ГЛАВА 7
СЫН ЦЕРКВИ

На протяжении всей жизни государь Иван Васильевич выказывал преданное отношение к православию. И в речах, и в посланиях он стремился показать себя верным слугой Господа.

Действительно, многое свидетельствует о том, что Иван IV был истинно верующим христианином. Он с детских лет любил совершать богомолья по монастырям, вплоть до самых отдаленных обителей. Много молился, строго соблюдал посты, превосходно знал Священное Писание, лично составлял стихиры, тропари и кондаки. От Церкви Иван Васильевич требовал ревностного отношения к богослужению, чистоты, честности, просветительской работы и твердого стояния за "истинный и православный христианский закон", даже если придется пострадать за него.

Он яростно отстаивал чистоту веры от разного рода еретических искажений и немало усилий приложил к тому, чтобы не допустить в Россию протестантизм. В 1553–1555 годах государь способствовал разгрому ереси Матвея Башкина и Феодосия Косого. Последний бежал в Литву и там присоединился к антитринита-риям (социнианам). На территории нашего западного соседа, Великого княжества Литовского, в середине XVI столетия пылали конфессиональные конфликты, получили распространение многие разновидности протестантского учения, в том числе антитринитарные секты лютейшего образца. Иван Васильевич позаботился о том, чтобы московский рубеж надолго стал восточной границей распространения протестантизма. Визиты государя на Запад неоднократно принимали в ходе Ливонской войны вид военных экспедиций, направленных к религиозному очищению, борьбе с засильем "прескверных лютор". Особенную роль сыграли походы 1562–1563 годов на Полоцк и 1577 года в Южную Ливонию. Кстати, в первом случае подверглись каре ученики и соратники Феодосия Косого, обосновавшиеся в Полоцке.

Порой началу большой военной кампании предшествовал крестный ход в Москве с участием столичных архиереев и монастырского начальства. И ратное предприятие превращалось в своего рода крестовый поход.

Царь лично принимал участие в религиозных диспутах с иностранными проповедниками, неизменно занимая позицию ревнителя православия. Так, в 1570 году он вступил в публичную полемику с "министром" богемских (моравских) братьев Яном Рокитой, а в 1582 году вел споры о вере с ученым папским посланником Антонио Поссевино. Конфессия, которую представлял Ян Рокита, относится к числу не то что радикальных, а, можно сказать, боевых ответвлений Реформации. Соответственно царь уподобил ее адептов нечистой силе, "развратникам христианства", а само учение — "яду".

Записки Поссевино в деталях и с большой подробностью донесли до наших дней содержание споров папского миссионера с Иваном Васильевичем. Государь не проявил ни малейшего желания делать какие-либо уступки католичеству, а к реформационным учениям вновь высказал совершенную непримиримость.

