Глава 8

Разбудил меня стук в дверь. Все еще во власти сна, с полузакрытыми глазами, я, как сомнамбула, добрел до порога и отодвинул засов. За дверью стоял встревоженный Зосима.

– Какого хрена… с утра пораньше!? – спросил я возмущенно.

– Дык, это, какое утро!? Уже полдничать пора.

– Шутишь… – Я протер глаза и посмотрел на часы.

Ни фига себе! Полдвенадцатого. Ничего себе покемарил…

– Что у тебя стряслось? – Зосима с обалдевшим видом уставился на мои облепленные подсохшей грязью бахилы.

– Охотился… – Я не стал вдаваться в подробности. – Поздно пришел…

– А я стучал, стучал… Думал, что-то случилось.

– Типун тебе на язык. Что может случиться с дачником? Между прочим, я мог и в лесу заночевать. Не впервой.

– Мог, – согласился Зосима. – Но тебя вчера видели. Поздним вечером.

– Кто? – Я удивился совершенно искренне, потому как пробирался в свою обитель словно вор; даже деревенские собаки не лаяли.

– Коськины. Мог бы и сам догадаться…

Блин! Конечно, мог бы. Самодеятельные деревенские детективы и политинформаторы дед Никифор и баба Федора знали подноготную каждого жителя "острова". Кто-то еще собирается чихнуть, а уже Коськины докладывают остальным когда это должно случиться и сколько раз. Жуть! Для них только я пока оставался тайной, но у меня совершенно не было сомнений, что когда-нибудь и мои кости начнут мыть и полоскать с превеликим усердием.

– Обедать будем? – деловито поинтересовался Зосима, ставя на стол закопченную кастрюлю.

– Спрашиваешь! – с воодушевлением воскликнул я, быстро снял сапоги, и поторопился к умывальнику.

В кастрюле находился превосходно приготовленный тетерев. На Зосиму, обычно относившемуся к своему быту достаточно безразлично, иногда находило, и тогда он развивал кипучую деятельность. В частности, возле кухонной плиты. Притом готовил он (особенно дичь) отменно. Едва сдерживая вполне понятное нетерпение, я быстро достал тарелки, и спустя какое-то время мы приступили к трапезе.

Вернее, намеревались приступить. Выпив свою рюмку, я с вожделением вонзил зубы в аппетитный кусок дичи… и застыл, вытаращившись в сторону входной двери.

Там стояло привидение! Оно было закутано – как и положено – в белый балахон. Или во что-то наподобие бурнуса. В принципе я не суеверен, но бесшумно появившееся нечто могло напугать кого угодно.

Зосима, заметив мое состояние, обернулся и сказал:

– А-а, барышня… Здрасьте.

– Привет, – непринужденно ответило привидение. – Пригласите к столу? Умираю, есть хочу.

Ну, конечно же, это была Каролина. Ее одеяние состояло из купальника и белой полупрозрачной накидки, которая укутывала ее с головы до ног. В этом просторном балахоне, подпоясанном витым шелковым шнуром, она была похожа на арабскую принцессу.

– Зосима, здесь что, проходной двор? – Я постарался, чтобы в голосе прозвучали металлические ноты. – Дверь я обычно закрываю на щеколду, и тебе это известно. Сквозняки гуляют, понимаешь… – Я старался не смотреть на девушку.

– Дык, я… – Зосима смущенно заерзал. – Ну, это… забыл…

Я ожидал, что Каролина начнет метать громы и молнии. Но она была сама покорность и благодушие. Не дожидаясь приглашения, девушка уселась напротив меня, возле Зосимы, и с деланным восхищением принюхалась, смешно морща нос:

– Ба-алдеж… – протянула она. – Дичь под соусом, – сказала Каролина, заглядывая в кастрюлю. – Обожаю. И мне, пожалуйста, положите кусочек, – обратилась она к Зосиме, от смущения красному, словно вареный рак.

Меня она напрочь проигнорировала. Ну, блин, и штучка. Совсем оборзела. И что теперь? Как я должен реагировать на такое нахальство?

– Зосима, а я и не знал, что ты занялся ресторанным бизнесом.

– Чаво!? – У Зосимы отвисла нижняя челюсть. – Как это?

– Клиентов приглашаешь, – кивнул я в сторону девушки, – а меня в известность не ставишь. Между прочим, изба – моя собственность.

– Дык, я ни в жысть… и в уме не держал. Значит, вчера двух тетеревов… того… Ну и, это, с утра печку растопил, а она дымит… И сковородка маловата. А где же другую сыщешь? Вот я и… чтоб вкусней было… В кастрюле… – Зосима совсем запутался и беспомощно развел руками. – Не приглашал я!

