Глава 7
— Алло! Алло! Джефф, это вы? Вы меня слышите?
— Слышу, слышу, майор. Можете так не кричать.
— Терпеть не могу эту чертову связь. Куда лучше обыкновенный телефон — такой, где видно, с кем говоришь.
— Был бы у нас обыкновенный телефон, наши друзья-азиаты могли бы нас подслушивать. А почему бы вам не попросить Боба с полковником устроить видеоканал? Уверен, что им бы это ничего не стоило.
— Боб уже придумал, как это сделать, но Шир занят выше головы собирает установки для алтарей, и мне не хочется его отвлекать. Вы не могли бы подыскать хоть несколько человек ему в помощь? Механика, например, а лучше двоих, и радиотехника? С производством у нас никак дело не ладится. Шир уже с ног валится. Мне каждый вечер приходится приказывать ему, чтобы шел спать.
Томас подумал.
— Есть тут у меня один человек. Бывший часовщик.
— Часовщик? Замечательно!
— Ну, не знаю. Он немного не в себе, у него всю семью перебили.
Тяжелый случай, почти как у Фрэнка Митсуи. Кстати, как там Фрэнк? Приходит в себя?
— Кажется, да. Не совсем, конечно, но он как будто очень увлечен работой. На нем теперь и кухня, и вся канцелярия, которую вели вы.
— Привет ему от меня.
— Хорошо. Теперь об этом часовщике. Когда будете вербовать людей для Цитадели, можно их отбирать не так тщательно, как для оперативной работы. Раз уж они попадут сюда, им отсюда не выйти.
— Знаю. Когда я направил к вам Эстеллу Дивенс, я не стал особо ее проверять. Но я бы ее к вам не послал, если бы ее не собирались забрать и отправить за океан в веселый дом.
— Вы все сделали правильно. Эстелла молодец. Она помогает Фрэнку на кухне, шьет вместе с Грэхемом мантии, а Боб Уилки обучает ее работать с пара-радио. — Ардмор усмехнулся. — У нас, кажется, возникают сексуальные проблемы. По-моему, Боб в нее втрескался.
— Правда? — Голос у Томаса неожиданно стал серьезным. — Командир, а не начнутся из-за этого какие-нибудь истории?
— Не думаю. Боб — человек порядочный, а Эстелла — замечательная девушка, можете мне поверить. Если биология пересилит, я возьму и поженю их — как верховный священник наивеличайшего Бога Мотаа.
— Боб не согласится. Если хотите знать, он в душе немного пуританин.
— Ну, тогда как высший гражданский чиновник в этой нашей деревушке. Не придирайтесь. Или пришлите мне сюда настоящего священника.
— А что если прислать еще несколько женщин, майор? Когда я направлял к вам Эстеллу, то ни о чем таком не думал, но тут хватает молодых женщин, которым помощь нужна не меньше, чем ей.
После долгой паузы Ардмор ответил:
— Капитан, это очень трудный вопрос. К моему большому сожалению, должен сказать, что у нас все-таки военная организация, а не миссия для спасения людей. Вербовать женщин вы должны только для выполнения определенных функций, которые им по плечу. Ни в каком другом случае вербовать женщин не следует. Даже ради того, чтобы спасти их от веселых домов Паназии.
— Хорошо, сэр. Слушаюсь. Не надо было мне посылать к вам Эстеллу.
— Ну, что сделано, то сделано. С ней-то все как будто в порядке. И если женщина нам подходит, смело ее вербуйте. Похоже, война кончится не скоро, и я думаю, что нам будет легче поддерживать боевой дух, если здесь будет смешанное общество, а не чисто мужская компания. Без женщин мужчинам трудно, они теряют перспективу. Но в следующий раз лучше пришлите кого-нибудь постарше — какую-нибудь такую мать-настоятельницу или дуэнью. Например, профессиональную медсестру средних лет. Чтобы могла помогать Бобу в лаборатории и в то же время стать для них вроде приемной матери.
— Постараюсь.
— И пришлите того часовщика. Он нам позарез нужен.
— Сегодня же вечером устрою ему проверку под наркозом.
— А это необходимо, Джефф? Если паназиаты перебили его семью, ясно, на чьей он стороне.
— Это он так говорит. Мне будет спокойнее, когда я услышу от него то же самое после укола. Вдруг его подослали?
— Хорошо, вы правы, как всегда. Делайте свое дело, а я буду заниматься своим. Джефф, когда вы сможете передать храм Алексу? Вы нужны мне здесь.
