В июле 1307 г., за три месяца до ареста тамплиеров во Франции, двадцатичетырехлетний принц Уэльский стал королем Англии Эдуардом II. От одного из самых сильных и деятельных королей Англии корона перешла к самому слабому и жалкому.

Надо сказать, что Эдуард II был счастлив, когда его отца не стало, потому что молодой король был влюблен — но не во французскую принцессу Изабеллу, с которой обручил его отец, а в красивого молодого человека Пьера Гавестона, бедного рыцаря из Гаскони. Они дружили с детства, и отец Эдуарда поощрял дружбу сына с деревенским молодым гасконцем, ловко владевшим рыцарским оружием, надеясь, что военная стать Пьера Гавестона послужит примером для слабосильного и хилого принца.

Король, поглощенный войнами с Шотландией и Францией, не заметил, как развивались отношения между двумя молодыми людьми. В последний год своего правления он взял принца с собой в поход против шотландцев. Гавестон, естественно, сопровождал принца, и, наблюдая за молодыми людьми, король не мог не заметить, что их отношения нельзя назвать обычными. Настоящим ударом для отца была просьба принца отдать его другу во владение французскую провинцию Понтье. Эта провинция находилась в зоне Ла-Манша и была важнейшим плацдармом для обороны французских владений английской короны. Рассказывают, что эта просьба привела короля в такую ярость, что он сбил принца с ног, схватил за волосы и стал таскать по полу, ругая его последними словами за глупость. Пьер Гавестон не только не получил во владение Понтье, но и был изгнан из Англии.

Став королем Эдуардом II, принц смог поступать, как ему захочется. Первым своим монаршим актом он вернул своего любовника в Англию и, чтобы сгладить неудобство недолгой ссылки, сделал его графом Корнуэльским.

Первые месяцы своего правления Эдуард II посвятил оказанию королевских милостей своему фавориту, а его бароны — ограничению королевской власти. Они бесконтрольно хозяйничали в королевском совете и сформировали в его рамках комитет «полномочных лордов». Гавестон делил свой досуг между требованиями от короля новых и новых льгот и богатств и упражнениями в насмешках и шутках над придворными, которым он давал разные обидные и оскорбительные прозвища. Следующие пять лет правления атмосферу английского двора характеризовали антагонизм и распри. Если преследование тамплиеров для французского двора было тяжкой заботой, то для английского оно стало скорее развлечением. У англичан были и свои заботы: Роберт Брюс покинул свое убежище на Западных островах и вернулся в Шотландию поднимать народ против англичан. На следующий январь была намечена свадьба короля с французской принцессой Изабеллой, которая должна была состояться в Булони, и для подготовки к свадьбе требовался не один месяц.

Филипп послал к своему будущему зятю порученца Бернара Пеллетена с просьбой арестовать всех тамплиеров; ту же просьбу содержало письмо, полученное Эдуардом от папы. Если говорить о реакции Эдуарда на обвинения против тамплиеров, то он им просто не поверил. Он рос среди тамплиеров и хорошо их знал. Лондонский храм тамплиеров был местом, где многие молодые люди вместе с Эдуардом посвящались в рыцари. Английский Мастер тамплиеров Брайан де Джей погиб за Англию в сражении с Уильямом Уоллесом. За орденом молодой король не видел никакой вины, и он так и заявил разным монархам Европы, обращаясь к ним за поддержкой в защите тамплиеров от ложных обвинений. 4 декабря Эдуард послал папе письмо с отказом проводить аресты тамплиеров в Англии, указывая на их полную невиновность. Пока это письмо везли к папе, навстречу в Англию уже шла папская булла «Pastoralis Preeminentae» с осуждением тамплиеров, которую было предписано обнародовать всюду 22 ноября 1307 г. Свою копию этой буллы Эдуард получил 15 декабря. Теперь его личные чувства не играли роли, и он должен был сразу же дать приказ об аресте тамплиеров. Однако молодой король медлил.

