Вернемся к Великому Мастеру тамплиеров. Прибыв в Марсель, Жак де Моле решил отправиться не в Пуатье, как было сказано в послании папы, а прямо в парижский замок тамплиеров. Он также проигнорировал указание папы прибыть инкогнито и въехал в Париж словно восточный паша, всем видом своим заявляя о богатстве и могуществе. Его сопровождали семьдесят рыцарей-тамплиеров со своими слугами и оруженосцами и еще двенадцать лошадей, навьюченных мешками со 150 тысячами золотых флоринов.

Де Моле ожидал, что в Париже его ждет самая радушная встреча Филиппа IV, который был много чем обязан тамплиерам. Орден поддержал короля в его борьбе с Бонифацием VIII, ссудил ему денег на приданое дочери принцессы Изабеллы, которая должна была обручиться с будущим королем Англии Эдуардом II. В храме тамплиеров Филипп хранил свою королевскую казну. Во время парижского бунта три года назад они спасли короля от разъяренной толпы и три дня охраняли его в своем храме. Филипп даже просил Великого Мастера тамплиеров стать крестным отцом своего сына Роберта. Можно твердо сказать, что никто не заслужил большей благодарности короля Филиппа, чем Орден рыцарей-тамплиеров и его почтенный предводитель, и, конечно, де Моле рассчитывал на поддержку Филиппа в деле, которое занимало Великого Мастера больше всего на свете.

В качестве одного из этапов подготовки нового Крестового похода предполагалось обсудить предложение папы о слиянии иоаннитов и тамплиеров в один орден, о чем в последние годы говорилось все чаще и чаще. Два года назад доминиканский монах Рамон Лулл составил проект такого объединения, который вызвал всеобщий интерес. Он предложил слить рыцарей-госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского и рыцарей Храма Соломона в один Орден рыцарей иерусалимских, а всем монархам Европы объединиться в походе под одним командованием так называемого Rex bellator, или Короля войны. Еще несколькими годами раньше французский священник Пьер де Буа представил письменный проект возрождения святых мест («De Recuperatione Sanctae»), с помощью какового, по его мнению, можно было добиться эффективного объединения рыцарских орденов.

Папа оценил идею объединения орденов положительно. Участие иоаннитов, укрепивших свою репутацию захватом острова Родос, придавало Крестовому походу шансы на успех, и папа склонялся к тому, что новый объединенный орден должен возглавить Великий Мастер иоаннитов Фульк де Вийяре.

Филипп тоже смотрел на предложение слить два ордена в один положительно, но совсем по другим соображениям. Он предложил папе такой вариант: объединенный орден должен возглавлять король Франции, и он же должен быть распорядителем всех средств и всего достояния обоих орденов. Причем это королевское руководство монашествующим воинством должно стать династическим и передаваться по наследству. Причем Филипп сразу изъявил готовность стать Королем войны. Никто этот план, естественно, не поддержал, поэтому в качестве альтернативного варианта Филипп предложил ликвидировать Орден тамплиеров вообще. Главные ценности и основное состояние ордена находились во Франции, и Филипп предполагал просто все захватить. Несомненным плюсом этого плана для Филиппа было то, что он сразу освобождался от всех долгов этому ордену, что было для него крайне важно ввиду его личного «крестового похода» против Англии, совершенно опустошившего королевскую казну. Эдуард I был серьезным противником, а новый король Эдуард II, слабовольный наследник, — совсем другое дело. Филипп точно знал, что наступило его время, и упустить удобный момент он не желал.

Разумеется, Жак де Моле не знал замыслов Филиппа и потому надеялся, что тот поддержит проект, приготовленный Великим Мастером для рассмотрения папой Климентом V, где обстоятельно и со всей силой убеждения объяснял, почему тамплиеры ни под каким видом не могут объединиться с иоаннитами. Его упрямое нежелание даже обсуждать эту идею имело прямое отношение к событиям, которые развернулись через неделю и сыграли на руку Филиппу.

