Глава 3. МАМКА
Никита ехал навестить Домну Никифоровну. Она жила на окраине города в небольшом домике с садом и огородом. «Ауди» шла ровно, мягко, и Никита невольно поддался эйфории езды на хорошей машине. До этого ему доводилось водить в основном военную технику (если не считать редких поездок на машинах сослуживцев; впрочем, это были в основном «Нивы» и «Лады»), поэтому стремительная «ауди» казалась ему по сравнению с УАЗом суперсовременным истребителем, которого опустили на землю, но не лишили скоростных качеств.
Домна Никифоровна была живым талисманом детдома. Дети ее просто обожали, потому как она относилась ко всем, даже самым отчаянным бузотерам, словно родная мать — бывало, что и строго, но неизменно с любовью. Домна Никифоровна заведовала кухней, и нужно сказать, что при ней никто из поваров и кухонных работников не смел взять себе даже грамма тех продуктов, которые отпускались на питание воспитанникам. Однажды дошло до того, что она практически в одиночку выступила против нового директора детского дома, который перепутал личное с общественным и посчитал детдомовскую продуктовую кладовую за свою собственность. Ее за это даже уволили, но уже наступали времена перемен, и воспитанники устроили такую бучу, что вороватого директора убрали в течение двух дней, а Домну Никифоровну вернули на прежнее место.
Никита не видел Домну Никифоровну без малого пятнадцать лет. Она уже ушла на пенсию и теперь в основном ковырялась в саду и огороде, редко покидая свою уютную обитель только для того, чтобы сходить в магазин или больницу. У Домны Никифоровны сильно болели ноги. Ведь она большую часть своей жизни провела стоя на холодном кафельном полу кухни. Это все поведал ему Алекс Кривицкий.
Домна Никифоровна поливала цветы. В них она знала толк, поэтому ее палисадник казался выставкой цветов, столько здесь было разных видов, даже экзотических.
— Домна Никифоровна! — позвал Никита из-за калитки.
Старушка подняла голову, долго всматривалась в Никиту, а затем сокрушенно покачала головой, полезла в карман фартука, нашла очки в большой роговой оправе и водрузила их на нос.
— Никошка! — Домна Никифоровна всплеснула руками. — Ты ли это?!
— Я, Мамка, я…
В детдоме ее с незапамятных времен прозвали Мамкой, и Никита вымолвил это прозвище совершенно машинально. А его она почему-то кликала Никошкой. Некоторые шутники даже подтрунивали над ним, взяв за основу «Приключения Буратино», очень популярный в те годы детский фильм: «Кто же он? Ни кот, ни кошка… Ну конечно же Никошка! Ни-кош-ка! Ни-кош-ка!» Сначала Никита сердился, а потом привык и перестал обращать внимание на шалости детдомовцев. Спустя год или два все забыли это прозвище, и он стал для всех просто Нико, лишь Домна Никифоровна продолжала звать его Никошкой.
— Дак что же ты торчишь-то на улице?! Заходи…
Они обнялись, и только вблизи Никита понял, как сильно сдала Мамка. Она здорово похудела и как будто стала ниже на голову. Поредели и ее пышные волосы, стали совсем седыми, на лице появились новые морщинки, только голубые глаза не поблекли от старости, по-прежнему светились, как два сапфира. Возможно, потому, что их омыли набежавшие слезы.
— Вот радость-то… Живой… — Старушка ощупывала его, словно не веря своим глазам.
— А почему я должен быть мертвым? — прямо спросил Никита.
— Ну как же… Полиночка мне говорила, что ты погиб.
Домна Никифоровна знала про их отношения. Она вообще знала тайны практически всех детдомовцев. Они приходили плакаться ей в жилетку и просить совета даже будучи совсем взрослыми. Поэтому Никита и приехал к старушке — она была кладезь информации. Сейчас он стоял перед ней и ругал себя последними словами, что до сих пор не удосужился навестить ее раньше.
— Слухи о моей смерти были несколько преждевременными, — сухо сказал Никита, не вдаваясь в подробности.
Похоже, Полина, чтобы как-то оправдаться перед Мамкой, пустила эту утку, которая вполне могла оказаться правдой. После училища Никита сам попросился в горячую точку и лез под пули как одержимый. Вскоре с ним стали бояться ходить в поиск, потому что Никита пер буром даже там, где этого не требовалось. Наверное, он хотел умереть, чтобы избавиться от постоянных мыслей о предательстве Полины, хотя и не признавался в этом даже самому себе. Все изменилось лишь после того, как он, прикрывая отход разведгруппы, в одиночку продержался целых два часа против полусотни ваххабитов и даже не был серьезно ранен; несколько царапин не в счет. С той поры все утвердились во мнении, что лейтенант Измайлов — счастливчик, а значит, с ним можно идти хоть в сам ад.
