Опер
Беда не ходит одна. Это очень компанейская штучка, и если навалится, то успевай только отмахиваться.
Если, конечно, в состоянии…
Неделя после моего фиаско с видеошпионажем прошла относительно спокойно. Чересчур спокойно, чтобы я мог поверить в кажущуюся безмятежность и вялую размеренность рутинной текучки в работе нашего управления.
Меня почему-то все раздражало: и поскучневший Баранкин, заезженный любвеобильной женушкой, и летняя жара, от которой не было спасу, и горы материалов, требующих классификации и тщательной проработки.
А в особенности Саенко, неожиданно превратившийся из грозного начальствующего сухаря в приторнослащавого педика, смотрящего на меня невинными маслеными глазками.
С чего бы?
В субботу я не выдержал такого напряга и снова навестил Палыча.
Естественно, я не имел права все ему рассказать. Но и той малой толики, которую я, плюнув на служебную тайну, выложил своему бывшему шефу, хватило для того, чтобы испортить Палычу настроение вконец.
Он не стал ничего советовать, только сокрушенно качал головой.
А когда мы прощались, вдруг сильно сжал мою руку и сказал, с трудом выдавливая скрипучие слова: "Сережа, поберегись… Мне будет… э-э… больно, если что…"
И умолк, старательно избегая моего взгляда.
Не скрою, я был взволнован и даже несколько удивлен таким участием обычно сдержанного Палыча в моей судьбе. Похоже, нынешняя жизнь сломала и его – в работе он никогда не был сентиментален, всегда пер буром, не задумываясь о последствиях.
А теперь – поди ты…
Гром грянул в самый неподходящий – вечная прерогатива всех напастей – день и час.
В воскресенье жара наконец спала, на небе появились тучки, где-то за горизонтом полыхали зарницы долгожданной грозы, подул легкий, приятный ветерок, и мы с Баранкиным решили плюнуть на все наши дела и делишки государственной важности и побаловаться на природе шашлыками в чисто ментовской компании.
Наверное, так уж получается по жизни, что с людьми нашей профессии редко кто водит дружбу. А если и бывает наоборот, то больше из соображений чисто меркантильного характера.
По счету нас было четыре пары: Баранкин со своей дражайшей половиной, двое наших приятелей с прежней работы (в УБОП мы пока друзьями не обзавелись), я и три девицы вполне подходящего для нас возраста.
Это были не ушастые свиристелки с сумасшедшинкой в глазах, а вполне, я бы сказал, солидные представительницы противоположного пола с уже не девичьей кормой и другими женскими прелестями, про которые в народе говорят – есть на что посмотреть и за что взяться.
Девушки учились на юридическом факультете университета и как раз проходили практику в райотделе города. Впрочем, парами нас можно было назвать чисто условно, арифметически – всю троицу чертовски привлекательных (если абсолютно честно) кадрушек пригласила жена Баранкина, и до пикника никто из ребят не был с ними знаком.
Могу лишь добавить, что, кроме Славки, мужская половина нашей компашки не имела счастья вкусить все прелести супружеской жизни. А потому при виде девчат (да еще каких!) слегка прибалдела и начала корчить из себя, чтобы пустить пыль в глаза, великих сыщиков.
Разумеется, за исключением меня.
Я "напускал туману" иным, давно проверенным способом – изображал из себя малоразговорчивую загадочную личность, в чем ребята, естественно, мне подыгрывали.
А Баранкин ходил передо мной едва не на цырлах, чтобы подчеркнуть мою значимость в нашем ментовском мирке. И при этом, подлец, втихомолку давился смехом.
Все шло согласно сценария, который давным-давно разработан народом.
Сначала были водные процедуры (мы расположились на берегу озера, в двух километрах от города). Во время этого действа мужская половина компании успела критически оценить внешние данные партнерш. В особенности те, что скрыты под верхней одеждой.
Наверное, и слабый пол сделал свои выводы, потому как по выходу из воды девушки, не сговариваясь, распределили нас между собой по какому-то неизвестному мне принципу.
