Отступление 2. "КОРОЛЬ" ОДЕССКИХ ЮВЕЛИРОВ

Ювелир Содомский был невысок ростом, тщедушен телом, но упрямства и силы воли ему было не занимать. В детстве он попал под карету, и сломанная левая нога плохо срослась: Содомский довольно заметно хромал. Ему не было еще и тридцати лет, когда он стал одним из выдающихся мастеров ювелирного дела в царской России.

В Гловск ювелир попал совершенно случайно и не по своей воле. Необузданная фантазия и тщеславие, которые как-то не вязались с внешне меланхоличным человечком, небрежно одетым и вечно простуженным, принесли ему массу неприятностей и сомнительного свойства славу, шагнувшую даже за рубеж

А началось все с того, что Содомский решил доказать свою гениальность в ювелирном деле весьма необычным способом. До 1908 года он жил в Одессе (где и родился). Однажды к нему заявился некто фон Заксе, немец по происхождению, международный авантюрист по призванию, и предложил выгодный гешефт. Дело в том, что за границей резко возрос интерес к славянской старине, особенно к скифским сокровищам, которые "стараниями" грабителей могил скифских царей стали появляться на международных аукционах и стоили там бешеных денег. Он-то и предложил Содомскому изготовить подделки, да так, чтобы ни у кого не возникло сомнений в их подлинности.

И Содомский согласился. Нельзя сказать, что только из-за денег: ювелир был горд, принципиален и на сделку с совестью даже весьма солидная сумма, предложенная ему за работу господином фон Заксе, подвигнуть его не могла. Но этот коварный пройдоха зацепил самую больную струнку в душе Содомского: в конце разговора он высказал сомнение в способности ювелира выполнить работу так, чтобы, как говорится, комар носа не подточил – чтобы подделки нельзя было отличить от настоящей старины.

Содомский долго молчал, а потом только и сказал: "Они будут лучше подлинных…" И это означало, что договаривающиеся стороны пришли к полному согласию…

За месяц каторжного труда ювелир изготовил золотую тиару скифского царя, украшенную драгоценными камнями, и два ритона.

Возможно, Содомский так никогда бы и не узнал о дальнейшей судьбе своих "произведений", не попадись ему на глаза в одном из журналов фотографии скифских сокровищ, приобретенных Лувром, где среди всего прочего красовалась и его тиара. Сумма, которую всемирно известный музей уплатил за нее, ошеломила Содомского. Ему бы промолчать, ан нет, взыграло честолюбие. И ювелир поехал в Париж, где вскоре разразился "скандал века", как называли признание Содомского в авторстве тиары газетчики.

Правда, ему сначала не поверили, несмотря на то, что он представил свои эскизы, рисунки подделки и состав золотого сплава, из которого отливал тиару и над которым очень долго бился. Тогда Содомский, чтобы доказать свою правоту, закрылся в гостиничном номере и за неделю изготовил другую тиару, которую нельзя было отличить от приобретенной Лувром. Сомнения у экспертов отпали, Лувр в горести подсчитывал убытки и пытался отыскать "владельца" тиары фон Заксе, который, конечно же, не поспешил дать свой адрес, а Содомский на гребне славы вернулся в родную Одессу, где его чествовали как национального героя и где прозвали "королем" ювелиров.

Но все в жизни преходяще, а слава – в особенности, в чем не преминул скоро убедиться и Содомский. В начале, после триумфального возвращения из Франции, заказы на украшения посыпались как из рога изобилия. Содомский работал, словно одержимый, сутками. Все казалось ему в розовом цвете: жизнь была прекрасна и наполнена главным ее содержанием – любимой работой – до краев. Однако вскоре французские власти, которым так и не удалось разыскать господина фон Заксе, обратились к России с настоятельным требованием возместить убытки, понесенные Лувром по вине "национального героя" и "короля" ювелиров Содомского, который теперь уже фигурировал как главный злодей и инициатор обмана. И пришлось Содомскому по совету бывалых людей покинуть дорогую его сердцу Одессу и удариться в бега во избежание больших неприятностей. Так Содомский оказался в богом забытом Гловске, где купил небольшой домишко и по-прежнему занимался ювелирным делом, что позволяло "королю" ювелиров кое-как сводить концы с концами

…В мастерской Содомского в утренние часы царил полумрак – ювелир был бережлив и экономил на чем только мог: электрическое освещение для него было роскошью, а свечи и керосин, по его уразумению, стоили немыслимо дорого. Поэтому два его подмастерья, которых он взял на выучку и которым вечно "забывал" платить даже ту мизерную плату, за которую они к нему подрядились, коротали время у замерзших окон, дожидаясь, пока рассветет, чтобы можно было хоть что-то видеть в этой полутемной клетушке.