Впрочем, Полина могла и ошибиться. Видимо, каким-то образом до нее дошли слухи о том, что Никита пропал без вести. Был в его воинской биографии такой случай. Чтобы отвлечь преследователей, он увел их в сторону, противоположную той, куда ушла изрядно потрепанная разведгруппа. А затем около полумесяца плутал по горам, потому как все тропы в нужном направлении были перекрыты бандитами, пока наконец не вышел к своим, изможденный до предела и с незажившей раной. Никиту уже почти похоронили.
Домна Никифоровна смутилась и, покаянно опустив голову, пригласила его в дом. Он был небольшим, но очень уютным. Так уж случилось, что своих детей Мамка не прижила (ее муж-водитель погиб в автокатастрофе, и Домна Никифоровна больше замуж так и не вышла), поэтому всю свою нерастраченную материнскую любовь она обратила на воспитанников детдома и на обихаживание домашнего очага. Все комнаты в доме были чистенькие, яркие, без лишнего барахла и безделушек. Только картины по стенам, и Никита знал, кто их автор — бывший детдомовец, а ныне известнейший художник, который выставлялся в лучших музеях мира. Каждая из его работ стоила дороже дома, в котором жила Мамка. Картины были подарками. На одной из них художник нарисовал саму Домну Никифоровну в простенькой ситцевой кофточке в цветочек. Только художник изобразил ее совсем молодой, — наверное, такой, какой она была в его детдомовские годы. Никита помнил Мамку уже в преклонных годах.
В доме пахло свежескошенным сеном, яблоками и парным молоком. Домна Никифоровна безо всяких церемоний усадила Никиту за стол, чтобы угостить чаем, очень вкусными ватрушками и вареньем.
— Ты Полинку видел? — осторожно спросила старушка, когда Никита допил чай.
— Имел честь… случайно… — соврал Никита.
— Не обижайся на девочку, она всего лишь слабая женщина. Ошибиться может каждый. У Полинки сейчас горе, такое горе…
— Это ее проблемы, — жестко ответил Никита.
— А ты сильно изменился… — Домна Никифоровна осуждающе покачала головой. — Раньше был куда добрее.
— Раньше я был телком, который, кроме яслей с сеном, ничего не видел. Встреча с реалиями жизни быстро привела меня в чувство. Есть такое выражение — кому война, а кому мать родна. Пока я землю зубами грыз, защищая Отечество, кое-кто торговал им налево и направо, составив при этом целое состояние. Но по счетам все равно приходится платить. Рано или поздно. Вот Олег и заплатил.
— Нехорошо так говорить… царствие ему небесное… — Мамка перекрестилась на икону в красном углу горницы.
— А хорошо увести у меня любимую девушку?! Или похоронить раньше времени, как это сделала Полина?!
— Нужно уметь прощать…
— Бог простит. А мне они безразличны — что Олег, что Полина. Былое давно быльем поросло.
«Ой ли? — подумал Никита и спрятал глаза от испытующего взгляда Мамки. — Тогда какого хрена ты подписался на должность следака? Или заняться больше нечем? Ладно, пусть и впрямь ты страдаешь от безделья. Но ведь Алекс предупредил, что расследование может плохо закончиться. Или тебе, Измайлов, мало армейских приключений? А, что теперь об этом думать!»
— Как они жили? — спросил Никита то, ради чего приехал к Мамке.
— Плохо, — ответила Домна Никифоровна. — Особенно в последние годы. Олег даже поколачивал Полинку.
«О как! — встрепенулся Никита. — Оказывается, Полина мне лапшу на уши вешала насчет любовницы. Видимо, конфликты были именно на этой почве. И то верно: у молодого здорового мужика куча бабок, а значит, ему доступны любые женщины. Почему бы не воспользоваться ситуацией? Тем более что Олег всегда был бабником. Соврала Полина, как пить дать соврала… Зачем? Чтобы обелить покойника или… Поди знай».
— По какой причине? — спросил Никита.
— Ревновал.
— Ревновал?! К кому?
Домна Никифоровна подняла очки на лоб, почему-то тяжко вздохнула и ответила:
— К тебе. А к кому ж еще?
— Не понял…
— Что тут понимать? Семейные ссоры бывают в любой семье. Наверное, Полинка в гневе сравнила вас, и сравнение вышло не в пользу Олега. Вот его и понесло. И чем дальше, тем хуже. Стал пить, купил себе квартиру в центре, чтобы ему было где уединиться…
— И наверное, женщин туда водил…
— Вот чего не знаю, того не знаю. Полинка наотрез отказывалась говорить на эту тему.
