Глава 14. ИНКАССАТОР ФЕДЯКИН
Участковый, лейтенант Сушко, был зол. Мало того, что вчера получил нагоняй от начальника за слабую воспитательную работу среди подростков своего участка, что сегодня вдрызг разругался с женой из-за какого-то пустяка, так еще и небезызвестный в районе пьянчуга Клушин устроил потасовку во дворе своего дома с такими же выпивохами, как и он сам. А после, с раскровененной рожей, гонялся за своей женой и орал, матерясь по черному: « Убью, сука!
Изничтожу! Падла! И тебя… и мать твою!..»
Конечно, все закончилось так, как уже было не раз.
Клушин ползал перед ним на коленях, слезно просил прощения у жены, лобызал своих насмерть перепуганных детей, ревевших во весь голос, клялся, что последний раз, что за стакан ни в жизнь не возьмется…
Наконец завыла дурным голосом и его жена: «Ой, не забирайте корми-ильца-а!..» А затем вцепилась мертвой хваткой в мундир Сушко и стала целовать ему руки.
Бр-р! Черт бы их всех побрал, этих придурков!
«Дать бы тебе, паразит, по морде, да еще и носком под зад, чтобы летел без остановок куда-нибудь подальше… например, в мордовские ИТК…» – думал Сушко, торопливо выписывая квитанцию очередного штрафа за нарушение общественного порядка.
Ан, нельзя. Закон не разрешает.
А Клушину можно. Ему все можно. Попробуй к нему подступись, сразу весь Кодекс наизусть, как стих, прочитает. За Конституцию и говорить нечего – настольная книга. Постоянно открыта на той странице, где про права сказано. Пытался Сушко уговорить соседей написать на Клушина заявление в райотдел милиции, чтобы передать дело в суд, – тщетно. Боятся.
«С него, недоделанного, все как с гуся вода, – отвечают. – А у нас дети. Ну, дадут ему год, а толку?
Уже сидел… Выйдет – того и гляди бутылкой по черепушке где-нибудь в темном углу шандарахнет…
Пусть уж лучше на него бумагу пишет соседский пес Бобик. Ему терять нечего, все равно от старости скоро подохнет…»
Вот и весь сказ. Как хочешь, так и крутись.
Отправил как-то раз Сушко Клушина на пятнадцать суток. А он по выходу ерничает со смешочками:
«Вот спасибочки, гражданин начальник, удружил. Век помнить буду. Как на курорте побывал – и постель чистая, и жратва от пуза. А главное – от водки отдохнул. Все по науке, как в кино. Теперь можно опосля такого очищения сто лет жить и бухать, никакая болячка не возьмет…»
Вот и поговори с таким… А рапорт писать нужно и меры принимать тоже. Профилактику, беседы по душам… Язви его в душу!
С такими невеселыми мыслями Сушко вышагивал по переулкам микрорайона, не выбирая дороги, шлепал прямо по лужам, раз за разом проваливаясь в ямины с липкой черной грязью.
Участковый только вздыхал обречено, стараясь не замечать, во что превратились его новые хромовые сапоги, и топал дальше – словно нес свой крест на Голгофу. Недавно прошел сильный ливень и попытка найти обходной путь через это грязное месиво была пустой тратой времени и сил.
В одном из переулков, неподалеку от шоссе, задумавшись, Сушко едва не столкнулся с невысоким, сморщенным мужиком. Тот, горбясь и отворачивая лицо, боком прошмыгнул мимо него и поспешно посеменил в сторону Рябушовки – поселка на окраине, к которому уже подступали новостройки.
«Кто бы это мог быть?» – машинально подумал лейтенант, перебирая в памяти жителей своего участка.
Сушко работал здесь пятый год и практически всех своих подопечных знал в лицо. Но этого человека он видел впервые.
Трудно представить, что кому-то постороннему могла взбрести в голову блажь прогуляться по
Рябушовке в такую погоду…
«И все-таки где-то я его видел… Где и когда?» – размышлял Сушко, глядя вслед удаляющемуся мужику.
И похолодел, вспомнив фотографии, врученные вчера капитаном из городского уголовного розыска. Не может быть! Неужели!?
Нет, точно он! Уж на что-что, а на зрительную память участковый не жаловался.
Сушко торопливо открыл офицерскую сумку, нашел снимки. Есть!
С глянцевого картона на него глянуло лицо встреченного мужичка – морщинистое, мятое перемятое жизнью, с оловянными глазами-пуговками, смотревшими из-под мохнатых бровей недобро и подозрительно. Посмотрел на оборот фотографии – кличка Кривой.
Что делать? Что делать!?
Сушко вспомнил наказ капитана – звонить в управление.
Он беспомощно оглянулся, зная наверняка, что до ближайшего телефона километра два, и едва не заплакал от бессилья. Нет, со звонком не успеть. Да еще эта грязь…
Проследить! Но как? В фирменном кителе и фуражке за версту видать, пусть даже в надвигающихся сумерках, что милиционер. А ведь нужно, обязательно нужно узнать, к кому направился старый вор-рецидивист.
И лейтенант решился. Спрятав фуражку в сумку и прижимаясь поближе к заборам, он поспешил за Кривым, нескладная фигурка которого мельтешила уже в полукилометре от него.
Тесленко, медленно, словно сомнамбула, опустил телефонную трубку на рычаги. Глядя на его изменившееся лицо, Мишка Снегирев с испугом спросил:
– Что с вами, товарищ капитан?
