Киллер
Квартиру мне выделили в доме, который строили западные немцы для офицеров, служивших в Восточной Германии. Ведь по легенде я все-таки был отставником, хотя и топтал пограничные тропы на совершенно противоположной стороне света.
Правда, как я успел подметить, большую часть жильцов составляли люди, не имевшие никакого отношения к армии.
Наверное, этим блатным пришлась по душе черепичная крыша, оклеенные обоями подъезды и современная планировка помещений, отделанных по высшему классу.
Но на однокомнатные, похоже, спрос был мизерный. Потому прапорщика Листопадова смогли пропихнуть через плотный частокол ответственных и полуответственных господ-товарищей без особого напряга, как информировал меня Абросимов.
Меня такие мелочи не волновали. Какая разница, где приткнуться на время. Главное, чтобы никто ничего не заподозрил.
Но мои документы состряпали настолько добротно, что даже военком выразил сочувствие в связи с гибелью моей семьи.
Не говоря уже о соседях из военных. Сами безденежные и большей частью безработные, сплошь погорельцы или беженцы, они приносили мне последнюю краюху хлеба, когда я поневоле изображал маету в поисках работы.
На службу меня приняли в странную конторку, занимающуюся неизвестно чем, но тем не менее стригущую купоны почище некоторых заводов средней руки.
И название этого уродливого подкидыша перестроечной поры соответствовало его истинной сути — ТОО АМУ.
Что обозначали первые буквы аббревиатуры, я знал — «товарищество с ограниченной ответственностью».
Но что касается второй половины ребуса, то расшифровать его не могли даже сотрудники с трехгодичным стажем.
Возможно, что такое или кто такой АМУ, знал наш шеф, господин Бодунов, но, скорее всего, он был лицом подставным, зицпредседателем Фунтом, и его мы видели раз в неделю, и то издалека.
Всеми делами заправлял его зам, некий Андрей Исаевич Болото, реликт застойных времен; от него за версту перло неистребимым духом казарменного социализма.
Однако свои функции он исполнял с завидной цепкостью и четкостью и вовсе не был похож на придурка.
В общем — мужик был сам себе на уме. Впрочем, его обязанности заключались большей частью в бумагомарании. Каждое утро Болото подписывал платежки, чеки, какие-то договоры и прочую бухгалтерско-канцелярскую муть.
В остальное время он сидел безвылазно в кабинете и гонял чаи.
Что там делал любезный Андрей Исаевич, было загадкой не только для сотрудников ТОО АМУ, но и его секретарши Ниночки, страдающей от чрезмерной любвеобильности и словесных поносов.
Платили нам не очень много, но вполне сносно. И главное, вовремя, что по нынешним временам дорогого стоит.
Каждый из нас занимался чем хотел, однако до пяти вечера никто и не помышлял «сделать ноги» — у Болото на первом месте стояла не полезность сотрудника, а рабочая дисциплина.
Моей главной обязанностью была систематизация и подбор материалов по определенным видам сырья и продукции. Потом свои «труды» я передавал Болото и мог спокойно балдеть сколь угодно долго.
От этого идиотского убивания времени, которое почему-то называлось «службой», можно было рехнуться. И я от нечего делать начал осваивать компьютер.
Моим учителем стал Пашка. Никто его по-иному не звал, хотя ему уже перевалило за тридцать и по пьянке он кичился званием кандидата каких-то наук.
Это был настоящий шизофреник, помешанный на компьютерной технике. От него все наши бездельники шарахались как черт от ладана.
Мне Пашка обрадовался, как жаждущий путник роднику. Его беспрерывный треп я преспокойно пропускал мимо ушей, особенно когда учился работать на клавиатуре всеми десятью пальцами.
А в остальном он был просто гением: уже к исходу месяца я знал так много, что и самому не верилось.
Конечно, я мог остановиться на достигнутом, но Пашка вбил себе в башку, что я программист от Бога, и насел на меня с утроенной энергией.
В его утверждения я не очень верил, хотя, не скрою, мне было лестно.
Впрочем, я и не сопротивлялся — пусть уж лучше и меня, как и Пашку, считают чудаком, нежели кем-то иным…
Я устроился в эту подозрительную контору «с улицы» — без протекции. По нынешним временам такое везение могло показаться невероятным, если бы не личность Болото.
