Глава 2

Утро пришло, как всегда, с густыми покровами белесого тумана – на этот раз вполне обыкновенного, простого и чистого. Вигмар Лисица очнулся от холода – он лежал прямо на земле, прикрытой только зеленым мхом, щека его касалась жесткого, подмерзшего сизого лишайника на сером камне, и острый гранитный выступ упирался прямо в бок. Вчерашнее помнилось с трудом, как будто он напился вдребезги пьян, голова побаливала. Он понятия не имел, как сюда попал, почему он не дома на лежанке. Только внутренним, почти животным чувством Вигмар угадывал, что находится далеко, очень далеко от дома.

Но раньше памяти проснулось чувство близкой опасности. Едва очнувшись, Вигмар поспешно приподнялся и огляделся. Вокруг него так же на земле спали его люди: сыновья, хирдманы из усадьбы, люди Гейра или Атли, бонды из округи – все вперемешку. Кое-кто шевелился, ежился от пронзительного холода раннего осеннего утра.

Вигмар встал на ноги, опираясь для верности на древко Поющего Жала. Мышцы онемели, спина болела, двигаться было тяжело и неловко. Но в голове прояснилось, и он все вспомнил. Они преследовали Бергвида, убегавшего на юг с золотом темных альвов. Ведьма заморочила их, напустила тумана, сбила с пути. Куда она завела их, куда забросила? В туманном облаке они шли долго, очень долго! И все ли целы? Вокруг себя Вигмар видел довольно много людей, но в тумане не мог определить, все ли здесь из тех, кого он вел за собой. А если они разбрелись по лесам и горам? Сколько он будет собирать людей, где искать? И всех ли найдет?

И где они сейчас? Знакомое ли это место, или колдовство забросило их к великанам в зубы? В глубине души шевельнулось паническое опасение, что они не в своем мире, что в тумане они незаметно миновали ворота, которые пропускают только в одну сторону, и теперь вокруг них расстилается пространство, которому даже нет названия.

Вопросов нашлось много, а ответов никаких. Сквозь туман проступали только очертания ближайших скал, на расстояние протянутого копья. Только скалы, только лишайник и мох… И еще маленькая, в неполный человеческий рост, облезлая елочка машет тощими лапами в двух шагах впереди, точно хочет согреться в промозглой сырости… А под ней спит Сколе бонд из Оленьего Мха – свернувшись от холода калачиком, как котенок, борода вся то ли седая, то ли заиндевелая.

Вигмар тревожно толкнул Сколе бонда концом древка – жив ли? Тот пошевелился, охнул сквозь дрему, поднял голову и недоумевающе заморгал, с трудом разлепляя тяжелые веки. Испугавшись вдруг, как бы народ не померз, Вигмар принялся будить спящих. Сначала он несильно толкал каждого древком Поющего Жала, потом вдруг удивился, зачем так делает – не собаки же, люди! – а потом мелькнуло в памяти сказание о Добром Бальдре, который оживляет замерзшую землю прикосновениями своего золотого копья, и стало ясно, что боги не оставили его советами даже сейчас. Сон, остаток ведьминой ворожбы, лучше всего снимет Золотая Молния, как тролли прозвали его копье, потому что в нем заключена очищающая и оживляющая сила небесного огня.

Постепенно люди просыпались, начинали хрипло, отрывисто переговариваться, и в голосах звучало то же тревожное недоумение. Хотелось знать, куда попали, а прежде всего людям хотелось согреться. Но ни хвороста, ни дерева, годного на дрова, вокруг не было – только тощие елки. А отходить в сторону пока опасались, и для обогрева оставалось только приседать, хлопать себя по плечам да бегать взад-вперед, выжидая, пока туман рассеется.

Мало-помалу лучи осеннего солнца прогревали и разводили туман, завеса делалась все тоньше и прозрачнее. Вигмар снова огляделся. Сквозь тающие белесые пряди в полусотне шагов от себя он вдруг различил какую-то темную громаду и невольно вздрогнул от острого чувства опасности. Словно жуткий зверь ростом с гору, чудовище, сам Фенрир Волк с раскрытой исполинской пастью притаился в тумане возле людей…

Крепче сжав Поющее Жало, Вигмар шагнул вперед, предостерегающе взмахнул рукой, чтобы никто не двигался. И тут же понял, что враг сам не нападет: это был не Фенрир Волк, а просто склон горы, заваленный беспорядочной россыпью валунов. Склон довольно круто уходил вверх, а наверху смутно темнел черный зев пещеры, похожий на стоячую пропасть.

– Пещерная гора! – ахнул Вигмар.

Изумление боролось в нем с ужасом и тревожным, ненадежным облегчением, словно он очнулся на краю пропасти, куда еще вполне может упасть. Теперь он все это узнал – и камни, и тощие елки, и склон горы, под которым уже стоял когда-то с этим же самым копьем в руке. Двадцать пять лет назад…

Колдовское облако завело их в Великанью долину и бросило у подножия Пещерной горы. Ни один человек в здравом уме никогда не выбрал бы для ночлега это место. Под самым обиталищем мертвых великанов, под Черными Воротами Свартальвхейма! Чудо, что ночь прошла благополучно – если это так. Вигмар холодел, и волосы его ощутимо шевелились надо лбом – сейчас, утром, он вполне осознавал, какой опасности они подвергались здесь ночью, бесчувственные и беспомощные… Чудо, что они вообще проснулись. Только свет Поющего Жала, только сила Одиновых рун защитила их от мертвящего дыхания Пещерной горы.

– Пересчитать людей, быстрее! – крикнул он, стараясь не выдать дрожи в голосе. – Все ли здесь?

Люди вокруг толковали о произошедшем на разные лады, в голосах слышалась робость. Пора было решать, что делать дальше.

Вигмар опустил Поющее Жало и постучал острием о ближайший камень. Из-под камня выполз тролль – незнакомый, маленький, ростом с зайца, весь покрытый бурой шерстью, кроме головы, где плотной шапкой рос темно-зеленый мох, точно такой же, как и на земле вокруг.

– Кто здесь есть поблизости? – спросил у него Вигмар. – Из людей и иных?

– Там эта! Там! Того! – бестолково размахивая лапами, тролль показал Вигмару куда-то в сторону от горы и прибавил несколько звуков, не имеющих отношения к человеческой речи. – Там эта! Люди! Много!

Красноречием он не отличался. Бесполезно было спрашивать у тролля, что за люди, и Вигмар, отобрав десяток человек, сам пошел на разведку. Они прошли почти всю долину и вступили на склон, где уже рос густой высокий ельник. Вскоре за ветвями замелькало пламя костра, потянуло дымом. Костер горел прямо на тропе, возле него сидело несколько человек, а из-за деревьев ползли серые струи пахучего дыма от влажной еловой древесины, выдавая присутствие и других костров.

– Не верю, чтобы это был Бергвид, – сказал Оддглим. – Он уже так ушел, что его теперь верхом не догонишь. Это, похоже, из Хетберга. Они ведь тоже где-то здесь должны быть.

В самом деле, это оказались люди Хетберга. При виде человека с золотым копьем в руке, бесшумно выходящего из слоев тумана, они сначала испугались, приняв его за духа, но потом узнали хёвдинга Железного Кольца и очень обрадовались.

– А мы уж думали, что одни остались, всех ведьмы сожрали! – говорили хирдманы. – А Вильбранд хёвдинг вон там!

Вильбранд хёвдинг нашелся у соседнего костра. Он выглядел утомленным, измученным, но держался довольно-таки бодро, только часто моргал тяжелыми покрасневшими веками.

– Наконец-то мы с тобой встретились! – с облегчением говорил он Вигмару. – А то я уж думал, вечно буду блуждать по этим ведьминским местам и живой души не встречу! А Бергвид-то! Из рук ушел! Мы ведь его уже видели – мы ему на дорогу вышли, долину заняли и его с перевала видели – шел прямо на нас, больше ему идти было некуда! Ну, думаю, сейчас я тебя голыми руками возьму! И куда пропал! Все этот туман! Это ведьмы нагнали, да?

По его рассказу выходило то же самое, что случилось с дружиной Железного Кольца. Колдовство Дагейды заморочило обоих преследователей, не дало им увидеть ни Бергвида, ни друг друга. Вильбранд радовался, что все остались целы и даже встретились, хотя и поздновато, и не отказался бы немедленно продолжать преследование.

Вигмар такого воодушевления не испытывал. Бергвид ускользнул из рук, ушел, как морок, уже второй раз подряд избежал верной гибели. Просто так его не взять, теперь это очевидно. Куда он делся хотя бы? Из Великаньей долины нет выхода. Если они шли за ним – то куда он от них ушел? Не по воздуху же улетел?

Туман уже совсем рассеялся и лишь тонкими, невесомыми полосками парил над верхушками деревьев, а над ним сияло чистое голубое небо. Хорошо просматривалась вся Великанья долина, тесно сжатая с боков крутыми склонами и загороженная, как непроходимой стеной, самой Пещерной горой. Зев пещеры был молчалив и мертв. Ни деревьев, ни даже можжевельника. Куда здесь могла деться та сотня с лишним человек, которая оставалась у Бергвида? Не под камни же они ушли!

Вигмар вынул нож, срезал одну из своих тонких рыжих косичек и бросил в огонь.

– Для чего это? – с любопытством спросил Вильбранд. – Это жертва за спасение?

Не отвечая, Вигмар пристально смотрел в огонь, сосредоточившись в немом призыве. Пламя ярко вспыхнуло, от костра повеяло таким жаром, что все, кроме хёвдинга, попятились. Для него этот жар служил знаком близости духа-покровителя, и Вигмар терпел, лишь слегка хмурясь. Многолетнее знакомство с Грюлой сделало его менее других чувствительным к жару огня. Про него рассказывали, что он может спокойно держать на ладони горсть пылающих углей и ходить сквозь пламя, и какая-то часть правды в этом содержалась.

А в огне загорелись глаза. Одни глаза, без человеческого лица и даже без лисьей морды – только глаза, ослепительные, как расплавленное золото, длинные, раскосые, умные, смеющиеся, веселые тем равнодушным весельем, которое бывает только у духов, чуждых всем земным слабостям и тревогам. Люди в ужасе пятились от костра, закрывая лица руками от этого пронзительного палящего взгляда, и хёвдинг остался один на один со своим духом-покровителем.

– Привет тебе, Вигмар сын Хроара! – сказали глаза.

Никто другой не слышал веселого, легкого голоса, но Вигмар не просто слышал его, а глубоко ощущал всем существом. Его покровитель пришел, и человеческий дух трепетал, как былинка на ветру, вблизи от другого духа, многократно более мощного, такого же жгучего и жадного до жертв, как и все древние духи стихий.

– Привет тебе, Грюла дочь Сурта! – ответил Вигмар. – Помоги мне. Мой враг слабее меня, но он уже во второй раз ушел у меня из рук.

– Я видела, как все было! Дагейда увела его! – голос хихикнул, и в пламени появилась лисья морда с высоко поднятыми острыми ушами. Морда смеялась, ее очертания, сотканные из пламени, колебались вместе с огненной стихией, ни мгновения не оставаясь в покое. – Она увела его от тебя в Пещерную гору. Он ушел по пути темных альвов.

