от холода. Она походила на богиню жадности, на воплощенную корысть, у которой одна дорога – к гибели.
– Госпожа… Пойдем… на берег!– задыхаясь, захлебываясь ледяными брызгами, умолял Книв и понимал, что она его даже не слышит.
Руки уже сводила судорога, ноги были как чужие, а Ингирид все рвалась, словно в нее вселилось разом десять троллей. Книв чувствовал, что слабеет гораздо быстрее нее, что вот-вот госпожа выскользнет из окоченевших рук, и тогда все, конец…
И тогда парень вспомнил, чему его учили дома. Глубоко вдохнув, собравшись с силами, Книв коротким и точным движением ударил кулаком в голову Ингирид. И поспешно подхватил ослабевшую хозяйку.
Продравшись через толпу, Эрнольв увидел Книва, несущего на руках бесчувственную Ингирид. Оба промокли насквозь.
– Скорее… А то она застынет и умрет… – едва шевеля синими губами, бормотал Книв, и его руки, державшие госпожу, дрожали крупной дрожью.
Эрнольв развернулся и побрел к берегу, расчищая ему путь.