Мы не можем утверждать, была ли эта задержка сознательной, или сказалась привычка откладывать всякие дела на потом, или на короля повлияли сами тамплиеры и их друзья при дворе, но аресты начались в Лондоне лишь 7 января, и с каждодневной задержкой пошли по остальному английскому королевству и его заморским территориям. Если в период двух месяцев между первым известием об арестах тамплиеров во Франции и получением папской буллы 15 декабря тамплиеры предпринимали попытки скрыться, то сообщение о грядущих и неизбежных арестах значительно ускорило принятие мер безопасности. Можно только догадываться, какой поднялся переполох, когда английский мастер Уильям де ла Мор вернулся в храм от короля с известием о папской булле. Нет сомнения, что сразу из Лондона в разные стороны поскакали гонцы, чтобы предупредить братьев о надвигающейся беде.

Нет также сомнения, что в течение двадцати трех дней между прибытием папской буллы 15 декабря и началом арестов 7 января тамплиеры провели организационные мероприятия. Когда королевские войска явились произвести аресты, задержать удалось всего несколько человек. Большинство рыцарей, сержантов, священников бесследно исчезли. Архивов никаких не обнаружилось, все бумаги были сожжены. В лондонском храме тамплиеров солдаты короля надеялись захватить огромную сокровищницу, но нашли там меньше двухсот фунтов стерлингов. Золотые и серебряные блюда, драгоценные реликвии — все исчезло.

Покинул Англию и сам король. Его величество и лорды его окружения отправились во Францию на свадьбу короля с двенадцатилетней принцессой Изабеллой (в детской невинности которой нельзя было угадать того, что в один прекрасный день ее назовут «английской волчицей»). К ужасу дворянства, Эдуард II назначил правителем королевства на время своего отсутствия Пьера Гавестона. Тот не видел никакого смысла в проведении арестов тамплиеров, и оставшиеся вельможи, имевшие среди членов ордена много друзей, тоже занимались этим делом спустя рукава. Королевский невод, руководимый представителями высшего духовенства, выудил во всей Англии лишь двух беглых тамплиеров. Некоторых прецепторов ордена посадили под домашний арест и оставили в покое в их домах. Английский Мастер де ла Мор, остававшийся на своем месте по той причине, что его бегство могло бы раскрыть исчезновение всей остальной братии, был арестован и препровожден в тюрьму в Кентербери, но устроился там со всеми удобствами, поскольку имел королевское разрешение приобретать себе все необходимое через тюремную охрану. Несколько тамплиеров сбежали из места заключения, чего нельзя было сделать без внешней или внутренней помощи. Возможно, эта помощь была хорошо спланирована и организована, а возможно, те, кто должен был их изловить и водворить на место, не имели ни малейшего желания этим делом заниматься, так что никто из беглецов пойман не был.

Что касается тех, кто все-таки оказался в заключении, в их судьбе сыграли известную роль проливы между Францией и Англией, бывшие не только водным барьером между двумя странами, но также служившими психологическим порогом. Со времен старой кельтской церкви, никогда не подчинявшейся Риму английские служители Бога и гражданское правительство одинаково боролись против вмешательства папы в дела островного королевства, и такого католического института, как инквизиция, в Англии не существовало вовсе. Доминиканцам разрешалось приезжать в Англию, но угли и железные клещи их просили оставлять дома. Арестованных тамплиеров держали за решеткой, но не пытали, что было для папы Климента V личным оскорблением. Он требовал, чтобы от тамплиеров всеми силами добивались признаний в ереси, как предписывалось в его буллах. Папа далее указывал, что всякий, укрывающий тамплиеров или содействующий их укрытию, а также дающий совет укрывающемуся тамплиеру, подлежит наказанию и отлучению от Церкви. Характерно, что угроза отлучения от Церкви за помощь в укрывании тамплиеров не помогла в раскрытии ни единого случая побега. Пока папа пытался заставить Эдуарда II подчиниться своей воле, гасконский друг короля добился в том же деле колоссального успеха. Возвратившись после свадьбы, Эдуард II все самые ценные свадебные подарки передарил своему возлюбленному. В следующем месяце состоялась коронация Эдуарда II, и самое почетное место среди всех пэров и лордов занимал гасконец.