— Алекс мог бы принять его хоть сейчас и продолжать то, что мы начали. Но насколько я понимаю, моя главная задача — вербовать «священников», которых можно будет посылать на самостоятельную работу — создавать новые ячейки.
— Это верно, но разве Алекс не сможет это делать? В конце концов, окончательную проверку они проходят здесь. Мы ведь решили, что ни один человек не должен узнать, чем мы на самом деле занимаемся, пока не окажется здесь, в Цитадели, под нашим контролем. Так что если Алекс ошибется и пришлет не того, кого нужно, ничего страшного не случится.
Джефф еще раз мысленно взвесил то, что собирался сказать.
— Послушайте, командир, вам оттуда, может быть, представляется, что все очень просто, но на самом деле это совсем не так. Мне кажется…
Он умолк.
— В чем дело, Джефф? Нервы сдают?
— Наверное.
— Почему? По-моему, операция идет по плану.
— Пожалуй… Может быть. Майор, вы сказали, что война кончится не скоро.
— Да.
— Так вот, лучше бы она кончилась поскорее. Иначе мы можем ее проиграть.
— Но она не может скоро кончиться. Мы не имеем права начинать активные действия, пока у нас не будет достаточно верных людей, чтобы нанести удар сразу повсюду.
— Да, конечно, только надо бы, чтобы это случилось как можно быстрей. Как по-вашему, что для нас страшнее всего?
— Ну, если нас кто-нибудь выдаст, случайно или намеренно.
— Нет, сэр, я с этим не могу согласиться. Вам так кажется, потому что вы смотрите на все из Цитадели. А я здесь вижу совсем другую опасность, и она меня постоянно беспокоит.
— Какую, Джефф? Выкладывайте.
— Самая страшная опасность, которая все время висит у нас над головой, как дамоклов меч, — это что власти сами начнут нас в чем-то подозревать. Они могут догадаться, что мы не те, за кого себя выдаем, — не просто еще одна идиотская западная секта, годная только на то, чтобы держать рабов в узде. Если им это хоть раз придет в голову, а мы будем еще не готовы, — нам конец.
— Ну, не стоит нервничать, Джефф. В случае чего вы достаточно вооружены, чтобы без труда пробиться сюда, на базу. Пока вы в одной из их столиц, атомную бомбу они на вас не сбросят, а новый экран над Цитаделью, если верить Кэлхуну, выдержит и атомный взрыв.
— Сомневаюсь. Но даже если и так, то какой нам от этого толк? Ну укроемся мы там и будем сидеть, пока не умрем от старости. Как мы отвоюем страну, если не сможем и носа высунуть наружу?
— Хм-м-м… Никак, конечно. Но у нас будет время, чтобы придумать что-нибудь еще.
— Не обманывайте себя, майор. Если они поймут, в чем дело, — мы проиграли, и тогда американский народ лишится своего последнего шанса. По крайней мере, в этом поколении. Нас все еще слишком мало, какое бы там новое оружие ни придумали Кэлхун с Уилки.
— Ну, допустим, что вы правы. Но ведь вы знали все это еще до того, как отправились в город. Откуда такая паника? Может быть, это просто переутомление?
— Может быть. Но я говорю о той опасности, которую вижу. Если бы мы действительно были религиозной сектой и не имели никакого оружия, они оставили бы нас в покое, верно?
— Правильно.
— Значит, нам приходится как-то скрывать, что у нас есть много такого, чего нам иметь не положено. Вот в этом и есть главная опасность, и мне здесь она хорошо видна. Во-первых. — Томас начал загибать пальцы, забыв о том, что командир его не видит. — Во-первых, этот защитный экран вокруг храма. Без него мы обойтись не можем, нельзя допустить, чтобы в храм пришли с обыском. Но то, что он существует, немногим лучше любого обыска. Если какой-нибудь паназиатский начальник вздумает явиться нас проверить, несмотря на нашу неприкосновенность, — спектакль окончен. Я не смогу его убить, но не смогу и допустить, чтобы он вошел в храм. До сих пор мне, слава Богу, удавалось заговаривать им зубы и обходиться щедрыми взятками.
— Джефф, но ведь они и так знают, что храм защищен экраном. Знают с того самого первого дня, когда познакомились с нами.
— Думаете, знают? Сомневаюсь. Я припоминаю свой разговор с Кулаком — уверен, что тому офицеру, который пытался войти в главный храм, просто не поверили. И готов спорить на что угодно — его уже нет в живых, у них так заведено. Солдат, которые при этом были, можно не считать. Теперь вторая опасность — персональные экраны, которыми защищаемся мы, «священники». Я воспользовался своим только один раз и очень об этом жалею. К счастью, это тоже был рядовой солдат, который не стал бы об этом докладывать: ему бы никто не поверил, и он потерял бы лицо.
