Глава 6

— Очень рад, что мне не придется этим заниматься, — сказал Уилки. — Представления не имею, с чего начинать.

— Очень может быть, что вам все-таки придется этим заняться, возразим Ардмор. — И всем нам тоже. Черт возьми, была бы у нас хоть сотня-другая людей, на которых можно положиться! Но их нет, а нас только девять человек… — он помолчал, барабаня пальцами по столу. — Всего девять!

— Вам никогда не заставить полковника Кэлхуна изображать из себя проповедника, — заметил Брукс.

— Ну хорошо, значит, восемь. Сколько в Соединенных Штатах городов, Джефф?

— Фрэнк Митсуи тоже не годится, — продолжал Брукс. — И, уж если на то пошло, я хоть и не отказываюсь, но не представляю себе, чем могу быть здесь полезен. С таким же успехом я мог бы давать уроки танцев. — Не волнуйтесь, доктор, я в этом понимаю не больше вашего. Будем импровизировать на ходу. К счастью, никаких правил в этих играх не существует, — можем изобретать свои собственные.

— Но как вы добьетесь, чтобы это звучало убедительно?

— А нам не надо, чтобы это звучало убедительно. Мы не собираемся никого обращать в свою веру. С теми, кто уверует по-настоящему, будут только лишние хлопоты. Нам нужно одно — чтобы наши повелители сочли новую религию законной. А для этого особой убедительности не понадобится — всякая религия при ближайшем рассмотрении выглядит глуповато. Вот, например… — Ардмор поймал взгляд Шира и сказал: — Прошу прощения, я никого не хочу обидеть. Тем не менее это факт, и мы должны им воспользоваться в военных целях. Возьмите любую религиозную мистерию, любой теологический догмат — если пересказать их на обычном языке, всякому нормальному человеку станет ясно, какая это сущая чепуха. Начиная от ритуального, символического поедания человеческой плоти и крови, которое практикуют все христианские секты, и кончая прямым людоедством, которым занимаются дикари. Подождите! — продолжал он. — Не надо бросать в меня тяжелыми предметами! Я не осуждаю никакую веру, я просто хочу сказать, что мы вольны делать что угодно, если только это будет называться религиозным ритуалом и не вызовет возражений у желтомордых. Но мы должны решить, что именно собираемся делать и что будем при этом говорить.

— Что мы будем говорить, по-моему, не так уж важно, — сказал Томас. — Я ничего такого не говорил, кроме красивых слов, и все сошло прекрасно. Важно другое — как нам на самом деле пустить корни в городах. У нас для этого просто не хватит людей. Вы именно об этом подумали, когда спросили меня, сколько в стране городов?

— Хм… Ну да. Мы не сможем приступить к действиям, пока не охватим все Соединенные Штаты. Придется готовиться к долгой войне.

— Майор, а зачем нам нужно охватить все города до единого?

Ардмор внимательно посмотрел на Томаса.

— Продолжайте.

— Видите ли, — осторожно начал Томас, — судя по тому, что мы уже знаем, паназиаты не держат гарнизонов в каждом поселке. Их армия сосредоточена в шестидесяти или семидесяти местах. А в большинстве мелких городишек есть только сборщик налогов, мэр и начальник полиции в одном лице, который присматривает за исполнением приказов Кулака. Собственно говоря, такие местные начальники — даже не военные, хоть и носят оружие и одеты в форму. Они что-то вроде наместников — гражданские чиновники в должности военных губернаторов. Мне кажется, мы вполне можем не принимать их в расчет: они не продержатся у власти и пяти минут, если лишатся поддержки гарнизона, расположенного в ближайшем большом городе.

Ардмор кивнул.

— Я понимаю, что вы хотите сказать. Вы считаете, что нужно заниматься только большими городами, где стоят гарнизоны, а на остальные махнуть рукой. Но имейте в виду, Джефф, — не стоит недооценивать противника. Если Великий Бог Мотаа будет являться только там, где стоят гарнизоны, это может показаться странным кому-нибудь из паназиатской службы безопасности, если ему вздумается поинтересоваться статистикой местных религий. Я считаю, что наша церковь должна быть вездесущей.

