Глава 18. СМЕРТЬ ПОД КОЛЕСАМИ

Жорик вел меня по закоулкам Гнилушек точно так, как народный герой Иван Сусанин водил поляков по лесам. Мне уже приходилось топтать тротуары этой городской "достопримечательности", и не раз, но я даже не предполагал, что воровской микрорайон может быть таким несуразным. Он был похож на запутанную пряжу: улицы заканчивались тупиками, переулки упирались в ворота, номера домов напоминали лотерею, когда неизвестно какой номер будет следующим, а постройки разнообразного назначения, вплоть до сортиров, лепились друг к другу так плотно, будто это была птичья колония. Еще более интересной оказалась ситуация с названиями улиц. Похоже, вопросом их переименования серьезно не занимались со сталинских времен. А если кое-где и имелись новые таблички, уже перестроечного периода, то они висели рядом со старыми.

И трудно было понять, идешь ты по улице какого-то там партсъезда, или тебя занесла нелегкая на убогий проспект имени известного диссидента, которого из зоны конвоировали прямо в парламент.

Но я не только шел, мне еще нужно было запоминать дорогу. (На чем, кстати, и прокололись самонадеянные поляки, полностью доверившись в этом вопросе Сусанину).

А это был труд явно не для среднего ума. Потому когда наконец Жорик доставил меня по назначению, я был весь в мыле. И вовсе не от физических нагрузок. Просто моя бедная голова пошла кругом от умственных сверхнагрузок и разогрелась до точки кипения, как ржавый и прохудившийся паровой котел. Все эти повороты, перелазы, проходные дворы, калитки и ворота смешались в одну кучу, и я в сотый раз мысленно повторял маршрут, чтобы потом не запутаться. И все из-за того, что, как я уже знал, жители Гнилушек очень неохотно делятся адресными сведениями с посторонними. Так их приучила нелегкая и часто беспутная жизнь. А мне по причине конспирации вовсе не хотелось выглядеть среди аборигенов Гнилушек белой вороной – чужаком.

Финишная прямая к моей "норе" находилась в проходном дворе. О том, что он проходной, видимо, знал только ограниченный контингент людей, специальности которых почему-то не указаны в КЗОТе – кодексе законов о труде. Мы с Жориком сначала зашли в полуразрушенный дом без окон и дверей. А затем, очутившись в его дворе, преодолели груду битого кирпича возле хлипкого деревянного забора и протиснулись в узкую калитку. От нее тянулась вымощенная диким камнем узкая дорожка, ограниченная с одной стороны задней стеной какого-то длинного строения, а с другой – чем-то наподобие плетня, залатанного ржавой жестью и мягкой отожженной проволокой. Дорожка привела нас к еще одной калитке, уже пошире и попрочнее первой, запертой на внутренний замок.

– Это твой, – буркнул мой не очень разговорчивый провожатый, сунув мне в руки ключ. – Потом вернешь. Открывай…

Замок оказался хорошо смазанным и на мои усилия ответил мягким щелчком. Калитка отворилась и я очутился на территории какого-то маленького предприятия, возможно, местпромовского. Судя по запущенности, буквально кричавшей со всех сторон ограниченной высоким забором площади, оно приказало долго жить. Однако, на удивление, ни сама территория, ни здания не были разграблены местными жителями.

Мало того, возле наглухо закрытых ворот (их заложили изнутри железными конструкциями) стояла сторожка и из ее трубы шел дым. Значит, этот промышленный труп охранялся. И, судя по крепкому, без единой дырки, забору, очень даже неплохо.

– Вон твоя "гостиница", – не без насмешки сказал Жорик, указывая на одноэтажное административное здание (судя по выцветшей вывеске) из красного кирпича с заколоченными досками входной дверью и окнами. – Пойдем, покажу парадный вход.

Прямо скажу, вид моей новой обители меня не впечатлил. Но что делать, обстоятельства…

Официант и наперсник Дубова в одной особе повел меня не к административному зданию, а к пристройке, где валялись бочки с давно испорченной краской, старые оконные рамы, битый шифер, мешки окаменевшего цемента и вообще всякая всячина, имеющая отношение к строительству. За всем этим добром находилась замаскированная пыльной брезентовой занавеской дверь высотой не более полутора метров, больше похожая на калитку, но по крепости не уступающая той, что находилась в подвалах "Охотничьего домика".

