Глава 31
Кадья оказалась для нас крепким орешком. Зосима уже кое-что подзабыл, и случалось, что мы или не туда сворачивали, или вообще шли в обратную сторону. Возвышенность изрезали ручьи и речушки, а лесные заросли местами были просто непролазными.
Но мы через них старались не ходить. Зосима вел нас по зализанным временем безлесным холмам. Они поросли редким кустарником и высокой – в пояс – травой. Только вершины холмов были в основном лысыми и напоминали тонзуры католических монахов.
Я старательно делал вид, что мало смыслю в топографии, хотя в свое время весьма точную армейскую карту-десятиверстку окрестных лесов вызубрил наизусть, по устоявшейся привычке предполагая, что лишние знания за плечами не носить. А поступил я так потому, что не желал обидеть Зосиму своими советами (он и впрямь, при всем том, весьма прилично ориентировался на местности, но уж больно дикой она была и труднопроходимой). Это во-первых; а во-вторых, мне почему-то не хотелось появляться в областном центре раньше времени.
Какого именно времени, я пока и сам не знал. Все мои догадки находились в области интуиции. Были и другие соображения, но они касались членов нашей команды…
Возвышенность состояла из выветрившихся пород, и лишь кое-где торчали скалы, похожие на гнилые клыки доисторических животных. Она образовалась, по моему уразумению, во времена ледникового периода и когда-то была мореной – скоплением обломков горных пород и глинозема, которую двигал перед собой ледник. Мое неквалифицированное мнение подтверждали и сами скальные образования: они были разноцветными и по строению сильно отличались друг от друга.
Но нам было не до геологии. Главным нашим вопросом являлся промысел чего-нибудь съедобного.
Удивительно, но факт: в районе казалось нехоженой Кадьи птицы и звери были более пугливыми, нежели в окрестностях деревни.
И все-таки нам здорово повезло: я нечаянно подстрелил глухаря-самца весом не менее шести килограммов.
Этому моему "подвигу" предшествовала история, которая сама по себе занимательная.
Пал Палыч, как я и предполагал, шел за нами по пятам. Мы его не видели, но присутствие сбрендившего чиновника ощущалось на каждом километре пути. То где-то позади раздастся грохот обвала – это когда мы преодолевали некое подобие перевала, с обрывами и каменными осыпями. То стайки потревоженных птиц вырвутся из крон и закружат над лесом. То совсем неподалеку от нашей тропы раздастся хруст сломанной ветки.
А ночью неуемный Пал Палыч слонялся возле нашего бивака, выдавая себя шорохом и невнятными звуками, похожими на голос гиены, только очень тихий. По этой причине нервная Каролина плохо спала, несмотря на дикую усталость, и, нередко выходя из себя, в гневе обстреливала заросли камнями. Во избежание ненужных ссор я даже не пытался сдерживать ее порывы, но время от времени исполнял роль репродуктора, убеждая Пал Палыча вернуться в команду, чтобы дальше двигаться вместе.
Однако наш чиновный отступник не хотел внимать голосу разума. Наверное, ему так было лучше. В конце концов, отказавшись от своей затеи направить горемыку на путь истины, я начал оставлять костер непотушенным, – чтобы Пал Палычу было на чем поджарить свою добычу. Иначе он совсем одичает.
И все было бы ничего, но этот сукин сын взял за правило добывать себе пропитание впереди нашей команды. Тем самым он лишил нас попутной добычи. Теперь лес встречал незваных гостей настороженной тишиной и полным отсутствием всякой живности, которая благодаря неожиданно шустрому Пал Палычу попряталась в свои укромные уголки.
Мы находили лишь окровавленные перья какой-нибудь птицы, которая стала добычей изгоя. Я вынужден был констатировать, что Пал Палыч достаточно ловко обращается с луком. По всему было видно, что в детстве он жил в сельской местности и, как все деревенские дети, был хорошо приспособлен к выживанию в экстремальных условиях.
Поэтому я позаботился сделать свой новый лук настоящим оружием – кто знает, что может взбрести в голову чокнутому Пал Палычу. Древко я вырезал большое, а тетиву натянул потуже, и теперь моя кустарная самоделка стала похожей на средневековый английский лук, стрелы из которого пробивали железные панцири рыцарей.
