Глава 25

Утором мы позавтракали плотно. Нам предстояла тяжелая дорога по болоту, поэтому на общем совете решили харчи не экономить (чему Кондратка был рад без памяти; он полночи проворочался без сна – его мучил голод; но я не дал ему ни кусочка, и на всякий случай положил вещмешок с продуктами себе под голову).

– Надо искать продолжение гати, – твердил Зосима. – Она где-то тута. – Стоя на берегу, он потыкал слегой в грязь.

– Хорошо бы… – сказал я с надеждой; но бес сомнения все равно не преминул больно царапнуть своими когтями по сердцу, еще сильнее разбередив и так дурные мысли.

Глядя на болотистую равнину, местами покрытую, как лишаями, островками зелени, я почувствовал, как мое сердце екнуло и сжалось до размера грецкого ореха. Мама миа! Мало мне было болот в южно-американской сельве, так еще и свои родные хляби дернула меня нелегкая мерить шагами.

Одно утешало – здесь не было таких гадов, как в чужой сторонке. Там одна анаконда чего стоит. Я уже не говорю о разных болотных змеях, от укусов которых практически нет противоядия.

– Надо искать, – опять повторил Зосима.

Взгляды всей троицы скрестились на мне. Я тяжко вздохнул и сказал:

– Как что, так сразу Косой, Косой… Может, вы, Николай Карлович рискнете? – Я указал кивком головы на болото. – Вдруг вам повезет?

– Я человек невезучий, – сухо отбрил меня Идиомыч.

– Понял. А как вы смотрите на это дельце, Кондратий Иванович? По-моему, у вас феноменальные способности по части преодоления болотистой местности, если судить по тому, как лихо вы убежали от погони. Вся ямины запросто миновали, на одной голой интуиции.

Кондратка замялся, начал что-то мямлить, но я уже его не слушал и начал раздеваться. Конечно, Зосима полез бы в болото без лишнего словоблудия. Он таков. Но в этом случае я бы просто сгорел со стыда.

Послать старика бултыхаться в холодной мерзкой грязи, а самому сидеть, развалившись, на бережку и давать советы… – нет уж, увольте. Это нужно быть просто бессовестным человеком.

Хотя… такие отмороженные у нас случаются. Некоторые даже своих престарелых родителей выгоняют из дому, превращая их в бомжей.

Как говорили раньше мудрые человеколюбы: дети – цветы нашей жизни. Наверное. Но в моих скитаниях мне приходилось видеть цветочки, которые нельзя даже нюхать, потому что наступит сначала умопомрачение, а затем придет капец.

Так что насчет цветочков нужно выражаться осторожно…

Я нашел начало гати только через час. В отличие от той, что вплотную подходила к острову с другой стороны, эта вымостка, судя по всему, была более старой, местами расползлась, так как бревна все же сгнили, и не доставала до острова метров на тридцать.

Наверное, с той поры в болоте поднялся уровень воды, и остров немного подтопило.

– Ну что, двинули? – спросил я, когда все разоблачились.

– С Богом! – истово сказал Кондратка и перекрестился.

Ух ты, а я и не знал, что он такой богомольный…

Идиомыч промолчал, а Зосима что-то тихо, про себя, пробубнил. Наверное, просил лешего дорожку подлатать, чтобы трясин было поменьше.

А дорожка вышла у нас еще та. Мы попали в самые гиблые места Пимкиного болота. Это была его северная оконечность, которая считалась у местных жителей (и небезосновательно) преддверием ада.

Любой наш шаг вправо-влево с бревенчатой отмостки мог закончиться трагически. Но самое плохое было то, что и гать, как я уже говорил, прохудилась.

Временами она пропадала, и нам приходилось, зажав страх в кулаке, брести по грудь в вонючей жиже. Хорошо хоть мы могли определить верное направление по остаткам гати под ногами.

А еще приходилось тащить и плотики. Мы не рискнули бросить их на острове, хотя и намеревались. И правильно сделали – несколько раз они нас здорово выручали.

Короче говоря, это был поход смертников. Если бы спустя пять-шесть часов после того, как мы оставили остров, мне сказали, что нужно возвращаться обратно, так как вперед ходу нет, я бы отказался – сил не было даже материться.