– Ладно, чего уж там, – сказал я с деланным миролюбием. – Ресторан так ресторан. Название потом придумаем. Сообща. Что-нибудь экзотическое. А пока неплохо бы меню с ценами повесить у входа.

Тетерева добыть, это, конечно, не лося завалить, но все-таки… Ходьба по пересеченной местности, плюс патроны… Кроме того, дробь и порох нынче в цене. Я уже не говорю, что сезон охоты еще не открыт и отстрел произведен незаконно, без лицензии, а сие чревато большим штрафом. Риск благородное дело, но за него нужно платить.

– Сколько? – спросила Каролина, дерзко ухмыляясь.

– Хозяин знает, – кивком указал я на совсем обалдевшего от моих разговоров Зосиму. – Наше дело – сторона.

Я лишь арендодатель.

Зосима лишь промычал в ответ что-то маловразумительное.

– Он подумает, – сказал я строго. – А пока угощайтесь. Счет вам выпишут… к вечеру.

– Вы так любезны. – Каролина посмотрела на меня уничижающим взглядом.

Я ожидал взрыва, но она все-таки сдержалась и принялась за еду.

– Не хотите ли откушать? – Я не без изящества указал на графин. – Самогоночка-с, мадам. Вульгарный напиток, но под дичь идет бесподобно. Рекомендую.

– Больше мне эту гадость не предлагайте. Бр-р!

– Что так?

Она обожгла меня нехорошим взглядом и, не удостоив ответом, жадно накинулась на свою порцию дичи.

Зосима отрезал ей самый жирный кусок. Подхалим хренов…

– Понятно. Слышь, Зосима, барышня желает шампанского.

– Ну-у… – Мой приятель подпустил глаза под лоб и обречено вздохнул.

Он никак не мог понять, шучу я или говорю серьезно.

Я решил пока оставить треп и последовал заразительному примеру девушки. И не только потому, что сильно проголодался. Глядя, с какой скоростью она уплетает свой кусок, я понял, что нужно поторопиться, иначе мой поздний завтрак может помахать мне аппетитно поджаренными крылышками. С этой мамзели станется…

Обед – ладно, пусть будет поздний завтрак – мы закончили в полном молчании. Каролина ела с таким рвением, словно хотела насытиться на всю оставшуюся жизнь. Похоже, Коськиным было не до квартирантки. Наверное, старики решили, глядя на ее тонкую девичью фигуру, что она питается святым духом.

Впрочем, у них с харчами всегда было не густо. Коськины не держали никакой домашней скотины, потому питались привозными городскими продуктами, в основном концентратами и консервами, которые раз в месяц передавал им сын с проводниками пассажирских вагонов. Посылку оставляли на станции, а Зосима привозил ее в конечный пункт, по адресу.

Правда, у Коськиных имелись куры, какая-то длиннохвостая индийская порода, полудикари, но где они неслись и когда высиживали цыплят, никто (в том числе и хозяева) не знал. Куры целыми днями копошились в лесу, перелетая с ветки на ветку, как рябчики, и только к вечеру возвращались домой, в свой курятник.

Старики не ведали им счета, потому что куриное стадо то уменьшалось до десятка, то увеличивалось до полусотни (вместе с цыплятами). И все это могло случиться в течение недели. Наверное, куры-иммигранты очень даже неплохо прижились в русской глубинке и кроме курятника имели какое-то лесное пристанище – скорее всего на деревьях, в виде природного насеста.

Насытившись, Каролина вежливо поблагодарила, ни к кому из нас двоих конкретно не обращаясь:

– Спасибо. Очень вкусно…

– Чай, кофе?.. – спросил я предупредительно.

– Если можно, то чай, – с деланным смирением ответила девушка.

Похоже, она решила, что моя изба и впрямь кабак, а я исполняю роль полового.

– Тогда вперед. – Я нахально ухмыльнулся. – Заварка в шкафу, чайник на плите.

Каролина с независимым видом поднялась и продефилировала к плите с гордо поднятой головой. Мы с Зосимой переглянулись и мой приятель хитро осклабился. Он, наконец, начал вникать в ситуацию.

Чай был заварен так себе – по-городскому. То бишь, жиденько. И я, и Зосима предпочитали почти чифирь – чтобы в мозгах наступало просветление.

Но я не стал заниматься критиканством, решив, что не нужно заводить нашу красотку без нужды. После доброй порции дичи и двух рюмок настойки у меня появилось благодушное настроение. Даже тревога, вызванная вчерашними приключениями, с утра неприятно томившая душу, ушла на задний план, растворилась в легкой эйфории, навеянной сытостью и домашним уютом.