Одной из самых значительных заслуг царя перед Церковью и страной является введение в России государственного книгопечатания. От 50-х — начала 60-х годов XVI столетия до нас дошло несколько "анонимных" изданий; некоторые из них могут быть с большим на то основанием приписаны неизвестной московской типографии. По всей вероятности, на этом издательском предприятии использовался труд итальянских инженеров, поскольку терминология раннего русского книгопечатания взята из итальянского языка. Некоторые исследователи связывают работу этой типографии с просветительской деятельностью Сильвестра, участника Избранной рады. Реже пишут о связи между учреждением книгопечатания и той же просветительской устремленностью некоторых статей "Стоглава", хотя это феномены явно одного плана. Первые годы книгопечатания в России крайне слабо освещены в источниках. В распоряжении историка имеются лишь жалкие клочки информации. Доподлинно не известно, кто содержал изначальную типографию и где она располагалась. В первой половине 60-х государь Иван Васильевич и святой Макарий, митрополит Московский, основали Печатный двор в Китай-городе — первое отечественное издательство, деятельность которого документирована. Печатный двор поддерживался государством и Церковью, иными словами, он обеспечивался финансами и кадрами на регулярной основе. В 1564 году мастера-печатники Иван Федоров и Петр Мстиславец выпустили "Апостол" — первую российскую книгу, выходные данные которой известны ученым. Затем вышел "Часослов". По словам самого Ивана Федорова, царь благосклонно относился к его деятельности. Через несколько лет оба печатника переехали на территорию Великого княжества Литовского, чтобы заняться просветительской деятельностью среди православного населения Литовской Руси. Книгопечатание в России продолжалось: некоторое время типография работала в Александровской слободе, но впоследствии она вернулась в Москву, на Никольский крестец (Китай-город). Тематика изданий Печатного двора в первые десятилетия его существования была почти исключительно церковной. Появление типографии в Москве оказалось великим благом для православия, поскольку избавило литературу, бытовавшую в церковном обиходе, от ошибок переписчиков. Перед тиражированием каждое издание подвергали "справе" (многосторонней редактуре) и очищали от накопившихся искажений. Поскольку богослужебные книги того времени изобиловали разночтениями, приведение их к единому виду, а также правка сомнительных с богословской точки зрения моментов затянулись и в XVII столетии вызвали бурю споров. Однако уже то, что можно было хотя бы приступить к этой работе, стало большим подарком для нашей Церкви. Издания Печатного двора расходились по всей России: их продавали, бесплатно отправляли в новые храмы и монастыри, везли в отдаленные города для последующего распространения.

Таким образом, государь Иван IV сделал немало полезного для Церкви и долгое время старался быть ее верным сыном.

Проблема состоит в том, что при всей твердости вероисповедной позиции в личной жизни и в политике Иван Васильевич с первой половины 60-х годов XVI века стремится как можно меньше стеснять себя. Заповеди Христовы и христианская нравственность слабо связывали его страстную натуру, выполняя в "постановках" государя-лицедея функцию декораций, но никак не стержня всего действия.

А христианство покоится на основах твердых и незыблемых, оно чуждается игр, его нельзя поставить на сцене. От творческой натуры оно требует великого смирения. Далеко не всякая артистическая личность с готовностью окунается в стихию послушания. И уж совсем редко — доходит до глубин самоочищения и самопожертвования.

Немногое в зрелые годы Ивана Васильевича могло настроить его на столь серьезное погружение. И очень многое препятствовало этому…

Уже в 1564 году, вскоре после смерти митрополита Макария, пользовавшегося у Ивана IV большим духовным авторитетом, государь пишет Курбскому о новой своей позиции по отношению к Церкви: "Нигде ты не найдешь, чтобы не разорилось царство, руководимое попами. Тебе чего захотелось — того, что случилось с греками, погубившими царство и предавшимися туркам?" Следует отметить, что до начала опричнины святой Макарий неоднократно печаловался о судьбе опальных вельмож, осужденных на казнь, и ему удавалось отмолить их жизни. Так, например, произошло в 1554 году. В Литву попытался перебежать князь Никита Семенович Лобанов-Ростовский, да с ним же собирались перейти рубеж еще несколько князей Ростовского дома; однако в Торопце Лобанова-Ростовского поймали, и он дал обширные показания о своем участии в аристократическом "мятеже" 1553 года, а также об иных его фигурантах. Царь осудил князя "казнити смертию и на позор", но тут вмешалась Церковь. Летопись сообщает: "…митрополит Макарий и со владыками и архимандриты… отпросили его от смертные казни". Вместо этого князь-беглец отправился в тюрьму на Белоозеро. Пользовался правом "печалования", по всей видимости, и митрополит Афанасий, преемник святого Макария на Московской митрополичьей кафедре. Достоверно известен случай из раннеопричного периода: митрополиту Афанасию своим ходатайством удалось спасти от опалы боярина Ивана Петровича Яковлева (март 1565 года). Однако с установлением опричнины царь все реже прислушивается к голосу Церкви. Теперь он крайне отрицательно относится к попыткам архиереев избавить "изменников" от смерти. Именно в этом состояла главная причина его конфликта со святым Филиппом, пришедшим на место митрополита Афанасия.