Но все в жизни когда-нибудь кончается (да и жизнь, в принципе, конечна; а разговоры о бессмертной душе, по моему мнению, это своего рода допинг для разуверившихся; хотя категорически я бы не стал это утверждать), а потому пришел конец и нашим страданиям.

Мы выползли из болота только к вечеру. Такое мизерное расстояние – и так долго нам пришлось идти…

Выбравшись на сухое место, мы даже не обрадовались – не было сил. Мы упали на землю, как трупы, и пролежали в полной неподвижности не менее часа. Казалось, что земля-матушка нас подпитывает своей энергией, так как нашу отняло болото. Вот леший сегодня покайфует…

А к Зосиминому ДЕРЕВУ я обязательно схожу.

Мы долго полоскались в небольшом чистом озерке, стараясь смыть не только грязь со своих тел, но и выполоскать тронутые страхом души.

Я сам, как ни бодрился и не ходил гоголем, в глубине души испытывал самый настоящий ужас (хотя и давил его, как только мог), когда из-под ног неожиданно уходила земная твердь, и мерзкая жижа со смачным чмоканьем хватала меня за ноги и за руки и тащила в свою ненасытную утробу.

Ужинать мы сели как святые – чистые телом, душой и помыслами. Суп варить нам не захотелось, и Зосима выдал каждому по куску сала и по два сухаря. Он хорошо знал эти края, а потому сказал, что нам нужно лишь переночевать здесь, а завтра мы дойдем до обжитых мест часа за четыре.

Ободренной такой приятной вестью, мы съели сало с потрясающей быстротой – как за себя кинули, и налегли на какао; на это раз Зосима расщедрился и сварил полный котелок.

Устроились мы на бережку того самого озера, где обмывались. Это был холм с густой травой, которая за долгое время сплелась в толстый мягкий матрас.

Мы не стали удаляться от болота, так как лес здесь был практически не тронутый человеком, подходящих для ночлега полян в нем и днем трудно сыскать, а раскинуть свой бивак на прелых влажных листьях нам не хотелось.

Нас так притомил тяжелый путь через трясины, что нам даже спать не хотелось, как ни удивительно. Мы лежали вокруг затухающего костерка и задумчиво разглядывали яркие звезды, высыпавшие, как горох, на ночное небо.

Каждый думал о своем. Я, например, вспоминал Каролину. Какого черта! И тут, в этом болоте, она меня достала.

Тихо выругавшись, я постарался выбросить ее из головы, переменил позу – и застыл, глупо таращась в сторону запада. Там, среди россыпи неподвижных звезд у горизонта, две звездочки сорвались с насиженных мест и начали стремительно двигаться в нашу сторону.

Инопланетяне! Я едва успел вовремя закрыть рот, чтобы не заорать, как оглашенный. Еще бы – впервые узреть воочию, что рассказы уфологов отнюдь не байки.

Тем временем огоньки приближались. И держали они курс как раз на Пимкино болото! Неужели нас хотят похитить?

– Ты видишь? – вдруг подвинулся ко мне Зосима.

– Что? – прикинулся я незрячим.

– Кажись, снова нопланетяне… летят… – Зосима весь дрожал. – Вон, тама, мотри…

– Ну и пусть себе летят, – сказал я храбро. – Не думаю, что они приперлись из какой-то дальней Галактики на нашу Землю только для того, чтобы познакомиться с нашей бравой командой.

– Дык, они летят прямо сюда!

– А ты лежи и не шевелись. Притворись покойником. Так делаю голуби, когда на них ястреб хочет напасть. Брык – и лапки кверху. Кому нужна мертвечина?

– О чем разговор? – вмешался Кондратка, у которого уши, словно локаторы.

Лопоухий Паганель…

– О жизни, – буркнул я нехотя, краем глаза наблюдая за неотвратимо приближающимися летающими объектами – скажем так. – И немножко о смерти, которая на это раз махнула косой над нашими головами, но не попала.

Сказал и тут же подумал: «А вот, кажется, и второй ее заход приближается…» Летающие объекты уже висели над дальним от нас краем Пимкиного болота. Именно висели, а не летели.

Но это точно были не вертолеты. С такого расстояния уже можно было услышать шум вертолетных винтов, но вокруг царила ночная тишина.

