Глава 21
… А спустя неделю сон начал сбываться. Только рифы, о которые разбился его корабль, оказались на русской равнине; от нее до северных морей ехать, не доехать, плыть, не доплыть.
Fortuna fingit latratque, ut lubet…
Почему он подошел к этому газетному киоску, Олег понятия не имел. Он практически никогда не читал прессу, удовлетворяясь тем, что все последние новости узнавал по Интернету.
Его не сильно волновали городские дела. Олега больше интересовал глобальный масштаб, различные мировые проблемы, а также необычные явления в природе и исторические загадки.
Олег купил местную газету-«толстушку» под странным названием «Кто?». Когда-то, в начале перестройки, она изобличала нерадивых хозяйственников, затем, во времена «Сухого закона», пьяниц и самогонщиков, потом переключилась на девиц легкого поведения и рэкетиров, и в конечном итоге, когда в стране завелось много денег, стала выводить на чистую воду чиновных взяточников.
Нужно сказать, что главным редактором еженедельника был человек, совершенно лишенный чувства самосохранения. Он не имел ни семьи, ни квартиры. По крайней мере, официальной.
Главный редактор газеты «Кто?» был из редкой породы принципиальных правдоискателей.
На него несколько раз покушались, его пытались посадить за якобы неправдивую информацию, но каждый раз он представлял прокуратуре и суду убийственные факты. Мало того, он еще и дублировал их, потому что в российских провинциальных судах важные документы и другие вещественные доказательства имеют странную склонность бесследно исчезать.
Обычно газеты Олег начинал читать сзади, с последнего листа, где печатаются различные интересные вещи типа анекдотов. Но на этот раз его почему-то привлекла первая страница.
Когда он расплатился с киоскером и посмотрел на газету более внимательно, то сразу понял, что именно бросилось ему в глаза, хотя он этого сразу и не осознал.
На первой странице газеты была помещена большая фотография мужчины в черной траурной рамке и обширный некролог, за который, естественно, заказчик заплатил хорошие деньги.
Лицо мужчины Олег знал в деталях. Это был приснопамятный Ильяс Максудович, который позировал ему год назад.
«После непродолжительной тяжелой болезни скончался депутат Государственной Думы, всеми нами горячо любимый…» И так далее. В некрологе группа друзей и товарищей перечислила столько достоинств и доблестей Ильяса Максудовича, что его можно было немедленно канонизировать. Не говоря уже о безотлагательной установке памятника напротив мэрии.
Художнику было наплевать на то, о чем шла речь в некрологе. Его смутило и сильно взволновало другое: а что если главная причина смерти молодого и крепкого мужчины, не страдавшего никакими хроническими заболеваниями, заключается в том портрете, что написал Олег?
Что если его таинственная и смертельно опасная сила не исчезла, как он предполагал, а продолжает воплощаться в портретной живописи?
Не находя себе места от сильного возбуждения, Олег сел в машину и поехал в редакцию газеты «Кто?». Он почему-то был уверен, что главный редактор еженедельника знает о смерти Ильяса Максудовича гораздо больше, нежели написано в некрологе.
Редакцию охраняли. Дорогу Олегу преградила вертушка, перекрывающая вход в здание. В застекленной будке сидели два охранника; один из них спросил:
– Вы к кому?
– Мне нужен главный редактор.
– Вы договаривались о встрече?
– Нет. Но мне очень нужно…
– Извините, но главный занят. Позвоните секретарю, вам назначат время.
– А если у меня есть пропуск?
С этими словами Олег достал две зеленые бумажки по двадцать долларов каждая и показал их охранникам.
Реакция парней была несколько иной, нежели предполагал художник.
– Пропустить вас в здание мы все равно не сможем – не имеем права, – сказал охранник, стараясь не глядеть на соблазнительные дензнаки, – но у вас есть шанс договориться с секретаршей, позвонив ей прямо сейчас, – отсюда, с проходной.
– Не дороговат ли будет звоночек? – с иронией поинтересовался Олег. – Я могу это сделать и по своей мобилке. Причем почти бесплатно.
– Можете… – Охранник ехидно ухмыльнулся. – Только вряд ли у вас что-нибудь получится. По крайней мере, сегодня. Дня через два-три – возможно.
– Намек понял. А как насчет гарантии?
– Не волнуйтесь, за это мы отвечаем.
– Тогда держи. – Олег отдал деньги охраннику.