Тяжело смиряться главному действующему лицу всей великорусской драмы.

Житие митрополита Филиппа рассказывает о том, как он пытался уговорить царя отказаться от опричнины: "…нача молити, дабы государь престал от такого неугодного начинания Богу и всему православному християнству. И воспомяну ему Евангельское слово: "Аще царство на ся разделится — запустеет". И ина многа глагола со многими слезами…" Не добившись своего, святой Филипп позднее обличил воинство опричников публично: "Мы убо, царю, приносим жертву Господеви чисту и бескровну в мирское спасение, а за олтарем неповинно кровь лиется християнская и напрасно умирают!" Он публично отказал царю в благословении, призывая Иван Васильевича прежде простить "согрешающих" ему. Открытое антиопричное выступление святого Филиппа относится к периоду, когда массовый террор уже был инициирован "расследованием по делу" Федорова. Митрополита возмущало, помимо всего прочего, одеяние опричников: "черные ризы", высокие "халдейские" шлыки на головах, "тафии" , не снятые во время крестного хода. Его замечания по этому поводу вызывали царский гнев. Царь настоял на свершении суда над митрополитом. Суд этот производился со значительными нарушениями церковных традиций, канонов и доброй нравственности. Особая "следственная комиссия" работала на Соловках, где Филипп до восшествия на митрополичью кафедру был игуменом; следователи всеми доступными способами — то посулами, то открытым насилием — добывали показания против него. В результате доказательная база обвинения, выдвинутого против митрополита, оказалась основанной на клевете и лжесвидетельствах… Филиппа осудили. Архиерейские одежды были насильно сорваны с него прямо в храме, во время богослужения, и заменены на рваную рясу. Некоторые мужественные иерархи противились суду, а когда, под давлением Ивана Васильевича, бывшего митрополита все-таки признали виновным в "порочной жизни", царю не позволили сжечь его. Смертная казнь была заменена ссылкой в тверской Отроч монастырь. Это произошло в ноябре 1568 года. По словам Р. Г. Скрынникова, "…суд над митрополитом нанес сильнейший удар по престижу и влиянию церкви". Действительно, срамное действие православного государя опозорило Церковь и показало, сколь мало теперь стоит её честь в глазах Ивана Васильевича. Опричная политика вообще несла в себе мощный антицерковный элемент. Трагическая смерть святого Филиппа дает еще одно подтверждение этому: в декабре 1569 года его умертвил опричник Малюта Скуратов-Бельский.

В следующем году по царскому приказу лишились жизни архимандрит Псково-Печерский святой Корнилий, архимандрит Печерского Вознесенского монастыря в Нижнем Новгороде Митрофан, а также Исаак Сумин, архимандрит Солотчинского монастыря на Рязанщине. Они упомянуты в официальных синодиках опальных. Синодики содержат также немало имен "старцев", "иноков", архиерейских приближенных и служилых людей. Некоторые персоны духовного звания, вплоть до архиереев, умученные по велению царя, в синодики не вошли, но их гибель подтверждается иными источниками. Во время опричного разгрома Новгорода и Пскова в 1570 году подверглись нещадному разграблению храмы и монастыри.

Помимо того, русский православный царь, к сожалению, отличался несовместимой с его званием любовью к астрологам и "чародеям", порой надолго подпадая под их влияние и даже поступая сообразно их советам в государственных делах. Так, по всей видимости, поставление Семиона Бекбулатовича на российский трон было связано с предсказаниями астрологов. Елисей Бомелий, астролог с репутацией злейшего колдуна, долгое время ходил у Ивана Васильевича в доверенных лицах. Курбский упрекает царя в нелепом пристрастии к астрологии: "чаровников и волхвов от далечайших стран собираешь, пытающе их о счасливых днях". Джером Горсей сообщает, что незадолго до смерти государь "…приказал доставить немедленно с Севера множество кудесников и колдуний… шестьдесят из них были доставлены в Москву, размещены под стражей". Иван Васильевич пользовался их ворожбой и даже получил от них предсказание о дне собственной кончины, сбывшееся, по свидетельству Горсея.