— А я все-таки позволю себе заметить, сэр, что это невозможно. У нас не хватит рук. Не так просто будет набрать и обучить даже столько людей, чтобы организовать по церкви хотя бы в каждом крупном городе.

Ардмор задумался, грызя ноготь. Потом он сказал:

— Вы, наверное, правы. Черт возьми, но ведь мы вообще ничего не добьемся, если будем сидеть тут и ломать себе голову над будущими трудностями. Я же говорю, что придется импровизировать на ходу. Сначала надо организовать штаб-квартиру в Денвере. Джефф, что вам для этого понадобится?

Томас нахмурился.

— Не знаю. Деньги, наверное.

— Это не проблема, — сказал Уилки. — Сколько надо? Я могу сделать вам хоть полтонны золота.

— Не думаю, чтобы я смог унести больше двадцати килограммов. — Но ему не так просто будет реализовать слитки, — заметил Ардмор. Нужна звонкая монета.

— Годятся и слитки, — возразил Томас. — Я просто отнесу их в Имперский банк. Добыча золота разрешена и даже поощряется, только когда меняешь его на деньги, наши добрые повелители оставляют себе изрядный процент.

Ардмор покачал головой.

— Вы забываете о том, как это будет выглядеть. Священнику в мантии и с нимбом над головой не к лицу лезть в карман за чековой книжкой и авторучкой. И вообще счет в банке вам ни к чему: по нему противник сможет в точности выяснить, чем вы занимаетесь. Вы должны за все расплачиваться красивыми, новенькими, сверкающими золотыми монетами. Это произведет огромное впечатление. Шир, вы умеете делать фальшивые монеты?

— Никогда не пробовал, сэр.

— Самое время начать. У нас каждый должен иметь вторую профессию. Джефф, когда вы были в городе, вам не представился случай раздобыть хотя бы одну монету Империи для образца?

— Нет. Но думаю, что монету можно будет достать — я дам знать своим хобо, что мне нужно.

— Жаль только, что придется ждать. Но без денег соваться в Денвер не стоит.

— А это обязательно должны быть монеты Империи? — спросил доктор Брукс.

— Что-что?

Биолог выудил из кармана золотой пятидолларовик.

— Эту монетку я с детства ношу с собой на счастье. По-моему, время настало, пора пустить ее в оборот.

— Хм-м-м… Что вы об этом скажете, Джефф? Можно будет расплачиваться американскими деньгами?

— Ну, бумажные деньги не годятся, а что до золотых монет. Сдается мне, эти кровопийцы возражать не станут, лишь бы монеты были золотые. Во всяком случае, по цене лома их принимать будут. А уж американцы от таких не откажутся.

— По какой цене их будут принимать, не так важно. — Ардмор бросил монету Ширу. — Сколько времени вам понадобится, чтобы изготовить килограммов двадцать вот таких?

Сержант внимательно осмотрел монету.

— Не так уж много, если их не чеканить, а отливать. Вы хотите, чтобы все они были одинаковые, сэр?

— А почему бы и нет?

— Видите ли, на них стоит год выпуска.

— А, понимаю. Ну ничего не поделаешь — это наш единственный образец.

Будем надеяться, что они не обратят внимания или не придадут этому значения.

— Если вы дадите мне немного больше времени, сэр, то, думаю, я мог бы кое-что сделать. Я отолью штук двадцать в точности таких же, а потом вручную награвирую разные годы. Получится двадцать разных типов монет, а не один.

— Шир, вы настоящий художник. Так и сделайте. И заодно постарайтесь, чтобы на них были царапины и вмятины, на всех разные.

— Я уже об этом подумал, сэр.

Ардмор усмехнулся.

— Похоже, мы сумеем доставить Его Небесному Величеству множество неприятностей. Ну, что еще, Джефф? Есть какие-нибудь вопросы или можно закрывать заседание?

— Только один вопрос, командир. Как мне добраться до Денвера? Или нам, если Хау все-таки согласится?

— Я ждал, когда вы об этом вспомните. Дело непростое: вряд ли Кулак даст вам вертолет, как бы вы его ни просили. А если на своих двоих? У вас, надеюсь, нет плоскостопия или каких-нибудь там мозолей?