Конечно же, де Моле и предположить не мог беды, готовой обрушиться на него со стороны Филиппа, который дружески приветствовал и обнимал человека, которого собирался вскоре уничтожить. Этот план был подготовлен все тем же Гийомом де Ногаре, осуществившим похищение папы Бонифация VIII. Надо сказать, что мать и отец этого человека кончили жизнь на костре как альбигойские еретики, и он не упускал ни одной возможности отплатить Римской католической церкви с лихвой. Готовя свою акцию отмщения, он заранее устроил двенадцать верных людей на руководящие посты Ордена тамплиеров.

Не подозревая о готовящемся против него заговоре, де Моле направился в папский дворец и изложил там перед папскими стратегами свой план проведения нового Крестового похода. При этом он говорил, что некоторые моменты завоевания Палестины следует держать в таком секрете, что доверять их бумаге нельзя и он хотел бы изложить их лично папе. Де Моле желал также воспользоваться встречей с папой, чтобы выяснить основательность слухов, дошедших до него здесь, в Париже, о якобы каких-то серьезных беспорядках в Ордене тамплиеров. Он хотел, чтобы официальная панская комиссия разобралась со всем этим, чтобы отмести раз и навсегда от святого братства всякие недостойные сплетни.

Пока Великий Мастер старался представить в лучшем свете свои планы и репутацию своего ордена, работа по его уничтожению уже шла полным ходом. Одному бывшему рыцарю-тамплиеру, поднявшемуся некогда до поста приора рецептории тамплиеров во Франции, а потом изгнанному из ордена, предстояло сыграть дьявольскую роль. Его посадили в тулузскую тюрьму вместе с человеком, осужденным на смертную казнь. В соответствии с правилами Католической церкви, два верующих мирянина в отсутствие духовного лица, находясь в изоляции, могут исповедаться друг перед другом. Бывший тамплиер признался в богохульстве и всяких мерзких деяниях, якобы совершавшихся в ордене у него на глазах. Ужасное признание было зафиксировано, и бывшего тамплиера вызвали «на допрос» в инквизицию. Он показал, что тамплиеры-новобранцы должны были плевать на святой крест и топтать его ногами. Как показал провокатор, от тамплиеров требовалось, чтобы свой орден и его благосостояние они ставили выше всяких иных целей, духовных или мирских. Тамплиеры насмехались над святынями Церкви и отпускали друг другу грехи. Они занимались мужеложством и потеряли Святую землю исключительно из-за своей жадности и стяжательства. Они поклонялись идолам, обычно изображавшим кошачью голову. Второй заключенный, тоже прямой участник сговора, подтвердил эти сведения.

Все это король, как полагается, сообщил папе и предложил ему заняться расследованием. Оба заключенных получили вознаграждение, и каждый отправился своей дорогой.

У Гийома де Ногаре появилось много дел. Сама по себе заготовка кандалов для пятнадцати тысяч человек и их заключение под стражу была работенкой не из легких, к тому же провести ее нужно было в полной тайне. Соблюдение тайны было особенно важно, потому что тамплиеров во Франции предстояло арестовать и бросить за решетку всех разом.

Проведение тайной операции по аресту большого числа людей для де Ногаре не было в новинку. 22 июля 1306 г., то есть годом раньше, он уже провел подобную операцию, арестовав и заключив в тюрьму всех до единого евреев, живших во Франции. Через неделю их всех выслали из страны, но уже без имущества и собственности. Все их наличные деньги перекочевали в королевскую казну, и соответствующие мероприятия были проведены относительно всякой другой их собственности. Далее было объявлено, что французская корона принимает в собственность все долговые обязательства, хранившиеся у евреев, а все причитавшиеся евреям Франции долги и поступления должны теперь сдаваться в государственное казначейство. Соответственно все долги государства еврейской общине аннулировались. Точно так же теперь Филипп намеревался поступить и со своими долгами тамплиерам. Арест тамплиеров должен был проводиться по той же схеме с тем лишь одним усложняющим обстоятельством, что многие из подлежавших аресту были умелыми рубаками. Поэтому решено было всех взять ночью, во сне. Соответствующие опечатанные приказы были разосланы всем сенешалям Франции с приказом вскрыть их 12 октября.