– Дальше иди сам. Посторонним туда нельзя. – С этими словами Жорик передал мне еще один ключ. – Занимай любой номер. Покеда… – Он криво, с плохо скрытым недоброжелательством, осклабился.

– Бывай…

Судя по всему, официант меня недолюбливал. Это обстоятельство мне очень не нравилось. Никогда не знаешь, какую пакость может сделать человек, который имеет на тебя зуб. Интересно, чем я не угодил этому шнурку бывшего пахана? Может, ему мои манеры не нравятся? Или он ревнует меня к своему боссу? А, что гадать… Чужая душа – потемки.

Вот тебе, бабушка, и Юрьев день… Так подумал я, увидев внутреннее убранство своей "гостиницы". Только в хорошем смысле. Она была оборудована блестяще: ковровые дорожки, диванчики, шикарные кресла, в холле стоял огромный телевизор марки "Сони" и видеомагнитофон, на стенах, отделанных светлыми импортными панелями, висели картины (в основном эстампы), а в керамических вазах стояли искусственные цветы и зелень. Меня никто не встречал. Здесь даже не было стойки администратора. На первый взгляд создавалось впечатление, что "гостиница" пуста. Но только на первый. В холле к стене была прикреплена доска с номерами, на которой висели ключи. И таблички с надписью "Занято". Таких насчитывалось шесть. Пять комнат оказались свободными. Я выбрал ключ под восьмым номером и пошел устраиваться.

Номер был на двоих. Новенькие кровати, чистое накрахмаленное белье, крохотная душевая с унитазом, отделанная импортной плиткой, шкаф для одежды, холодильник, радиоточка… Короче говоря, никаких излишеств и максимум комфорта для непритязательных клиентов – как и положено в приличной, но недорогой гостинице. Ктото немало деньжат вбухал в реконструкцию обычного административного здания, чтобы превратить его шикарное убежище для людей, которые не любят себя афишировать.

Только теперь я понял, что Дубов, устроив меня в эту "гостиницу", проявил ко мне достаточно высокую степень доверия. Похоже, сюда абы кто не подпускался и на пушечный выстрел. Однако, где же остальной народ? Этот вопрос мне почему-то не хотелось прояснять…

В номере было и окно. Но его закрывал плотный светонепроницаемый экран, наглухо привинченный к раме. Не фиговая маскировочка… Я пощупал батареи центрального отопления. Они оказались теплыми. Значит в сторожке, судя по всему, находится миникотел для отопления "гостиницы". Разумно. И волки сыты, и овцы целы. Со стороны неискушенному наблюдателю покажется, что сторож просто греется или готовит себе пищу на обычной плите. Наверное, так котел и выглядит при ближайшем рассмотрении.

Да, странная конторка. Чтобы не сказать больше.

Интересно, здесь есть запасный выход? Судя по предполагаемому контингенту жильцов, он должен быть обязательно. Не откладывая в долгий ящик столь важное дело, я отправился на его поиски. И конечно же нашел. В кладовке для уборщицы, за пустыми картонными ящиками. Он был закрыт на засов. Я не поленился и отворил эту потайную дверь – так, на всякий случай. Который может произойти в любой момент.

Вид из двери меня не поразил. Я уже привык к таким невероятным открытиям. Передо мною была обшитая шифером крытая галерея длиной не менее двадцати метров. Когда я прошел вперед по деревянному, топорно сработанному настилу, служившему полом, то понял, что она ведет за пределы территории умершего предприятия. Куда? Я не стал выяснять, чтобы не испортить свою новую одежду – дальше начинались настоящие катакомбы, грязные и захламленные черт знает чем. Возвращаясь в номер, я мысленно утешил себя: если (не приведи Господь!) придется срочно рвать отсюда когти, мне будет глубоко плевать и на новые туфли, и на шикарный, умопомрачительно дорогой, как для простого экспедитора, костюм, и вообще на все остальное… кроме своей драгоценной жизни. Которую не мыслил без свободы.

Остаток дня я проспал. И самое странное: на новом месте, в непривычной обстановке, мой сон был крепок как никогда. Что ни говори, а нервы у человека точно не железные.

События последнего месяца меня просто вывернули наизнанку, хотя в этом я не признавался даже сам себе. Бодрился. А это всегда чревато. Потому я не стал себя напрягать и без сопротивления сдался на милость удобной и мягкой кровати с ныне модным ортопедическим матрасом.

