Глава 19

Лешага шел медленно, словно тянул за собой груженый воз. Плетущийся рядом Черный то и дело норовил потереться о его ногу, приглашая, как прежде, броситься вперед и мчаться, чтоб захватывало дух. Мчаться, раздувая ноздри в радостном возбуждении, с наслаждением втягивая бесчисленные запахи леса и близкой реки. Но Леха не прибавлял шагу, лишь порою трепал пса за ухом. Тот смотрел на хозяина грустно, пытаясь сообразить, чем вызвана столь разительная перемена. Разросшийся отряд едва поспевал следом. Меж раздольников слышались горькие сетования, что так ходить могут только кони, что спешить-то особо некуда, а в поселок речников по-любому лучше не соваться.

Конечно, эти разговоры и близко не походили на ропот. Уставшие шагать бандиты еле слышно бормотали себе под нос и тут же смолкали, едва воин бросал на них взгляд. Он слышал каждый звук и внутренне даже радовался терзаниям своих новых сподвижников. Только их упорное нежелание идти к перевозу на Серой Воде настораживало. С чего бы вдруг?

Никто и никогда в Диком Поле не трогал речников. Взять у них было нечего: рыбацкие снасти да лодки. Одежда – одно название, оружия, патронов и книг отродясь не было. Зато никто не знал реку так, как знали они: ее течение, водовороты, подводные камни. А главное, никто, кроме них, не мог провести корабль по бурной воде. Все равно куда – к низовьям реки или, наоборот, к Границе Льдов, за шкурами и жиром.

Все знают – речники много не возьмут. Неписаный закон с дедовских времен по сей день и впредь запрещал им требовать лишку. Одет, обут, здоров и сыт – тем и жив. От излишков одни беды да ссоры. Опять же, если лишнего нет, все пожитки в один узелок собрать можно, зато уж никто не придет грабить.

Самый отпетый в сторону речников косо не глянет. Кто может сказать наперед, когда понадобится их помощь, бывает, и сама жизнь на кону стоит. А так – приходи, садись за стол, всякому рады, всякому миска каши и свежая рыба найдется, угостят, на ночь глядя спать уложат и вопросов задавать не станут. Лешага знал это, да и кто в Диком Поле не знал?

День уже прошел верхний предел, когда Серая Вода показалась впереди, шумя бесконечными валами, быстрыми и неуемными, как дикие звери.

– Не ходи туда, Лешага, – еще раз попросил старый знакомец, по молчаливому согласию возглавивший раздольников. Теперь Леха понял. Он увидел селение верхним зрением. Вернее, то место, где еще совсем недавно было селение.

– Марат, Тиль, вы с Лилией отправляетесь вон к той опушке. Там нужно разбить лагерь, – скомандовал он.

– А как же поселок? Может, лучше там? – встрял чешуйчатый. Ноги его гудели от долгой ходьбы, трофейные ботинки напитались потом. Больше всего ему хотелось сейчас рухнуть где-нибудь, желательно возле огня, а не заниматься лагерем. Тем более куда разумнее ему казалось отдохнуть в селении, а не на очередной поляне.

– Я приказал что-то непонятное? – Леха нахмурился.

– Но это же неразумно! Что вы мне машете? – возмутился юнец, глядя на вчерашних раздольников. – Я сам могу рожи корчить не хуже вашего! – он грозно оскалился.

– Неразумно? – ученик Старого Бирюка повернулся к дракониду. – Своему Темному Властелину расскажешь, что разумно, а что неразумно, – он резко сгреб Марата под мышку. – Хорошо же, раз тебе неймется, пошли.

– Отпусти меня немедленно! Я сам пойду! – чешуйчатый попробовал было вырваться, но это только вызвало смех окружающих, уж больно нелепо болтались в воздухе его ноги.

– Всем остальным выполнять приказ! – обрывая веселье, рявкнул воин. – Ты пойдешь со мной, – он кивнул на нового атамана. – Остальные – дрова, вода, огонь. И быстро.

– Лешага… – начала было Лилия.

– Погоди, – смягчаясь, попросил он. – Я скоро вернусь.

Леха прибавил ходу, не опуская Марата на землю.

– Ты уже знаешь? – осторожно поинтересовался раздольник, с благоговением глядя на охотника за головами.

– Знаю, – не сбавляя шага, ответил тот. – Как звать?

– Егором нарекли, да только все больше Анальгином кличут.

– Что за слово-то такое?

– Не знаю. Красивое слово. А из каких земель пришло – кто теперь разберет? У нас говорят: Дикое Поле имя дает. А я и не спорю.