— Будь я проклят, если это доставит мне удовольствие. До Денвера далековато.

— Ничего не поделаешь. Хуже всего то, что с этой проблемой придется сталкиваться постоянно, если мы хотим распространить нашу организации на всю страну.

— Я не понимаю, в чем тут трудность. — вмешался Брукс. — По-моему, населению все же разрешено пользоваться транспортом, кроме воздушного.

— Ну да, только нужно получить пропуск, а это долгая процедура.

Ничего, — продолжал Ардмор, — настанет день, когда одеяние жреца бога Мотаа само по себе будет пропуском куда угодно. Если мы правильно себя поведем, мы сделаемся их любимчиками и получим всевозможные привилегии. Но пока надо доставить Джеффа в Денвер так, чтобы не привлечь к нему излишнего внимания и не натрудить ему ноги. Скажите-ка, Джефф, а как вы сегодня добирались до города? Мы это совсем упустили.

— На попутных машинах. Тоже не такое уж простое дело. Большая часть водителей слишком боится полиции и не хочет рисковать.

— Нет, это никуда не годится, Джефф. Жрец бога Мотаа не должен просить, чтобы его подвезли. Это никак не вяжется с чудесами.

— А что же по-вашему, следовало делать? Черт возьми, майор, если бы я шел пешком, я бы и до сих пор не вернулся. А скорее всего, меня бы сгреб первый же полицейский, до которого еще не дошли последние новости, возразил Томас с необычным для него раздражением.

— Прошу прощения, Джефф, я не должен был к этому цепляться. Но нам придется придумать что-нибудь получше.

— А что если мне просто подбросить его на одной из наших машин-разведчиков? — спросил Уилки. — Ночью, разумеется.

— Радары работают и по ночам, Боб. Вас попросту собьют.

— Не думаю. В нашем распоряжении огромные запасы энергии, иногда мне и думать страшно, как они велики. Я, пожалуй, мог бы соорудить такое устройство, чтобы всякий радар, который нас засечет, тут же перегорел.

— А противник после этого будет знать, что здесь еще остались люди, которые разбираются в электронике? Нет, раскрывать наши карты еще рано. Боб.

Уилки сконфуженно умолк. Немного подумав, Ардмор сказал:

— Впрочем, рисковать все равно придется. Сооружайте ваше устройство, Боб, и летите всю дорогу на бреющем полете. Мы вас отправим часа в три-четыре ночи — авось удастся проскочить незамеченными. А если надо будет, пускайте это устройство в ход. Только потом все должны немедленно возвратиться на базу. Нельзя, чтобы кто-нибудь сообразил, что тут замешаны жрецы бога Мотаа. Даже время не должно совпадать. То же самое относится и к вам, Джефф. Если на вас нападут после того, как Уилки доставит вас на место, пускайте в ход эффект Ледбеттера и уничтожьте всех солдат, кто окажется поблизости, а сами тут же уходите в подполье. Паназиаты ни при каких обстоятельствах не должны догадаться, что жрецы Мотаа способны на что-нибудь еще, кроме произнесения проповедей. Ликвидируйте свидетелей и исчезайте.

— Будет сделано, командир.

Маленькая машина-разведчик зависла над горой Лукаут поблизости от Денвера. Люк распахнулся, и на землю тяжело спрыгнул человек в мантии, чуть не упав при этом: под мантией у него был тяжелый пояс с золотом. За ним из машины легко выскочил еще один человек в такой же мантии.

— Все в порядке, Джефф?

— Вполне.

Уилки высунул голову в иллюминатор и крикнул:

— Удачи вам!

— Спасибо. А теперь заткнись и лети обратно.

— Ладно.

Люк захлопнулся, и машина исчезла в темноте.

Уже рассветало, когда Томас и Хау спустились к подножью горы и направились в сторону Денвера. По-видимому, никто их не заметил, хотя один раз им пришлось, затаив дыхание, несколько минут просидеть в кустах, прячась от проходившего мимо патруля. Джефф держал наготове свой посох, положив большой палец на золотой листок под набалдашником. Но патруль миновал их, не догадываясь, какие рукотворные молнии на него нацелены.