Затем началась предварительная разминка пивком под вяленую рыбешку. Этот момент был сродни первому контакту с инопланетянами – мы пытались найти общий язык.
Вслед пиву пошла прицепом ушица из купленной на рынке дорогущей кефали, пробившей в нашем холостяцом бюджете изрядную брешь. Горячая уха разогрела наши чувства почти до точки кипения.
Ну, а потом начался ни с чем не сравнимый кайф с немыслимо благоухающими шашлыками под неизменную водочку. Как ни странно, но наши дамы тоже предпочитали именно этот, с какой стороны ни глянь, чисто мужской напиток.
Вот тут и пошло самое настоящее веселье…
Как-то так случилось, что фортуна подсунула мне именно ту зазнобу, на которую я положил глаз, едва женская половина нашей компании выгрузилась из машины Баранкина, – он, как всегда, опоздал на целый час.
Звали ее то ли Женя, то ли Жанна. Как обычно, подвела моя фамильная особенность – при первой встрече с незнакомыми людьми напрочь забывать их имена.
Потому я обращался к ней в неопределенной форме – сначала просто на "вы", а потом с великолепным и неотразимым шифром из серии "на всякий случай" женатых мужиков, изменяющих женам, – лапушка.
Это чтобы не брякнуть когда-либо в самый неподходящий постельный момент на ухо супружнице имя своей любовницы.
Все шло как по маслу, день клонился к вечеру, дело ладилось на глазах, моя "лапушка" уже млела у меня на плече и я, закусив удила, мчал в недалекое будущее (благо было куда – мама как раз отправилась со встречным визитом к гостившей у нее подруге и квартира была пуста).
Но тут и произошел тот самый облом, так ненавидимый всеми, кто носит милицейские погоны – срочный вызов в управление.
Нарочный, разыскавший нас даже здесь, можно сказать, у черта на куличках, был категоричен – немедленно.
Я мысленно растерзал Баранкина, который, как оказалось, поступил словно идиот – согласно служебной инструкции оставил наши нынешние координаты.
Меня утешило единственное – ему тоже пришлось оставить недоеденный шашлык и лазурное настроение на песчаном берегу озера и поплестись вслед за мной к служебному "газику", ублюдочной старой каракатице, которую не приняли бы даже на свалку.
В управлении царила непривычная нервозность и даже растерянность.
Дежурный на мой вопрос, где сейчас искать Саенко, который, по идее, и разрушил мои воскресные планы, глянул на меня, словно на придурка, и направил к его заму, подполковнику Зайцеву, канцелярской крысе, которого все недолюбливали за дотошность в финансовых делах и полную некомпетентность в розыскной работе.
Он как пришел в свое время из партийных органов, где занимался дураковалянием, так и присох на руководящих должностях в милиции, не требующих ничего более, кроме подхалимажа и бледно-серой незаметности.
То, что Саенко не было на месте, я определил, едва глянув на стоянку машин, – новенькая служебная "мазда" полковника, которой его облагодетельствовал мэр города, оставила на асфальте после себя лишь две черные полосы от "шлифовки" шин (водитель Саенко любил шикануть и всегда срывался с места, будто на пожар).
Глядя куда-то в сторону ничего не выражающими водянисто-серыми глазами, Зайцев, словно нехотя, процедил сквозь зубы, что я должен как можно скорее ехать к центральному стадиону, где меня ждет, не дождется, сам шеф.
И снова уткнулся в бумаги, будто капитана Ведерникова уже унесла нечистая сила и на моем месте осталась только тень.
В общем, все как в известном анекдоте про неучтивого любовника, которого муж застал в постеле с собственной женой: ни мне здрасьте, ни тебе спасибо, ни нам до свидания.
Болван! Дубовая чурка с ушами…
И только в коридоре, на бегу, я наконец узнал новость, от которой меня бросило сначала в жар, а затем в холод, – на стадионе случилось покушение на губернатора.
На губернатора!