– В Пещерную гору? – изумленно повторил Вигмар. – Путями темных альвов? Но это невозможно! Ни один человек не ходил этим путем! Только Хёрдис Колдунья, но она тогда была почти неживой, как камень! Люди не могут там дышать!

– Бергвид не пошел в Свартальвхейм, его провели самым верхним ходом. Он прошел под горами, но над уровнем земли. Это ничем не грозит человеку, там каждый может пройти. Конечно, с согласия хозяев.

– И у него было согласие?

– Конечно. Темные альвы провели его – Летанди из рода Ищущих, Глитренде из рода Мерцающих, Фаргеблинд из рода Слепых-На-Цвета. И еще другие с ними, но их имена ничем тебе не помогут. Темные альвы и Бергвид заключили союз против тебя, ты знаешь об этом?

– Я слышал от троллей.

– Темным альвам не одолеть нас с тобой, они решили взяться за нас вместе с Дагейдой и Бергвидом. Им очень хочется выжить тебя отсюда, закрыть для людей все сокровища гор и добиться, чтобы здесь не приносили жертв мне! – Из костра взметнулось несколько языков густого багрового пламени, знаменуя гнев Грюлы, и люди отшатнулись от костра еще дальше.

– Как же мне догнать его? – спросил Вигмар.

– Не ходи в Пещерную гору. На путях темных альвов вас съедят. Иди по земле. У Бергвида один путь – к озеру Фрейра. Не забудь принести жертвы Фрейру, когда выйдешь на озеро. А там – все в твоих руках. Ты ведь знаешь, – лисья морда подмигнула, – я помогаю только тому, кто сам что-то делает.

– Я знаю! – Вигмар кивнул. – Ведь мы с тобой знакомы ровно сорок лет! Конечно, для тебя это не срок, но я-то давно все понял!

– Я знаю! – насмешливо повторила Грюла. – Ты все понимаешь быстро. Потому-то я и выбрала тебя!

Лисья морда исчезла, а из костра вдруг вылетела маленькая огненная бабочка. Уже в воздухе она приняла вид крошечной, размером с ладонь, девочки с красивым, но диким личиком, раскосыми золотыми глазами и снопом бьющегося на ветру пламени вместо волос. Это был еще один облик Грюлы, тоже знакомый Вигмару давным-давно. Столько лет прошло с тех пор, как он впервые увидел эту огненную девочку! Вместо очарованного тринадцатилетнего подростка, мечтающего о силе и славе, вместо двадцатипятилетнего парня, твердо намеренного настоять на своем и добиться исполнения всех своих горячих и честолюбивых желаний, – перед огненным духом стоит зрелый пятидесятидвухлетний мужчина, богатый и могущественный повелитель пространной округи, полноправный соперник конунгов. Волосы его потемнели и утратили прежний яркий рыжий цвет, на лбу появились морщины, а в бороде седина, но шаловливая девочка из рода огненных великанов ничуть не изменилась. Духи живут долго и совсем не меняются.

– Иди к озеру Фрейра! – властно приказала она, и теперь ее видели все. – Иди! Я помогу тебе, когда не поможет больше никто! Я даю силу тому, кто сам что-то делает! Помни об этом! Иди!

Огненная искра взмыла к вершинам и исчезла. Полосы тумана над верхушками деревьев растаяли, над Медным лесом сиял ясный осенний день, и в хрустальных далях видны были горы, похожие на застывшие зеленые волны исполинской высоты.

Свежий прохладный воздух, чуть-чуть замешанный на пьянящем духе первых палых листьев, бодрил и наполнял силой. Вигмар огляделся. Его окружали в основном западные квитты из Хетберга, большинство которых видело хёвдинга впервые, но все они, зачарованные разговором с огненным духом, смотрели на него как на своего вождя.

– Мы идем к озеру Фрейра! – объявил Вигмар. – И да благословят боги наш путь!

Кюна Хёрдис проснулась рано, когда ночь с неохотой только-только поволокла свои черные крылья с земли обратно в море. Острым, почти звериным чутьем Хёрдис угадывала, что до рассвета еще довольно далеко, но спать она больше не могла. Увиденный сон наполнил ее нетерпеливым возбуждением. Именно этого сна она ждала.

Каждый вечер, ложась спать, бывшая ведьма Медного леса клала под подушку маленький кожаный мешочек. В мешочке хранилась длинная прядь волос, светлых, с несколькими белыми нитями седины. И через моря и земли сон кюны Хёрдис, Хёрдис Колдуньи, связывал ее с тем человеком, с чьей головы были срезаны волосы. Каждую ночь Хёрдис видела во сне то, что с ним произошло за день, – не все, только самое важное. Руна «ансу», начертанная на ладони, отсеивала всю дневную житейскую шелуху и приносила ей только самое главное. Она видела, как на попутном торговом корабле Ормкель Неспящий Глаз добрался до Квиттинга и там ушел со стоянки корабля с дракой, поскольку бессовестные торговцы-вандры попытались содрать с него больше уговоренной платы, но в итоге получили одни синяки. Видела, как он, с растрепанными и незаплетенными волосами, бродил по усадьбам, расспрашивая, где найти Бергвида конунга, коверкал свой язык, чтобы не все и не сразу распознали в нем фьялля. Как он нашел Бергвида в какой-то прибрежной усадьбе, как предстал перед ним и сразу объявил свое имя, повергнув всю дружину в изумление. Хёрдис слышала его неучтивые, вызывающие речи, которыми вернее всего можно было завоевать доверие недоверчивого Бергвида, сына Даллы. Видела, морщась во сне, как он дрался против четверых возле угла дома, освещенного квиттингской луной, – кое-кому из Бергвидовых людей не понравилось, что фьялль сидит за столом так близко к конунгу…

Но все это было еще не то. Благословенна та ночь, когда Хёрдис увидела во сне гибель Рагневальда Наковальни – даже если бы Ормкель больше ничего не сделал, это нападение на слэттов оправдало бы весь ее замысел. Она смеялась во сне, глядя, как Грют Драчун воровал овец и чем это для него кончилось. Она дрожала, она металась и стонала, глазами Ормкеля видя свою дочь, Дагейду, свое проклятие, верхом на волке скачущую по лесистым склонам, чтобы взять свою долю жертв…

И вот сегодня она увидела то, что ей требовалось. Бергвид Черная Шкура выступил в поход против Вигмара Лисицы. Еще не зная исхода, не зная, чем для них обоих обернется это столкновение, кюна фьяллей знала главное: ее новому племени, которое стало ей истинно родным, пришла пора выступать. Выступать в поход против той земли, в которой она волею судьбы родилась, но в которой ей не нашлось места и которой она хотела править со всем своим легендарным упрямством.

– Конунг, проснись! – Хёрдис прикоснулась к плечу мужа, лежавшего рядом с ней. – Проснись, настал час судьбы!

– Что? – Торбранд конунг сразу открыл глаза и приподнялся. В эти годы ему уже требовалось мало сна, и он спал очень чутко. – Такая торжественная речь в такую рань? Погоди, не говори. Лучше сперва одеться и позвать людей.

– Это все придется сделать! – нетерпеливо подтвердила Хёрдис. – И одеться, и вооружиться, и созвать людей! Всех людей, до кого можно дотянуться ратной стрелой! Пришло время похода!

– Ну, пришло так пришло! – Торбранд конунг откинул одеяло. Он знал, о каком походе идет речь.

В этот день Торбранд конунг говорил с дружиной и уже в полдень сам, как требовал обычай, выковал ратную стрелу. Вся прибрежная полоса земли фьяллей, где жило шесть седьмых ее населения, была оповещена о новом походе заранее, и хёльды со своими дружинами съезжались быстро и дружно. В походы редко отправляются осенью, но зато урожай убран и никто не умрет с голоду, даже если добыча не оправдает ожиданий. А такая опасность весьма велика, когда поход предстоит не куда-нибудь, а на Квиттинг – с этим проклятым полуостровом никогда не знаешь, чем все кончится. Там можно разбогатеть так, что дракон Фафнир сгорит от зависти, а можно оставить там голову. Но кюна сказала, что пора, а за двадцать пять лет фьялли привыкли верить своей повелительнице, хотя и не любили ее.

И войско собиралось: люди съезжались со всей прибрежной полосы, шириной в один, два, иногда три дня пути, съезжались из длинных, узких, скалистых фьордов, от склонов дальних, почти необитаемых гор, где только у подножия овцы щипали чахлую травку, а на вершинах круглый год лежал снег. Съезжались поодиночке бонды, с копьем, охотничьим луком и старым щитом, съезжались хёльды во главе своих родичей и хирдманов, приходили пешком рыбаки и даже вольноотпущенные рабы, надеясь раздобыть на золотоносном Квиттинге и копье, и щит, и лошадь.

Иные говорят, что из дальних предгорий приехал в это войско даже один из бергбуров, полутроллей-полувеликанов, сильных, угрюмых и уродливых тварей, что живут только в черных скалистых горах глубинного Фьялленланда и чьи черные коровы питаются и жиреют, облизывая голые камни. Говорили, что он ехал по тропе вслед за дружиной какого-то хёльда, сидя на огромном косматом быке с горящими, как угли, злыми глазами и золотым кольцом в носу, а на плече держал копье из цельного ствола дубка, с серым кремневым наконечником… Но что рассказывать, если здесь путаница: вовсе не в этом походе участвовал бергбур по имени Булле-Скроль, а совсем в другом, в походе не этого Торбранда конунга, а совсем другого Торбранда, сына Торварда Рваной Щеки, и об этом рассказывается в совсем другой саге!

За полмесяца войско собралось. На высоком скалистом мысу, висящем над морем, конунг и ярлы принесли жертву богам. Здесь, где смыкались три стихии: земля, ветер и волны – фьялли из века в век призывали богов, кропили жертвенной кровью свое оружие, мачты и весла стоящих внизу кораблей.

– Повелитель Побед, Отец Воинов! – взывал к небесам Торбранд конунг, подняв священный кремневый молот, который был почти так же стар, как горы и море. – Прими наши жертвы и даруй нам победы в битвах! Дай нам сил разбить Бергвида сына Стюрмира, нашего непримиримого врага, и тогда Семь Морей вздохнут свободно! Тор, Гроза Великанов! Молотом Молний защити нас в квиттингских горах, защити нас от чар и оков, от бездн и обвалов, от великанов и троллей, от врага ведомого и неведомого! Локи, Отец Волка, помоги нам добыть то, что нам желанно, – мечи Хродерика, что острее орлиного взгляда и крепче Хюмирова лба! Будьте с нами, о боги Асгарда! И после похода мы снова порадуем вас обильной жертвой!

Войско кричало и с грохотом ударяло мечами по щитам. Кюна Хёрдис, в праздничном наряде, с золотым обручьем по имени Дракон Судьбы на запястье, поднесла конунгу меч, рукоять которого обвивал черный бронзовый дракон. Имя меча было Дракон Битвы. Его кропили жертвенной кровью быка, и красные теплые капли впитывались в темное лезвие, выкованное двергами в подгорных глубинах, не скатываясь на землю.