– Момент… – Парень поднял трубку внутреннего телефона и тихо пробубнил несколько слов. – Все, – сказал он, просияв, и вернул трубку на рычаги. – Вам даже звонить не надо. Проходите. Только надо бы какой-нибудь документик…
– Этот подойдет? – Олег просунул в окошко членский билет Союза художников.
– Вполне, – ответил охранник. – Кабинет главного на втором этаже. По коридору прямо, затем налево. Четвертая дверь за поворотом.
Олег поднимался по лестнице и с горьким скепсисом думал: «Даже в этом храме праведников от журналистики существует коррупция. Куда мы катимся? Это же надо, до чего дошло – взятки приходиться давать даже охранникам. Скоро и дворник не махнет лишний раз метлой, если жильцы дома не скинуться ему на бутылку».
Секретаршей главного редактора оказалась плоская рыжая девица с большими глазищами, которые раздели Олега догола, едва он появился на пороге приемной. Особенно ее интересовало все, что ниже пояса.
«Сексуальная маньячка, право слово», – подумал художник, который не привык к таким откровенно цинично-оценивающим взглядам.
– Присаживайтесь. Сюда… Подождите, пожалуйста, минут пять, пока шеф не освободится, – сказала она, и уселась на свой стул-вертушку так, что Олегу стали видны не только ее ноги выше колен, но и прозрачные трусики.
А, чтоб тебя! – думал рассерженный художник, пытаясь принять в кресле такую позу, чтобы перед его глазами не маячила соблазнительная картинка. (Но себе он все же вынужден был признаться, что ножки у этой рыжей девахи очень даже ничего; в отличие от груди, которая возвышалась двумя едва приметными бугорками).
Наконец из кабинета главного редактора пробкой вылетел взлохмаченный тип в очках, показал в «голливудской» улыбке все свои зубы секретарше – они были у него желтые и большие, как у лошади, – и, включив форсаж, буквально растворился на фоне дверного проема.
– Одну минуту, – сказала секретарша, вскакивая со своего насеста. – Я сейчас доложу… Как вас представить?
– Моя фамилия Радлов, – сухо ответил Олег и дал ей свою визитку. – Там все написано.
Девица пробыла в кабинете главного редактора минуты две. Появившись в приемной, она широко распахнула дверь кабинета и сказала, глядя на Олега каким-то другим взглядом:
– Проходите, Верлен Аркадиевич вас ждет, – сказала секретарша необычайно нежным и томным голоском.
Недоумевающий Олег вошел в кабинет и закрыл за собой дверь. К нему уже шел с протянутой рукой главный редактор, улыбаясь до ушей.
– Здравствуй, здравствуйте, Олег Ильич! – с чувством потряс он руку Олега в неожиданно крепком рукопожатии. – Наслышан о вас, наслышан. Как-то так вышло, что мы до сих пор не встретились…
– Отчасти это хорошо.
– Почему? – удивился главный редактор.
– Почему ты, Петенька, в гости меня не зовешь, в свой курятник? – спросила лиса петуха.
Верлен Аркадиевич громко и раскатисто расхохотался.
– Вон оно что… – Главный редактор указал Олегу на одно из кресел, сам сел в другое. – Похоже, с юмором у вас все в порядке. Кстати, недавно я и впрямь хотел напроситься к вам в гости.
– Зачем?
– Только не для того, чтобы вы написали мой портрет. Это мне не по карману. Мыслил взять у вас интервью. Вы личность известная, я бы даже сказал, знаменитость, людей вашего уровня у нас в городе можно на пальцах пересчитать. Если они вообще есть. Поэтому посылать к вам простого журналиста как-то не по чину.
– Будем считать, что мы поменялись ролями. Я пришел к вам с той же целью – выступить в качестве интервьюера.
– Да ну? Это что-то новое… Или вы решили стать издателем какой-нибудь газеты?
– Что вы… У меня не тот профиль.
– И что же вы хотите узнать?
– Я вас долго не задержу…
– Будет вам. Не нужно извинений и не делайте виноватый вид. Мне, например, очень приятно с вами общаться. Можете мною располагать сколь угодно долго. Как вы насчет кофе? Или вы предпочитаете чай?
– Лучше кофе. И покрепче. Без сахара.
– Организуем… Ара, два кофе! – повысил он голос.
Секретарша появилась с двумя чашками кофе буквально через две-три секунды. Наверное, подслушивала под дверью, подумал Олег. И похоже, главный редактор знал эту ее не совсем приятную привычку.
