Сенкевич с Андреасом и Гансом стояли в первом ряду, прямо перед помостом, на котором горели жертвы. Одежда и волосы пропахли жирным дымом, горло сдавливала тошнота. Вервольф-Шпренгер бесновался, выкрикивая заклинания.

– Будь он проклят, – прошептал барон.

Сенкевич молчаливо согласился и тут же увидел, как под ногами разверзается земля.

– Назад! – заорал он.

Все трое отпрянули, ввинтились в толпу, где уже бесновались, рубя людей, обезумевшие ближние.

– Он идет, хозяин идет!

В Сенкевича вцепилась древняя старуха, из беззубого рта летели капельки кровавой слюны. Сморщенное лицо покрывалось сетью черных вен, жидкие волосы выпадали клоками, на скрюченных старостью пальцах вытягивались длинные когти. Сенкевич рубанул ее по голове, отбросил в сторону.

– Отступаем!

Он размахивал мечом ничуть не хуже ближних, понимая: здесь больше нет людей. Вспарывал животы, отрубал тянущиеся со всех сторон руки, резал глотки. Слева, бок о бок с ним, дрался Андреас, справа размахивал тяжеленной дубиной Ганс.

Оказавшись в гуще толпы, они встали спиной к спине, сдерживая напор обезумевших колдунов и ближних. Краем глаза Сенкевич увидел, как над площадью поднимается древний храм с изваянием Вельзевула.

Земля наконец перестала дрожать и осыпаться, затягивать в себя людей. Над площадью разносилось гудение мух и полувой-полукрик вервольфа. Еще чуть-чуть, и статуя оживет, понял Сенкевич. Больше тянуть нельзя, здесь и сейчас концентрация силы такова, что ее хватит на десяток порталов. Осталось подгадать со временем. Будто отвечая на его мысли, часы на ратуше пробили двенадцать раз.

– Идем к храму! – крикнул он.

Андреас ответил невнятным воплем, попытался развернуться, но завяз в клубке извивающихся тел. Ганс куда-то исчез. Сенкевич отрубил несколько голов, высвободил Андреаса.

– Туда, к храму!

Вдвоем прорубаться сквозь скопище голодных тварей стало еще тяжелее. Чей-то клинок просвистел совсем рядом с лицом, оцарапав щеку, кто-то провел когтями по плечу, оставив глубокие ссадины. Спотыкаясь о трупы, оскальзываясь на лужах крови, они пробирались слишком медленно. Сенкевич почти с физической болью ощущал, как утекает драгоценное время.

– Пади! Пади! – раздался басовитый голос. – Во славу господа нашего Иисуса Христа!

Что-то грохотало за спиной. Быстро обернувшись, Сенкевич увидел, что прямо на них, давя и разбрасывая зазевавшихся тварей, несется телега. Ее, держа за оглобли, словно тачку, толкал перед собой Ганс. В телеге перекатывалась его дубина.

– Прыгайте! – крикнул здоровяк, снеся трех колдуний, которые норовили схватить Андреаса.

Сенкевич заскочил в телегу, втащил за руку барона. Ганс, натужно хрипя, взял разгон. Деревянные колеса отчаянно гремели по вспученной мостовой. Пассажиры изо всех сил вцепились в борта.

– Держись! – Ганс докатил телегу до края ямы, вскочил в нее, плюхнулся в передней части.

Повозка наклонилась и полетела по откосу прямо на облепленную мухами статую.

– И-и-эх-х! – в диком восторге орал Андреас.

Телега скатилась вниз, врезалась в постамент и разлетелась на куски, ездоков раскидало по земле. От удара из легких вышибло воздух, боль была острой и твердой – казалось, внутренности превратились в камень. Сенкевич задохнулся, потом закашлялся, отхаркиваясь кровью, с трудом сел, ощупал голову – вроде цела, это главное. Поднял глаза: он сидел прямо у ног Вельзевула. Статуя зашевелилась – возможно, это двигались насекомые, но Сенкевичу показалось, что голова Вельзевула качнулась, правая рука чуть дернулась.

«Пора. Иначе опоздаю». Он встал на четвереньки, достал из-за пазухи кусок мела, принялся вычерчивать вокруг постамента магическую фигуру, монотонно повторяя формулу Большого Проклятия. Печать Соломона – чтобы не выпустить демона, рисунок сложный, нельзя ошибиться ни в одной линии. Смотреть, как пережили полет его помощники, было некогда. Он знал: сейчас сюда ринутся все твари, что беснуются наверху, и ребятам придется несладко. Если они, конечно, выжили и продержатся до окончания ритуала. Если же нет… не видать ему Флоренции 1428 года, а Равенсбургу – спасения.