Когда они добрались до города, было уже светло. Теперь они больше не прятались. В такой ранний час паназиатов на улицах почти не было: они еще спокойно спали, хотя рабы уже спешили на работу. При виде Томаса и Хау американцы только с любопытством посматривали на них, но не останавливались и не пытались с ними заговорить. Все уже твердо усвоили первейший закон любого полицейского государства — никогда не совать нос не в свое дело.

Заметив вдали направлявшегося к ним паназиата-полицейского, Джефф и Алекс сошли с тротуара, включили защитные экраны и стали ждать. Американцев поблизости не было видно — стоило появиться полиции, как улица пустела.

Джефф облизнул пересохшие губы и сказал:

— Я буду говорить, Алекс.

— Идет.

— Вот он. Господи, Алекс, включи же нимб!

— Сейчас.

Хау залез пальцем под тюрбан за правым ухом, и тут же у него над головой вспыхнул радужный мерцающий нимб. Это было просто свечение ионизированного воздуха, как во время полярного сияния, — сущие пустяки по сравнению с прочими чудесами, но выглядел нимб очень эффектно — Так-то лучше, — вполголоса сказал Джефф. — А что у тебя с бородой?

— То и дело отклеивается. Я вспотел.

— Смотри, чтобы не отклеилась не вовремя! Сейчас он подойдет.

Томас встал в позу благословения, Хау последовал его примеру.

— Мир тебе, повелитель, — произнес Джефф нараспев. Полицейский остановился. Его познания в английском языке ограничивались лишь несколькими приказаниями: «Стой!», «Иди!», «Предъяви карточку!», а во всех остальных случаях он объяснялся с рабами при помощи дубинки. Однако одеяния на этих белых показались ему знакомыми — точно такие были изображены на объявлениях, только что расклеенных в казарме, где говорилось, что это еще одно дурачество, дозволенное рабам.

Тем не менее раб есть раб и должен знать свое место. Он должен поклониться, а эти два раба не кланялись. Полицейский замахнулся дубинкой, чтобы ткнуть в живот того, кто стоял ближе. Однако дубинка, не достигнув цели, отскочила назад с такой силой, что у него заныла рука, как будто он с размаху стукнул по чему-то очень твердому.

— Мир тебе! — повторил Джефф, следя за каждым движением паназиата.

На боку у полицейского болтался вихревой пистолет; Джеффу он был не страшен, но в его планы не входило демонстрировать этому типу, что оружие против него бессильно. Он жалел о том, что пришлось привести в действие защитный экран, и надеялся, что полицейский просто не поверит своим глазам и ощущениям.

Тот стоял в полном недоумении. Он удивленно посмотрел на свою дубинку, замахнулся еще раз, но передумал и решил прибегнуть к своему скудному запасу английских слов.

— Иди!

Джефф снова воздел руку.

— Мир тебе! Не подобает фарджону снипировать каскопады в присутствии Великого Бога Мотаа! Фрапуй!

И он указал другой рукой на Хау.

Полицейский бросил на него непонимающий взгляд, отступил на несколько шагов, огляделся вокруг и засвистел в свисток.

— Зачем ты показал на меня? — спросил Алекс шепотом.

— Не знаю. Так просто. Не зевай!

Подбежал еще один полицейский, очевидно, постарше чином, и оба осторожно приблизились к Томасу и Хау, обмениваясь короткими замечаниями на своем певучем языке. Второй полицейский достал пистолет.

— Ну-ка, парни, пошли быстро!

— Идем, Алекс! — Томас выключил защитный экран и последовал за полицейским, надеясь, что Алекс сделает то же самое: рекламировать чудесные свойства экранов пока не стоило.

Паназиаты отвели их в ближайший полицейский участок. Джефф шел, благословляя всех, кто попадался навстречу. Когда участок был уже близко, старший полицейский послал младшего вперед, и в дверях их встретил дежурный офицер — видно было, что ему не терпится поглядеть, какой необычный улов доставили его подчиненные. Кроме нетерпения, он испытывал и некоторую тревогу, потому что знал, какая судьба постигла несчастного лейтенанта, первым обнаружившего этих странных святых людей. Он твердо решил, что не повторит его ошибки и не потеряет лицо.