Наконец, Иван Васильевич женился шесть раз. Его жены: Анастасия Захарьина-Юрьева, Мария Черкасская, Марфа Собакина, Анна Колтовская, Анна Васильчикова, Мария Нагая. Помимо них царь надолго сошелся с дьячьей вдовушкой Василисой Мелентьевой, ставшей ему почти женой… Почитатели Ивана IV отрицают некоторые браки царя, например с Марфой Собакиной, Анной Колтовской и Анной Васильчико-вой, но источники подтверждают факт свадеб. Так, например, до наших дней дошел свадебный разряд бракосочетания с Марфой Собакиной.

Это намного больше, чем предусмотрено православными канонами. Уже четвертый брак был прямым нарушением твердых правил на этот счет. Церковь вынуждена была разрешить его Ивану IV: память о недавно закончившемся массовом терроре была свежа, и ни один русский архиерей не мог быть спокоен за свою жизнь. Правда, на царя была наложена епитимья… Для всех прочих, дабы никто не соблазнился примером государя, последовало церковное разъяснение: "да не дерзнет [никто] таковая створити, четвертому браку сочетатися…" под страхом проклятия. По свидетельству Антонио Поссевино, после заключения четвертого брака Иван Васильевич до конца жизни был лишен права принимать причастие.

Дважды государь вынуждал сына, царевича Ивана, постригать жен в монахини. А в 1581 году, не умея сдержать ярость из-за слишком вольного, по его мнению, поведения очередной невестки, поссорился с царевичем и нанес ему смертельную рану.

Как иностранные, так и отечественные источники, в том числе неофициальные летописцы, подтверждают факт убийства царем сына. Однако есть версия и о ненасильственной кончине Ивана Ивановича: "…предположения о естественной смерти царевича Ивана имеют под собой документальную основу. Еще в 1570 году болезненный и благочестивый царевич, благоговейно страшась тягот предстоявшего ему царского служения, пожаловал в Кирилло-Белозерский монастырь огромный по тем временам вклад — тысячу рублей. Предпочитая мирской славе монашеский подвиг, он сопроводил вклад условием, чтобы "ино похочет постричися, царевича князя Ивана постригли за тот вклад, а если, по грехам, царевича не станет, то и поминати"… Косвенно свидетельствует о смерти Ивана от болезни и то, что в "доработанной" версии о сыноубийстве смерть его последовала не мгновенно после "рокового удара", а через четыре дня, в Александровской слободе. Эти четыре дня — скорее всего, время предсмертной болезни царевича… В последние годы жизни он все дальше и дальше отходил от многомятежного бурления мирской суеты… душа его стремилась к Небу… В сборниках библиотеки Общества истории и древностей помещены: служба преподобному Антонию Сийскому, писанная царевичем в 1578 году, "житие и подвиги аввы Антония чудотворца… переписано бысть многогрешным Иваном" и похвальное слово тому же святому, вышедшее из-под пера царевича за год до его смерти, в 1580 году. Православный человек поймет, о чем это говорит… Высота духовной жизни Ивана была столь очевидна, что после церковного собора духовенство обратилось к нему с просьбой написать канон преподобному Антонию, которого царевич знал лично. "После канона, — пишет Иван в послесловии к своему труду, — написал я и житие; архиепископ Александр убедил написать и похвальное слово"… В свете этих фактов недобросовестность версии о "сыноубийстве"… кажется несомненной". Такое мнение высказал Иоанн (Снычев), митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский в своей книге "Самодержавие духа. Очерки русского самосознания". Однако аргументы академических историков оставляют немного места для доверительного отношения к этой гипотезе. Сразу несколько независимых друг от друга источников сообщают о смерти царевича в результате удара, нанесенного Иваном IV, и это выглядит более убедительно.