Мушиный монстр угрожающе навис над ним, грозя похоронить под гудящей тушей. Сенкевич даже не взглянул на Вельзевула, сейчас требовалась предельная концентрация внимания. Вокруг него сгущалась энергия заклинания, сталкивалась с силой, исходившей от демона. Что-то неуловимо изменилось вокруг – зеленое свечение потускнело, жужжание роя стало отчаянным, тонким, словно мухи испытывали боль. Вельзевул выгнулся, бесформенное тело наклонилось к Сенкевичу.

Ощутив непонятную опасность для их божества, твари, еще недавно бывшие людьми, поползли к яме. Окружили провал, скалились злобно, вопили, тянули к Сенкевичу скрюченные лапы. Самые смелые спрыгнули вниз, покатились по откосам.

– Сейчас начнется веселье, дорогой друг! – воскликнул Андреас, поджигая факел и доставая из ножен меч.

Ганс, не особо доверявший клинку, решительно выставил перед собой дубину. На него, визжа, бросились сразу две ведьмы, здоровяк размахнулся, мощным ударом раскроил череп одной, вторую отшвырнул пинком. Тварь опустилась на четыре лапы, припала к земле и стремительно, как ящерица, поползла к Гансу. Тот снова замахнулся. Ведьма схватила парня за ноги, заурчав, впилась зубами в голень. Дубина Ганса сломала ей спину, колдунья взвыла, разжала челюсти, но даже с размозженным хребтом продолжала извиваться, пыталась дотянуться до человека. Удар по голове заставил ее затихнуть.

Тощий, с шакальей мордой, колдун крадущимся беззвучным шагом подбирался к Андреасу. В лапе блестел кинжал. Существо совершило длинный прыжок, нацелив острие в грудь барону, но тот встретил его быстрым выпадом. Клинок вспорол живот колдуна, и Андреас, освобождая меч, ногой отбросил тварь назад:

– Верность друзьям, смерть врагам!

Однако существо смогло подняться и снова заковыляло к барону. Тот шагнул вперед и аккуратно снес колдуну голову. Теперь уже мертвое тело, обмякнув, упало на землю, но через него переступил новый уродец, получеловек-полукабан. Этот был силен и широк в кости, в отличие от предыдущего вооружен мечом, с которым, похоже, умел обращаться. Колдун пригнул голову, пропуская над собой клинок, и прыгнул на барона. Он ничуть не заботился о выживании, пер напролом, словно нарочно подставляясь под удар. Казалось, колдун только и ждет, когда Андреас вонзит в него меч – этот момент стал бы удобным для тварей, которые подбирались к людям со всех сторон.

Сенкевич, не обращая внимания на свалку вокруг, продолжал совершать ритуал. Печать Соломона была готова, но он не знал, справится ли рисунок с демоном такой силы. Теперь Сенкевич вычерчивал куском угля другую фигуру – треугольник Соломона. Энергия Большого Проклятия становилась все плотнее, ощутимее, вступала в противоборство с силой Вельзевула.

Между тем жужжание смолкло, мушиные тельца окончательно слились на статуе в единый гладкий черный покров, обрисовавший Вельзевула. Гигантская статуя с телом человека и головой быка расправила плечи, вспыхнули зеленые огни глаз, рот растянулся в хищной ухмылке.

Мечник теснил Андреаса, барон оказался в опасной близости к постаменту. «Сейчас прижмет, и все, прибьет, как муху», – пронеслась отчаянная мысль. А в яму прыгали все новые твари.

– А-а-а! – вопящий клубок ударил колдуна сзади под коленки.

Существо от неожиданности упало навзничь, Андреас ястребом подлетел, обрушил клинок на шею. Из-под тяжелой туши выбрался Энгель. Рубаха пропиталась кровью, на лице виднелись ссадины, но улыбка была довольной.

– Ты откуда? – крикнул Андреас, факелом отгоняя назойливую колдунью.

– Прорубился, – коротко ответил вор и, сделав ловкий выпад, выпустил кишки существу с козлиной мордой.

– Я думал, ты уйти хотел. – Андреас отрубил ухо ведьме, похожей на летучую мышь.

– Там, наверху, уже ад. Здесь безопаснее, – Энгель беззаботно рассмеялся, рубанул по шее тварь с головой осла.