Проснулся я около восьми вечера от звуков музыки. Выглянув в коридор, я понял, что кто-то включил телевизор. Быстро приняв душ и побрившись, я пошел искать утюг, чтобы привести в порядок свою одежду. Оказалось, что в "гостинице" есть не только бытовая комната с электрической щеткой для обуви, миниатюрной швейной машинкой и прочими жизненно необходимыми путешественнику мелочами, но и небольшая кухня с двумя электроплитами, кофеваркой и буфетом с разнообразной посудой.

Отутюжив брюки и свежую рубашку (ношеная уже нуждалась в стирке, и мне, когда мы вместе с Жориком шли в "гостиницу", пришлось купить в небольшом магазинчике новую), я со странной, лихорадочной торопливостью оделся и направил стопы к выходу, предварительно повесив на щит под номером своей комнаты бирку "Занято". Мне очень не хотелось спать рядом с каким-нибудь вором или сдвинутым по фазе убийцей.

Возле телевизора сидели двое. Они смотрели концерт известного певца. Я вежливо кивнул им, поприветствовав, и получил в ответ такие же кивки. И никаких эмоций. Пустые взгляды, отсутствующие лица, расслабленные позы. Что ж, меня такое "общение" с контингентом этой ночлежки вполне устраивало…

Я ехал на такси к "Атоллу" и ругал себя последними словами. Что ты делаешь, глупец!?

Зачем тебе нужна Юлия, избалованная богатством и всеобщим вниманием? Мало ли хороших девчат на свете? Не пара она тебе, дурачина, не пара!

Но мое второе, влюбленное, "я" плевало с высокой колокольни на все доводы первого, рассудительного и мудрого не по годам. Бзик под номером "два" спрятался под зонтик упрямства, и сколько я не изливался негодованием и разумными речами, весь этот словесный ливень не достигал цели, растрачивался впустую. Борьба двух начал настолько меня утомила и раздраконила, что по приезду в казино я первым делом побежал в бар, чтобы пропустить стаканчик-другой. Впрочем, повторять предыдущий "подвиг", когда мне удалось выиграть здесь уйму денег, я не собирался. Я решил ограничиться "одноруким бандитом", и то для прикрытия. Уже при первом посещении "Атолла" я заметил видеокамеры слежения, с помощью которых управляющий казино и охрана наблюдали за игровым залом. Впустую болтающийся клиент такого заведения всегда привлекает внимание. Чего мне очень не хотелось бы.

В баре ноги сами понесли меня к тому столику, где я сидел в прошлый раз. Сделав заказ, я приготовился к долгому и терпеливому ожиданию. Конечно, я мог бы заявиться к Юлии прямо домой, но тогда у нее могут возникнуть кое-какие вопросы. На которые я пока не имел права отвечать. Честно отвечать. А врать любимой девушке негоже. Неприлично. Но вот жене можно, как просветил меня Сева Лычков. Даже необходимо. Потому что супруге нужна именно та правда, в которой она давно уверилась. И никакие доводы, факты, свидетели не убедят ее в обратном.

Юлия появилась в баре, когда на часах натикало полдесятого. Я сорвался с места, как ошпаренный, чтобы пригласить ее за свой стол – и тут же медленно и осторожно опустил свою глупую задницу на мягкое сидение. Юлия была с мужчиной.

Не знаю почему, но я узнал его сразу. Хотя до этого видел только раз, и то сзади, притом в цветастых семейных трусах. Это был муж Юлии. Сегодня он выглядел гораздо презентабельней, нежели в домашней обстановке. Его прикид тянул не менее чем на три штуки зеленью. (После вынужденной покупки нового костюма я стал большим докой по части ценообразования в престижных магазинах.). От него не отставала и супруга. На ней было голубое, сверкающее алмазными блестками, платье из неизвестного мне материала явно от какого-нибудь престижного кутюрье, а шею украшало ожерелье с камушками немалой цены. В отличие от прошлого раза, когда Юлия была само обаяние и раскованность, в этот вечер она казалась воспитанницей института благородных девиц, которая пришла на свой первый взрослый бал в сопровождении строгой бонны.