Джефф подошел к нему, встал в позу и произнес:

— Мир тебе! Повелитель, я должен пожаловаться тебе на твоих слуг. Они помешали нам делать свое святое дело, которое получило благословение Его Императорского Высочества — самого Кулака Императора!

Офицер неуверенно помахал в воздухе своей тростью, что-то сказал подчиненным и снова повернулся к Джеффу.

— Кто ты?

— Слуга Великого Бога Мотаа.

Тот же вопрос паназиат задал и Алексу, но Джефф не дал ему ответить.

— Повелитель, — сказал он поспешно, — это очень святой человек, он дал обет молчания. Если ты заставишь его нарушить обет, грех падет на твою голову.

Офицер колебался. В объявлении ясно говорилось, что трогать этих сумасшедших дикарей не следует, но там не было сказано, как же с ними обращаться. Ему очень не хотелось устанавливать прецедент — за это могли и наградить, но скорее можно было угодить к праотцам.

— Пусть соблюдает свой обет. Покажите мне свои карточки.

Джефф изобразил на лице изумление:

— Мы ничтожные слуги Великого Бога Мотаа, у нас нет даже имен, зачем нам эти карточки?

— Карточки, быстро!

Стараясь сохранить спокойствие, Джефф грустно сказал:

— Мне жаль тебя, юный повелитель. Я буду молиться за тебя Великому Мотаа. Но сейчас я вынужден просить отвести меня к Кулаку Императора, и немедленно.

Эту речь он прорепетировал несколько раз и надеялся, что она произведет нужное действие.

— Это невозможно!

— Его Высочество уже говорил со мной, он будет говорить со мной еще раз. Кулак Императора всегда готов встретиться со слугами Великого Бога Мотаа.

Офицер взглянул на него, повернулся и вошел в полицейский участок.

Томас и Хау остались ждать на улице.

— Как ты думаешь, он в самом деле прикажет отвести нас к наместнику? — шепотом спросил Хау.

— Надеюсь, что нет. Не думаю.

— А что ты тогда будешь делать?

— Там будет видно. И вообще заткнись, ты же дал обет молчания.

Через несколько минут офицер снова появился и бросил:

— Вы можете идти.

— Куда? К Кулаку Императора? — злорадно спросил Джефф.

— Нет, нет! Просто идите! Убирайтесь с моего участка!

Джефф отступил на шаг, в последний раз благословил его, и оба «священника» удалились. Уголком глаза Джефф успел заметить, как офицер поднял трость и с силой опустил ее на голову старшего из полицейских, но сделал вид, что ничего не видел.

Когда они свернули за угол, Джефф сказал Хау:

— Ну вот, теперь они надолго от нас отстанут.

— Почему ты так решил? Он на нас зол, как черт.

— Не в этом дело. Нельзя, чтобы он или какой-нибудь другой фараон думал, будто может нами командовать, как простыми смертными. Мы не успеем отойти и на три квартала, как весь город будет знать, что я вернулся и что трогать нас нельзя. Так и должно быть впредь.

— Может быть, только мне все равно кажется, что не стоит настраивать против себя полицейских.

— Ты не понимаешь, — с досадой сказал Джефф. — Только так с ними и можно. Полицейский есть полицейский, какого бы цвета он ни был. Они действуют страхом и понимают только страх. Как только до них дойдет, что нас трогать нельзя, что к нам привязываться опасно, они станут разговаривать с нами так же почтительно, как со своим начальством. Вот увидишь.

— Надеюсь.

— Так оно и будет. Полицейский есть полицейский. Погоди, они еще станут на нас работать. Смотри, вон еще один идет!

Быстро догонявший их паназиат не стал ни обгонять их, ни останавливать, а перешел на другую сторону улицы и пошел с ними вровень, делая вид, будто никого не замечает.

— Как по-твоему, что у него на уме, Джефф?

— Это наш почетный эскорт. Вот и хорошо, Алекс, — теперь ни одна обезьяна к нам и близко не подойдет. Можем спокойно заняться своим делом.

Ты, должно быть, хорошо знаешь город? Где, по-твоему, нам устроить храм?

— Смотря что нам нужно.

