Глава 14
Перенесли и поставили под палубное покрытие последний сундук, Олав, Эймунд и Ингер по очереди обняли Гунхильду возле сходней. Она плакала, и Ингер плакала, Эймунд пытался шутить и подбадривать их, обещал приезжать к Хакону в гости на все праздники, Олав бодрился, но выглядел удрученным. Возможно, они видятся в земной жизни в последний раз! В душе Гунхильды вновь ожила боль от потери Кнута: что бы ни говорили о Хаконе конунге, сколько бы его ни восхваляли, он может оказаться далеко не таким добрым и приятным человеком, каким был ее прежний жених. Да и выйди Гунхильда за Кнута, от родных берегов фьорда Сле ее отделяли бы лишь несколько дней пути при хорошей погоде; теперь же она уезжала в Норвегию, в далекую страну, где не знала ни одного человека.
Даже тот жених, к которому она ехала, еще не знал, кого именно ему предстоит встретить и ввести в свой дом. Однажды Гунхильда уже спрашивала Сигурда, уверен ли он, что Хакон конунг ей обрадуется – ведь он посылал своего ярла совсем за другой невестой! Однако Сигурд заверил ее, что сомнения напрасны.
– Через брак фру Ингер Горм конунг породнился с Олавом конунгом. Можно сказать, что вы с фру Ингер теперь принадлежите к одному и тому же роду. А что до прочего, то я не вижу, чтобы одна из вас хоть в чем-то уступала другой. Уверяю тебя, Хакон конунг будет очень рад такой невесте.
Гунхильда порешила ему верить. Ведь кому знать Хакона конунга, если не Сигурду Щедрому из Хладира, ныне правителю Трёнделага! Ведь именно Сигурд когда-то окропил водой новорожденного сына Харальда Прекрасноволосого, самого младшего, и дал ему имя в честь своего отца. К тому же Сигурд состоял с ним в родстве, будучи женат на внучке Харальда Прекрасноволосого по женской линии. Воспитывался Хакон конунг в Бретланде, но из всех людей в Северных Странах наиболее ценил Сигурда ярла – того, кто заменял ему отца с пятнадцатилетнего возраста. И Гунхильда утешала себя, вздыхая, что если даже она поначалу не понравится Хакону, Сигурд научит его радоваться своей участи. Еще бы ей самой кто-нибудь оказала такую услугу!
Вот отошел назад и отдалился оживленный берег Бьёрко, а потом остался позади и Адельсё, где проживал старый и сердитый Бьёрн конунг, владыка эти мест. Потянулись вдоль бортов берега внутренних островов, серо-бурый камень, расцвеченный веселыми пятнами зелени всех оттенков, какие способны дать листва, хвоя, трава, мхи и лишайники. На возвышенностях выглаженных ледником скал виднелись рыбацкие домики, бегали дети, женщины чистили рыбу возле воды, паслись козы, собаки лаяли на проплывающие суда, сновали туда-сюда лодки, поднимался в голубое небо столб серого дыма откуда-то из-за леса, – но Гунхильде вся эта оживленная, зелено-голубая страна на воде казалась пустыней. Она смотрела вперед, туда, куда в переплетение островных проток несколько дней назад ушел «Железный Ворон» Харальда, и жаждала скорее выйти в море. Нет, конечно, Харальда она больше не увидит – он уже за проливом. Но море хотя бы отделит ее от всего, что остается позади, и обратит взоры в будущее. В конце концов, может быть, она еще полюбит Хакона конунга и будет счастлива вопреки всему! Рано считать, что жизнь кончена.
Осталась позади внутренняя застава Бьёрна конунга, где они поменяли кормчего, потом и вторая, последняя. За ней начинались внешние острова, и здесь кормчий сошел, чтобы потом отправиться обратно с кораблями, идущими со стороны моря. Впереди оставалось еще сколько-то больших островов, поросших лесом, но необитаемых, а за ними – лишь низкие и голые, прибежища птиц и тюленей, предваряющие просторы Эгировых владений.
Гунхильда огляделась, отыскивая взглядом Сигурда ярла. Если он не занят, можно попросить его рассказать еще что-нибудь о Хаконе конунге – ей полезно побольше знать о будущем муже, а также поменьше думать о том, кто им никак не может стать. Вдруг внимание ее привлекло какое-то движение за мысом оставшегося позади острова, и одновременно кто-то вскрикнул, указывая туда же.