«М-да… — Никита мысленно почесал в затылке. — А ведь у Полины был мотив отправить своего благоверного на тот свет… Был! Ведь от семейных ссор до развода путь короток. И с чем бы тогда она осталась? Зная мстительный характер Олега, можно с уверенностью предположить, что он постарался бы усложнить ей жизнь до крайности. И потом, кто так запросто откажется от больших денег? А уж Полина — тем более. По ее словам, ей могут грозить большие неприятности, вплоть до заказухи, но она упрямо твердит свое — надо решить проблемы с новым менеджментом. Конечно, терять мешок с золотом, образно говоря, Полине не в масть; она скорее улетит вместе с ним в пропасть, нежели выпустит его из своих рук. Уж чему-чему, а житейской цепкости детдом нас научил».
— Ты бы помог ей… — Мамка сказала это как-то виновато, будто извинялась за свои слова. — Полинке сейчас очень тяжело…
— Это как? Жениться на ней?
— Хотя бы поговори, посочувствуй… Ведь женщина, как кошка, любит доброту и ласку. И потом, ей просто не с кем пооткровенничать, открыть свою душу. После смерти Олега она прервала отношения со всеми нашими… даже со мной.
— Вы считаете, что я подхожу на роль исповедника? Там, откуда я вернулся, душещипательные беседы не в чести. Так что ваше обращение не по адресу.
— Ну, как знаешь…
Они еще немного поговорили о том о сем, и Никита начал прощаться. Но затем спохватился и сбегал к припаркованной у забора машине. Там лежал гостинец для Мамки: разные сладости — торт и шоколадные конфеты, а также большой кусок семги, три банки красной икры и две палки дорогой сырокопченой колбасы.
«Ну и что получается, друг сердешный? — думал Никита, влившись в поток машин, который двигался со скоростью черепахи. — У Полины были проблемы с Олегом? Были. Большие проблемы. Она соврала мне на предмет своей «безоблачной» семейной жизни. И если Олег и впрямь ее мутузил, то я ничуть не удивлюсь, что Полина наняла киллера для своего разлюбезного муженька. У нее жесткий, почти мужской характер. Тем более что она всю свою сознательную жизнь проходила в «принцессах», а тут — по сопатке… Для любой женщины это тяжелейшее оскорбление, не говоря уже про Полину».
— Куда прешь, козел?! — неожиданно раздался крик.
Никита повернул голову и увидел разъяренное лицо водителя «мерседеса», который двигался в соседнем ряду. Видимо, он вез какую-то важную шишку, которую, в отличие от Никиты, все в городе хорошо знали, а потому уступали дорогу. Никита с вызовом ухмыльнулся, показал ему большой палец и продолжил движение, нимало не озаботившись проблемами хамоватого водилы.
«Но если и впрямь Полина заказала Олега, то на кой ей нужна комедия с частным сыском? — продолжал размышлять Никита. — Хотя не исключено, что в этом есть тонкий расчет. Таким образом она напрочь отметает от своей персоны все подозрения в заказе, если вдруг они появятся у правоохранительных органов (или, что вернее, у тех, с кем он вел взаимовыгодный бизнес). Ежели это так, то тогда понятно, почему она не обратилась к профессионалам, — а в городе существует минимум пять или шесть детективных агентств, в которых работают бывшие менты и гэбэшники, — и наняла дилетанта…»
Его догнали на светофоре, когда загорелся красный свет. Из «мерседеса» выскочили двое и подбежали к машине Никиты. Один из них, судя по физиономии «бык»-отморозок, рванул дверку и вытащил его наружу; задумавшийся Никита даже опомниться не успел, так быстро все произошло.
— Ты чё, падла, рога мочишь?! — рявкнул «бычара», схватив Никиту за отвороты куртки. — Ты знаешь, с кем связался?!
— Э-э, мужик, потише! — Никита резким движением освободился от захвата. — Правил дорожного движения я не нарушал, так что извини, ты обратился не по адресу.
— Ща будет те по адресу… — «Бык» замахнулся.
И тут же, закатив глаза под лоб, упал. Никита не стал придумывать сложную комбинацию для защиты, а нанес самый простой, но эффектный удар, который тренеры по боевым искусствам обычно рекомендуют слабому полу для защиты от посягательств на их женские прелести, — в промежность. Наверное, «бык» даже предположить не мог, что кто-нибудь в городе осмелится дать ему сдачи, поэтому считал Никиту всего лишь жертвой.
— Ни хрена себе… — тупо сказал напарник «быка», глядя, как тот корчится у ног Никиты. — Ну ты, мудила, попал… — Он полез под куртку, чтобы достать ствол.
Но не успел. На этот раз Никита ударил не коленом, как «быка», а ногой — точно в челюсть бодигарда. Тот, несмотря на приличные габариты, упорхнул, словно ласточка, и приземлился на капот «мерседеса». Никита сделал ручкой тому, кто сидел за тонированными стеклами машины на заднем сиденье, забрался в салон «ауди» и, что называется, ударил по газам. Никите совсем не хотелось, чтобы оклемавшиеся телохранители открыли по нему огонь на поражение.