— Этого я сам толком не знаю. — Он остановился и утер пот со лба: мантия оказалась довольно теплой, а под ней был еще спрятан тяжелый пояс с золотом. — Сейчас вся эта затея кажется мне довольно глупой. Должно быть, не гожусь я в тайные агенты. Не устроить ли его в Вест-Энде, где живут те, кто побогаче? Мы должны произвести хорошее впечатление.

— Нет, не думаю, Джефф. В богатых кварталах сейчас остались только два сорта людей.

— Это какие?

— Или паназиаты, или предатели — те, кто торгует на черном рынке и вообще с ними сотрудничает.

Томас брезгливо поморщился.

— Должно быть, я отстал от жизни. Знаешь, Алекс, до этой минуты мне и в голову не могло прийти, что американец, какой бы он ни был, способен сотрудничать с завоевателями.

— Я бы тоже не поверил, если бы не видел этого своими глазами. Есть такие, кто на все способен. От рождения.

Они присмотрели заброшенный склад недалеко от реки, в многолюдном районе, населенном беднотой и превратившемся в трущобу. Три четверти магазинов стояли заколоченные: торговля почти прекратилась. Опустевших складов было множество — этот Томас выбрал потому, что здание имело почти кубическую форму, как и их главный храм. Кроме того, он был отделен от соседних построек с одной стороны переулком, а с другой — пустырем.

Дверь склада была взломана. Они осторожно заглянули туда, потом вошли внутрь и осмотрелись. Повсюду валялся какой-то хлам, но стены были прочные, и водопровод действовал. Весь первый этаж занимало просторное помещение шестиметровой высоты с несколькими колоннами, вполне подходящее для богослужений.

— По-моему, годится, — решил Томас. Из кучи мусора у стены выскочила крыса, он не задумываясь направил на нее свой посох, крыса высоко подпрыгнула в воздухе и упала замертво. — Как бы нам его купить?

— Американцы не имеют права владеть недвижимостью. Придется разыскать того чиновника, который наживается на его аренде.

— Ну, это, наверное, будет нетрудно.

Они вышли. Сопровождавший их полицейский поджидал на углу, старательно глядя в другую сторону.

Улицы уже заполнились народом. Томас поймал за рукав пробегавшего мимо мальчишку лет двенадцати, но с невеселым, циничным взглядом взрослого, повидавшего виды мужчины.

— Мир тебе, дитя. Кто арендует этот склад?

— Пустите меня!

— Я тебе ничего не сделаю.

Он сунул мальчишке одну из самых лучших пятидолларовых монет, вышедших из рук Шира. Мальчишка посмотрел на нее, потом на азиата-полицейского, все еще стоявшего на другой стороне улицы. Тот, казалось, не обращал на них внимания, и монета исчезла у мальчишки в кармане.

— Поговорите с Конски. Все такие штуки по его части.

— Кто такой Конски?

— Все знают, кто такой Конски. Послушай, дед, а что это ты так вырядился? Смотри, как бы косоглазые не прицепились.

— Я служу Великому Богу Мотаа. Бог Мотаа хранит своих слуг. Отведи нас к этому Конски.

— Ничего не выйдет. Я с косоглазыми не путаюсь. Мальчишка попытался вырваться, но Джефф, продолжая крепко держать его, достал еще одну монету и показал ему.

— Не бойся. Бог Мотаа не даст в обиду и тебя. Мальчишка посмотрел на монету, оглянулся по сторонам и сказал:

— Ну ладно, пошли.

Они свернули за угол и подошли к невысокому зданию, в нижнем этаже которого помещалась пивная.

— У него контора вон там, наверху. Джефф отдал мальчишке монету.

— Приходи к нам на склад, — сказал он. — У Бога Мотаа найдутся для тебя еще подарки.

— По-моему, это было неосторожно, — заметил Алекс, когда они поднимались по лестнице.

— Ничего, парень неплохой, — ответил Джефф. — Конечно, жизнь сделала из него уличного мальчишку, но он на нашей стороне. Он всем будет про нас рассказывать. Кроме азиатов.