В это время они шли по протоке, напоминавшей реку в изгибах берега – почти со всех сторон виднелась земля, то есть скалы с пятнами зелени. Из-за острова, оставшегося позади, вышел боевой корабль. Но не успели люди Сигурда оглянуться, как из-за соседнего островка, через протоку от первого, показался еще один такой же. Лицо Сигурда стало суровым, и в это время спереди раздались тревожные крики. Из-за узкого длинного мыса, прикрывавшего небольшой залив, вышел третий корабль, самый большой из всех: со спущенной мачтой, благодаря чему его раньше нельзя было заметить, он на веслах шел навстречу Сигурду, и на носу его сразу бросался в глаза красный щит. Знак войны.
Это была засада – два корабля позади отрезали обратный путь, не позволяя искать помощи на Бьёрновой заставе или попытаться уйти, затерявшись в протоках. Оставалось единственное решение – попытаться проскочить вперед, воспользовавшись шириной протоки. До открытого морского пространства оставалось не так далеко, а ветер дул в сторону моря, помогая норвежскому «Волку» и мешая его противнику. Сигурд ярл крикнул, отдавая приказ своим людям, но и там налегли на весла, пытаясь отрезать путь в открытое море.
Гунхильда дрожала, глядя на длинный, скамей на двадцать пять по борту, дреки, летящий им наперерез. Этот корабль она узнала – он звался «Железный Ворон», и она не раз видела его у причала усадьбы Эбергорд. Как узнала и человека, стоящего на носу с копьем в руке – несмотря на шлем с полумаской, слишком хорошо она знала эту рослую фигуру, серую кожаную рубаху под кольчугой. В душе поднялась целая буря чувств: изумление, тревога, и, несмотря на все, сумасшедшая радость. Именно сумасшедшая, потому что новая внезапная встреча с тем, кто несколько дней назад якобы ушел в море, ничего хорошего никому не обещала.
Но долго любоваться не дали: к Гунхильде поспешно подошел Сигурд, уже в шлеме, и взял за локоть.
– Йомфру, тебе надо спрятаться. Сейчас будет битва.
Гунхильда вздрогнула, сообразив, что вот-вот произойдет. Здесь, на корабле, начнется сражение.
– Иди сюда! – Сигурд подтащил ее к люку, который уже откинули его люди, и кивнул туда: – Скорее полезай. Так будет больше надежды, что ты уцелеешь.
Корабль имел дощатый настил, отгораживающий подпалубное пространство, в котором лежали камни, нужные для остойчивости. Свободного места там оставалось так мало, что можно было только лежать. Несмотря на явное неудобство этого ложа, жесткость и грязь, Гунхильда торопливо подобрала подолы и юркнула туда, проползла по грязным, неровно уложенным камням как могла дальше, держа собственную косу в зубах, чтобы не цеплялась. Обрадовалась мимоходом, что надела в дорогу самую простую некрашеную одежду, которую не жаль испачкать. Вслед за ней туда же заползли шепотом причитающие Унн и Богута, и люк за ними захлопнулся. Стало почти темно, лишь в щели сверху проникало немного света. Волны бились о доски почти рядом, было холодно и душно, тем не менее все три могли только радоваться, что у них есть «крыша», которая защищает от того, что сейчас начнется наверху…
– Суши весла! – расслышала Гунхильда крик у себя над головой.
А потом… Корабль содрогнулся от страшного удара – это он столкнулся с «Железным Вороном», который все же успел отрезать ему путь в море, приняв борт «в скулу», как говорят. Затрещали доски обшивки и ломающиеся весла, одновременно послышались крики боли – тем, кто не успел убрать весла, их рукоятями при столкновении переломало кости. Корабль закачался на поднятой волне, женщины невольно кричали, жмурясь – их болтало по камням, и даже было не за что ухватиться.
– Руби канат! – донесся еще один крик, едва пробившись сквозь плеск воды, вопли раненых и треск дерева.
Это с «Железного Ворона» бросили «кошки» – одна из них впилась в борт так близко от укрытия женщин, что они расслышали треск, когда железные когти вонзились в дерево, и ощутили толчок. Тут же по борту ударил топор, отсекая канат, но это мало помогло. Борт «Железного Ворона» был выше, и к тому же на нем было раза в полтора больше людей, чем обычно – готовясь к нападению, Харальд усилил его дружину за счет тех двух кораблей, что служили загонщиками.
Сигурд ярл в это время стоял возле мачты: там его и выбрал целью Харальд, собираясь, по обычаю, начать битву броском копья во вражеского вождя. Сигурд, уже снаряженный для боя, с мечом и щитом, уклонился от броска, но копье прибило к мачте край его плаща. Норвежский ярл замешкался, освобождаясь от плаща, а Харальд уже одним из первых перепрыгнул вниз, на «Волка», тоже с щитом и мечом – тем самым Синим Зубом, что был ему дан как выкуп за Ингер. Это был действительно очень хороший меч, и Харальд мог это оценить. За ним лавиной бросились его люди, закипела схватка, и каким же тесным казался в это время большой боевой корабль!