Пришел час судьбы. Это знал Торбранд конунг, половину своей жизни отдавший этой войне. Он помнил предсказание старой великанши, имени которой не знал: не возвращайся на Квиттинг, и тогда ты проживешь еще столько же, сколько прожил. Предсказание прозвучало двадцать пять лет назад, когда ему было тридцать семь. До срока оставалось еще двенадцать лет. Но Торбранд конунг не боялся нарушить запрет. Ему уже исполнилось шестьдесят два года, он был еще силен и крепок, но хорошо знал, что его настоящая сила доживает последние годы. Лучше погибнуть в битве с новыми великанами и сесть за стол Одина, чем захиреть на перине, с рукоятью меча, вложенной в бессильные руки только ради обычая. Одина не обманешь. Своим единственным глазом он хорошо видит, кто как окончил свой путь по земле.

Торбранд конунг знал, что сегодня, быть может, видит родной Аскефьорд в последний раз. И никогда за всю свою жизнь он, человек здравомыслящий и сдержанный, не любил так пронзительно и трепетно эту неприветливую землю, эти сероватые холодные волны под бурыми скалами, эту узкую полоску зелени на склонах ближних холмов и далекие, на самом краю земли видимые черноватые горы, где на вершинах круглый год лежит нетающий ослепительный снег. Он любил эту землю, от священного ясеня в доме конунгов до последней пастушеской землянки. И ради своей любви он хотел оставить этой земле прекрасную и гордую память о себе.

Кюна Хёрдис тоже знала, что отныне надолго остается одна. Но ее сердце не дрогнуло, в глазах сверкала решимость. Когда наступал час судьбы, она умела прямо смотреть ей в лицо.

Хельги сын Хеймира стоял в раскрытых дверях корабельного сарая и смотрел внутрь. За спиной у него сиял яркий свет ясного осеннего дня, а впереди, в полумраке, виднелись очертания большого корабля. Тускло поблескивала посеребренная голова ворона на переднем штевне; корабль стоял на катках, наклонясь на левый борт, ворон выглядел беспомощно и жалко и, казалось, жаловался на судьбу. Ни мачты, ни весел…

Это был «Серебряный ворон» Рагневальда Наковальни, которого Хельги знал «в лицо» не хуже, чем самого мужа тетки Альвборг. Тот самый «Серебряный ворон», что не так уж давно ушел из Эльвенэса, нагруженный подарками, провожаемый самыми лучшими пожеланиями, и приветственные крики ликующей толпы вместе с ветром лились в его цветной парус.

– Нашел, – сказал Хельги, не оборачиваясь.

В это слово он вложил гораздо больше, чем обычно вмещают пять идущих подряд звуков человеческой речи. В них уместились два месяца ожидания: сначала умиротворенного, гордого сознанием преодоленных трудностей, потом нетерпеливого и беспокойного. Альвборг и ее дочь Сванхильд посмеивались над Хельги, напоминали, что Альмар конунг ждал свою невесту два года, но Хельги лишь слегка улыбался в ответ из чистой вежливости. Да и Хеймир конунг выражал надежду, что уж их-то, конунгов Эльвенэса, родичи невесты не заставят ждать так долго! На дорогу туда и обратно, даже если у берегов Квиттинга плохая погода, нужно около месяца. Конечно, какое-то время Рагневальд должен будет погостить у Вигмара Лисицы. Но едва ли он станет засиживаться в гостях, зная, что его и невесту Хельги ярла с нетерпением ждут в Эльвенэсе.

В начале «рыбного» месяца Хельги ярл сам спустил корабль на воду. Он больше не мог ждать. После встречи с духом кюны Хельги он изменился: ему больше не хотелось сидеть на кургане и смотреть в небеса. Он больше не хотел и не мог жить так, как жил раньше, ему хотелось перемен. Словно чья-то рука отвалила камень и дала выход подземному ключу: в душе Хельги забила жажда любви – той любви, которую обещала ему мать, вручая перстень альвов, той, что озарит его жизнь ровным и ясным светом. Хельги часто вспоминал о перстне, и у него было чувство, что тот вовсе не увезен за моря, что огненно-алый, живой и теплый камень теперь бьется в его груди вместо сердца. Это и была любовь: неделимая и соединяющая двоих воедино, сколько бы земель и морей ни пролегло между ними. Ему виделись рыжие волосы Альдоны, ее серые глаза с зелеными искрами, ее улыбка, ее белые руки с тонкими пальцами, и всю ее фигуру в его воображении окутывало светлое мягкое сияние. В этом сиянии она становилась не женщиной, а богиней, девой из рода светлых альвов. В этом тоже волшебное свойство перстня из Альвхейма: в глазах любви все земное становится неземным… Хельги совсем теперь не думал о торговых выгодах, которые обещал его брак слэттам и о которых родичи так много говорили; он ждал только Альдону, как будто с ее приездом на землю Эльвенэса спустится сам Альвхейм во всем своем радужном блеске. И останется с ним навсегда…

Жизнь, которая раньше, до встречи с Альдоной, вполне его устраивала, теперь стала казаться невыносимой, каждый день ожидания томил и мучил. Рагневальд ярл задерживается – может быть, ему нужна какая-то помощь. Может быть, она нужна самому Вигмару Лисице. Или его дочь нездорова. И еще тысяча всяких «или». Одно было ясно: он должен поехать за своей невестой сам. Ему нельзя, как Хельги сыну Хьёрварда, бесконечно сидеть на кургане и ждать, пока прекрасная возлюбленная сама спустится к нему с небес.

– Если бы Альмар конунг взялся за дело сам, а не поручал его другим людям, может быть, ему и не пришлось бы ждать два года! – говорил он Альвборг и Сванхильд, собираясь в дорогу.

На этот раз с ним шло целых шесть кораблей и полтысячи человек дружины. Осенние полевые работы кончались, люди освобождались от забот, да и припасов теперь было можно набрать гораздо больше. Хёльды и простые бонды с охотой съезжались к наследнику своего конунга, который собирается в заморский поход за невестой. С ним снова отправился муж Сванхильд Рингольд Поплавок на своем «Кольценосном змее», Гейтир Коршун, который уже в честь собственного прозвища велел для штевня корабля вырезать голову коршуна, Аудольв Медвежонок на «Железном вороне», Фроар Левша, младший брат кюны Асты. Его корабль тоже назывался «Ворон», и для отличия от Аудольвова корабля его называли «Молодой ворон». Последним присоединился Скельвир Медвежий Дух, знатный и опытный в походах человек, весьма уважаемый Хеймиром конунгом. Он был знаменит тем, что однажды, когда племя бьярров отказалось платить слэттам дань, тогда еще молодой Скельвир ярл надел на себя медвежью шкуру и явился бьяррам под видом Метсе-Исэнте, Лесного Хозяина, духа в образе медведя, которому здесь поклонялись. Рыча и завывая, медведь-дух повелел не противиться чужакам. Об этом очень много рассказывали, а прозвище Медвежий Дух закрепилось за Скельвиром из усадьбы Вересковые Поля вместе со славой человека, не отступающего ни перед какими трудностями. Корабль его назывался, естественно, «Медведь» и нес на штевне грозно оскаленную медвежью голову. Словом, для поездки за невестой собралась самая лучшая дружина, которую только можно было придумать.

Когда шесть кораблей шли по устью реки Видэльв к морю, сразу становилось ясно, что это свадебный поход – у всех кораблей были новые, яркие цветные паруса, крашенные в разные цвета весла, цветные щиты на бортах, бронзовые узорные флюгера на мачтах. Перед отплытием в святилище Фрейра принесли жертвы, прося у Ньёрда попутного ветра. Но если бы попутный ветер можно было создать из человеческого чувства, то стремление Хельги ярла в поход могло бы наполнить паруса всех шести кораблей и нести их, как на крыльях.

Переплыв Островной пролив, Хельги снова побывал у кюны Ульврун. Она подтвердила, что Рагневальд Наковальня проезжал мимо, но о дальнейшей его судьбе ничего не знала. Здесь тоже убрали урожай, поэтому кюна находилась в более веселом настроении и пообещала устроить пир на три дня в честь Хельги ярла и его невесты, когда он поплывет с ней обратно.

За Островным проливом Хельги ночевал в усадьбе Белый Зуб, у своего двоюродного брата Халькеля, старшего сына Дага Кремневого. Окрестности усадьбы до сих пор назывались Сигурделанд – Земля Сигурда – в честь их предыдущего владельца, Сигурда Всезнайки, деда Дага. Халькель получил имя в честь своего деда по матери, но вырос более благоразумным и удачливым, чем легендарной памяти Халькель Бычий Глаз. Лицом двадцатитрехлетний Халькель очень походил на мать – был таким же круглолицым, румяным, кареглазым, но уравновешенный нрав и стремление к справедливости он унаследовал от отца. Благодаря этим качествам он, несмотря на молодость, уже завоевал уважение округи, которая в свое время так почитала его прадеда Сигурда, что после его смерти воздвигла в честь покойного харсира особый жертвенник на Холме Асов.

От Халькеля Хельги впервые услышал кое-какие тревожные новости. Еще пока гостям готовили еду, Халькель усадил брата рядом с собой и серьезно посмотрел на него.

– Мне не очень-то приятно встречать тебя с дурными вестями, но, как видно, судьба, – сказал он. – Или ты уже знаешь о Рагневальде?

Хельги переменился в лице, кто-то из его ярлов, сидевших поблизости, издал восклицание, и Халькель понял, что от обязанности злого вестника ему не уйти.

– Толком я сам мало что знаю, – продолжил он. – Ты понимаешь, я живу слишком далеко от… ну, от тех мест, где это случилось. Мне ведь здесь до Островного пролива, до кюны Ульврун и Инги-Ульвины, гораздо ближе, чем до Поля Тинга и отца. Что у раудов поделывается, я и то лучше знаю. Короче, ко мне приезжали от отца. Я знаю только то, что мне рассказали.

– Мы будем тебе так признательны, родич, если ты побыстрее изложишь, что же тебе все-таки известно! – поторопил нетерпеливый Фроар Левша.

– Говорят, он встретил в море Бергвида Черную Шкуру. – Халькель быстро удовлетворил его любопытство.

Фроар охнул, Скельвир хёвдинг присвистнул. Все поняли, что это означает. Хельги промолчал, но лицо его посуровело. Поставив кубок на скамью, где сидел, он наклонился вперед, опираясь локтями о колени. Задержка Рагневальда и отсутствие вестей несколько подготовили Хельги к неприятностям, но имя непримиримого врага прозвучало, как удар грома. Он слишком хорошо помнил свою собственную встречу с Бергвидом. Это не просто неприятность – это беда! Не хотелось верить, что все так плохо. Его любовь к невесте, ожидание свадьбы, надежда на близкое счастье – все разбилось об это имя, как легкая лодочка о скалистый утес.

– Он погиб? – спросил Хельги.

При всей его внешней бесстрастности этот вопрос означал, что он не может больше ждать и хочет узнать скорее, пусть даже самое худшее.

– Никто не видел его тела. Но его меч, как говорят, у Бергвида. А это может быть, только если… Ну, ты понимаешь.

– Кто его там видел? – спросил Рингольд Поплавок. Он тоже сидел с вытянутым лицом: веселая предсвадебная поездка за невестой оборачивалась чем-то гораздо менее приятным.

