Глава 3
Привал, таким образом, оказался недолгим. Через некоторое время с горы спустились два человека с факелами; они назвались сыновьями Вигмара Хлодвигом и Эрнвигом и пригласили следовать за ними. Загасив костры, Торвард и Хельги повели свои дружины вслед за новыми проводниками. Все стало иначе: деревья не толпились и не сбивали с толку, а услужливо расступались, давая дорогу. Под ногами обнаружилась довольно широкая, плотно утоптанная тропа, хотя хирдманы, не так давно здесь блуждавшие, на этом же самом месте находили только густые заросли мелкого ельника с колючими лапами как раз на такой высоте, чтобы, протискиваясь между ними, можно было получить хлесткий удар прямо по лицу.
Вскоре впереди за деревьями заблестел огонь. На широкой прогалине примерно на середине склона стояла усадьба – точно такая же, какую они видели в озере. Она находилась так близко от их стана, что они неминуемо нашли бы ее – если бы подступы к ней не охранялись силами, подвластными только хозяину этих мест. Оглянувшись, Хельги обнаружил, что место их несостоявшегося ночлега отсюда видно как на ладони, а значит, хозяин усадьбы, сам оставаясь невидимым, без труда мог пересчитать их костры, отлично видные в темноте.
На пустыре перед усадьбой тоже горело с десяток костров, а между ними толпилась примерно сотня вооруженных людей: по обличию это были окрестные бонды со своими сыновьями и работниками, но все до одного были вооружены, как успел мельком отметить Хельги, исправным, хорошим оружием, снабжены шлемами и разноцветными щитами. На пришельцев они поглядывали настороженно и сжимали в руках копья и секиры. Как видно, они не торопились по домам, хотя хёвдинг и заверил их в мирных намерениях пришельцев.
Ворота усадьбы стояли раскрытыми, целая толпа с факелами в руках встречала нежданных гостей. Гудели возбужденные, встревоженные, любопытные голоса. Двор усадьбы был забит волокушами, отовсюду торчали коровьи рога, везде стояли люди и таращили на гостей глаза. Сыновья Вигмара покрикивали на любопытных, чтобы не загораживали гостям дорогу.
В усадьбе не теряли времени даром и хорошо подготовились к встрече. Имена гостей прозвучали как гром: даже Альдона онемела, услышав, что к ним пожаловали сыновья двух могущественнейших конунгов Морского Пути, да еще каких! Торбранда конунга из Фьялленланда и Хеймира конунга из Слэттенланда! Но Вигмар заверил, что они поклялись в мирных намерениях, и ради таких гостей стоило постараться. Поднялась суета: в кухне разжигали огонь, на дворе резали двух баранов и свинью. Альдона со служанками кинулась доставать нарядную одежду для отца и братьев, ковры на стены, подушки на сиденья, дорогую посуду. Отпирая сундуки, она едва могла попасть ключом в прорезь замка: вся дрожала от беспокойного смеха. Но зато к приходу гостей усадьба сияла, как палаты Асгарда. Стены увешали цветными коврами и оружием, два десятка столбов, подпиравших кровлю длинного строения, пестрели разноцветными яркими щитами. Как смеялся Хлодвиг, на щиты был урожай. Во всех трех очагах горел огонь, чтобы осветить все это великолепие. На длинных столах сверкала гладкими боками серебряная и ярко начищенная медная посуда, словно здесь столпились маленькие солнца и луны.
Альдона стояла перед очагом и держала наготове серебряный кубок с пивом. На его высоких боках были искусно вычеканены рисунки, изображавшие дракона Фафнира, лежащего на золоте, и Сигурда с мечом наготове, а подставку украшали несколько самоцветов: розовых турмалинов и голубоватых бериллов. На Альдоне красовалась рубаха из голубого шелка, с красной вышивкой на подоле, груди и рукавах, красное платье с золотыми застежками на плечах и золотым ожерельем между ними. На голове ее сверкал золотой обруч с тонким узором в виде ползущих стеблей с листьями и ягодами, и в чашечки ягод были вставлены густо-красные, гладко отшлифованные гранаты. Все это – волна рыжих волос, ярко блестящих в свете огня, насыщенные краски наряда, сверкание золота – создавало впечатление чего-то живого, радостного, праздничного. И саму ее наполняло радостное волнение и трепет, словно сейчас вдруг нежданно пришел еще один Праздник Дис или Середина Лета.
По бокам Альдоны, охраняя главное сокровище дома, стояли Эгиль (в красной рубахе) и Лейкнир (в желтой), оба с поясами, украшенными серебряными бляшками, означавшими высокое положение в дружине, с мечами в красивых узорных ножнах.
Башмаки у того и другого были обвязаны красными ремешками, а у Лейкнира еще и украшены литыми бронзовыми подвесками. Альдона огляделась: они стояли по обе стороны от нее, оба рослые, плечистые, один светловолосый, другой темно-русый и с маленькой бородкой, и оба с очень похожим тревожно-недоверчивым выражением на лицах. Густые темные брови Эгиля и пушистые, золотистые брови Лейкнира хмурились совершенно одинаково. Оба они не умели быстро переходить мыслями с одного на другое, и, больше суток проведя в ожидании битвы, не сумели так вот сразу настроиться на праздник.
Альдона улыбнулась:
– Вы мне кого-то напоминаете. Не могу сообразить кого. Что-то вроде резных столбов святилища Тюрсхейм – такие же оба огромные, нарядные и важные.
– Может быть, они тебе напоминают Арвака и Альсвина – коней, что везут колесницу солнца, – улыбнулась Гьёрдис, одна из старших служанок, намекая, что сама Альдона очень похожа на солнце.
Эта Гьёрдис приходилась матерью Эгилю и Дьярву, и потому Альдона привыкла ее саму считать кем-то вроде тетки. В доме Вигмара Лисицы Гьёрдис занимала весьма почетное положение: она находилась в числе тех первых людей, которые пришли с Вигмаром с Севера и составили основу его будущей дружины и усадьбы. Двадцать семь лет назад Гьёрдис, двадцатилетняя женщина, уже успела дважды овдоветь и больше идти замуж не хотела. Двое сыновей, старшего из которых Вигмар особенно ценил, спокойная жизнь и общее уважение вполне вознаградили эту добрую, стойкую, умную и самоотверженную женщину за все беды ее молодости. После смерти матери Альдона еще сильнее привязалась к ней и сейчас радовалась, видя ее рядом.
– И чего их к нам понесло? – с неудовольствием бормотал Лейкнир. Как видно, его терзали самые черные подозрения.
– Сейчас узнаем, – с усмешкой ответила Альдона.
Ей все происходящее очень нравилось: когда тревога прошла, внезапное появление сразу двух конунговых сыновей стало до крайности любопытным и забавным событием! Не часто в глушь Медного леса забредают такие люди!
– Хоть поглядим, какие они из себя, конунги! – шепнула ей Гьёрдис.
Альдона кивнула, не отводя глаз от двери.
Вслед за Хлодвигом и Эрнвигом Хельги шагнул через порог гридницы. От яркого света, от пестроты ковров и нарядов, от блеска посуды рябило в глазах. Везде теснились люди: они сидели на скамьях и на полу, стояли в углах и вдоль задней стены. Отовсюду на него смотрели блестящие, настороженные, любопытные глаза.
– Хельги ярл, сын Хеймира, конунга слэттов, и Торвард ярл, сын Торбранда, конунга фьяллей, – мои гости! – объявил Вигмар Лисица, ждавший их на ступенях своего высокого сиденья. – Они пришли к нам с миром!
К гостям приблизилась девушка, нарядно одетая, с блестящим кубком в руках. По открытым, довольно правильным и выразительным чертам лица сразу становилось ясно, что она умна. Она переводила взгляд с одного ярла на другого, и в глазах ее отражалось открытое любопытство, дружелюбие и затаенная насмешка. Да уж, хороши они были, явившись с войском в дом Вигмара Лисицы и целый день проблуждав под самыми воротами!
Шагнув им навстречу, Альдона поначалу застыла в нерешительности, не зная, к кому подойти первому, но потом, хотя Торвард ярл улыбался ей более располагающе, все же выбрала Хельги, который показался ей старше.
– Приветствую тебя в нашем доме, Хельги сын Хеймира! – произнесла Альдона, остановившись перед Хельги и на вытянутых руках подавая ему кубок. – Пусть даруют тебе боги Асгарда благополучие и радость под нашим кровом, и пусть ничто не омрачит нашей дружбы.
Принимая из рук Альдоны кубок, Хельги смотрел ей в лицо и притом каким-то внешним зрением видел как бы сверху всю эту картину: гридницу, полную людей и ярко освещенную изобилием огня; себя, высокого воина с мечом у пояса, статную девушку с длинными и густыми рыжими волосами, овевающими ее, словно пламя; их руки, протянутые навстречу друг другу и встречающиеся на боках узорного драгоценного кубка… Как рисунок на ковре, изображающий встречу Сигурда и Гудрун… Эти слова приветствия, старинные и вечно обновляемые, обет дружбы и гостеприимства, звучащий у человеческих очагов уже много, много веков… От красоты происходящего захватывало дух. Мелькнула мысль о матери: жаль, что она его не видит сейчас… или видит? Ей должно очень понравиться это все. Говорят, она очень любила, чтобы было много людей и света, ей нравилось, когда происходило что-то значительное и говорились красивые слова. Она радовалась праздникам, как ребенок, и ее невозмутимый сын, внутренне похожий на нее гораздо больше, чем внешне, в глубине души тоже любил все это и сейчас был втайне счастлив оказаться самым сердцем этой картины. Так радостно было оживить сагу, древнюю, как сам человеческий род, прекрасную чуть-чуть тяжеловесной старинной красотой, открытую в будущее на много, много дорог – одни к радости, другие к горю…
Хельги выпил пиво, и вкус его казался необычным, изумительным, под стать всей этой колдовской стране. Иной, зачарованный мир поймал пришельцев в сети обаяния и красоты, наполнил внутренним трепетом, тревогой и радостью. Приняв кубок из рук этой девушки, золотого орешка в твердой скорлупе зачарованного дома, Хельги попал под власть здешних чар и чувствовал себя плененным навсегда. Скажи ему, что целый век здесь покажется одним днем – он бы поверил.
– Благодарю тебя за приветливые слова, Альдона дочь Вигмара, – произнес он, возвращая ей кубок. Собственный голос показался ему каким-то зажатым, более низким, чем обычно, и каким-то гулким, словно он разносился по всему свету. – Да хранит вечно богиня Фригг мир и благополучие вашего рода, и да не покинут его вовек изобилие и радость.
И собственное пожелание показалось ему особенно значительным, точно его устами говорило божество и само произнесение пожелания равнозначно было его исполнению.
Немолодая женщина со вдовьим покрывалом снова налила в кубок пива из кувшина, и Альдона подошла к Торварду ярлу.
– Приветствую и тебя, Торвард сын Торбранда! – произнесла девушка, с еще большим любопытством заглядывая снизу вверх ему в лицо. Появление в доме сына Торбранда конунга и Хёрдис Колдуньи так потрясло ее, что она не могла скрыть своих чувств и даже отступила от принятых обычаем слов. – Никогда бы мы не поверили, что сын твоего отца и твоей матери будет гостем под нашим кровом, но раз уж так случилось, пусть это чудо принесет только радость и тебе, и нам! – вырвалось у нее, и веселое изумление, блестевшее в ее глазах, вызвало у Торварда широкую улыбку.
Он понимал ее: его и самого изумляло, что он здесь оказался!
– Не сомневаюсь, что так и будет, по крайней мере для меня! – весело ответил Торвард ярл. – Чтобы увидеть такую красавицу, стоило пройти и втрое больше!
– А нам казалось, что вы не очень-то спешили к нам сюда попасть! – уже не сдерживая смеха, поддразнила Альдона. – Мы были готовы к встрече еще вчера вечером.