Миновало два года, тамплиеров допрашивали, но безо всяких пыток, и те ни в чем не признавались, упорно твердя о своей невиновности, в чем им помогало бесследное исчезновение братьев. В ответ на папское требование применять на допросах пытки Эдуард заявил Клименту, что ни в церковных, ни в гражданских судах Англии пытки не приняты и у него нет человека, которому можно было бы поручить такое дело. Разъяренный папа сделал Эдуарду строгое внушение, что, так насмехаясь над прямыми приказаниями наместника Христова, он не должен забывать о судьбе своей души. При этом он давал Эдуарду еще один шанс одуматься и все воспринять совершенно серьезно, направляя в Англию десяток опытных мастеров пытки под руководством двух доминиканцев. Теперь у Эдуарда не должно быть отговорок, и когда мастера пытки прибудут на место, Климент рассчитывал, что им будет дана возможность тут же приняться за дело. Все это происходило в канун Рождества, 24 декабря 1310 г., что красноречиво говорит о характере религиозных занятий папы, решившего в эти святые дни посвятить свои главные усилия решению проблемы оказания на тамплиеров Англии крайнего физического воздействия. Его рождественским подарком англичанам стало внедрение пыток в систему судебного расследования.

Эдуард принял папскую команду мастеров пытки, но при этом строго указал им, что при исполнении своих обязанностей они не должны совершать членовредительства и «допускать насильственного пролития крови». Больших исторических заслуг у Эдуарда II не было, но ограничение пыток при допросах тамплиеров в Англии стало первой в истории Европы попыткой как-то ограничить разыгравшееся в XIV в. настоящее безумие, выразившееся в стремлении причинять максимальную боль человеческому существу и ставшее основным средством выяснения истины при допросах. Церковь в конце концов решилась положить предел применению пыток в камерах инквизиции, но встретила сильное сопротивление в лице ведущих доминиканских монахов-священнослужителей, посчитавших, что их работе ставят препоны. Церковным властям не оставалось ничего другого, как самим установить пределы использования пытки под грифом, вызвавшим самые большие недоразумения в долгой истории этого рода деятельности, а именно: «первая», «вторая» и «третья степень». Каким-то образом этот термин потом перекочевал в терминологию масонской обрядности, скорее всего в связи с «клятвой на крови» Великого Мастера в обряде «третьей степени».

Это выражение появилось во времена, которые принято относить к периодам самого гуманного правления. Вплоть до австрийской эрцгерцогини Марии Терезии (XVIII в.) виды и характер пытки при допросах «свидетелей» или добывания от преступников признания в значительной мере зависели от изобретательности и личных пристрастий местных властей. На таких допросах часто погибали совершенно невинные люди, а многие оставались инвалидами на всю жизнь. Во время правления Марии Терезии пытки при допросах и следствии были стандартизированы. Пытка первой степени осуществлялась с помощью специальных колодок с деревянными винтами для зажима пальцев. Во время допроса винты закручивались, ломая суставы пальцев.

Пытка второй степени производилась на человеке, раздетом до пояса и привязанном к раме, установленной под углом к стене. Палач подносил пламя свечи к участкам кожи до подмышек, выискивая наиболее чувствительные и болезненные к ожогам места. Большая площадь тела и неограниченность времени, когда пламя могло прожигать кожу насквозь до костей и внутренностей, давало палачу широкие возможности болевого воздействия в зависимости от его настроения и необходимости вытянуть из подследственного нужные сведения.

Третьей степенью пыточного мастерства считалась дыба. Жертве связывали за спиной руки, перехватывали узел веревкой, перекинутой через блок на потолочной балке, и тянули вверх, выворачивая плечевые суставы. Подтягивая веревку и отпуская, резко дергая за нее, жертве причиняли страшные боли, когда растягивались и рвались мышечные связки и хрящи.

Те, кто проходил третью ступень пытки и не признавался, считались оправданными и освобождались. Тут важно подчеркнуть, что, несмотря на всю жестокость и бесчеловечность таких пыток, церковные и гражданские власти в один голос приветствовали это нововведение как проявление христианского милосердия и гуманности австрийской монархини.

Указания Эдуарда II, конечно, не предполагали столь строгих ограничений, какие ввела Мария Терезия, но сочувствие к жертвам папского террора все же дало свои плоды: даже применение пыток к тамплиерам не принесло дознавателям никаких существенных материалов. У заключенных английских членов ордена было то преимущество, что за три года заключения до начала применения к ним пыток они могли между собой договориться и закалить свою твердость, тогда как их французские братья были застигнуты врасплох и сразу попали в лапы жестокой и беспощадной инквизиции.