Ах, ангидрид твою в перекись марганца!..
Я знал, что сегодня наша команда, выступающая в высшей лиге, принимает какой-то клуб, претендующий на медали первенства.
Но поскольку футбол был мне по барабану – чего хорошего в том, что двадцать два бесполезных для общества мужика гоняют один несчастный мяч? – я откровенно проигнорировал потуги начальника канцелярии, принявшего на себя нелегкую миссию (с подачи Саенко) распространения среди сотрудников УБОП билетов на матч.
И, как оказалось, был не прав.
Такие неординарные события сотруднику нашей "конторы" желательно наблюдать изнутри, чтобы потом легче было писать роман в протоколах из воспоминаний очевидцев, но никак не свидетелей преступления – их-то обычно не удавалось сыскать никогда.
Возле стадиона творился настоящий бедлам.
Толпы людей, которые уже успели покинуть трибуны, но расходиться по домам не спешили, образовали заторы, через которые к месту происшествия никак не мог пробиться служебный транспорт.
Наверное, вся милиция и весь спецназ города, оцепившие место происшествия, тоже вносили свою лепту в обычный во время таких эесцессов бардак, который с приездом руководящих товарищей постепенно перерастал во вселенский.
Раздавался вой санитарных машин, как всегда прибывающих в тот момент, когда в них уже не было нужды, и рев пожарных монстров, вызванных на всякий случай и теперь пытающихся за ненадобностью покинуть прилегающую к стадиону территорию, при этом не задавив никого из зевак.
Повсюду слышался возбужденный шум и гам толпы и вопли слабонервных гражданок, у которых не хватило ума бежать отсюда, закрыв глаза…
Да, от того, что я увидел, когда благодаря своему удостоверению проник за цепь заграждения, и впрямь можно было заорать дурным голосом – служебный вход для особо важного начальства, который вел на гостевую трибуну, был разворочен, словно консервная банка, небрежно вскрытая топором.
В радиусе не менее двадцати метров от входа валялись бесформенные куски человеческих тел, а чья-то голова застряла в ветвях декоративного дерева, напоминая дьявольский плод из ад-ского сада. – Ведерников! Голос Саенко вернул мне способность трезво мыслить и хоть кое-как соображать. – Сколько можно вас ждать?!
На нем не было лица. Он был бледен, как полотно, в его блуждающих, словно у полоумного, глазах сквозили растерянность вперемешку с паникой.
А знаменитая "полированная" лысина стала похожей на пожелтевший и потускневший от времени бильярдный шар с мелкими трещинками – проступившими сквозь кожу кровеносными сосудами.
Я не стал отвечать на этот совершенно глупый вопрос. Да он, похоже, и не ждал от меня объяснений.
– Вы включены в оперативно-розыскную группу, – без лишних обиняков "осчастливил" меня Саенко.
И, морщась, словно от боли, стал по устоявшейся привычке тереть лысину носовым платком. – Это не голова губернатора?
Я указал в сторону декоративного дерева со страшным "плодом".
– Что-о? Вы в своем уме?! – Саенко побледнел еще больше.
– Меня проинформировали, что произошло покушение на самого…
– А-а, так вы не в курсе… Слава Богу, обошлось. Он где-то задержался и не успел к началу матча. – И кого…
Я хотел сказать "грохнули". Но благоразумно придержал язык – наш милицейский жаргон в этом случае звучал бы кощунственно.
– Александра Давидовича… м-м… Сашу Грузина…
Сашу Грузина?! Ой-ей, мама моя родная… При его-то охране и звериной осторожности… – Он… погиб? Вопрос, конечно, звучал нелепо, но чего не случается даже в таких ситуациях.
– Не осталось и мокрого места. А вместе с ним погибли и четверо человек охраны. Похоже, взрыв был направленного действия, а взрывное устройство – с радиоуправлением. Из обслуживающего персонала стадиона не пострадал никто…
Часа через три, когда уже начало темнеть, а всполошенный люд рассосался по домам, ко мне наконец прорвался Баранкин.
