Глава 1
Холодно.
Бр-р-р. Чертовски холодно. Вдобавок какая-то хрень щекочет мои пальцы, заползает в рукав куртки…
Тьфу! Я дергаюсь, открываю глаза и вытряхиваю из рукава крупного коричневого жука.
Он недовольно уползает по толстому слою палой хвои. А я сажусь и оглядываюсь по сторонам.
Место незнакомое.
Кругом сосновый лес, редкий кустарник. Только вдали светлеет прогалина. Сейчас вроде раннее утро – лучи низкого солнца едва пробиваются между кронами деревьев.
Кажется, тут безопасно. Я поднимаюсь, разминаю озябшие руки и ноги. Жаль, понятия не имею, как здесь оказался. Упал с мотоцикла и ударился головой?
Не похоже. Мотоцикл аккуратно лежит на боку за пару шагов от меня. Чуть в сторонке рюкзак с аккумулятором, трофейный «калаш» «АК-74». А рядом со мной, замотавшись в мою старую куртку, спокойно спит Катя.
Мы что, остановились на ночлег?
Не помню. В голове будто туман… Последнее отчетливое воспоминание – пылающая на мосту скорченная фигура Вараввы. А дальше…
Я вздрагиваю. Катя! Да ведь вчера она потеряла сознание. И вообще была бледная, словно мел, почти бездыханная на моих руках.
Что с ней сейчас?
Я встревоженно склоняюсь над девушкой. Пару секунд вслушиваюсь в ее дыхание, не выдерживаю и касаюсь ее лица. Щека теплая. И легкий румянец можно различить в неярком утреннем свете.
От моего прикосновения Катя открывает глаза.
– Доброе утро, – я выдавливаю улыбку. Наверное, со стороны выгляжу глупо. Какое на хрен «доброе»?! Вчера у нее на глазах убили подругу, а сама она чудом уцелела. После такого даже здоровые мужики слетают с катушек. Меня и самого до сих пор мутит при воспоминании об упырьих клыках.
Но Катя тоже улыбается в ответ:
– Доброе…
Пару секунд просто смотрим – она на меня, а я на нее. Когда проходишь через такое – начинаешь понимать друг друга без слов. Думать о том, что ждет впереди, – неохота. Как говорил Локки, если солнышко выглянуло из-за туч, пошли всех к черту и сумей насладиться мгновениями.
Жаль, что заканчиваются они слишком быстро…
– Как себя чувствуешь?
– По-моему, лучше…
– Нога не болит?
– Нет.
– Значит… Ехать сможешь? – уточнил я, с сомнением изучая бинт чуть выше ее колена. Вроде не кровоточит.
– Смогу, – кивнула она, поднимаясь. Я торопливо подал ей руку.
– Вот и чудесно.
Хотел было спросить – не помнит она, как мы тут оказались? Но ей-то откуда знать – если она сама со вчерашнего дня была в отключке. Поэтому вслух я просто добавил:
– Пора нам отсюда линять.
И так слишком задержались. Думаю, план «Перехват» теперь объявлен по всей области – бандиты и полицаи землю роют, чтоб выслужиться перед губернатором. Самое веселое еще впереди…
Мы выпили по глотку воды из фляги – охладившейся за ночь и почти свежей.
Я надел рюкзак, помог девушке сесть на «Фалкон». Сам разместился и по привычке начал своей старой курткой привязывать к себе Катю.
– Не надо, – решительно заявила она.
– Ты уверена?
– Я же не кукла, чтоб болтаться у тебя за спиной.
У девочки прорезался характер? Хорошо!
Я хмыкнул в ответ, но куртку отдал ей:
– Накинь, сейчас прохладно.
Мы выехали на прогалину, и я осмотрелся, определив по солнцу стороны света. Понятия не имею, где мы находимся, одно ясно – где-то за рекой.
Карту я помню. Самое оптимальное – двигаться на юго-восток, к ближайшему аномальному району вблизи Мельникова – оттуда рукой подать до заброшенной деревни, где ждут меня Кид и Ромка. За это время и Настя могла объявиться.
По крайней мере, давно пора.
Я вздохнул. Будем надеться на лучшее…
– Куда едем? – спросила Катя.
– Пока – подальше отсюда, – усмехнулся я. – Бензин еще имеется. Так что в людные места можем не соваться.
Больше она вопросов не задавала.
– Держись крепче, – сказал я и пустил мотоцикл через заросшие кустами кочки.