В итоге в Англии ни по линии признаний, ни по линии свидетельских показаний никаких особых материалов трибунал не добыл. Большинство показаний против тамплиеров шли от других религиозных объединений и состояли преимущественно из сплетен и слухов. Что до правящих английских кругов, то эти расследования их совсем не занимали: им было не до этого. Правда, десять профессиональных следователей инквизиции, присланных папой, занимались тамплиерами серьезно, и даже при ограничениях, наложенных королем, у них оставался большой арсенал возможностей наносить подследственному страшную боль. Но и эти мастера дознания не могли похвастаться успехом. Все, чего они добились, — это признания, что ради сохранения тайны исповеди тамплиеры имели исповедников только среди своих священников, а также что при особых обстоятельствах они исповедовались друг у друга и отпускали друг другу грехи, а также носили на теле шнурок, назначение которого было им неизвестно. Потом решили, что, наверное, шнурок этот служил границей «зон чистоты», которую ввел святой Бернар Клервоский для монашеских орденов. Признаний же в ереси, богохульстве, срамных поцелуях и мужеложстве получить не удалось.

Если в Англии в отношении тамплиеров хоть что-то предпринималось по указанию папы, то его намерение добраться до тамплиеров в Шотландии и вовсе осталось безрезультатным. В январе 1308 г. нескольких тамплиеров там арестовали, но Роберт Брюс был настолько занят своими проблемами, что предпочитал брать рыцарей в свое войско, а не заниматься их арестами и пытками. Брюс знал, что смерть Эдуарда I дает ему передышку, но рано или поздно английская военщина снова переправится через пограничную речку Твид, чтобы отнять у него корону и власть. Его не занимали ни военно-монашеские ордена, ни Крестовые походы в Святую землю, ни политические претензии Филиппа IV или папы Климента V. Все помыслы Брюса были сосредоточены на том, как обеспечить безопасность и независимость шотландского народа. Как христианский монарх, он, конечно, получил копию папской буллы по поводу тамплиеров и мер по искоренению их ордена, но, скорее всего, отбросил ее, не прочитав. Эту буллу ни разу не опубликовали, не зачитывали и вообще не сочли важным документом, что сделало Шотландию настоящим убежищем для беглецов-тамплиеров из Англии и континентальной Европы. Беглые члены ордена не только могли здесь спокойно жить, но, если убеждения позволяли им воевать против английского короля, их охотно принимали в крошечную кавалерию Брюса. Сколь важным оказалось это пополнение армии Брюса, со всей очевидностью проявилось через несколько лет, когда англичане наконец начали свой поход против шотландцев. В 1311 г. у лордов-управителей кончилось всякое терпение относительно королевского любовника. Дело было не в чрезмерном увлечении короля гомосексуальной страстью, а в том, что Пьер Гавестон, пользуясь ею, полностью захватил все управление страной. Заручившись поддержкой архиепископа Кентерберийского, отлучившего Пьера Гавестона от Церкви, бароны выслали гасконца во Фландрию. Но уже через год Гавестон вернулся обратно, и лорды-управители принялись охотиться за ним в северных графствах Англии. Наконец Гавестона изловили в замке Скарборо, и он вымолил у своих преследователей обещание не лишать его жизни. Гасконца под охраной отправили в Лондон, но по дороге его вместе с охраной перехватил граф Уорвикский. Хотя он и сам был из круга лордов-управителей, но не был среди тех, кто захватил Гавестона в Скарборо, а потому не считал себя связанным достигнутыми там договоренностями. Гавестона отвезли в замок Уорвик. Зная, что король пойдет на все, лишь бы освободить своего дружка, Уорвик приказал своим людям отвезти Гавестона в горы Блэклоу и там отрубить ему голову. Что и было исполнено 1 июля 1312 г.

