Глава 5
С самого начала Вигмару и Рагне-Гейде повезло: вдоль опушки леса бродило немало лошадей, напуганных пожаром, и они нашли даже двух оседланных. Должно быть, Модвидовы хирдманы так спешили напасть на усадьбу, что даже не потрудились как следует их привязать.
– Пригодится,– коротко сказал Вигмар, протягивая Рагне-Гейде уздечку.– Только Один знает, куда нам теперь придется ехать.
Рагна-Гейда молча кивнула. Они оба туманно представляли свои дальнейшие пути, но одно было несомненно: следовало уйти как можно дальше отсюда. И желательно никому не попадаясь на глаза.
Ведя на поводу лошадей, беглецы углубились в темный ночной лес. Ночь выдалась ясная, и света звезд вполне хватало, чтобы найти дорогу. Рагна-Гейда шла позади, кутаясь в чей-то плащ, подобранный в горящем доме, одну за другой переставляла деревянные ноги и ни о чем не думала. Девушке все еще казалось, что она спит: пожар усадьбы, смерть Модвида – все это было каким-то ненастоящим, как сон. Вон он, тот таинственный тихий лес, который она видела во сне, и эта незаметная тропинка, и Вигмар, молча идущий впереди. Так долго жданный и так неожиданно появившийся. Вот-вот покажется та избушка под моховой крышей. И уж теперь она не позволит Вигмару уйти туда, покинув ее в лесу! Рагна-Гейда мучительно боялась проснуться и снова остаться одной.
Но никакой избушки не появлялось, а был только бесконечный холодный лес, прозрачные капли воды, висящие на черных ветках, груды палых листьев на земле, мягко проседающие под ногами. Начало светать, тьма редела, чувства усталости и холода понемногу убедили Рагну-Гейду, что все происходящее не сон. Сон остался позади, отделенный от них долгой и страшной ночью.
– Вигмар!– негромко и жалобно позвала девушка.– Я больше не могу.
Вигмар замедлил шаг, повернулся, и лицо у него оказалось незнакомое: утомленное до полного равнодушия.
– Устала?– негромко спросил он, подойдя, и в его желтых глазах отражалось что-то совсем новое: мягкая, отстраненная жалость. Так смотрят на замерзающего щенка или птенца, выпавшего из гнезда. Но не на женщину, которую когда-то любили и ради которой совершали подвиги. Он, казалось, забыл, кто она и что их связывает.– Я тоже устал. Тут устанешь…
Вигмар имел в виду не только этот ночной поход через лес, но и все события последних месяцев, которые так тяжело дались им всем. Он осторожно погладил Рагну-Гейду по щеке тыльной стороной ладони, и ее щека показалась ему прохладной и гладкой, как кленовый лист.
– Скоро посидим,– пообещал он.– Найдем хорошее место…
Подходящим местом ему показался широкий лесной овраг, на дне которого можно было разжечь костер. Из оврага не будет видно огня, а дым потеряется в сером небе. В седельных сумках чужой лошади Вигмар нашел большой кусок хлеба и молча сунул его в руки Рагны-Гейды. Присев возле костра, он зашарил по поясу в поисках огнива.
И вдруг из кучи влажного хвороста проклюнулся огонек. Он возник сам собой, как росток из-под земли, но Рагна-Гейда не удивилась. Для удивления тоже требуются силы. Через несколько мгновений костер пылал, а Вигмар так и замер возле него, с кремнем в одной руке и огнивом в другой.
В языках пламени мелькнуло что-то живое, потом показались очертания лисьей мордочки. Рагна-Гейда уже поняла, что это такое, но не испугалась. Чего ей теперь было бояться?
А лисица вдруг обернулась девочкой ростом не больше локтя. Она удобно расположилась на куче горящего хвороста, словно на мягкой копенке сена, и ее пышные рыжие волосы, подол красного платья трепетали в лад с пляской огненных языков.
– Наконец-то ты вернулся!– звонко сказала она, шаловливо улыбаясь Вигмару.– Ну, что я тебе говорила? Ты помнишь?
– Что?– Вигмар нахмурился. Он помнил, что ему следует быть благодарным Грюле за спасение из горящей усадьбы и радоваться встрече с ней, но в душе его было пусто, как на пожарище.– Что ты говорила?
– Я говорила, что ты полюбил женщину и совершишь ради нее такие подвиги, которые Сигурду и не снились!– с торжеством воскликнула Грюла. Теперь она походила на веселого подростка, получившего долгожданный подарок. Полными чашами она пила изумление, ужас и горе, приготовленные на огне Кротового Поля, кровавый хмель пенился и бурлил в ее жилах. Великанша не платила за свое веселье страхом, горем, болью, какие судьба требует в оплату с человека.– Разве я не права? Подвиги совершены, и твоя девушка сидит рядом с тобой! Что же ты не весел? Чего тебе еще надо?
– А я должен быть веселым?– Вигмар криво усмехнулся, и его усмешка показалась Рагне-Гейде какой-то дикой.– Прости, но вот на этот подвиг я сейчас не способен…
– Фу, какой ты скучный!– Грюла звонко расхохоталась, болтая в воздухе ножками.– А я так повеселилась! И ты должен радоваться: ведь теперь ты так прославишься! А чтобы слава придавала сил, ее нужно принять! Не приду, пока не станешь таким, как раньше!
И она исчезла. Языки пламени взметнулись и опали; костер остался гореть как горел, но в овраге стало темнее. Вигмар бессмысленно смотрел в огонь, где только что улыбалось веселое личико, и звонкий, беспечальный голос Грюлы стоял в его ушах. Как видно, она не придет больше никогда. Потому что Вигмару никогда не стать таким, как прежде. Только духи живут вечно или почти вечно, не зная перемен. А люди меняются, потому что за свой короткий срок им приходится проживать много разных жизней.
– Я все это почти знала заранее,– сказала наконец Рагна-Гейда. Она не столько обращалась к Вигмару, сколько думала вслух, стараясь уяснить произошедшее самой себе.– Я гадала. Мать подарила мне руны… – Она прикоснулась к мешочку, привешенному к цепочке между застежками платья.– И выпали три руны: «Хагль», «Уруз» и «Науд». «Хагль» – это то, что случилось со свадьбой. «Уруз» – это ты. А «Науд» – это то, что нам теперь нужно. Сила и терпение.
– Да уж,– не девушке, а Грюле ответил Вигмар, бессмысленно глядя в костер и тоже думая вслух о своем.– Я своими руками убил своего вождя. Я принял у него меч и обещал верно служить ему. И убил. Ради женщины из рода моих кровных врагов. Куда там Сигурду!
Убийство Модвида потрясло его гораздо больше, чем убийство Эггбранда, потому что не укладывалось в его собственные представления о чести. Как странно сбылись слова Бальдвига, который предостерегал его от волчьей тропы! Его путь действительно стал путем предательства, но волком оказался не Модвид, а сам Вигмар! Он старался осознать произошедшее и не мог: случившееся было слишком ужасно и не укладывалось в мыслях. Он совершил один из поступков, которые покрывают человека несмываемым бесчестьем, стал конченым человеком в своих собственных глазах. Это действительно конец.
– Ты жалеешь об этом?– спросила Рагна-Гейда.
Вигмар подумал. Тот, кто хочет быть благородным на общий лад, сказал бы «да». Тот, кто хочет угодить женщине, толкнувшей на преступление, сказал бы «нет». Но Вигмар не хотел вообще ничего и потому просто покачал головой:
– Мне непонятно. Я не так уж любил Модвида, чтобы сейчас жалеть. Я пошел с ним, потому что вы сожгли моего отца. А так… Конечно, я не должен был этого делать… Но и не сделать не мог… Что зола, что пепел…
– Мы сожгли!– повторила Рагна-Гейда.– А ты на нашем месте поступил бы иначе? Если бы «мы» убили твоего брата!
Вигмар опять помолчал. Он не хотел считаться. Да и она не хотела, просто молчать, держа все произошедшее на сердце, казалось невыносимо.
– Я там у раудов встречал одного фьялля,– сказал Вигмар чуть погодя.– Он говорил: «Я не могу осуждать тебя за то, что сам сделал бы на твоем месте». Так что… Давай сейчас не будем. Что сделано, то сделано. С женщинами о мести не говорят.
