Чем ближе время подходило к десяти, тем больше народа собиралось у дверей комиссионного магазина. Сквозь стеклянную витрину можно было разглядеть со свежей обивкой диваны и стулья с фигурными ножками и гнутыми спинками, картины в фигурных рамах, гобелены, вазы, скульптуры и модный атрибут домашнего хозяйства пузатый, позеленевшей меди самовар.

С этим магазином у сотрудников милиции было связано немало печальных и между тем приятных воспоминаний. Именно здесь Степану Акоповичу Карзаняну в бытность его начальником уголовного розыска области удалось «выловить» среди товаров, сложенных в подсобном помещении, почти все вещи, пропавшие, после квартирной кражи у директора драмтеатра. Их искали на рынке и в камерах хранения железнодорожного вокзала, расспрашивали подозреваемых, проверяли ранее судимых за аналогичные преступления. Все безуспешно. Карзаняну-старшему повезло непросто. Он перебрал своими руками все, что лежало на прилавках и, главным образом, под ними. Он не успокоился, пока не осмотрел все закоулки магазина и подвалов. Там-то и нашлись директорская скрипка старинной работы, фарфоровые статуэтки и еще десятка полтора ценных мелочей. Неопровержимые улики помогли изобличить рабочего магазина и через него выйти на преступную группу, совершившую кражу.

...Народ все прибывал. Среди покупателей в самый разгар рабочего дня не было ни одного пенсионера или, на худой случай, хотя бы просто пожилого человека. Собравшиеся — люди в основном среднего возраста, хорошо одетые, со степенными движениями и значительными интонациями в голосе.

Илья обратил внимание на трех молодых людей с одинаковыми чемоданчиками-«дипломатами», на которых красовались аляповатые переводные картинки, и шикарно одетую женщину с болонкой на поводке. Когда открылся магазин, в дверях тут же образовалась пробка. Ценители и любители нерядовых товаров не хотели уступать друг другу дорогу к прекрасному. Они оттирали соперников плечами и локтями, стоявшие сзади молча, с сопением давили на передних. Слышался мягкий шорох кожаных и замшевых пальто, а над толпой колыхался зверинец из ондатровых, песцовых, норковых и лисьих шапок. Кроличьих, как подметил Илья среди них не было ни одной. Хищники травоядных в свою стаю не пускали. Некоторые оглядывались на стоявшего в сторонке старшего лейтенанта милиции, как бы призывая его навести порядок, но о том, чтобы самим соблюдать его, и не думали. Карзанян смотрел на них с сожалением.

— Директор в торге, сегодня не будет, — на обращение Ильи, не оглянувшись, бросила, словно плюнула через плечо, сдобная молодая продавщица. Глядя на ее туго затянутую в розовый халат, складками вырисовывающуюся спину, можно было подумать, что она со вчерашнего дня не уходила домой к ночь напролет отвечала на сложные вопросы по экономике и планированию торговли и потому сейчас, смертельно усталая, видеть не может бессердечных покупателей. Илье пришлось вплотную придвинуться к прилавку и, повысив голос, попросить:

— Девушка, уделите, пожалуйста, внимание.

Поняв, что к ней обращается человек в милицейской форме, она заговорщически улыбнулась ему как своему старому знакомому и показала на дверь за противоположным прилавком.

Илья прошел через торговый зал и оказался в длинном узком коридоре. На дверях не было никаких табличек. Он попытался открывать их все подряд, но ни одна не поддавалась.

В конце коридора за углом оказалась еще одна дверь, обитая искусственной кожей с ярко выделяющимися на темно-коричневом фоне большими желтыми шляпками гвоздей. Директор, если он на самом деле был на месте, мог находиться только здесь. На маленькой латунной пластинке, укрепленной на уровне глаз, было выгравировано: «Смирнов В. К.».

— Участковый инспектор Карзанян, — представился Илья, едва войдя в кабинет. — Прошу вас ответить на ряд вопросов, интересующих органы милиции в связи с очень важным делом.

