Опер
Маркузик высадил нас прямо у подъезда Центрального банка и погнал «мазду» на стоянку.
Я спросил у Латышева:
— Что, будем банк брать? Тогда нужно было захватить автоматы.
— Будем брать… — Полковник улыбнулся и вошел внутрь.
Я последовал за ним.
Мы прошли охрану, показав свои удостоверения — пропуска на нас уже были заказаны. Но ни в операционный зал банка, ни в административное крыло мы даже не заглянули.
Латышев уверенно повел меня к неприметной двери с надписью «Служебный ход», и мы очутились в проходной, охраняемой двумя милиционерами.
Снова последовало «козыряние» удостоверениями, и мы вышли во внутренний двор банка.
— Сюда…
Латышев уверенно открыл ключом дверь одной из инкассаторских машин.
— Запрыгивай на переднее сиденье. Поведу я…
Да, блин, тайны Бермудского треугольника…
Со все возрастающим удивлением я отметил, что стекла микроавтобуса тонированы, движок, судя по звуку, вовсе не от «рафика» — гораздо мощнее и, скорее всего, импортный, а кабина напичкана таким количеством самой разнообразной электронной аппаратуры, совершенно мне незнакомой, что напоминала пилотскую рубку современного авиалайнера.
Латышев дал газ, и наше чудо техники, тихо урча, выкатилось за ворота.
Мы явно ехали за город.
Я сидел молча, переваривая увиденное: полковник удивил меня в очередной раз. Я точно знал, что такой техники в УБОП отродясь не водилось.
Тогда откуда?
Понятно — от верблюда…
Неожиданно на пульте справа от Латышева замигал красный огонек, и чей-то голос нарушил тишину в салоне:
— Внимание, я Второй, как слышишь, Питон? Прием…
Полковник щелкнул тумблером и ответил в микрофон на приборной доске:
— Второй, что стряслось?
— За вами хвост.
— Мать твою! — выругался Латышев. — Все-таки вычислили… Второй, как слышишь? Прием…
— Слышу тебя хорошо. Все оʼкей.
— Сколько машин идет за нами и кто?
— Пока одна, «БМВ» цвета «металлик». Но похоже, вызывают подмогу. Мы засекли оживленный радиообмен. Ведем расшифровку.
— Второй, кто?
— Питон, а полегче вопросов у тебя нет? По всему видно, что контора солидная. У них связь кодированная, через космос. Прием…
— Второй, впереди развилка. Мы повернем направо. Отсекайте.
— Понял, Питон, понял. Все будет в ажуре.
— Только постарайтесь обойтись без стрельбы.
— Есть! Конец связи.
Ну и дела! Питон…
Где и кому ты служишь, полковник Латышев?!
Недаром перед тобой сам генерал ходит едва не на цырлах… Послал мне Господь начальничка. Жизнь настала — не соскучишься…
Мы свернули на асфальтированный проселок.
Едва нас скрыл лесок, Латышев ударил по газам. Теперь наш микроавтобус рванул, словно «мерседес».
Про себя я отметил, что Латышев был классным водителем.
Мы пулей мчали вперед, углубляясь в лесной массив. Полковник тревожно посматривал на молчавший динамик спецсвязи — Второй пока не объявлялся.
Его тревога передалась и мне. Я сидел как на иголках.
Наконец снова загорелась красная лампочка и Второй вышел на связь:
— Питон, я Второй. Ответь. Прием…
— Я Питон, как там у вас?
— Хвост обрублен. Клиенты отвалили.
— Обошлось без контакта?
— Без. Они просто развернулись и поехали обратно.
— Какие-нибудь предположения имеются?
— Похоже, они нас узнали и не стали нарываться на неприятности. Я думаю, что это конкуренты из…
— Второй, подробности опусти, — быстро перебил его Латышев.
— Понял. Следую за вами. Конец связи.
«Рафик» свернул на едва приметную лесную дорогу.
Она была расчищена от снега, но не укатана, по следам я определил, что по дороге прошли всего две машины, и одна из них — вездеход с широкими шинами.
Вскоре дорога привела нас к избушке лесника. Возле нее стоял большой стог сена, телега и высилась поленница, присыпанная снегом.
Следы машин упирались в стог.
