В документах Черчилля можно найти лишь немного информации о его снах. По-видимому, он не вел дневник сновидений и не любил рассказывать о содержании своих снов близким вплоть до последних лет жизни. Однако он поведал о своем ужасающем видении в 1938 году после того, как Энтони Иден покинул правительство в знак протеста против политики «умиротворения» Чемберлена. Во время беспокойной, бессонной ночи Черчилль увидел смелого молодого человека, в одиночку сражающегося против огромных сил тьмы. Затем над землей наступил пасмурный рассвет, и над призрачным полем битвы возникла фигура Смерти.

С другой стороны, вечером после своего назначения на пост премьер-министра – 10 мая 1940 года – Черчилль спал спокойно, невзирая на тот груз обязанностей, который теперь лежал на его плечах. Он добродушно отметил, что в ту ночь не испытывал необходимости в «оптимистичных сновидениях»; «факты гораздо лучше любых снов» [52]. На протяжении своего пребывания на этом посту во время Второй мировой войны он притворялся, что с легкостью может засыпать и просыпаться в любую минуту, чтобы заняться решением всех вопросов, касающихся ведения государственных дел. Черчилль говорил о своем «удивительном таланте практически моментально погружаться в состояние глубокого сна» [53]. Мы можем думать, что его знаменитая привычка вздремнуть несколько минут являлась источником его вдохновения; во всяком случае, часто, пробуждаясь после короткого отдыха, он четко представлял себе возможное решение проблемы, а кроме того, чувствовал прилив сил.

Возможно, он настраивался на получение необходимых ответов во сне – а также на очищение своего психического пространства – с помощью ежевечернего упражнения, суть которого описал в своем дневнике в конце лета 1940 года: «Каждый вечер я предстаю перед трибуналом, чтобы понять, смог ли я совершить что-нибудь полезное в течение прошедшего дня. Я не говорю об элементарных действиях; каждый человек способен решать повседневные задачи; я говорю о действительно эффективных решениях» [54]. Мы можем представить себе Черчилля, слоняющегося по дому в своем халате, расшитом золотыми драконами, и задающего себе эти вопросы перед тем, как лечь спать.

Больше всего информации о снах Черчилля можно найти в послевоенных дневниках его личного врача, лорда Морана. Черчилль сообщал ему об этих снах в то время, когда его здоровье постепенно ухудшалось – возможно, один из этих снов предупреждал его об опасности инсульта – но при этом он был вовлечен в ведение холодной войны против Советского Союза. Например, однажды утром 1952 года Черчилль проснулся в каюте «Королевы Елизаветы» и сказал, что ему приснилось, будто «он не мог самостоятельно ходить или видеть». Он немедленно убедился в том, что это был всего лишь сон, сделав несколько шагов по каюте [55].

В конце этого же года Черчилль сказал врачу: «Мне снится много снов. Почему это происходит? Эти сны всегда очень интересны, поэтому мне жаль просыпаться. Я хочу, чтобы они продолжались. Некоторые из них весьма сложны для понимания. Прошлой ночью я видел во сне десять сигар. Они были огромного размера, и к каждой из них был привязан кусочек бумаги, на котором была написана история этой сигары». Мы не знаем, пытался ли кто-нибудь из них заняться изучением истории крупных сигар или же они сочли этот сон предупреждением относительно состояния здоровья Черчилля. Моран просто отмечает в своем дневнике, что Черчилль демонстрировал «очевидные признаки старости», хотя и «не собирался сдаваться» [56].

В начале 1953 года Черчилль был полон энергии и работал так, что казалось, он еще до завтрака в состоянии решить половину задач, стоящих перед правительством. Он доверял своим снам и считал, что они способствуют его неиссякаемой жизненной энергии и хорошему настроению. «Я вижу весьма приятные сны – даже мельчайшие детали в них очень красивы. У меня такое чувство, что я принимаю непосредственное участие в этих сценах или событиях» [57].

2 сентября 1953 года Черчилль рассказал своему врачу сон, оказавшийся пророческим: «Прошлой ночью мне приснилась крупная женщина, похожая на Элеонор Рузвельт, и эта женщина была президентом Соединенных Штатов. Этот сон был очень живым и ярким, но мне хотелось бы понять, что он означает» [58]. Моран не говорит нам, обсуждали ли они вероятность того, что однажды Президентом США станет женщина. Он просто записал, что, как и в остальных случаях, Черчилль хотел бы получить толкование увиденных им во сне событий. «Знаете ли вы, Чарльз, что-нибудь о снах и их значениях? Я вижу любопытные, подробные и замысловатые сны. Я просыпаюсь, однако когда снова ложусь спать, мои сны возвращаются» [59]. Он настаивал на том, что его сны были очень «приятными».

Через девять дней после встречи с женщиной-президентом Соединенных Штатов Черчилль увидел во сне, что он помог уничтожить большую часть руководящего аппарата Советского Союза: «Мне приснилось, что я нахожусь в поезде со всеми русскими большевиками; там были Молотов, Маленков, Жуков, Ворошилов; между нами установились очень ясные и корректные отношения. Случилась контрреволюция. У нас были специальные бомбы размером со спичечный коробок с ограниченным радиусом поражения. С их помощью мы уничтожили всех русских, абсолютно всех. Контрреволюция имела грандиозный успех. Этот сон продолжался довольно долго». Он спросил своего врача: «Могут ли эти сны причинить какой-нибудь вред, Чарльз?» [60]. И вновь доктор не оставил нам никакого свидетельства о своем ответе, если он вообще ответил ему что-либо.

20 июля 1955 года Моран сделал следующую краткую запись со слов Черчилля: «Мне приснился интересный сон. Я разговаривал с Эдвардом Греем сорок лет тому назад. Это была долгая беседа». Во время разговора Черчилля со своим врачом ему на руку сел волнистый попугайчик. Моран с симпатией отмечает, что Черчилль «поднес его к губам». Черчилль не мог ничего вспомнить из своего сна за исключением того, что прошло уже очень много лет с тех пор, как он встречался и разговаривал с покойным государственным деятелем. Он начал жаловаться на огромное количество работы по корректуре своего трехтомника по истории англоязычных народов и упомянул о трудностях, вызванных необходимостью удерживать в памяти различные исторические эпохи. Казалось, что в его мыслях и воображении различные временные периоды слились воедино, умершие оказались в мире живых, а живые смогли проникнуть в мир мертвых. «Мне не следует ничего менять, – вздохнул Черчилль. – Я могу только умереть» [61]. Вернувшись в Чартуэлл несколько дней спустя, Моран нашел Черчилля на берегу озера, где тот любовался черными лебедями [62]. Если Черчилль и рассказывал ему о других своих снах, Моран их больше не записывал. Возможно, способность Черчилля запоминать свои сновидения резко снизилась вследствие приема успокоительных лекарств, прописанных ему врачом.