Рагна-Гейда не ответила. Было время, когда они с Вигмаром говорили только о любви и верили, что так будет всегда. Но сейчас его лицо выглядело усталым и равнодушным, и не верилось, что это он не так давно глянул на нее с дикой ненавистью и пламя с крыши и стен бросало такие страшные отблески в его глаза.
Лицо Вигмара, озаренное красными отблесками огня, вдруг вызвало в памяти Рагны-Гейды еще одно видение, четкое, но совершенно непонятное. С ними уже случалось что-то похожее, но совсем другое. Настолько другое, что не верилось…
– Вигмар!– вполголоса окликнула Рагна-Гейда. Он поднял глаза.– Вигмар, ты помнишь… – продолжала она, с трудом подбирая названия всему тому, во что сейчас не верилось.– Прошлой зимой, когда Альвгаут Короед выдавал замуж Альвдис… Мы с тобой… Это было или не было?
Вигмар не сразу сумел взять в толк, о чем она говорит, но потом тоже вспомнил. Прошлой зимой, когда один из соседей женился, на пиру во время свадебного танца с факелами Вигмар в мужском ряду и Рагна-Гейда в женском оказались напротив друг друга. А есть такая примета: неженатому мужчине следует присмотреться к девушке, оказавшейся напротив него в свадебном танце – может быть, она его судьба? И оба они тогда вспомнили эту примету; оба улыбались друг другу через темное пространство, озаренное двумя десятками факелов, а потом, когда два ряда сошлись, Рагна-Гейда с такой готовностью протянула руку, как будто хотела подтвердить верность приметы. И они кружились, описывая двумя факелами сплошной огненный круг, и смеялись, словно предчувствуя свое счастье…
Сейчас во все это не верилось. Вигмар смотрел в лицо Рагне-Гейде и не мог ответить на ее вопрос: он сам не знал, была ли та давняя свадьба в доме Альвгаута Короеда, был ли пожар Кротового Поля. Существовали только этот холодный овраг и бледное, застывшее лицо Рагны-Гейды, в котором подрагивали невольные судороги от нестерпимого напряжения души и тела. Она так не походила на ту, прежнюю Рагну-Гейду, бросавшую при каждой встрече лукаво-задорные взгляды! Вигмар вглядывался изо всех сил, но не мог разглядеть ее лица: оно расплывалось, то расходилось на два, похожих, но совсем разных, то опять сливалось в одно. Вигмар не мог понять, кто сидит сейчас перед ним: та девушка, которую он любил, о которой мечтал уже целых три года, к которой стремился душой и телом, как к единственной на свете, или просто какая-то женщина из рода его кровных врагов, толкнувшая его на самое страшное преступление – убийство собственного вождя? Ни память, ни разум не давали ответа. Не было ничего: ни прошлого, ни будущего. Только холодный овраг, полупогасший костер и измученная, растерянная девушка в ярком наряде невесты.
Они помолчали, потом Рагна-Гейда тихо спросила:
– Куда мы пойдем?
На самом деле ей никуда не хотелось трогаться из этого оврага. Здесь было сыро и холодно, но здесь никто не требовал ответов, которых все равно нет.
Вигмар пожал плечами:
– На побережье говорят: поплывем между морем и небом. То есть куда глаза глядят… А куда ты хочешь попасть? Да, домой, наверное. Если люди Модвида туда еще не успели…
– Ты думаешь?– тревожно ахнула Рагна-Гейда. Ей вспомнился Гейр, ждавший дома, представилась мать, царапающая лицо в отчаянии, и оцепенение стало понемногу таять. У девушки еще оставались люди, которых она любила, поэтому ей было куда стремиться.
– Я теперь ничего не думаю,– устало ответил Вигмар, и это была чистая правда.– Мы пойдем к Боргтруд. Я заберу Эльдис и оставлю тебя. Пусть Грим проводит тебя домой. Тогда я буду с вами в расчете. Эггбранд за моего отца, ты за Эльдис. Но все же я не так глуп, чтобы показываться на глаза твоим родичам. Твой отец убит, а у братьев хватит ума обвинить в этом меня. Но это не я.
«Я не успел»,– хотел добавить Вигмар, но Рагна-Гейда судорожно всхлипнула и залилась слезами. Напряжение прошедших суток наконец прорвалось при этом последнем известии, и она зарыдала. Вигмар сперва удивился, а потом сообразил: она же ничего не знала. Не видела тела своего отца, не думала, во что ей обошлось избавление от Атли.
Вигмар молча смотрел в угасающий костер, слушая всхлипывания Рагны-Гейды. Он не стремился ее утешать: так и было нужно. Казалось, девушка оплакивает весь мир, весь Квиттингский Север, который уже никогда не будет таким, как прежде.
Небо постепенно светлело, но в лесу еще стояла тьма, как неподвижная серая вода. Влажное дыхание осеннего леса, полное горьковатого запаха гниющих листьев, гладило лица, глубоко в чаще кто-то вздыхал, жалея девушку, потерявшую разом почти всю семью. Вигмару казалось, что они остались вдвоем на всем свете, и от этого делалось легче. Все нити были порваны, они остались свободными от всего прежнего. Свободны, как две щепки в бурном море.
Наконец Рагна-Гейда наплакалась и успокоилась. Вигмар расстегнул пояс, стянул с плеч меховую накидку, снял со спутницы пропахший дымом чужой плащ и бросил свою накидку ей на колени.
– Одевай,– коротко велел он.– Замерзнешь, нам еще далеко идти.
Вытирая лицо платком, Рагна-Гейда послушно просунула голову в разрез накидки. На груди ее звенели золотые цепочки из кургана: Стролинги постарались побогаче убрать свою единственную в этом поколении невесту. И если она окажется последней, то им не придется краснеть за нее перед богами и предками.
С дуба на вершине Оленьей горы вся долина просматривалась хорошо. Гейр видел, как большой отряд, не меньше двух сотен человек, окружил усадьбу. Отчаяние разрывало парня изнутри: враги окружают родной дом, а он ничего не может сделать! Откуда Модвид взял столько народу?..
Но Модвид ли? Гейр рассмотрел, что у нападавших волосы разделены на две части и заплетены в косы над ушами. Это фьялли.
Постепенно Гейр сообразил, что произошло. Это война. Та самая война с фьяллями, о которой все давно знали, которую ждали и к которой готовились. Всего несколько дней назад у Стролингов был Ингстейн хевдинг, жалел, что не может поехать с ними на свадьбу, потому что должен посмотреть, как дальние усадьбы готовят людей в войско. И где же оно теперь, это войско? Может быть, Ингстейн хевдинг и успеет кого-то собрать и разбить хотя бы этот передовой отряд, но Стролинги из Оленьей Рощи уже не помогут ему ни единым человеком.
Впрочем, один, может быть, и будет. Слезая с дуба, Гейр точно знал, что им теперь делать.
– В нашей усадьбе фьялли,– сказал он женщинам, ждавшим в ложбине на заднем склоне горы.– Двести человек, не меньше. Уже внутри. Нам надо уходить.
– Не хнычьте!– прикрикнула фру Арнхильд на женщин, снова начавших причитать вполголоса.– От судьбы не уйдешь! Забудьте все, что вы потеряли, и думайте о том, что осталось!
Это был мудрый совет, и его приняли хотя бы потому, что ничего другого не оставалось. Гейр первым оценил правоту матери. Шагая впереди своей «дружины», он старался думать только о том, как довести всех невредимыми до усадьбы Боргмунда Верзилы, а потом до Ингстейна хевдинга. Прошлое как бы исчезло. Пропавшего не вернешь. Утешали только мечты о том, как он отдаст мать и прочих под защиту хевдинга, а сам наконец-то пойдет в битвы. И отец из Валхаллы увидит, что вырастил всех сыновей достойными людьми!
Переночевав в лесу, возле слабо тлеющих костерков, домочадцы Оленьей Рощи за следующий день прошли весь лес и к ночи надеялись добраться до Боргмунда Верзилы. Вокруг тянулись еще знакомые места. Вон за той долиной живет Грим Опушка, и уже в следующей будет последний лесок, по которому можно дойти прямо до усадьбы Перелесок… Гейру вспомнилось: в последний раз он проезжал здесь глухой осенней ночью, когда вез Эльдис к Боргтруд.