– Да уж, мы порядочного дурака сваляли! – честно признал Торвард, считавший, что наилучшим выходом из глупого положения будет первым посмеяться над собой. – Целый день бродили под самыми воротами, а постучать так и не сумели! А скажи-ка: неужели тебе не было страшно видеть под самыми воротами огни чужого войска?
– Я не из боязливых! – с улыбкой ответила Альдона, и видно было, что она привыкла чувствовать себя защищенной. – Меня нелегко напугать… даже если к нам явится великан!
– Когда в доме живет сама Фрейя, за великанами дело не станет! – намекнул Торвард и улыбнулся.
При этом правый уголок его рта, тот, от которого тянулся шрам, дернулся вверх выше левого, и Альдоне вспомнились рассказы о Хёрдис Колдунье, которая улыбалась точно так же. Эта улыбка в сочетании с белым шрамом на смуглой коже и веселыми темными глазами, черные волосы и тяжелые золотые браслеты на обеих руках делали весь облик Торварда таким ярким, резким, неоднозначным, что Альдона не знала, как к нему относиться. Он и привлекал, и чуть-чуть пугал ее, как красивый и с виду мирный, но сильный и опасный зверь. От него веяло ощущением живой, горячей силы, словно кровь его прекрасно развитых мускулов кипела и требовала движения, размаха, – дружить с ним, как видно, весело, но иметь его своим врагом весьма печально!
В гриднице тем временем поднялась суета: всех лишних разгоняли, освобождая место у очагов для почетных гостей. Хозяин намекнул, что бонды могут взять факелы и спокойно ехать к собственным очагам, отныне безопасным, но послушался намека мало кто: всем хотелось подольше поглазеть на знатных гостей. Слэттов и фьяллей рассаживали за столами, хозяйские домочадцы тоже занимали свои места. Женский стол у задней стены пестрел яркими платьями и блестел золотыми украшениями. Ингилетта, розовая от смущения, разглядывала гостей – она никогда не видела так много чужих людей сразу – и лишь изредка бросала взгляд на Эгиля, будто удостоверяясь, что в мире все в порядке. Эльгерда, случайно в это время оказавшаяся вместе с мужем, Атли из Ступенчатой Горы, в гостях у дяди, шепталась с Бьёргдис, вдовой Гуннвальда Надоеды, одного из самых заслуженных хирдманов Вигмаровой дружины. Одна Торхильда держалась совершенно невозмутимо и вполголоса беседовала с Гьёрдис о двух своих маленьких детях – эту разумную молодую женщину ничто не могло отвлечь от главного в жизни, явись сюда хоть сам Один с героями древности.
Чтобы не обидеть ни одного из гостей, Вигмар ни того, ни другого не стал сажать на почетное гостевое место напротив своего, а выделил им два одинаковых места в середине скамьи, с подушками, обшитыми полосатым цветным сукном. На почетном месте посередине уселся глубокий старик, Хальм Длинная Голова, приходившийся дядей Рагне-Гейде. Когда-то Хальм славился как лучший кузнец Квиттингского Севера, чародей и очень умный человек; в прежние времена он недолюбливал Вигмара и считал, что тот вовсе не пара его племяннице. Но судьба прихотлива: Хальму пришлось не только увидеть этот нежеланный брак, но и двадцать пять лет прожить в доме Вигмара. В восемьдесят (или около того) лет у него уже не хватало сил поднять кузнечный молот, но старик продолжал руководить всей работой и в доме занимал почетное положение. Совсем седой, с густыми волосами и бородой, он сидел с гордым и суровым видом, как изваяние божества, и ничуть не смущался тем, что оказался выше конунговых сыновей.
Свинину, порезанную тонкими ломтиками, жарили на сковородах прямо в гриднице и раздавали гостям на куске хлеба с солью и толченым чесноком. Женщины разносили пиво в больших ковшиках: на всех гостей не хватило чаш и кубков, и ковшики пускали по рядам. Альдона расхаживала между столами, угощая гостей, и множество голов поворачивалось вслед за ней, как за солнцем. Даже сам Вигмар, поглядывая на нее, чувствовал гордость за свое порождение. Ни одной дочери конунгов во всем Морском Пути Альдона не уступила бы красотой, богатством наряда, приветливостью и умением держаться!
– Должно быть, вы после такого долгого пути можете порассказать немало занятного! – заметил Вигмар во время пира. – У таких значительных людей, должно быть, припасены значительные новости.
– Есть кое-что порассказать, если вам занятно послушать про свадьбу Альмара Тростинки, конунга барскугов! – отозвался Торвард ярл, который вообще любил поговорить.
Об этом все хотели послушать, особенно женщины: нет такой женщины, которую оставила бы равнодушной речь о чьей бы то ни было свадьбе, даже если ни о ком из ее участников раньше и не слышали. Вигмар тоже не без любопытства слушал про обилие знатных гостей, про их подарки. Понимая, чем ему угодить, Торвард не поскупился на слова, описывая изумление, которое вызвали булатные мечи из Медного леса.
– Там немало спорили, кто кует эти мечи, – заметил Хельги. – Многие люди не хотели верить, что эта сталь приготовлена человеческими руками. Многие охотнее верят, что ее выковали свартальвы. Неужели это правда?
– Конечно, народ темных альвов не знает себе равных в искусстве обработки железа, – согласился Вигмар. – Но напрасно было бы думать, что людям тайны подземных кузнецов недоступны. Было время, когда и люди умели ковать булатную сталь. Как говорится, в те времена, когда земля была моложе, а все роды живых существ, земных, небесных и подземных, жили ближе друг к другу. Говорят, сам Тюр открыл тайну свартальвов одному из наших древних конунгов, Хродерику Кузнецу. Вы, может быть, слышали о нем?
– Да, нам рассказывал о нем Гельд Подкидыш… – начал Хельги.
– И говорят, что ты знаешь путь в его подземные кладовые! – не утерпел Торвард. – И это тоже правда?
Вигмар посмотрел на него; ни один мускул на его лице не дрогнул, только в желтых глазах светилась насмешливая искра. Ах, любопытный род человеческий, жадный до тайн, глубоких пещер, подземных сокровищ, древних наследств, забытых заклятий! Выкопать клад из кургана гораздо приятнее, чем создать его своими руками. Вигмар в молодости имел дело с сокровищами древнего кургана и навсегда сохранил неприязнь к подобного рода приключениям. Но в глазах людей «сокровища древних» всегда гораздо обаятельнее, чем самое совершенное из современных изделий.
– Да, это правда! – торжественно ответил Вигмар и кивнул. – Все эти мечи – из кузницы самого конунга Хродерика. Их выковал древний молот, в сталь вплавлены древние чары. И сейчас еще в кузнице Хродерика не прекращается работа. В тихий день порою слышно, как из-под горы раздаются удары его молота.
– Да, это верно! – подтвердила и Альдона, и чуть лукавая, многозначительная улыбка делала ее похожей на богиню Асгарда, владеющую удивительными тайнами. – Многие люди у нас слышат стук этого молота в Смидирберге.
Отец и дочь быстро глянули друг над друга: они всегда так объясняли происхождение мечей, и им доставляло удовольствие то, что истинный смысл ответа, каждое слово которого было правдой, от гостей остается скрыт. Пусть люди думают, что Вигмар разведал путь к подгорным кладовым и выбирает богатства, заготовленные древним конунгом. В окрестных горах и правда заключены немалые сокровища. Круглый год в шахтах под горами Железного Кольца колотили пешни, скрипели волокуши; круглый год в лесах стучали топоры, на полянах дымили ямы, в которых жгли уголь. Круглый год выдыхали едкий дым печи, в которых из руды выплавляли железо. Небольшие, полузарытые в землю, неприглядные, эти печки были сокровищницей Фафнира – в обмен на это железо Вигмар Лисица получал все те богатства, которыми его дом поражал взоры гостей.
Мечи, присланные на свадьбу Альмара конунга, и впрямь родились в Кузнечной горе, Смидирберге, где три века назад в пещере устроил свою кузницу Хродерик конунг. Именно там полосы железа, выкованного из криц, сваривались в пучки, а потом проковывались так, что ни складок, ни спаек не было видно. Над железом работал древний молот, который Вигмар нашел на наковальне двадцать лет назад, но держали его новые руки – сначала Хальма Длинной Головы, потом Вигмара, Хроара, Эгиля, Эльгарда, Лейкнира… И снова выкованный брусок рубили на полосы, скручивали в пучок, снова ковали – и так двенадцать раз. Древнее сокровище – знание всех условий, всех тайн мастерства – досталось Вигмару, а как это вышло – на этот счет есть отдельная сага. Это сокровище и дало в руки Вигмара такие клинки, которые перерубали железные гвозди, не ломаясь и не зазубриваясь. И тем, что он делал их сам, Вигмар гордился гораздо больше, чем если бы заклинаниями и амулетами открыл путь к плодам чужих трудов. Он мог не бояться, что его сокровище истощится или будет похищено. Но Морской Путь хотел, чтобы это были «мечи Хродерика», и Вигмар давал ему «мечи Хродерика». В конце концов, именно Хродерик проник в тайну всех условий, при которых из руды получается булатная сталь. В тихие дни стук молотов, работавших в кузнице Смидирберга, разносился довольно далеко, и многие люди, даже знавшие, что там работает род Вигмара, верили в душе, что это гремит молот древнего героя. Стук этого молота создавал и охранял благополучие округи, и память Хродерика почиталась так высоко, что сам кузнец-исполин считался чем-то вроде местного божества.
– Нам бы пригодилось хорошее оружие, когда мы плыли сюда! – заметил Торвард. – Может, вам занятно было бы послушать, как мы повстречались с Бергвидом Черной Шкурой!
Здесь он мог рассчитывать на самое лестное внимание: этот предмет нельзя было назвать приятным, но никто не мог остаться к нему равнодушным. Их рассказ о морской битве слушали очень внимательно, описание колдовских приемов Бергвида никого не удивило.
– Нас с Бергвидом сыном Стюрмира никак нельзя назвать друзьями, и я не огорчился бы, если бы он навсегда ушел к морским великаншам, – сказал Вигмар, дослушав до конца. – Но, как видно, срок его жизни еще не вышел. О Бергвиде ведь есть пророчество, вы слышали о нем? Окаменевшие великаны святилища Стоячие Камни предрекли, что Квиттинг ждет много злых годов, когда Бергвид сын Стюрмира будет звать себя его конунгом. Мы в Медном лесу не признаем его власти. Он одержим мыслью о мести твоему роду, Торвард ярл. Но месть не воскресит погибших. И если фьялли предложат нам мир и дружбу, я не отвергну их только потому, что раньше между нами мира не было. Я бы хотел, чтобы ты передал это твоему отцу.
Пир удался на славу. Лукавая, многозначительная улыбка Альдоны, блеск пламени и горьковатый вкус крепкого пива кружили Хельги голову, но он чувствовал себя так хорошо здесь, как никогда и нигде. Он как будто снова попал в то чудесное время, в котором его мать жива… В то время, когда сам он был мал, а мир вокруг был огромен, увлекателен, значителен и ярок.
– А в Островном Проливе, у кюны раудов, мы слышали, будто ваши тролли – или не ваши? – превратили в оленей с золотыми рогами дружину Ульвхедина ярла, – расспрашивал тем временем любопытный Торвард ярл. – И даже самого Ульвхедина ярла. Неужели и это тоже правда?
– Так вы же видели оленя, на котором ездит Блоса? – весело уточнил Вигмар. – Так это и есть Ульвхедин ярл!
* * *
На другое утро, принеся в спальный покой к отцу выстиранные рубахи, Альдона застала там, несмотря на ранний час, всю свою мужскую родню, кроме младших. Вигмар, Хальм, Атли, Хлодвиг, Эгиль, Бьёрн, Дьярв, Эльгард, Лейкнир и кое-кто из дружины, уже одетые, сидели на лежанках и оживленно спорили.