Но где они? Чудеса…
Латышев включил микрофон:
— На связи Питон. Как слышите? Я уже на базе. Прием.
— Я Первый, как обстановка позади?
— Чисто. Был хвост, но им занимался Второй.
— Хорошо. Надеюсь, он оказался на высоте?
— Судя по его докладу — да.
— Въезжайте…
Я оторопел: раздался звук работающих электромоторов, и в стогу образовался проем, куда спокойно проехал наш «рафик».
Когда я вышел из кабины, ворота уже закрылись, и под потолком зажегся плафон. Нас встретили двое молчаливых парней в камуфлированной военной форме.
Мы вошли в дверь деревянной перегородки — и оказались в кабине лифта, который стал опускаться.
Когда дверь лифта открылась, перед нами появился длинный коридор с кафельными полами. По сторонам коридора виднелись двери.
Возле одной из них стоял часовой с автоматом.
— Нам сюда.
Латышев кивнул часовому, и тот молча отстранился.
Комната, куда мы вошли, была достаточно просторна и хорошо освещена. Она напоминала кабинет директора небольшого предприятия: шкафы с какими-то книгами, сейф, стол для совещаний, десятка два стульев, селекторный аппарат, кресло-вертушка хозяина, на стене радиоприемник и две ширпотребовские картины.
На полу лежал голубовато-серый ковер в «официальном» исполнении — с краснозвездной каймой.
За столом, в кресле, сидел немолодой мужчина с волевым худощавым лицом. Его тяжелый немигающий взгляд, казалось, проникал в мозги.
У меня даже озноб пробежал между лопаток…
— Здравствуйте, Виктор Егорович, — почтительно приветствовал его Латышев.
— Здравствуй, Николай Иванович. Это он? — Мужчина снова посмотрел на меня.
Черт возьми, я его просто боюсь! Ну нет, так дело не пойдет. Что это за игры?
И вообще — куда я попал?
— Он, — коротко ответил я и сел, не дожидаясь приглашения. — Разрешите представиться — майор Ведерников. Кто вы и что вам от меня нужно?
— Смел и дерзок.
Что-то похожее на насмешку мелькнуло в темных глазах Виктора Егоровича. И снова утонуло в неподвижной глубине зрачков.
— Это хорошо. Сработаемся, — сказал он с удовлетворением.
— Сработаемся? — Я и впрямь был удивлен дальше некуда. — Как это понимать? Я уже работаю. И рапорт о переводе… уж не знаю куда — не подавал.
— Присаживайся, Николай Иванович. Что-нибудь выпьешь?
Казалось, на мои слова Виктор Егорович вовсе не обратил внимания.
— Если можно, кофе.
— Нет проблем. И коньяк. Не возражаешь?
— С удовольствием, спасибо.
Виктор Егорович включил селектор и отдал соответствующее распоряжение.
Наверное, все было подготовлено заранее, потому что буквально через десять секунд дверь отворилась, и в комнату вошел стройный, подтянутый офицер в чине капитана с подносом в руках.
— Разрешите, товарищ полковник! — обратился он к Виктору Егоровичу.
Виктор Егорович молча кивнул, и капитан начал сноровисто сервировать стол. Видно было, что этим делом он занимается не впервые.
«Штабная крыса…» — подумал я неприязненно. И вспомнил Афган, где таких паркетных шаркунов тоже хватало.
Это были в основном сынки больших начальников, приезжавшие в Афганистан за званиями и орденами. А некоторые из них — особо ушлые — сумели набить еще и свои карманы.
В Союз награбленные в горных кишлаках ценности, дорогие ковры ручной работы и даже наркотики они отправляли в гробах. Знали, мерзавцы, что «груз 200» проверять не будут…
Козырнув, офицер вышел.
Виктор Егорович с удовольствием понюхал янтарную жидкость в хрустальном лафитнике и сказал:
— Ваше здоровье…
Одним махом опрокинув в рот довольно вместительную рюмку, он с удовольствием запил спиртное глотком кофе.
— Рад тебя видеть, Николай Иванович, в полном здравии.
— Взаимно, — улыбнулся Латышев.
Я решил последовать примеру Виктора Егоровича. Мои нервы были напряжены, как перетянутые струны, и пятьдесят граммов коньяка для поддержки тонуса не помешают.