«Фалкон» резко подпрыгивал.
Ветки хрустели, яростно царапая меня по рукавам трофейной кожаной куртки. Но скоро кусты кончились. А через сотню метров и лес поредел.
Конца ему не было видно, но расстояние между соснами увеличилось, и вверху среди крон все больше проглядывало прозрачно-голубое небо.
Еще через полкилометра я заметил в лесу тропу – едва различимую среди папоротника, почти нехоженую. Максимум местные грибники и охотники ее иногда используют. Хороший вариант для тех, кто вроде нас не стремится к публичности. А главное, ведет она в подходящем направлении.
Я крутанул руль и выехал на тропу.
Не худо бы достичь и какой-нибудь деревеньки. Тогда бы я точно определил наши координаты и больше не блуждал наугад.
Интересно, как далеко мы сейчас от бандитского поселка?
Из стаи Вараввы мало кто уцелел, зато выжившие байкеры вполне могут дать наводку полицаям. Тогда те не станут рыскать по всей округе, а навалятся главными силами на конкретный район.
Печальная для нас перспектива…
Двигаясь по тропе, я аккуратно оглядывался по сторонам. Деревья были прямые, неподвижные, ничуть не измененные. И это тоже плохо. Гиблый лес остался позади, а в обычном сосняке мои шансы снижаются.
Но расстраиваться раньше времени глупо. Фарт мне не изменил, да и сам я успел оклематься. Еще вчера вечером едва шевелился от усталости, а сегодня – уже как огурчик. Значит, хорошо выспался этой ночью.
Только одно не дает покоя. Тот провал в памяти – между Огненной рекой и сегодняшним утром…
«Стоп! – трухануло меня будто ударом тока. – А откуда ты знаешь это название – Огненная река»?
Картинка мира будто подернулась рябью. В том, что это именно название, а не просто сочетание слов, у меня не было ни малейших сомнений. Чувствуя на спине холодок, я вдавил рукоятку тормоза – так резко, что Катя с размаху приложилась о мою спину. Извини, милая…
– Глеб, ты чего?!
Ничего, просто я начинаю вспоминать.
Заглушил мотор, не слезая с «Фалкона», прислонился плечом к огромной, почти как башня, сосне. Но в отличие от камня сосна была теплая. И даже через рукав куртки я чувствовал легкую дрожь, которой она отзывалась на ветер где-то высоко в ее кроне. Казалось, что сосна дышит. Я попробовал уловить ее ритм. Это помогало не замечать собственное колотившееся сердце.
Вслух хрипло спросил:
– Катя, а помнишь, как мы приехали в деревню? Помнишь… бабу Валю, которая тебя лечила?
– Какая еще баба Валя? – удивилась девушка, сидевшая за моей спиной. И озабоченно потрогала мой лоб. – Глеб, что с тобой?
Неужели я и впрямь схожу с ума?
Только безумец способен поверить в такой бред.
Разве ты безумец, Глеб Гордеев? Почему ж до сих пор, как наяву, ты видишь человеческое море – бесконечные ряды, уходящие вправо, влево, вперед, до самого горизонта?
И словно опять делаешь тот главный, решающий шаг – по склону холма, им навстречу…
Еще шаг…
Странно.
Ведь идти под гору должно быть легче. А мне все труднее – словно с каждым метром земля кренится в обратную сторону. И горизонт уходит куда-то вверх…
Нет, теперь это не спуск в низину!
Я упорно карабкаюсь по склону. Ряды воинов и гражданских угадываются где-то там, высоко вверху.
А солнце припекает сильнее – будто раскаленная печка у меня над макушкой. В висках гулко стучит. И силы почти на исходе.
Я несколько раз останавливаюсь, чтоб отдохнуть. Жадно глотаю горячий воздух. Но подъем становится все круче. Передо мной уже не холм, а настоящий горный склон.
«Что за хрень? Как такое возможно?»
Я едва двигаюсь, в груди становится больно. Утирая пот, я с отчаянием запрокидываю голову.
Осталось ведь немного! Ряды наверху теперь не сливаются в человеческую массу. Я могу различить их лица.
От всех времен, от разных народов. Мужчины и женщины. Воины в доспехах и крестьяне, вооруженные топорами. Мирные пахари и профессиональные солдаты. А больше всего бойцов и командиров – в пилотках и фуражках с красными звездами.
Многие глядят на меня с сочувствием. Но я знаю, никто не станет мне помогать.