Гейр старался прогнать воспоминание, от которого чувство вины перед родом мучило еще сильнее, но каждый шаг давался все труднее. Наконец он не выдержал и махнул рукой:
– Идите прямо по солнцу, тут не заблудитесь. Я скоро вас догоню.
– Что ты задумал?– удивленно спросила фру Арнхильд.
– Я скоро вас догоню,– повторил Гейр, отводя глаза, и вскочил на коня.
Может быть, он сам во многом виноват. Но Эльдис никому ничего плохого не сделала.
Отдохнувший за время медленного лесного перехода конь быстро донес его до Гримова двора. Боргтруд возилась с корытом возле дверей свинарника и вопросительно обернулась, услышав стук копыт.
– Пришли фьялли!– вместо приветствия выдохнул Гейр.– Они уже захватили нашу усадьбу, и мы уходим к хевдингу. Идете с нами? Наши женщины уже почти возле усадьбы Боргмунда Верзилы, но вы еще догоните. Эту ночь мы проведем там.
– Зайди в дом, раз уж еще есть целая ночь,– ответила Боргтруд и вытерла руки пучком соломы. Она не удивилась и не испугалась.
Гейр оставил коня возле ворот и вошел в дом. Эльдис и Гюда, сидевшие с шитьем возле очага, разом вскочили на ноги. Гюда поклонилась, а Эльдис посмотрела на Гейра с тревогой. Он заметил, как сильно переменилась девушка: похудела, стала казаться выше ростом и вообще взрослее. Теперь она не щебетала, не кидалась навстречу, не дергала за рукав и не приставала с расспросами, а молча смотрела серьезными светло-карими глазами. Они не виделись с той ночи похорон, и Гейр казался Эльдис вестником ее судьбы. Наверное, так оно и было.
– Собирайся,– сказал он ей.– На днях здесь будут фьялли. Мы едем к хевдингу.
– Как – фьялли?– ахнула Гюда.
Немногочисленные домочадцы Грима столпились вокруг Гейра. Слишком углубляться в воспоминания не хотелось, и события последних дней он пересказал в нескольких словах. Его слушали в молчании.
– Я уверен, что Ингстейн хевдинг соберет войско и мы разобьем фьяллей,– закончил Гейр.– Если едете с нами, то собирайтесь быстрее. Ждать некогда.
– А ты сильно повзрослел,– сказала вдруг Боргтруд, внимательно смотревшая на рассказчика.
Эльдис закивала: лицо Гейра, непривычно суровое, с маленькими жесткими складками в уголках рта и между бровями, и ей показалось каким-то новым.
– Я теперь – старший брат,– угрюмо ответил тот.– И единственный… Так вы едете?
– Мы не поедем,– подавляя вдох, Грим покачал головой.– Спасибо тебе, Гейр хельд, но… Мы не слишком богаты, чтобы выжить в чужих местах. Мне некого дать в войско. У меня есть два молодых работника, но их убьют раньше, чем они поймут, в какой руке держать меч. Если фьяллям понадобится мой дом, ну, что же…
– Лучше нам умереть здесь, чем скитаться,– сказала Боргтруд.– А ее ты возьми.
Боргтруд кивнула на Эльдис, тревожно теребившую в руках какую-то тряпку и переводившую взгляд с одного говорившего на другого. Ей совсем не хотелось оставаться в доме, куда вот-вот придут фьялли. Разве для этого Вигмар когда-то не дал Хроару выбросить ее в лес? Разве для этого Гейр увез ее с кургана? Она хотела жить.
Гейр вопросительно посмотрел на девушку. Пожелай и она умереть в родных местах, он не стал бы отговаривать. От всех потрясений и потерь чувство детской жалости притупилось, и самым справедливым он полагал дать каждому возможность решать за себя самому.
Эльдис с лихорадочной поспешностью кивнула несколько раз, словно боялась, что Гейр откажется от нее.
– Я поеду, да,– торопливо сказала она.– Мне и собираться недолго. Чего мне собирать? Я сейчас! Сейчас!
Она засуетилась по дому, хватая то одну вещь, то другую, не зная, в какой мешок сунуть гребень и две-три рубашки, подаренные ей Боргтруд. Гюда пришла на помощь, и очень скоро Грим уже выводил из хлева небольшого, но крепкого пегого конька.
– Ой, что ты, оставь себе!– в ужасе ахнула Эльдис. Она понимала, какую ценность сейчас представляет любая здоровая лошадь.
– Возьми,– ответил Грим, седлая конька.– Иначе его возьмут фьялли. Для пахоты у нас еще есть Пятнашка… Если весной нам еще доведется пахать.
– Поехали,– хмуро сказал Гейр, опасаясь долгого прощания с разливанным морем слез.– А то не догоним.
Эльдис взобралась на своего Пегашку. На лице девушки отражались удивление и растерянность. Она тоже понимала, что уезжает навсегда.
– Послушай, а твои родичи… – неуверенно начала она, выехав вслед за Гейром за ворота двора.– Они не подумают, что я привидение? Или не захотят меня… обратно туда?
Гейр хмуро мотнул головой:
– Что о том тужить, чего нельзя воротить? Моя мать тебя не тронет… Как-никак, я теперь старший мужчина в семье… Вообще старший.
Но встреча, которую им устроили на усадьбе Боргмунда, превзошла все ожидания Гейра. Увидев Эльдис, фру Арнхильд изменилась в лице и изумленно вскрикнула, но быстро взяла себя в руки.
– Она живая?– деловито спросила она у сына.
Гейр кивнул. Короткий взгляд матери убедил: хозяйка поняла все.
– Это хорошо,– неожиданно сказала фру Арнхильд.– Ты зря не веришь своим предчувствиям. Ты должен им верить! Они тебя не обманывают, и твои величайшие глупости оборачиваются величайшими удачами!
– А где тут удача?– озадаченно спросил Гейр. Он ожидал долгой брани, всевозможных попреков и собирался отвечать лишь угрюмым молчанием. К похвалам он не приготовился!
– Только Один и Фригг знают, куда нам придется зайти и где мы найдем приют!– ответила Арнхильд и посмотрела на Эльдис.– А ведь отец этой козочки – знатный и могущественный человек!
– Что?– Гейр не понял. При упоминании отца Эльдис ему вспомнилось пожарище Серого Кабана. Какое уж тут могущество!
– Она ведь не дочь Хроара Безногого!– напомнила Арнхильд с таким торжеством, словно события пятнадцатилетней давности были делом ее рук.– Ее отец – совсем другой человек. Даже она сама не знает кто! А я знаю! Может быть, он отчасти сумеет заменить тех, кого мы потеряли!
– А нам можно туда идти?– спросила Рагна-Гейда, когда между деревьями опушки впереди показались знакомые ворота Гримова двора.
– Туда, я думаю, можно,– ответил Вигмар.– Грим не из тех, кто будет рад снять с меня голову и продать ее твоим родичам.
– Тогда пойдем,– подавляя вздох, сказала Рагна-Гейда.– Мне кажется, я целый год прожила в лесу.
– Хорошо бы, если бы прошел уже год!– Кажется, ответ Вигмара был не понятен даже ему самому.
Они шагом проехали через опушку и постучались в ворота. Каждому следовало думать сейчас о своих родичах, о тех, на встречу с кем еще оставалась надежда. Но против воли оба они думали о другом: в последний раз они навещали Грима и Боргтруд в тот самый день, когда заклинали Поющее Жало…
Ворота им открыла Боргтруд.
– Ну, вот!– удовлетворенно сказала она.– А эта глупая курица: фьялли, фьялли! Заходите.
– Какие фьялли?– от удивления Вигмар забыл даже поздороваться. И больше всего его поразило именно то, что Боргтруд не удивилась их появлению.
– А те самые, которые захватили усадьбу Стролингов. А может, уже и другие, я не знаю. Мы их ждем к себе в гости.
Рагна-Гейда вскрикнула.
– Ваши мужчины остались защищать усадьбу, а ваши женщины ушли к Ингстейну хевдингу,– продолжала старуха, ведя обоих гостей в дом и обращаясь поочередно то к одному, то к другому.– Мне это все рассказал твой младший брат, который вчера был здесь и забрал твою сестру.