Кофе явно варил знаток своего дела; напиток был ароматный, густой и достаточно крепкий.
— Майор, я обещал предоставить вам полную информацию по вашему расследованию, — сказал Латышев, когда я допил свой кофе.
Он вопросительно посмотрел на Виктора Егоровича; тот с одобрением кивнул.
— Есть только одна проблема…
— В этом деле у нас сплошные проблемы… — буркнул я. — И как ее разрешить?
— Дать подписку о неразглашении, — ответил за Латышева Виктор Егорович.
— Если нужно… — Я независимо пожал плечами. А куда денешься?
— Нужно и важно, — отрезал Виктор Егорович. — Прочитайте. Если согласны — поставьте подпись.
Меня так и подмывало спросить: «А если не согласен?»
Но я вовремя прикусил язык. Похоже, я попал в очень серьезную контору, где такие шутки не в чести.
Я прочитал почти стандартный текст подписки. Почти стандартный…
Вот только санкции, в случае если я «отвяжу» язык, были, на мой взгляд, чрезвычайными и очень жесткими.
— Да, — подтвердил Латышев, когда я поднял глаза от бумаги.
— Слишком много положено на весы, чтобы либеральничать, если кто-то разгласит наработанные по делу материалы, — сказал Виктор Егорович.
Отступать мне было некуда, и я без лишних разговоров — чтобы не потерять лицо, как говорят японцы, — подмахнул бумаженцию, здорово попахивающую могилой.
— Кто вы? — прямо спросил я Виктора Егоровича.
Раз уж я подписал такую бумагу, то должен знать хотя бы, с кем имею дело; это для начала.
— Военная разведка.
Ни один мускул не дрогнул на его бесстрастном лице, будто он только что сказал какую-то банальность, а не назвал организацию настолько засекреченную, что о ней даже среди профессионалов ходили легенды.
Похоже, Серега, ты влип по самое некуда…
Я, конечно, до конца не верил книжонкам перебежчиков, бывших сотрудников ГРУ, — предатель, он и есть предатель, в какие одежды его ни ряди, и, чтобы оправдать свое грехопадение, он будет лить грязь на кого угодно.
Однако в любой лжи всегда присутствует доля правды: свои тайны любая засекреченная организация обязана защищать всеми имеющимися в ее наличии средствами.
Вот только средств и возможностей у моих новых, как я, наконец, понял, партнеров больше чем достаточно. И как они могут использовать их в случае чего — можно было только гадать.
— Вы удовлетворены? — прервал несколько затянувшуюся паузу Виктор Егорович.
— Вполне.
— Тогда приступим, чтобы не терять время. Вам известен физико-технический институт, который находится в вашем городе?
— Физтех? Конечно.
— И то, что при нем есть номерное предприятие — опытно-экспериментальный завод, вы тоже знаете?
— Как-то не интересовался…
— Впрочем, об истинной его сущности известно не многим.
— Какое отношение имеют институт и завод к нашему расследованию?
— Самое непосредственное. Во-первых, завод очень большой, часть его упрятана под землю. Он напичкан новейшим оборудованием. Об институте и говорить нечего: прекрасное здание в центре города, мировая известность…
— Зачем мне такой экскурс? — прервал я Виктора Егоровича. — Я что, должен буду курировать институт?
— Вы нетерпеливы, майор…
Он посмотрел на меня свинцовым взглядом, плотно сжав тонкие сухие губы.
— Извините… — сказал я и невольно опустил глаза.
— Завод имеет большую ценность, — объяснил мне Виктор Егорович.
Надо же, какая сногсшибательная новость… Сколько таких вполне рентабельных заводов перешло буквально за копейки новым «хозяевам» страны.
Я понял, что хотел сказать мне Виктор Егорович.
— Завод пойдет с молотка? — спросил я, заранее зная ответ.
— Не совсем, — ответил Виктор Егорович. — Просто поменяет форму собственности.
— Но я так понимаю, завод принадлежит оборонке…
— Верно. Вот отсюда и растут ноги в вашем расследовании. Вы, наверное, знаете, что сейчас многие заводы развалены, некоторые на ладан дышат, поэтому мало кого из инвесторов соблазняет перспектива вбухать деньги в кучу металлолома.
