Опер
Можно было и не сомневаться – будет именно так. Кто сказал, что у мафии длинные руки? И что вырастают они из денежного дерева?
Не знаю. Но это был мудрый человек и говорил он со знанием дела…
Плешнев погиб. В автомобильной катастрофе. В областном управлении службы безопасности третий день траур.
А то как же – не каждый день хоронят начальника отдела когда-то самой зловещей и таинственной "конторы" в стране.
Погиб он нелепо, случайно – как и все, кого угораздило попасть в автопроисшествие со смертельным исходом.
Плешнев возвращался со своего дачного участка, превысил скорость, не справился с управлением и шандарахнулся о бетонный столб линии электропередач. Совершенно трезвый, при полном уме и здравии.
Вскрытия не было – он сгорел едва не дотла; взорвался бак и две полные запасные канистры в багажнике.
Идеальная, почти киношная смерть.
Как в заграничных боевиках.
Идеальная, если бы не одно "но" – в тот день его должны были арестовать по подозрению в совершении теракта на стадионе. Группа столичных следователей, которая везла ему наручники, уже вылетела из столичного аэропорта.
Маленько покумекав, руководство службы безопасности все же решило похоронить подполковника Плешнева со всеми полагающимися ему по рангу почестями. Ведь пока вина человека по нашим законам не доказана в суде, он не виновен.
Но мне это было не важно. Увы, еще одна ниточка в деле Шалычева оборвалась, как всегда, не вовремя и некстати.
Прямо-таки злой рок…
Мы с Баранкиным сидели в своем кабинете и скучали.
Как и обещал генерал, дело губернатора у меня изъяли. А в расследовании убийства Саши Грузина наступил обычный для таких вариантов коллапс.
Тем более, что последняя наша надежда, Плешнев, тоже приказал долго жить.
– Жена кофе для Палыча достала, – сообщил Баранкин, оторвавшись от кроссворда.
– Отвезем вместе?
Баранкин расцвел в улыбке.
– С удовольствием. Я его не видел уже больше года.
– А он тобой интересуется. Спрашивал, до сих пор ли у тебя ветер в голове гуляет?
– И что ты ответил?
Я ухмыльнулся.
– Сказал, что лучшего напарника мне и не надо.
– Честно?
– Ага. Вот только…
– Что – только?
– Если бы как-то унять твое чрезмерное любопытство… – Иди ты!.. Баранкин обиженно засопел и снова уткнулся в газету с кроссвордом.
Я не стал продолжать треп и задумался.
А пораскинуть мозгами было очень даже нужно.
Саенко стал со мной ниже травы, тише воды. Он уже знал о моем "служебном проступке" с видеозаписью и о том, как я его прикрыл.
Теперь он начал работать с таким рвением, что все сотрудники УБОП диву давались. Ну, а мне он готов был вылизать все, что хочешь.
Особенно после "несчастного" случая с Плешневым – кто-кто, а Саенко наверняка знал, откуда ветер дует.
И в настоящее время я был гарантом продолжительности его жизни, ни больше ни меньше. При встречах со мной глаза Саенко буквально умоляли – молчи, ради всего святого, молчи!
Сукин сын…
Тем временем тучи над Шалычевым сгущались.
Он, естественно, уже знал, что видеозапись в руках следствия. А потому должен был действовать, по моим предположениям, как можно скорее и оперативнее.
Я, если честно, ждал этого момента активности с трепетом – а вдруг теперь выпадет мой номер? Хотя по логике событий я пока не представлял для него особой опасности.
Сейчас больше должен был опасаться Саенко.
Но, по здравом размышлении, Шалычев до поры до времени, видимо, решил оставить в покое органы правопорядка – пока не утихнет суета вокруг смерти Плешнева.
По крайней мере, я на это очень надеялся.
Я сидел, думал, и на душе почему-то становилось все тревожнее и тревожнее.
Интересно, почему Шалычев срочно вылетел в столицу? По идее, он сейчас должен быть в городе, чтобы держать руку на пульсе событий…
Ответ пришел раньше, чем я мог себе представить.
Резкий звонок городского телефона заставил меня вздрогнуть, и я, недовольно скривившись, сказал:
– Слав, подними трубку. И скажи всем, кто бы мне ни звонил, что меня нету
– Сачок… – с негодованием пробормотал Баранкин, но трубку все-таки снял. – Алло! Кто? Ну конечно…
Он неожиданно расплылся в улыбке.
– Здесь он. Сидит, мечтает…
– Я же тебя просил! – зашипел я рассерженным гусем. – Это Жанка. Будешь говорить? – Скажи, что я занят! – Уже поздно. Она настаивает… – Меня срочно вызывает шеф! – Серега, не будь скотиной. Она к тебе с дорогой душой, а ты… – Бьешь на сознательность?
– А как тебя еще пронять? Жанна классная девушка. Лучшей не найдешь. Ну что, берешь трубку или нет?
– Куда теперь денешься… Алло! Привет… Нет, ничего не слышали. Чем занимаемся? Работаем. Что-о? Как ты сказала?! Повтори! Чер-рт!..