– Гейр?– вскрикнула Рагна-Гейда.
– Эльдис была здесь?– воскликнул Вигмар.
– Да,– ответила Боргтруд обоим сразу.– Девочка жила у меня с тех пор, как он отбил ее у сварт-альвов и привез сюда. А потом парню выпало по жребию проводить женщин Оленьей Рощи в безопасное место, и он решил забрать Эльдис тоже. У тебя хороший брат, красавица. Он ничего не делает наполовину.
Рагна-Гейда не ответила. Она стояла у стены, прижимая руку к груди, и по лицу ее бежали слезы. На сей раз это были слезы облегчения: если бы девушку спросили, кого из родичей она больше всех хочет увидеть живым,– не задумываясь, выбрала бы Гейра. И если уж судьба решила оставить ей только одного из братьев, хорошо, что это он!
А Вигмар молчал, не зная, как отнестись ко всем этим новостям.
– Значит, Эльдис у Стролингов?– переспросил он, не понимая, радоваться этому или огорчаться. Это гораздо лучше, чем быть в Нифльхейме, и даже лучше, чем попасть к фьяллям. Но и Стролинги все же не те люди, которым он доверил бы свою сестру по доброй воле.
– Да, я же тебе говорю: он забрал ее еще вчера. Сказал, что ночевать будут у Верзилы, но утром собирались ехать дальше, к хевдингу. Едва ли вы их там застанете. Впрочем, попробуйте. Ты ведь и сам не знаешь, на что способен.
Вигмар криво усмехнулся, и Рагна-Гейда мимоходом подумала, что начинает привыкать к этой усмешке.
– Нет, добрая женщина, я теперь знаю, на что способен,– ответил Вигмар.– Я убил своего собственного вождя, которому клялся в верности, ради женщины из семьи моих кровных врагов. В древности были герои, совершившие нечто подобное, но для полного сходства с ними мне нужно погибнуть как-нибудь по-особому ужасно. Наверное, это я тоже сумею сделать. А что еще остается?
– Ну, что ж!– насмешливо отозвалась Боргтруд, глядя на Вигмара с притворной проницательностью.– Каждый по-своему хочет прославиться!
– Прославиться!– Вигмар негромко засмеялся, и в этом смехе промелькнула искра безумия.– Если бы я хотел прославиться! Но я хотел просто жить, хотел сам выбирать, кого мне любить. И старой славы мне не было нужно! Но ее-то я и получил! Никто не уйдет от того, что назначено! Я прославился так, что Сигурд и Старкад позавидуют! Вот только сам себе я совсем не завидую! Нисколько!
Вигмар смеялся, как одержимый троллями, и Рагне-Гейде стало страшно. Она подалась к Вигмару и положила руки ему на плечи.
– Не надо!– умоляюще воскликнула она, вглядываясь в заострившиеся, жесткие черты и стараясь разглядеть того человека, которого любила когда-то.– Не говори так! Может быть, еще все сложится…
– Сложится!– издевательски-весело передразнил Вигмар, взяв ее за плечи и слегка тряхнув.– Все уже сложилось: мой отец лежит, и твой отец лежит, и парочка братьев, и Модвид, и Атли… Только нас с тобой не хватает! Недолго ты пробыла замужем, о Хильд пламени моря! Ты погубила уже двоих, которые хотели взять тебя в жены. Остался только я. Погуби и меня, пожалуйста, я очень тебя прошу!
Рагна-Гейда слушала безумные речи, и в глазах ее выступали слезы ужаса; весь мир вокруг рушился с оглушительным грохотом и треском. Не оставалось ничего: ни рода, ни любви; холодные волны захлестывали ее с головой, и ни обычай, ни сердце не помогали удержаться.
При виде ее слез Вигмар немного опомнился. Рагна-Гейда хотела отстраниться, но он с силой обнял ее, прислонил ее голову к своему плечу и прижался губами к ее волосам. Они пахли дымом и горьковатым духом палой листвы. Рагна-Гейда затихла, а Вигмар глубоко вздохнул, стараясь прийти в себя и вернуть хоть немного из прежней бодрости и веры. Его тоже не покидало чувство, будто они вдвоем стоят под лавиной обломков гибнущего мира. Вигмар не знал, чего желать, чего просить у богов и от чего отказываться. Среди разбитого на куски мира не угадаешь, что тебя погубит, а что спасет.
– Все не так уж плохо,– заметила Боргтруд.– У ее брата в руках твоя сестра, а у тебя – его. Ты можешь догнать Гейра и обменять одну на другую.
Вигмар молча кивнул. Образы будущего оставались скрыты густым туманом, и ему не хотелось даже ради сестры снова ехать куда-то, с кем-то встречаться, доказывать свою правоту, взыскивать за какие-то вины, размышлять о долге и чести. Он так устал от всего этого, что ему хотелось окаменеть и навсегда остаться стоять вот так, как сейчас, обнимая Рагну-Гейду и не думая, кто перед кем виноват.
Усадьба Перелесок оказалась пустой и носила следы поспешных сборов. Приоткрытые створки ворот покачивались на ветру и равномерно, тоскливо поскрипывали.
– А там не может быть фьяллей?– боязливо спросила Рагна-Гейда, придержав коня шагов за двадцать до усадьбы.
– Нет.– Вигмар коротко качнул головой.– Там нет совсем никого. Я слышу.
Он действительно слышал: голос скрипящей двери был голосом покинутого и пустого дома.
Они въехали в ворота, оставили коней во дворе и прошлись по усадьбе. В хозяйском доме и в дружинном, в сараях и конюшнях открывалась одна и та же картина: всюду валялись разбросанные вещи, всяческая утварь, клочки соломы и сена, рассыпанный овес. И ни единой живой души, если не считать двух или трех кур в курятнике. Должно быть, их не успели поймать в суматохе сборов.
– Ах, да!– вспомнила вдруг Рагна-Гейда.– Я не подумала раньше. Ведь Боргмунд Верзила с сыном тоже были на сва… ну, там. Я только сейчас вспомнила. Наверное, они тоже… А даже если и живы, то поняли, что оставаться здесь нечего…
– Это они верно поняли,– задумчиво согласился Вигмар.– Оставаться здесь теперь, я бы сказал, неумно… Это если сказать вежливо… Ладно!– Вигмар махнул рукой, к месту вспомнив подходящую пословицу.– Что о том тужить, чего нельзя воротить! Иди, о Фрейя пряжи, в девичью и поищи там себе накидку. Едва ли здешние женщины успели забрать с собой все, что имели. И каких-нибудь рубашек… ну, чего там еще тебе нужно? Сейчас только Один и Фригг смогли бы рассказать, скоро ли мы догоним твоих родичей и вообще попадем к людям, которые нам хоть чем-нибудь помогут. Так что будем надеяться на себя.
С этими словами Вигмар повернулся и пошел в дружинный дом – пошарить по лежанкам и сундучкам в поисках чего-нибудь полезного. А Рагна-Гейда отправилась в девичью. Пустой дом с раскрытыми дверями, разбросанными вещами, опрокинутыми лавками и неубранной золой в очагах почти не напоминал ту зажиточную усадьбу Перелесок, в которой она нередко бывала раньше. Впрочем, сейчас это было даже к лучшему. Подбирая разбросанное тряпье, Рагна-Гейда находила рубаху или платье, встряхивала, прикладывала к себе, чтобы убедиться, не мало ли и нет ли больших дыр, и откладывала подходящие в сторонку. Скажи кто-нибудь раньше, что она станет копаться в чужих ларчиках и мешочках, радуясь каждому пустяку: иголкам и ниткам, гребешку с обломанным зубчиком, простым медным застежкам на платье – не расхаживать же с теми золотыми, которые украшали ее свадебный наряд! Существовал, правда, в глубокой древности один такой герой, которому под старость надоело жить и он вышел прогуляться с золотой гривной на шее, надеясь встретить грабителя. Но Рагна-Гейда была не такова: спасшись из огня, она теперь хотела жить дальше. Так, веретено ни к чему, а вот пара крепких башмаков очень даже пригодится… даже с ремешками, какая удача! Хорошо бы еще ножницы найти… Ну, ладно, можно и ножом отрезать, если что… За последние сутки в душе Рагны-Гейды произошел перелом: она привыкла к мысли, что прежний ее мир разрушен и не вернется. Конечно, высокородной деве из усадьбы Оленья Роща не пристало рыться в чужих обносках, но ведь усадьбы Оленья Роща больше нет, так о чем здесь говорить?