Дома он начал разбираться с бумагами, которые передал ему Алекс Кривицкий. Удивительно, но работа детектива оказалась весьма увлекательной. Впервые за то время, что он провел в городе, жизнь начала приобретать хоть какой-то смысл, окрасилась в те тона, к которым Никита привык, — дымно-багровые, как на войне. Это добавило в кровь изрядную порцию адреналина, и Никита почувствовал, что оживает, что его биологический аккумулятор уже подзарядился и он готов «к труду и обороне».
Как Никита и ожидал, основная часть материалов дела оказалась пустышкой. Показания соседей Олега писались словно под диктовку, были пресными, скучными и не давали ни малейшего намека на хоть какую-то зацепку. Примерно так же отвечали на вопросы следователя и подчиненные покойника: «Ничего не видел, ничего не знаю, моя хата с краю». Короче говоря, следователь исполнял свой рутинный долг с прилежанием, но без огонька.
И то верно — он выбрал версию «самоубийство» и держался за нее с похвальным упрямством и цепкостью. Если и были какие-то подозрительные моменты, он смел их в корзину для бумаг; действительно, зачем ему лишняя головная боль? Притом такого масштаба. Ведь Олег был в городе на первых ролях. Не ровен час, зацепишь кого-нибудь из власть и деньги имущих — и прощай карьера. А то и жизнь.
И все же Никита нашел одну интересную бумаженцию. Некая Терехина утверждала, что у ее шефа был разлад с женой. Будто бы она завела любовника, и Олег Григорьевич об этом узнал. Кто был этот любовник, Терехина понятия не имела, но божилась, что говорит истинную правду. А еще в ее показаниях был интригующий момент — Терехину уволили с работы буквально за неделю до смерти Олега. И похоже, нанесли ей этим смертельную обиду.
«Это «жу-жу» неспроста… — думал Никита, включая аппаратуру, чтобы посмотреть запись с камер видеонаблюдения. — Похоже, мадам Терехину настоятельно попросили на выход. Ведь в солидной фирме платят серьезные деньги и просто так, из-за каприза, люди из таких контор не увольняются, терпят до последнего. А в нашем городе не так уж много вакансий на денежные места… если не сказать, что их вообще не существует, — вспомнил он свои мытарства в поисках достойной работы. — Так что с большой долей вероятности можно сказать, что Терехина заимела зуб на своего бывшего шефа, поэтому отвязала язык по полной. Надо бы с ней потолковать…»
Видеоматериалы мало что дали Никите. Одно лишь было хорошо: камеры у дома Олега оказались самыми современными, поэтому качество изображения не вызывало особых нареканий. Никита взял временной промежуток с пяти часов дня и до полуночи. Вдруг врач ошибся и Олега убили раньше или позже заявленной экспертизой цифры — около семи вечера.
Кроме того, Никита надеялся вычислить киллера, который просто обязан был в ожидании «объекта» слоняться поблизости от дома, чтобы заметить предполагаемую засаду; профессионал именно так и поступил бы. Особенно его интересовали представители сильного пола, которые прятали лицо от видеокамер наблюдения, — профессионалу не улыбается перспектива засветиться. Но камера зафиксировала обычных людей, никто не натягивал кепку или вязаную шапочку на уши, не отворачивался от камер и не прятал лицо под вуалью, — в принципе женщин тоже нельзя было исключать из списка подозреваемых.
Что поразило Никиту, так это малолюдье престижного дома; казалось, его только начали заселять. Обычно в пятницу народ затаривается на выходные дни продуктами в ближайшем супермаркете, поэтому подъезды домов, где живут нормальные граждане, особенно ближе к вечеру, напоминают летки ульев, так много там роится добытчиц (в основном) и добытчиков с полными сумками и пластиковыми пакетами в руках.
Но престижный дом напоминал кабинет большого чиновника, куда попадали лишь немногочисленные избранные и только по предварительной записи. После мелькнувшего в кадре Олега к дому подъехали всего несколько дорогих автомобилей, чтобы заключить в свои хромированно-лакированные утробы двух-трех человек и исчезнуть в неизвестном направлении, притом с концами; по крайней мере, до полуночи ни одна из этих машин обратно не вернулась.
Впрочем, разгадка лежала на виду: скорее всего, большинство обитателей дома сразу после обеда отбыли в свои загородные особняки. Поэтому в нем осталось всего несколько человек; Никита насчитал около двух десятков. Это были в основном старики. Они-то как раз и выходили на прогулку и в магазин — некоторые возвращались с пакетами в руках. Но ни одной подозрительной личности, которая хотя бы отдаленно смахивала на убийцу Олега, он не высмотрел.