Когда он узнал, что Алексей Листопадов бывший военный и про то, как с ним поступили после гибели семьи, он недрогнувшей рукой подписал заявление о приеме на работу. И назначил оклад не намного ниже, чем у Паши, без которого контора прекратила бы свое существование.
Остальные, в том числе и я, похоже, были просто для антуража.
Наверное, Андрей Исаевич и сам был в прошлом военным. Но он не отличался словоохотливостью, а потому о нем никто ничего не знал.
И все равно я был ему признателен и испытывал нечто вроде уважения.
Так тянулись дни за днями.
Абросимов через Ливенцова метал в меня громы и молнии, потому что операция внедрения не укладывалась в сроки и вообще грозила провалом.
А я постепенно сжимался от недобрых предчувствий, как часовая пружина, готовая вот-вот лопнуть.
Неужели я перемудрил?
Надо было сразу соглашаться… надо было… Надо было!
Ошибся? Скорее всего. Болван…
Но я ведь точно знал, что в конторе обо мне уже справлялись. Притом сразу после соревнования. Так долго идет проверка? Или я где-то переиграл?
Где именно? Поди определи…
Черт возьми!
Я не выдержал напряженного ожидания и решил форсировать события…
Случай подвернулся идеальный.
Идеальный с точки зрения конспирации — Пашке стукнуло тридцать три года, нам как раз выдали получку, и наш кандидат околовсяческих наук с мужеством, которого от него никто не ожидал, решил спустить зарплату и свои холостяцкие накопления в каком-нибудь приличном кабаке.
Коллектив поддержал эту идею с небывалым энтузиазмом.
Я своих нынешних коллег понимал. Нынче с трудовыми по ресторанам сильно не разбежишься, а случай проехаться на дармовщинку выпадает не чаще дождя в пустыне Калахари.
Ресторан выбирали долго и придирчиво.
Конечно, что-то шикарное и очень дорогое нам не светило — тут все как один были реалистами.
Однако и не хотелось провести вечер в какой-нибудь затрапезной забегаловке, где подают дрянные котлеты по-киевски, салат «Столичный» трехдневной давности на прогорклом майонезе и самопальную водку по цене французского коньяка.
В конце концов выбор остановили на ресторане «Русь».
Открыли его недавно, год назад. И пока он держал марку как один из самых приличных кабаков города.
В других заведениях подобного типа гуляла публика, что называется, оторви и выбрось, привлеченная новомодным стриптизом и возможностью по дешевке купить «косячок» с дурью.
В «Руси» клиентов встречал бородатый швейцар, в отделанных под старину залах царил полумрак, и эстрада играла не набившую оскомину попсу, а по-настоящему хорошую музыку, большей частью песни и мелодии, ставшие классикой.
Скажи кто-нибудь сослуживцам, что посетить «Русь» — это моя идея, у них от удивления глаза полезли бы на лоб.
Дело в том, что ресторан принадлежал фирме «Теллус». И был любимым местом времяпровождения шефа «Витас-банка».
А он категорически не принимал все новомодные веяния, любил простую, но хорошую кухню и ненавидел современные грохочущие ритмы.
Я уже знал, когда он там бывает. Ливенцов снабжал меня самой свежей и надежной информацией.
Потому сумел ненавязчиво вдолбить в Пашкину компьютерную башку, что нужно идти именно в «Русь». И обязательно в пятницу.
Обычно последний день рабочей недели Наум Борисович посвящал сауне.
А после восьми вечера ужинал в банкетном зале ресторана, отделенном от «масс» зеркальной стенкой из бронированного стекла. Это чтобы исключить всяческие неожиданности.
Пашка, уверовав, что идея пойти в «Русь» — его собственная, сражался за нее как лев. Хотя устоять против напора Ниночки, жаждущей блеснуть очарованием в ресторане-казино «Астракон», было невероятно трудно.
И теперь, случись проверка, я был девственно чист. Ведь все сотрудники нашей шарашкиной конторы могли подтвердить, что в «Русь» меня потащили едва не силком.
Мы заказали стол в удачном — с моей точки зрения — месте.
Он располагался на самом виду у Наума Борисовича (который мог преспокойно созерцать зал ресторана, сам оставаясь невидимым). И в то же время был не на проходе, а возле декоративной стенки из дикого камня, увитого плющом.
Мы — это Пашка, я, Ниночка, два подтоптанных мужичка, считающие, что они до сих пор молодые здоровые кобели, задумчивый Ушков, помощник Болото, Маргарита Никоновна, наша мэтресса, баба-огонь, не дающая спуску молодняку, и три свиристелки без спикера в голове, пытающиеся подражать эстрадным дивам.
