Глава 12

Первым делом я постарался освоиться в новой роли. Это оказалось непросто. Когда от тебя шарахаются, словно от прокаженного, на душе появляется очень нехорошее чувство. В принципе милые, добрые люди вдруг в одночасье стали моими недоброжелателями, даже врагами.

Слегка горбясь и приволакивая ногу, я плелся между домами с пакетом в руках, куда для объема положил три пластиковых баллона из-под пива. Я держал курс на одно очень укромное местечко, где у меня был тайник.

Когда я перебрался в город, то захватил с собой лишь старый потертый "дипломат" с кое-какими полезными вещицами. Все остальное, в том числе и свою "дачу" – обычный деревенский дом с различными цивилизованными наворотами внутри – я оставил под присмотром моего друга Зосимы. До худших времен.

В то, что моя жизнь может измениться к лучшему, мне почему-то не очень верилось. Когда человек бит судьбой, и не раз, он поневоле становится пессимистом. Поэтому на всякий случай неплохо иметь надежный тыл, укромное убежище, где можно залечь в ожидании перемен.

Дом в лесной глуши я как раз и считал своим последним козырем в игре, где ставкой вполне могла быть моя жизнь. Увы, после ухода из армии я так и не научился смотреть на мир через розовые очки…

"Дипломат" в квартире я не оставил. Это было бы большой глупостью. Во-первых, его содержимое никак не вязалось с образом мирного пенсионера, а во-вторых, сказалась привычка диверсанта-ликвидатора всегда и везде создавать своего рода мини-базы с запасным снаряжением и сухпайком.

Конечно, продуктов в моем тайнике не было. Чай не заграница, в случае чего можно и с частных огородов подкормиться.

Или попросить у людей кусок хлеба; у нас народ добрый и отзывчивый, еще не до конца развращен демократией, предполагающей полное обособление граждан по принципу "Мой дом – моя крепость"; а дальше – хоть трава не расти.

Да, да, именно демократия с ее хвалеными принципам свободы и вседозволенности больше разъединяет людей, чем объединяет. Верно говорится – благими намерениями вымощена дорога в ад…

Тайник я оборудовал на заброшенном предприятии. Кажется, это был небольшой заводик по выпуску скобяных изделий. Из его цехов украли все, что только можно было унести или вывезти. Остались лишь голые стены и прохудившаяся крыша.

Поскольку заводик не подлежал ни реанимации, ни сносу – и то, и другое было не по карману городской казне – я за свой тайник мог быть спокоен. В здание иногда забегали бродячие псы, да изредка заглядывали любопытные и вездесущие пацаны.

Но им было не под силу сдвинуть кусок бетонной плиты, под которой я закопал свой "дипломат". Да и кто бы мог подумать, что среди этих развалин былого социалистического благополучия можно найти что-либо ценное?

Впрочем, ценностей, как таковых, в "дипломате" не было. Если, конечно, не считать пачки баксов, стянутых резинкой – где-то около трех тысяч, заначка на черный день. Но денег у меня хватало, а полная чернота пока не наступила.

Остальное содержимое "дипломата" человек без надлежащих знаний и опыта посчитал бы барахлом, не достойным внимания. Там находились несколько ампул со снадобьями, которые не найдешь ни в одной аптеке, шприцы, нож в ножнах, удавка-гаррота и два набора сюрикенов в футлярах, удобных для ношения за пазухой.

В свое время мне хотелось присоединить к вещам в "дипломате" и пистолет, но затем благоразумие обывателя, к образу которого я был просто обязан привыкнуть на гражданке, все-таки взяло верх. К тому же огнестрельное оружие мне вообще осточертело за годы службы.

Стрелять и убивать – в этом радости мало. Это чтобы не сказать – вообще никакой. Проливать свою и чужую кровь, даже за высокие идеалы, нравится только большим патриотам или сдвинутым по фазе – это когда за деньги. Каюсь – я был патриотом.

Я вооружился гарротой, набором граненных сюрикенов-стрелок (метать их для меня – одно удовольствие) и ножом. Для маленькой войнухи этого джентльменского набора вполне хватало.

Нож у меня был со всякими усовершенствованиями. На его тыльной стороне имелись прочные зубья, которыми легко пилился любой не каленый металл, в полой отвинчивающейся рукоятке хранился миниатюрный компас, две иголки, нитки и несколько рыболовных крючков прикрепленных к прочной леске.