— Но, Джефф, «священники» не могут ходить без экранов! Нельзя, чтобы хоть один посох попал в руки противника. Я уж не говорю о том, что без экрана эти обезьяны могут сделать «священнику» укол наркотика, прежде чем он успеет покончить с собой.
— Мне вы об этом можете не говорить, я понимаю, что без экранов нам нельзя. Но и пользоваться ими мы не рискуем, приходится опять-таки заговаривать зубы. Еще одна опасность — нимбы. Это была ошибка, командир.
— Почему?
— Конечно, на суеверных они производят впечатление. Но паназиатские начальники не суевернее нас с вами. Возьмите Кулака — я был у него в нимбе. На него это впечатления не произвело; мое счастье, что он не обратил на нимб особого внимания — должно быть, решил, что это просто фокус для привлечения верующих. А если бы подумал и решил выяснить, как я это делаю?
— Да, пожалуй, — сказал Ардмор. — Наверное, в следующем городе нужно будет обойтись без нимбов. — Поздно. Нас здесь официально называют «святые люди с нимбами». Это наша торговая марка.
— Ну и что? Джефф, мне кажется, тебе прекрасно удалось все скрыть.
— Есть еще одна опасность. Не такая непосредственная — она вроде бомбы замедленного действия.
— Да?
— Деньги. У нас слишком много денег. Это вызывает подозрения.
— Но вам же нужны были деньги для работы.
— Уж я-то это прекрасно знаю. Иначе мы не могли бы так далеко продвинуться. Вы знаете, командир, их еще легче подкупить, чем американцев. Для нас это нарушение правил, на которое смотрят все-таки неодобрительно, а для них — важный элемент культуры. И слава Богу, благодаря этому мы для них вроде курицы, которая несет золотые яйца.
— А почему вы считаете, что это бомба замедленного действия? В чем вообще здесь опасность?
— Вспомните, чем кончилась история с той курицей. В один прекрасный день какой-нибудь умник вздумает поинтересоваться, откуда в курице берется столько золота, н разберет ее на части. Пока что все, кто с нас что-то имеет, смотрят на это сквозь пальцы и норовят хватать, пока дают. Готов спорить, что до поры до времени никто не проболтается, сколько ему досталось. До Кулака, скорее всего, еще не дошло, что у нас, судя по всему, неограниченный запас американских золотых монет. Но когда-нибудь он об этом узнает — вот тут-то бомба и взорвется. Если не удастся подкупить и его под каким-нибудь благовидным предлогом, — он затеет расследование, которое кончится для нас плохо. И все равно рано или поздно мы наткнемся на такого чиновника, у которого любопытство пересилит жадность. Когда этот день настанет, у нас все должно быть готово!
— Хм-м-м… Наверное, вы правы, Джефф. Что ж, постарайтесь сделать все, что сможете, и поскорее навербуйте как можно больше «священников». Будь у нас хоть сотня надежных агентов, которые работали бы с людьми так же успешно, как вы, — мы могли бы назначить «день Д» уже через месяц. Но пока что это может занять не один год, и вы правильно говорите, — события могут разыграться раньше, чем мы будем к ним готовы.
— Я вижу, вы понимаете, почему мне не так просто подыскивать «священников». Тут нужна не только преданность, они должны уметь морочить людям голову. Я этому научился, когда был хобо. А Алекс не умеет, он слишком честный. Но я уже почти завербовал одного, его фамилия Джонсон.
— Да? А что это за человек?
— Раньше торговал недвижимостью и хорошо умеет уговаривать людей. Его бизнес паназиаты, конечно, прикрыли, а в трудовой лагерь он не хочет. Сейчас я его прощупываю.
— Если решите, что подходит, присылайте его сюда. А может быть, сначала я посмотрю на него сам.
— Что-что?
— Я слушал вас и думал, — Джефф, я ведь плохо представляю себе обстановку. Надо бы приехать к вам и увидеть все своими глазами. Раз уж мне предстоит командовать парадом, я должен понимать, что к чему. А сидя в этой норе, я отрываюсь от жизни.
— Но я думал, что у нас с вами этот вопрос давно решен, сэр.
— То есть?
— Кого вы оставите исполнять обязанности командира — Кэлхуна?
Ардмор несколько секунд помолчал, потом сказал:
— Идите вы к черту, Джефф!