– Нам не помешала бы третья лошадь,– заметил Вигмар, созерцая довольно приличную кучу тряпья и прочих пожитков, которые, по мнению Рагны-Гейды, могли пригодиться в дороге. На самом верху кучи, как поминальный камень на вершине кургана, возвышался небольшой железный котел с цепями, чтобы вешать над очагом.– Правда, ты такая легкая, что на твою лошадь можно нагрузить еще столько же… Я там нашел мешок вяленой рыбы и полмешка ячменя. Но, пожалуй, жернова мы не будем брать? Боюсь, нам не встретится великанша, которая согласится их повертеть.
– Смеешься?– Рагна-Гейда покосилась на него с недоверчивой обидой.– Я и не думала тащить сюда эти жернова, они просто лежали на полу.
– Смеюсь!– со вздохом согласился Вигмар.– А что нам еще остается? А вот котел действительно возьмем.
Таким образом, с усадьбы Перелесок Вигмар и Рагна-Гейда уехали уже гораздо богаче, чем приехали. «Мы им заплатим, если догоним,– утешала себя Рагна-Гейда, думая о хозяевах усадьбы.– В моем свадебном наряде было не меньше пяти марок золота. На это можно купить стадо коров». Впрочем, она понимала, что в такое время, как теперь, ячмень будет дорожать, а золото – дешеветь. Трех забытых хозяевами куриц они тоже взяли. «Не оставлять же фьяллям!» – мудро заметил Вигмар, и на душе у Рагны-Гейды сразу полегчало. Им обоим делалось легче, когда они думали о простых вещах и забывали о том, что случилось. Раны души похожи на раны тела: их следует прикрыть, перевязать и предоставить жизненным силам природы вершить свое таинственное непостижимое дело заживления. А потом однажды найдешь на месте зияющей кровавой раны гладкую свежую кожу.
После полудня Вигмар и Рагна-Гейда въехали в узкую длинную долину, ведущую прямо на юг. Они уже достаточно отдалились от родных мест, Рагна-Гейда не знала даже, как эта местность называется. По обеим сторонам темнел неприветливый еловый лес. Наверняка за темно-зелеными развесистыми лапами скрывается болотистая земля, поросшая высокой, жесткой, высохшей до белизны травой.
Вдруг Вигмар резко натянул поводья и знаком велел ей остановиться. Он услышал… нет, не услышал, а каким-то звериным чутьем угадал впереди людей. Много-много чужих людей.
– В лес!– вполголоса приказал он и повернул коня к ельнику.
Рагна-Гейда послушно последовала за ним. В груди зашевелилось что-то холодное: она старалась держать себя в руках и не поддаваться страху, просто закрыть дверь и не пускать его в сознание, но он слишком настойчиво стучался.
Заехав на несколько шагов в глубь ельника, Вигмар соскочил с коня и забросил повод на сучок.
– Сиди здесь,– шепнул он.– Я пойду посмотрю.
«Не ходи!» – хотела попросить Рагна-Гейда, которой слишком страшно было снова остаться одной, но не попросила. Вигмар лучше знал, что делать.
Но не успел он сделать и двух шагов, как еловые лапы впереди закачались, обозначая чье-то движение, и из-за толстого бурого ствола показалась человеческая фигура. Вигмар мгновенно выставил вперед копье и приготовился к защите; натолкнувшись взглядом на сверкающий наконечник Поющего Жала, человечек замер, в ужасе выпучив глаза и нелепо подняв перед грудью ладони. Он был один и вид имел вовсе не воинственный.
– Тьфу ты!– с досадой и облегчением выбранился Вигмар, разглядев своего «противника».
Тот оказался маленьким и щуплым, его морщинистое коричневое лицо заросло жидкой бородкой, так что и не определишь, сорок ему лет или шестьдесят. Бедная одежда, коротко, неровно обрезанные пегие волосы выдавали рабское происхождение. Из оружия имелся короткий нож, больше подходящий для потрошения рыбы, чем для драки.
Несколько мгновений человечек не дышал, впившись в лицо Вигмара растерянным и испуганным взглядом, а потом перевел дух.
– А… я… – начал он, сам, как видно, не зная, что бы такое убедительное сказать для начала.
– Ты кто такой?– Вигмар не зря славился как хороший скальд и подходящие слова нашел быстрее.
– Не ходи туда, Вигмар хельд,– ответил человечек и поправился, бегло глянув на Рагну-Гейду: – Не ходите. Там рауды.
Язык его еще немного заплетался, но видно было, что Вигмара он испугался только от неожиданности, а настоящий страх остался где-то позади.
– Где?– спросил Вигмар. Рагна-Гейда осторожно тронула лошадь и подъехала поближе.
– Там.– Человечек махнул рукой назад, к перевалу долины.– Там рауды, большая дружина, человек сто или сто пятьдесят.
– А не десять или пятнадцать?– на всякий случай уточнил Вигмар.
– Нет, я много лет пасу скотину и умею считать,– не обидевшись, заверил человечек.– Вернее, пас… Мы из усадьбы Березовый Склон…
– Далековато же вы забрались!– сказала Рагна-Гейда. Она не знала, где находится усадьба Березовый Склон, но не видела поблизости ни одной березы.
– Верно, йомфру, мы шли целую ночь и все утро,– грустно кивнул человечек.– Мы шли бы и дальше, но те рауды перерезали нам путь. Наверное, им не нужны два жалких раба, но мы решили посидеть в лесу, пока они проедут.
– А где второй?– спросила Рагна-Гейда.
– Куда они двигаются?– одновременно с ней спросил Вигмар.
– Они едут к Соколиному Логу,– ответил человечек сначала Вигмару, а потом обернулся и позвал: – Гроди! Иди сюда! Нечего бояться, это Вигмар хельд из Серого Кабана!
Вигмар удивился, но и не смог сдержать усмешки: очень многие не согласились бы, что если рядом Вигмар хельд из Серого Кабана, то можно ничего не бояться! Впрочем, откуда двум чужим рабам знать, что он объявлен вне закона? Едва ли хозяин брал их с собой на тинг – туда берут не худосочных пастухов, а хирдманов.
– Откуда вы его знаете?– Рагна-Гейда задала тот самый вопрос, который хотел задать он сам.
– Мы видели Вигмара хельда в… в разных местах. В гостях у разных людей,– ответил человечек.
Тем временем из-за елового ствола показалась еще одна фигурка. Тощенький невысокий паренек лет пятнадцати был бледен, гладкие жидкие волосы падали на лицо и почти прикрывали глаза. Он как-то сжимался, словно хотел стать еще меньше, и явно не смел прямо взглянуть на Вигмара и Рагну-Гейду.
– Это Гроди, мой сын,– пояснил человечек.– А меня зовут Борре.
– Не сказала бы, что это самое подходящее для него имя,– заметила Рагна-Гейда.
– А наш хозяин считал, что наоборот.
– А кто он, ваш хозяин, и что с ним?– спросил Вигмар, пока Рагна-Гейда со смесью жалости и брезгливости рассматривала мальчишку.
– Его звали Альверат Кость. Но я боюсь, что это имя мертвеца, так что не стоит его называть без нужды,– с тихой печалью произнес Борре.– Он был на свадьбе в Кротовом Поле, но назад приехал один хирдман… Он не знал, жив ли хозяин, но зато видел, как утром туда к пожарищу приехали рауды и фьялли. Хозяйка приказала собираться, но нам с Гроди не хватило лошадей, да и кому мы нужны… Ты ведь не прогонишь нас, Вигмар хельд?– Борре с надеждой посмотрел на Вигмара.
– Откуда и куда я вас прогоню?– удивился Вигмар.– Идите куда хотите, мне-то что?
– Мы хотим пойти с тобой,– пояснил Борре.
– С чего это вдруг?
– Потому что наш хозяин мертв, я же говорю. А мы не знаем, куда деваться. Мы будем делать все, что ты прикажешь!– поспешно заверил он, приняв удивление Вигмара за колебание.– И мы знаем здесь все тропинки, мы выведем тебя куда ты захочешь.