Гунхильда в своем укрытии съежилась, сжалась, закрывая голову руками, стараясь поменьше биться о камни, но корабль болтало, никто им не управлял. Шум сражения над головой оглушал – треск щитов, крики боли, лязг и скрежет железа, яростные вопли. Казалось, все это совсем рядом, да оно и было совсем рядом. Жутко было подумать, что сталось бы, останься она наверху – ее затоптали бы, не заметив.
Она не знала, как долго это продолжалось: то казалось, что очень долго, а то – что считанные мгновения, но сколько ужаса они принесли! Шум немного сместился, а потом раздался звук, от которого Унн и Богута завизжали и попытались уползти еще дальше, прижались к Гунхильде – над ними подняли люк, в проем хлынул свет.
– Конунг, женщины здесь! – закричал кто-то.
После этого сперва ничего не происходило, и они даже не сразу разобрали, что шум битвы почти стих. Потом еще чья-то голова свесилась над люком и позвала:
– Выходите!
Унн и Богута и не подумали послушаться. Тогда кто-то из данов спустился и потянул за ногу Унн, лежавшую ближе к краю. Визжащая служанка была вытащена на свет, за ней Богута. Гунхильда двинулась к люку сама и сердито отмахнулась от чьей-то протянутой грязной руки – она не позволит, чтобы ее тянули, как крысу из норы!
Тем не менее, выбравшись на свет и жмурясь, она сейчас мало напоминала дочь одного конунга и невесту другого – в испачканной одежде, с пятнами грязи даже на щеках и на лбу, со спутанными волосами, перекосившимся худом и сбившимся на сторону плащом, со ссадинами на руках от камней.
– Вот она, конунг, – сказал кто-то, и Гунхильда с усилием открыла глаза, вновь привыкая к свету.
Но лучше бы ей было по сторонам не смотреть. Недавно столь прекрасный, корабль напоминал воина, павшего в битве. Над его правым бортом возвышался «Железный Ворон», прикованный кошками; с этой стороны нелепо торчали обломки весел, скамьи у обоих бортов были сбиты с мест, тут и там лежали тела – иные шевелились и стонали, иные нет. Кругом темнели пятна крови, валялись обломки щитов, прямо под ногами лежала секира на сломанном древке – хорошо, не чья-то голова.
Гунхильда бросила взгляд в сторону кормы: там столпились уцелевшие люди Сигурда, уже обезоруженные. Но, по крайней мере, Харальд не стал «очищать корабль», то есть убивать и сбрасывать в море всю вражескую дружину целиком. Сигурд ярл, к счастью, живой, лежал возле мачты, двое мужчин возились рядом, перевязывая ему раненое бедро и руку.
А прямо перед Гунхильдой стоял Харальд – еще в шлеме, под которым его лицо казалось особенно свирепым.
– Пойдем! – Он взял ее за руку и потянул в сторону своего корабля, прикованного к «Волку» кошками.
Однако Гунхильда уперлась и вырвала руку.
– Что ты натворил? – с гневом, возмущением и болью закричала она. – Зачем ты здесь? Зачем тебе все это нужно? Почему ты напал на нас?
– Я не хочу, чтобы ты уехала в Норвегию и вышла за Хакона, – прямо ответил он. – Потому что не хочу, чтобы потом еще и Хакон мстил мне за твоих родичей.
– За моих родичей? – повторила Гунхильда. – Что ты хочешь сказать? Ты ведь помирился с моими родичами! Ты не имеешь права!
– Вот мое право! – Харальд хлопнул себя по бедру, возле которого висел на перевязи меч Синий Зуб. – И другого еще ни один из моих предков не просил!
– Ты же принял виру! Ты больше не должен нам мстить!
– А я и не мщу. – Харальд усмехнулся. – Теперь пусть твои родичи приезжают сюда, если хотят тебя получить обратно, и мстят мне! Пусть они попробуют тебя отбить, если так уж желают выдать тебя за Хакона. И посмотрим, все ли они отсюда уйдут живыми!
– Но ты сам согласился на этот брак, теперь они родичи и тебе!
– Я не желаю таких родичей!
– Твой отец хотел этого!
– Мой отец не хотел, чтобы его дочь называли рабыней твоего брата. И этого не будет, потому что я принял выкуп и теперь она его законная жена, выкупленная даром и словом! И если теперь она овдовеет, это не опозорит ни ее, ни нас! Она даже успеет уехать вместе с Сигурдом и выйти за Хакона!
