Эпилог

В трактире было безлюдно и тихо. Заведение открывалось в полдень. Сейчас было ровно двенадцать часов, и зал еще не успел наполниться посетителями. Хозяин за стойкой неторопливо протирал пивные кружки. Из кухни доносились аппетитные запахи жарившейся на огне свинины, тушеной капусты и свежего хлеба. Две молоденькие смазливые служанки бегали по залу, смахивали тряпками вчерашние крошки со столов.

Дверь отворилась, впустила в трактир поток холодного воздуха, в котором, однако, ощущалась тонкая нотка сырости, предвестник весеннего тепла – на дворе стояла середина марта. Следом вошел белокурый румяный молодой человек, одетый как богатый аристократ. На нем был красный костюм, расшитый золотом, ярко-алый берет с перьями и багровый, подбитый дорогим лисьим мехом плащ.

Юноша прошелся по залу, придирчиво выбирая стол. Наконец остановил выбор на том, что в углу. Уселся, скинул плащ и подозвал служанку:

– Прелестная дева, принеси мне кувшин лучшего пива. К нему – закусок побольше да повкуснее. Пусть все блюда будут такими же румяными, сладкими и аппетитными, как ты сама. И поторопись, я жду прихода дорогих друзей.

Зардевшись, девушка убежала в кухню. А в трактир вошел новый посетитель – невысокий и худощавый, на вид ровесник первого. У него было незапоминающееся лицо, светлые водянистые глаза и серые волосы. Одежда, пожалуй, затмевала роскошью даже костюм первого гостя – лазурный кафтан с широкими полосами золотого шитья, ярко-желтые шоссы, перетянутые золотыми шнурами, золото на берете, золото на шелковой рубахе, на плаще и даже на башмаках… Только в отличие от первого, носившего богатое одеяние с такой изящной небрежностью, что сразу виден был аристократ, на втором золоченый костюм смотрелся как лошадиная сбруя на муле.

– Энгель, дорогой друг! – воскликнул юноша в красном. – Проходи сюда, садись за стол. Безмерно рад тебя видеть!

– Здравствуй, Андреас, – рассмеялся сероволосый.

Молодые люди обнялись.

– Смотрю, твои дела хороши, – заметил Андреас.

– После Дня Всех Святых в городе осталось немало опустевших зажиточных домов. Вору было где разгуляться, – ответил Энгель. – Обычно я одеваюсь гораздо скромнее, человеку моего ремесла не годится светить золотом на всех углах. Сегодня нарядился, только чтобы затмить тебя.

Друзья рассмеялись.

– Что ж, хоть счастье твое и сомнительного происхождения, я рад за тебя, старый товарищ. Мои дела тоже неплохи, хотя благоденствие досталось дорогой ценою.

– Ты остался единственным наследником в семье? – догадался Энгель.

– Да, увы. Оба старших брата и отец погибли в ту страшную ночь. Бедная матушка с трудом пережила такую потерю. Теперь я – единственный продолжатель рода фон Гейкингов, все состояние семьи в моих руках. Скоро женюсь. – Андреас лихо заломил берет на затылок. – Невеста прелестна и юна, обещает расцвести в настоящую красавицу.

– А вот и Клаус! – воскликнул Энгель.

К столу подошел хмурый альбинос в черном, похожем на монашеское, одеянии и плаще с капюшоном:

– Приветствую, чтоб вы сдохли.

Андреас разразился хохотом:

– Мы тоже рады тебя видеть.

Служанка принесла пиво, расставила блюда с жареным мясом, хлебом, колбасками и тушеной капустой.

– Простите, друзья, что пригласил вас в такой незатейливый трактир. Есть места изысканнее, но мне не хотелось привлекать навязчивое внимание публики.

– Место как место. – Клаус залпом выпил кружку пива.

– Расскажи нам, как сложилась твоя жизнь? – спросил Андреас.