Он почувствовал, что крохотному человечку лет шестидесяти сидящему за массивным столом, занимающим почти всю комнатушку, нельзя давать опомниться. Если после первых нескольких вопросов толку не будет, разговор предстоит долгий и скорее всего бесполезный. Эта идея пришла Илье в голову, как только он увидел хозяина кабинета. Обычно Карзанян не обдумывал заранее тактику беседы с незнакомыми людьми, она формировалась у него в процессе общения, возникала сама собою. На этот раз он просчитался: собеседник не поддался бурному натиску, ни мимикой, ни жестом не выразил желания тут же включиться в беседу. Его крупная голова, чуть возвышавшаяся над столом, замерла неподвижно. Сквозь толстые стекла круглых очков на Илью смотрели немигающие бесцветные глаза с длинными ресницами.

— Вы меня слышите? — спросил несколько обескураженный Илья.

— Слышу, — ответила голова, — и вижу. Садитесь, я вас понял.

Карзанян сел на стул и протянул через стол раскрытое служебное удостоверение. Маленькая рука, вынырнувшая из-под стола, сняла трубку зазвонившего телефона и бросила ее на рычаг. Тут Илья понял, что именно поразило его в сидящем напротив человеке: совершенная несоразмерность головы, плеч и рук. Казалось, будто голова и все части туловища принадлежат разным людям.

— Нам нужна помощь специалиста, — начал Илья новый заход. — Прежде всего я хотел бы узнать, берете ли вы...

Он хотел спросить про книги, но тут же передумал и поинтересовался коврами, пожалев при этом, что не подготовился к беседе заранее.

— Ковров не приносят. Сейчас это модно, когда все стены в коврах. Вместо обоев вешают, считается красиво. Особенно, я слышал, гармонируют туркменские ковры — текинские и салорские — с корешками книг в застекленных шкафах. Вы не находите?

— С книгами? А при чем тут книги? Их что, тоже приносят вам на комиссию? — оживился Илья.

Голова директора наклонилась вперед, и глаза, оказавшиеся в действительности маленькими и по-детски голубыми, взглянули на Илью поверх очков.

— Книги, молодой человек, принимают в букинистическом, улица Кирова, семнадцать, — голова вернулась в прежнее положение и застыла в ожидании следующего вопроса.

Илья понял, что сморозил глупость. Он принялся расспрашивать о тех предметах, которые успел заметить в торговом зале. Собеседник отвечал коротко и равнодушно. Наконец Карзанян замолчал, не зная, о чем бы еще спросить.

— Какие именно книги вас интересуют? — спросил директор бесстрастным голосом.

Все старания Ильи затронуть интересующие его вопросы исподволь оказались бесплодными. Он выдал свою заинтересованность интонацией. Теперь ему не оставалось ничего другого, как вести разговор в открытую — Нас интересуют не только книги, — ответил Илья — Речь идет об антиквариате и перекупщиках краденого. Это могут быть самые различные предметы старины или художественные произведения.

— У вас есть список? — спросил Смирнов, и Илья вновь, в который уже раз, подивился его проницательности. Это чувство, видимо, отразилось на его лице, потому что директор продолжал:

— Что же тут удивительного? Не думаю, что милиция настолько свободна от других дел, чтобы заниматься розыском вообще. У вас произошла кража или, как там, грабеж. И вы хотите найти то, что украдено. Правильно я вас понял?

— Правильно — улыбаясь и протягивая директору список похищенных у Москвина вещей, ответил Карзанян. — Посмотрите, что-нибудь из этого в последние дни к вам не попадало?

Смирнов внимательно прочитал список и вернул его Илье.

— Нет, в последнее время ничего подобного не сдавали.

— Почему вы так уверены? Разве вы лично присутствуете во время приема вещей на комиссию?

— Кроме трех-четырех предметов, все остальное в вашем списке может представлять музейную ценность. О таких вещах у нас принято сообщать директору, то есть мне, а я уже решаю, пускать ли их в продажу или предложить музею. Теперь понимаете? Окончательное решение выносит закупочная комиссия, о чем составляется соответствующий документ.

— В этом списке нет еще старинных рукописных книг. Очень ценных. Они тоже были украдены.

— Кто возьмется оценить такие книги? — усмехнулся Смирнов. — Разве что ученые. А для покупателей, даже наших, они просто хлам.

— Не скажи́те! За ними охотятся так же, как и за иконами, предметами религиозного культа.