Существует немало свидетельств, указывающих на то, что де Моле и верхушка ордена чувствовали какие-то тайные приготовления. Один рыцарь, собравшийся покинуть орден, разговаривал с казначеем, и тот сказал, что делает он это как нельзя вовремя, потому что ордену грозит страшная беда. Парижский Мастер тамплиеров приказал усилить охрану всех объектов ордена и никому ни под каким видом не разглашать о проводимых в ордене ритуалах и встречах. К несчастью для всего ордена, их лидер пребывал в совершенно невозмутимом состоянии, усыпленный несокрушимой верой в неуязвимость богатого и могущественного ордена. Вернувшись в Париж от папы, Жак де Моле еще больше порадовался чести, какой он был удостоен от самого короля: 12 октября 1307 г. Великий Мастер был среди самых благородных участников пышных похорон принцессы Катерины, только что скончавшейся жены брата Филиппа IV, Карла Валуа. Едва де Моле покончил с этой печальной обязанностью, как сенешали по всей Франции вскрыли запечатанные пакеты с королевским приказом.

Когда де Моле отправлялся той ночью спать, ему и в голову не могло прийти, что на рассвете уже начинавшегося дня произойдет такое, что пятница тринадцатого числа станет несчастливейшим днем года для множества людей, и в особенности для членов его ордена. Королевские солдаты на всех ста пятидесяти тысячах квадратных миль владений Франции накинулись на тамплиеров, чтобы заковать в заранее приготовленные кандалы пятнадцать тысяч человек.

На следующий день Гийом де Ногаре приступил ко второму этапу своего плана. По всей Франции, в каждом городе и в каждой деревушке было прочитано ужасное обвинение: главным значилось то, что тамплиеры плевали на святой крест и попирали его ногами. Их обвиняли в содомии, сопутствующей всякой ереси, в «похабных поцелуях» на церемониях принятия новичков в орден. Эти невероятные обвинения прозвучали со всех церковных кафедр на другой день, чтобы сначала повергнуть весь народ в ужас, а потом заручиться всеобщей поддержкой при наказании богохульников.

Когда новость об аресте тамплиеров достигла папы, тот пришел в ярость, но не из сочувствия к верному ему ордену, а из-за узурпации королем папской власти, единственной на земле инстанции, имеющей право на арест членов монашеского ордена. Филипп оправдался тем, что получил от папы дозволение на проведение расследования обвинений в адрес тамплиеров. Возможно, Климент V и сам предусматривал такое расследование, но считал, что проводиться оно должно специальной церковной комиссией, а не путем тотальных арестов и пыток. Воспользовавшись указанием папы всем князьям Церкви оказывать содействие святой канцелярии инквизиции, король заявил, что он лишь оказал содействие главному инквизитору Франции (который был исповедником короля).

Папа направил королю свой формальный протест. Как глава Церкви он был единственным начальством тамплиеров и не нуждался ни в чьей помощи относительно наказания своей паствы. Захваченные Филиппом богатства тамплиеров папа предполагал использовать на организацию нового Крестового похода (считая, по-видимому, что вопрос о слиянии орденов иоаннитов и тамплиеров уже решен) — и это тоже касалось только Святого Престола. Наконец, папа потребовал немедленно прекратить начатое против тамплиеров дело.

Реакция Филиппа на это была незамедлительной. Чтобы опорочить Климента V в глазах народа Франции, он явился к нему с небольшой армией и публично обвинил его в чрезмерной снисходительности к еретикам, в желании прикарманить деньги Ордена тамплиеров и в потакании врагам святой Матери-Церкви. Эти разглагольствования продолжались день за днем, а войско Филиппа между тем осадило резиденцию папы. О чем и как договорились папа с королем, нам никогда не узнать, но через неделю они уже пребывали в полном согласии, и главный инквизитор приступил к своей страшной работе. 22 ноября Климент V издал новую буллу, восхваляющую прозорливость Филиппа IV, провозглашающую официальную позицию папы против тамплиеров по всем пунктам обвинения и призывавшую всех монархов христианского мира арестовать находящихся в их странах тамплиеров и подвергнуть их пыткам. С этого дня началась повальная травля членов ордена.