Зосима тоже расслабился: расстегнув ворот рубахи и раскурив трубку, он с явным удовольствием наблюдал за Каролиной, которая хлопотала возле плиты. Наверное, ее цветущий вид напомнил ему о безвозвратно ушедшей молодости и какую-то из сбежавших жен.

– Итак, вы все-таки не последовали моему совету вернуться в город, – обратился я к девушке для завязки разговора, когда она убрала грязную посуду (убрала, но не помыла, а просто сгрузила тарелки и чашки в мойку).

– Я в советчиках не нуждаюсь! – отрезала она.

– Это я давно понял. Вы нуждаетесь лишь в усиленном питании и хорошей компании. Но я почему-то не думаю, что мы подходим на роль закадычных друзей. А что касается лично меня, то я вообще предпочитаю спокойствие и уединение.

– Вы женоненавистник?

– С чего вы взяли?

– Так обращаться с девушками может лишь совершенно отмороженный тип. У вас нет ко мне ни капли жалости.

– Как это ни прискорбно сознавать – нет. Увы. Хотя ваши обвинения в том, что я женоненавистник, несостоятельны. И я это уже доказал.

– Каким образом? Угостив меня обедом? Между прочим, платным. Фи, как примитивно… – Она брезгливо наморщила нос. – Кстати, сколько я вам должна?

– О долгах потом. А доказательством моей толерантности по отношению к слабому полу является ваше спасение. Будь на моем месте женоненавистник, он бы и пальцем не шевельнул, чтобы вытащить вас на берег.

– Значит, ошибочка у вас вышла, – язвительно заметила Каролина. – Бес попутал. Наверное, ввел в заблуждение мой комбинезон.

– Наверное… – Я решил прекратить пикировку; ну ее к лешему, эту мамзель; у нее язык, как бритва. – Считайте меня кем угодно, только не мелькайте перед глазами. А то рябить начинает. Если вы решили в этой глуши отдохнуть от семейной жизни – ваше право. Но мне вовсе не улыбается перспектива спасаться бегством от мужа-ревнивца. К тому же, судя по всему, на наш "остров" он может заявиться не с примитивным топором (как это принято в семейных разборках), а с чем-нибудь покруче.

– Ну, ваше мужество мне уже известно… – Она вызывающе хихикнула.

– Героями не рождаются, героями становятся, – назидательно изрек я избитую сентенцию. – Я исправлюсь.

Со временем. Как только подвернется удобный случай.

– Как же… – Каролина уже смеялась совсем откровенно. – Случай подвернется… Неужто у вас не осталось ни капельки мужской гордости? Вы даже не возмущаетесь.

– Вот такой я нехороший. Между прочим, мужчина обычно выпендривается перед женщиной, проявляя храбрость (нередко совсем идиотскую), только для того, чтобы закадрить ее. А у меня сейчас такого желания нет.

– Неужто я для вас пустое место? – В глазах Каролины зажегся опасный огонек.

Я решил не перегибать палку и ответил честно:

– Ничего подобного я не говорил. Скорее наоборот – вы мне приятны и симпатичны. Но не настолько, чтобы я мог изменить своим привычкам.

– Вы еще и врун.

– Точнее – фантазер. Но не в нашем случае. Я просто не горю желанием вмешиваться в семейную междоусобицу. Это всегда чревато. Как говорится, муж и жена – одна сатана. Воистину, третий в такой ситуации лишний.

– Судя по тому, как вы жонглируете прописными истинами, у вас и впрямь нет недостатка в образовании. Я начинаю склоняться к вашей версии – что вы действительно интеллигент, а вовсе не военный человек, как мне думалось. – Ее голос источал желчь.

– Только не говорите вшивый интеллигент, как это было принято в совсем недалекие времена. По части личной гигиены у меня все в норме.

– Оно и видно… – Она скептически посмотрела на комья грязи, испещрившие пол.

Я поторопился как можно незаметней затолкать ногами под стол грязные бахилы. Снять-то я их снял, но помыть и поставить на место у входной двери не успел – уж больно есть хотелось. И тем более у меня не было времени навести в своей обители хоть какой-нибудь порядок.

– Незваный гость хуже татарина, – опять блеснул я эрудицией. – Уж извините, мы вас не ждали. Иначе я надраил бы пол зубной щеткой. Кстати, вместо того, чтобы разводить трали-вали и заниматься критиканством, не лучше ли взять веник и швабру и произвести элементарную уборку. А то у нас в стране критиков пруд пруди, а добросовестных работников – кот наплакал.

