Глава 8. Убийство
Глеб не находил себе места. Отец на следующий день с утра пораньше опять куда-то завеялся, а Тихомиров-младший, плюнув на свои архивные изыскания, остался дома — чтобы хорошенько поразмыслить и все же попробовать без помощи Тверского разобраться со старинной картой.
Но дело не ладилось, хотя Глеб и пробродил по Интернету битых три часа. Предположение, что на клочке пергамента изображены окрестности Суздаля, не подтверждались. По крайней мере, ничего подобного, похожего на рисунок Ляцкого, он не нашел, как ни старался.
Злой Глеб пошел на кухню, сварил кофе и, когда допивал вторую чашку, решил: «Не буду дожидаться завтрашнего дня! Поеду к Тверскому прямо сейчас. Что будет, если встречусь у него с Дарьей-Дариной? Да мало ли какие обстоятельства могли привести меня к старику! Но я все же постараюсь избежать прямого контакта. Как? На месте видно будет…»
Приняв решение, Глеб не стал мешкать. Он спустился в гараж и вывел на улицу новенькую отцовскую «тойоту». Обычно в библиотеку и архивы — туда и обратно — он добирался на своих двоих, чтобы размяться после многочасовых бдений над рукописями и книгами, но Тверской жил на окраине города и ехать к нему на перекладных или на такси у Глеба не было никакого желания. Ему вдруг захотелось проветриться — прокатиться с ветерком.
Что касается личной машины Тихомирова-младшего, изрядно подержанной «ауди», то ее оседлал отец. Ему не очень импонировала автоматическая коробка передач, стоявшая на «тойоте».
Немного поездив на новой машине, Николай Данилович начал бурчать: «Технический прогресс нас скоро доконает! Едешь как на электрокаре. Никакого кайфу. Я не чувствую машину. Она существует отдельно от меня. То ли дело наша добрая старушка-„ауди“. Она как верный конь — положил руку на рычаг, и нас уже не двое, а единое целое. Попробуй на „тойоте“ поездить зимой в гололед или по грязи. Рычит, буксует, а с места никак. А тут легонечко вторую скорость воткнул — и покатила, милая, покатила…»
Окраина, где стоял дом Тверского, считалась дачным местом. Такой поворот в ее скучной и скудной жизни случился после того, как все престижные места в центре города прибрали к рукам «новые» русские первой «капиталистической» волны и чиновники. В какой-то момент все они вдруг смекнули, что жить подальше от городского шума и смога от выхлопных газов гораздо приятней и безопасней для здоровья.
Тут-то и вспомнили, что в городе есть микрорайон, отвечающий всем требованиям дачной местности. Мало того, от него до центра было рукой подать.
Микрорайон назывался Отрада. Когда-то — в начале двадцатого века — здесь находилось богатое поместье крупного лесопромышленника. Говорили, что он был родом из Одессы, поэтому и назвал свои владения Отрадой в честь местности, где родился. Действительно, пляжи вдоль берега реки, где в беспорядке рассыпались домишки тогда еще безымянного микрорайона, и впрямь были похожи на приморскую Отраду — издали песок на них казался чистым золотом.
С высоты птичьего полета Отрада напоминала масляный светильник, в узкое горло которого был вставлен фитиль — лента шоссейной дороги. В этом месте река делала большую петлю, огибая возвышенность, поросшую реликтовым сосновым лесом, на который не поднялась рука ни большевиков, ни коммунистов-перерожденцев брежневской поры.
Жилье в Отраде было в основном самостроем, без надлежащего разрешения и документации, поэтому городскому мэру достаточно легко и безболезненно удалось изгнать из практически заповедной местности всякую голь перекатную. Правда, какие-никакие квартиры некоторым отрадненцам для отмазки все-таки дали, но разве можно было сравнить их с дачным привольем, где они жили до переселения. Тем более что вскоре сотка земли в Отраде стала стоить почти как в предолимпийском Сочи.
Дача Тверского несколько выпадала из общего помпезного вида Отрады. Ее соорудили в те времена, когда надстроить второй этаж было большой проблемой. Деревянная, покрашенная в защитный зеленый цвет дача Тверского рядом с трех- и пятиэтажными виллами-монстрами казалась бедной приживалкой, нищенкой. И только шикарный розарий с мраморным портиком, сооруженный несколько лет назад по плану какого-то известного архитектора и остекленный стеклами-«хамелеонами», подсказывал наблюдателю, что владелец убогой дачки состоятельный человек.