— А все-таки?
— Ну ладно, давайте об этом не будем.
— Не обижайтесь, командир. Я хотел, чтобы вам все стало ясно, поэтому и говорил так долго.
— Вы правильно сделали. Я хочу, чтобы вы все это повторили, и как можно подробнее. Я посажу Эстеллу и велю ей записать все, что вы скажете. А потом мы из этой вашей лекции сделаем инструкцию для кандидатов в «священники».
— Хорошо, но давайте немного позже, у меня через десять минут служба.
— Неужели Алекс не может даже провести службу?
— Да нет, у него не так уж плохо получается. Его проповеди даже лучше моих. Но это самое удобное время для вербовки, майор: я присматриваюсь к людям, а потом беседую с каждым по отдельности.
— Ладно, ладно, отключаюсь.
— Пока!
На богослужения в храме теперь собиралось множество народу. Томас не обольщался мыслью, что причина этого — особая привлекательность учения о Великом Боге Мотаа: уже во время службы вдоль стен накрывали столы, и на них появлялась обильная еда, приобретенная на золото Шира. Тем не менее Алекс справлялся неплохо. На его проповедях Джеффу иногда казалось, что старому горцу в конце концов удалось примирить свою совесть со столь необычной работой, и теперь он как будто проповедовал собственную веру — так убедительно у него получалось.
«Если он будет продолжать в том же духе, — сказал себе Джефф, женщины того и гляди начнут падать в обморок. Надо бы сказать ему, чтобы не так нажимал».
Однако обошлось без неожиданностей, и вот уже зазвучал заключительный гимн. Прихожане пропели его с большим увлечением, после чего дружно направились к столам. Подобрать подходящие мелодии для гимнов долго не удавалось, пока Джеффа не осенила идея написать новые слова к самым обычным патриотическим песням Америки. Теперь стоило прислушаться повнимательнее, и можно было услышать, как те, кто посмелее, повторяют прежние, подлинные слова.
Пока прихожане были заняты едой, Джефф расхаживал среди них, гладя по головке детей, благословляя всех налево и направо и слушая, о чем они говорят. Когда он проходил мимо одного из столов, какой-то человек встал и остановил его. Это был Джонсон, бывший торговец недвижимостью.
— Можно вас на два слова, святой отец?
— Я слушаю, сын мой.
Джонсон дал понять, что хотел бы поговорить наедине. Они выбрались из толпы и остановились у алтаря.
— Святой отец, я сегодня не могу вернуться домой.
— Почему, сын мой?
— Я так и не смог перерегистрировать свою карточку. Сегодня мой последний льготный день. Если я покажусь дома, мне не миновать лагеря.
Джефф строго посмотрел на него.
— Ты ведь знаешь, что слуги Мотаа не подстрекают к неповиновению светским властям.
— Но вы же не дадите им меня арестовать!
— Мы не отказываем в убежище. Может быть, дело не так плохо, как тебе кажется, сын мой. Если сегодня ты переночуешь здесь, завтра кто-нибудь может взять тебя на работу и перерегистрировать твою карточку.
— Значит, я могу остаться?
— Можешь.
Томас решил, что Джонсона уже можно оставить навсегда. Если подойдет, поедет в Цитадель для окончательной проверки, а если нет, — останется служкой при храме: помощников с каждым днем требовалось все больше, особенно на кухню. Когда прихожане разошлись, Джефф запер двери и проверил все помещение — не остался ли в храме кто-нибудь кроме постоянных помощников и тех, кому разрешили остаться на ночь. Таких набралось человек шесть; к некоторым из них Джефф присматривался, надеясь впоследствии их завербовать.
Когда осмотр был закончен, а храм убран, Джефф выпроводил всех на второй этаж, в спальни, и запер за ними дверь. Он делал так каждый вечер.
Алтарю со всеми спрятанными в нем чудесными приспособлениями непрошенное любопытство не грозило — он был защищен отдельным экраном, который включался из подвала, но на всякий случай Джефф хотел быть уверен, что никто к нему не подойдет. Ежевечернее запирание дверей, конечно, сопровождалось священнодействием, смысл которого сводился к тому, что нижний этаж — место святое и находиться там никому не дозволено.
Алекс и Джефф спустились в подвал, заперев за собой тяжелую, окованную железом дверь. Там в большой комнате стояли силовая установка алтаря, аппарат связи с базой и те самые две койки, которые Малыш Дженкинс раздобыл в их первый день в Денвере. Алекс разделся, принял душ и улегся в постель.