Эдуард II, по-видимому, ничего не знал о гибели своего друга, но прошло немного времени, и у него появился новый любовник. Вообще дела у Эдуарда шли все хуже и хуже, и английский престол находился в серьезной опасности. Лорды-управители, упиваясь легкой победой над слабосильным королем, вовсю хозяйничали в стране. И вот тут Эдуард решил воспользоваться советом, который получали попавшие в затруднение правители задолго до и после него: чтобы подтянуть нацию и укрепить власть, следует начать какую-нибудь войну. В 1313 г. по настоянию своего тестя Филиппа IV Французского Эдуард на кресте поклялся повести англичан в великий Крестовый поход, объявленный на Венском соборе, ликвидировавшем Орден тамплиеров годом раньше. Но ни Эдуарду, ни его подданным совершенно не хотелось отправляться в Святую землю. Политическая и военная катастрофа была бы неминуема, если бы английское войско в полном составе покинуло Англию как раз тогда, когда энергичный шотландский король Роберт систематически изгонял англичан из одной за другой шотландских крепостей, так что во всей Шотландии в руках англичан остались только замки Данбар, Бервик и Стирлинг. Нет, решил Эдуард, не разорительный Крестовый поход под командованием Филиппа IV восстановит его верховенство над зарвавшимися баронами, а хорошая победа над врагом у собственных дверей. Он сдержит обещание, данное своему отцу, и станет королем, который поставит Шотландию на колени и навсегда превратит ее в составную часть своего королевства.

В 1314 г., когда в Париже сожгли на костре Жака де Моле, Эдуард II двинул свои войска на полное завоевание Шотландии. На оборону своей страны Брюс мог выставить только десять тысяч человек, тогда как Англия, собравшись с силами и резервами, располагала армией в двадцать пять тысяч солдат, в том числе пятью тысячами тяжело вооруженных всадников и десятью тысячами лучников.

Лорды-управители и знатные вельможи не пожелали подвергнуть риску свои жизни ради того, чтобы презренный Эдуард стал национальным героем, и многие от участия в войне уклонились. Король, наверное, решил, что это к лучшему, во всяком случае он не потрудился сдвинуть их с места, возможно не желая делиться предстоящей победой с людьми, которых собирался проучить и поставить на место.

Пока измотанная английская армия, двигаясь на север, рыскала в поисках прокорма на много миль в стороны от своего главного маршрута движения, Роберт Брюс получал обстоятельную информацию о ее продвижении. Он спокойно занимал позицию, где его войска могли отдохнуть и набраться сил в стороне от измотанных погоней англичан. Для решающего сражения Брюс выбрал позицию на пути движения английских войск и с замком Стирлинг на севере, где находился небольшой английский гарнизон.

Хорошо изучивший опыт военной кампании Уолласа, Брюс выстроил свои скилтроны (копьеносцы, построенные кольцом) на вершине холма между перелесками и зарослями кустарника. Предвидя нападение английской конницы, на подступах к своим порядкам он велел там и тут вырыть ямы, прикрыв их сверху сучьями и травой. Его тыловой обоз, телеги, повара, женщины с детьми скрывались на противоположном склоне холма. Памятуя о неудаче Уолласа с кавалерией, вероломно покинувшей поле боя по приказу своего тщеславного командира, Брюс взял на себя командование конными рыцарями. Именно в это войско, решившее исход сражения, как гласит легенда, Брюс принял нескольких беглецов-тамплиеров.

У подножия холма была заболоченная местность, через которую протекал ручей, «берн» по-шотландски, и потому вся эта местность называется Баннокберн. По этой заболоченной местности была проложена единственная дорога. Баннокберну и было уготовано главенствующее место в шотландской военной истории.

Определив позицию Брюса, английские войска повернулись к нему фронтом, и передовые части вышли к окраине этого заболоченного места. Огромному в сравнении с шотландским ополчением британскому войску потребовалось три дня, чтобы подтянуть свои тыловые части и обозы. Пока войска собирались, небольшой отряд англичан был отправлен разблокировать замок Стирлинг, который мог стать укрепленным редутом в тылу у Брюса. Шотландские разведчики сообщили о выдвижении английского отряда, и Брюс принял меры, чтобы его перехватить. Командир англичан сэр Генри де Боун выехал вперед и вызвал Брюса на поединок. Брюс принял вызов и галопом выскочил перед строем своих бойцов. Сэр Генри пришпорил боевого коня, направив боевое копье на шотландского рыцаря. Готовившийся к операции быстрого преследования Брюс был вооружен только боевым топором и никак не мог сблизиться с противником, вооруженным длинным копьем. Когда копье почти коснулось Брюса, он отбил его ударом тяжелого топора вбок, а следующим движением топора поразил противника, и тот рухнул на землю мертвым. Рейд по деблокированию замка на этом закончился, а весть о победе Брюса еще больше воодушевила шотландцев.