– Ну, Анальгин, так Анальгин, – бывший страж резко сменил тон. – Ваша работа?

– Да ты что, Лешага? За кого ты нас принимаешь?! Мы что ж, не люди?! – он посмотрел на возмущенного Марата и быстро добавил: – Не прими на свой счет.

– О чем это вы все время говорите?! – взорвался чешуйчатый.

– Не дергайся, хотел увидеть – сейчас увидишь.

– Ты плохого не думай, Лешага, мы тут не при делах! Я тебе правду говорю, чем хочешь поклянусь… – опасливо бормотал раздольник, стараясь держаться подальше от стальных кулаков нового предводителя, – какой нам с того прок? Кто же в здравом уме речников тронет? Соображаем, небось, а ну, ежели что? Как без них? Брода здесь не сыщешь. По такой стремнине вплавь реку не одолеешь. Или потопит, или вовсе о камни разобьет. А речники, они…

– Не вы, тогда кто? – лицо воина было мрачно, в голосе слышалась угроза.

– Не знаю я, – Егор-Анальгин ударил себя кулаком в грудь, – хоть на куски режь. Как есть, не знаю. Но только я правду тебе говорю – полютовали там не по-людски. Будто звери дикие.

– Звери огня страшатся, – через плечо бросил Леха. – А тут…

– И это тебе известно? – поразился Анальгин.

Вдруг рядом с Лешагой завыл пес. Сел наземь и завыл скорбно и безнадежно. Стая, до того мерно трусившая позади них, подхватила скорбную песнь вожака.

– Чего это они? – недоуменно спросил отпущенный, наконец, на землю Марат. Все вокруг знали какую-то страшную тайну, о которой он один не догадывался, и это было ужасно обидно.

– Не шуми. Сейчас увидишь, – повторил ученик Старого Бирюка.

Селение показалось вдруг, стоило подняться на холм. Прямо здесь, на вершине, лежала поваленная деревянная конструкция, обгоревшая и разбитая.

– Это что такое было? – осторожно поинтересовался юноша, ковыряя длинным когтем обуглившуюся древесину.

– Вышка. Тут рядом на реке каменные перекаты, и речники поддерживали на вышке огонь. Подавали знак, что дальше водой идти опасно. Вон там, гляди левее, видишь, река вся в пене? Это перекаты и есть. А чуть левее – переволок, здесь лодки посуху тащили. Потому селение в этом месте и поставили.

– Точно-точно, – подтвердил раздольник. – А теперь вон, – он ткнул пальцем в черное обугленное пятно на берегу, – все, что осталось от поселка.

– Это как? Такого же быть не может! За что?! – ошарашенный Марат начал всматриваться в кучи золы, остовы домов и странный холм посреди всего этого.

– Мы досюда вчера поутру дошли, – словно оправдываясь, начал Анальгин. – Уже так было. Ты не подумай, Лешага, мы тут ничего не трогали, и в мыслях даже не имели. На тот берег хотели уйти. На этой стороне от прорв совсем житья не стало. А к реке спустились, тут вот такое… Аж до печенок, как есть, пробрало. Мы тоже люди, не волки лесные. Всякое творили, всего повидали, но чтоб вот так…

Воин шел молча. Чешуйчатый старался поспевать за ним. Бывший раздольник не усердствовал, ему совершенно не хотелось вновь глядеть на пепелище.

– Веришь, не мы тут… – в который раз начал оправдываться старый знакомец.

– Помолчи, – цыкнул ученик Старого Бирюка, подходя к руинам.

– Ой, – протянул Марат. – Это же все люди, – он указал на то, что от поваленной вышки показалось холмом.

– Да, – выдохнул охотник за головами. – Их связали и сожгли. Видишь, как лежат?

– Вижу, – прикрывая пасть рукой, с трудом проговорил позеленевший юнец.

– Эти вот горели и пытались бежать, – Леха показал на обожженные скелеты, лежащие чуть в стороне от общей кучи. – Но видно, кто-то держал пожарище в кольце. Вон, ребро прострелено насквозь.

Марат только мотнул головой и порывисто отвернулся.

– Я же говорил, – вздохнул Лешага, – разумник.

– Это кто такое сотворил? – борясь с тошнотой, выдавил драконид.

– Люди. Прорвы никогда не жгут, незачем им, – подал голос раздольник.

– Вон живые! – вдруг крикнул Лешага.

Трое речников, сломя голову, бежали на пришлых. Их не останавливало, что те вооружены, что один из них на голову выше и куда шире в плечах, а другой похож на страшилище из сказок. Двое нападавших вооружились веслами, еще один – топором. Анальгин вскинул ружье.