Стрелы тоже претерпели некоторые усовершенствования. Камышовые – для мелкой дичи, – какими были, такими и остались. А вот другие, которые я считал (с известной натяжкой) боевыми, были изготовлены из дерева и хорошо сбалансированы.
Я трудился над ними целых два вечера. Получились они как настоящие; даже оперение у них было не хуже, чем у боевых стрел. Сделав несколько пробных выстрелов, я с невольной гордостью убедился, что теперь могу завалить даже оленя. Правда, таких стрел у меня было всего три штуки.
Смастерил я, ко всему прочему, и колчан для стрел – чтобы удобней было их носить и чтобы они всегда были под рукой. Колчан я сплел из лыка, и он получился легким и вместительным.
Вооружил я и остальных членов своей команды – рогатинами. Причем Зосиме досталась более тяжелая, с двумя остриями, – как вилы. Сам я ограничился луком и увесистой дубинкой, удобной в ближнем бою.
С харчами, "благодаря" Пал Палычу, у нас стало совсем туго. Оставлять Каролину и Зосиму одних, чтобы поохотиться подальше от места ночлега, я не решался – фиг его знает, что может взбрести в голову свихнувшемуся отступнику. А по пути встречались только рептилии и разная совсем мелкая пернатая живность.
Я уже начал подумывать, а не перейти ли нам на "паек" спецназовцев во время тренировок на выживаемость, благо он сам под ногами прыгал и ползал. Вот тут все и случилось.
В тот день я поднял свою команду пораньше. И пока они готовили похлебку из различных кореньев и грибов по рецепту Зосимы, я пошел разведать дорогу. Не без задней мысли: а вдруг мне снова удастся блеснуть своим охотничьим мастерством?
В небе послышался гул самолета. Я поднял глаза, но так ничего и не увидел, – мешали густые кроны деревьев.
Если звук вертолетных лопастей мы больше не слышали, то самолеты летали часто. Этот факт вызвал в моей памяти неприятные ассоциации, но Зосима меня успокоил, сообщив, что иногда такое бывает, – когда у военных начинаются учения. А поскольку я не был знаком с планами генштаба, то пришлось слова Зосимы принять на веру.
Вдруг далеко впереди раздался топот ног, треск сушняка – и прямо на меня вылетел красавец-глухарь! Ни секунды не медля и не задумываясь о том, кто преследует вожделенную дичь, я натянул лук, и выпустил "боевую" стрелу.
Есть такое известное выражение, что везет новичкам, дуракам и пьяницам. Поскольку я считал Иво Арсеньева нормальным мужиком, который к спиртному не питает особого пристрастия, то несколько позже с готовностью признал себя начинающим охотником. Как бы там ни было, но моя стрела пробила птицу навылет; выстрел был просто потрясающим. Чего не свершишь с голодухи…
Подобрать глухаря мне помешали: ближние кусты раздвинулись, и из них выскочил, сверкая белками обезумевших глаз, Пал Палыч! Увидев меня, он, не сбавляя скорости, начал размахивать своим "томагавком" и орать что-то непонятное.
Мне не оставалось ничего иного, как отскочить в сторону, освобождая ему дорогу, потому что этот чокнутый пер в мою сторону словно паровоз. Он пролетел мимо, как вихрь, оставив меня в полном недоумении – я ведь уже приготовился отразить его нападение.
Но недоумевал я совсем недолго, потому что вслед за Пал Палычем из кустов показался огромный медведь!
Не скрою, я показал не меньшую прыть, чем несчастный Пал Палыч. Только в отличие от попавшего в переплет изгоя, я не стал бежать кросс, а мигом забрался на ближайшее дерево. Потом, глядя на него, я очень удивлялся: каким образом мне удалось штурмовать почти голый ствол и долезть до самой верхушки?
Медведь, несколько озадаченный раздвоением добычи, приостановился на миг, недовольно рыкнул, глянув на меня маленькими злобными глазками, и побежал дальше, однако уже гораздо медленнее, как бы в раздумьях. Я понял, что зверь учуял запахи костра, и это обстоятельство охладило его пыл.