При подъезде к «владениям» Тверского Глеб едва не столкнулся на узкой улочке с внедорожником. Машина так быстро пролетела мимо, что Тихомиров-младший даже не успел заметить, какой она марки. В салоне внедорожника находились двое, но затемненные стекла не позволили Глебу разглядеть их в подробностях. Ему показалось, что рядом с водителем сидела женщина. «Неужто Дарья-Дарина?! — подумал он с неприятным удивлением. — Обскакала… Ну лиса!»
Действительно, внедорожник мог отъехать только от дачи Тверского, потому что дальше улицу пересекала глубокая канава — там прокладывали канализацию.
Калитка в воротах была не заперта, и Глеб беспрепятственно прошел к даче и поднялся на высокое крыльцо. Дверного звонка он не заметил, поэтому с силой постучал и громко крикнул:
— Никита Анисимович, ау!
В ответ ни звука. Глеб снова забарабанил по двери, уже кулаком… и она медленно отворилась. Глеб просунул голову внутрь и сказал:
— Никита Анисимович, принимайте гостей! Где вы там?
И опять ответом ему была полная — мертвая — тишина. Даже тихо бормочущий холодильник (в крохотном тамбуре было две двери; одна из них вела на кухню) издал всхлип и захлебнулся, умолк на глухой ноте.
— Я вхожу, — неизвестно кого предупредил Глеб и отворил дверь гостиной.
В отличие от тамбура, гостиная была весьма обширной. Наверное, Тверской любил пространство и не стал разгораживать ее перегородками. Комната служила ему и кабинетом, и гостиной, и спальней. В ней была еще одна неприметная дверь, которая вела, скорее всего, в санузел, совмещенный с ванной.
Интерьер гостиной был выполнен в стиле буржуазных излишеств начала двадцатого века. Резная дубовая мебель (явно антикварная) была выполнена в стиле «Буль», мраморный камин поражал изысканностью классических форм, а почти все картины, развешанные по стенам, были работы известных мастеров кисти, как определил навскидку Глеб. Французский гобелен над кожаным диваном, персидский ковер на полу и темно-вишневые бархатные портьеры довершали старинно-патриархальный облик гостиной.
Наверное, решил Глеб, старик, которому уже стукнуло девяносто, обставил свое жилище не без помощи ностальгических воспоминаний о своем далеком детстве.
— Никита Анисимович!.. — несколько растерянно повторил Глеб — гостиная была пуста.
«Может, он на кухне?» — подумал Глеб.
Кухонная дверь была приоткрыта. На пороге сидел здоровенный рыжий кот и подозрительно смотрел на Тихомирова-младшего изумрудными глазами. Раньше его не было. Когда Глеб попытался зайти на кухню, котище выгнул спину и злобно зашипел. Наверное, Тверской держал его в качестве сторожевого пса.
— Тихо, тихо, зверюга, — примирительно сказал Глеб. — Я пришел с добрыми намерениями. Будь добр, пропусти.
Кот словно понял, что сказал гость, и нехотя освободил дорогу. Глеб отворил дверь пошире — и застыл, будто наткнулся на непреодолимую преграду.
Кухня-столовая была светлой и просторной. В отличие от гостиной, Тверской обставил ее современной, весьма добротной мебелью. Импортный кухонный гарнитур (кажись, итальянский, машинально отметил Глеб) стоил немалых денег. Собственно, как и вся техническая начинка кухни. На стене висел огромный плазменный телевизор новой модели, а в углу стоял электронный пульт на высокой подставке. Он подмигивал Глебу разноцветными огоньками.
Тихомирову-младшему было известно это устройство. Оно управляло всем кухонным хозяйством. Человек задавал программу, и утром, к его пробуждению, уже были готовы, к примеру, гренки и кофе. Различные кухонные машины были способны и на большее: варили супы, делала пасту, выпекала хлебцы и даже делала барбекю. И все это практически без вмешательства человека. Только заправляй ее боксы нужными продуктами.
Но Глеба поразило не техническое совершенство суперсовременной кухни, а нечто иное. Возле стола, уронив седую голову на столешницу, сидел сам хозяин дачи Тверской. Казалось, что он спит. Но темное пятнышко на виске и лужица еще не свернувшейся крови возле его головы указывали на то, что его сон уже вечный.
Первым порывом Глеба было немедленно сделать звонок в милицию. Он даже достал свою мобилку. Но затем его мысли хлынули в другое русло.