– Не смей! – Леха сделал шаг вперед и сбросил автомат на руки Марата. Этот жест, казалось, остался незамеченным. Злобно орущие речники мчали на воина, размахивая своим неказистым оружием. Лешага без лишней суеты двинулся навстречу атакующим, легко уклонился от весла, без труда вырвал его из рук нападавшего, двинул тупым концом в солнечное сплетение ближайшего противника, лопастью выбил топор у второго и тут же подсек колени третьего.

– Мы – не те, кто это сделал, – очень жестко и внятно произнес он. – Вы где были?

– Наверху, у Трактира… – опасливо глядя на лежащий в стороне топор, проговорил обезоруженный. – Только пришли.

– И мы только пришли. К Трактиру идем.

– Что ж они за звери?! – речник взвыл, упал на колени и начал растирать кулаками нахлынувшие слезы. – Да как же так! Ведь живых же людей…

Ученик Старого Бирюка присел на корточки и положил ему руку на плечо.

– Ты прости, что веслом приложил. Не по злобе.

– Но ведь это же… – точно не слыша его, рыдал мужчина. – Да как же так?!

– Идем, – Леха поднял речника на ноги. – И вы давайте, вставайте. У нас тут лагерь недалеко.

…Лешага ворошил золу в костре длинной, чуть подгоревшей веткой. Зарытый там корень ядовитого цветка, из которого делают смертельный отвар, под действием жара становился невероятно вкусным и вполне безопасным. Но сейчас мерцающий тысячами искорок сизый пепел вновь и вновь заставлял вспоминать увиденную на берегу картину.

Лилия подошла и тихо села рядом.

– Ты как?

– Отвратительно, – сознался воин. – Здесь происходит что-то страшное и необъяснимое. Понимаешь, эти люди никогда никому не причинили зла, добродушные, гостеприимные, последнюю рубаху могли отдать, если нужно. Но главное, их всегда защищал нерушимый закон Дикого Поля. А ты знаешь, что такое закон, сама видела.

Помнишь, там, у шахты, монахи стояли и смотрели, как я убиваю их друга. Потому что таков закон. А ведь могли расстрелять и не поморщиться. Им нечего было опасаться мести, никто бы ничего не узнал. А они стояли и смотрели. И это правильно. И так должно быть. А здесь – вот такое. Понимаешь? И не просто напали и ограбили, хотя что тут было брать, – он махнул рукой. – Не просто убили, а так, чтобы жуть пробирала, чтобы показать всем – нет силы над их силой, и закон для них – пустой звук.

– Ты намерен отыскать их? – встревоженно спросила девушка.

– Не сейчас. Надо идти к Трактиру. Как можно быстрее. Тем более чутье подсказывает, долго искать не придется. Сами найдутся. Как бы не оказалось, что они туда же направляются.

– Что в нем такого необычного, в этом Трактире, отчего все стремятся туда? – удивилась Лилия.

– Трактир – место особое, другого такого нет. – Лешага вздохнул, мысленно возвращаясь на главное торжище Дикого Поля. – Туда уходят, когда сознают, что пора. Там уже никто никого не ищет, даже кровные враги. Никто ни на кого не подымет оружия. Приходящие караваны оставляют в Трактире десятую часть товаров, ведь когда-нибудь и караванщикам, и стражам, вроде меня, придется там жить.

– Ты не караванщик и больше не страж, – тихо напомнила дочь старосты.

– Все равно. Это место – средоточие закона, его сердце. И не только закона, но и знаний. Тот, кто выжег речников, бросил вызов каждому, для кого это не пустой звук. А значит, очень скоро он придет в Трактир. Я должен быть там.

Старый Бирюк, когда вдруг его пробивало рассказать что-нибудь ученикам, заводил истории, от которых у мальчишек начинали трястись поджилки. Одна из таких сейчас вспомнилась Лешаге. Он уже не мог сказать, о какой крепости шла речь, да и называл ли ее как-нибудь сам учитель. Припоминалось лишь, что крепость стойко выдерживала осаду. Припасов было много и воины храбры, но коварный полководец врага повелел обстреливать укрепления из катапульт головами пленников. Увидев искаженные смертной мукой лица знакомых и родных, горожане пришли в такой ужас, что поспешили склониться перед завоевателем.

Нечеловеческая жестокость победила дух защитников, готовых погибнуть на стенах крепости. Что-то сломалось у них внутри. Сейчас, вспоминая обугленные трупы на месте поселка, Лешага понимал, что они сродни тем заброшенным в крепость отрубленным головам.