Они уселись поодаль, а я даже пригнулся к столу, чтобы Юлия меня не заметила. Обычно любой человек, попадая в новую для него обстановку (особенно это касается злачных мест), первым делом осматривается. Даже если он влюблен и пришел сюда с объектом своих воздыханий, от которого глаз не может оторвать. Такова уж наша природа. Века и даже тысячелетия сражений за выживание своего рода сделали человека подсознательно подозрительным. Осторожность вошла ему в плоть и кровь. Даже самый беспечный и глупый индивидуум обладает интуицией, оберегающей его от неприятностей физического плана. Она своеобразный моторчик, заставляющий вертеться шею, наш перископ, увенчанный главным датчиком человека – головой, с оптическими линзами-глазами.

Так и случилось. Выглядывая из-за букета поздних осенних цветов, стоявших в вазочке на моем столе, я увидел, что сначала Юлия, а затем и ее муж провели визуальную рекогносцировку бара. Это оказалось довольно нелегкой задачей. В казино начиналось время пик, и бар полнился народом. Все в основном толпились возле стойки, не желая здесь рассиживаться чересчур долго. Рюмочку, другую – и в бой. Они пришли в "Атолл" вовсе не для того, чтобы услаждать ненасытное чрево. Игроки жаждали пощекотать нервы как себе, так и своим близким.

Однако, если муж Юлии ограничился лишь беглым осмотром, то она оглядывалась с таким видом, будто кого-то искала. Неужто несчастного Генку Чернова? От такой мысли на душе у меня стало гораздо теплее. Но я почему-то не торопился показать ей свой лик, а потому по-прежнему изображал напуганного страуса, сунувшего голову в песок.

За мой стол села компания из двух девиц и ушастого фраера. До чего не люблю нынешнюю отвязанную молодежь! Хотя и сам как будто не очень старый. Из их совершенно тупой беседы я смог выловить лишь несколько десятков русских слов. Даже блатная "феня" гораздо ближе к родному языку, нежели то словесное дерьмо, которое пережевывали упакованные по высшему разряду свиристелки и их мэн с серьгой в ухе. Ну и времена настали…

Из-за этой компании мне поневоле пришлось выпрямить спину, чтобы меня не сочли за придурка. Однако, мои опасения оказались напрасными – ни Юлия, ни ее муж уже не обращали никакого внимания на окружающих. Супружеская пара занималась тем, чем и все остальные: пила коктейли, курила и неспешно беседовала. Судя по заказу, Юлия и ее богатенький Буратино собирались просидеть в баре не менее часа.

Я пребывал в мучительных раздумьях: смайнать отсюда или подождать? Но если ждать, то чего? Сегодня к Юлии я не мог даже приблизиться, не то что поговорить с нею. А это было для меня просто невыносимо. Я так хотел заглянуть в ее глаза, что готов был плюнуть на все приличия и подойти к ее столику под любым, даже самым нелепым, предлогом. Мне всегда казалось, что страстная любовь, когда просто не понимаешь, что делаешь – досужий вымысел. Человек всегда в состоянии владеть своими эмоциями.

Однако жизнь довела, что я сильно ошибался. В этот момент я мог совершить все, что угодно, любую глупость и даже преступление. Какой-то жар угнездился где-то в груди и методически разрушал остатки здравого смысла, заводя меня словно механическую игрушку невидимым ключом.

Наверное, компания подметила мое состояние, но неправильно его истолковала. Девицы, опасливо поглядывая в мою сторону, пошептались чуток, а затем, подхватив под руки ничего не понимающего дружка, свалили за другой столик, поближе к фонтану. Я был этому только рад. И в честь столь знаменательного события, весьма полезного для моих исстрадавшихся ушей, я заказал себе не коктейль, а гремучую смесь по собственному рецепту. Что и было абсолютно беспрекословно сделано спустя несколько минут. Да, в "Атолле" действительно любили и уважали клиентов…

После коктейля, который я выпил одним махом, мне немного полегчало. Вернее, отпустило. Хаотическое воинство мыслей начало строиться в более-менее стройные ряды и даже вычленило из своей массы командиров. Худо-бедно, но я начал понимать, что на меня нашло временное наваждение, похожее на приступ шизофрении. Разуй глаза, дурашка! Так приказал я сам себе. Вокруг симпатичных и даже красивых девчат – пруд пруди. Это тебе не Америка, где красотки водятся только в Голливуде, если судить по хронике и фильмам, а Россия. У нас в каждом городе можно устраивать конкурсы красоты. И любая из победительниц будет гораздо краше всех самых титулованных зарубежных "мисс".