– Не получится! – запальчиво возразила Гунхильда. – Теперь его невеста – я!
– Если я убью Эймунда – за Хакона выйдет Ингер. А если Эймунд убьет меня – мне будет все равно, выходи хоть за тролля морского!
– А сейчас тебе не все равно? Почему ты мешаешь мне жить? – Гунхильда кричала, со слезами на глазах, и ей хотелось наброситься на него с кулаками. И то, что этот человек казался ей привлекательнее всех прочих мужчин, только делало ее положение еще более унизительным. – Я ненавижу тебя! Это низко и недостойно, ведь ты согласился на примирение!
– Ты думаешь, смерть того слизняка утешит нас? – с негодованием крикнул Харальд. – В нашем роду стало на одного мужчину меньше, и это из-за вас! Я не успокоюсь, пока и вас не станет на одного мужчину меньше! Теперь я буду ждать их здесь, и пусть боги нас рассудят! Вырубайте «кошки», пошли отсюда! – крикнул он своим людям и без дальнейших разговоров потащил Гунхильду на «Железный Ворон».
У борта он взял ее на руки и передал наверх одному из своих хирдманов. Слышался стук топоров – даны вырубали «кошки», чтобы отцепиться от норвежского «Волка». На «Вороне» Гунхильда ушла к мачте и села, сжавшись в комок. Кое-как поправила одежду, посмотрела на свои грязные руки, серым от грязи рукавом потерла лицо, не слишком веря, что это поможет. Хороша невеста, из-за которой один конунг напал на людей другого! Почти как Замарашка, дочь Кетиля Заплатки.
Один за другим люди Харальда поднимались назад на «Ворона», помогали перебраться раненым, перенесли несколько своих убитых. На разоренном «Волке» остался Сигурд с изрядно поредевшей дружиной и мертвые тела. До Норвегии он теперь не дойдет.
Харальд, положив по привычке руки на пояс, остановился перед Сигурдом. Того уже перевязали, и он уже не лежал, а сидел, прислонившись к мачте, в наброшенном на плечи кафтане, под которым рубаха была вся испятнана кровью. Рука его лежала на перевязи, нога была вытянута.
– Я не хотел причинять тебе вреда, Сигурд ярл, – сказал Харальд. – Но мне была нужна эта женщина, и я знал, что по доброй воле ты мне ее не отдашь. Против тебя я ничего не имею. Возвращайся на Бьёрко и передай Олаву с племянником, что она у меня и что я жду их здесь, за последней заставой. Пусть приходят, если хотят получить назад свою девушку. Если им повезет, они даже сумеют отправить ее к Хакону. Но только после моей смерти.
– Ты пошел на большой риск, Харальд сын Горма, – сдержанно и хмуро отозвался Сигурд. – Ты второй раз оскорбил Хакона конунга. Вы нанесли ему оскорбление, когда признали вашу сестру законной женой того, кто ее похитил, уже после того как дали согласие на ее брак с Хаконом конунгом. И теперь ты пытаешься отнять у него уже вторую невесту. Не кажется ли тебе, что ты много на себя берешь?
– Не могу сказать, что был лучшим другом Хакона конунга, – кивнул Харальд. – Но все могло бы быть еще хуже. Моя сестра сбежала без ведома родичей, но если бы мы не признали ее брака с Эймундом, она или осталась бы у него в рабынях, или вернулась бы опозоренной. А такая невеста Хакону конунгу не подойдет. А если бы я позволил ему взять в жены эту девушку, – он кивнул на Гунхильду, которая прислушивалась к их разговору, – то впоследствии Хакону пришлось бы мстить мне за родичей жены. Я избавил его от этой необходимости, тем более что моя сестра Гунн и ее муж уже поссорили нас с Хаконом. Зло не так велико, как могло бы быть, и когда Хакон конунг хорошенько подумает, он поймет, что я причинил ему наименьшее зло, какого требовали обстоятельства. А теперь прошу тебя вернуться на Бьёрко и передать Инглингам то, что я сказал. У тебя осталось достаточно людей, чтобы управлять кораблем. Можете не спешить – я никуда не уйду отсюда, пока не увижу Инглингов.
Пока они беседовали, люди Харальда немного прибрались на «Волке», то есть просто выкинули за борт негодные весла и обломки щитов. Харальд перепрыгнул на «Ворона», последнюю «кошку» убрали, и два корабля разошлись. На «Волке» разобрали весла и потихоньку двинулись обратно в протоки, а «Ворон» подошел к ближайшему островку. Весь он был размером с двор усадьбы Эбергорд и необитаем, если не считать морских птиц. Неровные серо-бурые скалы гладкими уступами поднимались от воды, и здесь было довольно удобно перебраться на берег. Чуть выше росли ели, на вершинах сгущаясь в целый лесок. Хирдманы один за другим прыгали на берег.