Все шло, как и положено в подобных случаях: поначалу присутствует некоторая скованность, дамы изображают недотрог, кавалеры любезны и галантны, тосты умны и велеречивы, Пашка застенчиво-важен и пытается не перепутать, в какую руку брать нож, а в какую вилку, зажженные свечи еще не оплыли, пианист, «разминающий» публику, играет что-то грустно-задумчивое…
Все спокойно, чинно и благородно.
Народ отдыхает и расслабляется…
Я немного нервничал и часто украдкой посматривал на часы. Уже было пятнадцать минут девятого, а Наум Борисович еще не появился.
Конечно, мне было известно, что он попадает в банкетный зал через специальный вход из подземного гаража.
Но все равно перед его прибытием телохранители перекрывали все возможные и невозможные пути проникновения в ресторан.
Их тоже пока не было.
Проклятое невезение! А я уже раскатал губу…
Нет, Абросимов прав — из меня психолог, как из дерьма пуля. А уж шпион — тем более. Как говорится, кто на что учился…
Это факт.
Я теперь пожалел, что не доложил о своем плане Абросимову. Возможно, он помог бы через свои каналы вытащить президента «Витас-банка» в ресторан к намеченному сроку.
Хотя… чему быть, того не миновать…
Тем временем наша компашка уже развеселилась и теперь стравливала пар в танцульках. Ниночка, эта прилипчивая стервоза, захомутала меня всерьез и теперь лежала на груди, томно вздыхая и пытаясь прижаться потесней.
Хотя куда уж ближе…
Ушков, даже на хорошем подпитии не теряющий своего загадочно-задумчивого вида, танцевал, степенно поддерживая Маргариту Никоновну, которая стреляла по всему залу черными, брызжущими бенгальским огнем глазищами, выискивая свой идеал.
Она была замужем только раз и всего месяц, после чего напуганный ее темпераментом муж пустился в бега в поисках спокойной гавани, где не так сильно штормило.
В дальнейшем любвеобильная Марго испытывала соискателей руки и сердца еще до свадебного причала. Притом по полной программе.
Но избранники будто сговорились и шли ко дну самое большее через неделю. Вот такие у нас хилые мужики…
Однако Маргарита Никоновна была оптимистка и надежду встретить сексуального гиганта не теряла.
Она даже пыталась заарканить иностранца, который был немало наслышан о разнообразных достоинствах и красоте славянок.
Говорят, что после двух суток пламенной любви с Маргаритой Никоновной он ночью сбежал в аэропорт, где купил билет на первый попавшийся рейс, оставив в гостинице все свое барахло.
По приезде домой этот любитель острых ощущений написал книгу о русских женщинах, которая стала бестселлером. Не больше и не меньше.
Поэтому Маргарита Никоновна могла со спокойной совестью утверждать, что открыла миру талантливого беллетриста.
Историю ее любовных приключений рассказала мне все та же Ниночка, правда присовокупив еще и несколько пикантных подробностей — так сказать, не для прессы.
Наш гениальный Пашка потух и лишь что-то бессмысленно бормотал, приветственно помахивая двум нашим плешивым орлам, вихляющим расплющенными задницами с молодым поколением.
Еще одна девица курила сигарету за сигаретой и строила глазки шустрому официанту, порхающему между столов.
Короче — Пашкин вечер удался. Если, конечно, судить по его основному предназначению.
А вот что касается моих проблем, то они только усугубились…
Я решительно стряхнул с себя разомлевшую Ниночку и пошел в туалет. Мне до зуда в ладонях захотелось умыться, чтобы смыть с лица пудру и запах духов моей партнерши.
Часы показывали полдесятого, и я должен был решать, что делать дальше — ждать или незаметно сваливать, пока Ниночка не затащила меня в постель.
Отказать ей — значило нанести смертельную обиду и заполучить коварного и беспринципного врага. Я уже знал, что своим длинным языком она могла и слона завалить, и мне очень не хотелось попасть под ее пристальное внимание.
При всех своих чисто женских недостатках Ниночка вовсе не была дурой. Скорее наоборот. В противном случае Болото вычистил бы ее в два счета.
Правда, поговаривали, что она была пассией самого господина Бодунова, бывшего комсомольского работника, надменного лощеного болвана, но я сомневался.
