Глава 4
Новая баллада вызвала такой шум, такие крики, что Илар с минуту ошеломленно сидел на своем стуле посреди зала и хлопал глазами, не в силах что-либо сказать. Деньги сыпались рекой, трактирный мальчишка едва успевал собирать в шапку катящиеся кругляшки, чтобы передать их музыканту. Когда собрал, шапка потяжелела в несколько раз.
Илар заглянул в «кассу», достал пару медяков и подал их мальчишке – за труд. Тот взял их с довольной улыбкой и пообещал, если понадобится, снова помочь. Народ все неистовствовал, требовал продолжения, и музыкант снова начал играть уже известную мелодию, песню моряков. Потом еще песню – о караванщиках, потом пресловутую «Желтоклювую птичку» – ее пришлось исполнить три раза подряд, а затем – снова свою балладу.
В этот раз Илар внимательно следил за тем, как реагируют люди. Как они плачут, вздыхают, а когда дошел до того места, где отец и сын бились на поединке, взял да и… изменил окончание – с ходу, без подготовки, без каких-либо трудностей!
В этой версии отец и сын узнали друг друга, настал мир, они поехали на могилу любимой и матери, и там оплакали ее, заливаясь слезами. Оплакав, уехали в новые земли, где жили долго и счастливо – сын женился на хорошей девушке, а отец нянчил внука, которого назвали его именем, и внучку, названную именем бабушки.
Зал вначале замер, затих, никто не ожидал подобного исхода, окончание песни прошло в мертвой тишине – не стучали ложки, не скрипели стулья. У Илара было такое ощущение, что он находится среди мертвых, люди, похоже, не дышали, вслушиваясь в слова песни. А когда она закончилась, некоторое время сидели мертво, будто пришибленные пыльным мешком с мукой.
А потом началось такое, чего Илар не ожидал, – рев, крики, топот! Его подхватили на руки, стали подбрасывать, а когда все-таки поставили на место, музыканта снова осыпал дождь монет.
Сказать, что Илар был счастлив, – ничего не сказать. Он был потрясен. И даже не реакцией людей – люди, особенно нетрезвые, склонны к бурному выражению чувств, здесь ничего особенного не было. Илар был потрясен тем, как легко у него получилось изменить слова и мелодию, как выскочили откуда-то из души нужные слова и как они сумели зацепить некие струны в душах зрителей. Магия? Или он до сих пор не попадал в такие условия, когда его талант мог раскрыться в полной мере? Кто теперь скажет… только не он, мальчик из провинциального городка.
В этот день он напился. Так, как не напивался никогда в жизни. Его угощали, наливали, хлопали по плечам, и скоро Илар уже ничего не соображал, кроме одного – сберечь далир! Сберечь во что бы то ни стало! Даже когда его тащили наверх, чтобы уложить в постель, Илар никому не отдал свой драгоценный инструмент, прижимая его к груди и глупо улыбаясь. Так и заснул в кровати – потный, облитый вином и соусами, с прилипшей к щеке веточкой гинзы, которую тут очень любили добавлять в салаты. Дверь за ним захлопнули, и музыкант остался лежать в ночной тишине, сраженный наповал силенским вином.
«О-ох… о-ох… зачем я так напился?! Как лесоруб после получки… Получки? Похоже, не будет получки… растащили все. Разве я мог уследить за деньгами? Да демон с ними, все равно сейчас подохну… Тошнит как…»
Илар мучительно медленно и трудно пошевелился на кровати, спустил ноги, уцепился за спинку лежбища и, перебирая непослушными руками, принял вертикальное положение. Тут же комната пошла кругом, завертелась, закружилась, и… музыканта стошнило. А затем он потерял равновесие и со всего размаху врезался в пол, вставший горбом.
«Оживший» пол врезал в лоб так, что из глаз посыпались искры. Илар выругался и, отплевываясь, пополз к ванне, стоявшей посреди комнаты. Он всегда заранее просил поставить в комнате ванну, чтобы помыться после концерта, – «дурные привычки» домашнего мальчика. И сейчас она была тут, поблескивала в темноте начищенными медными боками.