Но что побудило лесного хозяина преследовать Пал Палыча? Судя по упитанности и красивой шкуре с пышной густой шерстью, медведь был достаточно молод и не голодал. Оставалось единственное предположение (я все-таки не думал, что Пал Палыч в своем безумии рискнул охотиться на зверя с топориком): медведь и человек просто столкнулись на узкой дорожке.
Обычно зверь при таких встречах пугается и убегает, но бывает и наоборот. Во втором случае ярость потревоженного хищника беспричинна и не знает границ. Медведь очень непредсказуемый зверь. Его характер своим непостоянством напоминает человеческий.
Возвратившись к месту привала, я застал Каролину и своего приятеля встревоженными. Оказалось, что Пал Палыч в безумном беге перемахнул костер и разрушил шалаш, с разбегу не вписавшись в поворот тропы, точнее – прогалины.
К счастью для них, медведь все-таки не стал дальше преследовать Пал Палыча. Мои друзья по скитаниям некоторое время слышали неподалеку его злобный рык, но лесной хозяин так и не показался на поляне, где мы остановились на ночлег.
Мясо глухаря стало для нас манной небесной. К этому времени наши силы были почти на исходе. Если я и Зосима еще держались, то Каролине было совсем худо. Она здорово отощала и стала как былинка. Но свою ношу, этот чертов рюкзак, Каролина тащила как потерявший ориентацию муравей.
Глядя на ее страдания, я крепился, – каждый усложняет себе жизнь в меру своей глупости – но дал себе слово, что при первом же удобном случае зашвырну рюкзак куда подальше. Даже если в нем будет лежать индульгенция на спасение моей души.
Несколько раз я мысленно порывался помочь Каролине, но тут же осаживал себя. У меня и так было много обязанностей, а тяжелая (и бесполезная!) ноша за плечами вскоре скует мышцы моих ног и превратит пока еще достаточно крепкого мужчину в отощавшего задохлика, которому хребет может сломать даже комар.
– Сколько нам еще осталось? – спросил я Зосиму, когда мы остановились на очередной ночлег. -По моим скромным подсчетам, мы уже протопали сто двадцать километров. Может, несколько больше.
– Дык, это надо помыслить маненько, – ответил Зосима, и занялся вычислениями, черкая прутиком по прибрежному песку (мы, как обычно, остановились у воды; на этот раз на берегу неширокой речушки).
– Размышляй, Спиноза. Только не очень долго. Нужно ужин готовить. – Я с трудом сдерживал раздражение.
– А ты чего расселась как засватанная!? – рявкнул я на Каролину. – Тащи сушняк для костра.
– Не могу… – жалобно простонала она в ответ. – Извини, я очень устала. И просто не в состоянии сдвинуться с места… – Каролина сидела, привалившись к коряге, принесенной на отмель паводком. – Я пойду собирать сушняк… но чуть позже.
– Позже ты будешь зубами от голода щелкать.
– Иво, не будь таким жестоким, – умоляющим голосом сказала девушка.
– Что ты, дорогуша! О жестокости не может быть и речи. Присутствует только элементарная констатация фактов. А они говорят о том, что завтра ты никуда отсюда не двинешься.
– Это почему?
– Ты до сих пор не поняла? Господи, а я думал, что мозги у тебя вполне на уровне. Знать, ошибался.
– Пожалуйста, не говори загадками.
– Какие загадки? Все предельно просто: оставь свой рюкзак, и завтра по тропе будешь не идти, а порхать.
– Нет! – вскричала она, инстинктивно схватившись за лямки рюкзака, лежащего рядом, – словно я хотел немедленно реквизировать ее "сокровище". – Я буду идти. И дойду. А дрова для костра я сейчас принесу.
– Никуда ты не дойдешь, – сказал я безжалостно. – На наших харчах и без груза впору ноги протянуть. А до областного центра еще ой как далеко. Сколько верст до города ты насчитал, Зосима?
– Дык, получается, что еще много… – Зосима озадаченно чесал в затылке. – Я думал, нам осталось дня три пути. Ничего не могу понять…
– А здесь и понимать нечего. От этого места до областного центра примерно восемьдесят километров. Мы накинули приличный крюк. Что, собственно, и нужно было сделать, – чтобы нас не вычислили и не подмели… к примеру, те молодцы, которые прилетали на "вертушке". Теперь мы пойдем четко по прямой.