– Не сдох, и ладно, – проворчал альбинос. – Вокруг-то все как мухи мерли. У меня тогда лицо в ослиную морду превратилось. Вот смех был бы таким и остаться. А сейчас… что сейчас? Демонологи всем нужны. Правда, силы у меня уже не те, после того как с Равенсбурга было снято проклятие. Но ничего, главное, инквизиции в городе больше нет.

– Да, это лучшее, что произошло с Равенсбургом, – согласился Энгель.

– Жаль только, Инститорис выжил, чтоб он сдох, – нахмурился Клаус.

– О да, этот полнокровно добродетельный человек сейчас процветает, – рассмеялся Андреас. – До меня дошли слухи, что он хорошо принят в Ватикане. Написал труд под названием «Молот ведьм», в котором подробно рассказывает о своем опыте борьбы со злом. К тому же присвоил себе заслугу в спасении города от Вельзевула, за что получил награду из рук самого Папы Римского. Ничего, народ знает, кто настоящие герои.

– По сравнению с ним любой демон святой невинностью выглядит, – проворчал альбинос.

– Кстати, а куда делся ваш Гроссмейстер? Меня сих пор мучает эта загадка, – сказал Андреас. – Тела бедных Одиллии и Клинка мы нашли, но Гроссмейстера там не было, совершенно точно.

– Наши говорят, он отправился прямиком в ад, где служит Сатане вместо Вельзевула, – ухмыльнулся Клаус. – А я думаю, просто разнесло его в клочья, вместе с демоном.

– Здравствуйте, добрые господа, – к столу подошли Аарон и Ганс в одежде послушника.

Андреас вскочил, обнял обоих, похлопал по плечам, Энгель гостеприимно наполнил кружки пивом.

– Вот, – Ганс гордо водрузил на стол бочонок пива. – Из монастырских запасов.

– Украл? – оживился Энгель.

– Купил, – обиделся здоровяк.

– Ты уверен, дорогой друг, что в столь юном возрасте правильно будет удалиться от мира? – спросил Андреас.

Ганс, похоже, не понял половины из сказанного, но охотно ответил:

– Нравится мне там. Спокойно, благостно. Аббат говорит, это мое… как оно?

– Предназначение?

– Да. Вот.

– А я аптеку свою открыл, – похвастался Аарон. – После Дня Всех Святых в городе больных много стало. Благодаря Гроссмейстеру денег хватило, да примут его душу небеса.

– Какие небеса, чтоб ты сдох? – фыркнул Клаус. – Он бы там оказаться не захотел.

– А монастырь бригитток-то разрушили, – вздохнул Ганс. – И срыли под основание. Землю объявили проклятой. Там идола нашли…

– Статую Вельзевула, – поправил Андреас.

– Слыхали, – отозвался Энгель. – Говорят, из-за него монашки бесноватыми и делались.

– Как и горожане Равенсбурга, – кивнул Клаус. – Под ратушной площадью-то статуя побольше была, и храм к тому же…

– Намоленый, – вставил Ганс.

Энгель отхлебнул пива:

– Интересно, откуда они взялись? Что за народ их построил?

– Из Рима приезжали ученые монахи, – пояснил Андреас. – Они долго исследовали статую в монастыре Бригитты. А еще привезли с собой старинные рукописи, из которых можно было понять, что нынешний Равенсбург построен на месте древнего города. Когда-то здесь была стоянка кочевого народа. Кажется, они звались финикияне. Они-то и молились Вельзевулу… Красавица, еще пива!

– Вельзевул – могущественный демон, чтоб он сдох, – вставил Клаус. – Он долго ждал своего часа. Думаю, все началось сто лет назад, когда строился храм Святой Бригитты. Строители, чтоб они сдохли, закладывали фундамент и нашли фигурку Вельзевула.

– Демон получил частичную свободу, – предположил Аарон. – Он сумел сделать одержимой тогдашнюю аббатису, которая стала его хранительницей. Монахиня начала приносить Вельзевулу человеческие жертвы, и он набрал силу.