Спасибо, Виктор Егорович, за лекцию по экономике…
А кто эти заводы развалил? Где эти люди? Или за бугром, или в правительстве — денежки себе клепают. Кто-нибудь потребовал у них ответа за подрыв экономического потенциала страны?
Как можно спрашивать? Это уважаемые люди… Не то что мы, полунищие менты, которых обвиняют во всех смертных грехах.
— Да уж… — буркнул я со злостью. — Денежные мешки бросились выкачивать сырье — нефть, газ, металл, уголь и прочее. Берут то, что легче и дешевле взять, чтобы получить сверхприбыль.
— Не буду спорить. Так оно и есть. И тем не менее опытно-экспериментальный завод котируется по высшему разряду. За него готовы отвалить весьма приличную сумму.
— Хотят выкупить?
— Или выкупить, или получить контрольный пакет акций.
— Кто-то из-за рубежа? — Я уже начал кое-что соображать.
— И да и нет. По нашим данным, в контроле над заводом заинтересована одна очень солидная зарубежная фирма, работающая на Пентагон. Напрямую высветить свою заинтересованность она не может, поэтому была найдена подставная американская компания, до этого влачившая жалкое существование, а ныне готовая запросто швыряться сотнями миллионов долларов.
— Но ведь завод оборонного значения по закону не может быть передан в руки зарубежных компаний.
— По закону? — Виктор Егорович иронично ухмыльнулся. — Законы и создаются для того, чтобы их нарушать, а не исполнять, как глаголют об этом с высоких трибун. Нет законов — нет ни их составителей, ни исполнителей, ни защитников. Представляете, сколько дармоедов сразу бы потеряло свои теплые насиженные места?
— Камень в мой огород?
— Вы-то как раз штаны в кабинете не протираете и зря государственный хлеб не едите.
Я изобразил вполне понятное смущение.
— А что касается иностранного присутствия… У нас уже есть прецедент, — продолжил Виктор Егорович. — Представьте себе — руководитель крупнейшего банка, финансирующего Министерство обороны, подданный Соединенных Штатов. Каково? Не верится?
— Если и верится, то с трудом.
— Этот человек обязан подписывать все основные финансовые документы на основании договоров и соглашений. Лихо.
— Не нужно никаких шпионов, чтобы точно знать нашу обороноспособность и массу других сведений, составляющих государственную тайну… — сказал я с неожиданной горечью.
Черт побери, что творится в нашем доме?! По нему без приглашения разгуливают все кому не лень.
Ну и времена наступили…
— Между прочим, — сказал Виктор Егорович, — к вашему сведению, любой американец по конституции обязан — подчеркиваю, обязан! — хранить верность только своей стране. А в понятие верности входит очень много слагаемых.
— Впервые слышу, что американец — руководитель нашего банка.
— Этот факт пока особо не афишируется. Но пусть им занимаются другие ведомства — те, кто допустили такой позор. А нам поставлена задача совершенно конкретная.
— Вы думаете, подставная компания рискнет принять участие в аукционе? Это невозможно.
— Еще как возможно. Через посредника.
— И кто этот посредник?
— А вот теперь мы подошли к самой сути. В выкупе завода заинтересован «Витас-банк», имеющий, кстати, свои филиалы в Америке, Англии, Израиле и Германии.
— Мне кажется, я начинаю понимать…
— Немного истории. Вы знаете, почему мы остановились на вашей кандидатуре?
— Не имею понятия.
— В том, что вы профессионал высокого класса, нет сомнений. Но есть и другие, не менее подкованные в своем деле спецы вашего профиля. Однако именно вы загнали в угол бывшего губернатора Шалычева, и проделали это виртуозно. В вас пропадает великий интриган, майор Ведерников.
— Что вспоминать о Шалычеве? Дела давно минувших дней…
— Не скажите. Именно Шалычев начал достаточно интенсивную подготовку опытного завода к передаче зарубежным инвесторам. Он пробил эту идею практически во всех инстанциях, но довести задумку до финиша ему помешали… скажем так, некоторые скорбные и непредвиденные обстоятельства.
— Горечь такой большой непоправимой утраты до сих пор терзает мое сердце.
Виктор Егорович ответил мне долгим сумрачным взглядом. И лишь спустя какое-то время он сказал:
— А вы циник, майор.