Рыболовные принадлежности я запихнул в рукоять как память о наших с Зосимой приключениях в лесных дебрях, когда мы спасали Каролину от больших неприятностей. Вдруг когда-нибудь пригодятся…

Вернув "дипломат" на прежнее место и замаскировав тайник, я наконец почувствовал себя полностью готовым к выходу на тропу войны. С кем? А фиг его знает. По ходу дела выясниться, сказал я себе бодрым голосом и направил свои стопы к "Латинскому кварталу".

Почему именно туда? А больше некуда. Кабаре было единственно реальной нитью, которая (я очень на это надеялся) может привести меня к клубку.

До "Латинского квартала" я добрался благополучно. Кому какое дело до бомжа, который шарит по мусорным бакам?

От таких личностей даже стражи порядка стараются держаться подальше – чтобы часом не подхватить какойнибудь заразы. В лучшем случае менты могут наградить бомжа пинком под зад – чтобы убирался подальше и не портил картину, когда мимо проезжают особо важные персоны.

Уже начало темнеть. В подъезде, как это было вчера, я уже не мог прятаться, потому что там царило оживление – жильцы сновали туда-сюда, не переставая.

Но мне подфартило: неподалеку от "Латинского квартала" находился пятачок свободной от построек земли, на котором стояли мусорные баки. Туда я и направился, мудро рассудив, что для меня в моем нынешнем обличье там самое место.

Я делал вид, что ковыряюсь в мусоре, а сам не спускал глаз с входной двери кабаре. Мысль познакомиться поближе с рябым Григором заставляла работать воображение в усиленном режиме.

Как его выдернуть из здания, не наделав до поры до времени переполоху? Задачка…

Григор подъехал к "Латинскому кварталу" в половине девятого на БМВ серебристого цвета. Осмотрев хозяйским взглядом машину и попинав колеса, проверяя их упругость, он вразвалку направился ко входу в кабаре, где его уже ждал швейцар, неестественно изогнутый в пояснице. Чертов подхалим…

Все. Клиент приплыл. Полдела сделано. Оставалось главное – ждать.

Все остальное – это дело техники. И малой толики везения. Иногда случается, что самые гениальные планы летят в тартарары из-за мелкой шероховатости, нелепой случайности, предвидеть которую не может ни человек, ни самый мощный компьютер.

Только я об этом подумал, как возле мусорных баков появились "конкуренты". Их было двое – мужик в годах с большой, как котелок, головой и женщина неопределенного возраста с испитым лицом. Они воззрились на меня с удивлением и негодованием. Я еще больше сгорбился, чтобы казаться ниже ростом.

– Ты чегой это? – наконец спросил мужик.

– Привет, – ответил я дружелюбно. – Как дела?

Мой вопрос прозвучал нелепо, чисто по-американски, но мне в этот момент ничего путного в голову не пришло. Все-таки я еще не полностью вжился в роль.

– Ты нам баки не забивай, – сердито ответил мужик. – Это наша территория и тебе здесь делать нечего.

– Как это ваша? А где табличка? – попытался я сострить.

– Антоша, – обратился возмущенный мужик к своей подружке, – ты слышишь, этот паразит шутки шутит!

– Набей ему морду, Гоша, – лениво ответила бомжиха.

– Ну, ну, не так сразу!

Я на всякий случай отступил назад. Мне в этот момент захотелось расхохотаться. Я едва сдержался. Дело в том, что из-за подкладок я начал шепелявить и слово "сразу" выговорил как "шражу". Умора…

– Друзья, давайте поладим миром, – сказал я, с трудом ворочая языком (эти чертовы подкладки!). – Бутылочку разопьем, потолкуем…

– Счас! – Гоша показал мне кукиш. – Накося, выкуси! Антонина, он арапа нам заправляет. Бутылочку! Ха!

Нашел чем удивить. Теперь водка дешевле хорошего пива.

– И то правда, – охотно поддержал я разговор на злободневную тему. – Такую лажу продают – с души воротит.

– Ну… – оживилась бомжиха. – Выпьешь вечером, а утром все нутро горит. Кислота, право слово.

– А мы найдем чего-нибудь получше, – прошепелявил я бодро. – Для вас, Антонина, будет пшеничная, тройной очистки. И закусон для знакомства обеспечим клевый. Гулять так гулять.

Сраженная наповал моим любезным обхождением, Антонина приосанилась и даже попыталась изобразить приятную улыбку, забыв, что у нее не было передних зубов.

– Ты тут не виляй хвостом! – снова пошел в наступление Гоша, бросив в сторону Антонины гневный осуждающий взгляд. – Сказано проваливай – и никаких делов. И к Антошке не приставай. Понял?

Судя по всему, они уже успели где-то причаститься. Но если по Антонине, которая была помоложе и покрепче своего приятеля, это не было заметно, то взъерошенного Гошу явно несло, а точнее – заносило. Наверное, по натуре он был записной скандалист.