И никаких отклонений от курса. По моим подсчетам, нам нужно продержаться максимум неделю. И для этого необходимо мобилизовать все наши внутренние ресурсы.
– Но как ты подсчитал?.. – Зосима растерянно развел руками.
– Элементарно. Карта пути, дружище, здесь. – Я постучал пальцем по голове. – Мне и считать ничего не нужно. Когда-то меня этому учили. Хорошо учили, смею утверждать.
– Тогда зачем мы столько плутали? – растерянно спросила Каролина.
– Ну, не так уж много мы плутали. Но это уже другой вопрос. Я на него может быть отвечу… как-нибудь потом.
– Я давно заметила, что ты большой путаник, – сердито сказала девушка. – Правда в твоем понятии – сплошные недомолвки и притворство.
– Кто бы говорил… – Я был сама невинность. – С какой стати ты считаешь меня притворщиком?
– А кто изображал из себя интеллигентного болвана, которого можно соплей перешибить!?
– Фи… – Я наморщил нос. – Мадмуазель, зачем так грубо. Этот спектакль заставили меня сыграть вы.
– Я? – Она сделала большие глаза. – Не поняла…
– Что здесь непонятного? Разве с неба на голову простому обывателю (ладно, дачнику – пусть так) каждый день падают дельтапланы с девушками?
– Это была случайность, несчастный случай!
– Если на то пошло, то в моей прошлой жизни подобные "несчастные случаи", которые ты именуешь случайностями, всегда считались закономерными и вызывали подозрение и опаску.
– В твоей прошлой жизни?..
– Именно! – Я завелся и плохо соображал, что говорю и что делаю; похоже, голодание и усталость сыграли со мной злую шутку. – И опыт этой самой прошлой жизни подсказывает мне немедленно вывести тебя на чистую воду. Тебе придется предъявить нам содержимое твоего рюкзака. Хватит нам тайн! А если нет…
Или мы играем в открытую, или скатертью дорожка. Можешь составить компанию Пал Палычу. По-моему, вы друг друга стоите. Станешь этому "вождю могикан" его скво, а по-нашему – подругой жизни, телкой, чувихой, шваброй или как там еще.
Я говорил очень обидные слова, и другая на месте Каролины просто разрыдалась бы. Но она на некоторое время лишь оцепенела, не сводя с меня лихорадочно блестевших больших глаз. Я тоже смотрел на нее в упор, угрюмо и зло, раздираемый противоречивыми чувствами.
Мне хотелось немедленно ее поколотить, и в то же самое время обнять и приласкать, – чтобы ее пушистая головка лежала у меня на груди. Я спрашивал себя: а что ты будешь делать, если она не согласиться выложить все начистоту? Неужто и впрямь бросишь ее в лесу?
Ответа на эти вопросы я не находил. Меня просто сжигали изнутри злобные импульсы – производные той катавасии, которую затеял неизвестно кто и по какой причине, а отдуваться приходится мне. И это при том, что я так мечтал о покое, о жизни на природе, не затронутой человеческой злобой и стяжательством, о месте на земле, где не льется человеческая кровь…
К черту все! Или она наконец прояснит ситуацию, или… Или я просто не знаю, что с ней сделаю!
– Ты это серьезно? – спросила Каролина очень тихо.
– Да! – жестко и непреклонно отрезал я, не обращая внимания на испуганного Зосиму.
Он беззвучно жестикулировал, пытаясь что-то сказать, но у него, видимо, не находилось слов.
– Хорошо, – покорно сказала девушка и начала возиться с застежками рюкзака. – Пусть будет, как будет.
Мне ничего иного не остается, как надеяться на твою порядочность.
– Надейся… – Я упрямо боднул головой, хотя чувствовал себя абсолютно отвратительно.
Глаза бы мои не видели и уши не слышали того, что сейчас происходит. Господи, какой же ты идиот, Иво Арсеньев!
– Смотри… – Она вытряхнула содержимое рюкзака мне под ноги. – Смотри!