– Вы можете воображать что угодно своими умными головами, но никогда я не поверю, что такие люди пустились в дорогу просто так! – покашливая и прижимая грубые, черные от многолетней кузнечной работы ладони к груди, доказывал Хальм Длинная Голова. – Не может такого быть! Я стар и повидал мир, я видел войну, которой твои мальчишки еще не видели, – я знаю, что в мире ничего просто так не бывает!
– Конечно, не от скуки два сына конунгов вот так собрались и поехали в нашу глушь! – поддерживал двоюродного деда Хлодвиг, пошедший в материнскую родню и внешностью, и образом мыслей. – Да еще и такие два! Сын Хеймира конунга и сын Торбранда конунга! Двадцать семь лет назад их отцы стояли друг против друга на поле битвы! А теперь они вдруг пускаются в такой путь вместе, как лучшие друзья или родичи! Этого не может быть просто так! Здесь какая-то особая причина!
– Причина тут ясна! – кашляя, заверил Хальм. – Им нужно наше железо и наша сталь! Я говорил тебе, Вигмар, еще десять лет назад говорил: такие вещи надо держать в тайне! Если бы кто-нибудь напал на нас, вот тут он и узнал бы, как мы кусаемся! Нет, ты не слушаешь! Ты сам очень умный! Ты хотел не только силы, но еще и славы на весь Морской Путь! Вот тебе твоя слава! Теперь на эту славу со всего Морского Пути полетят охотники до чужого добра!
– Так что же теперь, зарыть свои сокровища в землю и никому не показывать? – Эльгард, племянник Вигмара, не мог согласиться со стариком. – Тогда все труды все равно что пропадут даром! Нет, если уж у человека есть такое сокровище, то пусть о нем знает весь свет. А бояться и прятаться – стыдно!
– А если бы у них было не полторы сотни, а полторы тысячи войска? Тогда что? Если бы они перерезали нас всех?
– Наших мечей они все равно не получили бы! Сам знаешь, дядя, почему их нельзя взять чужим!
– А если бы нас всех взяли в рабы и заставили работать с ошейником на шее, как Вёлунда? Но что-то я сомневаюсь, что ты сумеешь смастерить себе крылья и улететь!
– Но зачем сразу думать о плохом? – вступил Эгиль, которому Хельги ярл очень понравился своим невозмутимым, умным, учтивым спокойствием. – Хельги ярл сказал, что хочет купить меч и готов заплатить за него, как полагается.
– Может, он и готов заплатить за один меч, – ответил недоверчивый Хлодвиг. – Чтобы убедиться, так ли они хороши, как говорят. И если они увидят хоть один наш меч, то через год у нас тут будет полторы тысячи войска, как говорит Хальм.
– За год наши тролли сплетут новые чары.
– А в Свартальвхейме еще тысячи наших врагов, которые только и мечтают, чтобы от всех наших усадеб остались одни угли, а все наши копи, печи и кузницы заросли травой и мхом! Вигмар! Они не должны увидеть ни одного меча! Иначе мы все погибнем! Запомни, что я тебе сказал!
Стоя над открытым ларем, Альдона внимательно слушала. Выходит, напрасно она обрадовалась, что все кончилось так мирно.
– Вигмар, а ты-то что думаешь? – спросил Атли, муж Эльгерды, когда все родичи наговорились.
– А я думаю вот что, – ответил Вигмар, который все это время внимательно слушал чужие мнения. – То, что наследники конунгов слэттов и фьяллей явились к нам оба вместе, – это плохо и опасно для нас. Их объединила общая цель. Оба они хотят увидеть наши мечи и раздобыть себе по такому же, хотя бы по одному. Пока у них есть эта цель, они дружат. Но если цели достигнет только один из них, дружба быстро пойдет на убыль.
– Что ты имеешь в виду? – недоверчиво спросил Хальм.
– Я имею в виду, что если меч получит один из них, то делиться со вторым он не захочет. А второй попытается во что бы то ни стало не остаться в дураках. Делиться такой добычей слэтты и фьялли не станут: они ведь соперничают между собой.
– Ты хочешь их поссорить?
– Нет, зачем же? Это было бы даже как-то неблагородно с нашей стороны. – Вигмар усмехнулся. – Мы просто поставим их в неравные условия. Цели достигнет только один из них.
– Который? – жадно спросила Альдона.
В мыслях у нее мелькнуло веселое лицо Торварда ярла, но она сама еще не отдавала себе отчет, желает ли ему победы и что за этим может последовать.
Вигмар пожал плечами:
– Не знаю. Мы еще слишком мало знаем их. Надеюсь, они задержатся у нас в гостях подольше, пока мы не поймем, на кого из этих двух жеребцов стоит ставить.
– Да уж задержатся, это точно! – насмешливо произнес Хлодвиг и посмотрел на Альдону. – Эти два жеребца, как ты говоришь, нашли тут хорошую приманку!
Альдона вспыхнула и поджала губы.
– Дурак! – в сердцах бросила она себе под нос и пошла из спального покоя.
В этот день празднества продолжались. Хёвдинг Железного Кольца был богатым человеком и мог себе позволить принимать многочисленных гостей даже весной, когда от старых запасов уже мало что осталось. Для развлечения конунговых сыновей устроили охоту, и никто бы не подумал, глядя на обращение Вигмара с гостями, что он так мало доверяет их добрым намерениям. При его уме и жизненном опыте, он приписывал обоим ярлам замыслы и побуждения, которые в действительности имели их отцы, но о которых сами молодые люди имели смутное представление.
Тем временем по округе разбегались слухи и в усадьбу съезжались любопытные. Когда к вечеру мужчины вернулись из леса, их уже встречала вся многочисленная Вигмарова родня, разнаряженная в лучшие одежды. Гейр Длинный из усадьбы Совиный Камень и Тьодольв сын Вальгаута из усадьбы Золотой Ручей были не только ближайшими соседями, но и ближайшими родичами Вигмара. Гейр приходился родным братом Рагне-Гейде, а сам женился на Тьодольвовой сестре Вальторе, и благодаря этим бракам все три рода, имея множество общих племянников, были скованы в неразрывное кольцо. Каждый привез с собой жен и сыновей: у Гейра их имелось четверо, у Тьодольва двое. Вскоре после них прибыл и Ормульв Точило, отец Торхильды.
На пиру женский стол сиял и блистал всеми красками тканей и украшений. Вальтора и Мальтруда, жена Тьодольва, пожирали глазами приезжих ярлов, а потом, когда Альдона встала и пошла поговорить с гостями, сели рядом и принялись отчаянно шептаться, поглядывая искоса то на нее, то на Хельги или Торварда. Они уже решали, который из них скорее к ней посватается, но не могли прийти к согласию.
Пройдясь по гриднице и проверив, все ли довольны, Альдона подошла к Хельги. Он выглядел не таким открытым и общительным, как Торвард, но этим-то и дразнил ее любопытство: ей хотелось понять, что за душа скрывается за этой невозмутимой учтивостью. На легкие открытия она не рассчитывала: Хельги ярл явно не из тех людей, кого легко раскусить. Это тебе не Лейкнир, у которого все чувства и побуждения написаны на лице! Высокий рост Хельги, широкие плечи, крупные, с выступающими костяшками, красноватые руки говорили о большой силе, а спокойное, непроницаемое лицо не давало так же уверенно судить о его душевных качествах. Его тихий голос, которым он говорил с ней, учтивая речь, его редкая, сдержанная улыбка вовсе не говорили о бездушии. Он смотрел на нее так, словно хотел сказать что-то важное, и Альдона робела перед этой невысказанной тайной.
В руках у Альдоны был серебряный кувшин, и Хельги подал ей свой кубок. Она налила ему пива, потом поставила кувшин и села на освободившееся место.
– Что так на меня смотришь, Хельги ярл? – спросила она. – Не думаю, что мне есть чем тебя удивить. Ты ведь видел самых красивых девушек Морского Пути, дочерей конунгов.
– В тебе есть нечто, чего я не видел никогда, – чистосердечно ответил Хельги. – Когда я увидел тебя вчера, я сразу подумал об Альвкаре.
– О валькирии? – Альдона сперва удивилась, потом засмеялась. – Неужели мы с ней две единственные на свете девушки с рыжими волосами?
– Может быть, рыжих волос на свете много, но…
– И разве я похожа на спящую? – Альдона рассмеялась, настолько странным ей показалось это сравнение.
– Нет, но твой мир настолько же не похож на мой, так же далек от всего, к чему я привык. Говорят, Альвкара спит на вершине зачарованной горы, но разве ваша гора не зачарована? Мы не могли найти сюда дороги, пока твои братья нас не провели.
– Ну… – Альдона пыталась отнестись к этому всерьез, но у нее не очень получалось. – Но мы же с ней такие разные! Она всегда, еще когда жила на земле, думала только о небесах. А я не такая. Я всегда думаю о чем-нибудь простом и вовсе не мечтаю носиться на огненном коне над морем и землей! – Альдона опять засмеялась, настолько нелепым ей показалось подобное занятие. – И уж если я полюблю кого-нибудь, я вовсе не буду требовать от него особых подвигов за мою любовь!
– А разве она так делала? Я слышал «Первую песнь об Альвкаре», но продолжения, как оказалось, никто у Островного пролива не знает. Может быть, у вас тут знают больше?
– Ты хочешь послушать «Вторую песнь об Альвкаре»? – спросил Вигмар. – Моя дочь споет тебе ее. Думается, всем прочим тоже приятно будет послушать.
Гости одобрительно зашумели. Альдона вышла к очагу, где ей поставили маленькую скамеечку. Она села, сложила руки на коленях; Хлодвиг и Бьёрн сели по бокам от нее с арфами на коленях. Гридница быстро затихла: видно было, что пение Альдоны они слушают нередко, но что это удовольствие никому не наскучило. У Хельги забилось сердце: сами эти приготовления, по виду простые, создавали тот же возвышенный, торжественный настрой, который поразил его при первой встрече с Альдоной. Эта красивая, нарядная, гордая девушка на скамье в самой середине палаты, освещенная огнем, два молодых мужчины с арфами на коленях по сторонам, хозяин дома, глядевший на них со своего почетного места, как Один с престола, благоговейно затихшая толпа – все это поднимало дух в небеса и погружало память в глубину веков, переносило в вечность, где от Альдоны до Альвкары – один шаг…
Альдона тем временем начала рассказ. Ее лицо было спокойным, строгим, как лицо норны, смотрящей в ткань вечности. Альдона рассказывала:
Жил на Квартинге конунг, и звали его Гейрвиг. Он был родичем Гамарда. Жену его звали Хильдебранда. У них был один сын по имени Хельгард. Он был высок и красив и славился как хороший воин. Однажды он сидел на большом кургане и увидел, что по небу скачут девять дев на конях цвета пламени. Впереди была самая статная, и конь ее был самым лучшим. Волосы ее сияли, как пламя.
Ударив по струнам, Хлодвиг запел за Хельгарда, и в лице его появилась такая сосредоточенная, напряженная важность, немного тревожная, словно он совсем перестал быть собой:
Кто вы, о девы
в шлемах железных,
как вы зоветесь,
откуда вы родом?
В ответ заиграл его брат, и Альдона начала петь. Голос ее, немного низковатый, звучный, лился широкой свободной волной и уносил с собой всех слушателей, открывал им мир, доступный до того ей одной.
Валькирий ты видишь
в железных уборах.
Один – отец наш,
Валхаллы владыка.
Носимся в битвах
над долом и морем,
несем мы героям
победу иль гибель.
Хельгард сказал:
Светлая дева
в бранном наряде!
Взор твой прекрасней,
чем солнца сиянье!
Ответ дай герою,
Гейрвига сыну:
как твое имя?
Откуда ты родом?
Альвкара сказала:
Альвкарой зовусь я,
Халльмар отец мой,
Альвмунд был брат мне,
родились мы вместе.
Хельгард сказал:
Светлая дева,
ликом прекрасная!