Утвердившись в этой мысли, я приказал повторить заказ – мне захотелось надраться до положения риз. Меня могут арестовать менты? Прямо здесь или на выходе? Ха-ха!

Плевать! Зачем мне свобода, когда я не могу даже подойти к любимой женщине? Я снова, нимало не колеблясь, быстро хлобыстнул стакан "огненной воды", которую принесла мне несколько озадаченная и даже встревоженная официантка. Наверное, я пришелся ей по душе, и она, сообразуясь со своим опытом работы в баре, боялась, что охранники "Атолла" намнут мне ребра, если я переберу больше положенного и начну буянить. Я успокоил симпатичную милашку, нежно погладив ей руку и подмигнув. В другое время и при иных обстоятельствах я бы такую кралю не упустил; девчонка и впрямь была что надо. Но не в этот вечер.

Мне стало совсем хорошо. Я чувствовал, что хмелею и начинаю думать черт знает о чем.

Любовный недуг меня отпустил, и легкое веселье наполнило мою душу. Пьяная удаль начала шпынять через сидение острым шилом, заставляя побыстрее закончить гастрономические упражнения и пойти в игорный зал. Сейчас я разделаю"Атолл" как Бог черепаху! Уверен, что сегодня мне снова повезет.

Не знаю, чем закончился бы этот вечер и мои намерения, не случись событие, которое отрезвили меня напрочь. Я уже готов был расплатиться с официанткой, чтобы начать большую игру, но тут в баре появилась… белокурая бестия! Как и в прошлый раз, у нее за спиной торчали те же уголовные морды. Принюхиваясь, словно два бульдога, они внимательно осмотрели помещение и начали устраиваться, подыскивая свободный столик. Что оказалось нелегкой задачей. Тогда старший из них, горилла с повышенной волосатостью, – черная шерсть выглядывала не только в вырезе рубашки, но и из-под манжет – бесцеремонно смахнул со стула того самого фраера с серьгой в ухе, что еще недавно был моим соседом. Ну, а его подружки даже и не думали протестовать – испарились со скоростью звука куда подальше. Наверное, сейчас они пожалели о своей опрометчивости, когда оставили меня в гордом одиночестве. Теперь ко мне подсела немолодая пара и свободным остался лишь один стул.

Моя бывшая пассия вместе с быками не села. Она подошла к стойке бара, отыскала свободный стульчак, и взгромоздилась на него с хорошо знакомой мне грацией. Я заметил голодные взгляды мужиков, которые впились в ее и впрямь уникальные бедра, и саркастически ухмыльнулся. Мне хотелось им сказать: "Братцы! Поверьте мне, там все то же самое, что и у других женщин. А может и хуже. Не все то золото, что блестит, и не каждая роза пахнет. Уж лучше лишние деньги проиграть, чем тратиться на такое сомнительное удовольствие…".

Ах, как хорошо чувствовать себя записным моралистом! Особенно после того…

Критиковать всегда легче, нежели самому тащить воз. Да так, чтобы, если он с дерьмом, не расплескать ни капли. А еще проще быть ханжой. Тут даже не нужно напрягаться.

Сделай постную рожу и бубни всем какой ты хороший. После многократных повторений одного и того же сам поверишь в то, что говоришь.

Несмотря на хмельное состояние, я заметил как Юлия, увидев белокурую нимфу, непроизвольно напряглась. Ее взгляд сделался отсутствующим и она перестала поддерживать разговор, чем вызвала недоумение мужа. Я, конечно, не мог слышать о чем они говорят, но все понял по мимике. Время от времени Юлия бросала быстрые тревожные взгляды в сторону "безутешной" вдовы, которая казалось ее вовсе не замечала – сидела, потягивая коктейль через соломинку, и перебрасывалась ничего не значащими фразами с барменом.

Но вот она встала и направилась по уже знакомому мне маршруту – в дамскую комнату.

Спустя минуту за нею последовала и Юлия. Вот уж действительно, место встречи изменить нельзя… На этот раз телохранители (или кто они там) белокурой даже не дернулись, лишь проводили ее безразличными взглядами. Я их понимал. Если дамский туалет здесь устроен так же, как и мужской, то убежать из него можно только через сливное отверстие унитаза.