Однако Никита все равно скопировал диск и открыл файлы, где были изображены лица тех, кто входил и выходил из дому. Изображения он не только сохранил в памяти компьютера, но также вывел их на бумагу, предварительно поработав с фотошопом, благо это было недолго и несложно. Вдруг пригодятся.
«Поеду к Терехиной! — решил Никита. — А заодно пообедаю, потому как уже близится ужин, а я еще и не завтракал, если не считать чашки чая и черствого бутерброда. — Тут он саркастически ухмыльнулся. — Для миллионера, коим я теперь являюсь, это непозволительно. Нужно вести здоровый образ жизни».
Мысленно посмеявшись над последней фразой, — да уж, вовремя взялся за ум, как раз к пенсии, — Никита сел в машину и покатил в направлении спального района, где в хрущевской пятиэтажке жила заинтересовавшая его девица.
Конечно же скамейки возле дома не пустовали. Старушки-пенсионерки — «Коллеги, етиттвою…» — подумал Никита — щелкали семечки и перемывали кому-то косточки.
— …А ейный хахаль прыг в окно! — Худая бабуля весьма преклонных лет, похожая на мультяшную героиню старушку Шапокляк, вся в ситце Ивановской фабрики, который был произведен во времена застоя, яростно жестикулируя, сидела в окружении более солидных и упитанных товарок, внимавших ей с выражением на лицах, которое бывает во время массового сеанса гипноза. — Со второго этажа! Я ить как раз вядро в мусорку несла, так ён меня едва не сшиб. В одном исподнем! И почесал, и почесал! Вон туды, в кусты. Она и вещи его в окно выбросила, дак куды там! Не до того ему было. И то верно — новый-то у нее милиционер. С левольвертом ходит. Пальнет раз — и на небеса. А ентот так, приходящий.
— Здравствуйте! — чересчур громко сказал Никита, потому что старушки, увлеченные занимательной историей, не обращали на него никакого внимания, хоть пляши перед ними.
Бабульки, как по команде, посмотрели в его сторону, а Шапокляк так и застыла с открытым ртом, не успев закончить фразу.
— Здравствуй, милок, коль не шутишь, — надевая очки, ответила полная старуха в тапочках, носы которых представляли умильные собачьи мордочки.
— Никаких шуток, я серьезно, — сказал Никита и изобразил свою самую привлекательную улыбку — «щедрую», как у полного лоха. — У меня к вам есть один вопрос.
— Спрашивай! — оживилась Шапокляк.
Похоже, во дворе она заведовала выпуском местных новостей, которые собирала по крупинкам, как курица просо.
— В какой квартире живет Терехина? — спросил Никита.
И поразился — старушки изобразили финальную сценку бессмертного «Ревизора». Они уставились на него, как на привидение. Пауза несколько затянулась, и недоумевающий Никита прокашлялся.
— Любка? В девятнадцатой, — наконец ответила Шапокляк. — На втором этаже. Вон ейный подъезд.
— Не подскажете, она дома?
— А где ж ей быть-то? Она ить безработная. Работу ишшет, да все никак… — Тут старушки почему-то захихикали. — Хочет, штоб денежную, дак разве нонче найдешь такую?
— Ну, спасибо вам… — Никита снова заулыбался и даже кивнул, словно поклонился.
Он уже стоял у входа в подъезд, когда сзади его окликнули.
— Ты, мил-человек, у нее долго не задерживайси… — говорила Шапокляк.
— Это почему?
— Тут, вишь, какое дело… — начала осторожно старушка. — К Любке должон вскорости прийтить… м-м-м… молодой человек. Дак штоб между вами там чегой-нибудь не вышло.
— Спасибо за информацию. Но я к ней по делу, — ответил Никита и подчеркнул: — Общественному.
Старушки закивали, но в их глазах читалось явное сомнение. Похоже, Терехина не отказывала себе в плотских удовольствиях и была чересчур любвеобильной.
На звонок в дверь долго не отвечали. «Она что, уснула?!» — недоумевал Никита. Наконец за дверью зашебаршились, и приятный девичий голос несколько грубовато спросил:
— Чего надо?
— Поговорить.
— Ты кто?
Терехина видела Никиту через глазок, поэтому он встал так, чтобы свет от окна лестничной площадки освещал его лицо во всех подробностях, — при всем том он не считал себя уродом, хотя и не был симпатягой.
— Я детектив, — немного поколебавшись, ответил Никита.
— И что?
— Да, в общем, ничего такого. Просто есть дело к вам. Но, вы уж извините, мне бы не хотелось объявлять о нем во всеуслышание… — Никита многозначительно кивнул в сторону лестницы.