Пока продолжались политические переговоры и торги, начиная с 13 октября и по 22 ноября всех тамплиеров Франции подвергли жестоким пыткам с целью вырвать у них признание в ереси. В ход шли самые изощренные способы. До каких пределов доходили мастера заплечных дел в камерах инквизиции, чтобы довести дело до последней грани человеческой предсмертной агонии, говорит тот факт, что в первый день пыток тридцать шесть тамплиеров были замучены до смерти. Их высшей законной властью был только папа; как члены духовного ордена, они не подлежали физическим пыткам, но оказались во власти инквизиторов, вооруженных дыбами и раскаленным железом. Добавим к этому обстановку средневековой тюрьмы, умышленно устроенной так, чтобы извлечь из несчастной жертвы любое признание, ибо все окружающее служило средством сломить волю, где человек безжалостно растаптывался и унижался морально и физически.

В отличие от современных тюрем, где заключенных содержат в отдельных камерах, средневековые узилища представляли собой большое помещение с крошечным окошком или вообще без окон, чтобы сделать побег невозможным. Заключенные приковывались цепями к стене или к полу. При облегченном наказании цепи были не очень тяжелыми и позволяли двигаться в известных пределах и даже лечь. В других случаях цепь позволяла только сидеть или стоять на коленях. В целях наказания железный ошейник иногда закреплялся так высоко, что заключенный, дабы не задохнуться, мог стоять только вытянувшись. К цепям нередко добавляли дополнительный груз, чтобы еще больше затруднить движение.

Ни о какой санитарии в таких застенках не могло быть и речи, о свежем воздухе не приходилось и мечтать, зловоние было ужасающим. В некоторых тюрьмах для стока мочи, экскрементов, рвоты и крови делали специальный желоб. Это позволило французам добавить особо изощренный способ унижения человека, прозванный «галльский мешок». Этот желоб с нечистотами отводился в зарешеченную яму, куда сажали особо непослушного, неисправимого или обреченного на полную деградацию человека.

Заключенных содержали полураздетыми или вообще без одежды. Летом они изнывали в духоте, зимой замерзали до бесчувствия. Воду и пищу давали самого скверного свойства, рассчитанную на то, чтобы как-то продержать человека живым до нужного тюремщикам срока. Такой пыточный инструментарий, как дыбы или специальные колеса, был громоздким, и потому жертв доставляли на место пытки. Другие снаряды для пытки, наоборот, приносили в общую камеру, чтобы агония и мучения пытаемого происходили на глазах его сокамерников. В ожидании своей очереди часто морально ломался даже крепкий человек и был готов признаться в чем угодно, стоило палачам к нему приблизиться.

Арест тамплиеров во Франции был таким массовым, что их размещали по десяткам разных помещений, которые не были приспособлены для содержания заключенных. Не хватало и орудий пыток, в ход пускали все, чаше всего раскаленное на углях железо. Инквизиция запрещала проливать кровь, поэтому изобретались различные способы увечья человеческой плоти без разрывов кожного покрова. Одним из таких орудий были металлические скобы, надеваемые на руки или ноги и стягиваемые так, что ломались кости. Простой и легко изготавливаемый инструмент представлял собой две доски, между которыми вставлялась конечность человека. Все это далее помещалось в массивную раму, и между нею и досками вбивались клинья, сдавливая и дробя мышцы и кости.

Раскаленное железо прикладывалось к любому участку тела, включая гениталии; иногда это были раскаленные докрасна клещи, которыми вырывались куски мяса, одновременно прижигавшие рану и оставлявшие на теле вечное клеймо. Тамплиеров приковывали к решеткам, ноги смазывали маслом и обкладывали их раскаленными углями. После этого у некоторых ноги были полностью сожжены, многие от боли сходили с ума. Одного тамплиера приволокли на допрос с почерневшими от огня костями ног. Во время допроса кости отвалились, и палачи посоветовали ему прихватить их с собой на память.