— С целью вывоза за границу?

— С целью наживы. Порой эти книги ценятся больше человеческой жизни.

— Значит, все-таки его убили? — задумчиво, как о само собой разумеющемся, спросил Смирнов. — Я так и знал, что рано или поздно это добром не кончится.

— Что вы имеете в виду?

— Что? Я имею в виду Гришу Ревзина. Разве вы не о нем говорили? Я еще тогда так ему и сказал: «Гриша, ты плохо делаешь, это нечестный товар. За него ты получишь срок». Но он мой друг, и я... ну, вы понимаете, я помог ему продать те книги. Грише не на что было жить, он зимой ходил в одних галошах и носках. Да, я ему помог. Он купил себе ботинки и пальто. Теперь Гриши нет, и я могу об этом сказать. Ему уже не повредит.

— Вы были знакомы с Григорием Иосифовичем?

— И вы ко мне пришли, чтобы спросить об этом?

— Не только. Я знаю, что Ревзин слыл хорошим специалистом, и вряд ли он ошибался, высоко оценивая те или иные книги. Кто мог покушаться на его жизнь, как вы думаете?

— Этого я не знаю, молодой человек, так же как и того, откуда он взял товар. Только имейте в виду, случилось это в тридцать девятом году. Вас в то время еще на свете не было.

— С вами трудно говорить, товарищ директор. Вы наперед знаете, о чем я у вас хочу спросить, — со смешанным чувством недовольства и восторга сказал Илья.

— Долгая жизнь кое-чему учит.

— Вы давно знакомы с Ревзиным?

— С детства, как ни странно. Впрочем, что же тут странного. Родились в одном городе, он пораньше, выросли вместе. Да и потом все время встречались. Дружбы особой не водили, но по-приятельски помогали друг другу чем могли. Ведь у Гриши были золотые руки и светлая голова. Он до войны-то кустарем числился.

— Кустарем?

— Да, кустарь-одиночка, как в то время говорили, при монастыре. Это только в пятидесятых, когда монастырь стали под музей переделывать, его в мастерскую пригласили.

— А мастерская находилась в монастыре?

— А где же ей еще быть. Самое подходящее место. Там и сейчас работы непочатый край. Монахи ведь все растащили. После них осталось только несколько икон да оригинальные фрески. Да вы вообще-то знаете историю монастыря?

Илья слышал, что монастырь был основан в пещерах, где жили пустынники, потом появились церкви, возник посад, из которого и образовался город. Но дальше этого его знания не распространялись. Поэтому Илье было интересно послушать старика, который правильно расценил неопределенный жест милиционера.

— Так вот, если у вас есть время, не перебивайте, — продолжал Смирнов. — Монастырь стоит над пещерами. Их лабиринт тянется на несколько десятков километров. По преданию, это место когда-то считалось пристанищем сатаны. Местные жители обходили его стороной, так как здесь из-под земли доносился таинственный гул и рокот. Позже стало известно, что внизу, под землей, живут отшельники. Казалось страшным и непонятным, что они не закапывают покойников в землю, а доживали они, надо сказать, до весьма преклонного возраста, а помещают в дубовые, колоды, которые складывают в пещерах. Потом ученые определили, что состав воздуха, постоянные температура и влажность создали под землей удивительно здоровый микроклимат, и даже неживое тело долгое время может пребывать как бы в законсервированном состоянии. А тогда это казалось чудом: святые тлену не подвержены. Гриша хорошо все это знал, любил рассказывать, много раз бывал в пещерах, помнил, кто где похоронен... Не повезло ему.

— Да, смерть, — согласился Илья.

— Я не про это. Ему еще раньше не повезло, когда новый начальник выжил его на пенсию. Змей — не человек.

— Почему же змей?

— Казаченко-то? Змей. Я всяких людей повидал, но такого не встречал. У него взгляд удава. И Гриша его боялся. Он брал частные заказы и заставлял Гришу на себя работать, а потом еще и издевался над ним. Гриша в конце концов не вытерпел, ушел на пенсию, чего тот, видимо, и добивался. Теперь ему никто не мешает обделывать темные дела. Я вам, молодой человек, так скажу: если кто в нашем городе и может иметь куплю-продажу древностей, тем более книг, так это он, Казаченко. Но он очень осторожен и у него длинные руки.