– Хочешь выйти на остров? – Харальд, уже без шлема, снова подошел к Гунхильде.
– Хочу! – мрачно ответила она. – Очень даже хочу!
И с сердитым видом протянула руку, давая понять, что он должен ей помочь. После проделанной части пути и всех переживаний ей весьма даже требовалось отойти в заросли.
Харальд подсадил ее на борт, потом спрыгнул на камень и поднял руки, чтобы ее принять. Гунхильда соскользнула почти ему в объятия; смеясь, он прижал ее к груди и не спешил поставить наземь, но девушка вырвалась и торопливо стала взбираться по направлению к ельнику. Кругом уже виднелись мужчины, занятые тем же делом, но им было незачем искать уединенное место.
В глубине ельника Гунхильда нашла в каменистом углублении воду – не то большую лужу, не то маленькое озерко. Глянув на свое отражение, она ойкнула и принялась торопливо распускать волосы, чтобы причесаться – гребень висел у нее на цепочке под нагрудной застежкой – и заново заплести косу. Потом она умылась, постаравшись оттереть грязь со щек и лба, и вытерлась подолом сорочки. Теперь можно было вновь показаться на глаза людям. Вот только не очень хотелось.
Пока все было спокойно, и ждать быстрого развития событий не приходилось. Пройдет немало времени, пока Сигурд ярл с остатками дружины доберется назад на Бьёрко, пока передаст огорчительные новости, пока Олав и Эймунд соберут людей и прибудут сюда… Пожалуй, и ночь пройдет, и решающая встреча состоится только наутро. Впрочем, сейчас, в середине лета, светло было почти круглые сутки: длинные сумерки едва успевали смениться ночной темнотой, как утренняя заря вновь нетерпеливо отдергивала небесный полог.
Со стороны корабля слышались голоса, стук топора, над вершинами прибрежных елей взлетели клубы дыма. Похоже, дружина тоже располагалась провести здесь ночь и готовила ужин. Вокруг в ельнике раздавались шаги, треск сучьев: хирдманы собирали сушняк для костра. Один из них прошел совсем рядом с Гунхильдой, вопросительно глянув на нее: дескать, чего это девушка сидит на стволе упавшей ели, такая угрюмая, будто троллиха? Гунхильда ответила ему сумрачным взглядом: идти на берег к людям ей совсем не хотелось.
Рано она обрадовалась, что все закончилось. Харальд принял выкуп и виру за обиду, даже признал, что Эймунд отомстил за Кнута и другой мести не требуется – но вовсе на этом не успокоился. Кнютлинги потеряли мужчину, и он намерен так или иначе сравнять счет. И для этого сам нанес обиду Инглингам, вынудив их отбивать Гунхильду. Завтра поутру ей придется наблюдать еще одно сражение на воде – на этих островках, на неровных лесистых скалах, дружины из нескольких десятков человек не найдут места для битвы. И здесь все не обойдется одним ранением, как с Сигурдом. Завтра кто-то из них умрет – или отец, или Эймунд, или Харальд. Уже не в первый раз Гунхильда с ужасом ждала этого события, но теперь надежды нет – встреча назначена. Если Харальд победит, Сигурду ярлу придется уехать восвояси без нее. Если победят ее родные, она еще может стать королевой Норвегии. Но что для нее будет значить тот или другой исход, если она потеряет отца? Или брата? Или… Харальда?
– Зачем, зачем! – в невыносимой тоске воскликнула она, глядя на воду сквозь вершинки ниже растущих елей, как в оконце.
Ведь она уже мысленно простилась с ним! Уже почти свыклась с мыслью, что эта разлука навсегда, что в дальнейшем она сможет произнести имя «Харальд» только после того, как родится и будет наречен ее сын от Хакона конунга. Она уже почти повернулась спиной к прошлому и устремила взгляд вперед. Но он опять явился, как тролль из-под земли, разбил ее надежды на иное счастье, ее будущее! Вновь вернулась тоска неизбежной разлуки, его присутствие бередило сердечную рану, томило необоснованной надеждой, что все еще может как-то измениться. Гунхильда почти ненавидела его за то, что он причиняет ей эти страдания и никак не желает оставить в покое!
– Ч-что ты здесь сидишь? – раздался поблизости знакомый голос. – Если ты г-голодна, сейчас будет каша. Пойдем. Они еще не скоро сюда приедут.