Жанна еще что-то говорила, но я уже слушал вполуха.
– Серега, что с тобой?! – вскричал, глядя на меня, Баранкин. – На тебе лица нету.
– Со мной? Со мной все в норме… Порядок.
– Что-то случилось?
– Не то слово…
– Да говори же, нервомотатель! Или я опять проявляю чрезмерное любопытство?
На меня вдруг навалилась непонятная усталось и я тихо ответил:
– Полчаса назад, в аэропорту, прямо на взлетном поле, расстрелян Журкин.
– Ни хрена себе новость! Кто, как?
– Жанна не в курсе. В ихнем райотделе сейчас все на ушах стоят, наверное, и к нам скоро волна докатится.
– Докатится…
– Так что будь готов.
– Постоянная готовность – это обычное наше состояние.
– Да уж…
– Что она тебе еще сказала? – Погиб Журкин, его жена и техник аэропорта. – Раненые есть? – Есть.
– Как это случилось?
– По предварительным данным, машина с убийцами каким-то хитрым способом оказалась возле трапа самолета, которым Журкин прилетел из загранкомандировки.
– Стреляли из пистолетов? – Нет. Из автоматического оружия.
– Машину, как всегда, бросили?
– И да, и нет. Киллеры угнали ее на дальний конец взлетного поля, где их ожидал другой транспорт. А машину облили бензином и сожгли. – Как обычно, концы в воду…
– Верно, концы в воду. Скореее всего, убийцы не оставили ни малейшей зацепки. – Да-а, опять "глухарь"… – Что верно, то верно. По всему видно, работали профессионалы. – Ну, блин, у нас не соскучишься! Как могли пропустить машину на взлетное поле?! Я посмотрел на него с удивлением. Он что, и впрямь настолько наивен?
– Молча. Наше известное головотяпство и преклонение перед власть имущими. Не говоря уже о деньгах. Ты разве никогда не наблюдал подобное, особенно если прибывал какой-нибудь важный чин? – Наблюдал. И не раз.
– То-то же… Для них правила и законы не писаны. Вот и довыделывались… особо важные персоны… твою дивизию!..
– Не помогла Журкину и охрана…
– Да. Кто мог думать?
– Кто-то подумал… – Угу… Я вдруг почувствовал, как побежал мороз по коже – моя очередь быстро приближалась…
К вечеру мы знали уже и детали происшествия.
Убийцы проникли на взлетное поле под видом сотрудников милиции и в соответствующей одежде.
Многозначительная деталь – они заезжали туда дважды.
Первый раз – видимо, для проверки охраны на бдительность – показав документы и какое-то предписание.
А второй – когда приземлился самолет Журкина; уже на вполне "законных" основаниях, прямиком, тем более, что они предупредили охрану о таком варианте.
Но самое интересное заключалось в том, что машина с охраной Журкина тоже находилась в это время неподалеку от самолета.
Однако никто – никто! – из его телохранителей с места не сдвинулся, чтобы помешать киллерам сделать свое черное дело.
И даже когда автомобиль с убийцами помчал в конец взлетной полосы, преследовать его не решился никто.
Чудеса, чтобы не сказать больше…
Сегодня я решил переночевать у Жанны. На душе было неспокойно, и я немного поплутал по городу – от греха подальше, чтобы не притащить в ее уютное гнездышко "хвост". Хотя слежки за мной уже не было давно.
Стоял ранний вечер. Было еще достаточно светло – солнце только-только спряталось за домами, и я со спокойной совестью бодро вышагивал по тротуару, собираясь перейти небольшую площадь, на противоположной стороне которой стоял дом, где жила Жанна…
И все-таки они застали меня врасплох.
Из неожиданно притормозившей машины выскочили три амбала, и когда я попытался достать пистолет, в руках у них мелькнули нунчаки, и в моей голове взорвалась елочная шутиха.
К счастью, я не потерял сознания и успел парировать удар ногой следующего бандита. Иначе мои шансы когда-нибудь стать отцом стали бы и вовсе призрачными.
Все дальнейшее слилось в сплошное мелькание рук и ног. И только боль от ударов напоминала мне, что это не сон, а жестокая борьба за жизнь.
Мне показалось, что к первым троим присоединились еще двое. Но считать своих противников мне было недосуг.
В какой-то момент я было возликовал – рукоять пистолета наконец привычно легла в ладонь, осталось только сдвинуть флажок предохранителя и…
И в этот миг резкий и точный удар нунчаками едва не сломал мне кисть правой руки и оружие упало на асфальт.
Вскоре я понял, что меня просто добивают.
Я еще пытался держаться на ногах, но удары один сильнее другого в конце концов заставили сначала опуститься на колени, а затем и почувствовать жесткость асфальта. Как ни странно, но я был в полном сознании и едва ощущал боль.
Я смотрел на перекошенные злобой рожи, мельтешащие надо мной, а в голове билась одна мысль – как плохо, что мама еще не приехала, я так и не успел ее увидеть…
Как плохо, что мама не приехала…
Мама…
Уже теряя сознание, я вдруг понял, что меня почему-то оставили в покое. Невероятным усилием я вырвал себя из пучины, в которую погружались все мои чувства, и попытался сосредоточиться.