Там слышались шорохи и свистящее стариковское дыхание. Видимо, Шапокляк не утерпела и решила подслушать разговор.
Терехина поняла прозрачный намек, и дверь наконец отворилась.
— Входите! — сказала она сердито. — Да побыстрее! Дует…
До прихода Никиты она принимала ванну, и вместо одежды на ней было лишь большое махровое полотенце, обернутое вокруг тела и едва прикрывающее высокую грудь. Виднелись стройные, в меру полные ноги, которые составили бы честь любой красотке. Но Терехина не была писаной красавицей. И все равно ее живое румяное лицо, на котором особенно выделялись большие черные глаза, было очень привлекательным. То, что на Терехину оглядывались почти все мужчины, можно было сказать с полной уверенностью — от нее буквально струилась сексуальная энергия. Такой энергетикой обладают лишь ведьмы, об этом Никита как-то прочитал в Интернете.
«Ух ты! — мысленно воскликнул он, почувствовав, как сильно забилось сердце. — Нехилая ведьмочка… Везет же мужикам, которых она привечает».
— Ждите здесь, — сказала Терехина, усадив Никиту на кухонный табурет. — Мне нужно одеться… — И исчезла.
«Да-а… — думал Никита, облизываясь, как сытый кот на завалинке. — Я с огромным удовольствием помог бы ей с одеванием. Вернее — с раздеванием. Потрясающая фемина! А квартирка у нее ничего — ухоженная…»
Видно было, что Терехина страдала манией чистоплотности и армейского порядка. Ее светлая кухня напоминала дивизионный арсенал перед проверкой вышестоящего начальства: все лежит на строго определенных местах, нигде нельзя заметить и пылинки.
Терехина вернулась на кухню спустя пять минут, как отметил Никита, глянув на свои «командирские», при полном параде. «Быстро управилась», — подумал он мельком. Первое его впечатление было неверным — в боевой раскраске девушка показалась ему феей сахарного домика. Наверное, ей хотелось произвести на Никиту неизгладимое впечатление. И у нее это получилось.
— Чай, кофе?.. — спросила она деловито, включая электрочайник.
— Если можно, кофе… пожалуйста, — одеревеневшим языком ответил Никита.
Терехина чему-то улыбнулась и начала священнодействовать с чашками.
Кофе у нее был потрясающе вкусным. Никита мог поклясться, что она сыпала в чашку обыкновенный «Нескафе», но на выходе у нее получилось нечто совсем иное, нежели та бурда, к которой привык Никита. Аромат, паривший над чашкой, вскружил голову и вызвал непреодолимое желание выкурить сигарету.
— Вы можете закурить, — снова улыбнулась Терехина, словно подслушав мысли своего незваного гостя. — У вас какие?..
Никита ответил.
— Годится… Не угостите ли даму сигареткой? — кокетливо спросила девушка, и Никита послушно достал пачку и дал ей прикурить, воспользовавшись своим армейским трофеем — зажигалкой «Зиппо», которая стоила как подержанная импортная тачка.
Ее добыли в одном из поисков, когда его разведгруппа приняла встречный бой, и Никита положил какого-то «амира», как потом оказалось, крупную шишку, выходца из Эмиратов, приехавшего на Северный Кавказ нести горцам «свет» ваххабизма. Именно в тот день у Никиты был день рождения, и друзья-командиры, не сговариваясь, решили вручить ему в качестве подарка золотую «Зиппо» (которую он честно отдал в «премиальный» фонд), о чем свидетельствовала гравировка на корпусе, благо родственников «амира» и наследников, к глубокому сожалению комбата, разыскать не удалось.
— Меня зовут Люба, — сказала Терехина, сделав затяжку и ловко выпустив дымное колечко.
— Никита…
— Детектив — это значит мент?
— Разве я похож на мента?
— Ну, не так чтобы очень. Но в тебе есть что-то такое… трудно объяснить, что именно… — Терехина, нимало не смущаясь, сразу взяла быка за рога — перешла на фамильярное «ты». — Я бы сказала, что ты опасный человек. Так все-таки, что значит — детектив?
— А то и значит, — ответил Никита и слегка приврал: — Только я частный детектив.
— О как! — воскликнула Любка. — Я балдею. Частных детективов мне доводилось видеть только в кино.
Никите почему-то показалось, что в ее голосе прозвучала фальшь.
— Почему кофе не пьешь? Остынет.
Никита сделал несколько глотков и отвесил комплимент:
— Готов поступить к вам в обучение, чтобы научиться столь же восхитительно готовить кофе. Как это у вас получается?
На этот раз Терехина выпустила три дымных кольца, мигом посерьезнела и ответила:
— Вот что, Никита, хватит ходить вокруг да около. Я таких разговорчиков уже наслышалась. Говори, зачем пришел. И перестань выкать. Я, чай, не из благородных. Да и ты, как я вижу, к интеллигентам не относишься.