– О! – Халькель смущенно усмехнулся. – Эта сага длиной почти с Мировую Змею и может обвить всю землю. Мне передавали, что меч видел Бьёрн, один из сыновей Вигмара Лисицы. Он рассказал Вигмару, а Вигмар послал сказать моему отцу, а отец передал мне.

– Сын Вигмара? Бьёрн? – Хельги порылся в памяти, но не сумел определить, которого из многочисленных Вигмаровых сыновей звали Бьёрном. – Он был у Бергвида и вернулся к отцу?

– Как это могло выйти? – заговорили ярлы.

– Подробностей я не знаю, – Халькель покачал головой, словно снимая с себя ответственность за то, что рассказывает. – То есть… – Видно было, что он колеблется. – Я должен тебе сказать, Хельги ярл, чтобы ты был готов… Есть такой слух… Только слух, не больше. Иные болтают… Мне рассказывали тут кое-какие люди, они недавно ездили на юг насчет шерсти… Ну, короче, говорят, будто Вигмар Лисица сам послал сына к Бергвиду, чтобы тот рассказал о твоих подарках и… Короче, что Вигмар руками Бергвида устроил это нападение на Рагневальда, чтобы расстроить ваше обручение. Но я этому не верю! – твердо закончил Халькель. – Я тебе это передаю, чтобы ты не услышал от кого-нибудь другого. А это все не похоже на правду. Я не знаю, каким ветром Вигмарова сына занесло к Бергвиду, но когда Вигмар обо всем этом узнал, он послал к моему отцу с предложением устроить совместный поход на Бергвида. Как раз за это нападение – ведь Бергвид нанес обиду вам обоим.

– Это не столько его дело, сколько наше! И ваше! – гневно воскликнул Фроар Левша, едва дотерпев, пока Халькель закончит. – Вигмару Лисице Рагневальд еще не родич! А тебе он родич, как и мне, и Рингольду, и конунгу! – Он кивнул на Хельги, имея в виду его и его отца Хеймира конунга. – И я не понимаю, почему какой-то Вигмар Лисица, какой-то квитт, должен звать вас отомстить за вашего же родича!

– Погоди! – движением руки Хельги ярл остановил его речь. – И что же Даг хёвдинг? – Он вопросительно посмотрел на Халькеля.

– Отец хотел сначала попытаться примирить их. Ты же знаешь, сколько мучений нам принесла война. Но, похоже, что уже поздно. До нас доходили слухи, что Бергвид уже напал на землю Вигмара, что между ними была битва. Больше я ничего не знаю, мы слишком далеко от тех мест. Но ты должен быть готов к большим трудностям.

Хельги кивнул. Действительность, если все это правда, далеко превзошла самые худшие его ожидания. Перед ним разом встало столько трудностей, что мысли о них мешали друг другу и в голове была путаница. Сейчас, когда он тут сидит, еще не отвыкнув от своих радужных ожиданий, его свадебные подарки в руках Бергвида, а может быть, и сама Альдона…

– Мы должны мстить за Рагневальда! – настаивал Фроар, и Рингольд, муж Рагневальдовой падчерицы, соглашался. – Мы не можем такого стерпеть! Мы должны найти его и убить! Это наш долг! Без этого нельзя вернуться домой! Хельги ярл, ты же согласен?

– Так выходит, подарки-то до невесты не дошли! – соображал Аудольв Медвежонок. – Вот тебе и виса с припевом! Не дошли, а значит, обручения-то как бы вроде и не было! Что же, теперь все сначала начинать?

– Может, оно и неплохо! – заметил Скельвир Медвежий Дух. – А если Вигмар Лисица и правда передумал?

– Но его война с Бергвидом!

– Это ничего не значит. Для этого случая. Они могли поссориться уже после своего сговора против нас. Не поделили добычу или еще что-нибудь. Кто разберет этих квиттов? Прости меня, Халькель хёльд.

– Но почему Даг Кремневый нам не дал знать? – восклицал Фроар Левша. – Ты, Халькель, почему не послал к нам? Тут же два дня дороги всего!

– Отец не хотел, – уклончиво отвечал Халькель. – Ты понимаешь, Фроар, ведь это будет война на нашей земле. А мы и так пострадали.

Хельги молчал. Каждый из говоривших был по-своему прав, и даже защищать Вигмара Лисицу от обвинений в предательстве он не решался. Это Халькель, по собственной врожденной порядочности, подобное коварство считает невозможным. А Хельги, при всей его мечтательной любви к Альдоне, на ее отца смотрел трезвым взглядом и понимал, что вовсе не держит душу этого человека на ладони. Скельвир прав: кто разберет этих квиттов? Они слишком давно воюют: сначала с фьяллями, теперь между собой. Понятия о дозволенном и недозволенном у них, что вполне естественно, смещены. И во многом правы все те, кто предостерегал его против брака с квиттинкой.

Задерживаться было неуместно, и на следующий же день Хельги отправился дальше.

– Пришли ко мне, если понадобится! – сказал на прощание Халькель. – Я могу тут собрать человек триста, а еще можно нанять людей тут, у раудов! – Он кивнул на север, где вблизи от его округи начинался бывший Квиттингский Север, теперь занятый раудами. – Я могу помочь тебе войском, если уж понадобится. С Бергвидом связываться не слишком хочется, но не годится бросить родича без помощи!

Еще семь дней слэтты плыли вдоль побережья на юг, на каждом ночлеге расспрашивая о Рагневальде, Бергвиде, Вигмаре. Но узнать удавалось мало: здешние жители знали только то, что слышали от гонцов Дага хёвдинга, то же самое, что уже рассказал Халькель. Многие видели, как «Серебряный ворон» проплывал вдоль побережья на юг, кое-кто даже принимал его на ночлег, но свидетелей его дальнейшей судьбы не находилось.

Только вечером седьмого дня появилось нечто более существенное. Дул противный ветер, хотя и не сильный, корабли шли на веслах и одолели меньшее расстояние, чем предполагалось. Уже темнело, когда показалось жилье: на горе среди ельника виднелись дымы и крыши усадьбы. Над самым морем, на обрыве, висела, вцепившись корнями в камень, старая ель и отчаянно дергала ветвями на ветру, словно пытаясь удержать равновесие.

– Висячая Ель! – крикнул Скельвир хёвдинг со своего «Медведя», указывая на ель и на крыши домов на горе. – Так называется! Я здесь когда-то был! Давай причаливать, Хельги ярл, потом долго жилья не будет! До ночи не успеем!

Скельвир первым повернул своей корабль к месту для причаливания: под горой каменистая осыпь полого спускалась к воде, и здесь же над самой водой росли деревья, а между ними на камнях лежало несколько рыбачьих лодок. Вытащить корабли на берег было нельзя, но глубина позволяла подвести их вплотную и привязать к столбам, нарочно для этого вбитым.

– Тролли их знают, эти столбы! – ворчал Кольберг кормчий, с сомнением пытаясь потрясти столб, вбитый в землю и для верности укрепленный срубом, засыпанным крупными камнями. – Для таких вон небось рыбачьих корыт… А большой корабль оторвет еще, останемся, как без ног…

Проверив надежность столбов, корабли привязали, Аудольв и Гейтир Коршун остались с дружинами разводить костры и готовить ужин, а Хельги с остальными ярлами и двумя десятками хирдманов пошел на гору к усадьбе.

Ворота были заперты. Подойдя, Скельвир хёвдинг постучал обухом секиры в створку.

– Кто тут ходит в такую поздноту? – без промедления раздался в ответ решительный женский голос. Как видно, их прибытие не осталось в усадьбе незамеченным. – Что вам нужно?

– Я – Хельги сын Хеймира, конунга слэттов! – ответил Хельги. – Мы не причиним зла никому из здесь живущих, а всего лишь хотели бы узнать новости.

– Хельги сын Хеймира? Из Эльвенэса? – уже с другим выражением ответил голос, удивленный, недоверчивый и, пожалуй, обрадованный. – Это правда?

– А разве ты думаешь, что у кого-то хватит наглости присвоить такое имя? – нетерпеливо крикнул Фроар. – Открой ворота, липа нарядов, и убедись сама! Ты не ошибешься, если у тебя есть глаза!

За воротами застучал железный засов, створки со скрипом поехали наружу, слэтты попятились. Стал виден двор, освещенный десятком факелов в руках у людей; на гостей смотрело десятка два встревоженно-любопытных лиц. Впереди всех стояла женщина лет тридцати, рослая, но не слишком красивая, с продолговатым лицом, большими глазами и длинноватым носом. В одной руке она держала факел, а в другом – блестящий охотничий нож с костяной рукоятью.

– Ох, какая отважная женщина! – восхитился Рингольд. – Ты, я вижу, сама готова постоять за свой дом! А где же твой муж?

Женщина не ответила. Быстро оглядев пришельцев, она заметила Хельги и задержала на нем взгляд.

– Приветствую тебя в твоем доме, Скади покрывала! – сказал он ей. – Твой дом зовется Висячая Ель, верно? А как твое имя?

– Я – Археда дочь Торколя, – с колебанием ответила хозяйка. Понятно, что колебание ее относилось не к собственному имени, а к людям, которым она его называла. – Да… Я узнаю тебя, Хельги ярл, – наконец решившись, добавила она.

– А где твой муж? – повторил любопытный Рингольд. – Почему ты сама защищаешь свой дом?

– И от кого? – дополнил Скельвир. – Что случилось с доблестным Бальдвигом Звероловом?

– Он в отъезде. – Археда посмотрела на Скельвира, но явно не вспомнила его. – А мы подумали… подумали… У нас сейчас такое время, что ворота не откроешь кому попало. Идите в дом! – Она показала горящим факелом на двери хозяйского дома, где толпились женщины, вытягивая шеи, чтобы ничего не пропустить. – Мне не прибавит чести, если я стану держать таких знатных гостей во дворе.

Усадьба Висячая Ель была не слишком обширна, но принять у себя слэттенландских ярлов с их ближайшими людьми фру Археда считала делом чести. Проведя их в дом, она велела челяди заколоть свинью, а пока мясо жарилось, налила гостям пива. Усадив их в гриднице, она села напротив Хельги и взялась за прялку. Охотничий нож она повесила на стену позади себя, и он поблескивал там длинным хищным жалом, когда на него падал отблеск от очага.

– Вот это оружие тебе больше подходит, Хильд пряжи! – посмеивался Рингольд, кивая на веретено и клок черной овечьей шерсти на рогульке прялки. – А то нож!

– Хотелось бы мне все-таки знать, с кем ты собиралась сразиться, – заметил Хельги. – Тебе грозит опасность?

– Ну, сразиться… – Археда улыбнулась и повела плечом. Когда она перестала тревожиться, лицо ее оживилось и уже не казалось таким некрасивым. – Я не валькирия, но как-то неловко выходить с пустыми руками. А с этим, – она взмахнула веретеном, – к Бергвиду Черной Шкуре не выйдешь!

– К Бергвиду! – воскликнули все ярлы разом. – Он где-то здесь?