Этот путь я должен одолеть сам.
Последний десяток метров. Последние силы… Главное – не смотреть вниз!
Если сейчас сорвусь – больше не смогу подняться, даже если не разобьюсь.
Давай, Глеб!
Где-то там, среди этой бессмертной армии – мой отец. Я это чувствую. И я просто не могу сейчас оказаться слабаком!
Цепляться за склон и ползти – хотя бы по сантиметру! Только вперед и ввысь – навстречу нестерпимо яркому, озаряющему их фигуры солнцу. Или удивительный свет исходит прямо от людей?
Там, наверху – лучшие. Я это помню.
«За сотни веков у этой земли было много защитников» – так говорила баба Валя. Те, кто смог переступить через боль и страх, отринуть мелкое и суетное…
«Трикстер по кличке Тень, разве тебе стоять рядом с ними?»
Моя собственная память сейчас тянет меня вниз.
Столько лет я просто ходил в Зону за товаром. Мне везло. Я хорошо научился находить артефакты и выгодно их продавать. А смог ли стать настоящим человеком – удалось мне то главное, о чем когда-то говорил отец?
«Недостоин!» – гулко стучит в висках.
Себя не обманешь.
Там, у дороги, когда пулемет с «вертушки» сшибал ветки над твоей головой, разве думал ты о деле, о чьем-то спасении? Нет, наслаждался собственной крутостью. Ловил кайф от адреналина. И Катя едва не погибла – только из-за тебя!
Ради чего ты вообще ввязался в эту борьбу? Просто чтоб испытать фарт? Разве любишь ты кого по-настоящему – даже Настю?
«Эгоист!»
«Придурок!»
«Слабак!»
Нет оправдания. И почти нет надежды, что я сумею подняться по отвесному склону.
Но все-таки я продолжаю карабкаться вверх – цепляясь за одинокие кустики, за толстые пучки сухой травы. Еще немного, еще чуток…
Стебли лопаются, не выдерживая моего веса. «Сейчас сорвусь!» – мелькает в голове.
В этот миг кто-то хватает меня за руку – крепко, надежно…
Я почти с испугом запрокидываю голову. И встречаюсь взглядом с лейтенантом.
Успеваю в мельчайших подробностях рассмотреть его фуражку с зеленым околышем, серп и молот на красной звезде, командирские «кубари» на воротнике гимнастерки…
А в следующую секунду, опираясь на его руку, одним отчаянным рывком я оказываюсь наверху.
Почти не верю своим глазам.
Я стою рядом с лейтенантом! Рядом с остальными. И эти люди одобрительно щурятся, будто считают меня равным.
Меня, обычного охотника за «товаром».
Пограничник слегка улыбается, будто читает мои мысли. А я, словно открытую книгу, могу читать его память. Я знаю, что ровно неделю, с короткими перерывами, длился его бой в том пылающем, будто ад, июне. Я отчетливо вижу: раненый, едва живой от усталости и кровопотери, командир 91-й заставы прикрывает отход товарищей. А когда в его пулемете кончается лента, в комнату залетает граната…
Я вздрагиваю и беру на себя его боль – короткой молнией-вспышкой.
Хотя сам он давно через нее перешагнул. И вместе с его обжигающей памятью в меня входит его сила.
«Ну, здравствуй, Глеб!» – только сейчас лейтенант отпускает мою руку.
– Здравствуй… Андрей, – его зовут так же, как Демина. Я еще многих могу тут угадать по именам. Но вглядываясь в их лица, пытаюсь отыскать единственного человека…
Моего отца.
Я ведь знаю, он – здесь! Обязательно должен был сюда попасть – еще четырнадцать лет назад, в день, когда его убили на моих глазах.
– Папа! – отчаянно выкрикиваю я в это огромное человеческое море. Мне так много надо ему сказать. И попросить прощения – за то, что не сумел его спасти, не смог перехитрить ненавистных упырей. – Папа!
Но налетающий ветер гасит мой голос. Ослепительная вспышка растворяет в себе целый мир.
Полет…
Теплое сияние…
Все выше, выше…
И кто-то невидимый отчетливо произносит в этой сверкающей высоте: «Теперь память твоей земли с тобой, Глеб. Живи и побеждай!»
…Сухое дерево поскрипывает на ветру. Как мохнатые лапы, скребущие небо, раскачиваются кроны сосен. А над ними, среди голубого бархата, проплывает одинокий силуэт ястреба.
Краски и звуки можно чувствовать, как мелодию.