– Слушай, Серега, а меня-то какого хрена сюда вызвали?!
– За компанию.
– Ну, блин, дела… Я едва не сцепился с начальником спецназа. Вот, говорит, список, кого нужно пропускать, и вали отсюда, пока не получил по шее. Это он говорит мне!
– Успокойся, дурачина, и обрадуйся, что хоть ты остался сбоку припека. Дело настолько вонючее… А, о чем говорить! Не нравится мне все это – и баста.
– Ты уже освободился?
– Осмотр места происшествия произведен, теперь там работают эксперты-взрывники. Говорят, на подлете спецы из столицы. Вот им и карты в руки, а я, пожалуй, смайнаю. Моя задача – анализ материалов и систематизация. Так что самое пекло для меня начнется завтра с утра. Поехали…
Итак, началось…
Похоже, Славка пока ничего не подозревает… пусть его… Значит, Саенко доложил, кому следует, о видеоматериалах.
Ох и каша заварилась, брат Серега…
Первый удар, как я и планировал, нанесен именно туда, куда нужно. Страшный, жестокий удар, и, слава Богу, простые люди остались в стороне.
А я, грешным делом, было подумал, что мой замысел где-то дал сбой… Теперь главное – обезопасить невиновных, втянутых мною в смертельно опасную интригу…
– Остановись! – попросил я Славку, когда мы проезжали центр города.
– Ты куда?
– Да так… пройдусь…
– Хочешь проветриться?
– Ага.
– Может, к Жанке заглянешь? Она, по-моему, глаз на тебя положила. – Жанке? А, ну да… – вспомнил я "лапушку".
Значит, ее зовут Жанна… Теперь не забуду. Впрочем, зачем?.. – Запиши адрес…
Баранкин достал блокнот.
– Я и так запомню, – ответил я легкомысленно. – Читай… А теперь – бывай здоров…
Ресторан "Клипер", несмотря на довольно раннее время, был заполнен до отказа.
Конечно, взрыв на стадионе несколько поубавил веселья местным "крутым", и они теперь угрюмо наливались под завязку дорогими импортными коньяками и несравненной отечественной водкой.
Свет в обеденном зале был притушен, оркестр отсутствовал, а из мощных стереодинамиков звучала тихая нейтральная мелодия.
Жоржа я застал в подсобке. Он что-то меланхолично жевал и считал на электронном калькуляторе.
– Наше вам… – буркнул он, удостоив меня подозрительным взглядом. – Что ты здесь забыл?
– Слыхал?
– Ну.
– Не нукай, ты пока еще не запрягал. А следовало бы.
– Опять?!
– Снова. Но не то, что ты подумал.
– Может, соблаговолишь просветить?
– За тем и пришел. У тебя есть на кого оставить дело?
– Тебе и это нужно знать?
– Я ведь мент. А в нашей профессии лишние знания не обременяют.
– Знаешь, Ведерников, о чем я сейчас подумал?
– Не знаю, но надеюсь, что скажешь.
– Мое детство было самым несчастливым периодом моей жизни.
– Почему?
– Потому что я имел глупость в те далекие, добрые времена с тобой познакомиться и подружиться.
– Ну, насчет дружбы ты несколько загнул, а вот по поводу "несчастливого периода", так тебе еще неизвестно, что с тобой вскорости может случиться, если ты сейчас не поднимешь свою толстую задницу и не рванешь из города со скоростью звука.
– Зачем? Саша Грузин приказал долго жить, Сторожук тоже на небесах… хотя я думаю, что гораздо ниже и глубже…
– А значит, все в ажуре, – подхватил я его мысль. – Жорж, твоя бабушка была права – ты точно не еврей.
– Не касайся своими грязными лапами светлой памяти моей бабушки!
– Ладно, не буду. Но истинный еврей, во-первых, поблагодарил бы за оказанную услугу, а во-вторых, заикнись я только, что ему нужно отсюда рвать когти, уже к завтрашнему утру пересекал бы вторую государственную границу. Жорж, ты туго соображаешь. Не заставляй меня думать, что ты глупее, чем на самом деле.