Никита неторопливо раскурил очередную сигарету и посмотрел с жестким прищуром прямо в глаза Любке. Что ж, коли так, то и впрямь приступим к делу…
— Это верно, — сказал он сурово. — Интеллигентности во мне маловато. Если вкратце, то я расследую подробности смерти Олега Колоскова. Насколько мне известно, одно время ты работала в принадлежащей ему фирме. Мне нужно узнать кое-какие подробности из его жизни.
Миловидное лицо Любки мигом отвердело, словно превратилось в маску.
— Я уже все рассказала следователю, — отрезала она и нервным движением потушила в пепельнице недокуренную сигарету. — Прочитай мои показания.
— А кто мне их даст? Я ведь лицо неофициальное — частник. Люба, это мне очень нужно. Правда. Честное слово!
— Зачем?! Зачем ворошить чужое грязное белье? Он умер, и оставьте его в покое.
— Не получается.
— Почему?
— Тебе можно довериться?
Любка взглянула с недоумением, немного поколебалась, а затем ответила:
— Обычно я держу язык за зубами…
— Ситуация с Олегом не совсем обычная. Пообещай, что то, о чем я сейчас скажу, ты сразу же спрячешь на самое дно своей памяти.
— Обещаю! — Любка явно была заинтригована.
— Что ж, придется довериться… женщине.
— Кто бы говорил! — гневно вскинулась Любка. — Да мужики трепачи еще те!
— Все, все, проехали… В общем, ты где-то права. Не буду спорить. Дело в том, что Олег не застрелился, а его убили.
— Не может быть!
— Еще как может. Меня для того и наняли, чтобы я нашел убийцу.
— А что же наша ментура?
— У них версия одна — самоубийство. Дело закрыто.
— И кто тебя нанял?
— Извини, но этого я тебе не скажу. У нас не принято раскрывать имена клиентов.
Никита врал так вдохновенно, что ему и впрямь стало казаться, что он настоящий, а не липовый частный детектив.
— Ладно… — буркнула Любка, остывая. — Что ты хочешь узнать?
— Почему ты уволилась?
— Ну, это уже ни в какие рамки не лезет! — Терехина даже вскочила от возмущения. — Я хоть и баба-дура, но детективы почитываю. Похоже, кто-то хочет навесить на меня убийство Колоскова. У меня нет таких денег, чтобы я могла нанять киллера! Почему уволилась… Потому!
— Ответ исчерпывающий, — примирительно улыбнулся Никита. — В общем, я так и предполагал.
— Что, что ты предполагал?! Ну да, я спала с Олегом! И что здесь такого? Я свободная женщина, дружу с кем хочу. Это ему нужно было следить за своим «облико морале», а не шляться по чужим бабам.
— Значит, Олег и тебе изменял…
— Какие мы догадливые! — Терехина завелась не на шутку. — Да этот кобель не пропускал ни одной юбки! Навешал мне лапши на уши… сволочь! А потом выбросил, как ненужную вещь.
— Он что, со всеми женщинами, которые работали в фирме и имели с ним интимные отношения, поступал таким образом — сначала тащил в постель, а потом увольнял?
— Нет! — сердито ответила Любка. — Это только мне так сильно «повезло».
— Наверное, была какая-то причина…
— Да уж… была.
— Если не секрет, какая именно?
— Теперь у меня нет от тебя секретов… черт бы вас, частных детективов, взял! — Любка наконец обрела душевное равновесие, успокоилась и посмотрела на Никиту с подозрением. — Кто меня за язык тянул откровенничать с тобой? Вот дура!
— И все-таки — почему?..
— Что ж, коли начала… — Любка нашла на полке свои сигареты и спичечный коробок и нервно закурила, сломав две спички. — Захотелось мне, как той пушкинской старухе, стать не просто столбовой дворянкой, а царицей морской. Тем более что Олег и впрямь в меня втюрился. А как это сделать? Нужно было, чтобы он бросил свою Полину, но Олег ни в какую не соглашался. Конечно, прямо об этом я не говорила, только намекала… Тогда я решила, что неплохо бы накопать на его женушку какой-нибудь компромат. Вот тут-то я и связалась… с одним из твоих коллег. — Тут она стыдливо покраснела. — Извини, я сказала неправду, что впервые увидела частного детектива. Нашла одного… урода. — По ее лицу пробежала тень, а на губах появилась брезгливая гримаса. — Он лишь деньги из меня выкачивал да все норовил в постель залезть.
— Но дело свое он сделал в конечном итоге?