– Знал бы я, куда я хочу!– проворчал озадаченный Вигмар. Его природная недоверчивость сейчас обострилась до предела, и хотя два раба не казались особенно опасными, он все же предпочел бы обойтись без них.
– Может, возьмем?– неуверенно предложила Рагна-Гейда.– Не знаю, как ты, но я никогда тут не была и ничего не знаю.
Борре смотрел на Вигмара глазами голодной собаки, подросток жался к его плечу, застенчиво пряча лицо.
– А почему вы решили прибиться именно ко мне?– спросил Вигмар.– Разве вы никого больше не встречали?
– У других есть свои рабы,– пояснил Борре, угадав, что решение Вигмара склоняется скорее в его пользу.– А кроме того, я немало слышал о тебе. У тебя так много удачи, что уж с тобой мы точно не пропадем. Но ты не думай!– поспешно заверил он, испугавшись, как бы их не сочли «прожорливыми» на чужую удачу.– Много ли надо двум рабам?
Вигмар опасался, что нежданное приобретение двух рабов заставит их ехать гораздо медленнее, поскольку лошадей для Борре и Гроди взять было негде. Но весь этот день им все равно пришлось двигаться по лесу, где вскачь не помчишься, так что потеряли немного. А польза от Борре и Гроди проявилась почти сразу же: они знали в здешнем лесу один крошечный дворик, где можно было переночевать.
– В таком лесу его не найдут никакие фьялли и рауды!– уверял Борре по дороге и был совершенно прав.– Да и зачем он им? Старой Ауд не слишком повезло: она прожила там семьдесят лет, но так и не разбогатела. У нее двух одеял никогда не было.
– Ничего, одеяла у нас есть свои,– утешил его Вигмар.– Даже на вас хватит. Главное, чтобы у этой вашей Ауд была крыша и очаг.
– А дров мы натаскаем!– тоненьким голосом заверил Гроди, впервые за день осмелившись открыть рот. (Как выяснилось потом, они с Борре считали Вигмара не просто любимцем Грюлы, а самой Грюлой, для каких-то таинственных целей принявшей человеческий облик.)
Хозяйке лесного дворика Ауд действительно не слишком повезло: низкорослая старуха с огромным выпирающим из-под накидки горбом была не только бедна, но еще и глуха, как еловая колода. За семьдесят лет она, похоже, разучилась удивляться, поэтому всего лишь поморгала красными морщинистыми веками, глядя на нежданных гостей, повернулась и ушла в дом.
– Ой!– в ужасе вскрикнула Рагна-Гейда и вцепилась в руку Вигмара.– Да у нее на загривке растет мох!
– Это просто медвежья шкура позеленела от старости!– успокоил ее Вигмар.– Не бойся. Когда ляжем спать, я положу рядом с тобой мое копье, и она к тебе не подойдет.
– А к тебе?
– А для тебя это важно?
Рагна-Гейда хотела ответить, но только подавила вздох и отвела глаза. И Вигмар потянул ее за руку в дом; сейчас было не время и не место рассуждать, дороги ли они друг другу и насколько. Сам Вигмар еще не понял, живы ли в нем какие-нибудь остатки прежней любви. Конечно, он не мог обвинять Рагну-Гейду в смерти своего отца, но все прошедшее, кровь их родичей и нарушение клятвы верности вождю, проложило между Лисицей и всем родом человеческим слишком глубокую пропасть. И Рагна-Гейда тоже осталась на другом ее краю.
В темной тесной избушке нашлась одна короткая лавка, несколько мешков по углам и пара глиняных горшков и плошек возле очага. Входя в низкую дверь, Вигмар задел наконечником копья притолоку. В избушке раздался гулкий звон; он упал в тишину, как камень в воду, раскатился по углам и не сразу затих. Рагна-Гейда вздрогнула, Борре охнул и остался с раскрытым ртом, Гроди спрятался за отца. А Вигмар смотрел на Поющее Жало с досадливым недоумением, как на живого человека, который придумал что-то некстати. Ему хорошо помнился этот звук, отмечавший последние дни жизни Эггбранда и Модвида. Но здесь, в лесной глуши, имея за спиной Рагну-Гейду, Вигмару совсем не хотелось драться.
Хозяйка волокла в самый дальний угол ворох веток и вытертых шкур, служивших постелью. При звоне копья она замерла, подняла голову, заморгала, щуря и без того пропавшие в морщинах глаза, стараясь разглядеть Поющее Жало.
– Давно не было у меня гостей,– тихим скрипучим голосом обронила она, словно только что заметив пришельцев.
На их приветствия старуха не ответила ни словом. Как видно, она слышала только Поющее Жало.
– Про фьяллей она, конечно, и не слыхала!– проницательно заметил Вигмар.– Не будем пугать старушку?
– Она вообще не слыхала, что на свете есть такое племя!– уверенно добавила Рагна-Гейда.– А испугать ее не удастся никому. Даже если явится парочка троллей с зеленым мохом вместо волос.
– А йомфру ясновидящая?– с простодушной радостью спросил Борре.
– Почему?– не поняла Рагна-Гейда.– Я умею гадать по рунам.
Вигмар бросил на девушку взгляд, полный странной смеси насмешки и сожаления. И Рагне-Гейде вдруг стало неуютно.
Быстро темнело. Гроди сразу пристроил к очагу котел с водой. Борре притащил из леса охапку хвороста больше себя самого и принялся варить похлебку из рыбы с ячменем. Старуха молча наблюдала за незваными гостями, но не говорила ни слова. Рагна-Гейда старалась на нее не смотреть: от тусклого взгляда хозяйки становилось не по себе.
– Кто-то идет,– сказал вдруг Вигмар. Трое остальных вздрогнули, Борре застыл с поднятой ложкой, которой собирался помешать похлебку.– Я слышу на тропе конский топот.
– Но это не тролли?– шепнул Гроди, и Рагна-Гейда подумала о том же.
– Сейчас узнаем,– невозмутимо пообещал Вигмар и встал возле двери, держа наготове Поющее Жало.
Замерев кто где сидел, гости старой Ауд ждали. Казалось, перед избушкой остановился целый отряд: стучали копыта, звенели сбруи. В домик залетали обрывки голосов, и у Рагны-Гейды немного отлегло от сердца: выговор был квиттинский.
– Эй, есть тут кто-нибудь живой?– крикнули снаружи, и увесистый кулак постучал в дверь.
– Тут живут люди или тролли?– подхватил другой голос, помоложе.
– Открывайте, мы сейчас не в том настроении, чтобы ждать до самой весны!
– А сами-то вы люди или тролли?– осведомился из-за двери Вигмар.
– Однорукий Ас!– возмутились снаружи сразу три или четыре мужских голоса.– Это уже наглость!
– Значит, не тролли!– сделал вывод Вигмар.– Чего вы хотите?
– Мы хотим переночевать под крышей. И хотелось бы – у огня!– заявил густой и решительный голос.– Но мы не тронем никого, если не тронут нас! Слово Гуннвальда Надоеды из усадьбы Речной Обрыв!
– Что Надоеда – это похоже!– согласился Вигмар.– Ну, что ж: раз уж мы сами навязались в гости без приглашения, то не вправе отказывать в гостеприимстве и другим.
– Может, не надо?– шепнул Гроди, забившийся в самый темный угол.
– Они все равно войдут!– сказала ему Рагна-Гейда, стараясь, чтобы голос звучал твердо.– Так что лучше не злить.
Вигмар тем временем открыл дверь и сделал шаг назад, держа копье наготове.
Наконечник почти уперся в железный умбон огромного ярко-красного щита, предусмотрительно выставленного вперед первым из гостей. Через порог шагнул рослый бородач с высоким залысым лбом и заметной горбинкой на носу, какие остаются после перелома. Длинный старый шрам пересекал лоб и ломал пополам одну из густых кустистых бровей. «Крепкий же у него череп, если уцелел после такого удара!» – мельком отметил про себя Вигмар.
– Переночевать под крышей – это так приятно!– приветствовал он гостя.– Особенно когда до Середины Зимы осталось чуть больше месяца.
Бородач глянул поверх окованной железом кромки и опустил щит.