– Модя, кто-то приехал… – вполголоса обратился один из них, рослый малый в безрукавке, отороченной свалявшимся заячьим мехом, к другому, низенькому, коренастому, с круглой, как бильярдный шар, рыжей головой.

Рыжеволосый потер оконное стекло, оттаивая лед, и припал к образовавшемуся прозрачному пятнышку.

– Ого! Выезд-то, Жорка, выезд каков, а! У-ух… Царский. Кони – звери. Кто бы это мог быть? Так рано…

Заскрипела входная дверь, и в мастерскую вошла закутанная в меха старуха. Неуверенно ступая мелкими шажками и касаясь рукой стены, она подошла к подмастерьям и спросила, шепелявя:

– Ювелир Шсодомшский, проше пана, кто ештем?

– Один момент, ясновельможная пани! – рыжеволосый Модя постучал в некрашенную дверь, которая вела в личную мастерскую ювелира, куда тот подмастерьев не допускал. – Господин Содомский! – позвал он. – Извините-с, но к вам пришли…

За дверью послышались покашливание, шорох шагов; что-то упало, звякнув. Наконец дверь отворилась, и Содомский, одетый во все черное, склонился перед старухой в глубоком поклоне, предупредительно вежливом, но с большой долей гордого достоинства: он сразу узнал раннюю визитершу.

– День добрый, госпожа Сасс-Тисовская. Чему обязан?

– Мне нужно с вами поговорить… – княгиня бросила выразительный взгляд на подмастерьев.

– Прошу сюда, – понял Содомский и жестом пригласил ее в свою личную мастерскую.

Они уединились; в комнате стало тихо. Подмастерья едва не на цыпочках отошли к окну, уселись на скамейку. Переглянулись. Модя поднял широкие рыжие брови, округлив глаза, – Сасс-Тисовская была в городе личностью небезызвестной, о ее богатстве знали все, и такой ранний визит гордой аристократки к убогому ювелиру-плебею являлся в их довольно однообразной жизни событием немаловажным.

Тем временем Сасс-Тисовская расположилась у крохотного столика, с которого Содомский поторопился смахнуть хлебные крошки. Она с брезгливым вниманием принялась рассматривать массивный сейф, окно, забранное ржавой решеткой. Ждала, пока не появился ювелир, который, извинившись, вышел ненадолго в другую комнату, чтобы привести в порядок свою одежду. На нем был все тот же черный костюм со следами влажной щетины, но теперь вместо будничной рубахи в мелкий выцветший горошек из-под лацканов сюртука выглядывала белая манишка с галстуком-бантом. Свою неизменную ермолку Содомский снял и потому часто приглаживал обширную плешь: с непривычки ему казалось, что мерзнет голова.

– Милейший… – княгиня с сомнением смотрела на бледное, морщинистое лицо ювелира; видно было, что она колебалась – внешний вид Содомского был мало почтителен. – Милейший, мне бы хотелось, чтобы наш разговор не стал известен кому-либо

– Госпожа Сасс-Тисовская, – лицо ювелира пошло красными пятнами: недоверие, которое явственно звучало в голосе княгини, глубоко уязвило его. – В моей профессии сохранение в тайне пожеланий и предложений клиентов дело само собой разумеющееся. Можете быть спокойны.

– Надеюсь… – княгиня сняла перчатки; на правой руке сверкнул крупный бриллиант, оправленный в белое золото.

Содомский впился в него взглядом, вытянув шею.

– Посмотрите… – Сасс-Тисовская стащила перстень с пальца и положила его на стол перед ювелиром.

Содомский с неожиданным проворством схватил его, поднес близко к глазам. Лицо ювелира стало одухотворенным, морщины разгладились, в больших черных глазах появился влажный блеск.

– Бог мой, я весь в волнении… – голос Содомского дрожал. – Я знал… я знал, что когда-нибудь увижу собственными глазами… это чудо, эту звезду первой величины… "Магистр"… – Он вынул из бокового кармана сюртука лупу, стал пристально рассматривать камень. – Ну зачем, кто придумал и свершил такую глупость?! – вскрикнул неожиданно в раздражении и негодовании.

– Пшепрашем, не есть понятно, что пан имеет в виду? – встревожилась Сасс-Тисовская.

– Камень имел древнюю индийскую огранку. И конечно, вес и размер его были гораздо больше теперешних. Но потом алмаз по чьей-то прихоти подвергли переогранке. И не весьма удачно. Но это ничего, ничего… – поспешил ювелир успокоить княгиню. – Он и теперь великолепен.

– У меня есть к вам предложение, пан Содомский. Княгиня, оглянувшись на дверь, заговорила тише:

– Вы не могли бы изготовить копию камня и перстня? Да такую, чтобы никто, кроме специалиста, не смог отличить от подлинника.

– Страз . Вы хотите, чтобы я сделал страз… – Содомский нахмурился, положил перстень на стол, спрятал лупу обратно в карман.