Женою назвать
лишь тебя я желаю!
Если любви
не подаришь ты Хельгарду,
жизнь не нужна мне
станет отныне!
Скорбью оденусь,
с тобой разлучившись,
горькими станут
воздух и хлеб мне,
солнце темнее,
чем ночь в новолунье,
Хельгарду будет
без девы желанной!
Альвкара сказала:
Горести слезы
туманят мне очи,
сердце одето
покровом печали:
Гамардом дерзким
брат мой убит был,
большего горя
дева не знала.
Клятву дала я
веселья не ведать,
слух отвратить
от любовных обетов.
Буду женой я
тому из героев,
кто Гамарда сердце
пронзит острой сталью.
Хельгард сказал:
Слезы утри,
светлая дева,
время печали
долгим не будет.
Мщенье свершу я
за брата Альвкары,
как если бы братом
родным ему был я.
Тогда Альвкара согласилась быть его женой. Они обменялись обетами и любили друг друга очень сильно. Когда мать Хельгарда Хильдебранда узнала об этом, она очень разгневалась. Хильдебранда сказала:
Безумен ты, Хельгард!
Предвижу я горе!
Ума ты лишился,
обет твой давая!
Забыл ты, что Гамард
наш родич по крови,
что предки совместно
с врагами сражались.
Хельгард сказал:
Светлая дева
мне мира дороже,
не видеть мне радости,
с ней не встречаясь.
Обет свой исполню,
как ей обещал я,
хотя бы весь род мой
противиться стал мне.
Хильдебранда сказала:
Тебя родила я
на горе себе же,
рода позору
жизнь подала я!
Тебя прокляну я,
предков забывший,
из памяти рода
исторгнут ты будешь!
Хельгард сказал:
Горе несут мне
речи премудрой,
тяжкой печалью
меня наполняют.
Норны дурную
судили мне долю,
дух мой в смятенье:
предвижу судьбу я.
Но все же Хельгард остался верен обету, который дал он Альвкаре. Она защищала его в битвах, и он прославил себя многими подвигами. И вот однажды он повстречал Гамарда с его дружиной. Хельгард сказал:
Час твой настал,
дерзкий убийца,
за брата Альвкары
смертью заплатишь!
Светлая дева,
что ты добивался,
женою мне будет:
мы связаны клятвой!
Гамард сказал:
Глупый, молчи,
щенок недоросший!
Сильней побеждал я
противников в битве!
Брата убил я
гордой Альвкары,
тебя погублю я,
коль встал на дороге!
Тогда они стали биться, и оружие их так гремело, что горы содрогались и море колебалось, как в сильнейшую бурю. Альвкара закрывала Хельгарда своим щитом, и оружие Гамарда не могло даже коснуться его. И вышло так, что Хельгард поразил Гамарда насмерть. Тогда Альвкара сказала:
Счастлив сей час!
Обеты свершились!
Брат отомщен мой,
повергнут убийца!
Светлая дева
в уборах из золота
будет наградой
герою отважному!
Но в это время копье Гамарда, которое дал ему Один, поднялось и само собой поразило Хельгарда. Так Отец богов наказал его за то, что он поднял оружие на своего родича. Пал Хельгард мертвым возле тела Гамарда. Горько заплакала Альвкара и сказала так:
Горек мой жребий:
двоих я лишилась,
тех, что дороже
жизни мне были!
Законы богов
не оспаривать смертным,
ты же, о Хельгард,
в Валхалле пребудешь.
Тогда она подняла Хельгарда и унесла его в Валхаллу, где Один дал ему почетное место среди героев. Так кончается вторая песнь об Альвкаре.
Пока Альдона пела, на лицах всех домочадцев и родичей Вигмара отражалась сдержанная гордость, как будто все они, до последнего человека, были непосредственно причастны к судьбе древней валькирии. Когда песнь кончилась, все еще некоторое время сидели тихо, словно прислушиваясь к затихшим отзвукам струн и вглядываясь в уходящие дали, а потом все разом зашумели, стали хвалить певцов и благодарить их. Только Хельги ярл сидел молча. Спокойное лицо Альдоны, переливы ее глубокого голоса и золотой блеск рыжих волос в свете пламени околдовали его: она пела слова Альвкары, и она в эти мгновения полностью слилась в его воображении с образом валькирии. Она была совсем другой – у них только и общего нашлось, что рыжие волосы, но Хельги не привязывался к мелочам. Напрасно Альдона отказывалась от сходства с Альвкарой: на земле едва ли можно быть ближе к образу древнего предания. Пение Альдоны открывало ему тот самый высший мир, к которому он стремился; телом оставаясь на земле, душой она знала дорогу на небеса. Неизвестно, спит ли на одной из диких гор та, древняя Альвкара, но другую, живую Альвкару Хельги уже видел перед собой наяву. Перед ним стоял живой образ высокой, вечной любви, неизменно юной и притом мудрой; образ красоты, за которую не жаль отдать жизнь. Хельги не сводил глаз с Альдоны и забыл даже, что и ему полагается ее поблагодарить: ведь для него-то она и пела.
– Эй, ярл! – вполголоса позвал Аудольв Медвежонок, исподтишка тронув его за плечо. – Что ты молчишь, как священный камень в нежертвенный день? Неужели тот старик в Островном Проливе пел получше? Если так, то я ничего не понимаю в пении!
Опомнившись, Хельги поднялся и приблизился к Альдоне. Все люди между ними расступились, Альдона встала ему навстречу. Она улыбнулась со своей обычной снисходительностью, что, мол, ничего особенного, но в душе волновалась, понравилось ли ему пение. Перед таким знатным и понимающим слушателем она никогда еще не пела. Здешние что, они других не слышали, им хоть дверь скрипит, они будут рады. Но он, сын конунга, он слышал лучших скальдов и певцов Морского Пути…
– Сама Альвкара не смогла бы спеть песнь о своей судьбе лучше, – негромко сказал Хельги. Он хотел сразу высказать ей ту перемену, которая вдруг совершилась в его душе, но понимал, что всем вокруг не нужно этого слышать. – И если она была хоть вполовину так прекрасна, как ты, то понятно, почему столько конунгов готовы были умереть ради нее.
– Она была гораздо красивее меня! – Альдона слегка засмеялась. – Кстати, по предсказанию, ее разбудит человек, который сумеет ее отыскать. Не хочешь ли попытать удачи? Сыну конунга такой подвиг был бы очень к лицу.
Альдона отошла назад к женскому столу, Хельги остался стоять перед очагом. Прежний вдохновлявший его образ – высокой, стройной девы с пламенными волосами и глазами небесной голубизны, простирающей белые руки к богам возле жертвенного огня – отодвинулся куда-то далеко, стал туманным, зыбким… Отошел назад в область преданий, откуда вышел и где ему надлежит по справедливости пребывать. Хельги больше не хотел оживлять предание. Та, что он нашел на земле, казалось ему еще прекраснее, и только на ней теперь сосредоточились его мечты и стремления.
* * *
Еще несколько дней прошло самым приятным образом: для своих знатных гостей Вигмар Лисица устраивал то игры, то бой коней, то охоту. Каждый день неизменно завершался пиром, и на пиру Альдона старалась уделять обоим сыновьям конунгов равное внимание. Так ей посоветовал отец, да она и сама не хотела никого из них обидеть. Хельги ярл казался ей красивее, но его отстраненность, задумчивость смущали Альдону. Она чувствовала, что нравится ему, но она не понимала его и опасалась, что он видит в ней не то, что есть, а только то, что хочет видеть. С Торвардом ярлом было гораздо проще: он смотрел на нее с живым и пылким восхищением в темных глазах, как смотрели многие другие, и это приятно грело ее самолюбие.
– Уж не сошел ли твой отец с ума, думая породниться с Торбрандом Троллем? – каждое утро и каждый вечер восклицала в девичьей тетка Вальтора. – Сын Торбранда Тролля! Сын этот мерзкой ведьмы, Хёрдис Колдуньи! Да все ваши предки встанут из курганов, если такое случится!
– Но этого же еще не случилось, так что им, может быть, еще не придется вставать! – защищалась Альдона, не признаваясь пока, что, возможно, она бы не прочь.
– Тогда зачем же держать его здесь? Зачем принимать его тут как дорогого гостя? Вот увидишь, он к тебе посватается! И если твой отец примет его предложение, я больше до смерти к вам не приеду! Я не могу бывать в гостях у родичей тот мерзкой ведьмы!
– Но чем он виноват, если у него такая мать!
– Хорошая же свекровь у тебя будет! Поздравляю! Только запомни, Альдона дочь Вигмара: если ты выйдешь замуж за сына ведьмы и уедешь с ним во Фьялленланд, можешь думать, что родичей на Квиттинге у тебя больше нет! Можешь думать, что мы все умерли! Я тебя больше знать не захочу, так и запомни!
Альдона сердилась, обижалась на тетку, но мысли о ведьме Хёрдис и вправду казались неприятными. Жить с ней в одном доме – все равно что в подземных палатах Хель… Но сам Торвард вовсе не вызывал таких мрачных мыслей. К его шраму на щеке и темным глазам Альдона быстро привыкла, а в его обращении ничего не напоминало о том, что мать его ведьма – сам он был прост, весел, чистосердечен, в нем не таилось ничего сумрачного, загадочного или злобного.
Прошло еще несколько дней, но оба знатных гостя, казалось, и не вспоминали о булате, почти все свое внимание отдавая Альдоне. Оба они наперебой провожали ее днем, куда бы она ни шла, а вечером приглашали ее посидеть рядом с собой. Вигмар посмеивался украдкой, наблюдая это, и многим в доме стало ясно, как он собирается разрушить этот опасный для него союз фьяллей и слэттов.
– Я знаю, что у тебя на уме! – однажды вечером после пира заявил Вигмару старик Хальм. – Ты возмечтал выдать нашу красотку за одного из этих парней. Конечно, вся округа так широко разинет рты, что поймает по вороне, но я не думаю, что эта мысль особенно удачна!
– Почему же? – оживленно спросил Вигмар. Проницательность Хальма его не удивила: дядя его жены всегда отличался умом. – А мне, знаешь ли, эта мысль представляется очень даже удачной! Они посватаются к ней оба. Один преуспеет, а другой нет. Кого бы я ни выбрал – у меня будет зять-конунг, зато второй будет ему уже не таким верным другом, как сейчас!
– Да, хорошо бросить двум псам одну кость и посмотреть, как они подерутся! Но кости при этом тоже плохо приходится! А только болван сделает такой костью свою собственную дочь!
– Не волнуйся, старик, я кое-что придумал. Альдоне не будет грозить никакая опасность.
– Много было таких умных и до тебя! И всегда такие игры плохо кончались!
В спальном покое было тихо, но многие лежали без сна. Не спал и сам Вигмар. Из всей своей многочисленной родни и домочадцев он больше всех любил Альдону. Вигмар ценил ее ум, ее спокойный, рассудительный нрав, ее приветливость и ту самую снисходительность, которая как бы ставила ее надо всеми. Если бы она родилась дочерью конунга, она и то не могла бы держаться на своем месте лучше. Дочь была дорога Вигмару Лисице тем, что в равной мере утешала его ум, его глаз и слух, а также и его честолюбие.
Понятное дело, что он не торопился расстаться со своим сокровищем. К Альдоне не раз сватались, но безуспешно: сперва женихам отвечали, что она еще молода для замужества, а потом, когда Рагна-Гейда умерла, Вигмар стал говорить, что его усадьбе нужна хозяйка и он не может отпустить дочь, пока некем ее заменить.
Никто в округе не сомневался, что Вигмар Лисица раньше или позже женится снова; он и сам не скрывал этих намерений и, расспрашивая при случае о подходящих невестах, имел в виду не только своих взрослеющих сыновей, но и себя. Притом он объявлял, что брать в жены вдову, что было бы уместнее в его возрасте и при его положении, он не намерен и ищет девушку – не слишком юную, но и не увядшую, разумную, красивую и во всех отношениях достойную стать хозяйкой его богатой и многолюдной усадьбы. А пока таковая не объявлялась, домом хёвдинга Железного Кольца продолжала управлять его дочь. Но если уж рано или поздно ей придется покинуть отцовский дом, то едва ли выпадет случай устроить судьбу девушки приятнее и почетнее, чем выдать за будущего конунга.