— Как оказалось, сделал. Но не так, как мне мыслилось. Этот сукин сын, вместо того чтобы отчитаться передо мной, своей клиенткой, побежал к Олегу. И тот купил у него информацию за хорошие деньги. А еще Олег узнал, кто нанял его следить за Полиной.
— Теперь мне причина твоего увольнения понятна.
— Еще бы.
— Значит, у Полины все-таки был любовник?
— Почему — все-таки? У многих женщин есть любовники. Но мужья об этом узнают в последнюю очередь. Конечно был.
— Кто?
— А вот это как раз мне и неизвестно. Я все рассказала следователю. Но про детектива промолчала. Мол, от кого-то из сотрудниц слышала о любовнике, и все тут. Иначе мне могли пришить дело. Ведь тогда я еще не знала, что Олег застрелился. Мне думалось, что его убили. Как теперь оказалось, я была права.
«А ведь Любка неглупа… — подумал Никита. — И похоже, неплохо образованна. Но все ли она рассказала? Это вопрос…»
— Похоже, у Олега были проблемы по этой части… — сказал он осторожно, без нажима.
— А у кого из бизнесменов их нет? Особенно у таких крутых, как Колосков.
— На него кто-то наезжал?
— Естественно.
— Кто?
— Ну ты ваще! Вынь ему все да положь. Может, у меня и длинный язык, но мне почему-то не хочется, чтобы его укоротили под самый корень. Это ты уже сам выясняй. Все, на этом наш разговор закончен! Извини, но ко мне пришли.
В дверь и впрямь скреблись. Наверное, это был условный сигнал. Видимо, звонок возбуждал у соседей нездоровое любопытство и ухажер Терехиной им не пользовался.
— Что ж, большое спасибо, Люба, — изобразив приятную улыбку, сказал Никита и поднялся. — Кстати, адресок того частного детектива не подскажешь?
— Какие проблемы… — Любка пожала плечами, достала из резной деревянной шкатулки, которая стояла на холодильнике, визитку и отдала ее Никите. — Там есть все: фамилия, адрес, телефон…
— Еще раз благодарю. И — до свидания.
— До свидания, — неожиданно кротко ответила Любка и с каким-то странным выражением заглянула в глаза Никиты. — А свой телефончик не оставишь? Вдруг что вспомню…
— Визиток у меня нет, поэтому запиши…
Любка записала на салфетке номер мобильного телефона, и Никита покинул ее уютное гнездышко. В дверях он столкнулся с молодым парнем в дорогом прикиде. В руках Любкин гость держал букет белых роз и объемистый пластиковый пакет. Похоже, у нее был бзик насчет состоятельных хахалей, подумал Никита и вежливо улыбнулся. Парень подозрительно глянул на Никиту, видимо, хотел что-то спросить, но тот поторопился сбежать вниз по лестнице, чтобы спрятать от чужих глаз неожиданно проснувшуюся ревность.
«Ну надо же… — размышлял Никита, удивленный до глубины души; он уже минут пять сидел в салоне машины, припаркованной неподалеку от дома Терехиной, — все никак не мог заставить себя включить скорость и нажать на газ, будто его что-то держало. — Кому скажешь — не поверят. Вроде и не втюрился в Любку, а поди ж ты… Точно она ведьма, ей-ей!»
Неожиданно возле Любкиного дома раздался сильный шум. Заинтересованный, Никита опустил боковое стекло, дабы понять, что там происходит, и тут же от души расхохотался. Из подъезда выскочил как ошпаренный давешний хахаль Терехиной. Он был в пиджаке и при галстуке, но без штанов. А из распахнутого окна, злая, словно фурия, выглядывала Любка и кричала:
— Пошел вон, козел! Забери свои шмотки! — Вниз полетели брюки и туфли. — И этот веник с собой прихвати! — Из окна выпорхнул букет, и цветы осыпали беднягу, как надгробный холмик, — парень как раз нагнулся, чтобы подобрать свои вещи.
Никита ожидал, что вслед за цветами полетит и пакет, где явно были разные вкусности, но, похоже, Любка обладала прагматичным умом и решила оставить себе харчи и спиртное в качестве компенсации за моральный урон. Посмеиваясь, Никита наконец завел машину и поехал прочь от дома Терехиной. На душе у него снова стало светло и безоблачно.
Ситуация, в которой очутился Любкин хахаль, была ему понятна и хорошо знакома. Даже продажная женщина любит, чтобы постельные игры начинались с прелюдии, а парень по молодости в эту ситуацию не въехал и, едва за ним закрылась дверь квартиры, начал в огромном нетерпении быстренько снимать штаны, чтобы без лишних разговоров взяться за дело, на которое он уже ухлопал немало денег. Но тут его коса нашла на камень в виде обычно податливой и мягкой Любки. С женщиной всегда так — никогда не знаешь и даже не можешь предположить, какой фортель она выкинет в следующее мгновение…