Кто-то без колебаний сеет ужас, чтобы ростки страха заглушили отвагу в сердцах жителей Дикого Поля. Такое нападение не может быть последним и единственным. Ему вновь, в который раз за сегодня, вспомнился Темный Властелин, о котором вечно напоминал Марат. Ведь должен быть тот, кто направляет все эти злодейства. Кто посылает банды прорв, кто выжигает дотла беззащитные селения. Тот, кто решил, что его воля превыше закона. Сердце Лешаги наполнилось гневом. Он сидел, мрачно глядя на остывающие уголья, неподвижный, будто вырубленный из камня. Сидел, усилием воли превращая разрывающий душу гнев в холодную ярость, не проходящую, длящуюся бесконечно, словно караванная дорога.

– Что это с ним? – подходя к расположившемуся поодаль Марату, спросил Анальгин. – Мужики хотят понять, не случилось ли с предводителем чего.

– Тихо, – приструнил чешуйчатый. – Если он решит, что кто-то из вас хотя бы пытается его понять, оторвет голову, а что останется, утопит в Серой Воде. Понимать его не нужно, следует исполнять приказы.

– А сам-то? – хмыкнул атаман.

– Я – другое дело, – назидательно произнес юнец, расправив плечи. – Я ему почти напарник. Ну то есть пока ученик. Но мы с ним уже ого-го сколько вместе прошли.

– А с Бурым что стряслось? – словно невзначай поинтересовался Анальгин.

– В плену Бурый. Темный Властелин уволок его к себе.

– Какой еще Темный Властелин? Никогда о таком не слыхал.

– Прежде не слыхал, теперь услышал. Да ты сам подумай, раньше как было? Раздольникам в Диком Поле вольготно жилось. Все вас боялись. Кто не боялся, тот опасался. Грабили вы, людьми торговали, убивали почем зря, так ведь?

– Что говорить, – неохотно согласился Анальгин. – Сам знаешь.

– А теперь вот с одной стороны прорвы толпами идут, с другой – вообще непонятно кто. Да такие, что и волкоглавые рядом не угадываются. Сами мечетесь, точно блохи, ища спасения.

– Да, – вчерашний душегуб горестно вздохнул, – тяжелые времена настали.

– И за всем этим стоит Темный Властелин, – понижая голос, сообщил чешуйчатый. – Он уже силу набрал, сам видишь. Да что там, если он Бурого изловил, то уж на любого из вас ему только глянуть – все, поминай как звали.

– Ох ты, что еще за напасть такая? – прошептал Анальгин. – А тебе о том доподлинно известно?

– Еще бы. В книге читал!

– Ну, раз в книге… – благоговейно протянул раздольник, – тогда да. И что ж теперь будет?

– Что будет, о том позже в книгах напишут, – радуясь столь почтительному вниманию, гордо объявил Марат. – Одно могу сказать, Лешага избран, чтобы сразиться с Темным Властелином и победить его. Может быть, сам Ноллан и Дедмороз избрали его постоять за правое дело. И то, что вы на пути его оказались, это тоже неспроста. Это о чем говорит?

– Да почем мне знать? Я же книг не читал.

– Эх ты, – чешуйчатый, не поднимаясь, выразительно поглядел на собеседника сверху вниз, – яснее ж ясного, раз вы к нему прибились, значит, пришло время для всей вашей братии прежние дела забыть, да вместе против общего врага подняться. Уразумел?

Раздольник кивнул.

– А если решите супротив нас идти, то окажетесь меж прорвами и людожегами, как таракан под каблуком. Так что наступил час и вам серьезно поразмыслить, меж собой решайте, какую долю вам выбрать.

– Да что тут решать, все и так решено, – взгляд Анальгина выражал задумчивость. – Экий ты, парень, умный, все растолковал, как есть. Теперь понятно, что, откуда и зачем. Пойду с мужиками пошепчусь. Только вот этот, как его, Дедмороз – это кто? – извиняющимся тоном добавил Лешагин старый знакомец. – Я, кажется, пацаном был, что-то слышал, да уже не упомню.

– Дедмороз? – Глаза юнца вспыхнули желтым пламенем.

– А, извини, я понял, – быстро попятился старый знакомец. – Глупое спросил. Так я пошел?

– Чего это он? – глядя вслед раздольнику, удивленно пробормотал Марат. – Я и слова-то сказать не успел.