Однажды Торвард ярл попросил показать ему Кузнечную гору. С ним отправилась целая толпа: Альдона, Ульвиг, Вальгейр, Арне, и с ними еще куча детей и подростков из усадьбы. Лейкнир тоже хотел пойти, но его Альдона не взяла: он разделял неприязнь тетки Вальторы, хотя и по другой причине, и его сумрачные взгляды портили Альдоне настроение.
– Мне, правда, хватило бы тебя одной, – вполголоса говорил Торвард Альдоне, идя с ней рядом по тропе позади галдящих младших. – С тобой всегда ходит так много братьев?
– Всегда! – лукаво улыбалась в ответ Альдона. – Меня считают лучшим сокровищем Золотого озера и охраняют.
– Это правильно! – согласился Торвард и вздохнул. – Если бы ты принадлежала мне, я бы тоже охранял тебя, как свое лучшее сокровище.
К Смидирбергу вела тропинка через долину и сосновый бор, поднимавшийся на длинный склон. Высокая, крутобокая, с заостренной каменистой вершиной, поросшая сосняком, перемежающимся с острыми скальными выступами, гора Смидирберг смотрелась грозно и величественно. В ней чувствовался особый, почти разумный дух, из-за чего, очевидно, предание и поместило Хродерика Кузнеца именно сюда. Одна тропа вела к старой кузнице в пещере, но там гостю было делать нечего, и Альдона повела Торварда в обход горы, на другой склон, где тоже нашлось бы на что посмотреть. Здесь тоже взбиралась по склону тропинка, петлявшая между большими камнями. Высоко впереди виднелась узкая щель пещеры, окруженная кустами можжевельника.
– Что там? – спросил Торвард, заметив черный лаз, и усмехнулся: – Неужели кладовые Хродерика?
– Нет, здесь жил кое-кто другой! – Альдона засмеялась. – Это Пещера Зверей. Еще ее называют Троллиной Охотой. Это гораздо забавнее. Сейчас мы тебе покажем.
Поднявшись по склону, они вслед за галдящими мальчишками вошли в пещеру, длинную и широкую, как гридница в богатом доме. При свете дня, падавшем в широкую щель в потолке, можно было разглядеть ее неровные каменные стены и черную пустоту в глубине. Дальше проход сужался, там царила непроницаемая тьма, и даже смотреть туда казалось страшновато.
– Вон, посмотри, там кабаны!
Альдона показала куда-то вверх, и Торвард увидел на стене пещеры, почти под самым сводом, какие-то белые пятна и линии на темном камне. Приглядевшись, он различил очертания бегущих кабанов – мощных, с горбатыми загривками, с вытянутыми рылами и острыми клыками. Нарисовано было так искусно и точно, что Торвард свистнул от изумления.
– Кто это нарисовал? – Он посмотрел на Альдону. – Тоже Хродерик Кузнец? Ничего себе умелец был!
– Нет. Это нарисовали тролли. Вон они и сами! – Альдона показала на маленькие фигурки, вроде человеческих, только очень мелкие рядом с кабанами. – Это было в древние времена. У троллей нет рун, чтобы ставить поминальные камни в честь своих подвигов, вот они и рисовали просто на стенах.
– У нас Рэв тоже такой тролль! – Арне хихикнул и дернул приятеля за вихор. – Схватит уголь и давай на стене рисовать! Ему Хладгуд сколько раз обещала все руки оторвать.
– Ему надо было в древние времена родиться! – Торвард тоже засмеялся и потрепал мальчишку по затылку. – Тогда за рисование на стенах не ругали бы, а хвалили!
– Пойдем дальше, там есть чудеса еще получше!
Альдона повела Торварда в глубь пещеры. Дальше на стенах и потолке обнаружилось еще множество рисунков: там были красно-рыжие олени с целыми кустами рогов на высоко поднятых головах, нарисованные охрой, почти не потускневшей от времени, были черные медведи, ростом вчетверо больше тощеньких охотников, которые целились в них копьями, были желтые быки-аурохи…
– А вот это самое главное чудо! – объявила Альдона, когда дневной свет почти померк позади. Арне и Рэв уже карабкались на стену с факелами, чтобы посветить гостю. – Смотри, какие чудовища!
Торвард шагнул ближе к ней, как бы для того, чтобы лучше видеть; теплая рука мягко обвила талию Альдоны, но она сделала шаг в сторону и обернулась; Торвард встретил ее предупредительно строгий взгляд и, больше не пытаясь подойти, стал смотреть на стену.
По стене неспешно шествовала вереница странных животных. Таких зверей Торвард никогда не видел и даже не слышал, чтобы такие где-то водились. Они напоминали… пожалуй, кабанов, только очень больших, с широкими висящими ушами. А самое главное, у этих зверей было два хвоста. Один, маленький, болтался сзади, а второй, длинный, спереди. Поначалу Торвард не понял, где же у этих зверей зад, а где перед, но потом догадался, что едва ли они всем стадом шагают задом наперед. По бокам переднего хвоста виднелись два страшных, вытянутых вперед зуба, усиливая сходство с кабаном. Торвард представил таких зверей живыми, ростом с быка, и содрогнулся.
– Это называется «великанская свинья», – пояснила Альдона. Сейчас она не улыбалась: мрак пещеры, стылый воздух, которым тянуло из-под горы, вид этих жутких созданий, чьи духи по-прежнему обитали в черноте, каждый раз бросали ее в дрожь. – Говорят, они тут водились, когда здесь совсем не жили люди, а только тролли. И говорят, что каждый из них был ростом с дом.
– Ну, это врут! – Торвард с сомнением качнул головой. Конечно, одолеть такого зверя ростом с дом было бы славным подвигом, но все же хорошо, что их уже нет. – Кто бы тогда сумел их перебить?
– Наши тролли говорят, что перебили их. Блоса рассказывала. Та, что ездит на олене и затоптала вашего дверга.
– Что-то не представляю! – с шутливым сомнением ответил Торвард. – Чтобы на олене и с каменным топором против такого зверя, да еще если он ростом с дом! Да он как поддаст своими зубами, которые наружу на пять локтей торчат, олень вверх копытами полетит!
– Они рыли огромные ямы, закрывали их ветками, загоняли туда «великанскую свинью», а потом забрасывали камнями! – со знанием дела пояснял Арне, которого очень занимала троллиная охота.
– Да уж, он знаток! – ухмыльнулся Вальгейр. – Они однажды играли в это дело, выкопали яму, а в нее провалилась корова! Стейнгард, наш управитель, их самих чуть камнями не забил! Корову еле вытянули, а она ногу сломала! Если б не Блоса, пришлось бы зарезать!
Арне убежал от смущения к самому устью пещеры: воспоминания о той «славной охоте» были не из приятных. Торвард посмеивался, вспоминая собственное детство, и чувствовал к «великанским свиньям» ничуть не меньшее любопытство.
– Неужели они съели таких громадин? – спросил он, имея в виду древних прожорливых троллей.
– Сожрали! Сами сознались. Ну, пойдем отсюда. Когда я здесь бываю, мне всегда страшно, как бы оттуда не вылезло что-нибудь такое…
Альдона кивнула в черную глубину пещеры, куда не доставал огонь факелов. Рэв испустил охотничий вопль и метнул туда палку, изображавшую копье.
– А далеко еще до конца? – спросил Торвард, заглядывая в черноту.
– Конца вообще нет. Эта пещера проходит под всей горой и идет еще дальше под землей. Так далеко никто не бывал, нам рассказывали тролли. Говорят, через эту пещеру можно прямиком зайти в Свартальвхейм… или даже в Хель.
Альдона взяла Торварда за рукав и слегка потянула, намекая, что пора уходить. Он перехватил ее руку и придержал, оставаясь на месте и вглядываясь в темную глубину пещеры. В тишине ему мерещилось, что где-то очень далеко в горе раздаются размеренные, гулкие удары по железу.
– Это… что? – вполголоса спросил он и обернулся к Альдоне. – Ты слышишь? Похоже на стук молота по наковальне. Это и есть… Хродерик Кузнец? Так это правда?
У Торварда был непривычно серьезный и даже озадаченный вид: одно дело – слушать предания и даже делать вид, что веришь, и совсем другое – встретить их живой отзвук.
Альдона тоже растерялась поначалу и вопросительно посмотрела на Вальгейра, но тот озабоченно прислушивался и сам ничего не понимал. В эти дни, пока в усадьбе гости, в кузнице никто не работал. Но, как видно, старый Хальм не утерпел. Он давно ворчит, что из-за этих фьяллей и слэттов вся работа встала.
– Да, это он, – тихо ответила Альдона, почти веря, что это правда. Хальм был в ее представлении таким же искусным кузнецом, как конунг Хродерик, и почти таким же древним. – Здесь, выходит, слышно… Я не знала. Ну, пойдем.
Они вышли снова на склон горы и побрели вниз, к долине, поросшей большими и маленькими редкими елками. После промозглой темноты пещеры свежий воздух казался особенно теплым и приятным, зелень и пестрые камни радовали глаз.
– Альдона, а почему зимой нет грибов? – приставал к сестре Арне.
– Не растут.
– Но березы же растут!
– Грибы зимой урастают обратно в землю, – убежденно поясняла Альдона. – Там под землей их собирают тролли. А летом грибы начинают опять расти вверх, а тролли хватают их за ноги, хотят удержать, визжат от досады, болтают ножками, стукаются головами о потолок и падают вниз!
Дети хохотали, Торвард тоже смеялся, представляя, как тролли пытаются помешать грибам вырастать из-под земли. Альдона посматривала на него: в наследнике Торбранда конунга и сейчас еще сохранилось что-то от любопытного, безрассудно смелого мальчишки, способного верить в любые чудеса, радоваться всему необычному и жаждать приключений. Не зря все дети усадьбы толпой ходят именно за ним, пристают с просьбами показать оружие, требуют рассказов о дальних землях и сражениях. Осмелев, уже на третий день мальчишки буквально висели на нем, и Альдона видела, как он поднимал разом троих, уцепившихся за его локоть. Он был взрослым человеком, но открытость души роднила его с детьми, и он чувствовал себя с ними своим среди своих и рассказывал с тем же удовольствием, с каким они слушали. Совсем не таким был Хельги ярл… При всем его дружелюбии в нем замечалась какая-то отстраненность, возвышенность, из-за которой при нем робели не только дети, но и сама Альдона.
Однако ни наивным, ни бесхитростным Торварда нельзя было назвать. Это доказывали и попытки обнять ее, предпринимаемые осторожно и только так, чтобы ни один из братьев не видел, и отказ от этих попыток, когда во взгляде девушки он не прочитал одобрения. Он прекрасно понимал, с кем имеет дело и на что может рассчитывать, а это уже говорило о проницательности, уме и опыте совсем не детских… «Сын ведьмы!» – вспоминалось Альдоне, и в самом взгляде его красивых темных глаз она начинала видеть что-то особенно необычное, глубокое, от чего ее пробирало чувство восторженной жути и робости – не перед тем, что она видела сейчас, а перед тем, что еще может в нем проявиться…
– А у вас там водятся тролли, ну, во Фьялленланде? – осторожно спросил Арне, сомневаясь, нет ли в его вопросе какого-нибудь оскорбления. Из разговоров старших он уловил, что Торвард ярл имеет какое-то отношение к ведьмам, и теперь сомневался, уместно ли в его присутствии упоминать нечисть.