Возможно, Ниночка и попала в контору через постель шефа, но не более того.
Обычно такие деятели блюдут внешнюю нравственность с фанатизмом средневековых пуритан. А если учесть, что Бодунов не мог и шагу ступить без своей половины, дамочки с претензиями, то разговоры о его какой-либо связи с секретаршей были не более чем досужим вымыслом.
Я уже открыл дверь в вестибюль, как вдруг заметил оживление в зале.
Мне хватило одного взгляда, чтобы скверное настроение улетучилось, словно сигаретный дым, — есть!
Бесцеремонно расталкивая подгулявших посетителей, между столиками замелькали внушительные фигуры охранников Наума Борисовича.
Некоторых я знал в лицо — они были на соревновании. Я не стал задерживаться и прошел в туалет.
Теперь мне осталось ждать недолго…
Когда я возвратился, Ниночка вовсю отплясывала со здоровенным амбалом, компания которого сидела неподалеку.
В душе я обрадовался безмерно — она сама, без моего вмешательства, предложила себя в качестве наживки.
И рыба, намеченная мной еще в начале вечера, проглотила эту наживку целиком и бесповоротно. Мне осталось лишь сыграть ревнивца — и дело в шляпе.
За этой компанией я приглядывал все время.
Ничего необычного — крутые просаживали шальные бабки, зашакаленные «тяжким» рэкетирским трудом.
Однако вели они себя на удивление тихо. Похоже, понимали, кто тут есть кто, и на неприятности не нарывались.
Но я чересчур хорошо знал, какие мысли бродят под их узкими лбами, чтобы обольщаться на сей счет. Достаточно даже слабой искры, чтобы взыграло ретивое, — перемирие между городскими бандами и отдаленно не напоминало прочный мир.
Каждый из этих ублюдков мнил себя пупом земли и готов был не задумываясь перегрызть глотку любому, лишь бы доказать свое «я», заменяющее мозговые извилины.
И все-таки, несмотря на долгое ожидание, мне в этот вечер везло.
Во-первых, я заметил Чона, на секунду показавшегося в двери банкетного зала. Значит, Наум Борисович точно здесь — в злачных местах кореец не отходил от него ни на шаг и, наверное, сопровождал даже в сортир.
А во-вторых, Ниночка оказалась на высоте своего «целомудрия» и преданности коллеге по работе.
Когда нахальный амбал, вообразивший, что телка уже в кармане, бесцеремонно потащил ее в круг на следующий танец, она сначала возмущенно вырвалась. А затем, когда ее горе-ухажер не оставил своих притязаний, недолго думая влепила ему пощечину.
Дальше все развивалось как по писаному: амбал вспылил (что вполне понятно) и тоже попытался вмазать по мордам «обнаглевшей» девице. А иной реакции от него ждать и не приходилось.
Но, увы, он опоздал. Долей секунды раньше мелькнул мой кулак, и амбал пропахал ползала, пока не остановился у самой эстрады.
Никто не кричал «Наших бьют!», но компашку будто корова языком слизала из-за стола. Опережая друг друга, они бросились ко мне, горя желанием измолотить, поломать кости…
В общем, размазать по полу незнакомого лоха, осмелившегося поднять руку на самого… впрочем, я его не знал.
Я уложил их очень аккуратно — чтобы не перевернуть столы и не побить посуду. Иначе Абросимов просто с ума сойдет, если я представлю ему счет на оплату «расходов по внедрению».
«Быков» было четверо, но я приложил только троих. Последний, завидев такое дело, задержался на полпути и что-то вяло выкрикивал. Наверное, подбадривал корешей.
Я дрался и краем глаза наблюдал за дверью в банкетный зал.
Мне было известно, что Наум Борисович очень болезненно реагирует на беспорядок в своем уютном ресторанном гнездышке. И его охранники расправляются с зачинщиками драк беспощадно.
Где же вы, хваленые орлы «Витас-банка»?! Я так вас жду…
Вышли. Двое. Фу-у, наконец-то…
Неужели Чон не узнал меня? Или решил, что схватка на татами с одним соперником — это не факт, а мордобитие по пьяной лавочке по схеме двое против одного — совсем иное дело?
Я ждал, что они прежде побеседуют со мной, тем более что драка уже закончилась.
Но у парней, наверное, был другой приказ.