Смеркалось. Разбитый для ночевки лагерь жил своей будничной жизнью. Вращалась на вертеле изловленная раздольниками дичь, закипала вода. Лилия, взвалившая на себя роль хозяйки, распорядилась выставить посты вокруг места стоянки. Впрочем, для этого особых указаний не понадобилось. После того, что они увидели в селении у реки, все оставались в напряжении. Только Лешага по-прежнему сидел, задумавшись. Сейчас он жалел, что рядом нет Бурого, Старого Бирюка, да хоть бы и Сохатого – кого-то, с кем можно посоветоваться в таком деле.

Прежде ему много раз доводилось охотиться на раздольников, недавно – сражаться с прорвами, а какого врага ждать завтра – оставалось лишь гадать. Леха понимал, что с подобной силой прежде ему сталкиваться не доводилось. Он оглядывал прибрежные земли верхним зрением, ища следы нападавших. Следов было много, очень много. На противоположной стороне реки он увидел брошенные лодки и вдавленные в мокрую глину отпечатки копыт. Сколько здесь было всадников – не сосчитать. Похоже, далеко не все переправились к селению, часть оставалась ждать на берегу. Расправившись с жителями, людожеги заставили нескольких речников перевезти их обратно. Теперь изуродованные тела этих несчастных висели на ветвях видневшегося вдали леса. Неизвестные ушли вверх по течению, как раз в сторону Трактира. В этом у Лешаги сомнений не было. Задержит ли их что-нибудь в пути, или и там его ждет пепелище?

Сердце билось тревожно, словно желая грохотом разбудить надежду. Конечно, всадники смогут добраться быстрее, отсюда они ушли даже не вчера, возможно, и двое суток назад. Кто знает, быть может, нет уже Трактира. Он хотел мотнуть головой, отгоняя леденящие душу мысли, но вдруг снова почувствовал знакомый тяжелый взгляд, на этот раз совсем близко, точно кто-то стоял за спиной и, не отрываясь, смотрел ему в затылок. Лешага вскочил и в мгновение ока развернулся, выхватывая нож. Густая темень черным занавесом колыхалась перед ним, тянувшийся от костра дым придавал ей видимость движения.

– Что-то почудилось, доблестный рыцарь? – услышал он.

Сидевший неподалеку Тиль протянул герою нанизанный на веточку кусок жареного мяса.

– Отведайте. Вкусно.

– Потом, – бросил ученик Старого Бирюка, возвращая оружие в ножны.

– Как пожелаете.

Леха еще постоял, рассматривая ночной лес. Вблизи никого не было.

– Вот ведь, – он покачал головой, садясь на бревно.

– Что гнетет вас, рыцарь?

– Не надо меня так называть! – бывший страж резко прервал сказителя.

– Как же величать нам славного героя? – пропел Тиль.

– Никак. Я не герой, не славный, просто сам по себе.

– Это уж позвольте мне решать, герой или не герой, – в голосе сказителя звучала обида. – А я отлично вижу…

– Вижу, – с насмешкой перебил Лешага. – Нечего тут видеть. Лучше давай, расскажи, что ты там с утра пел.

– Про «Молодой лес»? – обрадовался Тиль. Молчание было для сказителя непосильным испытанием.

– Ну да. Про Шаолинь.

– Сейчас, – Тиль начал прокашливаться, прочищая горло для песни.

– Да не завывай ты, что ветер в трубе. Коротко расскажи.

– Как это?! – искренне удивился сочинитель. – Но это очень красивая история! О верности и доблести, о злой измене…

Договорить ему опять не дали.

– Что ты знаешь о монастыре? – с нажимом спросил Леха. – Где он, как туда попасть, долго ли идти?

– Об этом в песне ничего нет, – откликнулся растерянный сказитель. – В ней описывается, как полчища врагов осадили эту маленькую обитель, как храбро сражались ее защитники, как в конце концов врагу удалось ворваться в стены монастыря и разрушить святилище. Только пятеро монахов спаслись тайным ходом, и обещали они сохранить жившее там воинское искусство и память о великих знаниях горной обители. «Станет лес молодой старым, но песнь о нем не умрет», – Тиль все же не удержался от цитаты.

– Что? – очень тихо сказал Лешага, чувствуя, как сердце обрывается в его груди.

– Я говорю – песнь не умрет, – испуганно прошептал сказитель.

– О монастыре что ты сказал? Он разрушен?

– Да, лишь пятеро спаслись.

– Ты знаешь их имена? – требовательно спросил Леха.

– Нет, откуда? О них в песне нет ни слова. Что с тобой, доблестный рыцарь? Лешага, что с тобой?