– Хотела бы я знать, где он! – с досадой ответила Археда. – И лучше всего – где-нибудь подальше отсюда. В пасти Нидхёгга, чтоб дракон откусил ему голову и он больше никогда не вылезал на свет!

– Но он был здесь?

– Когда?

– Что ты о нем знаешь?

– Знаю кое-что… – Хозяйка, продолжая быстро сучить нитку, будто это помогало ей справиться с затруднением, покосилась на Хельги.

– Я уже кое-что слышал в усадьбе Белый Зуб, – ободрил он, видя, что женщина не решается говорить. – Я уже знаю, что мой родич Рагневальд Наковальня убит. Если ты что-то знаешь об этом, то я буду тебе очень благодарен, если… Рагневальд здесь проплывал? У него был корабль на двадцать шесть скамей, «Серебряный ворон».

– Я слышала о нем, но здесь он не проплывал! – многозначительно сказала Археда. – Не хотелось бы мне сделаться восточной кукушкой, но… Да, он повстречал этого морского тролля… чтоб ему провалиться… Бергвида Черную Шкуру! Я сама не видела, и никто у нас не видел, потому что это было там, на север, в переходе от нас, возле усадьбы Медвежий Ручей. Там живет Хумле Галка, он всегда принимает Бергвида, когда тому надо остановиться в наших краях. Он с ним расплачивается своей добычей. Так вот, говорили, что Бергвид захватил корабль твоего родича. Один наш рыбак видел там корабль с серебряной головой ворона, он стоял возле усадьбы Хумле, и тамошние люди ему рассказали, что была битва. А потом приезжал один мелкий торговец, Бард Веселый, ты его не знаешь, так он видел этот же самый корабль возле Розовой Скалы. Это усадьба Сигрена Клюва, у него там на море глядит скала розоватого гранита, по этой примете ее легко найти. И корабль этот стоит в сарае у Сигрена. Он не ходит с Бергвидом в походы, но помогает ему, если что. У него корабль пропал в море прошлой зимой, сарай стоял пустым, вот Бергвид и велел перевести туда вашего «Ворона», пока не найдет дружины, чтобы на него посадить. Пока не наберет всякого шального сброда…

– А люди? Люди Рагневальда? – перебил Фроар.

– Что вам сказать? – Археда уклончиво повела плечом. – Я бы рада была сказать, что хоть кто-то из них спасся, да только об этом ничего не слышно. Бергвид никогда не оставляет живых. Только иногда женщин, если молодые и их можно продать. А всех мужчин он убивает и бросает в море. Это его жертвы Ньёрду и морским великаншам. Такой у них уговор, иначе разве стали бы они всегда ему помогать? А еще иногда он оставляет убитых на берегу для своей ведьмы и ее волка. Волк пожирает их, и это тоже его плата за помощь. Разве бы он был таким сильным, мог бы разбойничать на морях десять лет подряд, если бы ему не помогало столько нечисти!

– И мой родич Рагневальд погиб? – повторил Рингольд. У него были на уме Альвборг и Сванхильд, которые еще ничего не знали.

– Выходит, что так. Хотела бы я, чтобы он остался жив, но только об этом не слышно. О таком знатном человеке уж что-нибудь да было бы слышно.

– Я должен увидеть это место, – сказал Хельги. – И корабль.

– Завтра утром мои люди проводят вас. Здесь лучше пройти берегом, так будет ближе. Его усадьба не прямо на море, а в глубине фьорда. Может, Сигрен и не захочет вас пускать, но здесь не мне тебя учить. А сарай его стоит на берегу за скалой, так что его с воды не видно, там впадает ручей и можно сталкивать корабли… Ну, мои люди вам покажут. А если ты захочешь поискать в усадьбе, то найдешь, наверное, и кое-что из тех подарков, что вез твой родич. При нем ведь, должно быть, было много разных сокровищ?

Из тех подарков! В мыслях Хельги возник перстень альвов. Еще в Белом Зубе ему пришло на ум, что перстень альвов пропал вместе с Рагневальдом, но на этой ужасной мысли он старался не задерживаться, пока оставались надежды на лучшее. Но то, что он сейчас услышал, уже не было слухами, прошедшими путь «длиной с Мировую Змею». Доказательства почти находились в руках. Перстень альвов попал к Бергвиду! Драгоценный перстень альвов, подарок матери, ради которого она преодолела границы миров, заклятье и залог его любви и счастья! Пробирала дрожь при одной мысли, что это сокровище теперь в грязных, окровавленных руках Бергвида Черной Шкуры. Вместе с перстнем казались оскверненными и память о матери, и любовь к Альдоне, и даже сам небесный Альвхейм! А если перстень остался на теле Рагневальда? Где его теперь искать? В море? Морские великанши не отдадут такую добычу. Осколок встающего солнца канул в черную пропасть, и у Хельги было чувство, что он и сам стоит на ее скользком краю.

Наутро, едва дождавшись рассвета, Хельги с тремя ярлами и дружиной своего корабля пешком отправился в глубь фьорда. Провожал их управитель фру Археды с двумя работниками. Пройдя лесом и берегом, они вывели слэттов к высокой, обрывистой, гладко облизанной ветрами розоватой скале:

– Вот здесь! Туда, направо, там за скалой корабельный сарай.

Пройдя по верху скалы, где трепетали, как остатки волос на лысине, несколько чахлых кривых березок, слэтты увидели внизу крышу корабельного сарая и спустились к нему по крутой, неудобной тропинке. Длинный, давней постройки, потемневший сарай был заперт на два огромных, рыжих от ржавчины замка.

– А усадьба там! – Управитель Археды показал на сосновый лес на горе. – Только хозяина можно сюда не ждать. Не такой он храбрец, Сигрен Клюв, чтобы выходить встречать чужие дружины. Да еще зная, что у него в сарае.

– Ломаем? – Фроар качнул в руке секиру. – Чего ждать-то?

– Ломай, – велел Хельги.

В другой раз он предпочел бы сначала найти хозяина усадьбы и выслушать его. Но сейчас ему было не до опасений, как бы не обидеть кого понапрасну. Если произошла ошибка и «Серебряного ворона» здесь нет, то два ржавых замка недорого будут стоить. А если он тут есть, то извинения приносить не ему!

Фроар Левша со своими людьми в четыре секиры приступил к замкам, и вскоре двери сарая открылись. И Хельги сразу увидел «Серебряный ворон».

– Нашел, – сказал он.

«Серебряный ворон», перекошенный и беспомощный, пустой и неподвижный, казался скорее трупом корабля, чем настоящим кораблем. Хельги прошел в сарай, сделал несколько шагов вдоль борта. Изрубленные борта ощетинились острой щепой и были усеяны темными пятнами. Встав на бревно катка, Хельги заглянул внутрь корабля: на переломанных скамьях, на досках везде темнели те же зловещие пятна. Кое-где торчали стрелы с обломанными древками. Поблизости в дереве борта виднелся глубоко вонзившийся обломок меча. Все это говорило само за себя: «Серебряный ворон» перенес жестокую битву, и от его защитников остались только пятна засохшей крови.

Хельги вспрыгнул на борт и осторожно прошел по перекошенному днищу. Что он хотел тут найти? Он и сам не знал. Ему запомнилось множество людей на этом корабле, и теперь не верилось, что корабль тот же самый, а людей нет. Ни одного человека…

Возле пустого гнезда мачты темнело особенно широкое кровавое пятно, и Хельги постоял над ним, думая о Рагневальде. Вся человеческая кровь одинакова, но ему казалось, что он нашел место гибели родича. Огромное пятно «подходило» к полнокровному и размашистому Рагневальду Наковальне. Он был сердцем этого корабля, и здесь, возле мачты, скорее всего, и принял свой последний бой. Это сухое пятно, глубоко въевшееся в дерево днища – последнее, что от него осталось.

Хельги спрыгнул на землю.

– Пошли в усадьбу, – сказал он.

В усадьбе ворота оказались закрыты, и напрасно красноречивый Скельвир уговаривал хозяина оказать гостеприимство сыну конунга слэттов. Из усадьбы, конечно, видели, что гости уже побывали в корабельном сарае, и ничего хорошего для себя не ждали. Тогда Хельги приказал вырубить бревно. При появлении бревна из-за стены полетели стрелы. Но у Хельги хватало людей: пока одни несли к воротам бревно, другие следили за стеной и немедленно пускали стрелу во всякую голову, что появлялась над верхушками бревен.

Ворота были окованы железом и прикрыты сзади железной решеткой по квиттингскому обычаю, но в конце концов мощные удары бревна просто вынесли их из косяков и опрокинули. Слэтты влились во двор с мечами и щитами наготове, но битвы не получилось: сопротивляться с оружием в руках у здешних хозяев не хватало сил.

Сигрена Клюва слэтты нашли в гриднице. Большой свисающий вниз нос вполне оправдывал его прозвище, а взгляд хозяина был полон злобы и страха.

– Зря ты не хотел открыть, Сигрен хёльд! – укорял его Скельвир. – Что же ты так опозорился – ты ведь славишься своим гостеприимством! Ты ведь так любишь принимать у себя знатных людей – Бергвида Черную Шкуру, например. Ведь принимать знатных гостей так приятно – они оставляют на память разные вещи… Чем же мы тебе так не понравились?

– У меня не гостиный двор! – злобно ответил Сигрен. – Мой дом слишком беден, чтобы я мог принимать у себя конунгова сына из самого Эльвенэса! Что вам нужно? По какому праву вы врываетесь, как разбойники? Если мы платим дань конунгу слэттов, это не значит, что мы все тут его рабы! И что он может у нас распоряжаться, как у себя дома!

– Конечно, нет! – спокойно ответил Хельги. – Но я, наверное, имею право узнать, каким образом корабль моего родича Рагневальда попал в твой сарай? Да еще в таком плачевном виде. Сперва объясни мне это, а потом, может быть, я и заплачу тебе за замки и ворота.

– Повесить его на воротах, и дело с концом! – предложил возмущенный Фроар. – Разбойничья морда!

Сигрен оскорбленно сопел, но молчал. Отпираться от очевидного он не мог, благородное негодование тут не помогало.

– Корабль тебе оставил Бергвид Черная Шкура? – спросил Хельги.

– Наш конунг не очень-то спрашивает, хочу я или не хочу держать у себя вещи, до которых мне нет никакого дела! – ответил Сигрен наконец. – У меня пустой сарай, он и поставил туда… А я ничего не знаю! Если это твой корабль, так бери его! А меня это не касается!

– Вот это разумные речи! – похвалил Скельвир и подмигнул Хельги. – Только мне сдается, что корабль был не единственным, что тут оставил Бергвид. Может, в твоем доме есть и еще вещи, которые он оставил, тебя не спрашивая?

– Что ты несешь, Один битвы? – с досадой бросил Сигрен. – Какие вещи? Нет у меня никаких вещей!

– Не может этого быть! – Скельвира нелегко было сбить. – Если уж такой большой корабль тебе оставили, не спрося твоего согласия, то и много вещичек поменьше могли рассовать по щелям… Что, сам отдашь ключи от сундуков или нам тебя потрясти?

– Не думал я, что ко мне придут грабители!

– Это ты уже говорил. И не волнуйся: твоих вещей нам не надо, а если они наши, то тебе до них и дела никакого нет, верно? Где ключи?