– Но почему-у-у?!
– А вот этого тебе знать не положено. Бери свой любимый "мерс", все сбережения – хорошо, что твоя семья сейчас, насколько ты меня просветил, отдыхает за бугром, – и метись отсюда так, будто за тобой гонятся все исчадия ада. И запомни – никому и никогда не проболтайся о нашем совместном гешефте. Иначе твой длинный язык может нечаянно лишиться пристанища. А это, как тебе известно, навсегда.
– Проклятье! Ну зачем, зачем я тебя послушался?!
– Из-за жадности, Жорж. Из-за нее, родимой. Ты просто забыл в тот момент, что жизнь дороже этого твоего вшивого "Клипера", где гужуются в основном подонки. И все равно, я тебя спас: ты никогда бы не согласился с предложением Сторожука, а значит… вот-вот, до тебя наконец дошло… Уезжай, Жорж. Когда все тут образуется – вернешься, можешь не сомневаться. И не поминай лихом. Пока…
Я не стал сразу заходить в свой дом, а сел на скамейку в дальнем конце двора, где обычно кучковалась местная шпана.
Время было позднее, почти полночь, луна спряталась за тучи, и пустынный двор заливала чернильная темень, едва подсвеченная окном чьей-то бессонной квартиры.
Глянув на светящийся циферблат "Командирских", я поневоле удивился – оказывается, меня носило по городу почти три часа. Тихо, братцы, Чапай думает…
Поразмыслить и впрямь было над чем.
Сидя на изрезанных ножами брусьях скамейки, я вновь и вновь возвращался к недавним событиям.
Конечно, Славка был прав, когда предлагал сообщить о видеоматериалах Саенко. Естественно, он не знал, что я как раз и старался для полковника, вот только передача наших разработок должна была осуществиться только после "разборки" Грузина со Сторожуком.
Но кто мог предположить, что так все обернется…
Итак, сначала Сторожук, теперь Саша Грузин… кто следующий?
Ответ напрашивался сам по себе, и мне вдруг стало зябко. Какого черта меня включили в оперативнорозыскную группу?
Ведь это не совсем мой профиль, да и есть у нас в управлении соответствующие спецы рангом повыше, ведь террористический акт на стадионе при массовом скоплении людей тянет совершенно на другую статью угловного кодекса, к которой УБОП имеет лишь косвенное отношение, и заниматься им должны настоящие зубры от сыска.
А я к ним себя, понятное дело, не причислял.
Почему? Для того чтобы постоянно держать меня на виду? И когда ЭТО должно случиться?
В нужное время…
Получается просто здорово: например, как вариант – сотрудник органов бесследно исчезает, а вместе с ним и очень важные материалы следствия.
Блеск! И волки сыты, и овцы целы.
Да, у кого-то башка варит…
И все-таки – КОГДА?
Ответ пришел быстрее, чем я мог себе представить.
Откинувшись на спинку скамейки, я посмотрел на яркие летние звезды, вписанные в прямоугольник неба над двором, затем невнимательным взглядом прошелся по фасаду дома, глянул на темные окна своей квартиры…
И едва не матернулся от неожиданности – что за черт?!
Искра, крохотный огненный живчик. Она мелькнула за стеклами окна, словно отблеск звездопада, и тут же пропала, будто ее и не было.
Я сидел, оцепенело уставившись на вдруг ставший чужим дом, где родился и вырос, и беззвучно повторял: пришло и твое время…
И твое время…
Пришло…
Меня ждали. Их оперативности и наглости можно было только удивляться. Ясное дело, им не хотелось стрельбы во дворе; скорее всего, мне предназначалась роль "пропавшей грамоты".
И если бы не огонек сигареты, предательски мелькнувший в окне, то я припрыгал бы к ним как глупая лягушка в пасть удава.
Беда не ходит одна…