Конечно, летняя тишина, в ночное время, весьма относительна. Это так лишь поэты да прозаики выражаются. На самом деле шумит ветер, потрескивает камыш, плещется рыба в затонах, шуршат в кустах ежи и прочие ночные зверушки, время от времени подает голос какая-нибудь ночная птица, например, филин…

Это мысленное отступление я позволил себе, чтобы немного расслабиться. И для того, чтобы приготовиться к неизбежному «концерту» – я уже заметил, что и Кондратий Иванович заметил НЛО или Как-Его-Там.

– Ы-ы-ы… – Кондратка, потрясенный увиденным, широко открыл рот, изображая из себя великого немого.

– Что с вами? – встревожился Идиомыч.

Только он один уже начинал подремывать и, естественно, на звездное небо не обращал никакого внимания.

– Ничего, – ответил я за Кондратку. – Просто Кондратий Иваныч узрели два НЛО. Обычная вещь в наше время. Эка невидаль. Ничего особенного.

– То есть… как!? Где!?

– Не кричите так, Николай Карлович, – поморщился я и сел. – Распугаете всех местных русалок. Да и те, кто рулит этими штуками, могут обратить на нас внимание. Вы же не хотите выступить в роли подопытного кролика?

Идиомыч не ответил. Он уже наблюдал за неизвестными летающими объектами с вниманием первоклашки, которому показывают процесс изготовления мороженного.

– Подай мне бинокль, Зосима, – попросил я старого охотника. – Пока ОНО к нам не прилетело, нужно хоть посмотреть, что это за дура. Так сказать, в порядке самообразования. Потому что потом может быть поздно.

Зосима мою просьбу выполнил беспрекословно. Сам он даже не подумал взглянуть на чудо дивное, парящее над Пимкиным болотом. Он по-прежнему трясся словно в лихорадке.

Надо же, как его уели эти инопланетяне… Похоже, Зосима меньше боится смерти, чем этих пучеглазых головастиков; такими их изображает чокнутые художники.

Я прильнул к окуляру бинокля. Летающие объекты приблизились, и я увидел, что они и впрямь напоминают классические тарелки инопланетян. За одним маленьким исключением – у этих были еще и небольшие крылья.

Наверное, пучеглазые конструкторы, сообразуясь с многовековым опытом полетов на планеты, имеющие атмосферу, приспособили свои тарелки к земным условиям.

Тем временем одна летающая тарелка немного притушила огни и осталась висеть над болотом, а вторая снизилась почти до самой земли. Из ее толстого тулова вырвался сноп яркого белого света, и я увидел, что под тарелкой копошатся… кто бы вы думали? Точно – черные вылупки из гнезда ведьмакового!

Вот так штука… Мы посылаем в дальний космос телеграммы, ждем, не дождемся контактов с инопланетянами, а эти сволочи уже бегают за нами по лесам и болотам с кровожадными намерениями. Притом не с бластерами, как можно было ожидать, а с примитивным огнестрельным оружием земных жителей.

Чудеса…

Я присмотрелся к летательным аппаратам внимательней и прислушался. Они и впрямь были необычными. В верхней конусообразной части «тарелок» вместо винта вращался с большой скоростью огромный ротор с лопатками как у турбины (мне так показалось), но так тихо, что до нас долетало лишь едва слышное «зу-у… зу-у… зу-у…»

Мало того, я не заметил на них опознавательных знаков. Но это обстоятельство совсем не говорило о том, что «тарелки» неземного происхождения.

Кто это? Для меня сей вопрос отнюдь не праздный.

Если это наша, российская, разработка и черные служат в какой-нибудь госконторе, то это одно дело. Ну, а вдруг «тарелки» прилетели из-за бугра, тогда ситуация рисуется совсем в другом свете.

Я видел, что черноризцы что-то ищут. А может, и нашли. Они ковырялись в грязи, как муравьи. Первая «тарелка» им светила и, похоже, корректировала направление поисков, а вторая, судя по всему, прикрывала ее сверху.

Надо же, какие умные эти пучеглазые образины…

– А не попробовать ли мне достать их отсюда из карабина? – спросил я риторически, возвращая своему другу бинокль. – Тут чуть больше одного кэмэ. Расстояние для СКС вполне нормальное…

– Что ты, что ты, перестань! Выбрось из головы эти глупости! – в ужасе замахал на меня руками Зосима. – У них там такое… Враз сожгут.

– Да ты глянь на них, присмотрись. И не дрожи, как заячий хвост. По-моему, эти штуки похожи на НЛО, как я на китайца.