Джефф тоже скинул мантию и тюрбан, оставив только бороду — теперь она была у него собственная, — надел комбинезон, сунул в зубы сигару и вызвал базу.
Следующие три часа он диктовал под храп Алекса, а потом тоже лег спать.
Проснулся Джефф с каким-то тревожным чувством. Свет не горел, значит, разбудила его не утренняя побудка. Несколько минут он лежал неподвижно, потом протянул руку и взял с пола посох.
Кроме него и Алекса, мирно храпевшего на своей койке, в комнате кто-то был. Джефф был в этом убежден, хотя не слышал ни одного подозрительного звука. Он на ощупь отрегулировал посох, чтобы обе койки оказались внутри защитного экрана, и включил свет.
У аппарата связи стоял Джонсон в каких-то необычных очках сложной конструкции и с инфракрасным фонарем в руке.
— Стой и не двигайся, — тихо сказал Джефф.
Джонсон резко повернулся, сдвинул очки на лоб и несколько секунд стоял, щурясь от яркого света. Внезапно у него в руке появился вихревой пистолет.
— Лежи спокойно, дед, — огрызнулся он. — Имей в виду, это не игрушка.
— Алекс! — позвал Джефф. — Алекс! Проснись!
Алекс сел на койке, готовый действовать, и схватил свой посох.
— Мы оба под экраном, — быстро сказал Джефф. — Возьми его, но не убивай.
— Только шевельнитесь, плохо будет, — предостерег их Джонсон.
— Не делай глупостей, сын мой, — ответил Джефф. — Великий Бог Мотаа хранит своих слуг. Положи пистолет на пол.
Алекс, не тратя времени на разговоры, крутил ручки на своем посохе. У него никак не получалось то, что нужно: до сих пор Джефф провел с ним всего несколько тренировочных занятий. Джонсон взглянул на него и после недолгого колебания выстрелил в упор.
Ничего не произошло — энергию выстрела поглотил защитный экран. На лице у Джонсона отразилось изумление: оно еще усилилось мгновение спустя, когда Алекс с помощью силового луча вырвал у него из руки пистолет.
— Теперь расскажи нам, сын мой, — сказал Джефф, — почему ты решился нарушить святость храма Мотаа?
Джонсон обернулся к нему и сказал с угрюмым вызовом в голосе:
— Бросьте вы эту муру про своего Мотаа. Меня на это не возьмешь.
— Не подобает глумиться над Богом Мотаа.
— Да бросьте, я вам говорю. Лучше объясните, что это такое?
Он показал на посох.
— Бог Мотаа ничего никому не объясняет. Сядь, мой сын, и моли его и прощении.
— Еще бы, так я и сел. Нет, я сейчас отсюда уйду. И если не хотите, чтобы сюда нагрянули косоглазые, не вздумайте мне мешать. Я белого человека не выдам, но кто меня тронет, пусть пеняет на себя.
— Ты хочешь сказать, что ты просто вор?
— Лучше придержи язык. Вы тут швыряетесь золотом направо и налево конечно, всякому это интересно.
— Сядь.
— Я ухожу.
Он повернулся к двери.
— Придержи его, Алекс, — сказал Джефф. — только не причини боли.
Задача была непростая, и Алекс замешкался. Джонсон был уже на середине лестницы, когда ноги у него подкосились, и он тяжело упал, ударившись головой об угол. Джефф не спеша встал и надел мантию.
— Присмотри за ним, Алекс, — сказал он. — Я пойду на разведку.
Он поднялся наверх и через несколько минут вернулся. Джонсон лежал без сознания на койке Алекса.
— Ничего страшного, — сообщил Джефф. — Замок в верней двери был отперт отмычкой, я его снова запер. Там никто не проснулся. Нижний замок придется менять, в нем все чем-то расплавлено. Надо бы защитить эту дверь экраном, я скажу Бобу. — Он взглянул на тело, распростертое на койке. Еще не пришел в себя?
— Начал было, я вколол ему пентотал натрия.
— Хорошо. Я хочу его допросить.
— Я так и думал.
— Наркоз полный?
— Да нет, доза мала. Ровно столько, чтобы разговорился.
Томас изо всех сил стиснул пальцами мочку уха Джонсона, но тот лишь чуть шевельнулся.
— Почти полный. Должно быть, сильно ударился головой. Джонсон! Ты меня слышишь?
— М-м-м… Да.
Допрос длился долго. В конце концов Алекс сказал:
— Послушай, Джефф, а нужно нам все это выслушивать? У меня такое чувство, как будто я копаюсь в помойной яме.