– Еще как водятся! – Торвард как будто даже рад был случаю похвастаться. – Во-первых, у нас в самом Аскефьорде живут три еловых тролля. Днем они стоят на берегу над самой водой, приняв облик трех большущих старых елей, а ночью сходят с места и гуляют вдоль берега, проверяют, все ли в порядке. Я сам видел однажды, как они ходили. Представляете, топают три елки, корнями по камням переступают, ветками шевелят, глазами хлопают… На верхушках на стволе глаза, желтые такие. Ну, вот такие елки! – Торвард взмахом руки показал на ближайшую ель, мимо которой они шли.
Альдона вдруг вскрикнула и схватила его за руку. В ее крике слышался такой неподдельный испуг, что Торвард вздрогнул, а убежавшие вперед братья мгновенно примчались обратно. Альдона смотрела в ельник за краем тропы и обеими руками держалась за локоть Торварда, как в поисках защиты.
– Что с тобой? – тревожно спросил он, думая, не его ли рассказ так ее напугал.
– Там… – бормотала Альдона, не сводя глаз с опушки леса. – Я видела…
– Что?
– Лицо…
– Тролля? – деловито уточнил Арне.
Альдона покачала головой. Она увидела между еловыми стволами странное лицо – совсем похожее на человеческое, маленькое, с мелкими острыми чертами. За свою жизнь она видела немало троллей и хюльдр, но это лицо было каким-то особенным. Ее поразили глаза – огромные, ярко-желтые и горящие тусклым недобрым огнем. В нем чувствовалась сила, огромная, как гора, и такая же нечеловеческая.
– Оно смотрело… – Альдона повернулась к Торварду. – Оно смотрело на тебя.
– Ну и что? – Торвард огляделся, держа ладонь на рукояти меча. Он не слишком испугался и готов был познакомиться с загадочной нечистью поближе. – Вот если бы тут была «великанская свинья»… Да смотри, нет никого. Тебе померещилось.
– Значит, ты очень хорошо рассказываешь… – Альдона наконец сумела улыбнуться. Ей и самой хотелось, чтобы желтоглазое лицо оказалось только видением. – Ну, какие еще тролли у вас водятся?
– А еще у нас есть бергбуры! – успокоившись, начал опять рассказывать Торвард. Поначалу он поглядывал на Альдону, опасаясь еще чем-нибудь ее испугать, но потом увлекся. – Не слышал о таких, Арне? Понимаешь, во Фьялленланде очень много камня и очень мало земли, вся земля там только у моря, полосой вдоль берега, где пошире, где поуже, а дальше начинаются горы. Черные такие, высокие, крутые, сплошь из черного камня, там даже мох не везде растет. Там ни сеять что-то, ни скот пасти невозможно, и люди там почти не живут. А в горах живут бергбуры. Это такая смесь троллей и великанов. Они ростом примерно… ну, я бы у них считался маленьким, заморышем таким. – Торвард засмеялся, и Альдона с Арне тоже засмеялись, представляя рослого, сильного Торварда «заморышем». – А вот если тебя, парень, посадить ко мне на плечи, вот из нас и получится такой хороший бергбур. Они очень сильные, только очень уродливые и туповатые. У некоторых один глаз посреди лба, у других два, а у третьих – три. Они пасут большие стада черных коров, и их коровам не надо травы, они лижут голые камни и от этого жиреют. У нас многие люди мечтают раздобыть себе такую корову, потому что ей корма не надо запасать, очень выгодно. О, вернемся в усадьбу, напомни, я тебе покажу: там у некоторых моих парней есть бергбуровы зубы, у нас их носят как амулеты для здоровья и силы.
Торвард увлеченно рассказывал, Альдона смотрела на него со смешанными чувствами. Видно было, что он любит свой Фьялленланд, хотя там одни камни вместо земли. Не важно, правда ли это насчет бергбуров и их черных коров, но вполне объяснимо, почему во Фьялленланде возникли такие предания. Когда скотину нечем кормить, поневоле возмечтаешь о такой корове, что могла бы питаться камнями.
А может, и правда так. Чего на свете не бывает?
Торвард перехватил ее взгляд и замолчал. У него тоже остались неоднозначные впечатления от этой беседы. Он говорил о Фьялленланде, видя рядом с собой Альдону, и от этого они слились в его сознании в одно целое. Мысленно он видел Альдону в Аскефьорде, видел ее за женским столом в гриднице Ясеневого Двора, позади ствола священного ясеня, который растет из земляного пола посреди строения и уходит кроной выше крыши. Альдона очень ему нравилась: стройная, рыжеволосая, с ясными, блестящими глазами, с умным лицом, с добродушной и веселой усмешкой, она внушала ему и влечение, и уважение, без которого он и не мыслил настоящей привязанности. Ее рассудительность, уравновешенность, человеческая надежность, которые он умел оценить, в сочетании с красотой делали ее в его глазах редким сокровищем, которое жаль потерять. Стоя рядом с ней на тропе посреди ельника и глядя на нее, он вдруг ощутил, что эти рыжие волосы, это белое лицо без веснушек, эти серые глаза с зелеными искрами могут навек стать частью его самого. К женитьбе любвеобильный Торвард ярл относился очень серьезно; в будущей жене он хотел найти надежного и разумного советчика, помощника, способного заменять его в Аскефьорде во время долгих неизбежных отлучек, а Альдона была вполне способна с этим справиться. Такие не очень-то часто встречаются, и это он к неполным двадцати пяти годам знал по опыту.
Арне уже убежал куда-то, соскучившись рядом с ними, пока они молчали.
– Я тебя не очень напугал нашими троллями? – спросил Торвард.
– Нет, – Альдона качнула головой, догадываясь, что он хочет сказать ей что-то важное совсем не о троллях.
– Вообще-то у нас там хорошо. Не хуже, чем в других местах. Ты не хотела бы выйти за меня замуж? Я в общем-то не всегда такой легкомысленный, как выгляжу. Я умею ценить умных женщин. И я буду тебя любить, – серьезно добавил он, глядя ей в глаза.
Альдона набрала воздуху, но только вздохнула и отвела глаза. Она не знала, что сказать. Ей с трудом верилось, что все это происходит на самом деле, но Торвард ярл ей нравился. Она угадывала, что у них мало общего, что он человек сложный, горячий и увлекающийся, но тепло, открытость, искренность и стихийное, неосознанное благородство души придавали ему обаяние, которого она не могла преодолеть рассудком.
– Я не могу сама тебе ответить, – сказала она наконец. – Мой отец сам решит мою судьбу. Нужно спросить у него.
– Конечно. Я и не предполагал тебя похищать. Впрочем… если бы ты захотела… – Торвард усмехнулся. – Это было бы весело! Ну, не волнуйся, пусть все будет по порядку. Мы-то теперь знаем, как это делается! Я пришлю свататься самых знатных людей Фьялленланда, и они два года будут ездить туда-обратно, пока все до мелочи не обсудят!
Альдона засмеялась.
– А потом, если хочешь, я свожу тебя в Черные горы поохотиться на бергбуров! – пообещал Торвард, подбодренный ее смехом.
– Я скажу отцу сама, хорошо? А он потом скажет тебе, что решил.
Торвард не возражал: для него было важно согласие самой невесты, и если она не отказала ему, то все остальное для него не имело значения. Альдона шла домой в веселом расположении духа, посмеиваясь и изумляясь тому положению, в котором вдруг оказалась. Ну и дела! По правде говоря, ее больше занимало то, что к ней посватался будущий конунг. О том, хочет ли она быть женой Торварда, она сейчас почти не думала.
* * *
Пока Альдона и Торвард ярл гуляли у Смидирберга, Вигмар хёвдинг беседовал с Хельги ярлом. Оружие, которое было развешано на стенах гридницы, вызывало в госте тайное недоумение: серые, с черноватыми разводами, с золотистым отливом на свету клинки мечей, секир и копий могли быть изделием только свартальвов или Хродерика Кузнеца, но по виду ничем не отличались от современных. Здесь таился какой-то подвох: очень может быть, что Вигмар Лисица все-таки сам кует свои знаменитые клинки. Но было очевидно, что хозяин хочет сохранить их происхождение в тайне, и Хельги, как человек воспитанный, не досаждал ему расспросами и держал свои подозрения при себе.
Однако прощальные наставления отца он помнил, и теперь настала пора позаботиться об их исполнении.
– Среди слэттов найдется немало людей, кто хотел бы иметь такое оружие, – сказал он Вигмару, кивая на одну из секир, с красивым золотым узором на обухе. Это была секира Хроара, и он звал ее Золотой Вепрь.
– Это желание понятно, – Вигмар кивнул. Он сделал знак, и Хьёрт, подросток из дружины, снял секиру со стены и подал хёвдингу. – Острее и прочнее этой стали нет во всем Медном лесу. И я бы очень удивился, если бы узнал, что где-то в Морском Пути сейчас умеют делать такую же.
Вигмар снял с плеча один из своих длинных темно-рыжих волосков, положил его на лезвие секиры и слегка подул. Волосок распался на две части, обе они упали на пол.
– А прошлой зимой на охоте Хроар этим лезвием с одного удара надвое раскроил череп кабану. За такое оружие можно просить столько золота, сколько оно весит, – спокойно, без хвастовства, с уверенной гордостью продолжал Вигмар.
– Среди слэттов есть люди, способные заплатить и такую цену, – так же спокойно ответил Хельги. – Назови, сколько и какого оружия ты можешь выделить для продажи и сколько хочешь за него получить. В течение лета, еще до осенних пиров, мы расплатимся с тобой полностью – или товарами, если тебе что-то нужно, или серебром и золотом.
– Кто же не знает, что богаче Хеймира конунга нет никого на Морском Пути! – отозвался Вигмар, не давая понять, понравилось ли ему это предложение. – Но когда речь идет о таких дорогих вещах, никого не упрекнешь в излишней осторожности. Мы должны полностью доверять друг другу. Никто не знает, как сложится судьба. Я не ясновидящий и не могу знать заранее, не повернется ли мое оружие против меня самого. В этом случае продавать его, как ты сам понимаешь, было бы непростительно глупо. Всякое ведь может случиться, как говорят. Если я продам тебе, скажем, десяток мечей, или даже два десятка, получу за них сколько-то марок золота… довольно много… – Вигмар поднял глаза от секиры, которой все это время любовался, и многозначительно глянул на Хельги. – Как мне знать, что у тысячи доблестных слэттов не разгорятся глаза при виде тех двадцати мечей и они не устремятся ко мне сюда по твоим следам, чтобы раздобыть себе по мечу и заодно избавить меня от золота? Нет, все не так просто, Хельги ярл. Ты сам это понимаешь.
– Все просто только в глазах дурака, – согласился Хельги. – А умному человеку зачастую гораздо труднее принять решение, потому что он видит гораздо больше разных обстоятельств. Я не думаю, что ты обвиняешь в вероломстве моего отца – он не давал для этого повода, а ты достаточно умный человек, чтобы не быть вздорным. Но отчасти ты прав: мой отец не может поручиться за всех слэттов, сколько их есть, и тем более за тех людей, которые на торгу в Эльвенэсе увидят твои мечи и услышат о золоте. Конечно, такое дело невозможно сохранить в тайне.
Вигмар двинул бровью в знак согласия, одновременно намекая, что решить затруднение будет нелегко.
– Но я мог бы пообещать тебе помощь моего рода в том случае, если кто-то станет тебе угрожать из-за твоего богатства, – продолжал Хельги.
– Общая выгода – надежная связь, но она и легко рвется, когда выгода кончается.
– Мы могли бы скрепить наш союз и более прочными цепями. Что бы ты сказал, если бы я посватался к твоей дочери?
Хельги не знал, что сейчас почти повторяет слова своего отца, когда тот сватался к Хельге, его будущей матери. Но, в отличие от добродушного Хельги Птичьего Носа, тогдашнего хёвдинга Квиттингского Востока, хёвдинг Железного Кольца, не столько добродушный, сколько дальновидный и проницательный, к этому вопросу был готов.
