Потенциальные трения между существующими и возникающими центрами силы не новы. Возникающая сила неизбежно вторгается в некоторые сферы, прежде считавшиеся исключительной прерогативой существующей. К тому же эта возникающая сила подозревает, что ее соперник может попытаться ей помешать, пока не стало слишком поздно. Исследование Гарвардского университета показало, что в истории пятнадцати случаев взаимодействия возникающей и существующей сил десять закончились войной.

Поэтому неудивительно, что стратеги с обеих сторон ссылаются на модели поведения и исторический опыт, предсказывая неизбежность конфликта между двумя обществами. Китайцы интерпретируют многие американские действия как стремление воспрепятствовать подъему Китая, а американская пропаганда прав человека трактуется как подрыв китайской внутриполитической структуры. Некоторые крупные фигуры именуют так называемую «политику переориентации» Америки провозвестником решающей схватки, призванной навеки обречь Китай на второстепенную роль; это тем более примечательно, потому что на момент написания книги никаких крупных передислокаций воинских частей не проводилось и не планировалось.

С американской стороны есть опасения, что новый Китай будет систематически оспаривать превосходство США и тем самым подрывать безопасность Америки. Многие рассматривают Китай, по аналогии с Советским Союзом времен холодной войны, как государство, рвущееся к военному, а также экономическому доминированию во всех близлежащих регионах, следовательно, помышляющее о гегемонии.

Обе стороны укрепляются в своих подозрениях военными маневрами и оборонными программами. Даже когда те выглядят «нормальными», то есть включают меры, которые любая разумная страна предпринимает в защиту национальных интересов, такие маневры и программы анализируются в терминах сценариев конфликта. При этом каждая сторона совершает определенные шаги, чтобы односторонние действия не вылились в очередную гонку вооружений.

Сторонам следует вспомнить десятилетие перед Первой мировой войной, когда постепенное нарастание подозрительности и скрытых конфронтаций в конце концов привело к катастрофе. Лидеры Европы загнали себя в ловушку своим военным планированием и нежеланием разделять стратегию и тактику.

Два других фактора также способствуют сохранению напряженности в китайско-американских отношениях. Китай отвергает предположение, что международный порядок должен строиться на распространении либеральной демократии и что международное сообщество обязано навязывать всем данную концепцию и особенно идею прав человека. Соединенные Штаты вполне в состоянии толковать свои взгляды на права человека максимально широко – ради стратегических приоритетов. С учетом истории и убеждений ее народа, Америка, конечно, никогда не отречется от этих принципов как таковых. Что касается Китая, точку зрения китайской элиты на этот вопрос высказал Дэн Сяопин:

«На самом деле национальный суверенитет куда важнее прав человека, но Большая семерка (или восьмерка) часто нарушает суверенитет бедных и слабых стран третьего мира. Рассуждения о правах человека, свободе и демократии предназначены лишь для маскировки интересов сильных и богатых стран, которые используют эти лозунги, чтобы запугивать слабых, и которые добиваются гегемонии, проводя силовую политику».

Между столь полярными воззрениями никакой официальный компромисс невозможен; но не допустить перерастания разногласий в конфликт – одна из важнейших задач лидеров обеих стран.

Другой насущный фактор – это Северная Корея, к которой, безусловно, применим афоризм девятнадцатого века – как сказал Бисмарк: «Мы живем в замечательное время, когда сильный слаб из-за своих сомнений, а слабый становится сильнее, потому что дерзает». Северная Корея не признает никаких принципов легитимности правления, даже заявляемых коммунистических. Ее главное стремление состоит в создании нескольких атомных бомб. У нее нет достаточного военного потенциала, чтобы воевать с Соединенными Штатами. Но наличие ядерного оружия имеет политическое значение, намного превышающее его военную полезность. Оно стимулирует Японию и Южную Корею на разработку собственного ядерного арсенала. Оно позволяет Пхеньяну «дерзить» сверх всякой меры, подталкивая к новой войне на Корейском полуострове.

Для Китая Северная Корея – серьезная проблема. С точки зрения многих китайцев, Корейская война олицетворяет решимость Китая покончить со «столетием унижения» и «подняться с колен» на мировой арене, а еще служит доказательством того, что не следует вовлекаться в войны, чьи причины Китаю безразличны и чьи результаты могут иметь принципиальные, масштабные, непредсказуемые последствия. Именно поэтому Китай и Соединенные Штаты Америки параллельно и резко выступают в Совете Безопасности ООН, требуя, чтобы Северная Корея отказалась – а не просто свернула – от своей ядерной программы.

Для Пхеньяна отказ от ядерного оружия может означать политический крах. Но именно на полном прекращении работ настаивают Соединенные Штаты и Китай в резолюциях Совета Безопасности ООН. Обе страны должны скоординировать свою политику на случай, если – когда? – поставленные цели будут достигнуты. Удастся ли объединить разделенную ныне Корею и какой ценой? В состоянии ли Китай и США выработать совместную стратегию относительно безъядерной объединенной Кореи, стратегию, которая обеспечит общую безопасность и стабильность? Вот это действительно большой шаг в направлении «нового типа отношений», столь часто упоминаемых и столь медленно формируемых.