— Мне тоже противно, но мы должны знать все, — ответил Джефф и продолжал допрос.
От кого Джонсон получал деньги? Что интересует паназиатов? Как он передавал сведения? Когда следующая связь? Кто еще на них работает? Что паназиаты думают о храме? Знает ли его начальник, что он здесь?
И наконец, — что заставило его пойти против своего народа?
Действие укола кончалось. Джонсон уже начинал понимать, где находится, но сдерживающие центры у него были еще отключены, и он выкладывал все начистоту, не заботясь о том, что о нем подумают:
— Должен же человек о себе заботиться, верно? Если ты не дурак, нигде не пропадешь.
— Мы с тобой, наверное, дураки, Алекс, — заметил Томас. Помолчав несколько минут, он сказал: — Кажется, он выложил все, что знает. Теперь надо решить, как с ним поступить.
— Если сделать еще укол, он может рассказать что-нибудь еще.
— Ничего я вам не скажу, не заставите! — заявил Джонсон, не зная, что уже рассказал все.
Томас тыльной стороной руки ударил его по лицу.
— Заткнись! Сделаем укол, и заговоришь как миленький. А пока помолчи. — Он повернулся к Алексу: — Конечно, есть шанс, что из него можно будет выкачать что-нибудь еще, если отправить его на базу. Но вряд ли, и к тому же это трудно и опасно. Если нас с ним поймают или если он убежит, пиши пропало. Я считаю, лучше всего покончить с ним прямо сейчас.
Потрясенный Джонсон попробовал привстать, но Алекс с помощью посоха уложил его обратно.
— Эй, о чем вы там говорите? Это же будет убийство!
— Сделай ему еще укол, Алекс, чтобы не мешал.
Хау молча взял шприц. Джонсон сначала пытался увернуться, потом начал биться, но в конце концов укол подействовал. Хау выпрямился. Лицо у него выражало такую же тревогу, как только что — лицо Джонсона.
— Ты действительно собираешься это сделать, Джефф? Если да, то имей в виду — я не обещал, что пойду на убийство.
— Это не убийство, Алекс. Это казнь шпиона. Хау закусил губу.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы убить человека в честном бою. Но связать его и потом прикончить, как свинью, — это уж слишком.
— А казнят всегда так, Алекс. Ты когда-нибудь видел, как умирают в газовой камере?
— Но, это все-таки убийство, Джефф. Мы не имеем права его казнить.
— Я имею на это право. Я здесь командир отдельной части, и у нас идет война.
— Но черт возьми, Джефф, его не судил даже военно-полевой суд.
— Суд нужен для того, чтобы установить, виновен человек или нет. Он виновен?
— Ну конечно, виновен. Но человек имеет право на то, чтобы его судили.
Джефф тяжело вздохнул.
— Алекс, когда-то я был юристом. Единственный смысл уголовного права западных стран, которое создавалось столетиями, со всеми его тонкостями, гарантировать, чтобы ни один невиновный не был осужден и наказан по ошибке.
Иногда из-за этого остаются на свободе и виновные, но цель-то в другом. У меня нет ни людей, ни времени, чтобы устраивать военно-полевой суд. Но его вина установлена полностью, никакой суд здесь не нужен. И я не намерен ставить под угрозу своих людей и рисковать поражением в войне, которую мы ведем, ради того, чтобы он мог воспользоваться правом на защиту. Если бы можно было стереть его память, если бы он мог пойти и доложить, что мы просто полоумные святоши и хотим только накормить голодных, — я бы его отпустил. Не ради того, чтобы не пришлось его убивать, а для того, чтобы запутать противника. Но я не могу его отпустить.
— Я не говорил, что его надо отпустить, Джефф!
— Молчи, солдат, и слушай. Если я отпущу его теперь, когда он так много узнал, паназиаты заставят его все рассказать, как это сделали мы, даже если сам он не захочет. Здесь его держать негде, везти на базу опасно. Я вынужден его казнить.
Он умолк.
— Капитан Томас… — начал Алекс нерешительно.
— Да?
— Вы не хотите вызвать майора Ардмора и спросить его, что он думает?
— Нет, не хочу. Потому что это бессмысленно. Если я буду просить его принять за меня решение, — значит, я для этой работы не гожусь. И вот что еще я хочу сказать. В тебе слишком много мягкости и сентиментальности. Ты, похоже, считаешь, что Соединенные Штаты могут победить в этой войне так, чтобы никого при этом не тронуть. У тебя не хватает духу даже присутствовать при казни предателя. Я надеялся в скором времени передать тебе здесь командование, но вместо этого завтра же отправлю тебя в Цитадель и сообщу командиру, что тебе ни в коем случае нельзя доверять заданий, требующих контакта с противником. А пока выполняй мой приказ. Помоги оттащить его в ванную.