Гунхильда повернулась. Харальд стоял под елью – без кольчуги, но в той же серой кожаной рубахе с черными пятнами крови на подоле, с взъерошенными светлыми волосами, с Синим Зубом у пояса. Он подошел и протянул руку, желая погладить ее по голове, но Гунхильда отстранилась и вскочила.
– Не трогай меня!
– Что же ты так неприветлива с родичем? – Харальд усмехнулся. – Сидишь здесь, как тролль!
– Сам ты тролль! Видеть тебя не хочу!
– Да ты и злая, как тролль! – Харальд усмехался, что можно было бы принять за бесчувственность, но Гунхильда уже знала, что так он усмехается, когда разговор ему неприятен. Что ни говори, ей он тоже был не лучшим другом. – Еще укусишь. Посиди-ка лучше вот здесь!
С этими словами он вдруг схватил Гунхильду и подбросил, посадив на кривое ответвление елового ствола. Гунхильда завопила, внезапно оказавшись почти на высоте собственного роста над землей, и вцепилась в ствол, чтобы не упасть; кое-как она утвердилась на этом сидении, под смех Харальда одернула задравшиеся подолы. После болтания по камням она была вся в синяках, которые уже начали болеть, и внезапное водворение на жесткую ветку не улучшило дела.
– Да уж я бы тебя укусила! – в негодовании крикнула она, теперь глядя на него сверху вниз, гневаясь и чувствуя себя глупо. – Ты мне всю жизнь испортил, и хочешь сделать еще хуже! Я могла бы стать королевой Норвегии, а ты мне помешал! Почему ты не оставишь меня в покое? Я лишилась уже второго жениха, и на этот раз из-за тебя!
– А за первый раз благодари своих родичей! Но не огорчайся. Если Хлода родит девочку, я сам возьму тебя в жены.
– Я тебе откажу! – крикнула Гунхильда, готовая в этот миг на все, лишь бы ему досадить. – И все равно ничего не выйдет, потому что она родит мальчика! И этот мальчик станет твоим преемником, но только ты этому не обрадуешься!
– Откуда ты знаешь? – Харальд нахмурился и шагнул к ней. – Это… Ты опять…
– Это ты опять! Опять ломаешь мою жизнь! А я просто вспомнила то, что было… в кургане. Я вспомнила, что сказала мне Фрейя. Вспомнила, когда увидела, как твоя жена вместе с ведьмой из леса созывает злых духов, чтобы тебя погубить! У нее теперь уж почти есть сын, ты больше ей не нужен и она может мстить тебе за своих родных, она сама это сказала! Так что тебе лучше не ходить по морям и встревать в чужие дела, а сидеть дома и заниматься своими собственными!
– Что ты говоришь? – Харальд метнулся к ней и схватил за колени, будто хотел немедленно сдернуть назад на землю.
– Не трогай меня! – Гунхильда покачнулась на своем насесте, вскрикнула и крепче вцепилась в ствол. – Хочешь, чтобы я упала и сломала шею?
– О какой ведьме ты говоришь? – настойчиво допрашивал Харальд, вновь ставший очень хмурым и даже свирепым. – При чем здесь Хлода?
– Я говорю о ведьме, что жила в лесу за вашей усадьбой. Ее звали Улла… или как-то так.
– Что? – У Харальда мелькнула дикая мысль, что ведьма его детства ожила и вернулась.
– Улла, или Ульвин, или еще что-то такое, мне было некогда разбирать.
– Как она выглядела?
– Я плохо рассмотрела в темноте.
– Старая или молодая?
– Ну… не очень старая. – Гунхильда помнила лишь размытую фигуру с растрепанными волосами. – Но я знаю, это она сделала ту рунную кость, которую нашли в постели, и сделала ее для меня! А вовсе не для Ингер! Хлода принесла ее в тот самый день и подложила мне, чтобы меня свести с ума и погубить, а когда узнала, что в эту самую ночь сбежала Ингер, то сама же повела всех искать кость и обвинила меня в колдовстве! Она пять лет не могла забеременеть, пока не связалась с той ведьмой и та помогла ей своими заклятьями. А когда она забеременела, то уговорила ведьму погубить тебя, пока ты был за морем!
– Ты лжешь!
Лицо Харальда исказилось яростью; он сдернул Гунхильду с дерева и прижал спиной к стволу, стиснув ей руки так, что она вскрикнула от боли.
– Нет! Я не лгу! – в гневе выкрикнула она ему в лицо. – Я знать вас не хочу! Я хотела уехать в Норвегию и больше никогда не видеть ни тебя, ни твою жену, ни ваших ведьм! Ты сам мне помешал!
– Хлода не могла связаться с ведьмой!