– Приятно поговорить с умным человеком!– одобрил он.– Да, не слишком-то здесь просторно!
– А сколько вас?– деловито спросил Вигмар, словно собрался взимать плату за постой.
– Ровно десять человек. Правда, двое еще совсем маленькие.
Вскоре в тесном домике негде было повернуться. Среди приехавших оказалось шесть мужчин во главе с Гуннвальдом, две женщины и двое детишек. Увидев последних, Рагна-Гейда совсем успокоилась: разбойники и прочие дурные люди не таскают с собой жен и детей. Вигмар мог бы заметить, что в такое время многие мужчины без колебаний убили бы чужую женщину, чтобы добыть хлеба для своей, но не собирался пугать девушку такими предостережениями.
– Издалека ли идете?– спросил Вигмар, когда все более-менее разместились вокруг маленького очага и тянули к огню озябшие руки.
– Идем два дня,– охотно пояснил Гуннвальд. Несмотря на устрашающий вид, он не отличался угрюмостью и был довольно разговорчив.– А далеко ли ушли – спроси о чем-нибудь другом. Мы даже не знаем, где мы сейчас.
– А как же вы нашли этот дом?
– Нашли!– Гуннвальд хлопнул себя по колену и гулко хохотнул.– Чтобы мои враги так находили свои дома! Тролли кружили нас по этому троллиному лесу целый день! Мы уже собирались ночевать под елками, но тут Гьердис учуяла дым.
Гуннвальд кивнул на одну из своих женщин. Сидя в уголке, та уже беседовала с Рагной-Гейдой. На коленях спал двухлетний ребенок, накормленный кашкой из размоченного в теплой воде хлеба. Это был не ее ребенок, но где его мать, не знал никто.
– Рауды выпустили всех рабов и женщин, когда хотели поджечь усадьбу, и всех, кто согласился им сдаться,– рассказывала Гьердис.– Они вышли, а я не пошла – кто-то же должен был их перевязывать.– Она кивнула на мужчин возле очага.– А потом усадьба загорелась… Хорошо, что у нас одна стена была совсем ветхая. Она выходит… выходила к Бликэльвену, прямо на обрыв. Подойти оттуда невозможно, потому ее сто лет не чинили. Когда усадьба загорелась, мы все туда прыгнули. Нас было больше, человек пятнадцать или даже восемнадцать. Это с самого начала. Рауды стреляли в нас, наверное, кто-то утонул… Да, Сэмунд утонул, я видела. А мы выплыли – я и еще шестеро. Потом мы нашли в лесу Хладгуд с детьми. Это мальчик Арнора и Альвин, но мы их не видели больше…
Рассказ получился не слишком связным и внятным, но именно поэтому Рагне-Гейде казалось, что она вполне представляет себе произошедшее с усадьбой Речной Обрыв. Едва ли ее повествование о пожаре в Кротовом Поле оказалось бы красноречивее!
– Я не хотела с ними идти,– со вздохом добавила Гьердис, как будто признавалась в тяжком преступлении.– Я приношу неудачу. Но Гуннвальд сказал, чтобы я шла и несла Билле. Мы его зовем Билле, потому что он еще не разговаривает, а только бормочет. А Гуннвальд – он мой родич. Он отец моего первого мужа.
– Первого?– переспросила Рагна-Гейда. Гьердис выглядела не старше нее самой, но на ее голове серело вдовье покрывало.
– Да, я была замужем два раза. Мой первый муж погиб в море еще два года назад, а второй, Бьярни, прошлой зимой. Мы и года вместе не прожили.
– Ты принесла им удачу,– сказал Вигмар, оторвавшись от беседы с Гуннвальдом.– Оба они погибли в битве, а не зачахли на соломе. Оба они в Валхалле и вовсе не думают, что выбрали плохую жену!
– Сразу видно понимающего человека!– одобрил Гуннвальд.– Вот и я ей то же говорю. А она чего придумала! Пойду, говорит, к раудам, пусть у них будет моя неудача!
Рагна-Гейда и Вигмар обменялись многозначительным взглядом. Каждый из них мог бы сказать о себе то же самое.
Укладываясь спать, гости старой Ауд заняли лежанками из еловых лап весь пол, не оставив свободного пространства даже на ширину ладони. Выполняя свое обещание, Вигмар устроил Рагну-Гейду возле самой стены, подложил ей под бок Поющее Жало, а с другой стороны устроился сам.
– Ты это нарочно?– шепнула Рагна-Гейда, стараясь получше подоткнуть вокруг себя медвежью шкуру из «наследства» Боргмунда Верзилы.
– Что – нарочно?– не понял Вигмар.
– Повторяешь еще один подвиг Сигурда.
Вигмар только вздохнул. Все бы его подвиги были такими!
– Смеешься?– с горестным упреком шепнул он в ответ.
– А что нам еще остается делать?– грустно ответила Рагна-Гейда.– Сам же говорил…
Утомленные холодом и долгой дорогой товарищи Гуннвальда уже посапывали, когда один из хирдманов поднялся и, осторожно перешагивая через лежащих, направился к двери.
– Я бы на твоем месте, Олейв, не отходил далеко,– громким шепотом предостерег его Гуннвальд.– Здешняя старуха, по-моему, знается с троллями. Неплохо бы на ночь надеть ей мешок на голову. Мне не слишком нравится это место.
– Мне тоже, но если я не выйду, это место будет нравиться нам еще меньше!– отшутился Олейв, высокий худощавый человек лет тридцати с небольшим. У него было вытянутое лицо с длинным носом, рыжеватая бородка, а колпак из толстой грубой шерсти он не снял даже на ночь.
Противно скрипнула дверь, Олейв шагнул за порог и исчез. В дверь тянуло холодом осенней ночи, настоянным на запахе мокрой еловой хвои. Прошуршала ветка. Потом вдруг раздался сдавленный короткий вскрик.
Гуннвальд мгновенно оказался на ногах, метнулся к двери. Вигмар схватил Поющее Жало и одним прыжком оказался за порогом. Чудо, что ему удалось ни на кого не наступить.
При свете ущербной луны Вигмар и Гуннвальд сразу увидели какое-то большое и расплывчатое черное пятно, катавшееся по земле в пяти-шести шагах от дверей. До людей доносились жутковатые звуки: хрип, сдавленные вскрики, рычание и сопение. «Медведь!» – подумал Вигмар. И вдруг рука его, державшая Поющее Жало, сама собой взметнулась, замахнулась, и копье, как змея на добычу, метнулось в темноту. Оно буквально вырвалось из руки Вигмара, и его обдало ужасом: оружие, которое он привык считать своим, зажило своей собственной жизнью. «Ты что?– истошно крикнул голос в сознании Вигмара.– Темно же, в парня попадешь!» Но было поздно.
Длинный наконечник копья сверкнул золотистой молнией в отсветах ночного неба и ударился во что-то. Густой сноп багрово-золотистых искр взлетел во тьме и погас. К небу взмыл пронзительный леденящий вой, бросивший в темный лес сотни отзвуков и отголосков. Вигмар и Гуннвальд против воли подались назад; никакой медведь так выть не мог, совсем рядом с ними подавал голос чужой, неживой мир.
Рычание и сопение утихло. С места схватки теперь долетали всхлипы, хриплый надрывный кашель и постанывание.
Все произошло так быстро, что люди в доме едва успели подняться и добежать до дверей.
– Огня, огня давайте!– опомнившись, заревел Гуннвальд и устремился вперед.– У-у-ув-ф!– вдруг взвыл он.– Троллиный камень!
Хирдманы уже несли из дома факелы и пылающие головни. Вигмар подошел к Гуннвальду и замер, присвистнув от изумления. Олейв лежал на земле, его рубаха и неподпоясанная накидка были разорваны на груди, и не просто разорваны, а располосованы на мелкие клочки. А рядом с ним виднелся продолговатый черный камень размером с овцу. Подъезжая к дому Ауд в сумерках, Вигмар не видел здесь никакого камня. А сейчас он появился, и в нем торчало Поющее Жало, погруженное почти на всю длину наконечника.
Хирдманы с факелами окружили их, кто-то поднимал Олейва, кто-то изумленно рассматривал камень.