Губы у Хау дрогнули, но он ничего не сказал. Вдвоем они подняли лежавшего без сознания Джонсона. Еще до «освящения» храма Томас велел разобрать стенку между туалетом и соседней комнаткой и установить там старую чугунную ванну. В эту ванну они и положили тело.
Хау провел языком по губам.
— А почему в ванну?
— Потому что будет много крови.
— Разве ты это сделаешь не посохом?
— Нет, мне понадобится целый час, чтобы разобрать излучатель и вынуть ту схему, которая не дает ему поражать белых людей. И я не уверен, что потом смогу правильно поставить ее на место. Принеси мне свою опасную бритву и убирайся.
Хау вернулся с бритвой, но не ушел, а стоял рядом, держа ее в руках.
— Тебе когда-нибудь приходилось резать свинью? — спросил он.
— Нет.
— Тогда я лучше тебя знаю, как это делается. Он наклонился над Джонсоном, взял его за подбородок и откинул ему голову назад. Джонсон захрипел. Хау одним быстрым движением перерезал ему горло, отпустил его голову, выпрямился и посмотрел, как из шеи хлещет кровь, расплываясь лужей.
Он плюнул в нее, шагнул к умывальнику и сполоснул бритву.
— Извини, Алекс, я, кажется, немного поторопился с выводами, — сказал Джефф.
— Нет, — медленно ответил Алекс, не поднимая глаз, — не поторопился.
Должно быть, просто нельзя так сразу привыкнуть к тому, какая бывает война.
— Должно быть. Ну, давай уберем это.
Хотя выспаться Томасу не удалось, он встал необычно рано, потому что собирался еще до утренней службы сообщить Ардмору, что произошло. Ардмор внимательно его выслушал и сказал:
— Я пришлю Шира, чтобы он поставил экран на дверь подвала. Теперь мы будем в каждом храме устраивать что-нибудь в этом роде. А как быть с Хау? Вы хотите отослать его сюда?
— Нет, — решительно сказал Томас. — Мне кажется, у него в голове уже все встало на место. Он от природы брезглив, но мужества у него хватает.
Черт возьми, командир, должны же мы доверять хоть кому-нибудь!
— И вы можете оставить на него храм?
— Пожалуй. Да. Теперь — да. А что?
— Потому что я хочу, чтобы вы отправились в Солт-Лейк-Сити. Прямо сейчас. Я полночи не спал — все думал о том, что вы мне вчера говорили. Вы были правы, Джефф, — я здесь зажирел и стал плохо соображать. Сколько человек у вас сейчас готово к вербовке?
— Тринадцать, без Джонсона. Конечно, в «священники» годятся не все.
— Пришлите их сюда. Немедленно.
— Но я еще не проверил их, командир!
— Я решил изменить порядок вербовки. Проверять их под наркозом будем только в Цитадели. У вас для этого нет подходящих условий. Я поручаю это Бруксу, а сам буду иметь дело только с теми, кого он пропустит. Теперь главная задача «священников» — отбирать возможных кандидатов и отсылать их в главный храм.
Томас подумал.
— А как насчет типов вроде Джонсона? Нельзя же, чтобы они проникли в Цитадель.
— Я об этом подумал, — поэтому мы и будем проверять их здесь. Вечером будем давать каждому снотворное, чтобы ни о чем не догадывались. А ночью укол, потом подъем — и на допрос. Если подходит, — все в порядке; если же нет, он никогда не узнает, что был допрос, а решит, что проверку прошел.
— Ну и что?
— В этом вся прелесть. Он будет зачислен в служители Великого Бога Мотаа, примет обет, — а потом мы его загоняем до полусмерти! Он будет спать в келье на голом полу, есть что придется и притом очень мало, проводить в молитвах по много часов в день. Его ждет такая муштра, что у него и случая не будет догадаться, чем мы тут занимаемся. А когда он будет этим сыт по горло, мы с великим сожалением удовлетворим его просьбу о снятии обета — пусть катится к своим повелителям и рассказывает все, что ему вздумается.
— Звучит неплохо, майор, — одобрил Томас. — Просто здорово — и похоже, что это должно сработать.