Можно часами смотреть вверх, погружаясь в светлую безмятежность…
Если бы не чьи-то пальцы на моем плече, не испуганный голос у меня над ухом:
– Что с тобой, Глеб?
Зачем повторять это в который раз, зачем тормошить меня, будто пьяного?
Разве нельзя просто спокойно сидеть у меня за спиной?
– …Тебе плохо? – всхлипнула Катя.
– Нормально, – глухо отозвался я. И успокаивающе, мягко сжал руку девушки.
Минуты тянулись. Мы молча сидели на прислоненном к дереву мотоцикле.
Говорить не хотелось.
Хотелось, разбежавшись, прыгнуть в реку, нырнуть с головой в ледяную воду. И плыть, плыть в темной глубине. Пока хватит воздуха, пока вода не очистит душу, не смоет все, что камнем тянет на дно…
Но реки рядом не было.
Только лесная тропа.
И кто-то сейчас приближался по ней – я мог уловить шорох травы под ногами. Катя тоже замерла, напряженно вслушиваясь…
Шаги – ровные, спокойные. Так идут по давно хоженому пути, не боясь потревожить затаившегося врага.
Нет, это не погоня.
Тем более что бандиты и полицаи в одиночку по лесам не шляются. А тот, кто приближался, был один, я понял это еще до того, как он показался из-за дальних кустов.
Человек в полинявшей куртке, в какой-то нелепой помятой шляпе…
Увидел нас и замер, словно вкопанный.
– Здравствуйте! – произнес я как можно более миролюбивым тоном и приветственно поднял ладонь.
Незнакомец вяло шевельнулся.
Я подумал, что сейчас он развернется и бросится наутек. Но вместо этого он отозвался слабым, старческим голосом:
– Добрый день! – и неторопливо стал приближаться.
Когда путник поравнялся с нами, я рассмотрел, что он действительно очень стар – минимум лет семьдесят. Из-под помятой шляпы торчат седые пряди нечесаных волос. В руке корзинка – не плетеная, а синяя пластиковая, похожая на те, что используют в супермаркетах. Только ручка была самодельная – из скрученных в жгуты разноцветных проводов. На ногах незнакомца драные и чиненные с помощью таких же проводов сандалии – обутые поверх толстых вязаных носков.
– Не подскажете, куда ведет эта тропа? – дружелюбно спросил я.
Путник резко притормозил. И внимательно осмотрел нас с ног до головы.
Во взгляде, кроме настороженности, читалось искреннее любопытство.
– В Коровино ведет, – объявил он, наверное, удовлетворенный итогами осмотра.
– Далеко?
– Километров восемь.
Коровино? Было на карте такое название? Кажется, да…
Пока я вспоминал, старик вкрадчиво уточнил:
– Вы сами-то откуда путь держите?
– А мы типа заблудились, – изобразил я растерянную улыбку. – Полночи кружим – еле отыскали тропу…
– И чего ж вас в лес-то понесло – на ночь глядя?
– Вот, думали срезать путь…
– Все-то вы торопитесь! Эх, молодежь-молодежь… – вздохнул он. Лицо оставалось серьезным, но в глазах, сквозь прищур, угадывалась насмешка.
Не верил он ни единому моему слову.
– Всего доброго! – я сухо попрощался. Плевать мне на его недоверие, запущу мотор – и поминай как звали…
– Через Коровино вам лучше не ехать, – вдруг объявил старик.
Я смерил его внимательным взглядом и убрал палец с кнопки стартера.
– Это еще почему?
– А туда нагнали полицаев – как тараканов. Выставили оцепление вдоль опушки. Но соваться в лес боятся… После того как кто-то прикончил Варавву и половину его банды.
– Надо же, – я озабоченно покачал головой, – половину банды… Какой ужас!
Старик улыбнулся:
– Так что вам лучше повернуть направо – километра через полтора, возле болота. Двигайтесь вдоль него и еще через десяток километров попадете на мертвый хутор. А дальше начнется Чертова чаща…
– Оригинальное название.
– Мало кто осмеливается ездить по тем местам. Но вы ведь не боитесь?
Я пожал плечами:
– Спасибо за совет. Мы подумаем…
Он постоял еще немного, рассматривая нас бледно-голубыми, будто выцветшими от времени глазами. Казалось, старик хотел еще что-то сказать. Или спросить.
Но так и не спросил.
Попрощался и двинулся дальше по тропе.