Сейчас он пристально заглянул в глаза гостю: ему хотелось понять, что привлекает Хельги в этом браке, сама Альдона или только ее «приданое» в виде булатных мечей. Хельги спокойно выдержал его взгляд. От отца он унаследовал, кроме прочего, еще и драгоценное умение совмещать собственное удовольствие с пользой дела. Но если Хеймир конунг всегда думал об этом, то у Хельги это получалось невольно, бессознательно: искренне следуя своему чувству, он быстро умел найти в нем и полезные стороны, и поворачивал дело так, что чувство и польза взаимно служили друг другу.
– Не буду притворяться, будто знаю на всем Морском Пути лучшего жениха, чем ты, Хельги ярл, – ответил наконец Вигмар. – Никому другому я не доверил бы так же охотно мое ценнейшее сокровище, мою дочь. Но я не могу решить ее судьбу, не спросив о ее желании. Она сама даст тебе ответ.
– Разумеется, мы спросим ее, когда она вернется. Меньше всего я хотел бы принуждать к браку девушку, если я ей не по сердцу. Но пока об этом никто не знает, кроме нас двоих, я хочу предупредить тебя еще об одной вещи. Я не могу с полной ответственностью распоряжаться своей судьбой без согласия моего отца. Думаю, ты поймешь меня: едва ли ты одобрил бы, если бы кто-то из твоих сыновей обручился с девушкой, не спросив тебя. Поэтому я предлагаю вот что: мы сейчас объявим, что хотели бы заключить эту помолвку, но окончательное ее закрепление отложим. Не нужно спешить в важных делах, чтобы не уронить ничьей чести. Я вернусь домой и поговорю с отцом и дружиной. Если мой род будет того же мнения, что и я, я пришлю тебе и твоей дочери подарки. Это будет знаком к закреплению помолвки. И тогда в удобное время я вернусь, и мы справим свадьбу.
– Ты мудро рассудил, Хельги ярл! – Вигмар искренне восхитился умом и предусмотрительностью молодого человека. – Так мы и поступим.
То, что настоящая помолвка будет отложена, его не огорчило: без согласия Хеймира конунга самые священные и торжественные клятвы его сына не многого стоили бы. Да и сдержи он их, Вигмар ни за что не отправил бы любимую дочь за море, в дом, где ей будут совсем не рады.
Когда Альдона и Торвард вернулись в усадьбу, Гьёрдис еще во дворе окликнула ее:
– Альдона! Ты вернулась! Поди к отцу, он в спальном покое и хочет поговорить с тобой!
– Очень хорошо! – Альдона засмеялась над этим совпадением, еще не зная, как много у нее причин для смеха. – Я как раз тоже хочу поговорить с ним!
Она убежала, а к Торварду подошел Хельги, вышедший на звук ее голоса. Оба молодых ярла многозначительно глянули друг на друга: обоих подмывало поделиться важной новостью, но каждый сомневался, что это стоит делать до получения окончательного ответа.
– Я посватался! – первым объявил Торвард, который по своему душевному складу был противником тайн и умолчаний. – Все так и вышло, как нам предрекали. Помнишь, все говорили, что мы едем в Медный лес за невестой?
– Вот только предсказание не отличались точностью, кто же из нас должен жениться, – Хельги усмехнулся. – И это пока не ясно: я ведь тоже посватался.
Торвард недоверчиво глянул на него, но по смущенно прищуренным глазам Хельги понял, что это правда, и воскликнул:
– Ты говорил с хёвдингом? А с ней? Ну, и что?
– Я говорил с хёвдингом. Он сказал, что спросит у нее. А ты говорил с ней?
– Да. Она сказала, что спросит у него.
Они посмотрели друг на друга и засмеялись: больше им ничего не оставалось делать. Выходило, что каждый из них уже имел половину необходимого согласия: или девушки, или ее отца.
– Послушай, Хельги ярл, – перестав смеяться, Торвард положил руку на плечо Хельги. – Что бы они там ни решили, это ведь не поссорит нас с тобой. Мы пришли сюда как друзья, и я хотел бы, чтобы мы и ушли друзьями. Если девушка ничего не обещала нам обоим, то и незачем рубить ее пополам.
– Я очень пожалел бы о помолвке, если пришлось бы заплатить за нее ссорой с тобой, – ответил Хельги. – Если она выберет тебя, я не возьму ее против воли. И не вижу, почему за ее выбор я должен держать обиду на тебя.
Пока два ярла говорили во дворе, Альдона прошла в спальный покой к отцу. Как и ожидалось, тут собралась вся ее мужская родня, включая Гейра Длинного и Тьодольва со всеми их сыновьями, а также Ормульва Точило. Все сидели на лежанках и выжидательно смотрели на нее.
– Поди ко мне, моя радость! – Вигмар сделал ей знак подойти, взял за руку и усадил рядом с собой. – Нам нужно поговорить с тобой об очень важном деле.
– Да, и мне тоже есть что тебе сказать, – отвечала Альдона, слегка посмеиваясь над собой и своим смущением. – Торвард ярл посватался ко мне.
По рядам сидящих родичей пробежало движение, раздалось несколько восклицаний.
– И он тоже!
– Ну, денек урожайный!
– Женихов греби лопатой!
– Я так и знал! Я вам говорил!
– А ты? Что ты сказала? – тревожно воскликнул Гейр Длинный. – Ты ему не пообещала? Что ты ответила?
– Я сказала, что ты решишь мою судьбу, – ответила Альдона Вигмару. – Что я спрошу у тебя.
– Тогда мы оба должны спросить друг друга. Сегодня утром Хельги ярл тоже посватался к тебе. Итого, дочь моя, у тебя два жениха, и оба будущие конунги.
– Выходит, что так! – Альдона смеялась, считая это настолько невероятным, что даже забавным. Хоть она и думала о такой возможности раньше, но осуществление ее на деле не могло не поразить. – Сразу два!
– Наверное, ты уже подумала о том, кого из них двоих ты хотела бы видеть своим мужем, – заметил Вигмар. – Ведь нельзя сказать, что их сватовство было для тебя неожиданным.
– Пожалуй, да! – Альдона улыбнулась.
Вигмар смотрел на нее спокойно и испытывающе, словно хотел этим взглядом побудить ее собраться с мыслями. Альдона честно постаралась сосредоточиться, хотя волнение мешало ей думать и рассуждать здраво.
– Я понимаю, это очень важный выбор. Я бы хотела выйти замуж не для того, чтобы потом возвращаться обратно к вам, жаловаться, на тинге требовать назад приданое и с дракой делить права на детей! – Альдона улыбнулась, имея в виду, что уж она-то не будет так глупа, чтобы неразумным выбором навлечь на себя все эти беды.
– И кого ты предпочла бы? Мне бы хотелось, чтобы ты подумала как следует.
– Я предпочла бы Торварда ярла, если бы…
– Если бы он не был сыном мерзкой ведьмы! – воскликнул старый Хальм. – Я говорю тебе, Вигмар, ты сошел с ума, если думаешь породниться с ведьмой!
– Конечно, родство с ведьмой весьма неприятно, – согласился Вигмар. – Но все же твоим мужем будет не она, а ее сын. Можно ведь жить и отдельно от матери. Я хочу, чтобы ты была счастливой.
Родичи поджали губы. Альдона догадывалась, что все вокруг хотят совсем другого, что предубеждение против Торбранда конунга и Хёрдис Колдуньи слишком сильно, чтобы кто-то на Квиттинге добровольно согласился с ними породниться. Вигмар единственный здесь, кто готов примириться с сыном ведьмы, если она выберет Торварда. Из-за этого он уже повздорил с родичами, но готов защищать ее выбор всем своим влиянием. Альдона была благодарна отцу, но явное неодобрение родни ее смущало. Она не привыкла быть в разладе с семьей и идти против всех. Отец понял ее, и теперь она хотела понять его и сделать так, чтобы он остался доволен.
– Тебе нравится Торвард ярл? – спросил Вигмар.
– Ну, он… С ним весело, – неуверенно ответила Альдона, пытаясь взвесить и оценить силу своего увлечения. – Мне приятно быть с ним. Но если тебе кажется, что это выбор неудачный, то… Уж не настолько я влюбилась, чтобы потерять голову! – Альдона усмехнулась, показывая, что ее ум всегда сумеет посмеяться над незадачливым сердцем. – А как по-твоему?
– По-моему… – Вигмар пристально смотрел на нее, пытаясь понять, так ли ей легко, как она говорит. – Мне, честно говоря, не очень хочется отпускать тебя к фьяллям, к этой ведьме. Случись что, в такой дали мне будет трудно за тебя постоять. А еще хуже то, что фьяллям нельзя полностью доверять. Мы не можем каждому фьяллю подарить по мечу. А если мы подарим меч только Торварду ярлу, все остальные захотят раздобыть себе такие же, и нам опять придется ждать незваных гостей. И родство с Торвардом нам мало поможет. Так женитьба Торбранда Тролля на дочери последнего хёвдинга Квиттингского Запада ничуть не помогла миру на Квиттинге. Ты знаешь, что там заключили даже два брака: вторая дочь Фрейвида Огниво, Ингвильда, стала женой Хродмара Удачливого, лучшего друга Торбранда конунга. И это тоже не помогло, Хродмар Удачливый продолжал разорять Квиттинг, пока не умер.
– Короче, фьялли нам не нужны! – вставил Гейр Длинный, сурово глядя на племянницу.
Альдона опустила глаза. Привязанность к Торварду ярлу уже казалась ей неразумной прихотью. Конечно, он веселый и вообще с ним приятно, но что она будет делать там, одна среди фьяллей, в доме, где распоряжается ведьма Хёрдис? При одной мысли об этом ей делалось неуютно и расположение к Торварду улетучивалось.
– А вот породниться со слэттами нам было бы очень даже удобно и выгодно, – продолжал Вигмар. Он уловил перемену в ее настроении и теперь мог свободно говорить то, что думает, не боясь, что давит на дочь. – Если мы подружимся, то нас ожидают большие выгоды. Для нашей булатной стали мы не найдем лучших покупателей, чем слэтты. Их конунги всегда были богаче всех на Морском Пути. И они – наилучшие торговцы. Мы будем получать золото за наши клинки, не трогаясь с места. Зачем нам самим выходить в море – это утомительно, опасно, и опасно оставлять свою округу без должной защиты. Пусть торгуют те, кто умеет это делать. Родство с Хеймиром конунгом принесет нам большой почет и укрепит наше положение. Никакой Бергвид Черная Шкура не будет нам страшен.
– Мы сами будем конунгами Квиттинга! – вставил Хлодвиг. – Для этого нужно только, чтобы ты согласилась выйти за Хельги ярла. Чего тут сомневаться? Ты же согласна? Подумай! Ты будешь кюной слэттов! Это же самый знатный и богатый род Морского Пути! Что там Фьялленланд! Троллиный угол! Да у Хеймира конунга, наверное, любой свинарник красивее, чем у Торбранда вся усадьба!
– И как весело жить в Эльвенэсе! – вставил Тьодольв с видом добродушной зависти. – Там большое поселение, и всегда там сотни торговых гостей со всего света! Всегда там и новости, и товары какие пожелаешь! Пиры и песни каждый день! Вот бы нам всем там пожить хоть немножко!
Альдона улыбнулась. Слова Хлодвига и Тьодольва звучали убедительно. Она не была особенно тщеславна, но все же знатность и богатство Хеймира конунга, многолюдное оживление Эльвенэса, который нередко называли сердцем Морского Пути, выглядели очень соблазнительно. Не то что северный Аскефьорд, где зимой не рассветает, где уже от моря видны черные горы, круглый год покрытые снегом. И племя их диковатое, что и говорить… Как раз подходящее место для ведьмы Хёрдис, но едва ли для кого другого!
Альдона вспомнила Хельги ярла, и сейчас он показался ей гораздо привлекательнее, чем раньше. Ей рисовалось будущее, одинаково почетное и приятное, спокойное и веселое, благополучное среди благополучного, миролюбивого, разумного народа. Сомневаться было просто глупо.