Я опустил глаза – и едва не ахнул. На земле валялись пачки долларов и какие-то бумаги вперемешку с тонким и ажурным дамским бельем. Много, очень много долларов. Все это добро (за исключением белья) было хорошо упаковано в прозрачные полиэтиленовые пакеты. Я глазел в полном безмолвии на сокровище у моих ног не менее минуты.
– Так ты еще и воровка, милая. – Я наконец нашелся, что сказать.
– В другое время и при иных обстоятельствах, МИЛЫЙ, – это слово она произнесла протяжно и с нажимом, – за такое оскорбление ты получил бы от меня по морде. Пардон – по физиономии. Но сейчас я всецело в твоей власти, так что пользуйся моей беззащитностью сколько хочешь. Я буду покорна, как рабыня.
– Только не нужно изображать из себя роковую женщину, которая влипла в очередную трагедию.
– Что ты обо мне знаешь!? – Ее голос пресекся, и она закусила нижнюю губу.
– Раньше я бы сказал, что ничего не хочу знать. Но сейчас не до сентиментов и хорошего тона. Среди нас есть только одна темная лошадка, и это ты. Как человек здравомыслящий и много повидавший, я просто не имею права всецело доверять такой скрытной особе. Так что колись, подруга. Облегчи свою душу, и может быть тебе будут отпущены все твои грехи.
– Ты не падре, а я не на исповеди! – огрызнулась Каролина, но тут же сбавила тон. – Извини… нервы…
– Все мы несколько взвинчены, – сказал я миролюбиво, чтобы еще больше не усугублять ситуацию. – Говори, мы внимательно слушаем. Надеюсь, Зосима может присутствовать на нашем брифинге?
– Да, конечно… – Она ласково улыбнулась Зосиме, который смотрел на нее как на кающуюся Марию Магдалину. – Я тебе не соврала. Только я дочь не полковника, а генерала. Но он когда-то был полковником.
– Это извинительно, – сказал я с иронией.
– И еще одно: я не была женой Ильхана. – Видимо, Каролина решила принципиально не обращать внимания на мои выпады. – Ни законной, ни гражданской. Знаю, о чем ты думаешь. Нет! И в его любовницах я не числилась – Начало обнадеживающее… – буркнул я себе под нос.
– Мой папа до развала Союза был начальником тыла… В общем, не суть важно, какого военного округа.
Когда началась распродажа армейского имущества, он с приятелями организовал что-то наподобие акционерного общества…
– С очень ограниченной ответственностью, – подхватил я, саркастически ухмыляясь.
– Не знаю. Тогда я ходила в школу и в основном интересовалась нарядами, спортом и модными в то время рок-группами – уж не помню сейчас, какими именно. Когда же я подросла и стала кое-что соображать, акционерное общество обанкротилось, а отца вежливо попросили подать в отставку.
– Повезло…
– Еще как повезло… – Каролина нахмурилась. – Кое-кто из членов акционерного общества так и не дожил до почетной отставки. У кого сердце внезапно отказало, кто попал в автомобильную аварию. А один, самый хитрый и подлый, стал доносчиком, за что получил свинцовый привет от бывших товарищей по оружию, не дожив два дня до суда, где был свидетелем. Ну, а потом… Потом отец, у которого, как я впоследствии узнала, остались немалые деньги, зарегистрировал совместное предприятие. Поначалу дела шли очень хорошо. Пока не появился ОН…
Каролина с трудом проглотила застрявший в горле комок. Зосима сочувственно кивал. Я слушал без особых эмоций, мысленно подсчитывая, какую сумму "зеленью" Каролина таскала в рюкзаке. Выходило, что больше чем до хрена. Ай да девка…
Верить Каролине или нет? Вдруг она сочиняет очередную небылицу? А что, запросто. Ей не впервой. С ее фантазией можно сочинять женские романы – те, что в розовых переплетах, неестественно слезливые, пахнущие дешевой косметикой и грязным бельем.
– Ильхан предложил отцу, как теперь называют, "крышу". Нет, нет, не совсем бандитскую! У него были очень большие связи в Москве и за границей. Отцу пришлось согласиться… уж не знаю, что именно подвигло его на этот союз.
– Догадаться об аргументации, предъявленной Ильханом, не составляет труда.