– А почему тогда у нее пять лет не было детей, а потом вдруг появился этот ребенок?
– Так бывает и безо всяких ведьм!
– Я сама видела их вдвоем, и Хлода пела вардлок, пока ведьма говорила с духами.
– Где это было? – В памяти Харальда мелькнуло полузабытое воспоминание: черная фигура с факелом во мраке. – За ельником, где круг из стоячих камней?
– Нет, это было на холме неподалеку от Дома Фрейра. Такую ворожбу творят на местах повыше, но никто ведь не позволил бы ведьме построить помост, чтобы звать духов на гибель конунгову сыну. И Хлода сама сказала мне, что мстит за своих родичей. И что я могу обезопасить своих, если помогу ей. Я отказалась, и она сказала, что я дура! Она была права! Я и правда ужасная дура! Я должна была помочь ей, и тогда ты сейчас не мешал бы мне и не угрожал бы моим родичам!
Харальд выпустил ее и попятился, продолжая пристально глядеть ей в лицо. Гунхильда нервно оправляла одежду и волосы, сама несколько испуганная действием своих слов: видно было, что он потрясен до глубины души и пытается осмыслить услышанное. Вся жизнь заново проходила у него перед глазами, одни заботы сменялись другими. Только что он думал, главное для него – рассчитаться с Инглингами, а вдруг оказалось, что главный его враг, тот, что преследовал его с семилетнего возраста, затаился дома. Гунхильда ведь не могла знать о том давнем случае… Или могла?
– Тебе кто-то рассказывал… – сумрачно спросил он.
– О чем?
– О ведьме. Из-за чего я… которая еще в детстве насылала мне дурные сны…
– Ах! – Гунхильда вспомнила кое-что, и ей стало понятнее его волнение. – Ты о той ведьме, из-за которой… не можешь гладко говорить? Да ты же сам мне и рассказывал!
– Я?
– Да, когда я появилась у вас, и ты принял меня за ведьму и чуть не убил. Я заболела, а ты потом пришел, когда я очнулась, и рассказал, что в детстве тебя напугала одна ведьма, из-за чего ты стал заикаться, и поэтому ты не любишь ведьм.
– Я сам это рассказывал? – с неудовольствием уточнил Харальд.
– Ну да.
– А еще кто-то говорил об этом?
– Твоя мать рассказала, что эту ведьму убили. Вот и все, что я знаю.
– Ту ведьму звали Ульфинной, – помолчав, добавил Харальд. – Про нее рассказывали, что она из старухи снова стала молодой. И ее убили, когда… моя сестра Гунн уехала в Норвегию. А теперь… не могу поверить, что она снова выползла из-под земли! И принялась за старое! Вот почему я опять видел тот сон!
– Какой сон?
– Будто меня хоронят заживо! Вот какой. Кто-то еще… может подтвердить… это все? Ну, что ты видела ее и Хлоду?
– Есть… еще один человек, который все это видел. Но я… не скажу тебе, кто это. Я думаю… больше ведьма не причинит зла, – поколебавшись, добавила Гунхильда. – Она мертва.
– Мертва? Кто ее убил?
– Сдается, это была Фрейя! – повторила Гунхильда слова Кетиля и даже попыталась улыбнуться. – И Ключ от Счастья.
Но Харальд не улыбался. Перед его глазами вновь встало видение: сумерки, стоячие камни, две темные женские фигуры с факелом… две черные птицы… потом яма, падающая земля… тяжесть на груди… удушье… темнота. В последние месяцы этот сон повторялся уже трижды, каждое полнолуние. А ведь перед этим он много лет его не видел! Он думал, что в возвращении сна виновата Гунхильда. Так неужели старая ведьма вернулась в облике его собственной жены? Вот почему говорили, что ведьма состарилась, а потом помолодела – это значит, что место прежней ведьмы может занять другая, если в сердце ее достаточно злобы. Но Хлода… А ведь в том нет ничего невероятного. Она может, она даже должна мстить ему за своих родичей, убитых на острове Съялланд. И Хлода вполне на это способна: у нее хватит и решимости, и силы духа. Ему ли ее не знать!
И что же он делает? Воюет с Инглингами, пренебрегая возможностью примирения, начисто забыв о том, что Скъёльдунги со Съялланда не исчезли без следа – последняя из их рода живет в его собственном доме, спит в его собственной постели! Он оставил за спиной мстительницу, кровного врага, а теперь пытается сделать такого же врага из другой женщины – той, при мысли о которой уже полгода сердце бьется чаще и на душе светлеет. Он стоит на краю пропасти – еще шаг, и он погубит себя и ее. И он сам пришел на этот край, силой притащил ту, что ему дороже всех женщин на свете… Это проклятые чары ведьм сделали его таким безумцем, врагом самому себе!