Что касается английского короля, то он был кем угодно, но никак не военачальником. Его стратегической фантазии хватило только на то, чтобы просто пустить коня вскачь на противника. Английская конница с трудом преодолела вязкое болото, образовавшееся по обоим берегам ручья, затем двинулась вверх по холму на копья скилтронов. Лошади проваливались в вырытые ямы, спотыкались, сбивали одна другую, но все-таки конница кое-как добралась до частокола остро отточенных пик. Англичане и шотландцы сбились в сплошную массу, где ни у тех, ни у других не было возможности отступить назад. Английский резерв пытался вступить в бой, но у него не было места, чтобы на пространстве в триста метров дотянуться до противника. Лучники бездействовали, потому что их стрелы могли поразить своих же. Шотландские стрелки, находившиеся на холме, оказались в лучшем положении: они могли выбирать цель в этой толпе и поражать ее.

Когда английские лучники стали подходить ближе, Брюс выстроил свою конницу в боевой порядок, выжидая нужный момент. Для нанесения удара тяжелой конницей следовало дождаться, чтобы английские лучники сгруппировались, а не находились в беспорядочном движении. Наконец лучники заняли положение, предполагающее одновременный расстрел шотландских скилтронов, и тут Брюс дал своим застоявшимся конникам команду. Английские лучники были ошарашены нападением шотландских рыцарей, боевые кони которых были обучены лягать, кусать и топтать противника, а закованные в броню всадники осыпали их ударами боевых топоров и палиц. Лучники дрогнули и кинулись врассыпную вниз под гору.

Возможно, наблюдавшие за боем обитатели тылового лагеря Брюса, а это были в основном женщины, дети и подсобные рабочие, увидели в бегущих вниз английских лучниках свидетельство полной победы или их охватил общий патриотический порыв, но как бы то ни было, эта совсем не боевая часть шотландского войска тоже ввязалась в битву. Схватив самодельные флаги, с криками и волынками безоружные люди лавиной покатились сверху холма, через кустарники на английских солдат. Те решили, что это на них летят свежие силы противника. Левый фланг англичан дрогнул, и Эдуард дал команду отступать. Король со своей свитой и телохранителями повернул назад, за ним поспешили другие, и наконец все войско обратилось в бегство. Ликующие шотландцы мчались с холма следом за отступающими, вонзая пики то в одну спину, то в другую. Это было самое тяжелое поражение англичан в войнах с шотландцами. Они потеряли пятнадцать тысяч бойцов, тогда как шотландцы — четыре тысячи. Сражение у Баннокберна положило конец господству англичан над Шотландией, сохранявшей свою независимость вплоть до заключения союза с Англией под управлением одного короля, что произошло почти четыреста лет спустя, в 1707 г.

Остатки разбитой армии англичан вместе с королем Эдуардом тащились домой по стране, оказавшейся в состоянии, близком к полной анархии. Слабость королевского правления вызвала разложение государственной власти, где всем заправляла кучка наглых баронов, пекущихся о собственном благополучии и совершенно безразличных к общим интересам страны и всего народа. Глава этой шайки баронов, Томас Ланкастерский, умудрился за это время захватить огромные владения и титулы графов Линкольна, Лестера и Солсбери.

Как мухи плодились банды грабителей и разбойников. В некоторых районах они представляли собой единственную реальную власть, и порой аристократы и богатое духовенство нанимали их для охраны собственных владений. Некоторые земли были так наводнены разного рода грабителями и разбойниками, что владельцы поместий вырубали вдоль дорог все деревья и кусты, чтобы разбойники не устроили в них засаду. Это был век, породивший бесчисленные легенды о благородных разбойниках вроде Робин Гуда. Никому в голову не придет осуждать этих героев, когда они нападают на жадных аббатов и епископов, облегчая их кошельки от фунтов и пенсов, отобранных ими у своей нищей паствы. Легендарные герои-разбойники безгрешны, потому что не воруют золотых крестов и серебряных канделябров, а отбирают то, что прелаты награбили. В сущности, это мечта крестьян-бедняков. Не важно, что эти разбойники в действительности далеко не всегда были благородными Робин Гудами; гораздо важнее, что они живут в народной памяти и поминают их добром.