— По-моему, должно. Таким способом мы сможем извлечь хоть какую-то пользу из агентов, которых к нам подошлют. А после войны выловим их и расстреляем — тех, кто действительно занимался шпионажем, а не просто одураченных. Но это все между прочим, главное — те кандидаты, которые пройдут проверку. Мне нужны завербованные, и как можно скорее. Несколько сотен, не меньше. Из них я отберу по крайней мере шестьдесят кандидатов в «священники», подготовлю их и всех сразу разошлю с заданиями. Вы убедили меня, Джефф, что тянуть опасно, и я хочу, чтобы мы проникли сразу во все крупные центры расположения паназиатов. Теперь я понимаю, что это наш единственный шанс.
Томас присвистнул.
— Задачка не из легких, а, командир?
— Это вполне можно сделать. Вот новая инструкция по вербовке, включите запись.
— Включил.
— Хорошо. К нам сюда следует посылать только тех кандидатов, у которых во время вторжения погибли близкие или есть другие веские основания полагать, что они будут на нашей стороне при любых обстоятельствах. Явно неуравновешенных следует отсеивать, но тщательный психологический отбор будет проводиться уже в Цитадели. Нужны люди следующих профессий: для работы в качестве «священников» — коммивояжеры, специалисты по рекламе, журналисты, проповедники, политики, психологи, психиатры, мелочные торговцы, карнавальные зазывалы, специалисты по подбору кадров, адвокаты, театральные режиссеры; для работы, не требующей контактов с публикой или противником, — квалифицированные металлообработчики и рабочие всех других специальностей, электронщики, ювелиры, часовщики, повара, стенографистки, лаборанты, врачи, портные. Кандидаты второй категории могут быть женского пола.
— А священники нет?
— Что по этому поводу думаете вы?
— Я против. Для этих обезьян женщина — просто ноль. И даже меньше. Вряд ли женщина-священник сможет с ними работать.
— Мне тоже так кажется. Как вы считаете, может Алекс взять на себя вербовку согласно этой инструкции?
— Хм-м-м… Знаете, командир, я бы не хотел сейчас предоставлять его самому себе.
— Но вы не думаете, что он допустит какой-нибудь промах и нас выдаст?
— Нет, но и большого толку от него может не быть.
— Что ж, все-таки придется бросить его в воду — пусть постарается выплыть. С этого момента мы будем действовать как можно энергичнее, Джефф. Сдайте храм Алексу и явитесь сюда. Вы с Широм отправитесь в Солт-Лейк-Сити сегодня же, совершенно открыто. Купите еще один автомобиль и возьмите с собой вашего шофера, Алекс найдет себе другого. Шир должен вернуться сюда через сорок восемь часов, а еще дня через два вы должны отправить нам первых завербованных. Две недели спустя я пришлю кого-нибудь вам на смену, скажем, Грэхема или Брукса.
— Да? Но они оба не очень подходят для такой работы.
— Управятся как-нибудь, ведь вы уже сдвинете дело с мертвой точки. А я, как только смогу, пришлю вместо них кого-нибудь более подходящего. Вы, когда вернетесь, устроите здесь школу для «священников», — вернее, будете продолжать в ней занятия. Это будет ваша задача, на оперативную работу я вас больше посылать не собираюсь, разве что случится что-нибудь неладное.
Томас вздохнул.
— Ну вот и доигрался. Вперед наука — никогда не надо говорить лишнего начальству.
— Ничего не поделаешь. Поторапливайтесь.
— Минутку. А почему Солт-Лейк-Сити?
— Потому что, мне кажется, там должна хорошо пойти вербовка. Мормоны — люди себе на уме, очень практичные, и я не думаю, что среди них найдутся предатели. Если вы за это возьметесь, вам, я думаю, удастся убедить их старейшин, что Великий Бог Мотаа может им пригодиться и не опасен для их веры. Мы еще очень мало используем существующие религии, а они должны стать опорой движения. Возьмите тех же мормонов — у них множество миссионеров-любителей. Если правильно повести дело, вы сможете навербовать среди них немало таких, какие нам нужны, — опытных, отважных, привычных к враждебному окружению, красноречивых и сообразительных. Понимаете?
— Понимаю. Ну что ж, я, конечно, могу попробовать.
— У вас получится. При первой возможности мы пришлем кого-нибудь на смену Алексу и отправим его на самостоятельную работу в Шайенн. Это не такой уж большой город, и, если у него ничего не выйдет, беда невелика. Но готов спорить, что с Шайенном все будет в порядке. А вы беритесь за Солт-Лейк-Сити.