– Не знаю я никаких ключей!

В последнем Сигрен сказал чистую правду: ключи были у его жены. Бледная от испуга хозяйка безропотно отдала ключи от сундуков и кладовок, и даже сама показывала, какой из них который замок отпирает. Среди всякого добра нашлось с десяток новых серебряных кубков и блюд разнообразной работы. Нашлось и кое-что из хороших тканей, женское головное покрывало, затканное золотом. Хельги не смог бы поручиться, но нечто подобное он видел в том ворохе, который приготовила кюна Аста для отправки новым родичам.

– Вот! – Рингольд подошел к Хельги, держа в руках два серебряных кубка, один поменьше, с позолотой и чернью, а другой побольше, сплошь покрытый тонкой узорной резьбой, с пояском из бледно-голубых бериллов и с руной «науд» на дне. – Это из наших подарков! – Он перевернул кубки и показал на задней стороне подставки две руны: «лаг» и «э». – Лейгед из Эльвенэса! Тут не ошибешься!

Сомневаться было нельзя: оба кубка вышли из рук Лейгеда, лучшего в Эльвенэсе сереброкузнеца. Хеймир конунг часто заказывал ему разные вещи, в том числе и для подарков закупил кое-что из его работ.

– Вот таких было два! – Рингольд качнул тем кубком, что поменьше. – Видишь, это для жениха с невестой! – Он показал на сплошной поясок из руны «гиав», руны любви, обвивающий основание ножки. – Только второго тут нет.

– У нас не было второго! – поспешно вставила хозяйка, немолодая женщина с бледным, увядшим лицом. – Клянусь богиней Фригг, не было! Только эти два, и еще покрывало для меня! Мы все отдали, забирайте его, если оно ваше! Мы ни в чем не виноваты, мой муж не участвовал в той битве! Бергвид конунг привел к нам корабль, потому что у нас пустой сарай! Он сам оставил нам эти вещи! Забирайте их, они нам не нужны! Они не наши, он их оставил на хранение, обещал потом забрать! Богиня Фригг, что мы ему скажем?

– Мы сами ему все скажем! – утешил ее Рингольд и передал оба кубка хирдманам. – Конечно, мы их заберем! Это ведь для невесты ярла, а Хельги ярл обручен вовсе не с тобой, красавица!

– Послушай! – Хельги обернулся к хозяйке. – Ты не знаешь что-нибудь о Рагневальде Наковальне?

– Я ничего не знаю, – испуганно ответила женщина. – Мой муж не участвовал в той битве…

– Но ведь люди Бергвида что-то рассказывали!

– Они рассказывали…

– Что? Рагневальд погиб?

– Я не знаю… Но…

– Что – но?

– Бергвид конунг не берет в плен. Только иногда женщин… А мужчин он отдает в жертву Эгиру и его дочерям…

– А не говорил ли Бергвид что-нибудь о кольце, когда здесь был? – расспрашивал Скельвир. – Вспомни, красавица! Если бы, скажем, у Рагневальда ярла было хорошее красивое кольцо с красным камнем, куда оно могло деться?

– У нас нет никакого кольца! – Хозяйка снова испугалась. – Клянусь богиней Фригг! Бергвид конунг оставил нам эти два кубка и то головное покрывало, я же сказала! Больше ничего у нас нет, клянусь богиней Фригг! Никакого кольца мы не видели и не слышали! Разве будет Бергвид конунг показывать нам всю свою добычу? Кто мы такие?

– Видно, только Бергвид знает! – решил Хельги. – А ты знаешь, где может быть тело Рагневальда и других?

Лицо хозяйки страдальчески искривилось.

– Что ты от меня хочешь, ярл? – тихо запричитала она, прижав у глазу край головного покрывала. – Что ты хочешь от бедной женщины! Я ничего не знаю!

– Но где-то ведь должны быть тела людей, бывших на том корабле, что стоит у вас в сарае!

– Где же им быть, ярл? На дне морском, больше негде! Что ты хочешь от бедной женщины? Разве я Один, что видит весь мир насквозь?

Хельги отвернулся. Не может быть, чтобы тело такого богатого и знатного человека, как Рагневальд Наковальня, утопили, не обыскав. Значит, перстень альвов теперь у Бергвида. Если он не подарил его кому-то из своих людей, не продал, не потерял… Что бы ни было, судьбу кольца теперь знает только Бергвид. Только у него и надо спрашивать.

Но сначала его нужно найти.

На рассвете над долинами Медного озера висел такой густой туман, что деревья казались сплошь окутанными белой паутиной, а над Золотым ручьем клубились такие плотные облака, что не было видно воды. Альдона с самыми младшим из братьев, Арне, ловила рыбу, Лейкнир сидел на камне рядом с ней. Вдоль берега стояли с удочками в руках еще с полтора десятка детей и подростков из усадьбы; шестилетняя Силле устроилась на корточках и разглядывала добычу, плававшую в деревянном ведерке.

Туман за ручьем заколебался, между двумя пушистыми сосенками мелькнул золотой отблеск. Альдона пригляделась: ветки закачались, и на берег выехала матушка Блоса на своем златорогом олене.

– Благословен твой путь! – весело крикнула ей Альдона. – Ребята, здесь Блоса!

– Благословен твой путь! – пыхтя, откликнулась троллиха.

– Олень, олень! – Силле радостно прыгала и хлопала в ладоши.

Блоса тем временем слезла на землю, встала на четвереньки над ручьем и жадно припала к воде. Выглядела она уставшей: дышала так, что все ее пышное туловище ходило ходуном. Платок, которым была плотно обвязана ее маленькая круглая голова, сбился на затылок, а крупные, заостренные сверху уши тревожно вздрагивали.

Мальчишки, побросав удочки, сбежались посмотреть на троллиху, Лейкнир встал и подошел поближе.

– Я к тебе с новостью, – заговорила Блоса, напившись. Капли воды бежали по ее подбородку, покрытому серыми волосками, и она смахивала воду толстой лапой с длинными когтями. – Сюда идет тот человек, которого весной приводил дверг. Тот, издалека. Не тот, что в родстве с Дагейдой, а другой.

– Хельги ярл? – ахнула Альдона.

– Уж я не знаю, вы сами вспоминайте ваши имена. Он идет сюда с большим-пребольшим войском. В тот раз куда меньше было. Вчера утром Небесный Камень прошли, дня через два или три будет у вас.

– Спасибо тебе за новости, – пробормотала Альдона.

– Так что насчет свинки? – деловито и немного заискивающе спросила Блоса и почесала оттопыренный кончик уха. – Уже ведь пора, да?

– Приходите в усадьбу, я распоряжусь. Иди своей дорогой.

– Иди своей дорогой! – радостно откликнулась Блоса.

Взобравшись на валун, оттуда она ловко, несмотря на свою толщину, перелезла на спину оленю, ударила его пятками и с громким диковато-ликующим кличем уехала назад в чащу.

Альдона осталась стоять на берегу, неподвижная, как молодая осинка в золотисто-багряном уборе осенней листвы. Мальчишки переглядывались и обменивались невнятными восклицаниями; Лейкнир стоял рядом и тоже молчал, мрачный, как Кузнечная гора в грозу.

Хельги ярл! Альдона растерялась: его так долго ждали, что почти перестали верить в его существование, и сама она уже числила жениха где-то среди героев древних сказаний. До условленного срока – середины зимы – оставалось еще много времени, но ей хотелось, чтобы он не возвращался, и она легко убедила себя в том, что так и будет. Однако новость вернула ее к действительности, и теперь Альдона не знала, что и думать. Хельги ярл появился, он едет сюда… Он не отказался от своих обещаний, и она теперь должна будет выполнить свои…

Обернувшись, Альдона схватила Лейкнира за руку. Она не знала, что бы такое сказать ему. Она не любит Хельги ярла и не хочет за него выходить, но как взять назад обещание? И что делать без отца?

– Послать за отцом? – спросил Арне. – Без него же тебе нельзя выходить замуж!

– А давай я съезжу! – прыгая от нетерпения, взмолился двенадцатилетний Ульв, сын одного из хирдманов. – Я сумею!

– Молчи, малявка! – прикрикнул на него четырнадцатилетний Хьёрт. – Это дело для тех, кто постарше!

– Сам ты малявка! – вспыхнул Ульв и сжал кулаки, но Лейкнир вовремя взял обоих за шиворот и развел на такое расстояние, чтобы они не могли друг до друга дотянуться.

– Брось их в воду! – предложила Силле, хихикая в предвкушении зрелища. – Чтобы не дрались!

– А к Вигмару и правда неплохо бы послать, – сказал Лейкнир Альдоне. – Что ты думаешь делать?

Альдона посмотрела на него: его тревожный, напряженный взгляд спрашивал не столько о том, пошлет она гонца вдогонку за войском или нет, сколько о том, что она думает об этой новости. Хватит ли у нее духу признаться, что она передумала?

– Я… – Альдона опустила глаза, часто дыша от волнения. Сколько раз она пыталась представить себе возвращение Хельги ярла, но теперь, когда это случилось на самом деле, растерялась. – Не знаю… Еще рано. Надо же сначала выяснить, чего он хочет. С чем он едет. Его так долго не было… Мало ли что там случилось? Сначала мы дождемся его. Может быть, он вовсе…

– Тогда зачем же он едет?

Нет, Лейкнир не верил, что Хельги ярл передумал жениться и едет сказать именно об этом. Нет на свете такого дурака, который добровольно откажется от Альдоны!

Под вечер третьего дня дружина Хельги ярла показалась на перевале. В усадьбе Каменный Кабан приготовили лежанки гостевого дома, еще полсотни мог принять дружинный дом, опустевший после ухода хозяина с большей частью хирдманов, а остальных предполагалось разместить в Золотом Ручье, Совином Камне и у отца Торхильды. Женская родня собралась в Каменный Кабан с самого утра, столы стояли накрытыми для пира, а с появлением слэттов на перевале котлы повесили на огонь.

Хроар выехал встречать гостей в долину и вернулся в усадьбу вместе с ними. Челядь толпилась во дворе, радостными криками приветствуя Хельги ярла, который в прошлый раз всем так понравился. Альдона ждала его в гриднице, одетая в лучшее красное платье, на голове ее сверкал золоченый обруч с тонкой резьбой и красными гранатами. Она держала приготовленный «приветственный» кубок, но руки ее слегка дрожали, так что пиво грозило выплеснуться через золоченые края.

– Не волнуйся так! – шепотом пыталась успокоить ее Гьёрдис. – Хельги ярл – добрый и благородный человек! Ты присмотрись к нему как следует, спокойно. Если ты решишь, что никак не хочешь выходить за него, то скажи ему об этом. Он не станет требовать, чтобы ты во что бы то ни стало выполнила обет. Не похож он на того, кто способен взять невесту против ее воли. Присмотрись к нему и подумай.

Подумать! Как раз думать Альдона сейчас была совсем не способна. От волнения у нее подгибались колени, от судорожной дрожи перехватывало дыхание, и она не представляла, как сумеет сказать хоть слово. Видит богиня Фригг, в прошлый раз, когда Хельги и Торвард так изумили усадьбу своим внезапным появлением, она и то волновалась меньше! Сейчас он войдет, и она должна будет приветствовать его как жениха, иначе выйдет так неловко… Но из-за этого еще более неловко будет потом сознаться, что она обманула его доверие. Мысль об этом обмане так угнетала Альдону, что она не знала, не имела уверенности, как же все-таки поступит.