– Дружище, да ты никак ревнуешь? – не удержался я, чтобы не подколоть задиристого бомжа. – Успокойся, я ни на что не претендую. Территория ваша, признаю. О чем базар?

– Это кто ревнует, я!? – возмутился Гоша. – Мне бабы до лампочки.

– Георгий!

Металлический голос Антонины заставил его вздрогнуть. Гоша опасливо отступил на шаг и втянул голову в плечи.

– Ты говори, да не заговаривайся, – назидательно сказала Антонина, насупив брови.

– Я что, я ничего… – пробормотал Гоша.

– То-то…

– Кто в магазин сгоняет? – спросил я деловито, доставая деньги.

Я специально вытащил триста рублей, чтобы ошеломить своих "коллег". Для них это были большие деньги.

– Мы! – в один голос воскликнули Гоша и Антонина, глядя на меня ошалевшими глазами, – как на внезапно появившегося инопланетянина.

– Тогда вперед.

Я протянул деньги Гоше, но Антонина опередила своего дружка, цапнув купюры, как ястреб зазевавшегося цыпленка.

– Мы мигом! – донеслось из темноты.

Антонина и Гоша сорвались с места в карьер. Я довольно ухмыльнулся им вслед. Вот так надо работать с конкурентами, подумал я не без бахвальства. Я был уверен на все сто, что бомжи сюда не вернутся. А это и следовало доказать.

Теперь я мог без помех следить за "Латинским кварталом", дожидаясь появления Григора. План операции уже вызрел в моей голове, дело оставалось за малым – мне необходима была малая толика везения…

Как же я ошибался по поводу порядочности бомжей! Спустя полчаса две несуразные фигуры, нагруженные пакетами со снедью и выпивкой, нарисовались возле мусорных баков как бред сумасшедшего в полнолуние.

Блин! Не было печали…

В отчаянии я едва не сорвался и не наделал глупостей. Мне захотелось немедленно надавать моим новым знакомым пинков и отправить куда подальше. Вместе с выпивкой и закуской.

Но затем благоразумие взяло верх. Я вдруг вспомнил, что голоден, что ждать мне придется не менее трехчетырех часов, и наконец, что вечер выдался прохладный, а моя одежонка почем-то не греет.

Так что кусок колбасы и сто грамм мне никак не помешают. Даже если придется трапезничать рядом с пищевыми отбросами. Эка важность.

Правда, это может понять лишь тот, кому приходилось бывать в зловонных болотах Гвианы. Нас туда забрасывали, чтобы мы прошли курс выживания…

– Может, пойдем в сквер? – предложил запыхавшийся Гоша. – Там культурно…

– Еще чего! – возразила Антонина.

Она торопливо кромсала вареную колбасу, хлеб и селедку. Из "деликатесов" бомжи купили польские маринованные грибы и две банки шпрот – гулять, так гулять.

– Тебе что, давно менты ребра не считали? – спросила она, расстилая газету, которая должна была служить в нашем застолье скатертью.

Мы расположились немного поодаль от баков, на бывшей детской площадке. Теперь она скукожилась до двадцати (или тридцати) квадратных метров, ужатая со всех сторон "маркетами" – временными магазинчиками со стандартным набором продуктов.

Антонина устроила нам "стол" посреди песочницы, от которой остались поломанные бортики и немного песка.

Я уселся с таким расчетом, чтобы видеть дверь кабаре. Она была ярко освещена, так что все входящие и выходящие просматривались достаточно отчетливо.

– Ну, что, накатили? – весело сказала Антонина, пребывающая в лихорадочном возбуждении.

– Давай… за знакомство, – поддержал ее и Гоша.

Он все еще смотрел на меня букой. Наверное, думал, что я хочу отбить у него Антонину.

Мы выпили, закусили, потом еще опрокинули по пластмассовому стаканчику, заменившему нам хрустальные рюмки… В общем, мое "дежурство" возле кабаре оказалось не таким уж и нудным.

– Тебя как зовут-то? – наконец спохватилась Антонина.

Похоже, в этой дружной бомжовской бригаде она выступала в качестве бугра.

– Петро, – брякнул я первое пришедшее на ум имя.

– Петруха, значит, – сказала Антонина и задумчиво выпила свою порцию.

– Ну…

– Друг у меня был… в молодости… – Глаза Антонины увлажнились. – Петруха… Петька.

– Ты еще кого-нибудь вспомни, – сварливо сказал Гоша. – У тебя много их было.

– Затки пасть! – неожиданно окрысилась Антонина.