– Ошибаешься. У отца были телохранители, против которых бандиты Ильхана ничто, пыль. Парни из диверсионных подразделений ГРУ, воевавшие во всех горячих точках бывшего Союза и даже дальнего зарубежья. Отца охраняли не хуже, чем самых крутых бизнесменов страны. Несколько лет предприятие работало как часы. Ильхан стал просто незаменимым. Отец был им очарован. А затем наступило прозрение.
– Но слишком поздно…
– Увы, ты прав. Отец готов был порвать с ним отношения, и даже успел перевести основной капитал и часть договоров на дочернее предприятие, президентом которого уже была назначена я, но тут случилось непоправимое: его личный самолет разбился на взлете. Отец… он погиб вместе с охраной и коммерческим директором, другом детства. Так я осталась совсем беззащитной.
Я попытался изобразить сочувствие, но у меня не получилось. Скучно, братцы, ей-ей, скучно… Все эти разборки между богатыми из-за дележа денег и собственности волнуют меня в такой же мере, как проблемы глобализации, о которой все уши прожужжала западная пресса. Эка невидаль: кто-то кого-то обобрал или хочет обобрать, но уже в массовом порядке. Мне от этого ни холодно, ни жарко.
– Первое время Ильхан был предупредительным, шел на уступки. Мы продолжали работать как при отце. На удивление, я быстро освоилась с новой ролью, и дела на наших предприятиях шли неплохо. Ильхан почти каждый день выводил меня в свет: на разные презентации, приемы, концерты, в рестораны. По поводу и без.
Я, дура, все гадала: к чему весь этот балаган? Думала, что он пытается таким образом облегчить мои страдания из-за смерти отца. Ведь из родни у меня больше никого не осталось…
Она вдруг всхлипнула. Но не заплакала. Если говорит правду, подумал я, то нужно отдать ей должное – характер у нее закаленный. Молодец, девка. А если врет, то и в этом случае можно поаплодировать: играет свою роль на уровне народной артистки.
– Но он задумал другое. В один прекрасный момент Ильхан предложил мне руку и сердце… сволочь, чтоб он издох! Подлый урод. К тому времени в России он развелся третий раз, а где-то в Турции у него был целый гарем. Каково, а!?
– И что тебя расстроило? Неужели гарем? Напрасно. Была бы молодой, любимой женой. Кстати, а почему его гарем находится в Турции?
– Так ведь Ильхан по национальности турок. Он имеет двойное гражданство. Или два паспорта – я в эти вопросы особо не вникала.
– Турок, говоришь. Интересно…
В моей голове что-то мелькнуло, больно царапнув по спящим воспоминаниям. Стамбул, звездные южные ночи, кофейни, дым кальянов, разноязыкий говор припортовых кабаков, – и подлый удар ножа из глубины темной подворотни.
Нет, нет, ничего этого не было! К свиньям собачьим услужливую память, готовую в любой момент выдать на дисплей незримого монитора картины, которые приятными никак не назовешь.
– Кстати, не вижу ничего необычного в том, что Ильхану захотелось на тебе жениться, – сказал я с неожиданной ревностью в голосе; сказал, но дальше развивать эту тему не стал.
– Ему не я была нужна, а мое предприятие, – ответила Каролина. – Он так мне и заявил, когда получил от ворот поворот.
– Тогда этот Ильхан точно сукин сын. Нежели он даже не предложил тебе выходное пособие – приличную сумму "зеленью" с многими нулями?
– Предложил. Сущий мизер. Но я не согласилась бы на такой вариант ни за какие коврижки. Так я ему и ответила.
– И тогда он начал тебе угрожать…
– Что ты, нет! Он начал планомерную осаду. Поначалу ко мне подобраться было трудно, так как меня продолжали охранять парни отца (правда, их уже насчитывалось гораздо меньше). Но Ильхан нашел способ убрать и эту преграду – он стал уничтожать моих телохранителей поодиночке. Вскоре половина парней погибла, а остальные решили не рисковать ни своей жизнью, ни будущим своих семей…
– После этого ты решила бежать. Но почему на мотодельтаплане и так неудачно? Ведь у тебя были и другие возможности.