Конски держался вежливо, но осторожно. Скоро стало ясно, что у него «есть связи», но от разговора о деле он всячески уклонялся до тех пор, пока не увидел наличные. После этого его уже ничуть не смущали ни необычная одежда, ни странное поведение посетителей (Томас разыграл перед ним всю церемонию, включая благословение, хотя и понимал, что особого впечатления это не произведет, — просто ему не хотелось выходить из роли). Он выяснил, о каком здании идет речь, долго торговался из-за платы за аренду и «за особые услуги» — так он назвал взятку, — а потом куда-то ушел.

Томас и Хау были рады, что на некоторое время остались одни. Непрерывно изображать «святых людей» было довольно утомительно; к тому же с того момента, как они покинули Цитадель, у них не было ни крошки во рту. Джефф извлек из-под своей мантии несколько бутербродов, и они перекусили. В довершении всего рядом с кабинетом Конски оказался туалет.

Три часа спустя они уже стали обладателями документа на двух языках, где говорилось, что Небесный Император соблаговолил предоставить своим верноподданным таким-то то-то и то-то, — короче говоря, документ об аренде склада. За дополнительную изрядную сумму Конски взялся в тот же день прислать рабочих, чтобы произвести там уборку и необходимый ремонт. Джефф поблагодарил его и с невозмутимым видом пригласил посетить первую же службу в новом храме.

Они снова направились к складу. Выйдя из конторы Конски, Джефф сказал:

— Знаешь, Алекс, нам, конечно, еще придется иметь дело с этим типом, он нам много будет помогать, но только когда придет время. В общем, я веду небольшой список, и он там стоит первым. Я хочу с ним сам посчитаться.

— Оставь немного на мою долю, — сказал Хау. Когда они подошли к складу, откуда-то появился тот самый мальчишка.

— Еще что-нибудь нужно, дед?

— Благослови тебя Бог, сынок. Да, кое-что нужно.

Получив еще кое-какое вознаграждение, мальчишка отправился добывать для них койки и постельное белье.

Джефф посмотрел ему вслед и сказал:

— Я думаю, надо сделать из него причетника. Он может бывать в таких местах, куда нам не попасть, и делать то, что мы не сможем. К тому же его вряд ли станут останавливать полицейские.

— Я бы не советовал ему доверять.

— А я и не стану. Он будет знать только одно: мы с тобой — двое полоумных, которые убеждены, что служат Великому Богу Мотаа. Мы ни одному человеку не имеем права доверять, Алекс. Ну, пошли, надо перебить здесь крыс, пока не пришли рабочие. Дай-ка я проверю регулировку твоего посоха.

К конце дня Первый Денверский Храм Великого Мотаа уже действовал.

Правда, на вид он еще не чем не отличался от обычного склада и не имел пока ни одного прихожанина. Но весь мусор был убран, в воздухе стоял густой запах дезинфекции, и входную дверь уже можно было запереть. В углу стояли две койки и запас еды не меньше чем на две недели.

А на другой стороне улицы по-прежнему торчал полицейский.

Полиция не спускала с них глаз еще четыре дня. Дважды отряд полицейских обыскивал все здание. Томас не противился: скрывать им пока было нечего.

Единственным их оружием были посохи да небольшой излучатель Ледбеттера под мантией на спине у Хау, из-за которого он казался горбуном.

За это время им удалось при содействии Конски обзавестись мощным автомобилем и разрешением ездить на нем как самостоятельно, так и с шофером по всему округу. Эта «особая услуга» обошлась им очень не дешево. Нашли и шофера, но уже без помощи Конски, а через малыша Дженкинса — того самого мальчишку, который помогал им в первый день.

На четвертый день, около полудня, полиция сняла наблюдение. Вскоре Джефф оставил Хау стеречь храм и на машине отправился в Цитадель. Обратно он вернулся в сопровождении Шира, тоже наряженного, к большому его неудовольствию, в мантию и бороду, которые ему совершенно не шли. Шир привез с собой ящик кубической формы, раскрашенный в шесть священных цветов Бога Мотаа. Когда они вошли в храм и заперли дверь, Шир распечатал ящик, соблюдая большие предосторожности во избежании взрыва, который разнес бы вдребезги все здание, и занялся сооружением «алтаря». К полуночи работа были закончена. Оставалось еще сделать кое-что снаружи, пока Томас и Хау стояли на страже, готовые оглушить или, если нужно, прикончить всякого, кто попытался бы помешать Ширу.