Хильдвина, напротив, горела любопытством и нетерпением скорее увидеть Хельги ярла.

– Мы ведь с ним родичи, хотя и бывшие! – посмеивалась она, со звоном перебирая золотые браслеты, которые ради такого случая надела все восемь. – Ведь мой бывший муж, не будем его называть по имени, был по матери родичем Хельги ярла! Ох уж мне эти Лейринги! Сумели пристроить своих девиц во все знатные роды Морского Пути, а теперь только Хеймдалль разберется в этом родстве! Да, да, посмотрим на Хельги ярла! Говорят, тут есть на что посмотреть, а, Эльгерда? Как в сказании: «Он был высок и красив!» Ну, еще бы, сын такого знатного конунга не может не быть красивым! Хотелось бы знать, слышал ли он что-нибудь обо мне? Хотя едва ли у Хеймира конунга много о нас говорят. Он ведь так горд и надменен!

Челядь гомонила, женщины оправляли наряды. Невозмутимой оставалась одна Торхильда. Эта женщина вообще никогда не волновалась и даже на собственной свадьбе пять лет назад была так же спокойна, так же деловито раздавала указания челяди, как будто ничего особенного и не происходит.

Когда Хельги ярл показался в дверях, Хильдвина шагнула вперед, но он ее не заметил, выискивая глазами Альдону. От Хроара он уже узнал, что слухи о войне не обманули, что Вигмар хёвдинг уехал преследовать их общего врага, из-за чего и не встречает знатного гостя. Но Альдона здесь, в усадьбе, и сейчас он ее увидит…

И вот он ее увидел. Она стояла перед очагом, почти там же, где впервые приветствовала его весной, одетая в нарядное красное платье, и волосы ее играли медно-золотым блеском в свете от очага. Она шагнула ему навстречу, протянула обеими руками блестящий кубок, губы ее дрогнули, но она ничего не сказала. Лицо у нее было какое-то странное: она старалась справиться с ним и сделать приветливое выражение, но оставалась растерянной и даже жалкой. Та привычная ей добродушно-снисходительная усмешка, которую Хельги запомнил, сейчас не получалась.

Хельги шагнул к девушке и застыл, вглядываясь в ее лицо и пытаясь понять, в чем дело. Это была несомненно она, Альдона дочь Вигмара. Он видел то же лицо, те же волосы, тот же стан, но у него возникло нелепое чувство, что это не она. Это какая-то другая девушка, не та, о которой он мечтал. В его мыслях ее образ окутывало волшебное золотистое сияние, сквозь который черты лица виделись смутно, да и значили они мало. И вот она стоит перед ним наяву, но все иначе: никакого сияния нет, а есть живое лицо, которое после долгой разлуки кажется незнакомым, неожиданным…

И она была не рада ему. От отца Хельги унаследовал проницательность, от матери – чуткость и сейчас безошибочно определил, что смущение в этом взгляде говорит не о радости, а о какой-то скрываемой вине. Она смотрела на него, как на чужого, как на пришельца, незваным ворвавшегося в ее жизнь. А значит, она не была той возлюбленной, о которой он мечтал и к которой плыл через море.

Но нельзя же вечно так стоять. Хельги приблизился к Альдоне и взял кубок у нее из рук.

– Приветствую тебя под нашим кровом, Хельги сын Хеймира, – справившись с собой, сказала Альдона. Он не пытался ее поцеловать, и ей стало легче. – Мне жаль, что отец мой и родичи не смогли тебя встретить. Но я хочу тебе сказать: наш род ценит дружбу с тобой как величайшее сокровище. Что бы ни случилось в прошлом или в будущем, мы хотели бы остаться твоими друзьями.

Другие женщины тем временем поднесли кубки слэттинским ярлам, все обменивались учтивыми приветствиями, но слэтты в основном разглядывали Альдону. Фроар, ждавший увидеть настоящую валькирию с вершины, был разочарован, Скельвир и Гейтир, более умные и внимательные, многозначительно переглядывались и одобрительно кивали: невеста выглядела умной, красивой и приветливой как раз в той мере, чтобы сделать жизнь мужа приятной.

Поначалу в усадьбе царила суета, но вскоре все устроилось: Гейтир Коршун, Скельвир и Аудольв со своими дружинами отправились в другие усадьбы, а в Каменном Кабане остался Хельги с двумя родичами – Фроаром и Рингольдом. Подоспела еда, всех рассадили за столы, пир начался. Альдона сама ухаживала за Хельги, подавала ему еду и наливала пива. Ей очень хотелось узнать, с чем же он приехал и не предполагает ли вскоре справлять свадьбу, но приступать с расспросами сразу было бы невежливо, и приходилось ждать. А Хельги медлил; он бросал на нее многозначительные испытывающие взгляды, все стараясь понять, в чем причина поразившей его перемены. Да, девушка была та самая, но взгляд ее красивых глаз теперь не был так открыт и ясен и часто прятался под длинными ресницами. Она старалась держаться легко и приветливо, но ее что-то тяготило. Внешне ему в этом доме рады, но по сути… Может быть, прав оказался Скельвир, и Вигмар Лисица сам пытался порвать обручение?

– Как жаль, что нет дома Вигмара хёвдинга! – восклицала Хильдвина, с намеком поглядывая на Хельги. – Если бы он был дома, то можно было бы прямо сейчас посадить нашу прекрасную деву в середину стола и готовить факелы для свадебного танца! Что ты скажешь, Хельги ярл? Должно быть, в Эльвенэсе немало удивились, узнав, какую чудесную невесту ты нашел!

– Немало удивительного вышло из моего сватовства, – Хельги кивнул, сам пытаясь понять, что же именно из этого вышло. – И если добрые люди не прочь послушать, я охотно расскажу об этом.

Альдона села на скамью. Волнение так утомило ее, что она больше не в силах была стоять. Мелькнула надежда: а вдруг Хеймир конунг не одобрил сватовство? Нет, но ведь подарки были посланы, и если бы не Бергвид…

Хельги принялся рассказывать обо всем с начала: о сомнениях отца, родичей и приближенных, о встрече с духом матери на ее кургане. Вся гридница затаила дыхание, даже слэтты, уже знакомые с этими событиями, ловили каждое слово. Блеск алого камня в волшебном перстне альвов заливал гридницу: каждому казалось, что он это видит. Женщины вздыхали от жадности и зависти, слушая о приготовленных подарках: даже в устах равнодушного к роскоши Хельги ярла перечень сокровищ ослеплял блеском серебра, золота, цветных камней, пестрых тканей, пушистых мехов, изумлял узорами литой бронзы и резной кости. И где же это все?

Увы, они и сами догадывались где. Говоря о встрече Рагневальда Наковальни с Бергвидом, Хельги не мог поведать ничего нового для слушателей. Альдона, пожалуй, знала больше него и заколебалась: не послать ли на пастбище за Бьёрном, которого отец не взял в поход? Будет ли Хельги приятно послушать свидетеля гибели родича или наоборот?

– Я видел корабль Рагневальда на побережье, со следами битвы и пятнами крови, – рассказывал Хельги, и Альдона успокоилась, решив, что свидетельство Бьёрна уже ни к чему. – И в той усадьбе нашлось кое-что из тех даров, что Рагневальд вез тебе, йомфру Альдона. Только это я сейчас и могу передать тебе.

Он сделал знак, и Рингольд вынул из мешка два кубка: один побольше, из сияющего белого серебра, сплошь покрытый тонкой резьбой и опоясанный бледно-голубыми бериллами, и другой, поменьше, золоченый, с чернеными узорами в виде сплетенных побегов и распустившихся цветов.

произнес он, вручая кубки Альдоне.

Она взяла их, недоверчиво улыбнулась. Она знала, что не должна их принимать, что этим самым она подтверждает свое согласие на свадьбу – но не принять их она не могла. У нее не поднялись бы руки отвергнуть эти дары, добытые с таким трудом, привезенные с такой надеждой и желанием исполнить долг.

Легко было отказываться от Хельги ярла, пока он находился за морем! Но сейчас, когда он сидел напротив и настойчиво искал ее взгляда, исходящее от него уверенное, благородное достоинство сковало Альдону, и у нее не хватало духу признаться в своем непостоянстве. Следовало спрятать все колебания и хотя бы притвориться достойной его.

– Э! – вдруг крикнул Фроар. – Вот это да!

Альдона подняла глаза. Фроар стоял возле сиденья Хельги и держал в руке кубок, из которого тот перед этим пил. И Альдона вдруг с опозданием сообразила, что Рингольд вручил ей точь-в-точь такой же кубок, который она перед этим вручила Хельги.

– Ты посмотри, ярл, что делается! – Фроар взмахнул кубком, из которого на пол выплеснулось пиво. – Да это же он! Ты посмотри! Вот это да! Клянусь восьмой ногой Слейпнира! Это он! Тот самый! – Он перевернул кубок и показал Хельги нижнюю сторону подставки. – Лейгед из Эльвенэса!

Слэтты загудели. Хельги в изумлении поднялся с места. Хозяйские домочадцы ничего не понимали. Перебежав через гридницу обратно к Альдоне, Фроар выхватил у нее из рук тот кубок, что поменьше, и протянул ей оба сразу, чтобы она увидела сходство.

– Откуда это у тебя? – восклицал он. – Уж не Бергвид ли тебе подарил? Это из наших подарков! Вот, смотри: руны «лаг» и «э» – Лейгед из Эльвенэса, тот мастер, что делал эту парочку! Такого мастера не везде найдешь! Это кубки для жениха и невесты: видишь, тут руна «гиав»! – Он показывал ей основания ножек обоих кубков, обвитых цепочкой косых крестиков. – Откуда у тебя он? Бергвид, что ли, поделился с вами добычей? Вы что, сговорились?

– О чем сговорились? – Альдона ничего не понимала. Она переводила изумленный взгляд с одного кубка на другой, и ей казалось, что он каким-то чудом вдруг раздвоился. – Это привез нам Дагвард сын Дага… Хельги ярл, ты его знаешь, он же твой родич. Он был у нас, когда убирали урожай, и привез… Он сказал, что купил где-то на побережье… Он нам еще и другие вещи привез…

– Еще и Даг Кремневый в доле?

– Это вам почище Одиновых загадок!

– Какие вещи он еще привез?

Все заволновались, задвигались, стали передавать из рук в руки блюда и кубки. Почти все подарки Дагварда оказались здесь: посуда и светильники на столе, украшения – на руках и платьях женщин. Пара красивых застежек, на которых Аудольв тоже выискал «лаг» и «э», вплетенные в узор, сияли на груди Ингилетты. Альдона не знала, плакать ей или смеяться. Вышло, что она давным-давно получила подарки жениха, хотя всего лишь четвертую часть. Но получила от Дагварда!

Гридница бурно обсуждала, как это могло выйти. Слэтты сначала впивались в лица домочадцев Вигмара подозрительными взглядами, но их изумление были вынуждены признать совершенно искренним.