Немного поколебавшись, Зосима все же последовал моему совету. Смотрел он долго. А когда отнял бинокль от глаз, его лицо было задумчивым, а руки уже не тряслись.

– Ну как? – спросил я, закуривая.

– Дык, это, кто его знает… – Зосима, как всегда, осторожничал.

– О чем вы там шепчетесь? – наконец прорезался голос у Кондратки. – Что делать, что делать!? Надо в лес уходить, чтобы нас не заметили.

– А если заметят, то что будет? – спросил я лениво.

– Они… они на все способны! Мне рассказывали…

– Кондратий Иванович, успокойтесь, – перебил я чересчур экзальтированную речь Кондратки. – Не верьте досужим вымыслам. Вы им не нужны. Они ищут не нас, а НЕЧТО, похороненное в болоте. И, как на меня, это вовсе не инопланетяне.

– А кто это?

– Знать бы… – Я задумчиво погладил приклад карабина.

Мне, конечно, ничего не стоило пальнуть несколько раз по черноризцам, а заодно и по иллюминаторам «тарелки». Меня сдерживали только два обстоятельства: присутствие моей лихой команды, не шибко быстрой на ноги, и отсутствие уверенности, что летающий аппарат заграничного происхождения.

Карабин Симонова – классная машинка. На полтора километра из нее можно бить вполне прицельно. А если при этом иметь еще и определенный опыт в обращении с оружием… м-да. Заманчиво.

Тем более, что у меня на этих козлов в черных рясах уже зуб прорезался. Большой зуб.

Мы наблюдали за работами на болоте часа два – пока нас окончательно не сморила огромная усталость. Я так вообще уснул с биноклем в руках и в позе охотника, выслеживающего дичь.

А когда утром открыл глаза, то летательных аппаратов и черноризцев не было и в помине. Может, мне померещилось от огромного напряжения? Такое случается. Когда человек на чем-то сильно зациклен, у него во время нервных срывов иногда бывают такие галлюцинации, что будь здоров. Хотя сразу бери его и запихивай в психушку.

У нас, в России, вопрос снятия стресса снимается очень просто: зашел в магазин, купил поллитры, выпил – и все дела. На следующий день ходишь здоровым и обновленным, словно бабка пошептала.

Но ежели тебе крайне приспичило полечиться нашим народным методом где-нибудь на арабском Востоке, а ты находишься в образе правоверного – вот тогда тебе точно приключится полный пердомонокль. Там крепче и забористей верблюжьей мочи ничего нельзя найти.

– Ну что, братва лихая, пора по домам? – сказал я, смачно зевая. – Зосима, у нас там пошамать чего-нибудь осталось?

– Найдем, – туманно ответил Зосима и начал рыться в изрядно отощавшем сидоре.

Во время наших совместных экспедиций он всегда был интендантом. А я – носильщиком. Иногда мне очень хотелось поменяться с ним «должностями», однако я лишь горестно вздыхал и продолжал тащить на своем горбу тяжелую ношу.

Но еще труднее мне приходилось, когда нам выпадала большая охотничья удача, и мы возвращались в деревню с добычей. В такие моменты я готов был прожить остаток жизни на одних консервах, лишь бы не горбатиться как крепостной.

Мы быстро перекусили, особо не присматриваясь, что там подал нам Зосима, и поторопились покинуть место ночлега. Нас снедало обычное нетерпение путешественников, которые после долгих скитаний уже видят вдалеке дым родного очага.

Удивительно, но нам почему-то стало здорово везти. Не прошли мы и двух километров, как на глухой лесной дороге нам попалась телега, запряженная двумя лошадками. Они мирно щипали травку на обочине, а на телеге мертвым сном спал мужичок, чем-то похожий на Зосиму, только помоложе и более щуплый.

– Ты знаешь его? – спросил я своего доброго друга, когда у нас прошел первый этап радостной эйфории по поводу столь знаменательного события.

Мы почему-то совсем не сомневались, что теперь до обжитых мест нам не придется топать на своих двоих.

Конечно же, Зосима знал хозяина лошадей. По-моему, он был знаком со всеми выпивохами в округе.

Едва мы появлялись возле пивной, как его наперебой приветствовали и стар, и млад. Не говоря уже о бродячих псах; наверное, они начинали умильно вилять хвостами, едва Машка выезжала на станционную площадь.