К чему все эти леденящие кровь подробности? Чтобы объяснить, что побудило англичан помогать множеству людей скрыться и сформировало у них новый взгляд на веру в Бога и на роль папства, проявившего человеконенавистничество и жестокость. Мы и сегодня не совсем убеждены, что страх перед возмездием удержит человека от преступления, но никто не будет спорить, что опасность наказания толкает человека на любые уловки, чтобы не быть пойманным. Папа заявил, что в отношении тамплиеров все средства пытки будут хороши. Можно смело утверждать, что ни до, ни после избиения тамплиеров никто не подвергался такому изощренному и всеобъемлющему набору способов причинения невыносимой физической боли.

Тамплиеров заставляли признаваться в самых разнообразных преступлениях; главным же обвинением, доказанность которого влекла за собой конфискацию всего имущества и физическое уничтожение, была ересь, определяемая как отрицание крещеным человеком «сокровенной истины» Римской католической церкви или хотя бы сомнение в ней.

Так называемое «раскрытие, наказание и предотвращение» ереси ведет свое начало от трудов конгрегации священной службы, которую по сей день не совсем правильно называют инквизицией. Эта служба первоначально находилась в ведомстве Ордена доминиканских проповедников, основанном испанским монахом Домиником Гусманом (позднее св. Домиником), ставшим знаменитым благодаря своей неутомимой борьбе с еретиками-альбигойцами на юге Франции. К великому несчастью всех обвиняемых в ереси, признание под пытками считалось обоснованным и окончательным. Осужденный еретик, раскаявшийся в своих сомнениях и даже неверии в Бога, а потом признавший правоту святого учения Церкви, мог быть подвергнут легкому покаянию, штрафу, тюремному заключению или смерти — как решит трибунал, оценивающий степень его прегрешения. Но если же человек сознавался в ереси, пусть под самыми страшными пытками, а потом пытался отказаться от признания, он считался «неисправимым». Его передавали в распоряжение светской власти, у которой был только один вариант — отправить его живым на костер. В этой ловушке оказались десятки тамплиеров, сознавшихся под страшными пытками в том или другом обвинении против ордена, а потом решивших отказаться от вырванных пытками признаний. Пятьдесят шесть тамплиеров были сожжены в один день в Париже как «неисправимые еретики».

Казни тамплиеров шли полным ходом, но желанных сведений о таком же ходе событий за пределами Франции папа не получал. На Пиренейском полуострове тамплиеры представляли собой военную силу, которую там терять не желали. У тамошних христианских монархов враждебно настроенные мусульмане были не за далекими морями, а по другую сторону гор. Епископ Арагонский сообщил, что в результате расследования дела тамплиеров они были признаны невиновными в инкриминируемых им преступлениях. Такое же послание пришло из Кастилии от архиепископа Компостельского. Португальский король пошел еще дальше: он не только не нашел вины тамплиеров, но и перевел их и всю их собственность в Орден рыцарей Христа, подчиненный уже не папе как верховному повелителю, а королю. В Германии тамплиеры поступили по-своему. Командир прецептории тамплиеров в Меце Гуго Гумбахский ввалился на совет архиепископов в полном вооружении и в сопровождении еще двадцати рыцарей и заявил святому собранию, что Орден тамплиеров ни в чем не виновен, что Великий Мастер ордена де Моле является человеком стойкой веры и чести, тогда как папа Климент V, наоборот, подлый обманщик, незаконно занимающий трон святого Петра, и по этой причине Гуго считает его низложенным. Что касается самих присутствующих тамплиеров, они готовы отдать себя на суд Божий и сразиться с любым обвинителем. Желающих в зале не оказалось, и заседание архиепископов было отложено.