– Я вам хорошо заплачу… – по-своему истолковала перемену в настроении ювелира княгиня и поторопилась достать из сумочки кошелек. – Здесь золото. Это задаток. Цену за работу я заплачу любую, какую вы укажете. Конечно, в разумных пределах.

– Простите, госпожа Сасс-Тисовская, возможно, мой вопрос вам покажется нескромным… Но я хотел бы знать, для каких целей?

– Ах, какое это имеет для вас значение? Повторяю: если вы в состоянии изготовить этот страз так, чтобы он был похож как две капли воды на подлинник, за ценой я не постою.

– Вы ошибаетесь. Для меня имеют значения дальнейшие ваши намерения относительно подделки.

– То есть?

– Я бы не хотел… – Содомский едва не сказал "опять", да вовремя спохватился, – фигурировать в полицейских протоколах.

– При чем здесь полиция?!

– А при том, что некто – я не имею в виду вас, упаси бог! – может воспользоваться моей работой, чтобы обманным путем сорвать с кого-нибудь солидный куш, всучив вместо подлинного "Магистра" страз. Такое бывало, госпожа Сасс-Тисовская, – предупредил гневный взрыв оскорбленного высокомерия княгини. – Потому я и хочу знать предназначение копии.

– Если так… – княгиня поостыла. – Добже. Пан может быть спокоен – у меня нет намерений использовать копию так, как вы предполагаете. – Сасс-Тисовская не преминула уколоть этими словами ювелира, подчеркнув разницу между ним, плебеем, и собой, аристократкой "голубой" крови; Содомский сделал вид, что не понял намека, смотрел спокойно, полуприкрыв веки. – Надеюсь, вы не предложите мне поклясться на Библии?

– Нет-нет, мне достаточно вашего слова. Как я понимаю, вы хотите таким образом уберечь настоящий "Магистр" от злого умысла?

– Именно, – княгиня с невольным уважением посмотрела на невзрачного, рано состарившегося человека, который, на удивление, оказался весьма проницательным.

Она могла еще добавить, что ее многочисленная родня уже пыталась, и неоднократно, всеми правдами и неправдами завладеть перстнем, который был баснословно дорог. И что у нее не было почти никаких сомнений в намерениях неудачливых воров, которые хотели забраться в дом: они зарились на бриллиант. И что она догадывалась, кто их на это подтолкнул.

Только один человек в Гловске знал о существовании перстня с "Магистром" – купец Вилюйский. Как узнал? – на этот вопрос княгиня ответа не находила. Но Вилюйский однажды нанес ей визит и предложил продать ему эту фамильную драгоценность. И, несмотря на уверения, что она даже не слышала о "Магистре" и что это чей-то досужий вымысел, купец, конечно же, остался при своем мнении. А что Вилюйский способен ради личной выгоды на любое преступление, княгиня не сомневалась: она была знакома с его батюшкой, который, как поговаривали люди, промышлял на большой дороге, пока не завел свое дело. Яблоко от яблони далеко не падает…

Но Сасс-Тисовская промолчала: ювелир не пастор, а мастерская не исповедальня.

– Я согласен… – ювелир потрогал перстень, как бы погладил, бережно и ласково.

– Сколько потребуется на это времени?

– Немного… Совсем немного. Но вам придется довериться и оставить перстень здесь. Дня на два.

Княгиня заколебалась – риск все же был чересчур велик. С сомнением посмотрела на зарешеченное окно, на хлипкую дверь…

– Иначе я просто не смогу добиться абсолютной схожести.

– Нет, – наконец после долгих раздумий отрезала княгиня. – Пшепрашем, нет.

Ювелир развел руками. Княгиня поднялась, взяла перстень. Садомский кинул робкий взгляд на увесистый кошелек с золотыми монетами, который лежал на столе. И решился:

– Ладно. Попробую. Только вам придется еще немного побыть здесь, нужно сделать рисунки, снять размеры, оттиски граней. И сделать фотоснимки. Но для этого мне требуется помощь моего подмастерья, который смыслит в фотоделе.

– Это надежный человек?

– За него я могу поручиться, как за себя.

– Добже. Я обожду.

– Модест! – позвал ювелир, приоткрыв некрашеную дверь.

В личную мастерскую Содомского зашел рыжеволосый низкорослый Модя.

– Приготовь все необходимое для фотографирования мелкого предмета. Жоржу, – ювелир показал пальцем в сторону двери, – скажешь, что сегодня он свободен. Пусть отправляется домой…

Содомский, больше не обращая внимания на княгиню, вроде ее и вовсе не существовало, нервным, порывистым движением развязал галстук-бант, швырнул его на стол, надел фартук, взял перстень и подошел к окну – уже рассвело окончательно, и солнечные лучи рассыпались по морозным узорам на стекле золотыми блестками.