– Странное имя, – сказал Олег, посмотрев вслед девушке. – Никогда не слышал…
– Сокращенное. Ее зовут Ариадна. Оно хорошо звучит только в сочетании с отчеством. Но пока Аре не настолько много лет, чтобы величать ее по имени-отчеству. Та о чем вы хотели спросить?
Олегу все больше и больше начинал нравиться этот неугомонный правдоискатель. Странно, подумал художник, почему он в советские времена не примкнул к диссидентам?
Наверное, потому, что в нем было гораздо больше ума и рассудительности, нежели в записных изобличителях советского строя. Который, как оказалось после, был не совсем уж и плох. Но разрушать, конечно, легче, чем строить…
Верлену Аркадиевичу было где-то около пятидесяти. В его поджаром теле угадывалась, несмотря на годы, стремительность борзой, а глаза, казалось, проникали не только в душу, но и дальше. На левой щеке у главного редактора виднелся шрам – результат стычки с недоброжелателями.
Верлен… Олег невольно улыбнулся. Имечко из серии «мама не балуй». Скорее всего, состоит из двух слов – ВЕРный ЛЕНинец. Похоже, родители Верлена Аркадиевича были твердокаменными большевиками.
– Сегодня в вашей газете я прочел некролог…
– Да-да, это большая утрата для города. Илья Максимович был нашим защитником перед центром. Кредиты выбивал… ну и все такое прочее. А почему вас он заинтересовал?
Зеленые глаза-буравчики главного редактора ввинтились в лоб Олега до самого мозга. Похоже, этот опытный охотник-добытчик почуял запах дичи.
– Я с ним знаком. Правда, не накоротке. Мне довелось писать его портрет. – Олег решил не врать, а отделаться полуправдой, которая гораздо лучше выглядит, нежели правда, и совсем уж отлично – на фоне лжи.
– Понятно, – не очень уверенно ответил Верлен Аркадиевич. – Так что вы хотели узнать?
– В общем, ничего такого… Единственное, что мне непонятно, так это его внезапная болезнь. В некрологе нет никаких объяснений. Да в принципе их и не должно там быть.
– А почему вы обращаетесь ко мне?
– Верлен Аркадиевич, в городе все знают, что вы человек сведущий в тайнах сильных мира сего, хорошо знаете городское закулисье. Или люди не правы?
– Скажем точнее: я не то, чтобы наиболее сведущий, но один из самых компетентных представителей журналистской братии нашего региона. Однако, прежде чем ответить на ваш вопрос, я все же хочу уточнить: с какой стати вас так сильно заинтересовала смерть Ильи Максимовича? Только не нужно мне рассказывать о вашем большом человеколюбии и сострадании… ну, вы понимаете, о чем я говорю. Такие вещи нужны, чтобы налить в репортаж «воды», а значит, увеличить количество строк.
– Его звали Ильяс Максудович, – уточнил Олег.
– А! Так вы и это знаете. Настоящее имя нашего бывшего вице-мэра мало кому известно.
– Что лишь подтверждает мои слова о моих добрых с ним отношениях.
– В какой-то мере, да. Но все равно вы так и не ответили на мой вопрос.
– Если вас это так интересует… – Олег пожал плечами. – Просто я не верю в его внезапную смертельную болезнь. Я работал над его портретом год назад, и он выглядел, как говорится, дай Бог каждому.
– Все равно вы что-то не договариваете. Мы же с вами не кумушки на завалинке, которые готовы перемывать косточки кому угодно в любое время дня и ночи. И вы не частный детектив. Ладно, я тоже не следователь прокуратуры… хотя и мне хотелось бы проникнуть в ваши мысли. Да, вы правы, его болезнь очень подозрительна.
– Может, его отравили? – высказал предположение Олег.
– Если и отравили, то каким-то неизвестным науке ядом. Вскрытие было произведено весьма тщательно и очень квалифицированными врачами. Там собрался целый консилиум, три известных профессора. Все-таки, Ильяс Максудович – депутат Думы. У него были влиятельные друзья-товарищи, которым, как и вам, не очень верится в версию лечащего врача.
– И что?
– А ничего. Человек сгорел на работе. Раньше это так называлось. Правда, нынешние депутаты не шибко утруждают себя государственными заботами. Больше думают о собственном кармане. Поэтому представить нашего заместителя мэра в виде факела я не могу.