– Все остальное – звенья той же цепи, – кивнул Андреас. – Со временем у очаровательного бога появились адепты. Жертв становилось все больше. А решающий момент настал, когда в город приехали благочестивейшие Шпренгер с Инститорисом. Они стали лучшей добычей демона, вся их богоугодная работа лишь добавляла Вельзевулу могущества. Кстати, когда храм на площади был разрушен, статуя в монастыре тоже рассыпалась, а хранительница упала замертво. Говорят, после нее осталась только лужа слизи да кости.

– Что ж, – Энгель поднял кружку, – за избавление города от скверны. И за его спасителей, да примет Господь их души. За Клинка и Одиллию.

– И за Гроссмейстера, – ревниво вставил Аарон.

– И за него тоже. Но в первую очередь – за Клинка и Одиллию. Когда-нибудь об этом сложат песню.

– Это будет красивая песня, – добавил Андреас. – Песня о несбывшейся любви. Они умерли вместе. Я думаю, они любили друг друга. А мы и не знали…

– Кэп, вставай!

Дан неохотно пошевелился, разминая затекшую левую руку. Что-то мешало, давило на плечо. Он открыл глаза, повернул голову и уткнулся взглядом в спутанную копну ярко-рыжих кудрей. На его плече, перекинув руку через грудь, уютно посапывала хорошенькая белокожая девушка.

«Это точно не Настя», – посетило запоздалое откровение.

– Вставай, кэп! Срочно в рубку! – снова прохрипел недовольный голос и, видимо, для убедительности, добавил несколько заковыристых фраз о родстве и сексуальных связях кэпа с какими-то неведомыми мудангами.

Почувствовав движение Дана, девушка проснулась, распахнула большие, опушенные рыжими ресницами глаза с ярко-розовой радужкой.

– Доброе утро, кэп! – И потянулась, чтобы поцеловать.

Разбираться с нестандартной красоткой было некогда. Мягко отстранив ее, Дан подскочил и завертел головой. Он находился в небольшом, очень захламленном помещении. Все здесь выглядело странным и незнакомым: кровать, похожая на капсулу, плотно закрепленная на полу, прозрачный стол, на нем – неясного назначения приборы. Вокруг валялся мусор, разбросанная одежда, пустые пластиковые бутылки. Пахло спиртным. Судя по головной боли и привкусу во рту, он вчера мощно перебрал. Окон в комнате не было. Вместо стены – что-то вроде плазменной панели, на которой бесновалось удивительное, похожее то ли на козла, то ли на демона существо.

– Вставай, кэп! – хриплым голосом орало оно. – Звездолеты МП на хвосте!

Дан потряс головой, пытаясь прийти в себя: демонов ему с лихвой хватило в Равенсбурге. Словно уловив эти мысли, существо на мгновение покрылось рябью, потом предстало точной копией рыжей красотки, что сейчас блаженно потягивалась в кровати.

– Может, секс-киборга лучше поймешь, – соблазнительным голосом заявило оно, складывая губы бантиком. – Тебя ждут в рубке, кэп! Пошевеливай тощей задницей, паразит межгалактический! Аврал!

Девица подмигнула и исчезла, поверхность панели подернулась зеркальной пленкой. В ней отражался Дан – вернее, тот, кем он стал. Средний рост, худощавое тело с развитой мускулатурой, очень смуглая, как у латиноса, кожа, взлохмаченные жесткие черные волосы с прядями седины. Черные колючие глаза, крупный горбатый нос, тонкие губы, впалые щеки с трехдневной щетиной, правая – перечеркнута длинным шрамом. Шрамы были на груди и плечах. Дан посмотрел на свои руки – сильные, жилистые, перетянутые веревками вен, с крупными ладонями. На левой не хватало мизинца и безымянного пальца.

«Акела промахнулся, – уныло подумал он. – Опять Сенкевич что-то напортачил».

Дан подобрал с пола одежду: потертые штаны и куртку из материала, похожего на брезент. Быстро собрался, натянул тяжелые, видавшие виды армейские ботинки. Шагнул к выходу, отметив, что ко всем своим достоинствам еще и хромает на правую ногу. Панельные двери послушно разъехались перед ним.

Капитан пиратского космического корабля Айрон Блад по прозвищу Акула отправился в рубку.