— Это меня испортила профессия. Между прочим, в нашем городе убивают почти каждый день. И мне совсем не важно, кто эти люди, хотя по многим из них давно веревка плакала. Моя задача найти убийц. В том числе и киллера, который отправил на тот свет губернатора. К сожалению, это дело у меня забрали уже на начальной стадии разработки.
— Почему — к сожалению? Разве у вас мало работы?
— Работы хватает, — ответил я. — Но убийство Шалычева — это особая статья. Насколько мне известно, в деле много нестыковок и натяжек.
— Что вы имеете в виду? — быстро спросил Виктор Егорович.
— Это вам интересно?
— В свете задач, поставленных передо мною руководством, — очень.
Странно… Чтобы не сказать больше. Мне показалось, что Виктор Егорович изменился в лице. Хотя… что может измениться на каменной маске, покрытой морщинами?
— Всех деталей я уже не помню…
Я говорил, тщательно обдумывая каждое слово. Все-таки интерес Виктора Егоровича к убийству Шалычева показался мне подозрительным. Тем более, что с материалами по делу он явно был знаком.
Но ему хотелось знать то, что осталось за кадром, образно выражаясь. А точнее — его интересовала версия майора Ведерникова.
Он что, считает меня Шерлоком Холмсом? М-да…
— …поэтому я считаю, что искать убийц Шалычева нужно не здесь. Так же, как и заказчиков.
— А где? — спросил Виктор Егорович, вперив в меня свой змеиный взгляд.
— Все это только мои предположения… Но мне кажется, ноги в этом деле растут из столицы.
— Факты!
— Их почти нет. Однако наша служба наружного наблюдения за неделю до убийства Шалычева зафиксировала повышенный интерес к нему со стороны военных.
— Даже так? А в чем он выражался?
— Ему прицепили солидный хвост. По Шалычеву работали несколько машин, что, согласитесь, уже кое о чем говорит. Причем весь транспорт, задействованный в наружном наблюдении за губернатором, был не наш. И вели его весьма профессионально.
— Тогда почему в деле об этих фактах не сказано ни слова?
— Потому… — Я криво ухмыльнулся. — Данные нашей «наружки» просто испарились. Из дела их изъяли.
— Кто это мог сделать?
— Скажем так — заинтересованная сторона. Люди, которые имеют немалую власть.
— Возможно… А почему вы думаете, что Шалычева вели военные?
— Зафиксирован оживленный радиообмен. Использовавшаяся для этого аппаратура была большой мощности. Такая есть только у военных. При этом использовалось кодирование.
— И это все?
Я немного замялся. Говорить, не говорить…
А, ладно! Пусть знает. Если уж мы теперь в одном котле варимся, нужно быть по возможности откровенным.
— Нет, не все. В эти дни военный аэродром, расположенный вблизи города, работал с повышенной нагрузкой. Чего раньше не случалось, так как у них с горючим всегда большие проблемы. Причем летали самолеты транспортной авиации.
— Ну, это, как говорится, вилами по воде писано…
— Не совсем так. По отдельности эти факты мало о чем говорят. Но если их объединить… На месте следователя, который ведет дело Шалычева, я бы допросил командира авиабазы, летчиков и техников. Пусть расскажут, что они возили в чревах своих «коров».
— Интересная мысль…
Лицо Виктора Егоровича потускнело, будто он спрятался в тень. Мне показалось, что мои откровения ему не понравились. С чего бы?
— Но про то ладно, — продолжил он уже более твердым голосом. — Пусть это дело раскручивают те, кому по штату положено. А мы вернемся к нашим баранам…
Он посмотрел на свои наручные часы.
— Времени у нас уже немного, — сказал Виктор Егорович. — Итак, в оплату за услуги Шалычева «Витас-банк» перевел в западные банки на его счета около десяти миллионов долларов. Мы знали про этот факт, но кто исполнитель — выяснили совсем недавно.
— Скажите, чем так ценен этот завод? Вы ведь сами говорили, что многие наши предприятия — всего лишь куча металлолома.
— В физико-техническом институте, которому принадлежит завод, есть засекреченные лаборатории, где работают над такими экзотическими типами и видами оружия, что человеку непосвященному они могут показаться фантастикой в чистом виде.
— Этого добра еще при советской власти хватало.