Но были и другие шайки, объединявшие людей «вне закона», лишенных всякого права на защиту, людей, которых можно безбоязненно бить, грабить и даже убивать, не опасаясь каких-либо последствий для себя. Единственным способом как-то выжить для этих отверженных было объединение с себе подобными. Рыцари-тамплиеры, профессиональные военные, не знавшие другого дела, кроме сражений, люди, проклятые королем и Церковью, были идеальными кадрами для таких банд. У нас нет сведений хотя бы об одном рыцаре-тамплиере, вступившем в разбойничью группу или создавшем ее, но точно известно, что подобные банды орудовали вокруг поместий и комендатур, ранее принадлежавших тамплиерам.

Тем временем Эдуард искал себе союзников и нашел их в лице графа Винчестерского, Хью ле Деспенсера, лорда пограничных с Уэльсом земель, и его сына, молодого красавца, тоже носившего имя Хью. Снова Эдуард был захвачен порочной любовью к молодому Деспенсеру, позволив старшему хозяйничать в королевстве. Отец и сын Деспенсеры до такой степени прижали других владетельных баронов Уэльского пограничья, что те объединились с герцогом Ланкастерским Томасом и другими лордами-управителями, образовав политическую коалицию. Деспенсеры поднялись против участников коалиции с оружием, разбили их в открытом сражении и пленили одного из ее лидеров — Роджера де Мортимера. В следующем, 1322 г., Деспенсеры организовали военную кампанию против могущественного Ланкастера и разбили его войско в сражении под Бороубриджем в Йоркшире. Самого графа Ланкастера захватили в плен, привезли в замок Понтефракт и там обезглавили. Роджеру де Мортимеру была уготована такая же судьба, но ему удалось бежать во Францию и скрыться под крылышком французского короля.

Новый король Франции Карл IV, брат английской королевы Изабеллы, воспользовавшись смутой в Англии, захватил герцогство Гасконское. Это был тяжелейший удар по казне Эдуарда II, поскольку винная торговля через Бордо приносила ему больше доходов, чем все его английские владения. Изабелла настояла на том, чтобы отправиться в Париж, дабы договориться с братом о возвращении богатой провинции. Эдуард согласился.

Во Франции Изабелла влюбилась в Роджера де Мортимера. Тот хотел отмщения своим обидчикам и возвращения в Англию. Изабелле были отвратительны отношения мужа с молодым Деспенсером, а его отца она просто ненавидела. Изабелла с Мортимером разработали план посадить на английский трон юного принца Уэльского и стать при нем регентами-правителями. Изабелла послала в Англию за сыном под тем предлогом, что тот должен принести французскому королю присягу верности как гасконский герцог. Как только мальчик был в их руках, они собрали армию из наемников и в сентябре 1326 г. вступили в Англию полными хозяевами. Народ, которому до смерти надоели самоуправство Деспенсеров и полное небрежение короля руководством собственной страной, с радостью приветствовал их как освободителей. Отец и сын Деспенсеры были вскоре схвачены и кончили жизнь на виселице. Сам король попал в заточение и был вынужден подписать отречение от престола в пользу своего четырнадцатилетнего сына. После нескольких лет скитаний по разным тюрьмам Эдуард 22 сентября 1327 г. был убит в замке Беркли графства Глочестер. Суровые рыцари, расправившиеся с королем, сочли нужным убить его тем же способом, каким он грешил: они уложили его на пол и воткнули в задний проход раскаленный докрасна железный прут.

Правление Эдуарда II было, пожалуй, самым мрачным и темным периодом в истории Англии, но это было самое подходящее время для людей, вынужденных скрываться. Беглые тамплиеры со всей континентальной Европы, спасаясь от тюремных оков и пыток инквизиции, искали себе убежище. Разброд и шатания, охватившие Англию в годы правления Эдуарда II, создали идеальные условия для беглецов. Полное разложение законности и порядка в Англии оказалось им только на руку. Принимала беглецов и Шотландия, где они пребывали тайно, дабы другие католические ордены не выдали их, следуя приказу папы. А как себя вели беглецы? Как они спасались и чего боялись, за кого себя выдавали и как находили пристанище? Что было предпочтительнее — скрываться, создав некое организованное тайное общество взаимной помощи, или проявлять личную изобретательность, спасая собственную жизнь? Чтобы ответить на эти вопросы, подумаем о существовании человека, находящегося в бегах, попытаемся понять положение того, кто вынужден скрываться.