«Деду уже ничем не поможешь… — подумал Глеб. — Царствие ему небесное. Какая же сволочь его застрелила?! Но про то ладно… не мне искать его убийцу. А вот выяснить мотивы убийства мне вполне по силам. Тем более что у меня уже есть некоторые подозрения на сей счет…»
Глеб осмотрелся. На кухне царила идеальный порядок. Было чисто, как в музее. «Наверное, Тверской нанял уборщицу», — подумал Глеб. Будучи холостяком, он знал, как трудно мужчине поддерживать в доме чистоту без женского участия.
Его заинтересовала сервировка стола. Похоже, Тверской кого-то принимал. Притом вполне по-дружески. И его визави была женщина, потому что на столе стояли недопитая бутылка шампанского, два бокала (один со следами губной помады) и вазочка с шоколадными конфетами.
Глеб вспомнил женский силуэт, который он увидел в кабине «джипа». И ему стало немного не по себе. Неужели Тверского убила Дарья-Дарина? А в том, что именно она посетила старика, у Тихомирова-младшего практически не оставалось сомнений — цвет помады на бокале в точности соответствовал тому, что был нанесен на довольно соблазнительные пухлые губки девушки.
Но зачем?! Почему нужно было убивать безобидного старика, который никогда и никому не отказывал в помощи по части картографических изысканий? К нему иногда приходили «черные» археологи для консультаций, и дед, потомственный дворянин, принимал этих искателей приключений как дорогих гостей, несмотря на то что некоторым из них в прежние времена он даже руки не подал бы.
Одинокому старику было скучно, поэтому он пользовался любой возможностью для общения, пусть и не с лучшей частью человечества.
Быстро осмотрев кухню и не найдя там ничего, достойного внимания, Глеб возвратился в гостиную. И первым делом присел к компьютеру; он был включен.
Как это не удивительно в его годы, но Тверской очень быстро освоился с электроникой и был от нее в восхищении. А компьютер, насколько знал Глеб, стал для него чем-то вроде храма, который старик с рвением неофита посещал каждый день, нередко с утра до вечера.
Конечно же, как и предполагал Глеб, последняя информация была стерта. Он скептически хмыкнул — убийца не догадался изъять жесткий диск; наверное, его что-то вспугнуло или он сильно торопился.
«Его…» — прозвучало в голове как эхо. А почему не «ее»? Нет, не могла Дарина убить человека. Не могла!
Но скептик, засевший в мозгах, лишь цинично рассмеялся. Очень даже могла, мысленно парировал он вывод прекраснодушного интеллигента. Пусть и не своей рукой она отправила старика в мир иной, а с помощью напарника, который сидел за рулем внедорожника, но от этого вина Дарьи-Дарины не становилась менее очевидной.
«Стерва!..» — гневно буркнул скептик, и пальцы Глеба запорхали над клавиатурой.
Долго упираться ему не пришлось, несмотря на то что вся информация за последнюю неделю была стерта. На жестком диске всегда остаются «следы», и Глеб достаточно профессионально мог их находить благодаря своим добрым приятелям-хакерам, которые познакомили его с некоторыми хитрыми приемами считывания «инфы с дохлого компа», как они выражались.
Вскоре на экране монитора появилось довольно качественное изображение карты. Надписи на ней были сделаны на английском, но Глеб знал язык туманного Альбиона не хуже, чем русский.
Тверской где-то умудрился добыть военную карту, скорее всего американскую, потому как на ней было обозначено практически все, что только можно было обозначить. В отличие от советских карт, на которых деревню Зюзюкино запросто могли передвинуть поближе к деревне Пузюкино, а последнюю вообще не обозначить, потому что там в послевоенные годы какое-то время стояли зенитные комплексы.
Глеб не стал разбираться, что за местность изображена на карте. Он нашел чистый диск, скачал информацию и покинул дачу Тверского, предварительно протерев носовым платком ручки дверей и все части компьютера, к которым он прикасался. Решение, как действовать дальше, Глеб уже принял…
Ему повезло. Пока он добирался до трассы, Тихомирову-младшему не встретилась ни одна машина. Но Глеб не заметил, что за ним следует малоприметная «шестерка», старенькая и ржавая. Несмотря на непрезентабельный внешний вид, «жигуль»-ветеран бежал бойко, а мотор под его капотом не чихал и не кашлял, как можно было предположить, но гудел ровно и тихо, словно у лучших зарубежных моделей.