Обстановка на Кипре, теперешнем доме тамплиеров, тоже оказалась для Климента V весьма огорчительной. Принц Амальрик даже не удосужился известить папу о получении буллы от 22 ноября, и весть от него пришла только в мае. Сообщалось, что на суде тамплиеры были полностью оправданы. Рассерженный папа послал на Кипр двух инквизиторов, чтобы учинить повторный суд, причем с применением всех пыток. С учетом численности судей и подсудимых инквизиторам в помощь предлагались доминиканские и францисканские судьи-палачи. По каким-то причинам никаких свидетельств о результатах того суда не сохранилось, осталось также неизвестным, состоялся ли повторный суд.

Что касается сокровищ тамплиеров, то тут Филиппа ожидало большое разочарование: в замках и постах тамплиеров было пусто. Весь флот тамплиеров, стоявший в Лa-Рошели, тоже ушел, и никаких сведений ни об одном из восемнадцати судов флотилии получить не удалось.

Реакция самих тамплиеров на пытки, как и следовало ожидать, была разной. Многие просто сошли с ума. Другие предпочли умереть от мучений, но отрицали все обвинения. Треть сознавались в двух-трех обвинениях в надежде сказать судьям истинную правду, когда мучения закончатся. Два тамплиера признались, что поклонялись бородатому идолу (по-видимому, состоявшему из одной головы), которого они назвали Бафомет. Казначей ордена сразу сломался, заявив, что под такими пытками он готов сознаться, будто собственноручно убил Господа. Жак де Моле, которому было уже под семьдесят, очевидно, пыткам не подвергался. Он признался в нескольких обвинениях против ордена и себя лично, но яростно отрицал все обвинения в мужеложстве.

Когда «признания» подсудных тамплиеров были собраны и направлены Святому Престолу, Климент V 12 августа 1308 г., через десять месяцев после начала арестов в Париже, наконец получил возможность предать гласности перечень обвинений, вменявшихся ордену и его членам. Кроме того, папа назначил 15 заседаний Вселенского собора, которые должны были состояться в Вене через два года, для решения ряда общих вопросов, обсуждения плана нового Крестового похода и определения дальнейшей судьбы Ордена тамплиеров.

Протоколы суда над тамплиерами и материалы инквизиции, собранные по всему христианскому миру, из канцелярии папского престола были переданы Венскому собору, собравшемуся 16 октября 1311 г., когда измученные пытками тамплиеры провели в застенках уже четыре года. Жак Дюэз, кардинал-епископ Порто, которому было суждено сменить на троне Климента V под именем папы Иоанна XXII, выступил с собственным предложением о папских полномочиях в таких делах, посоветовав Клименту V не считаться с мнением собора, а осудить тамплиеров самостоятельно, своей властью. Но папа пожелал соблюсти законность и опереться на мнение всего собора. Он даже прислал формальное приглашение членам Ордена тамплиеров явиться на суд и выступить в свою защиту, очевидно предположив, что таких смельчаков не найдется. Когда же накануне открытия собора прибыли девять рыцарей-тамплиеров и заявили о желании выступить в защиту своего ордена, папа велел их срочно арестовать.

На самом соборе большинство участников высказались за то, чтобы тамплиерам была дана возможность самим изложить свое дело. Делегаты от Франции, понимая, что каждое их слово будет тут же доложено королю, высказались против. Участники собора проявили такую нерешительность, а сам папа с такой неохотой брался высказывать определенные суждения, что и пять месяцев спустя вопрос о судьбе Ордена тамплиеров еще продолжал висеть в воздухе. Окончательное решение могло склониться и к осуждению, и к оправданию ордена. Филипп, конечно, допустить этого никак не мог. В марте 1312 г. он отправил собору послание, в котором потребовал, чтобы Орден тамплиеров был ликвидирован, а все его права, привилегии и состояние были переданы новому военному ордену. Свое требование он подкрепил тем, что сам приехал в Вену 20 марта в сопровождении солидного военного эскорта.