– Дык, это, конечно… Митроха, Митроха! – затормошил он дрыхнущего без задних ног мужичка. – Просыпайси.

Но тот лишь что-то промычал и отбрыкнулся ногой. Похоже, он думал, что его будит родная Дуська.

Причина столь глубокого, почти каталептического сна Митрохи, была, что называется, налицо – в телеге валялась пустая литровая бутылка какой-то местной водки. Ее не то что пить, но даже нюхать было нельзя. Иначе нос отпадет. Такой гадостью можно только клопов травить.

Мне надоели тщетные потуги Зосимы добудиться до сознания Митрохи и я рявкнул у него над ухом:

– Проснись, транда, нас обокрали!

– А! Что? Где? – Митроху подбросило вверх, словно пружиной.

Он бессмысленно таращился на нас и махал руками перед своей изрядно помятой физиономией, словно обрывая невидимые нити-паутинки «бабьего лета». Похоже, мужичок спросонку подумал, что его посетили похмельные черти.

– Митроха, это я, – выступил вперед Зосима. – Ты чего это размахался?

– Зосима? – Мельница в исполнении Митрохи враз прекратила работу, словно сломалась. – Ты как?… Куда мы?… Где я!?

Это уже был крик души.

Мужичок с ноготок, которому уже стукнуло никак не меньше шестидесяти, был в отчаянии. Наверное, Митроха никак не мог понять, как так случилось, что он проснулся не в своей кровати, а в глухом лесу, и почему его окружили незнакомые люди в грязной потрепанной одежде явно подозрительной наружности.

Естественно, не считая Зосимы.

Впрочем, Зосима вполне мог быть наводчиком какой-нибудь лесной банды. Такая мысль, конечно же, не преминула посетить забубенную головушку Митрохи, и он инстинктивно закрылся руками, словно его кто-то собирался бить.

Что только не покажется спьяну…

– Эй, дядя, протри глаза! – сказал я резким тоном. – Здесь все свои. Мы народ мирный. Ты в район нас подбросишь?

– К-конечно…

– Вот и ладушки. Сели, братцы, и поехали, – подал я команду.

Зосима забрал из ослабевших рук Тимохи вожжи, обозвал лошадей по привычке нехорошим словом, и мы в полном удовольствии неторопливо и расслабленно покатили по лесной дороге в направлении, где нас ждала цивилизация. Жизнь вдруг стала казаться нам вполне терпимой и даже приятной штукой.

– Ты чего это сюда заехал? – спросил Зосима. – Твой дом совсем в другой стороне.

– Бес попутал, – хрипло буркнул Тимоха, исподлобья посматривая на нас с подозрительностью и надеждой.

На что он надеялся, выяснилось быстро.

– Мужики, у вас нет, случаем… – Тимоха сделал весьма выразительный и где-то даже интернациональный жест – щелкнул пальцем по своему острому кадыку. – Нутро горит…

Я ухмыльнулся и ответил:

– Для вас, сэр, специально приберегли. В качестве оплаты за проезд.

Я достал свою заветную фляжку и налил страдальцу полкружки. Как же он страдал, пока выцедил ее врастяжку! Ему хотелось залить водку внутрь, а она просилась наружу.

Но когда кружка все-таки опустела, Митроха преобразился на глазах. Он нашел где-то под сеном яблоко, с хрустом сгрыз его – закусил, и спросил уже вполне нормальным голосом:

– А куда мы едем?

Вот те раз! Похоже, Митроха проснулся только сейчас.

– В район, – сухо молвил Зосима.

– Что мы там забыли!? – взбугрился Тимоха.

– Сдавать вас везем, – встрял и я со своими шуточками.

– К-как?… Зачем? – Тимоха растерялся.

– Натворили вы тут… – ответил я загадочно.

– Что я натворил? Скажите, а? Зосима, ты ж меня знаешь… – жалобно заскулил Тимоха.

– Знаю, – коротко ответил Зосима, даже не обернувшись; он сидел впереди и время от времени подгонял лошадей тонкой хворостиной.

– Это вы вчера в одиночку?… – спросил я, показав Митрохе пустую водочную бутылку. – Нехорошо, гражданин, очень нехорошо.

– П-почему? – по-прежнему слегка заикаясь, спросил мужичок.