Первые лучи утреннего солнца озарили изумрудно-зеленый фасад храма.

Остальные стены сияли красным, золотистым и небесно-голубым цветом. Храм Бога Мотаа был готов к принять новообращенных — и кое-кого еще.

И самое главное — войти в дверь храма беспрепятственно теперь мог только человек белой расы.

За час до рассвета Джефф занял пост у дверей и принялся ждать, стараясь преодолеть волнение. В столь внезапно преобразившийся склад неминуемо должны были явиться солдаты для очередного обыска. Нужно было остановить их — если необходимо, оглушить или даже убить, но ни в коем случае не допускать в храм. Он надеялся убедить их, что храм — неприкосновенная территория, куда имеют доступ только принадлежащие к расе рабов. Однако чрезмерное рвение со стороны какого-нибудь мелкого чиновника вынудило бы его прибегнуть к решительным мерам, а это лишило бы их надежды на мирное распространение новое религии.

Из двери храма вышел Хау и неслышно подошел к нему. Томас вздрогнул от неожиданности.

— Кто?! А, это ты, Алекс? Не надо, я и так дергаюсь.

— Извини. Майор Ардмор на связи. Хочет знать, как дела.

— Поговори с ним сам, я не могу отойти от двери.

— Он еще хочет знать, когда вернется Шир.

— Скажи, что я его сразу же отошлю, когда буду уверен, что выйти отсюда не опасно. Но ни минутой раньше.

— Хорошо.

Хау ушел. Джефф оглядел улицу и насторожился: какой-то паназиат в форме с любопытством разглядывал храм. Через минуту он двинулся прочь быстрой рысцой — солдаты Паназии всегда передвигались таким способом, находясь при исполнении служебных обязанностей.

«Ну, Мотаа, держись, — сказал про себя Джефф. — Пришел твой черед».

Не прошло и десяти минут, как появился отряд солдат под командованием офицера, который раньше уже обыскивал здание.

— Дай нам войти, святой человек.

— Нет, повелитель, — твердо ответил Джефф. — Храм уже освещен. Никто не может входить в него, кроме тех, кто поклоняется Великому Богу Мотаа.

— Мы не сделаем вашему храму ничего плохого, святой человек. Дай войти.

— Повелитель, если вы войдете, я не смогу уберечь вас от гнева Мотаа.

И от гнева Кулака Императора тоже. — Прежде чем офицер успел над этим задуматься, Джефф поспешно продолжал: — Великий Бог Мотаа ожидал тебя и повелел тебя приветствовать. Он поручил мне, своему ничтожному слуге, передать тебе три дара.

— Три дара?

— Для тебя… — Джефф вложил ему в руку тяжелый кошелек, — …для твоего начальника, да благословит его Бог… — за первым кошельком последовал второй, — и для твоих солдат.

Он протянул третий кошелек, и теперь у паназиата были заняты обе руки.

Некоторое время офицер стоял в нерешительности. По весу кошельков он не мог не понять, что в них находится. Ему в жизни не приходилось держать в руках столько золота. Он повернулся, что-то отрывисто приказал солдатам и зашагал прочь.

Из двери храма снова вышел Хау.

— Ну как, Джефф, обошлось?

— На этот раз как будто да. — Томас проводил взглядом удалявшихся солдат. — Полицейские во всем мире одинаковые. Знал я одного такого сержанта из железнодорожной полиции.

— Ты думаешь, он разделит золото, как ты сказал?

— Ну, солдатам не достанется ничего, это точно. Со своим начальником, может быть, поделится, чтобы держал язык за зубами. Думаю, третий кошелек он где-нибудь припрячет еще по дороге к участку. Важнее другое — честный он политик или нет.

— То есть как?

— Честный политик — это такой, кто продается только один раз. Пойдем, пора готовиться, сейчас явятся клиенты.

В тот вечер в храме состоялось первое богослужение. Оно вышло не слишком внушительным — Джефф только еще учился священнодействовать. Они решили последовать старому доброму обычаю миссионеров: сначала пение, потом еда. Но еда была отменная — по хорошему куску мяса с белым хлебом. Ничего подобного прихожане не пробовали уже много месяцев.