— Кстати, взрывчатку, которой был снаряжен патрон в стволе ружья вашего бывшего коллеги капитана Свекольникова, изобрели именно в физтехе.
Я оживился. И спросил не без задней мысли:
— А где ее производят?
— Производят эту взрывчатку — пока в небольших количествах — как раз на опытно-экспериментальном заводе, глубоко под землей. Надеюсь, вы понимаете, что это совершенно секретные сведения.
— Я не сегодня родился…
— Я просто напоминаю.
Виктор Егорович умолк и, как мне показалось, заколебался.
Но затем все же решился: подошел к сейфу, открыл его и достал оттуда продолговатый футляр, похожий на пенал для большого набора слесарных инструментов.
— То, что вы сейчас увидите, лишь малая толика разработок физтеха. — Виктор Егорович открыл футляр. — Изготавливаются такие штуковины на опытно-экспериментальном заводе. После ознакомления с этим образцом вам будет понятен повышенный интерес зарубежных инвесторов к нашему региону и к заводу в частности…
Он достал из футляра нечто напоминающее оружие фантастических киборгов: странного вида приклад, лазерный прицел незнакомой мне конструкции, кожух ствола примерно как у довоенного автомата «ППД-34» с многочисленными прорезями.
Калибр этого монстра превышал все, как мне показалось, разумные пределы. Оружие смахивало на мини-гранатомет.
Магазина не было видно. Наверное, он был не нужен.
Похоже, снаряжение патронами, или чем там еще, происходило как у охотничьих винчестеров — последовательно, по одному, что неудивительно, учитывая диаметр ствола.
— Вам никогда не приходилось слышать такое понятие, как «думающая пуля»? — спросил Виктор Егорович.
— Только в западных кинофильмах. Фантастика.
— Не скажите. Техническая мысль шагнула гораздо дальше, чем мы можем себе представить. — Он достал из футляра сверкающий латунный цилиндрик. — Вот она.
— Вы это серьезно?
— Вполне. Эффективность поражения живой силы — около восьмидесяти процентов. Оружие в стадии доработки.
— Наверное, в серию эта пушка пойдет не скоро. Как всегда, нет финансирования.
— Про то мне неизвестно.
Я хмуро ухмыльнулся. И подумал, что такова уж участь русского солдата — воевать старьем. Подумаешь, сто человек туда, сто — сюда… Бабы нарожают.
Американцы, прежде чем послать штурмовой отряд, неделю пашут землю бомбами и ракетами, чтобы не осталось ничего живого. Они берегут своих солдат.
А нашим парням дают старого «Калашникова», несколько гранат — и вперед, на абордаж. Знаю, как это бывает, сам ходил…
Эх, жизнь моя жестянка! Ну ее в болото…
— Кстати, — продолжил Виктор Егорович, — известная вам взрывчатка, которой снарядили патроны Свекольникова, в первую голову предназначалась именно для этой пули. Которая страшнее любого снайпера, так как эта штуковина может стрелять из-за угла. Даже не нужно высовываться.
— Невероятно…
— Еще как вероятно.
— Значит, можно выпустить пулю в белый свет и она сама найдет цель?
— Почти так. Но лучше все-таки прицелиться, хотя бы приблизительно. Чтобы не тратить впустую несущий заряд. Начальная скорость пули небольшая, и главным поражающим фактором является не удар с последующим разрушением живой ткани, а микровзрыв.
— Но тогда у пули должны быть какие-то рули.
— Верно. Эта «думающая пуля» скорее миниатюрная ракета. Электронная начинка и рули позволяют ей резко менять траекторию полета, поворачивать.
— А как пуля ищет цель?
— Цель ищут различные датчики, в том числе и работающие по принципу всем нам знакомых комаров и, извините, — клопов, больших любителей свежей крови.
— Нечто подобное применяли американцы во Вьетнаме. Только там были мины, в которых и впрямь сажали клопов. Во время приближения отряда вьетнамцев кровососы начинали волноваться и каким-то образом приводили в действие взрыватель мины. Так что не обязательно было на нее наступать ногой. А если учесть тот фактор, что там была не одна мина, а целое минное поле, то можно представить эффект от такой ловушки.
— А вы, оказывается, неплохо ориентируетесь в мире техники.
— До армии я работал на заводе, в цехе сборки. И учился на вечернем отделении машиностроительного техникума.