– Конунг! – вдруг закричали с берега. – Корабли!
Еще погруженный в свои мысли, Харальд почти неосознанно сделал шаг в ту сторону. А Гунхильда подняла глаза и ахнула: в проеме еловых ветвей ей была видна протока, из которой выходил два больших боевых корабля.
Харальд проследил за ее взглядом, окончательно опомнился и бегом бросился вниз, к своим людям. Гунхильда поспешила за ним.
Так скоро! Но это просто невероятно – не могла же пройти целая ночь, пока она умывалась и разговаривала с Харальдом. Но корабли были уже здесь – целых три, и из них два больше «Железного Ворона». Все они были полны вооруженных людей, но, сколько ни шарила Гунхильда взглядом по рядам шлемов, не могла найти никого похожего на отца или Эймунда.
Хирдманы Харальда прыгали на борт и разбирали весла. Два других его дреки, стоявшие чуть поодаль у этого же острова, тоже готовились отчалить.
– Это не Олава корабли! – вскрикнул кто-то рядом. – Это Бьёрна!
– Вон Торгест Стервятник, я его запомнил! Он мне показывал этот свой шлем!
– Оставайся здесь! – Харальд махнул Гунхильде рукой и последним перепрыгнул на уже отходящий от скалы корабль.
Опустив руки, Гунхильда смотрела, как «Железный Ворон» удаляется, выгребая на свободное пространство, потом торопливо взобралась на скалу повыше, откуда было лучше видно. Наконец наступала короткая ночь середины лета: спрятавшееся за облака солнце окрасило небо в разные оттенки желтого и лилового, и те же цвета, только темнее, отражались в воде. Отражался и лес на скалах, и через этот подводный призрачный лес, по дороге тусклого золота шли сюда три больших корабля. И они уже достаточно приблизились, чтобы можно было разглядеть стяг Бьёрна конунга.
«Застава!» – сообразила Гунхильда. Конечно, Сигурд ярл не мог успеть добраться до Бьёрко за это время, но дойти до ближайшей заставы, внешней, ему вполне хватило времени. И эти корабли вышли оттуда, вместе с ярлом, чей был черед охранять проходы к вику. Это оказался Торгест Стервятник, один из тех, кто в эти дни не раз пировал у Атли Сухопарого: крепкий мужчина лет тридцати с небольшим, с нагловатыми глазами и очень волосатыми руками; из-под шлема по спине спускалась коса длиной до пояса, и бородку он заплетал в две косички.
– Эй, Харальд сын Горма! – закричал он, размахивая копьем. – Послушай, что велел передать тебе Бьёрн конунг!
– Что хочет сказать мне Бьёрн конунг? – крикнул Харальд.
– Бьёрн конунг велел передать тебе следующее. Это его собственные слова. Он велел сказать, что если вы, Инглинги и Кнютлинги, не перенесете ваши троллевы разборки куда-нибудь в Йотунхейм с его земли, то ноги вашей больше не будет на его торгах. Ты ведь давал клятву не трогать Инглингов на его земле!
– А я и не трогал их на его земле! Здесь вода, и к тому же уже почти море.
– Дело твое, но Бьёрн конунг велел сказать, что ему это надоело. Он хочет, чтобы ты немедленно вернул йомфру Гунхильду родичам и убрался отсюда, иначе тебе придется биться с нами. Каково твое решение?
Гунхильда, стоя на скале над морем, будто одинокая валькирия, не сводила глаз с Харальда и видела, что он обернулся и посмотрел на нее.
– Уходи! – в отчаянии воскликнула она, хотя знала, что отсюда он ее не услышит. – Уходи, пока тебя отпускают! Я не хочу увидеть, как тебя убьют шведы или как ты убьешь моего отца! Иди своей дорогой!
– Я принимаю условия Бьёрна конунга! – крикнул Харальд и махнул Торгесту. – Я ухожу! Забери йомфру отсюда и доставь на Бьёрко! Гунхильда! – закричал он снова, обернувшись к ней.
Она шагнула еще ближе краю скалы.
– Я тебе не верю! – закричал Харальд, приложив ладони ко рту.
– Как хочешь, – тихо ответила она, не заботясь о том, чтобы он услышал.
Пусть Харальд не верит в то, что она рассказала о Хлоде. Он уходит, никаких сражений не будет – все остальное казалось безразлично.
– Ты не отказала бы мне! – снова закричал Харальд, а потом отвернулся к своим людям, которые уже поднимали парус.
Ветер дул в сторону моря.