– Я в уборщицы к вам не нанималась!

– Кто спорит… – Я окинул ее с ног до головы долгим оценивающим взглядом. – Эта прозрачная дерюжка чай в рюкзаке хранилась? Конечно, к такому прикиду ведро и веник совсем не катят. Вам бы сейчас в приморском баре кантоваться, а не в этих палестинах. Зосима, как там твоя Машка? Не застоялась ли? Мне кажется, барышне все же стоит прислушаться к голосу разума и как можно скорее покинуть нашу мирную обитель.

– Ни за что! Оставаться здесь или нет – это моя проблема.

– Извините, я сморозил глупость. Разум и женское упрямство несовместимы. А что касается ваших проблем… Я прямо-таки с душевным трепетом мечтаю, чтобы они, случаем, не стали нашими. Но вы почему-то настойчиво втягиваете нас в какую-то авантюру. В какую именно, мне пока непонятно, однако я совершенно не сомневаюсь, что так оно и есть.

– С чего вы взяли, что я авантюристка и пытаюсь вовлечь вас в какое-то опасное предприятие? А-а, понятно… Я просто забыла с кем имею дело. Храбрость – не самое главное ваше качество.

– Кто возражает? Ну не могу я лечь грудью на амбразуру дзота – и все тут. Но не в этом дело. Я лишь в очередной раз пытаюсь донести до вашего сознания, что всем земным благам предпочитаю спокойствие и умиротворенность. Потому все, что мешает этому, вызывает у меня вполне обоснованное раздражение и опаску. Я простой обыватель, который хочет, мечтает, чтобы его оставили в покое.

– А я тут причем?

– Очень даже причем. Кстати, из-за вас уже рыба в озере перестала ловиться. Вы ее напугали. Правда, Зосима? – Мой приятель, недоуменно вытаращившись, невольно кивнул. – Вот видите, он подтверждает.

Поэтому пришлось на дичь перейти. Птичку, конечно, жалко, но не помирать же с голоду.

– Господи, какую чушь я должна выслушивать!? – Она демонстративно всплеснула ладонями. – Мне кажется, на вас дурно подействовал уединенный образ жизни. Я где-то читала, что у Робинзонов со временем психика нарушается. Ну, вы меня понимаете… Нет? Это когда у человека в голове ку-ку.

Вот нахалка! Ну что с ней делать? Может, поступить, как Стенька Разин: взять ее в охапку и зашвырнуть на средину озера? Так сказать, вернуть воде то, что ей принадлежало. Гляди, потом все изменится к лучшему…

Ах, мечты, мечты, где ваша сладость?..

Я посмотрел на Зосиму. Он сидел прямо, словно в трансе, и только хлопал ресницами. Где и подевалась его говорливость. Да, эта барышня кому хочешь рот заткнет. Переболтать ее может разве что ученый попугай.

– В нынешние времена, мадам, гораздо лучше быть сдвинутым по фазе, нежели иметь здравый рассудок, – сказал я примирительно. – Даже при непредвзятом взгляде на действительность умному человеку впору лезть в петлю. То, что сейчас творится (и не только у нас – во всем мире), похоже на кошмарный сон.

Человечество уже заканчивает рубить сук, на котором сидит.

– Ба, да мы философы! – воскликнула с неприкрытым сарказмом Каролина. – Теперь мне понятно, почему вас привлекает отшельнический образ жизни. Похоже, вам захотелось, чтобы вас еще при жизни причислили к сонму святых. Только как вяжется вся эта, отнюдь не нищенская, обстановка, – она сделала рукой круговое движение, – с вашим мировоззрением? По-моему, отшельничество предполагает аскетизм.

Или я не права?

– Вы принадлежите к тем индивидуумам, которые всегда правы, – отпарировал я ее выпад. – Говорят, что подобное свойство принадлежит ограниченным людям, но вы, видимо, являетесь приятным исключением.

Удивительно, но девушка смолчала. Она лишь обожгла меня презрительным взглядом и демонстративно отвернулась.

На какое-то время в избе воцарилась тишина. Чтобы как-то разрядить обстановку, я начал мыть посуду, при этом размышляя о превратностях судьбы; на меня иногда находит такая блажь. Все выходило на то, что моему спокойному размеренному существованию в деревенской глуши подходит конец.

И как будто в подтверждение моим выводам в сенцах что-то загрохотало (скорее всего, кем-то оброненные пустые ведра), и в избу достаточно шустро вбежала баба Федора.

Похоже, я и впрямь не ошибся: сегодня в моей тихой обители был день открытых дверей.