Вокруг меня дрались, но кто?
Были слышны вскрики, ругань, хруст ломающихся костей и вопли… Похоже, драка завязалась нешуточная.
Наверное, я все-таки потерял сознание.
Может, на минуту, но потерял.
Когда я очнулся, надо мной склонились двое незнакомцев. Один из них похлопывал меня по щеке, а второй щупал пульс.
Их голоса доносились как будто издалека.
– Ну как? – спросил один другого.
– Оклемается… Он мужик крепкий. Ушибов до хрена, но переломов вроде нет…
Голоса вдруг пропали, словно кто-то выключил звук. – Ему здорово досталось…
В ушах снова вместо внятной речи слышался только шум. – Вызови "скорую". И милицию, – опять прорезался голос первого.
– Не было печали… – пробормотал второй и исчез из моего поля зрения.
– Как ты себя чувствуешь? Ты меня слышишь? – спросил оставшийся, наклоняясь пониже.
– С-слы-шу…
– Твой пистолет я подобрал, он в кобуре. Давай я помогу тебе сесть.
Он подтащил меня к скамейке и усадил, поддерживая под руку.
– Жди "Скорую помощь". Она должна скоро быть. А нам пора…
Словно сквозь туман я увидел, как эти странные незнакомцы уселись в "джип" и уехали.
Неподалеку лежали тела тех, кто меня мутузил. Они казались безжизненными.
Прохожие, натыкаясь на них, с такой стремительностью улепетывали подальше, что казалось, будто я нахожусь в эпицентре тайфуна, а люди – это обломки разрушенного стихией парусника.
Я постепенно приходил в себя, и в моей голове все настойчивей и настойчивей звучал голос заботливого незнакомца.
Где я его слышал? Когда?
Знаком этот человек мне не был – памятью на лица я вроде не слабовал.
Но голос… голос…
Где?!
Первыми появились мои коллеги.
А затем, минут десять спустя, и "скорая". Похоже, медиков поторопил дежурный по городу. Иначе мне пришлось бы ждать врачебной помощи до новых веников.
И лишь на носилках, когда миловидная сестричка от всей души всадила мне в мягкое место какой-то горячительный укол, я вдруг вспомнил.
Вспомнил – и едва не перекрестился.
Не может быть!
Чур меня!
Я смежил веки и погрузился в состояние, близкое к нирване. Страшные видения вереницей неслись перед моим внутренним взором, наполняя темноту яркими цветными всполохами и до боли натуральными и знакомыми картинами.
Я снова сидел привязанный к креслу с кляпом во рту, и боль от сломанной челюсти вонзалась иголками в мозг. Я сидел, а босс местной мафии В.А. (его все за глаза почему-то называли именно так) наслаждался моей беспомощностью.
В.А. уже приговорил меня, Тина Павловна лежала мертвой в другой комнате, а Феклуха, здоровенный бандит, подручный босса, поливал комнату бензином, чтобы поджечь квартиру.
Он ворвался в комнату словно смерч. Казалось, что даже воздух вокруг него был наэлектризирован.
Я опять видел смертный ужас В.А., когда огромный Феклуха вдруг безмолвно рухнул на пол и темная кровь хлынула из ушей и рта на дорогой персидский ковер.
Мне показалось, что В.А. был уже мертв, – морально мертв – когда ОН приблизился к нему и ровным голосом сказал мафиозному боссу несколько с виду ничего не значащих фраз. Для меня не значащих.
Когда В.А., сложившись пополам, завалился рядом со своим подручным, ОН долго смотрел на него отсутствующим взглядом, а затем плюнул и повернулся ко мне.
В тот момент его лица я не видел. Передо мною мерцали только лихорадочно блестевшие глаза, закрывшие весь мир.
И слышался голос, о чем-то спрашивающий с мертвящим безразличием и монотонностью.
Благодаря звукам, которые доносились до меня, я неожиданно понял, что, несмотря на всепоглощающую боль, способен довольно ясно мыслить и даже шевелить конечностями.
ОН развязал меня, а сам сел в угол и застыл как изваяние. ОН так и просидел на полу до прибытия милиции с каменным лицом и отсутствующим взглядом.
Почему ОН это сделал? Почему не ушел? Ведь я был не в состоянии его задержать; я даже не мог нормально передвигаться.
Мне кажется, ОН просто не хотел жить.
И вот теперь снова голос… Этот голос!
Невероятно! Его приговорили к высшей мере и привели приговор в исполнение. В этом я практически не сомневался.
Ведь ОН давно мертв!!!
Мертв… Но голос, голос… Может, я просто брежу?
Погружаясь в пучину беспамятства, а возможно, сна, инициированного уколом, я, словно попугай, повторял: этого не может быть, потому что не может быть никогда.
Этого не может быть… не может быть…
Не может быть никогда… никогда… Никогда.
ГОЛОС!!!