Иван Васильевич прекрасно понимал собственную порочность и время от времени начинал каяться — всерьез, тяжко, скорбно. Нет смысла сомневаться в его искренности. В 1551 году, обращаясь к церковному собору, государь признается в том, что "заблудился", уйдя от заповедей Господа "душевне и телесне" по причине "юности" и "неведения". В 1572 году слова глубокой скорби о своей греховности звучат в его духовной грамоте (завещании). В последние годы жизни Иван Васильевич, стоя одной ногой в гробу, велит писать синодики опальных убиенных и рассылать их с богатыми пожертвованиями по монашеским обителям для поминания "на литиях и на литоргиях, и на понахидах по вся дни…".

Другое дело, что покаянные слова и действия государя всякий раз бывали результатом настроения. Кажется, определенную стойкость царь проявил лишь в конце 40-х — начале 50-х годов XVI века, да еще, может быть, в конце жизни, когда здравый смысл подсказывал ему: пора бы всерьез задуматься о встрече с Высшим Судией…

Все мы слабы и грешны. Сбрасывая на исповеди груз грехов, так веришь: все это совершено тобой в последний раз! И какое-то время стараешься держаться, а с Божьей помощью порой действительно избавляешься от порочных пристрастий. Но чаще все-таки бывает иначе: прегрешения вновь нанизываются на душу, как бусины на нитку. Грешим и каемся, каемся и грешим, и опять каемся… Жизнь христианина состоит из падений и восстаний от греха. Необходимо лишь находить в себе силы для того, чтобы подниматься из пропасти собственных слабостей, сластолюбия и гордыни. Автор этих строк не может назвать себя добрым и нравственным христианином, а потому окончательный суд о грехах государя Ивана Васильевича хотел бы оставить Церкви и Господу.

Но одно сказать все-таки необходимо. Вне зависимости от глубины раскаяния царя, Церкви он нанес огромный ущерб. Гибель и страдания архиереев, священников, близких им людей, унижение церковного авторитета, нарушение канонов, покровительство оккультной деятельности — вот далеко не полный результат государева своевольства.

18 марта 1584 года государь царь и великий князь Иван Васильевич всея Руси ушел из жизни. Между историками высказывались мнения об умертвлении Ивана IV приближенными. Это возможная версия. Однако в настоящее время большинство серьезных академических исследователей причиной смерти царя считают болезнь и преклонный по тем временам возраст.

В 1997 году автор этих строк приобрел в букинистическом магазине рукописный сборник середины XVIII столетия с космографией и кратким летописцем. Книга принадлежала когда-то Леонтию Кириллову, следовательно, летописец можно условно называть Кирилловским. Он был составлен не ранее 1652 года, и его лапидарные погодные записи не несут, кажется, никаких уникальных известий. Правление Ивана IV оформлено в Кирилловском летописце поразительно: начинается оно знамением, не предвещающим ничего доброго, да и заканчивается еще одним пугающим знамением. Вот эти записи: "…сему же князю Василию Ивановичу родися сынъ великий князь Иванъ от великия княгини Елены. В чась же рождения его в лето 7038 в Великом Новеграде бысть громъ страшен зело и блистания молнии, что из давныхъ летъ никто не помнить". А незадолго до кончины государя, под летом 7090-м (1581–1582 годов) сказано: "Явися на небеси звезда хвостата, а была 33 дни и ходила по полунощной стране и по полуденной, и по заподной". Как будто Господь поставил красные флажки в начале правления этого монарха и при завершении его.

Царствование Ивана Васильевича было для страны несчастливым…