– Вот это копье!– восхищенно протянул Гуннвальд.– Даже камень бьет! Сорок шесть лет живу – такого не видел. Сварт-альвы ковали?
– Похоже на то,– озадаченно потирая щеку, отозвался Вигмар.– Я как-то не догадался спросить…
– У кого?
– У бывшего хозяина.
Гьердис тем временем присела возле Олейва и осматривала его раны. Его лицо, горло и грудь были покрыты длинными глубокими царапинами, разорванную одежду запятнала кровь, серые глаза почти вылезали из орбит, а шерстяной колпак пропал куда-то. Дрожащими руками он хватался за грудь, точно хотел убедиться, на месте ли сердце.
– Оборотень!– еле выговорил наконец Олейв, судорожно сглатывая и кривясь от боли.– Я вышел… Он набросился… Как медведь… Шерсть… Клыки… Вонючий… В горло хотел… И вдруг ударило – и он в камень… Хорошо, что я оказался сверху – а то бы раздавил! Воды дайте!
– Говорят же умные люди: не оставляй копье в теле врага!– глубокомысленно изрек Вигмар, рассматривая Поющее Жало.
До него наконец дошло, что случилось. Есть много рассказов о волшебном оружии, которое обращает всякую ночную нечисть в камень, поскольку несет в себе небесный огонь. А копье сидело в камне так прочно, как будто выросло из него. И еще не настолько созрело, чтобы отломиться.
– Теперь не вытащить?– сочувственно спросил один из хирдманов, Арингард.
– Не попробуешь – не узнаешь,– вздохнул Вигмар и взялся за древко.
Нельзя сказать, чтобы Поющее Жало вышло из камня легко. Подняв наконечник, Вигмар внимательно осмотрел его: ни царапин, ни зазубрин.
– Ведь Грюла сказала, что оно теперь твое,– проговорила Рагна-Гейда. Вслед за мужчинами и Гьердис она тоже вышла из дома и потихоньку пробилась в середину тесного кружка.– А значит, оно всегда вернется к тебе.
– Хотел бы я знать, кого я убил,– сказал Вигмар, переводя взгляд с копья на камень.
В черном боку виднелась глубокая узкая щель.
– А здесь такие водятся,– сказал Борре, смирно стоявший позади всех.– То ли совсем дикие тролли, то ли помесь троллей с медведями. Их у нас зовут просто люрвигами – «лохматыми». Но раньше они не кидались на людей. Наверное, этот очень сильно оголодал.
– А у тебя копье заклятое? На нечисть?– спросил Гуннвальд, глядя на Вигмара с еще большим уважением, чем раньше.
– Да, пожалуй.– Вигмар пожал плечами.– Оно сначала принадлежало одному зловредному мертвецу… а потом перешло ко мне, когда я отрубил хозяину ту подставку для шлема, которую он считал своей головой.
– Да пойдемте же в дом!– позвала Гьердис, сидевшая на земле возле Олейва.– Поднимите его! И воды! Хладгуд!
Олейва отвели в избушку. Он не получил серьезных ран, только никак не мог прийти в себя: осоловело ворочал глазами, хватался за грудь и просил пить.
– Все равно мы теперь скоро не заснем,– сказал Стейнмод Две Стрелы – парень лет двадцати с небольшим, невысокий, но плотный и круглолицый. Брови двумя тонкими стрелками поднимались от переносья вверх, как две стрелы, чем и объяснялось, видимо, его прозвище.– Ты бы рассказал нам эту сагу… Про мертвеца.
Остальные тоже смотрели на Вигмара выжидательно и настороженно.
– Приятно знать, что рядом есть человек, умеющий одолевать нечисть!– поддержал товарища Гуннвальд.
Понимая, что покоя все равно не видать, Вигмар неохотно принялся рассказывать. Рагна-Гейда слушала вместе со всеми, и в памяти ее оживало прошедшее: тот пир, на котором Вигмар подбил ее братьев раскопать курган, и как Гаммаль-Хьерт ходил ночами вокруг их дома, и как они с Вигмаром заклинали копье… Это были опасные воспоминания: слишком многое они воскрешали того, что должно быть навеки погребено. Рагна-Гейда смотрела на прошлое как бы издалека, и ей казалось, что к нынешней ее жизни все былое уже не имеет отношения. Все, кроме Вигмара. Он останется в ее душе навсегда.
– Так, выходит, это правда?– сказал Гуннвальд, когда Вигмар кончил.– У нас один человек говорил… Ну, слухи-то ходят быстрее огня по сухой траве, тем более когда речь идет о золоте… Так вот, у нас в Речном Обрыве был один мудрец… То есть подраться он тоже был не дурак, но и будущее знал так хорошо, как иной и прошлого не помнит. Глюм его звали. Так он говорил: Квиттингский Север будет благополучен, пока золота не трогают. А как тронули, растащили – все, попала наша удача. Выходит, так и есть.
– Может, в этом есть правда,– согласился Вигмар.– Но если бы курган не трогали, это копье сейчас лежало бы под землей. И кое-кого здесь сожрал бы дикий тролль. А мне думается, что и против фьяллей оно послужит неплохо. Если сила есть – глупо позволять ей пропадать под камнями.
В домике стало тихо, только потрескивал огонь и старая Ауд ворочалась в самом дальнем углу.
– Теперь я вспомнил, почему твое имя показалось мне знакомым,– сказал Стейнмод.– Это ведь тебя на Остром мысу объявили вне закона?
– Меня,– спокойно согласился Вигмар.– Вас это беспокоит?
– Пусть тролли беспокоятся!– отрезал Гуннвальд.– У нас хватает своих забот, чтобы еще волноваться о чужих. Мы знать не знаем этого Кольбьерна. Пусть бы ты перебил хоть всю его семью…
– Осторожнее!– предостерег Вигмар.– Вот эта береза нарядов – его дочь.
– Кто?– Гуннвальд обернулся и уставился на Рагну-Гейду, как будто впервые увидел девушку.
Та на миг опустила веки, подтверждая сказанное.
– И она теперь идет вместе с тобой?– уточнил Гуннвальд, как будто сам не видел.– И не пытается зарезать ночью? Да-а!– удивленно и уважительно протянул он.– Я бы сказал, что ты очень удачливый человек.
– Ты волен говорить все, что хочешь,– заметил Вигмар.– Но я сам о себе этого не сказал бы.
Гуннвальд помолчал, оглядел своих людей, потом кашлянул.
– А я вот что подумал,– начал он.– Вы ведь идете к Ингстейну хевдингу?
Вигмар кивнул.
– И мы туда идем,– продолжил Гуннвальд.– Только дороги не знаем. Мне думается, нам с вами стоит держаться вместе. Так надежнее, верно? У тебя копье, а мы… Мы тоже кое-чего можем.
– А вы не боитесь… Ведь можно сказать, что из-за меня Квиттингский Север растерял золото и утратил силу?– спросил Вигмар. Мысль пришла в голову только что, и он еще не успел обдумать, насколько она верна.– Вы не боитесь, что на меня легло какое-нибудь проклятие?
– Если у того оборотня и есть какой-нибудь наследник, то это скорее ты, чем кто-нибудь другой,– заметил Стейнмод.– Копье слушается тебя.
– Слушается,– проворчал Вигмар, вспомнив, как стремительно и легко Поющее Жало впилось в горло Модвиду.– Вам ведь еще не все мои подвиги известны.
– Да нам и не надо их знать!– Гуннвальд решительно отмахнулся.– Чего бы ты ни натворил – ты жив, а это уже большая удача. Поделись с нами этим – пусть все эти мужчины, женщины и дети останутся живы и невредимы. А большего сейчас и не надо.
Вигмар помолчал. Может быть, в словах Гуннвальда есть правда. Нужны ли вообще в такое время понятия о чести? Выжить бы, и слава великим богам.
– Ну, что же!– сказал он наконец.– Раз пришло такое время, что на нас поднялись разом два чужих племени и свои собственные тролли в придачу, то добрым людям только и остается, что покрепче держаться друг за друга.
– Мудрый правду без подсказки скажет!– с удовлетворением отметил Гуннвальд и прямо над пламенем очага протянул Вигмару свою огромную, как лопасть весла, ладонь.
И Вигмар подал ему свою. Раз они любят одни и те же пословицы, то столкуются наверняка.