Они атаковали меня сразу, с двух сторон. Один сделал подсечку-подкат, а второй в это время взвился в воздух, чтобы пройтись по мне уже лежачему.
Сработали они синхронно и вовсе не примитивно. Прием был доведен до совершенства. Это было тхеквондо в чистом виде.
Они попали в пустоту…
Я не стал особо мудрить и демонстрировать технику.
Я просто мягко ушел от подката. А когда второй, еще не осознавая, что противник куда-то девался, коснулся пола, я слегка подбил его опорную ногу, и он со всего размаху сел на пятую точку.
Мне не хотелось работать с ними слишком жестко. Вдруг я все-таки попаду в охрану банка? А если так, то зачем мне наживать лишних врагов?
— Мужики, я тут ни при чем, — миролюбиво обратился я к потерявшим голову парням. — Это они затеяли заваруху. — Я кивком указал на все еще трущих полы амбалов.
— Ах ты!..
Вот и все, что я получил в ответ.
— Не говорите потом, что я вас не предупреждал…
Я снова ушел от удара в голову и занял выжидательную позицию. Если Наум Борисович и Чон наблюдают за мной, то я просто обязан продемонстрировать хладнокровие и приличную технику.
— Успокойтесь, мужики…
Нет, прописные истины дуракам нужно вдалбливать в башку в прямом смысле слова. Иных доказательств они просто не приемлют.
На этот раз парни действовали совсем по науке. Один из них начал атаковать с нижней позиции, с полуприседа (что напоминало шаолиньский стиль «змеи»), а второй — сверху, опять-таки имитируя стиль китайских монахов — «цаплю».
Конечно, школа тхеквондо вносила существенные коррективы в стойки и приемы, но ничего такого, чего бы я не знал, они не показали.
Я не стал долго рассуждать. Кто знает, сколько таких гавриков может прибыть им на подмогу.
И мне не хотелось иметь перед собой слишком много противников. Иначе их можно остановить, только переломав кости двоим или троим: вопли изуродованных отрезвляют почище ушата ледяной воды.
Потому я просто нокаутировал одного приемом «рука-копье» в солнечное сплетение, войдя в клинч. А второму в этот же момент заехал стопой в висок — не сильно, планирующим ударом.
Оба отрубились мгновенно.
Ну, конечно, я так и знал — они сыпанули со всех сторон как саранча. И ясное дело, без приказа.
Как же — чувство товарищества. И железная воля Чона.
Который их всех спустит в унитаз, если они примерно не накажут наглеца, осмелившегося поднять руку на охранников «Витас-банка», элиту бойцов тхеквондо.
В зале вдруг стало тихо.
Замолчала даже Ниночка, мечущая громы и молнии на головы амбалов, виновников потасовки. В одночасье отрезвевшие посетители отхлынули к стенам. Кое-кто рванул даже к выходу.
А я очутился посреди танцевальной площадки.
Меня окружили со всех сторон, но нападать не спешили.
Собственно, так и должны поступать настоящие бойцы. Для начала противника нужно запугать, чтобы он психологически сдался уже до боя.
И похоже, им не понравилось то, что я сумел справиться не только с «быками», но и с их товарищами, без сомнения солидно подкованными в тхеквондо.
Судя по стойкам, они собирались атаковать меня на всех трех уровнях: ноги, корпус, голова. Такая безукоризненная организованность несомненно отрабатывалась на многочисленных тренировках.
Надо отдать должное Чону — только незаурядный мастер-наставник способен добиться четкого взаимодействия учеников столь разных по характеру, темпераменту и физическим кондициям: каждый из них избрал для схватки со мной самый эффективный для него стиль.
Мне и впрямь не хотелось с ними драться.
Устроить здесь бойню — мало чести. Тем более, что я желал совсем иного — влиться в их ряды. А случись драка, без увечий не обойтись.
И тогда путь в «Витас-банк» мне точно будет заказан.
— Парни, давайте разойдемся мирно… — Я спокойно огляделся. — Не я затевал эту драку. С вашими товарищами я тоже пытался договориться, но, увы…
— Вот сука… — не выдержал кто-то из них. — Он еще имеет наглость понты бить.
— Сейчас мы из тебя, козел, отбивную сварганим, — поддержал его другой.
— Я вас предупредил… — Я равнодушно пожал плечами: с дураками базарить — только время зря терять. — Только чтобы потом вы на меня не обижались.