Вокруг росли горы трупов, через них ползли все новые твари, упорно пытаясь добраться до людей. «Они никогда не успокоятся», – подумал Андреас. Это была последняя четко выраженная мысль, дальше он действовал, повинуясь инстинкту выживания. Резким, коротким тычком сунуть факел в лицо колдуну. Шипение, вопль боли, резкая вонь опаленной плоти. Тварь закрыла лапами морду, зашаталась. Глаза выжег. Хорошо! Рубануть мечом по шее. Обезглавленное тело рухнуло поверх груды изрубленных мертвецов. Отлично! Второй. Удар факелом, вой, взмах меча. Третий… Снова огнем в звериное рыло. Пинок. Отлетел. Хорошо…

Рядом ревел, размахивая дубиной, Ганс.

– Не по-божески! – Двое полегло. – Во имя Господа! – Ведьма свалилась с расколотым черепом, из которого выплеснулось на землю жирное, белое.

Энгеля не было видно из-за окруживших его существ. Казалось, вору пришел конец, но он умудрился прорвать кольцо, проткнув самого здорового колдуна насквозь, выскочил с победным криком и снова кинулся в драку.

Вельзевул потянулся, отшвырнул копье, придавив им троих подданных, и огласил площадь оглушительным рыком. Он снова преобразовывался. Голова быка сменилась уродливой мордой демона, за плечами выросли перепончатые крылья. Он взмахнул лапами – пол храма под ногами Сенкевича содрогнулся, пошел трещинами, из которых омерзительными ростками вырвались тонкие цепкие руки с длинными пальцами. Извиваясь словно змеи, они поползли к людям, обвивали, сковывали движения. Сенкевич достал нож, перерезал руки-плети. Не отвлекаться. Времени оставалось в обрез. Треугольник был закончен, осталось вырисовать в углах магические имена владык ада.

Ганс молча топтал цепкие конечности, Андреас прижигал их факелом, Энгель, нелестно поминая ад, Тартар и всех демонов вместе взятых, обрубал мечом. Сенкевичу возиться было некогда, он заканчивал ритуал.

Вельзевул тяжело спрыгнул с постамента, храм содрогнулся. Демон шагнул вперед, чтобы расправиться с наглецом, который ползал вокруг него. Поднял тяжелую ногу с раздвоенным копытом, занес над головой Сенкевича – тот даже не обернулся. Нога наткнулась на невидимую стену, звезда Соломона сработала.

От рева Вельзевула сотряслась вся площадь, колдуны попадали ниц, обхватив лапами головы, из ушей и носов текла кровь. Забренчал и лопнул колокол на ратуше, с крыш сорвало черепицу. Мушиные рои поднялись высоко в небо, заслонив собой луну.

Сенкевича бил кашель, рот наполнился вкусом железа. Проглотив кровь, он приступил к завершающей стадии ритуала – заклинанию призыва. Это был решающий этап: если он ошибся в предположениях, то сила, которую вызовет заклинание, вырвется наружу и разнесет все. Не только Равенсбург, но, пожалуй, всю Европу, а может, и всю землю. Так делается новая история, усмехнулся про себя Сенкевич. Но другого шанса не было, и он продолжил выговаривать латинские слова.

Вельзевул бесновался, пытаясь выбраться из ловушки, созданной звездой Соломона, снова и снова бросался на магическую преграду. Воздух вокруг него накалился и пошел волнами – казалось, само пространство искажается, растягивается и вот-вот лопнет, выпустив демона на свободу.

Сенкевич дочитал заклинание, отступил назад, крикнул:

– Ложись! – и упал, закрыв голову руками, съежился, вжимаясь в камень, стараясь сделаться как можно меньше, незаметнее, как человек, которого застиг на улице артналет.

Сияние, окружавшее Вельзевула, стало вдруг невероятно ярким. Тело его засветилось, словно состояло из зеленого пламени, глаза исторгали молнии, из макушки вырвался и ударил в небо столб зеленого огня. Заклинание сработало: все силы ада, вызванные Сенкевичем, хлынули в демона и бурлили сейчас в его теле. Пространство вокруг затрещало от огромной энергии, она бесконечным потоком вливалась в Вельзевула, переполняла его, раздирала изнутри.

Пора, понял Сенкевич. Еще немного – и все это шарахнет по городу, потом рассеется вокруг. Он начертил поверх звезды Соломона магический рисунок для построения портала, оглянулся: Насти с Платоновым не было. Значит, завязли в толпе мутантов, а может, уже убиты. Скорее всего, убиты. Что ж, так даже лучше.