Новые руководители Китая признают, что реакция китайского населения на эту обширную повестку дня непредсказуема; они «плывут в неизведанные воды». Им не нужны зарубежные «авантюры», однако они будут решительно сопротивляться любым попыткам вмешательства в то, что Китай определяет как свои ключевые интересы, причем тверже, чем предшественники, – именно потому, что считают себя обязанными объяснять коррективы курса, неразрывно связанные с реформами, дополнительным акцентом на национальных интересах. Всякий международный порядок с участием США и Китая должен предусматривать баланс сил, но традиционное регулирование этого баланса надлежит смягчить соглашением о нормах и подкрепить сотрудничеством.

Лидеры Китая и США публично озвучивают взаимное стремление к контактам и конструктивному диалогу. Два американских президента (Барак Обама и Джордж Буш) договорились с китайскими коллегами (Си Цзиньпином и Ху Цзиньтао) о стратегическом партнерстве в Тихоокеанском регионе; это способ сохранения баланса сил при одновременном снижении степени военной угрозы. Пока, увы, заявления о намерениях не подкреплены конкретными шагами.

Партнерство нельзя обеспечить голыми декларациями. Никакое соглашение не гарантирует определенный международный статус США. Если Соединенные Штаты начнут восприниматься как «былая сила» (по собственному выбору), Китай и другие страны присвоят себя значительную часть полномочий, которыми Америка располагала после Второй мировой войны, после «интерлюдии» кризисов и потрясений.

Многие китайцы усматривают в США сверхдержаву на спаде. Тем не менее в руководстве Китая принято мнение, что Соединенные Штаты в обозримом будущем сохранят существенный потенциал мирового лидерства. Суть конструктивного мирового порядка в том, что ни одна страна, ни Китай, ни США, не в состоянии присвоить себе ведущую роль, подобную роли Соединенных Штатов непосредственно по завершении холодной войны, когда они остались «одни на вершине».

В Восточной Азии США – не столько «балансировщик», сколько составная часть баланса сил. В предыдущих главах была показана непрочность такого баланса в ситуации с малым количеством участников, когда любое смещение лояльности может оказаться решающим. Сугубо военный подход к равновесию в Восточной Азии, скорее всего, приведет к разделению еще более жесткому, чем то, которое оформилось в последнюю мировую войну

В Восточной Азии некое подобие баланса сил существует между Китаем, Кореей, Японией и США, с Россией и Вьетнамом на периферии. Но эта структура отличается от исторических балансов в том отношении, что один из ключевых ее участников, Соединенные Штаты, имеет собственный «центр притяжения», расположенный недалеко от географического центра Восточной Азии; вдобавок, что важнее всего, руководители обеих стран, вооруженные силы которых считают себя противниками, в публичных заявлениях говорят о сотрудничестве по политическим и экономическим вопросам. Получается, что США являются союзником Японии и добиваются партнерства с Китаем; очень похоже на ситуацию, в которой Бисмарк заключил союз с Австрией, чтобы «уравновесить» договор с Россией. Как ни парадоксально, именно подобная двойственность обеспечила гибкость европейского равновесия. И отказ от нее – во имя прозрачности отношений – привел к росту конфронтации, кульминацией которой стала мировая война.

Более столетия – от политики «открытых дверей» и посредничества Теодора Рузвельта в завершении Русско-японской войны – Америка прилагала все усилия, чтобы не допустить возникновения чьей-либо гегемонии в Азии. В современных условиях китайская политика неизбежно сводится к тому, чтобы удерживать потенциально враждебные силы как можно дальше от своих границ. Обе страны лавируют в этом пространстве. Сохранение мира зависит от сдержанности, с которой они преследуют свои цели, и от их способности не позволить политической и дипломатической конкуренции перерасти в военную.

В холодной войне разделительные линии пролегали между военными блоками. Сегодня такие линии ни в коем случае не должны определяться милитаристскими соображениями. Военный компонент нельзя воспринимать как единственный – или даже основной – элемент равновесия. Концепции партнерства должна стать, как ни парадоксально, основой современного баланса сил, особенно в Азии; данный подход, при удачной реализации, станет беспрецедентным и судьбоносным. Сочетание стратегии баланса сил и партнерской дипломатии не сможет устранить все аспекты конкуренции, но позволит смягчить их эффект. Прежде всего оно наделит китайских и американских лидеров опытом конструктивного сотрудничества и укажет обоим обществам дорогу к мирному будущему.

Порядок всегда – тонкое и хрупкое равновесие сдержанности, силы и легитимности. В Азии он должен объединить баланс сил и концепцию партнерства. Сугубо военное определение баланса чревато конфронтацией. Сугубо психологический подход к партнерству заставляет опасаться гегемонии. Мудрая государственная политика призвана отыскать «промежуточный» баланс. Ибо любой перекос сулит катастрофу.