Глеб не мог видеть, что, когда он отъезжал от дачи Тверского, из кустов в глубине тупичка выглянул неопрятно одетый парень с острыми рысьими глазами рыжего цвета. Забравшись в «жигули», спрятанные между деревьев, он с кем-то быстро переговорил по сотовому телефону, а затем двинулся вслед Тихомирову-младшему.
До города Глеб ехал очень осторожно, не превышая, по своему обыкновению, скорость. Встреча с инспектором ГИБДД не входила в его планы. Добравшись до центра, Глеб оставил машину на стоянке, а сам, прежде чем позвонить в милицию по телефону-автомату, прошел целый квартал. «Жигули» не отставали, тянулись в отдалении.
Набрав «02», он измененным голосом сообщил про убийство и назвал адрес дачи Тверского. А затем, снова повторив номер с носовым платком, уничтожил отпечатки своих пальцев на кнопках набора и телефонной трубке. Глеб так и не решился высказать дежурному по управлению внутренних дел свои подозрения по поводу Дарьи-Дарины. Что его удержало, он так и не понял…
Загнав «тойоту» в гараж, Глеб едва не бегом поднялся на второй этаж в свой кабинет. Медленно проехав мимо дома Тихомировых, водитель «жигулей» снова вышел с кем-то на связь. Получив новые указания, он дал газу, и старенький ветеран с места развил такую приличную скорость, что покрышки задымились.
У Глеба даже руки дрожали, когда он включал компьютер. На этот раз картографический идентификатор не подвел. Глеб подпрыгнул на стуле от радостного возбуждения, а затем вскричал: «Есть!» Примитивный рисунок, начертанный на пергаменте, совместился с изображением местности на карте Тверского почти идеально!
— Ты чего это скачешь верхом на стуле? — раздался позади удивленный голос отца.
От неожиданности Глеб едва не свалился на пол.
— Батя, так может и родимчик приключиться… — сказал он не без раздражения. — Ты перед дверью хотя бы покашлял.
— Напугал? Извини. Я не хотел.
— Ладно, проехали… — буркнул Глеб, стараясь взять себя в руки.
— Так что там у тебя? — спросил Николай Данилович. — Похоже, ты наткнулся на золотую жилу, коль так бурно радуешься.
— Радоваться нечему. Тверского убили, — хмуро заявил Глеб.
Отец отшатнулся назад и побледнел.
— Как, когда?! — спросил он каким-то деревянным голосом.
— Сегодня. Как раз перед моим приездом к нему на дачу…
И Глеб рассказал Николаю Даниловичу о своей поездке в Отраду.
Какое-то время Тихомиров-старший напряженно размышлял. Он был мрачен, как грозовая туча. Глеб помалкивал.
— Вот что, сын, — наконец сказал Тихомиров-старший. — Дело пахнет керосином. Это уже ясно как в светлый день. Убить безобидного старика… На такое способны только очень жестокие и беспринципные ублюдки. Они ни перед чем не остановятся. Если ты ввяжешься в эту историю совершенно конкретно, за твою жизнь никто не даст и копейки. Тебе нужно дать задний ход. Если с тобой что-нибудь случится… Ну, ты понимаешь…
— Понимаю, папа, понимаю… — Глеб сокрушенно вздохнул. — Жизнь дороже любых сокровищ. И все же, я считаю…
— Нет! Я запрещаю тебе даже думать об этой проклятой карте! Все это проделки нечистого.
— Или судьбы, — подхватил Глеб. — А от нее, как тебе хорошо известно, не спрячешься даже в монашеской келье.
— О Господи! — Отец в отчаянии всплеснул руками. — Вразуми этого упрямца!
— Я не упрямый, а логичный. Уверен, что в молодые годы ты никогда не отказался бы от такой феноменальной возможности найти артефакт. А то, что ищут нечто очень ценное, сомнений нет. Возможно, и впрямь целью поисков является аликорн Ивана Грозного. Представляешь, что это будет за находка? Мировая слава нам обеспечена!
— Славу с собой в могилу не заберешь, — пробурчал Николай Данилович. — Мы с тобой и так не последние люди в международной археологической иерархии. Еще раз прошу тебя — никуда не ходи. Оставь все, как есть.
— Я подумаю, — упрямо ответил Глеб.
Николай Данилович тяжело вздохнул и сокрушенно покачал головой.
— Думай… — сказал он обреченно.
Тихомиров-старший слишком хорошо знал своего сына, чтобы поверить в его благоразумие, когда дело касалось подобных моментов.