В отличие от распространенного среди историков убеждения о полной покорности Климента V воле французского короля, дальнейшие недели собора показали, что папа мог настоять на своем. Его целью оставалось слияние тамплиеров и иоаннитов в один орден, и он не желал, чтобы распущенный орден был полностью заклеймен как еретический. Филипп добивался, чтобы руководил новым орденом он лично или его сын и чтобы все имущество существующих орденов находилось в его распоряжении. Но папа настоял на своем. 3 апрели 1312 г. он издал очередную буллу, которой упразднял Орден тамплиеров без упоминания выдвинутых против него обвинений. Орден был просто распущен, как распускают парламент, а не как организация, провинившаяся перед святой Церковью.

Добившись в известном смысле создания из двух боевых монашеских орденов одного, через месяц, 2 мая, папа выпустил еще одну буллу, по которой вся собственность Ордена тамплиеров переходила в распоряжение Ордена иоаннитов. Исключение составили ордена на Пиренейском полуострове, где испанский и португальский монархи продолжали сражаться с неверными на собственной территории. В качестве некой уступки Филиппу христианским монархам разрешалось компенсировать за счет имущества тамплиеров свои расходы на организацию арестов, содержание в заключении и питание заключенных тамплиеров, а также опекунские действия и управление имуществом ордена после ареста его членов. Совершенно неожиданно, к великому огорчению иоаннитов, расходы эти оказались на удивление огромными.

Еще одна проблема, связанная с передачей собственности Ордена тамплиеров, была осложнена правилами феодального общества, где в ходу были всевозможные условия и оговорки. Многие бывшие владельцы имущества забрали его обратно на том основании, что по условиям дарения оно не могло переходить в распоряжение другого хозяина. Иоаннитам пришлось много судиться по таким делам, пока лет через десять им не удалось добиться особого распоряжения папы насчет прямой передачи основного имущества тамплиеров Ордену иоаннитов.

Освобожденные из заключения тамплиеры могли вступить в Орден иоаннитов, но желающих оказалось ничтожное количество. По существу, вся идея объединения орденов состояла в том, чтобы создать единый военный монашеский орден, способный служить основной силой нового Крестового похода. Но, санкционированный и поддержанный Венским собором, он так и не был осуществлен. С Крестовыми походами было покончено. Идея объединенного ордена тоже пропала на корню. Хотя иоанниты и урвали немалое достояние, новых членов ордена после разгрома тамплиеров они не получили.

Оставался нерешенным и вопрос о том, что делать с тамплиерами, находившимися в тюрьмах и крепостях. На этот счет папа выпустил очередную буллу, учреждающую суд для старшего командного состава тамплиеров при Святом Престоле, тогда как рядовых членов ордена передавали в распоряжение провинциальных церковных собраний и их глав. Последние решили так: те, кто не признал своей вины совсем или изменил свои показания, будут осуждены на пожизненное заключение. Те, кто признал вину и не пытался потом оправдаться, будут отпущены на свободу, но от своего обета не будут освобождены и потом будут переведены на очень маленькую пенсию. По поводу бежавших и скрывшихся тамплиеров никаких решений принято не было. Их нужно было выслеживать и арестовывать в порядке предосторожности, потому что пронесся слух, будто в окрестностях Лиона собралось полторы тысячи тамплиеров, которые готовят отмщение. На них была организована охота, но никаких результатов она не дала.

Что касается старших офицеров и руководителей ордена, то прошло еще два года, прежде чем они предстали перед судом трех кардиналов. Все они сознались в части обвинений либо под пытками, либо, как их глава де Моле, под угрозой мучений, а потому разбирательство было кратким и всех их приговорили к пожизненному заключению. Чтобы положить конец всяким разговорам о том, что тамплиеры были, в общем-то, невиновны и стали жертвой заговора и большой политики, было решено, что Великий Мастер сделает на сей счет публичное признание. Это историческое событие произошло 14 мая 1314 г. возле собора Нотр-Дам, куда были приглашены аристократы, высшие прелаты Церкви и именитые миряне. Перед собором была выстроена высокая трибуна, с которой де Моле должен был признать свой позор, чтобы весь мир убедился в чудовищных непристойностях и ереси, коим предавались рыцари Ордена тамплиеров.