Он удалился почти на десяток метров, когда я крикнул вдогонку:
– Скажите, а не знаете, что за деревня недалеко от Огненной реки?
Старик вздрогнул и замер, будто наткнувшись на невидимую стену. Резко развернулся и уставился на меня острым взглядом:
– Вы видели там деревню?
– Ну, да… – растерянно кивнул я.
– И как эта деревня выглядела?
– Дома – обычные, церковь – высокая, красивая… Там еще резной узор на дверях – будто птицы порхают над цветами…
Старик молча, не мигая, смотрел на меня – так, будто я сообщил ему что-то необыкновенное. Потом выдавил:
– Не возле реки. До реки там десяток километров… И деревни – давно нет. Все местные попали под «эвакуацию». А дома сожгли. Церковь – тоже…
Он опустился на траву, будто ноги перестали его держать, и глухо добавил:
– Никто не спасся. Ни один человек.
– А я видел…
– Врешь, – резко оборвал меня старик. – Не мог ты видеть! – он отвернулся и опустил голову, пряча глаза. А потом и вовсе закрыл лицо ладонями, будто его слепил утренний свет, пробивавшийся между кронами сосен.
Я выждал еще минуту, неловко кашлянул. Старик отнял ладони от лица, медленно повернулся. Несколько секунд мы смотрели друг на друга. Глаза его оказались сухими, и взгляд был пронзительный, совсем не старческий.
Больше я не стал задавать вопросов. Только тихо сказал:
– Спасибо.
– Прощайте, – чуть слышно отозвался он и хрипло напомнил: – От болота надо идти направо…
Все исполнилось в точности.
Очень скоро повеяло сыростью в набегавшем потоке воздуха, а потом справа от тропы замаячили камыши. Полтора километра – как старик и говорил. «Фалкон» пролетел их за считаные минуты.
Я заглушил мотор и осмотрелся.
Вправо тропы не видать, если и была – давно заросла. И верно, кому охота наведываться на мертвый хутор? Но если держаться подальше от края болота – проехать можно.
– Глеб… – тронула меня за плечо Катя.
Ясно. Все время нашего общения с лесным путником она терпеливо молчала. А сейчас не выдержала:
– Глеб… О какой деревне вы говорили?
Угу. Вероятно, со стороны та беседа выглядела чистым безумием.
– Какая деревня? Не знаю, – честно ответил. Может, я и правда контуженый, который видит то, чего видеть не дано? «Резной узор на дверях – будто птицы порхают над цветами…»
Я вздохнул.
Потому что следом из памяти пришло еще одно видение – огненный водоворот, вонзающийся в мою грудь. Я сморщился. Воспоминание – такое ясное, что даже кожа на груди засаднила…
Да, реально засаднила!
Я испуганно пощупал тело сквозь футболку. Чуть-чуть болит…
– Катя, – глухо пробормотал я, – у тебя не найдется… зеркальца?
Конечно, идиотизм.
Отважный трикстер в роли мнительной барышни. Да и откуда у Кати зеркальце? После всех этих передряг.
Но зеркальце нашлось. Совсем крохотное… и вполне достаточное.
Через секунду, задрав футболку, я растерянно изучал чуть припухшие, красноватые линии на своей коже. В том самом месте!
Нет, это был не просто шрам. Линии складывались в фигуру…
– Катя, – выдавил я неловко, – глянь, пожалуйста… Что это за хрень?
– Клещ? – встревожилась она.
Соскочила с мотоцикла, обошла его и озабоченно уставилась на мою «разукрашенную» грудь. Потом недоуменно подняла взгляд:
– Татуировка воспалилась? Болит, да?
Я едва не выругался. Но все-таки сдержался. Глупо. Хотя как ей объяснишь, чтоб не выглядеть психом? Я ведь и сам в себе до конца не уверен.
– Катя… а что это за фигура? Это чего-нибудь значит?
Она улыбнулась:
– Ну ты даешь! Забыл, что сам себе наколол? Это ж Крест Богородицы, древний символ света и возрождения… Да ты не волнуйся. Красиво получилось. И скоро заживет.
– Да, заживет, – сухо кивнул я, одергивая и заправляя футболку в джинсы. А в голове опять звучали голоса – отчетливые, будто наяву.
«Все зависит от того, сможешь ли ты поднять новую ношу…»
«Благослови воина Глеба…»
«Живи и побеждай!»
Значит, смог? Значит, благословили?
Значит, не пригрезилось?