— Тогда понятно… Техникум вы закончили?
— Не успел. Меня забрал Афган. А после демобилизации я не нашел ничего лучшего, как пойти в школу милиции.
— Нужно было оставаться в армии. У вас хорошие задатки.
— Да нет, в то время я был сыт армией по горло.
— Что ж, каждому свое…
— Это точно…
Мне всегда были неприятны воспоминания об Афгане, а потому я решительно направил разговор в прежнее русло. Это чтобы полковник не продолжил свои расспросы.
— Кстати, — поторопился опередить я Виктора Егоровича, — мне кажется, что здесь должны быть и какие-то особые взрыватели.
— Конечно. Если микрореактивные двигатели, управляющие рулями, — вот они; видите эти полоски на цилиндре? — не смогут скорректировать пулю для прямого попадания, вступает в дело специальный взрыватель — типа инфракрасного дальномера, как мне объяснили разработчики. Он определяет расстояние до объекта — цели и инициирует взрыв.
— Но если прямого попадания может и не быть, то напрашивается закономерный вопрос: а хватит ли мощности заряда для поражения противника?
— Мощности заряда вполне хватает, чтобы в окружности радиусом около пяти метров поразить все живое. Головная часть пули снаряжена иголками, которые при взрыве разбрасываются во все стороны и пробивают любой бронежилет. Вот так-то.
— Нехило… От нее, похоже, даже в окопе не спрячешься.
— И в окопе, и в здании. Это оружие просто незаменимо во время боевых действий в городских условиях.
— Если на заводе мастерят и другие хреновины, подобные этой, то картина вырисовывается вполне определенная…
— Да, — подтвердил Виктор Егорович. — Тот, кто будет хозяином предприятия, автоматически узнает о технологии производства такого оружия и даже о его конструкции.
— Похоже, для наших зарубежных друзей-противников опытно-экспериментальный завод дорогого стоит.
— Для них это миллиарды сэкономленных долларов.
— Нехило…
— Плюс быстрое переоснащение собственных вооруженных сил. К сожалению, у нас нет денег даже на доводку опытных изделий до стадии промышленных образцов. Такая петрушка…
— Понятно, — сказал я. — Но как все это соотносится с моим расследованием?
— Напрямую. Вам уже говорил Николай Иванович о вашей роли катализатора в предстоящей заварухе?
— А как же. И я, дурак, согласился.
— Почему дурак? Наоборот — сознательный гражданин, профессионал.
— Да ладно вам… — Я недовольно поморщился. Не хватало мне еще в этом подвале выслушать лекцию политграмоты. — К сожалению, с этим делом я влип по самое некуда, — сказал я раздраженно. — И вымазался грязью с ног до головы.
— Чистые руки в нашей с вами работе — досужий вымысел дедушки Дзержинского, доведенный до идиотизма коммунистической пропагандой, — резко ответил Виктор Егорович. — У нас с вами грязная, тяжелая работа. И не нужно бояться замарать руки об отребье, жирующее на народной крови. Я прав?
— Возможно. Только правда у каждого своя. А в нашей стране всегда прав тот, у кого больше прав.
— Поэтому нужно быть на стороне людей, которым не безразлично будущее родины.
Господи! Опять двадцать пять… Как мне надоел этот базар-вокзал! Не учите нас жить, господин полковник, а лучше помогите материально. Мы уж сами как-нибудь разберемся, за что нужно свою жизнь отдать.
— Я понимаю, что деваться мне некуда, — сказал я с отвращением — и к себе, и к тем, кто тащил меня на дно; а чего иного можно было ждать в финале моего сотрудничества с такими «радетелями» за общее благо, как Виктор Егорович. — Теперь я точно знаю, почему за мной охотятся — Шалычева мне никогда не простят. Хотя я его и не убивал.
— Да вы философ, Ведерников, — насмешливо сказал полковник. — У меня тоже есть один такой… кадр. Я вас с ним познакомлю. Вам найдется о чем поговорить… между делом.
— Буду рад… — буркнул я.
— Вот и хорошо. Ни нам, ни вам обратного хода нет…
Полковник снова ударился в пространные рассуждения о долге и патриотизме и о том, как важно провести операцию на должном уровне. Наверное, у них это обычный прием при вербовке агентов.