Всходившего на помост Великого Мастера сопровождали прецептор тамплиеров Нормандии Жоффруа де Шарни и еще два высших представителя ордена. Де Моле, наверное, долго молился и размышлял перед этим моментом, дававшим ему последний шанс каким-то образом реабилитировать свой орден. Сделать это, опровергнув вину ордена, и стать на защиту его чести, было для него самоубийством. Но тысячи людей, шедших за ним, в страшное время напрасно искавших у него защиты, униженные, пережившие неописуемые страдания и самую мучительную смерть, какая только существовала в Средние века, погибли бы напрасно, если Великий Мастер назвал бы их виновными. Это был самый ответственный момент во всей истории Ордена тамплиеров, и Великий Мастер нашел в себе силы сказать правду. Став на край помоста и обращаясь к собравшимся, большинству из которых было известно, что он собирается произнести, де Моле обрек себя на мученичество:

— Думаю, будет правильно в этот торжественный момент, когда моя жизнь готова тут же оборваться, сказать о великом содеянном обмане и высказать всю правду. Перед Самим Всевышним и всеми вами, тут собравшимися, я признаюсь в том, что на мне лежит величайшая по своей греховности вина. Ее греховность состоит в том, что я лгал, признавая страшные обвинения, возведенные на орден. Я заявляю, я должен это заявить, что орден невиновен. Его чистота и святость неоспоримы. Я действительно признался в вине своего ордена, но сделал это под страхом ужасных пыток, сказав то, что требовали от меня мои враги. Все рыцари, что отказались от своих признаний, были заживо сожжены, но смерть не так страшна, как признание в страшных грехах, каких никогда не совершал. Мне даруется жизнь, но ценой бесчестия. Жизнь не стоит такой цены. Я без сожаления ухожу из жизни, если эта жизнь покупается ценой нагромождения одной лжи на другую.

Поднялась страшная суматоха, и брат де Шарни тоже прокричал свое отрицание вины и утверждение невиновности ордена, когда его и де Моле стаскивали с помоста. Замешательство, испытанное королем и высшим духовенством, было недолгим, и стало ясно, что отступления от правила предавать сожжению упорствующих еретиков не будет. Возможность новых беспорядков и смуты сделали очевидным, что казнь этих людей нельзя откладывать ни на час. Сразу было объявлено, что сожжение состоится тем же вечером.

В практике казни путем сожжения заживо существовали некоторые методы оказания милосердия. Жертве перед казнью иногда давали зелье, притупляющее боль. За особую плату палач мог приготовить сырые поленья и даже зеленые ветки, дающие густой дым, в котором осужденный быстро задыхался и погибал от удушья, не ощущая боли. Сильное пламя тоже гарантировало быструю смерть. Ни одна из этих милостей не была оказана упорным тамплиерам.

Казнь состоялась на маленьком острове посреди Сены, но люди все равно подплыли на лодках, чтобы увидеть финал разыгравшейся утром драмы. Кострище было аккуратно сложено из сухих дров и угля, чтобы пламя было ровным и бездымным, с таким расчетом, чтобы охватить сначала ноги и по возможности надолго оттянуть наступление смерти, медленно поджаривая жертвы снизу. Де Моле и де Шарни, сколько хватило сил и терпения, продолжали выкрикивать слова о невиновности своего ордена. Легенда утверждает, что, когда тело де Моле было охвачено пламенем, он выкрикнул проклятие королю Франции и его роду до четырнадцатого колена. Он призвал папу и короля встретиться с ним перед Господом на Страшном суде. Климент V умер в следующем апреле, а в ноябре того же года умер Филипп IV. Впрочем, как мы увидим, смерть Климента V была довольно незначительным возмездием за то потрясение, которое нанес Римской католической церкви роспуск Ордена тамплиеров.

Шесть с половиной лет продолжавшихся преследований и гонений на тамплиеров во Франции, организованных папой и королем, дают возможность увидеть, сколь отличны от них были гонения на тамплиеров в Англии и Шотландии. Там тамплиеры были своевременно предупреждены и получили весьма благоприятные условия для формирования тайного общества взаимопомощи и выручки.