– Не было. Верные люди донесли мне, что Ильхан перекрыл все пути. За мной постоянно следили – как явно, так и тайно, прослушивали все телефонные разговоры, перлюстрировали переписку. Я была в самой настоящей осаде. Я знала, что еще неделя-другая, и он нанесет последний удар. Какой именно? Догадаться было несложно… Но я его опередила.
На лице Каролины появилось выражение торжества.
– Я сумела вытащить наличные, которые были в обороте, и поменяла их на доллары. Но это еще цветочки.
Самым главным было то, что я заблокировала все личные счета, а большую часть денег предприятия перевела в другие банки. Затем моя школьная подруга увезла меня из офиса в багажнике своей машины на аэродром, где я всегда держала наготове мотодельтаплан, предполагая, что он может когда-нибудь понадобиться. И все было бы хорошо, но случилось непредвиденное: какой-то сукин сын из обслуживающего персонала слил авиабензин, хранившийся в запасных канистрах, которые я намеревалась взять в полет, и наполнил их простой водой. К несчастью, это обнаружилось уже в воздухе, когда бак был почти сухой. Своими руками удавила бы того гада!
– И совершила бы большую ошибку. Менталитет, дорогая, не задавишь слабыми женскими ручками. Наш человек, если хоть чего-нибудь не сопрет, считает день потерянным. Даже товарищ Сталин со своими драконовскими законами оказался бессильным что-либо изменить.
– Может быть, – ответила Каролина неприязненно.
Мне показалось, что, пока мы с Зосимой слушали ее историю, она состарилась как минимум на десять лет.
– Значит, ты и впрямь очень нужна Ильхану, – сказал я задумчиво. – Притом, живая. Он мог вычислить, куда именно ты летела?
– Вряд ли. Я ведь не дура. Меня он должен был ждать в областном центре, и поначалу я держала именно такой курс. А потом, как раз неподалеку от вашей деревни, я хотела снизиться, чтобы исчезнуть с поля зрения радаров, сделать разворот и уйти в сторону… – Она назвал город, который находился за пределами нашей области.
– Очень неглупо, – похвалил я девушку. – Но теперь получается, что мы идем прямо в пасть тигру.
– Шакалу, – поправила мена Каролина со злобной непримиримостью в голосе.
Она умеет ненавидеть, подумал я. Интересно, а как насчет любви?
– Пусть так. От этого нам все равно не станет легче.
– У меня там есть надежные люди. Они помогут нам уехать из города.
– Нам?
– А разве ты хочешь вернуться?
– Конечно. И Зосима тоже. У нас нет такого рюкзачка, как у тебя, и крупных счетов в заграничных банках. В переплет мы попали благодаря вам, милая леди, как я теперь понимаю. Когда найдешь надежное место, сделаешь ложную засветку (например, позвонишь Ильхану или отправишь ему письмо), и блокада с деревни будет снята. А мы в свою очередь что-нибудь придумаем.
– Тебя убьют!
– Как ты уже убедилась, это не так просто сделать. Должен тебе доложить, уж коль мы играем в открытую, у меня тоже есть кое-какие связи. И этот твой Ильхан со своими братками мне до лампочки.
– Он не мой!
– Прости. Вырвалось… Но с рюкзаком все равно что-то нужно делать. Путь у нас неблизкий и очень нелегкий. Спроси Зосиму, если мне не веришь. Ты просто рухнешь под этой ношей на четыре кости, и поднять тебя можно будет только краном.
– Я не могу его оставить. Ведь здесь не только деньги, но и акции, ценные бумаги…
– Можешь. Найди приметное место, где посуше, и завали рюкзак камнями. Он будет лежать там до нового пришествия. Мы с Зосимой на твои деньги не позаримся. Не сомневайся. Возьмешь себе тысяч двадцать, на первое время хватит. Потом, когда все утрясется, наймешь вертолет, прилетишь сюда и заберешь свой "клад". По-моему, это разумно.
– Наверное, да… – Каролина задумалась.
Где-то неподалеку ухнул филин, а затем закричала выпь. В костре затрещало догорающее полено, и из огня вылетел уголек, перечеркнувший черное небо золотой чертой. На Кадью опустилась ночь.