– Из-за вашего пагубного пристрастия к спиртным напиткам могли погибнуть лошади. (В лесу ведь водятся волки). Что нанесло бы непоправимый вред флоре и фауне нашего района.

Незнакомые Митрохе слова «флора и фауна» совсем его добили. Но вывод он сделал из нашего разговора потрясающий:

– В район, так в район. А если вам надо, то поехали хоть в область. До области недалеко, километров пятьдесят. Верно я говорю, Зосима?

– Не знаю, я не мерил, – ответил Зосима, которого наш разговор начал откровенно забавлять.

Митроха растерянно умолк. Водка вернула ему живость и развязала язык, он хотел потрепаться всласть перед благодарными слушателями, но не знал, на какой козе к нам подъехать. Наверное, мужичок считал, что мы имеем какое-то отношение к власти, которую в глубинке всегда боялись как огня.

Наконец я сжалился над ним и миролюбиво спросил:

– Какая вас нелегкая понесла среди ночи в лес?

– У-у-у… – Митроха подкатил глаза под лоб. – Такое было… Там такое было…

– Где это – там?

– Ну, значится, был я вчера у кума. Зосима, ты помнишь Лексея? Кирдяпа его фамилия. Возле водокачки живет.

– Помню, – ответил Зосима. – Он с позапрошлого года мне сто рублев должон. На бутылку занимал. До сих пор не отдал. Как приеду на станцию, так он все огородами ходит.

– Так вот я и говорю, был у Лексея, кабанчика кололи. Ясное дело, на продажу. Кто же летом колет свиней для себя? Ну, сделали мы свое дело – кабанчик недолго брыкался, чересчур перекормленный был, а потом, ясное дело… хе-хе… свежатинкой побаловались. И приняли… но немного! Всего бутылку… кажись, литровую выпили. Ты ж знаешь, Зосима, у Лексея баба сурьезная. Чуть что, скалкой по горбу.

– Такая же дура, как моя вторая была, – пробурчал Зосима.

– Потом, значится, поехал я домой. А дорога-то дальняя…

– Ага, очень дальняя… – не без иронии встрял Зосима. – Семь километров. Как до Луны.

– Хе-хе… Так я ж ехал один. Скучно, не с кем словом перекинуться. Вот я и купил фунфырь… – Митроха бросил жадный взгляд на мой сидор, куда я спрятал фляжку. – Чтобы дома выпить. Ну, хлебнул, конечно, не сдержался… но самую малость! Вот тут все и началось…

Мужичок втянул голову в плечи и бросил испуганный взгляд на небо. Он вдруг начал дрожать, словно его зазнобило.

– Было уже темно – подзадержался я малость. А чтобы сократить путь, поехал через гать. Ну ты, Зосима знаешь…

– Знаю. В той стороне можно проехать только трактором.

– Нет, ты не прав. Дорога там сейчас справная. Более-менее. Гравий насыпали. Будут дачи строить.

– Может быть, – сказал Зосима. – Я давно там не был.

– Вот я и говорю… Ну, значится, еду, даже песни пою, и тут как все засветится кругом! Я поднял голову, а там… мамочки! Эти, что в газетах о них пишут, прилетели. Ну, как их? Пучеглазые. Да, точно, нопланетяне. На тарелках. Аж две штуки! Да так низко летят… Кони испугались, и как понесли. А я вообще дурной стал, ничего сообразить не могу. Испугался сильно. В общем, заехал я незнамо куда. Кругом лес, кони в мыле… Выпил я для храбрости, подумал, подумал, что мне делать дальше… а тут и утро, вы, значится, подоспели. Вот такая история. Как думаете, войны не будет?

– Как только начнется, нам сообщат, – «утешил» я Митроху. – Главное, запастись водкой. Тогда нам все будут до лампочки – и враги, и инопланетяне.

Немного поколебавшись, я все-таки полез в вещмешок, достал фляжку и нацедил в кружку для Митрохи еще немного «лекарства» от стресса. Мужик и впрямь здорово подорвал свою нервную систему.

Нет, все-таки надо было пальнуть по этим «нопланетянам», как говорит Зосима. Чтобы им неповадно было народ пугать. У нас и так народонаселение сокращается со страшной быстротой. А тут еще всякие гады кружат над нашими головами, как воронье, вводя мужиков в стрессовое состояние.

Понятное дело, что после этого уже не до женщин…