– Ну, кому еще так повезло, ты мне скажи, кому? – снисходя к ее женской бестолковости, вразумлял сестру Хлодвиг. – К какой еще девушке в такую глушь, как у нас, приедет сын конунга, лучший жених Морского Пути? А ты еще думаешь? Думай быстрее, а то я решу, что у тебя в голове солома! Последние двадцать лет я был о тебе лучшего мнения!
– Если она откажется, мы Хлодвига переоденем и отдадим! – шепнул Вальгаут, сын Тьодольва, двоюродному брату Орвару, и оба прыснули от смеха.
– Да, я согласна. – Альдона кивнула с чувством облегчения и радости. – Пусть это будет Хельги ярл.
Тем же вечером на пиру Вигмар объявил свой выбор.
– У меня всего одна незамужняя дочь! – говорил Вигмар, стоя на своем месте с налитым кубком в руке. – Для сегодняшнего случая я хотел бы, чтобы их было две! Видят Светлые Асы – никогда в жизни я не мог мечтать о такой чести, чтобы к моей дочери посватались два лучших жениха Морского Пути!
Не знаю, как повернется судьба, но меньше всего я хотел бы, чтобы наше будущее решение ослабило мою дружбу хотя бы с одним из вас! Давайте же поклянемся друг другу в вечной дружбе, чтобы ни один из вас не держал обиды на меня и на своего счастливого соперника!
– Меньше всего я хотел бы потерять разом и друга, и невесту! – воскликнул Торвард. – Я готов принести клятву, что отказываюсь от невесты, если она выберет другого!
– Я произнесу клятву! – предложил Хельги, который еще днем подумал об этом. – Позволь нам принести клятву на твоем чудесном копье, Вигмар хёвдинг, и пусть Один покарает того, кто ее нарушит.
Вигмар взял Поющее Жало, стоявшее у стены возле его сиденья, и вышел с ним на середину к очагу. Хельги и Торвард взялись за древко, упертое в пол, и Хельги произнес клятву, которая в стихах имеет гораздо большую силу, чем в простых словах:
Светлым златом с лютой сталью
клятву ныне мы скрепляем,
Вар зовем нарезать руны,
верность клятвы нашей сверить:
добрых дис избранник первый
девой пусть владеет вечно;
тот, кто вынет жребий брака,
праздник пусть без горя справит.
Браги битв, чей жребий злые
рушат руки норны строгой,
тяжкий гнет обиды гневной
гнать из сердца нам клянется,
месть не пустит даже в мысли,
мирный пир враждой не губит.
Крепче стали, злата краше
прочный мир у Асов просим.
Хельги окончил, гридница разразилась радостными криками и похвалами.
– Замечательная клятва! – громче всех кричал Торвард ярл, отчасти завидуя ловкости языка своего соперника, поскольку сам стихов не сочинял. – Тебя наставляет сам Один, не иначе!
– Теперь мы можем объявить наш выбор! – сказал Вигмар, вернувшись с копьем к своему почетному месту и встав на ступеньки. Отсюда он казался самим Одином, правящим пиром в Валхалле, и все с замершим сердцем ждали его слов, как воли божества. – Узы давней дружбы связывают квиттов со слэттами и с конунгом Хеймиром! И никого, я уверен, не удивит наше желание сделать эту дружбу еще крепче. Сватовство двух знатных ярлов – большая честь для нас, и моя дочь готова отдать свою руку Хельги ярлу, сыну Хеймира конунга!
Домочадцы и гости, желавшие именно этого исхода, радостно завопили. Фьялли удрученно молчали, Торвард ярл бросил на Альдону сожалеющий взгляд. Он знал, что нравится ей, но его не удивило то, что ее родне больше нравится Хельги. Преимущество теплого и богатого Слэттенланда было очевидно не только родне невесты, но и сопернику тоже. Конечно, куда лохматым одноглазым бергбурам, один из которых жил непосредственно в горе у вершины Аскефьорда, против разряженных и сладкоречивых торговых гостей Эльвенэса!
– Я надеюсь, что ты, Торвард ярл, не забудешь своей клятвы! – напомнил Вигмар. – Я не хотел бы, чтобы этот выбор нарушил нашу дружбу с тобой.
– Я молодой, у меня память хорошая! – утешил его Торвард, бегло глянув на него и снова обратившись к Альдоне. – Но я хотел бы услышать от твоей дочери, что она сама предпочитает Хельги ярла.
Альдона потеребила браслет у себя на запястье, бросила на Торварда виноватый взгляд. Сейчас она сожалела, что держалась с ним слишком приветливо и неосторожно внушила надежды, которые не осуществились.
– Я… Я очень уважаю тебя и твой род, Торвард ярл, – начала она. – Вот только я боюсь, мне будет слишком трудно… Твоя мать, Хёрдис Колдунья, наверное, будет не слишком рада невестке, которая выбрана так внезапно… Не посоветовавшись с ней…
– Она будет не слишком рада. Но я сумею защитить мою жену и от моей матери, и от Мировой Змеи! – решительно ответил Торвард. Сейчас он уже не улыбался, вид у него стал довольно-таки грозный, и на Альдону от смотрел требовательно, словно призывал отбросить все побочное и думать о главном.
«Я буду любить тебя», – вспомнилось Альдоне. И ей вдруг стало стыдно за свою трусость, за неумение отбросить все, кроме любви… Но, видят вещие норны, если женщина умеет не только увлекаться, но и думать, это тоже неплохо!
– Ты ведь не все свое время проводишь дома, Торвард ярл! – напомнил Гейр Длинный.
– А такому доблестному воину будет нетрудно раздобыть себе другую жену, не хуже! – добавил Тьодольв и примиряюще улыбнулся. – На свете так много девушек!
– И я охотно помогу тебе в свою очередь раздобыть невесту! – сказал Хельги ярл. – Мы с тобой были друзьями и вместе одолевали трудности этого пути. Можно сказать, что ты помог мне добыть эту невесту, и теперь я готов помочь тебе. Только назови ту, которую ты хотел бы видеть своей женой. Сейчас или через десять лет – пожелай ты хоть деву из рода светлых альвов, я твой верный спутник! Клянусь!
– Надо побольше послушать песен! – Торвард через силу усмехнулся. Принять поражение ему было нелегко, но он знал, что обидой и досадой дела не поправишь. – Может быть, где-нибудь тут на горах спит валькирия, которую я мог бы разбудить!
Народ радостно загомонил: все видели, что отвергнутый жених смирился и ничто не мешает веселью. Вигмар подвел Хельги к дочери; Хельги взял обе ее руки в свои, наклонился и поцеловал ее, не зная, что еще сказать. Все опять выходило, как в древней саге: «Они обручились и любили друг друга очень сильно». Душа Хельги растворялась и блаженствовала в вечной красоте этого события; он не помнил о мечах и торговых выгодах, душа его была полна Альдоной и предвкушала счастье любви. Путешествие в зачарованную страну принесло ему счастье: прекрасная дева, дочь повелителя этой страны, как в сказании, пойдет с ним в его дом и навсегда озарит его иным светом. С ним случилось все то, о чем он еще ребенком любил слушать в сагах и преданиях. Сказания стали былью. Хельги снова вспомнил о матери. Как она счастлива, если сейчас видит это! Никто, даже родной его отец не знал, как много его невозмутимый и молчаливый сын унаследовал от той чистосердечной и мечтательной девушки, что звалась Хельга Ручеек, что выросла, стала его матерью, а потом умерла, так и не успев по-настоящему повзрослеть, до самой смерти сохранив детскую способность принимать любое чудо как должное, как естественную часть огромного, еще не познанного мира.
Альдона поднесла второй кубок Торварду; даже сейчас, когда все бесповоротно решилось и она не жалела о своей судьбе, ее все же огорчало, что у него такая неподходящая родня.
– Я бы хотела знать, что ты все же не очень печалился! – шепнула она ему, передавая кубок.
– Как сказать! – Торвард подмигнул ей. Она видела, что он старается казаться веселым, но все же расстроен и разочарован. – Если я скажу «нет», это будет не слишком вежливо с моей стороны, не так ли?
– Я бы хотела, чтобы ты не очень печалился, – повторила Альдона. – Поверь мне!
– Ну, я надеюсь, это быстро пройдет. Конечно, я был бы очень рад, если бы ты… Нет, если бы твои родичи выбрали меня. Что ты сама выбрала меня, я и так знаю. Я прав?
– У тебя такая мать… – Альдона отвела глаза от его слишком проницательного взгляда. – Знаешь ли, я с детства наслушалась о ней…
– Значит, мне помешала жениться моя мать?
– Надеюсь, в другом месте тебе больше повезет. Там, где ее не так знают. А здесь о ней знают слишком много. Ведь тут неподалеку живут ее родичи. И здесь же святилище Стоячие Камни, где она ворожила, и Великанья долина, где она жила со своим мужем-великаном. Это слишком страшно.
– Ну, теперь мне ничего не остается, кроме как поехать и познакомиться наконец с этими местами. Найдется здесь кто-нибудь, кто захочет меня проводить?
– Конечно. Твой двоюродный брат Лейкнир. Ему самое время поехать навестить отца!
Ее опять позвали к Вигмару: стали объявлять условия обручения. Жених и отец невесты принесли друг другу клятвы. У Альдоны кружилась голова: одно дело – предполагать, что то или иное событие может случиться, и совсем другое – видеть его свершившимся. Нарядное убранство дома, радостные крики гостей, а главное, десятки глаз, устремленные на нее с многозначительным и жадным любопытством, внушали ей, что все в ее судьбе отныне изменится, что и сама она скоро станет совсем не той, какой была. Теперь это уже не ее дом. Ее дом отныне – там, где Хельги сын Хеймира. Чем лучше Альдона осознавала, что этот человек, словно вышедший из древней саги, – ее будущий муж, а сама она – будущая кюна слэттов, тем меньше она в это верила. Это положение виделось ей находящимся в каких-то немыслимых заоблачных высях, и чудилось, что по пути в дом будущего мужа ей придется очень долго подниматься на какую-то высоченную гору, ехать по скалистым кручам мимо снега, льда, вровень с воздушной пропастью и облаками. Трудности предстоящего пути пугали, все происходящее казалось сном. Альдоне уже хотелось, чтобы все поскорее кончилось, хотелось уйти в девичью и лечь спать, а утром на свежую голову обдумать, что же такое случилось.
Из ларя в оружейной принесли пять мечей, которые Вигмар намеревался послать с Хельги в подарок его отцу и прочим родичам. Гости усадьбы восторгались и уже предвкушали, как будут пересказывать все это детям и внукам. Хлодвиг, счастливый в ожидании будущей чести больше самой невесты, принес свою арфу и уже пел какие-то хвалебные песни.
Хельги ярл, то и дело поглядывая на свою невесту, раскрасневшуюся от волнения, с блестящими глазами, более обычного похорошевшую, чувствовал себя вполне счастливо, но счастье его не бурлило и не кипело, а грело ровным, устойчивым теплом. Он отправился сюда, на Квиттинг и в Медный лес, чтобы найти свою Альвкару, свою мечту, которая поднимет его над скучноватым повседневным миром и вознесет в те прекрасные миры, о которых успела нашептать ему мать и к которым он так стремился душой. И эту Альвкару он нашел. Она оказалась не совсем такой, какой рисовали ее сказания, но действительность, даже самая лучшая, никогда не бывает точь-в-точь как мечта. Альвкара из сказаний была лишь образом возлюбленной, образом, которым он восхищался, не находя в действительности вокруг себя ничего, что заслуживало бы восхищения. Теперь он нашел, зачарованная страна под названием Медный лес подарила ему свое главное сокровище, золотое ядрышко из своей твердой скорлупы. Образ возлюбленной обрел яркие, живые черты, и Хельги был счастлив, любуясь Альдоной, почти как порождением собственного животворящего воображения.