Пощебечи, Виктор Егорович, пощебечи…
Будто я и так не знаю, что мне нет хода ни назад, ни вперед. И в первом, и во втором варианте меня ждет мягкая постель на два метра ниже уровня пола. Поэтому мне один хрен, что в лоб, что по лбу.
— Мы просто обязаны довести операцию до логического завершения, — продолжал развивать свою мысль Виктор Егорович. — Завод не должен попасть в чужие руки. Такой приказ спущен с самых верхов. К счастью, там еще остались истинные патриоты своей Родины. И мы должны наизнанку вывернуться, но выполнить этот приказ.
Ну, повезло мне связаться с ура-патриотами! Хорошо хоть, не предлагают надеть казацкие шаровары и нацепить медальки, вырезанные из консервной банки…
— Любыми средствами?
— Если понадобится — да, — резко ответил Виктор Егорович. — Слишком многое поставлено на карту, чтобы миндальничать. Еще есть вопросы?
— Пока нет.
Какие могут быть вопросы у приговоренного к вышке? Разве что последнее желание. Например, выпить еще рюмку коньяка.
Кстати, хорошие и, главное, дорогие напитки пьете, господа-товарищи…
Я молча, не спрашивая согласия, налил себе полную рюмку и выпил в полной тишине. Мои собеседники сделали вид, что не заметили нарушения субординации.
И на том спасибо…
— Вы согласны работать с нами? — требовательно спросил Виктор Егорович.
— Куда денешься… — ответил я.
И подумал: чудак-человек, зачем спрашиваешь?
Я всего лишь винтик в большом механизме. Который легко при необходимости заменить другим.
— Ответ обнадеживает. Если честно, иного я и не ждал — ваше личное дело мы изучили от корки до корки. Вы настоящий профессионал. Лучшего в вашем управлении мы найти не смогли.
— Спасибо на добром слове.
Наверное, Виктор Егорович все-таки уловил в моих словах горькую иронию. Он посмотрел на меня своим гипнотическим взглядом, пожевал губами, а затем решительно сказал:
— Ладно, исторический и технический экскурс закончены, приступаем к увязке пунктов плана оперативных мероприятий. Ведерников, я сейчас познакомлю вас с нашими сотрудниками, которые будут отвечать за вашу безопасность. Естественно, помимо других обязанностей.
Виктор Егорович включил селектор:
— Капитан! Офицеров, ожидающих в дежурке, — ко мне.
Спустя две-три минуты в комнату вошли два парня.
Один из них был высокий, худой и жилистый. Несмотря на рост и внешнюю неуклюжесть, двигался он легко и грациозно — как сильно отощавшая пантера.
Второй, ростом не ниже первого, со смешливым выражением на резко очерченном грубоватом лице, обладал удивительно мощной и в то же время гибкой фигурой и пудовыми кулачищами с грубыми мозолями на костяшках.
— Здравия желаю, товарищ полковник! — браво рявкнул второй.
Но во фрунт не стал, держался вольно и раскованно.
— Здравствуй, Волкодав, — поморщился Виктор Егорович. — И ради бога, не ори. Ты не на параде.
— Понял. Не повторится.
— Знакомься, это ваш «объект» — майор Ведерников.
— Наше вам, — небрежно бросил Волкодав и сел.
При этом он успел окинуть меня оценивающим взглядом с головы до ног.
— Это Акула, — показал Волкодав на своего напарника. — Хороший, воспитанный мальчик. — Он ухмыльнулся. — Да садись ты… не торчи столбом, — сказал он Акуле.
— Полковник Латышев, начальник местного УБОП, — представил моего шефа Виктор Егорович и добавил: — Питон…
— Питон? — В голосе Волкодава послышалось удивление. — Вот это встреча… Наслышан… Здравствуйте, товарищ полковник.
Они обменялись крепкими рукопожатиями.
Во взгляде Волкодава сквозило нескрываемое уважение. Похоже, Латышев в их системе был не последним человеком.
И еще я заметил один необъяснимый факт.
Когда Волкодав наконец присмотрелся ко мне, я заметил, что он сильно удивился. У меня создалось такое впечатление, что Волкодав меня знает.
Но откуда? Ведь мы прежде никогда не встречались…
Никогда?