— Ни фига себе заявочка… — Это уже сказал тот, что стоял напротив. — Во борзой… — Он присмотрелся ко мне и вдруг воскликнул: — Вот так встреча! Вован, ты позырь, кто перед нами!
Произошла мгновенная перегруппировка, и в круг вошел уже знакомый мне по финалу соревнований парень.
— Так, так…
Он прошелся на пружинящих ногах по дуге, вне моей досягаемости.
— Не ожидал… Спокойно, ребята, он мой! Мне кажется, мы с тобой еще не все выяснили.
— Вован… — попытался вмешаться первый. — Вован, какого черта!
— Заткнись! — огрызнулся тот. — Я сказал — он мой. Или ты возражаешь? — Он насмешливо воззрился на меня.
— Какие могут быть возражения? — пожал я плечами. — Вас так много, и вы все такие козырные…
— Сейчас мы с тобой поработаем в суперфинале. Идет?
— Не лучше ли перенести наш «суперфинал» в спортзал, на татами? Мебели жалко.
— Ничего. Кто проиграет, тот и заплатит.
— Я не настолько богат…
— Труса празднуем?
— А что, похоже?
— Не знаю, тебе видней.
— Просто если я окажусь победителем, то твои кореша мне это вряд ли простят. А значит, здесь будет много дров наломано.
— Вы слышали? — обратился Вован к окружавшим нас парням. — Он нас за фраеров держит.
— Ни в коем случае. Но не кажется ли тебе, что десять на одного — это перебор?
— Не переживай. — Вован презрительно покривился. — Они тебя не тронут. Только, боюсь, за мебель все-таки тебе придется заплатить. Я никогда два раза на одни и те же грабли не наступаю.
— Никогда не говори «никогда».
Он уже начал раздражать и злить меня своей глупой самоуверенностью. Может, Вован решил, что я выпивши и моя реакция стала хуже?
Болван…
Он ударил стремительно и, как ему показалось, внезапно.
Пока шел базар-вокзал, Вован буквально по миллиметру приблизился ко мне на необходимую дистанцию. И постарался воспользоваться преимуществом по полной программе.
Но он никогда не слышал нравоучений Юнь Чуня. Учитель говорил: «Мастер хэсюэ-гун должен быть готов отразить нападение врага в любой момент, даже во сне. Если человек улыбается и говорит любезности, это еще не значит, что он твой друг или приятель. В следующее мгновение он может поразить тебя в самое уязвимое место. Никогда этого не забывай. У мастера, овладевшего Великим Дао, есть только один друг — вечность».
Я видел жалкие ухищрения Вована. И точно знал, когда он ударит, куда и как.
Но, несмотря на злость, которая одолевала меня, я все-таки его пожалел — для пользы дела.
Наверное, парни так и не поняли, почему Вован, вместо того чтобы продолжить атаку, сначала застыл в нелепой позе, а затем медленно опустился на пол, будто его сморил внезапный сон.
Они в полном недоумении смотрели то на меня, то на своего товарища, не подававшего признаков жизни. Свершившееся у них на глазах было невероятно и находилось за пределами здравого смысла.
Я знал, что теперь кое у кого из них поджилки затряслись. Я это замечал по взглядам и по тому, как их крепкие мышцы вдруг утратили упругость, превращаясь в обычное мясо.
Наверное, такое понятие, как психологическая устойчивость, не входило в программу тренировок, предложенную Чоном.
— Прекратите!
Голос был резок и суров.
— Всем на свои места!
Чон появился внезапно, хотя я и ждал его. Не глядя на меня, он продолжил:
— Этих хмырей — вон, — указал он на все еще не пришедших в себя амбалов. — И чтобы я здесь больше их не видел.
Когда охранники бросились выполнять приказание, он поднял на меня глаза:
— Пойдем со мной. Есть разговор…
И, не оглядываясь, пошел в направлении банкетного зала.
В другое время и при иных обстоятельствах я бы воспринял приглашение с точностью до наоборот.
Но меня уже поджидала Ниночка. Она не находила места от возбуждения, горя желанием выразить свою благодарность и внезапно проснувшуюся любовь по полной программе.
Однако я знал, что с ее «программой» может справиться разве что бульдозер, так как он глухой и железный.
И кроме того, я жаждал встретиться с Наумом Борисовичем.
Поэтому я лишь сделал ручкой всей нашей честной компании и решительно закрыл за собой дверь банкетного зала, возле которой сразу же выросли двое охранников «Витас-банка».