– А? Что? – будто очнувшись, посмотрел на него Тесленко. – Со мной… все в норме. А вот инкассатор Федякин застрелился.
– И что теперь? – едва не шепотом проговорил Мишка.
Он теперь был в курсе событий, происходящих в городском угрозыске.
– Хана, – коротко ответил Тесленко. – Оборвалась одна из последних ниточек. Ухватиться практически не за что. Храмов с меня голову снимет, – пожаловался он Мишке, понемногу приходя в себя.
– Вы-то здесь причем?
– Очень даже причем. В любой неприятной ситуации всегда ищут крайнего. А это как раз тот самый случай. И крайний здесь – я.
Мишка сочувственно покивал головой, скорбно скривившись.
Тесленко посмотрел на него скептически и подумал: «Артист… Сочувствие изображает на все пять.
Прохиндей…»
– Ладно, я потопал на квартиру Федякина, – тяжело поднимаясь, сказал капитан. – Ты побудь на телефоне.
– Когда вас ждать?
– Какая разница? Жди, к ночи буду… А у тебя что, свидание? – поинтересовался на ходу Тесленко.
– Не-а, – зарделся Снегирев. – Есть кое-какие дела…
– Вот и занимайся ими… здесь. Философ…
У дома Федякина стояли райотделовский «газик» и инкассаторская машина. Встретил капитана следователь прокуратуры Никитин; его капитан знал еще со школьной скамьи.
– Привет, – пожал ему руку Тесленко.
– Здорово, – улыбнулся Никитин. – Как живешь?
– Средне.
– Как это – средне?
– Между хреново и очень хреново.
– С чем тебя и поздравляю. Это твой кадр? – кивнув в сторону приоткрытой двери веранды, спросил Никитин.
– Да. Был кандидатом, стал клиентом.
– Тогда пойдем…
Через небольшой дощатый коридорчик, по обе стороны которого высились полки, заставленные банками с маринованными грибами и вареньем, они прошли на кухню. На полу, возле газовой плиты, лежал светловолосый мужчина. Его волосы слиплись от запекшейся крови, рот был приоткрыт, а возле скрюченных пальцев правой руки валялся пистолет.
– Ну и как? – спросил Тесленко.
– Похоже на самоубийство, – понял его Никитин. – Похоже… Хотя… черт его знает. Нужно работать.
– Нужно… – с тяжелым вздохом согласился капитан.
Перепуганный водитель инкассаторской машины, молодой худощавый парнишка лет двадцати, видимо, недавно демобилизовавшийся из армии, рассказывал:
– …Отвез я его на обед. Он часто дома обедал. У него гастрит… или язва, не знаю точно. Не мог он в столовке… Приезжаю, а он… вот… Лежит. Мертвый. Я сразу вам позвонил. Все…
– Сегодня вы ничего странного не заметили в его поведении?
– Да нет, все как обычно. Смеялся. Анекдоты рассказывал.
– Когда вы привезли его на обед, в доме был кто-нибудь?
– Нет. Точно нет. Он при мне замок отпирал.
– Вы и в дом заходили?
– Нет. Я попросил воды. Он кружку взял на веранде, а колодец во дворе.
– Спасибо, – поблагодарил водителя Тесленко. – Вы свободны. Замок входной двери с защелкой? – спросил он Никитина.
– Да. Но ничего необычного, дешевый ширпотреб, можно гвоздем открыть.
– А ведь защелка замка стоит на фиксаторе… – пробормотал Тесленко.
Никитин услышал и выразительно пожал плечами.
Федякина унесли, и только контуры тела, очерченные белой меловой линией на полу, да темно-красная лужа крови напоминали о разыгравшейся трагедии. Тесленко внимательно присматривался к окружающим вещам и кухонной утвари, стараясь представить последние минуты жизни инкассатора: вошел в дом, снял туфли, надел комнатные тапочки, повесил плащ на вешалку.
Причесался – карманную расческу нашли на трюмо в гостиной. Решил умереть красиво, как актер на сцене – с набриолиненным пробором?
Далее – замок входной двери. Зачем Федякин поставил защелку на фиксатор? Наверное, для того, чтобы избавить водителя от необходимости долго и бесцельно стучать в дверь к покойнику, раз уж он намеревался покончить с собой. Заботливый… Хороший товарищ. Взрыв эмоций… или еще что-то.
Налил полный чайник, поставил на газовую плиту, зажег…
Решил испить чаю перед кончиной? Но передумал. Газ выключил (чайник еще теплый), достал бутылку шампанского, положил в морозильную камеру, чтобы быстрее охладить. Бутылку взял из крохотной каморки; там их было две, стояли рядышком на полке. Хотел приготовить яичницу, вынул из холодильника пяток яиц. И – застрелился. Не выпив, не пообедав, хотя намеревался. Передумал. С какой стати? На кухонном столе стоит ваза с яблоками, апельсинами и конфетами. Сладкоежка? Нужно выяснить…
Тесленко подошел к окну, выходящему в сад. В саду – тропинка, вымощенная кирпичом, тянется к калитке в дальнем конце подворья. За высоким дощатым забором виднеется шоссе.
Дом на отшибе; с левой стороны пустырь, справа – старый заброшенный сад. Тихое местечко.
Интересно, с улицы можно услышать выстрел?
Самоубийство…
Но почему, черт побери, почему!? Испугался? Кого? Вопросы, одни вопросы… Нужно ждать заключения экспертов.