...В картотеке управления никаких данных на Казаченко Игоря Владимировича не оказалось Послав запрос в МВД СССР, Илья позвонил в ГАИ области. Но там его ничем не обрадовали: в день похищения Ревзина и накануне угонов такси зафиксировано не было. Значит, преступника, сидевшего за рулем машины, на которой возили Ревзина, надо искать среди таксистов. Посещение таксопарка Илья оставил на следующий день, а сегодня решил разобраться с подростками. Он терялся в догадках о том, откуда Смолянинов мог знать о ребятах, собиравшихся в подъезде Ревзина. Еще раз спросить полковника Карзанян не решился. Ему было просто стыдно: начальник уголовного розыска информирован лучше, чем он, участковый, о том, что творится на его территории.

Часы неумолимо бежали, а розыск похитителей и возможного убийцы старика пробуксовывал. Конечно, время не потеряно напрасно. Удалось выйти на директора фабрики Москвина, очень заинтересовал Илью рассказ Смирнова о заведующем реставрационной мастерской. Непохоже, что Смирнов наговаривает на Казаченко: ни к чему ему это.

Илья вспомнил, что обещал позвонить Лиде, но, лишь посмотрев на телефон-автомат, мимо которого проходил, двинулся дальше.

Карзанян побывал в отделении, на общественном пункте проинструктировал дружинников. В Петропавловском переулке было малолюдно. Впереди показалась фигура в форме. Подойдя поближе, Илья узнал сержанта Новикова.

— Здравия желаю, товарищ старший лейтенант!

— Здравствуй, Василий. Ну, как дела?

— Понемногу. Смену сдал. Сейчас в отделение и в столовую.

— И то дело, — Илья полез в карман шинели, достал сверток. — Давай перекусим. А впрочем, знаешь, пойдем ко мне. Я ведь теперь один живу.

— Я знаю.

Они не торопясь направились к Илье. Его дом был в пяти минутах ходьбы.

— Вы каждый день с собой бутерброды носите?

— Почти. Профессиональную болезнь зарабатываю — гастрит. Должность обязывает. Какой же я милиционер, если без гастрита.

— А без него нельзя? — не понимая шутки Карзаняна, спросил Новиков.

— Для нас с тобой гастрит или язва — нечто вроде бесплатного приложения: не поешь вовремя, понервничаешь излишне, сухомяткой перебьешься. Вот и, пожалуйста, гастрит. У тебя еще нет?

— Не знаю.

— Значит, нет. Но будет, если работать, конечно, как следует.

— То есть с утра до утра и еще столько же. Как начальник нашего райотдела. У него ужин и завтрак, и обед — все вместе.

— А вам часто так приходится?

— Не очень, но бывает. Я, правда, первое всегда ем, когда домой прихожу.

— Кто же готовит? Сами?

— Нет, теперь вот баба Шура, соседка. Я у нее один, вроде как за внука. А ты с кем живешь?

— С женой.

— Ну, это другое дело.

— Что же вы не женитесь?

— Да вот, все некогда. Девушкам внимание требуется, а для этого время нужно.

Они пили чай, сидя на кухне в маленькой квартире бабы Шуры. В свою квартиру Илье не хотелось идти.

Он и здесь чувствовал себя как дома

Это действительно был его второй дом. После смерти жены Степан Карзанян глушил боль утраты работой, не появляясь дома иногда сутками. Заботы о мальчике приняла на себя одинокая пожилая соседка, отец называл ее маманей, а Илья — бабушкой. А после смерти отца он почти не заходил в свою квартиру, даже ночевал у бабы Шуры.

Об этом Илья, сам не зная почему, рассказал Новикову.

— У меня тоже есть бабушка. Только она отдельно живет, с моими родителями. А мы с женой комнату снимаем. Не ладит она со стариками.

— Это бывает, — солидно, со знанием дела сказал Илья, бывавший свидетелем многочисленных семейных ссор. — Старикам не угодишь. То это им не так, то то. Взять того же Ревзина из седьмого дома. Сколько он на подростков-то жаловался! И он и другие старики.