Они находились в дамской комнате не менее десяти минут. Первой вышла Юлия, а за нею, пропустив вперед себя двух девушек, появилась и моя бывшая пассия. Независимо покачивая бедрами, она снова вернулась к стойке и заняла уже другой стул-вертушку. Я не спускал глаз с Юлии. Она была бледна и несколько взвинчена. Что не преминул заметить и ее законный рогоносец. Он попытался выяснить причину ее плохого настроения, но Юлия лишь огрызнулась. Что пришлось ему не по нутру. Короче говоря, вскоре между ними разгорелся настоящий семейный скандал. Который едва не закончился мордобитием – Юлия попыталась влепить своему мужу пощечину, но тот успел вовремя перехватить ее руку. Тогда она, фыркнув словно разъяренная львица, вскочила и едва не бегом вымелась из бара. Ее плешивый благоверный, тоже злой как черт, поначалу решил было оставить жену в покое, но затем ретивое взяло верх, и он быстро направился к выходу, со свирепым видом раскуривая дорогую "гавану".

Меня будто кто подтолкнул. Оставив деньги за выпитое на столике, я ринулся вслед супружеской паре, стараясь спрятаться за спинами снующих туда-сюда страждущих клиентов "Атолла" от глаз белокурой бестии, время от времени посматривающей на вход в бар.

Я догнал их уже снаружи здания. Юлия как раз переходила улицу, направляясь к стоянке такси, а ее рогоносец что-то кричал ей вслед. Но она лишь небрежно отмахнулась и продолжила свой путь, даже не оглянувшись. Тогда он, выматерившись от души, рванул вслед за нею, видимо, уже не соображая, что делает.

Машина выскочила, как мне показалось, неизвестно откуда. Ее будто родил асфальт, мокрый от начавшейся вечером мороси. Авто настигло бедного мужика как раз посредине "зебры". Раздался дикий вопль, и я увидел, что мужа Юлии подбросило метра на два вверх, прежде чем он упал на асфальт. Но водитель тачки – это был тяжелый большой "джип" – и не подумал останавливаться. Он с таким остервенением дал под хвост своему зверю, что машина яростно взвыла и рванулась вперед словно быстроходная танкетка. Ее широкие колеса подмяли под себя неподвижное тело мужа Юлии и на моих глазах превратили его в бесформенный куль. Еще мгновение – и "джип" исчез в переулке, оставив после себя запахи паленой резины.

Трагедию видели немногие, настолько все это быстро произошло. Время было еще не совсем позднее, и возле "Атолла" слонялось немало людей, но я мог дать рубль за сто, что номер "джипа" не запомнил никто. Дело в том, что под козырьком казино свет горел гораздо ярче, нежели на самой улице, и глаза просто не "срабатывали" на расстояние более десяти метров. Даже внимательный и востроглазый наблюдатель, заранее предупрежденный о наезде, мог лишь с большим трудом различить маленькие цифры и буквы на забрызганной грязью жестянке.

Но я находился совсем рядом с местом происшествия, вне зоны большой освещенности.

И номер "джипа" прочитал в первую очередь, чисто интуитивно. Он поверг меня в дикое изумление.

Воистину, мир тесен. И заполнен случайностями под завязку. Похоже, в игру вступили какие-то другие силы, имеющие непосредственный контакт с противником.

Случайность – это неосознанная необходимость. Или как там говорится в философских постулатах. Весьма возможно. Наука есть наука, против нее не попрешь. Даже если сильно сомневаешься в некоторых ее выводах. Но вот то, что в этом мире действительно ничего случайного не бывает, учат в весьма специфических учебных заведениях начиная с первых занятий.

Я благоразумно не стал дожидаться сотрудников автоинспекции, чтобы поделиться с ними своими сведениями и соображениями. Тем самым подтвердив мнение капитана Можаева, что гражданин я никудышный и законы своей страны не уважаю. Бросив прощальный взгляд на Юлию, которая безмолвно стояла на другой стороне улицы, прижимая кулачки к груди (похоже, при виде растерзанного тяжелой машиной тела мужа ее перемкнуло), я быстро пошел в противоположную сторону – туда, где потемней.

"Джип" был тот самый, что принадлежал киллерам, которые хотели отправить меня и Севу вперед ногами во время командировки на завод абразивов.