– Тихо, друзья, тихо! – подал и я голос, опасаясь, что наше "застолье" может превратиться в потасовку; а это было очень нежелательно.

Бомжи умолкли. Все верно – кто платит, тот и заказывает музыку. Как ни крути, а сегодня я выступил в роли спонсора. Что в нелегкой жизни бомжей случается очень редко, если не сказать – никогда.

Мы опять, как выразилась Антонина, "накатили". Я пил очень мало, только для вида. Меня еще ждала работа.

Наверное, бомжи замечали, что я сачкую, но помалкивали. Меркантильные соображения в таких случаях всегда перевешивают дух товарищества. Не хочешь пить – не пей, нам больше достанется. Так – или примерно так – думают собутыльники.

С какого-то момента я начал замечать, что Гоша почему-то начал пристально всматриваться в меня. Может, узнал?

Нет, нет, такого просто не может быть! Я никогда прежде с ним не встречался, а зрительная память у меня пока на высоте. Возможно, до Гоши дошло, что я не настоящий бомж. Но это еще нужно доказать. А зачем ему это?

В общем, я стал в этой компашке чувствовать себя неуютно. А Гоша все смотрит и смотрит… Вот сволочь!

Принесла нелегкая этих клиентов на мою голову…

– Антошка, глянь, – вдруг сказал Гоша нехорошим голосом. – Нет, ты только глянь на него!

– Чего тебе еще? – недовольно спросила Антонина. – Ты опять за свое!?

– Я завсегда за свое! – запальчиво выкрикнул Гоша. – Эта морда… этот твой Петруха мою кепку стибрил!

Вот!

Я внутри обмер. Ну, Дейзик, ну, сукин сын, удружил…

– Он не мой! – резко ответила Антонина.

– Но кепка-то моя!

– Ага, твоя… – Антонина саркастически ухмыльнулась. – И пиджак у него твой, и штаны… Слушай, не мути воду! Тебя угостили, так веди себя прилично. Нашел к чему придраться.

– Да ты посмотри, посмотри! – горячился Гоша. – Она от бати мне досталась. Теперь такие не шьют. Матерьял какой. Ему сносу нет.

– Гоша!

– Да я клянусь тебе, что кепка моя! Вон там, с правой стороны, дырочка. Это я сигаретой прожег. Ты должна помнить.

– Ну, помню… – Теперь и Антонина поглядывала на меня с подозрением.

Нужно было срочно спасать ситуацию.

– О чем базар, друзья? – Я сделал удивленный вид. – Говоришь, это твоя кепка? – обратился я к Геше. – Так забери. Я нашел ее… сегодня… Уж не помню, где именно. Понравилась, я и надел. Бери, бери, не стесняйся.

Твоя, значит, твоя. Какие могут быть возражения.

– Ты это… брось! – мгновенно стушевавшись, буркнул Гоша. – Нашел – носи. У меня есть другая.

– Нет, ты возьми, – настаивал я, забавляясь создавшейся ситуацией. – Чужого мне не надо.

Гоша запаниковал. До него вдруг дошло, что я могу обидеться. А это значило, что больше дармового угощения им не видать.

Наверное, переговорив по дороге, Антонина и Гоша решили, что такого богатенького Буратино обязательно нужно принять в свою компанию. И даже поделиться с ним территорией.

А теперь весь их план из-за досадного недоразумения мог накрыться. Антонина уже смотрела на несчастного Гошу злобным взглядом.

– Петруха, – взмолился бедный Гоша, – я ошибся! Это не моя кепка. Похожая – да, но не моя.

– Ну, если так… – Я снова натянул кепку на уши.

Инцидент был исчерпан. Повеселевшие бомжи дружно допили остатки водки, и мы начали прощаться.

– Ты где живешь? – спросила Антонина.

– А… – махнул я рукой. – Где придется.

– Пойдем к нам. У нас теплый подвал… неподалеку. – Она назвала адрес.

Гоша снова насупился. Отелло хренов…

– Спасибо, друзья, – поблагодарил я от всей души. – Обязательно загляну… как-нибудь потом. А на сегодня у меня другие планы.

– Как знаешь, – повеселел Гоша. – Но ты не пропадай. Мы тут бываем утром и по вечерам. Каждый день.

– Еще свидимся, – пообещал я бодрым голосом, тем самым пролив елей на их заскорузлые души.

Бомжи ушли, пошатываясь. Антонина даже попыталась что-то запеть, но у нее не получилось. Я остался один.

Часы показывали половину двенадцатого. Когда, наконец, появится эта рябая сволочь!?

А Григора все не было, и не было…