Сенкевич быстро проговорил формулу портала, которую рассчитывал на одного человека. В свечении вокруг Вельзевула появился фиолетовый отблеск. Сначала это были малые искорки, пробегавшие по демону, потом они соединились в одно пятно, загустели, приобрели цвет фиолетовых чернил. Портал, питаемый адской энергией, быстро увеличивался в размерах, гибкие стрекала опутали беснующегося демона, стремясь пожрать, затянуть в пространственную дыру. Вельзевул рванулся, но поздно: из портала вылетел черный смерч, втащил демона внутрь. Сенкевич шагнул следом.

Он не успел увидеть, как по откосу скатились Дан с Настей, кинулись к фиолетовому пятну, шагнули в безумную круговерть. В то же мгновение портал схлопнулся, выплюнув напоследок Вельзевула. Раздался оглушительный грохот, и тело демона разлетелось на куски, словно внутри него взорвалась бомба. Ошметки разбросало по всему Равенсбургу, но их никто не успел увидеть: части демона превратились в стаи мух, которые взлетели в небо, слились с темнотой и растаяли. Зеленое и фиолетовое свечения еще висели несколько секунд в воздухе, переливаясь, борясь между собой, но вскоре одновременно погасли.

Город замер до утра. И лишь на рассвете повсюду с земли поднялись выжившие. Больше в них не было ничего колдовского – обычные лица, только слишком уж изумленные, обычные глаза, хоть и затуманенные непониманием. Обычные тела, правда, покрытые ранами и залитые кровью.

Андреас и Энгель тоже очнулись, стояли посреди заваленного трупами храма.

– Что это было, черт меня возьми? – задумчиво проговорил Энгель.

– Морок, адово безумие, дьявольские соблазны – выбирай, что тебе по нраву, дорогой друг. Одно ясно: все это закончилось, благодарение небесам.

– А где Ганс?

Ответом до них донесся то ли полный боли стон, то ли приглушенное рыдание. Ганс, лицо которого было залито слезами, привалился к постаменту, на котором лежали два бездыханных тела. Лица мужчины и девушки были странно спокойными, умиротворенными, широко раскрытые глаза неподвижно смотрели в небо. Даже мертвые, они продолжали держаться за руки.

– Сестра! – воскликнул Андреас, кидаясь к девушке в белой, покрытой побуревшими пятнами рубахе.

Он тряс Одиллию-Агну за плечи, гладил спутанные золотые волосы, целовал холодные щеки, прикладывал ухо к груди в надежде услышать дыхание.

– Она мертва. – Энгель осторожно коснулся плеча друга. – Да примет ее душу господь.

– Клинок, наш Клинок, он тоже… – как ребенок, плакал Ганс.

Они оплакивали близких, не зная, что Одиллия фон Гейкинг, благородная девица, дочь знатного рода, и Мартин Соммер, бывший солдат и воин Христа, перестали существовать не сейчас. Одиллия и Мартин погибли гораздо раньше, когда в них вселились сущности других людей. На постаменте лежали пустые оболочки, покинутые Настей и Даном. Души Одиллии и Мартина не вернулись в свои обиталища. Кто знает, где они истаяли, вытолкнутые временными постояльцами тел.

– Зачем, зачем они это сделали? – рыдал Ганс. – Зачем они прыгнули туда?

– Это магия, друг. – Андреас коснулся век сестры, закрыл голубые глаза. Потом сделал то же для Клинка. – Они пожертвовали собой ради спасения Равенсбурга. Ради нашего спасения.

– Берегись! – Энгель дернул его на себя.

Раздался треск и грохот падающих камней. Храм зашатался, рядом с постаментом обвалилась огромная глыба.

Стены стремительно разрушались, словно время решило взять реванш за то, что когда-то пощадило обиталище Вельзевула.

– Сейчас все уйдет под землю! – крикнул Энгель. – Бежим!

– Я не оставлю сестру! – Андреас попытался стащить тело Одиллии с постамента.

– Нет! Так мы не выберемся! Идем, тут ничего не поделаешь. Это место станет ее могилой!

Энгель ухватил друзей за рукава, потащил прочь. Выбежав из храма, они стали карабкаться по склону. Земля осыпалась под ногами, за спиной раздавался грохот.

Они все же сумели выбраться, упали на краю ямы, тяжело дыша и отдуваясь. Храм превратился в груду камней, которую медленно засасывало в землю. Под обломками оказались погребены и тела Одиллии с Клинком.

– Мы расскажем об их подвиге всем, – тихо сказал Энгель.