— Теперь не будет.

— Да уж, конечно, оттуда заявлений не пишут.

Новиков удивленно взглянул на Илью и даже поставил стакан с недопитым чаем на стол.

— Я другое имел в виду. Подростки из того подъезда в пустые гаражи перебрались. За домом. Их под снос приготовили, вот они и облюбовали. Я у них спички сегодня отобрал, хотели костер устроить, погреться. Да разве все отберешь! Скорей бы уж эти гаражи сломали...

Распрощавшись с Новиковым, Карзанян поспешил к гаражам. В одном из них, в щели неплотно прикрытых ворот, он увидел отблески костра. Ребята не испугались, увидев милиционера. Многие из них знали участкового как человека справедливого и не вредного.

Через полчаса, затоптав вместе с ребятами угольки и засыпав их комьями мерзлого снега, Илья шел с тремя из них к дому № 7 по Петропавловскому переулку. Они показали, где стояла машина такси, рассказали, откуда она подъехала, как вышли из нее двое незнакомых парней. Один поднялся на второй этаж, а другой, видимо, остался у дверей. Видели ребята и старика, которого парни сажали в машину.

А самое главное узнал Илья от младшего из ребят, который всю дорогу от гаражей не принимал участия в разговоре.

— Можно я скажу? — поднял он руку. — Когда такси еще стояло, я домой пошел. Я номер запомнил: дом и наша квартира.

Увидев, что участковый его не понял, добавил:

— Дом наш двадцать шесть, квартира одиннадцать. И номер машины такой же...

Карзанян поехал в таксомоторный парк. Ни оказавшийся на месте начальник колонны, ни секретарь партийной организации не могли припомнить, чтобы водитель Егоров, чьей машиной интересовался Илья, хотя бы в чем-то провинился. Резок, бывает груб, но работает честно. Человеком, обладающим обостренным чувством справедливости, назвал его то ли в шутку, то ли всерьез сменщик. С таким человеком надо говорить начистоту.

Посмотрев на часы, показывающие без четверти десять, Илья нажал кнопку звонка. Дверь не открывали. В квартире грохотал телевизор, хозяева не слышали звонка. Илья нажал на кнопку еще раз и уже не отпускал ее до тех пор, пока не услышал звона снимаемой цепочки.

— Кого нелегкая несет? — спросил низкий голос. На пороге стоял взлохмаченный мужчина в майке и брюках от тренировочного костюма.

— Можно в гости? — как мог приветливее спросил Карзанян, доставая удостоверение.

— Проходите, раз пришли, — недовольно пробурчал хозяин. — По какому делу?

Они стояли в прихожей. В комнату Илью не приглашали.

— Вы — Егоров Олег Михайлович?

— Ну?

— Во вторник вечером работали?

— Ну?

— Кого вы возили от двадцати одного до двадцати трех часов?

— А я что? Помню, что ли?

— Постарайтесь вспомнить. Нас это интересует не из любопытства. Я весьма ценю ваше свободное время, потому и не приглашаю вас в отделение.

— А вы меня не пугайте. Пуганый. Говорю, не помню, значит, не помню.

— Ладно, раз так, — неожиданно охотно согласился Илья. — Трупом больше, трупом меньше. Какая для вас разница? Верно?

В это время из комнаты, откуда доносился громкий голос корреспондента, ведущего «Прожектор перестройки», появилась женская голова:

— Кто там, Алик? Начинается уже.

— Закройся! — крикнул Егоров не оборачиваясь.

Дверь тут же захлопнулась.

— Счастливо отдыхать, — поворачиваясь спиной к мужчине, сказал Карзанян. — Прошу прощения за беспокойство.

Мужчина топтался на месте. Илья чувствовал, что он хочет что-то сказать и не решается.

— Фильм интересный. Детектив, — пробурчал Егоров. — Ладно, шут с вами. Вы это, про труп как, серьезно или так?

— Куда уж серьезнее, — со вздохом ответил Илья.

— Я сам напишу. Заявление...

Карзанян протянул заявление Егорову:

— Укажите фамилию, имя и отчество водителя, с которым искали машину, и покажите телефон.

Аппарат действительно оказался разбитым. Жена подтвердила заявление мужа.