– Видно, он распродавал свою добычу на побережье, вот она через торговцев и попала к Дагу хёвдингу! – говорил Хроар.

– Хотелось бы знать, где остальное! – восклицала Вальтора.

– Так что же, теперь получается, что Дагвард – жених Альдоны? – смеялась Эльгерда. – Он же ей подарил!

– Я плохо смотрела тогда, когда их принесли, а не то бы я сразу узнала все вещи! – уверяла Хильдвина.

– Сигурд, поди ко мне, съешь еще рыбки! Вот мама тебе еще кусочек очистила! – призывала своего сына фру Торхильда.

Она одна спокойно занималась детьми, и пути сокровищ ее не волновали. И, надо отметить, она одна и достигла успехов в своем деле, а все остальные понапрасну теряли время в досужих разговорах.

Ингилетта поначалу сидела с обеспокоенным лицом, тревожась за судьбу застежек, но потом сообразила, что раз подарки предназначались для всей родни невесты, то и ей все равно причитается почетная доля, каким бы путем они ни попали по назначению. А Альдона держала на коленях два золоченых кубка-близнеца и грустно смеялась над причудами судьбы. Она все-таки получила дары, притом самые главные. Два кубка! Те самые, из которых они будут пить на свадьбе. Судьба чуть ли не насильно втолкнула ей в руки свадебный дар, который было отняла по ошибке. Судьба не хочет, чтобы она нарушила слово. Сами боги заставили ее принять дары, обманули ее, обманщицу. И после такого явного знака Альдона уже не смела противиться судьбе. И отец не обрадуется, если она попытается уйти от обещания. Ему так нужен союзник, а Хельги привел больше полутысячи человек.

Завтра нужно будет послать гонца вслед за войском, чтобы известить отца. И пусть он решит, справлять ли сейчас свадьбу или отложить до победы над Бергвидом. Без отца никак нельзя – это единственное, что утешало Альдону.

Когда пир кончился и все устроились спать, ей долго не удавалось заснуть. В темноте девичьей мысли Альдоны немного пришли в порядок, и она вспомнила о Лейкнире. Что с ним делать? В сердце и в мыслях Альдоны Лейкнир был так тесно связан с ней, что казался частью ее самой. Уехать и оставить его немыслимо, но взять его с собой в Эльвенэс, здраво рассуждая, немыслимо тоже. Альдоне хотелось соединить несоединимое: сохранить и Хельги, потому что в этом ее долг и честь, и Лейкнира, потому что ее сердце с ним. Умом она понимала, что иметь все нельзя и ей придется выбрать кого-то одного, но и тот и другой выбор упирался в неодолимое препятствие. Нарушить слово, данное Хельги, и отказаться от любви к Лейкниру Альдона одинаково не могла.

Ах, если бы здесь была мать! Невестки или тетка Вальтора не поймут ее, Гьёрдис понимает, но больше ничего не может посоветовать. Только мать… Только она могла бы помочь ей разобраться в себе, помочь понять, какое из двух зол меньше, какой выбор сделает ее менее несчастной. Может быть, она сумела бы вовремя остановить свою дочь еще тогда, весной, не допустить этого обручения, из-за которого она теперь так страдает.

Почему наше собственное представление о счастье так часто расходится с общепринятым? Какая умная девушка была бы несчастна, когда к ней сватается сын конунга, да еще такой красивый, умный, отважный, прославленный, великодушный, как Хельги сын Хеймира? В нем нет ни одного недостатка. Он словно вышел из древней саги, статный герой, овеянный славой и доблестью, он протягивает ей руку и хочет увести и ее с собой в свой высший мир… Но что же делать, если она не лежала в глубоком волшебном сне, как валькирия за огненной стеной, ожидая героя, который разбудит ее для жизни и любви. Она жила, она думала, чувствовала и любила. Герой пришел, но ее сердце оказалось занятым. Он прекрасен, но ему нет места рядом с ней. Его валькирия все еще ждет на какой-то неведомой горе, за стеной из неугасимого огня…

Альдона не заметила, как заснула, постепенно погружаясь в тонкий черный туман забытья. А там, за темным облаком, снова было светло – она оказалась на широкой тропе, где с одной стороны раскинулся редкий лиственный лес, пронизанный желтыми пятнами солнца, а с другой – небольшой спуск к широкому ручью.

Она была не одна – рядом ней шел Хельги ярл и, наклоняясь и заглядывая ей в лицо, все требовал от нее какого-то ответа. Альдона не разбирала его слов, не знала, чего он от нее хочет, но ее тянуло закрыть лицо руками и спрятаться от его ищущего взгляда. Она умоляла его оставить ее в покое и ни о чем не спрашивать, она ускоряла шаг, надеясь от него уйти, но он все время держался рядом.

Альдона спустилась к ручью и села на обрывистый берег, опустила ноги в теплую воду. Теперь она осталась одна, ничто не нарушало покоя. Глубокая, но совершенно прозрачная вода позволяла легко разглядеть каждый камешек на дне, и каждый из них бросался в глаза с необычайной резкостью и яркостью, как будто все они были волшебными.

Вода колыхала длинные зеленые стебли прибрежной травы, воздух был ясным и светлым, солнце не слепило глаза, над берегом висела уютная тень. Альдона с наслаждением вдыхала теплый свежий воздух, на сердце было легко и отрадно.

На другом берегу ручья показалась женская фигура. Она шла по воде, по самому краю, слегка приподняв подол рубахи, и прозрачные струи журчали возле ее белых точеных ног. Девушка смотрела себе под ноги, и длинные, светло-золотистые, вьющиеся красивой мелкой волной волосы закрывали ее лицо. Альдона уже хотела ее окликнуть, но девушка вдруг подняла голову, и она узнала свою мать. Только сейчас у Рагны-Гейды было совсем молодое лицо, такое молодое, какого Альдона не видела у нее наяву. Такой она была до рождения дочери, когда самой Рагне-Гейде было всего-то двадцать лет. Встретив взгляд Альдоны, мать улыбнулась ей, словно радуясь встрече после разлуки, потом подняла руку и показала ей какое-то кольцо. В красном камне сверкнула яркая искра.

«Этим кольцом твой жених хотел обручиться с тобой? – спросила Рагна-Гейда. – Где оно? Ведь у тебя его нет. Как же теперь справлять свадьбу, если самого главного подарка нет? Сдается мне, это обручение не многого стоит. Я бы сказала, что судьба против этого брака. Спроси-ка у жениха: где его обручальный перстень? И не рядом ли с перстнем он должен искать свою судьбу?»

Альдона хотела спрыгнуть с берега и бежать к ней через ручей, двинулась, вздрогнула и проснулась. Исчез теплый светлый ручей, она лежала под одеялом в темной девичьей. Но сон стоял у нее перед глазами ярче яви. Кольцо! Перстень альвов! Тот, что Хельги ярлу принес дух его матери, как он сам рассказывал! Он у Бергвида. К ней, Альдоне, он не попал. А значит, их обручение осталось нескрепленным. Оно все еще держится на одних словах…

Во второй раз Альдона заснула быстро: как если бы она во сне вспомнила, где лежит потерянная нужная вещь, и ей стало не о чем беспокоиться.

На другой день Альдона встретила жениха весело и приветливо. Лейкнир выглядел невыспавшимся, замкнутым и отчаянно-мрачным, но о нем Альдона не беспокоилась: объясниться с Лейкниром она еще успеет. Когда Хельги ярла здесь не будет.

После утренней еды она велела принести в гридницу свою прялку и усадила Хельги напротив себя.

– Пора нам с тобой поговорить о наших делах, Хельги ярл, – начала она. – Я вижу, твой отец согласился с моим отцом, что брак между нами послужит на пользу обоих наших родов. Но мне сдается, что сейчас не самое подходящее время для свадьбы. Моего отца нет дома, и сделать такое важное дело без него мы, конечно, не можем.

– Конечно, я и не решился бы говорить о свадьбе, пока дома нет почти никого из твоей родни, – согласился Хельги. – И мне было бы неумно спешить с этим, пока не отомщена смерть моего родича.

– Конечно, долг мести превыше всего, – согласилась Альдона. – Но есть и еще одно препятствие. Ведь Бергвид отнял у тебя не только жизнь родича. Он забрал и то кольцо, которое твоя мать передала для меня, я правильно поняла?

Хельги сокрушенно опустил голову. Он боялся, что по его глазам Альдона поймет все его сомнения. То, что судьба вместе с перстнем отняла у них и любовь.

– Выходит, что так, – согласился он, лишь мельком глянув ей в лицо. – Я спрашивал людей там, на побережье, но о судьбе кольца никто ничего не знает. Выходит, что знает о нем только Бергвид.

– А пока оно не вернется к нам, из нашей свадьбы едва ли что-то выйдет, – продолжала Альдона. – Твоя мать велела передать его мне, но я его не получила. Выходит, что наше обручение не закреплено как полагается.

– Поверь, еще не было в моей жизни потери горше, чем потеря этого кольца. С тех пор как умерла моя мать, ничто другое меня так не огорчало.

– Не нужно отчаиваться. – Альдона слегка прикоснулась кончиками пальцев к его руке. Она видела, что он и в самом деле страдает. – Все в руках судьбы. Если боги хотят, чтобы мы были вместе, они вернут нам этот перстень даже со дна моря. А если нет…

– Если нет? – Хельги вскинул на нее глаза. Значит, она тоже держит в уме такую возможность?

– То… я думаю… – одолевая смущение, Альдона улыбнулась, – если перстень альвов не вернется, значит, наша судьба не в том, чтобы быть вместе. А спорить с судьбой неумно. Люди ошибаются, судьба – никогда.

Хельги кивнул, но промолчал. В отличие от многих людей, судьба скрытна: порой проходит немало лет, прежде чем она проявит свою истинную волю. И счастлив тот, кто быстро ее поймет.

– Я дам тебе один совет, – поколебавшись, все же сказала Альдона. Она не особенно стремилась к тому, чтобы Хельги нашел обручальный перстень, но понимала, как дорог ему загробный дар матери и до чего горько, унизительно оставить его в руках Бергвида. – Твой путь лежит на юг – поезжай через долину Раудберги. В Кремнистом Склоне живет одна девушка, дочь Асольва Непризнанного. Она имеет дар ясновидения, хотя он у нее причудлив. – Альдона мягко улыбнулась, вспоминая странности подруги. – Ее ум живет в завидном согласии с сердцем: чего сердцу хочется, то ум и принимает за истину! Будь готов к тому, что из-за твоей ссоры с Бергвидом она тебя встретит не очень дружелюбно. А впрочем… Не знаю. О ней ничего нельзя сказать наверняка. Но попытайся. Если она захочет, она сумеет указать тебе путь к перстню.

– Спасибо тебе, – ответил Хельги и взял ее за руку. Альдона невольно встала, словно порываясь уйти, но Хельги продолжал, глядя на нее снизу вверх с теплотой и признательностью: – Что бы ни вышло из всего этого, я навек сохраню к тебе дружбу и уважение.

И тогда Альдона улыбнулась ему открыто и ясно, совсем как весной. Дружба и уважение Хельги ярла ее вполне устраивали.