– Но ведь какая-то причина смерти все равно должна быть.
– Должна. И думаю, что она лежит в несколько иной плоскости, нежели чистая физиология.
– Вы на что намекаете?
– Это не намек, а констатация фактов. Дело в том, что Ильяс Максудович в последнее время разругался с однопартийцами и перешел в другую фракцию – скажем так, проправительственную. Не захотел быть оппозиционером. И то верно – зачем ему это? У него, насколько я знаю, есть ликероводочный заводик, несколько крупных магазинов, интересы в сфере нефтянки… А ведь весь его бизнес властные структуры при желании могут изничтожить на корню. Несколько проверок – и пишите письма мелким почерком. У нас ведь можно посадить любого. Тем более, представителя бизнеса, пусть и с депутатским мандатом в кармане. Вот наш бывший вице-мэр и выбрал сторону сильного.
– Думаете, ему не простили?
– Прощать, не прощать… Это наивное видение проблемы. В политике работают совсем другие законы и понятия. Там нет привязанностей и друзей, а есть лишь целесообразность, иногда – сиюминутная, иногда – перспективная. Предательство в политике – это все лишь осознание бесперспективности программы партии, в которую входит отступник. Не более того.
– Но если ему поспособствовали отправиться в мир иной, то почему даже медицинские светила оказались бессильны определить препарат, которым, возможно, отравили Ильяса Максудовича?
– Кто знает… Может, это всего лишь официальная версия, для прессы и обывателей. Но говорят, – это строго между нами! – что его сглазили. (Просто мне не хочется выглядеть старым суеверным дураком). Или заколдовали. Вы верите в такие штуки?
– Как вам сказать…
– Не надо ничего говорить. Все мы немножко верим в чудеса и в потусторонние силы. Нам хочется в это верить. Иногда мы даже пишем об этом – чтобы привлечь читателей и поднять тиражи. Я имею ввиду людей моей профессии. Но на самом деле очень сомневаюсь, что депутата Государственной Думы так просто можно извести. Наших чиновников никакая нечистая сила не берет. Они ни в воде не тонут, ни в огне не горят.
– Что да, то да…
– Вот и я об этом. Странная смерть, чтобы не сказать больше…
Они еще немного поговорили о том, о сем, потом Олег начал прощаться, потому что в кабинет уже несколько раз заглядывала рыжая секретарша, которая подавала главному редактору какие-то тайные знаки.
– И все-таки, как говорится, возвращаясь к нашим баранам, не могу не спросить еще раз: чем вызван ваш повышенный интерес к персоне безвременно усопшего вице-мэра? – спросил Верлен Аркадиевич, задержав руку Олега. – Хотя бы намекните. Я ведь газетчик. Меня хлебом не корми, а подавай сенсацию.
Олег был сумрачен. Нехорошие подозрения постепенно превращались в уверенность.
– Ответ должен быть честным? – Он не отвел взгляд, а смотрел прямо в глаза собеседнику.
– Насколько это возможно. Вы ведь не на исповеди…
– Верно, не на исповеди. Вот потому и говорю – лучше вам ничего не знать. Поверьте мне. Это пока только мои предположения… но я уже вижу в ваших глазах журналистский азарт, поэтому просто обязан вас предупредить. Вы, конечно же, предпримите свое расследование, чтобы я там ни говорил. А может, уже его ведете. Могу вас огорчить – сенсаций не ждите. Почему? Вы их просто не дождетесь.
– Неужели все так серьезно?
– Думаю, что да. Хотя… не факт. Пока не факт. Скажу откровенно – вы мне симпатичны. И мне очень не хотелось бы прочитать в вашей газете еще один некролог. Притом очень скоро.
– Ух ты! – Главный редактор попытался улыбнуться, но улыбка вышла вымученной и кривой. – Вы меня здорово напугали. Но обещаю – я подумаю.
– Думайте… если, конечно, вам еще не совсем надоела жизнь. Я пошел. Спасибо за информацию и всего доброго…
С этими словами Олег покинул кабинет Верлена Аркадиевича. Рыжая девица напоминала рассерженную кошку; она никак не могла утихомирить нескольких сотрудников редакции, которые рвались в кабинет шефа, и, судя по ее решительному настрою, уже готова была пустить в ход свои длинные ногти.
Вежливо кивнув ей на прощанье, художник поторопился покинуть здание. На душе у него скребли кошки.