Илар, шатаясь, подошел, уцепился за край обеими руками, постоял, держа равновесие, потом осторожно освободил одну руку и сунул ее в ванну, щупая воду. Вода уже остыла и была чуть теплее человеческого тела. Илар подумал и начал сбрасывать одежду прямо на пол, потом перегнулся через край ванны и плюхнулся, подняв фонтан брызг. Сразу захлебнулся, глотнув воды, вынырнул и лег, опершись затылком о край ванны и высунув из воды лицо. Около минуты лежал, моргая, глядя в темный потолок. Фонарь не горел, и комнату освещала только луна, выглядывавшая из-за неплотно прикрытой занавеси. Вернее, не освещала, а выхватывала бледными лучами кусок стены, оклеенной выцветшими обоями, сохранившими следы какого-то рисунка, теперь больше похожего на вязь букв неведомой письменности.
Илар лежал в ванне минут десять, но комната все кружилась, кружилась, кружилась… Наконец, в его голову пришла замечательная мысль: он колдун или не колдун? В конце-то концов! А что, если покататься по комнате, сидя в ванне? А что такого? Одушевить ее, а потом подчинить, и… вот и развлечение! А что, не имеет права? Он колдун! А еще – музыкант, бродячий музыкант, и желает развлекаться! Великий музыкант, желающий разнообразить свою личную жизнь! Мысль показалась такой яркой, такой замечательной и великолепной, что Илар рассмеялся от полноты чувств и хлопнул по остывшей воде рукой – эх и здорово он придумал!
Туман в голове не помешал выпустить два заклинания так быстро, что ванна не успела взбрыкнуть и выкинуть наездника из своих недр. Она запрыгала на месте, расплескивая воду, Илар же вцепился в борта живого сосуда и, радостно смеясь, приказал:
– Ну-ка, кастрюля ты медная, побегай по кругу! Давай, давай! Ийо-хо-хо-о-о! Поехали, поехали!
Ванна носилась по комнате, пьяный Илар находил, что это невероятно весело, и радостно смеялся, время от времени ныряя под воду и снова выныривая на поверхность, отплевываясь, кашляя и снова веселясь.
Наконец развлечение надоело, и он приказал ванне встать в угол. Выбрался из нее уже посвежевшим, слегка протрезвевшим и сильно озадаченным: что это было-то? С какого хрена он вдруг занялся колдовством, да еще в пьяном виде?
Вытерся полотенцем, надел свежее белье, потом подошел к столу, где стоял фонарь, обнаружил, что в том еле-еле, незаметно бьется пламя, открутил фитиль подлиннее, добившись, чтобы светил, но не сильно коптил, и уже собрался сесть на кровать, когда вдруг услышал тонкий дрожащий голос откуда-то из-под стола:
– Господин музыкант, а что это было?
Илар вздрогнул, вскочил с кровати, едва не наступив в неприятно пахнущую липкую лужу, и, наклонившись, заглянул под стол. Там сидел мальчишка лет десяти-одиннадцати, тот самый, что собирал Илару деньги с пола в трактире. Он был перепуган до смерти, губы дрожали, а глаза вытаращились так, словно малец увидел дракона, заглянувшего в форточку и спросившего пирожок с мясом.
– Ты как тут оказался?! – выдавил из себя Илар, ошеломленный и напуганный. «Мальчишка может рассказать о том, что здесь видел, и… неизвестно, что будет! Ох, я и дурак! Да что же я наделал?! А все вино! Отец всегда говорил, что вино делает даже из умного человека полнейшего идиота и что самые большие глупости делались именно под воздействием вина! И что же я натворил?! Ой-ей!»
– Я принес твои деньги… положил тут, под стол. И спал здесь. Охранял, чтобы никто не украл. Я видел, как ты залез в ванну, потом она ожила и бегала по комнате, а ты ею командовал, и она тебя понимала! Ты колдун, господин музыкант? Только не убивай меня, ладно? Я никому не скажу, что ты колдун! Пожалуйста, не убивай!
– А почему это я должен тебя убить? – неприятно удивился Илар. – Даже если я и колдун? Я что, ненормальный убийца?
– Ну как же… я видел твое колдовство, ужасное, страшное! Мне про колдунов рассказывал Тирун – это наш работник при кухне! Он говорит, что колдуны злые и что они убивают детей, когда творят колдовство. Вот! Но я никому не скажу, господин! И все равно же мне никто не поверит – я маленький еще, и к тому же раб! Так что не бей меня, ладно, господин?! Я денег тебе собрал, ничего не тронул! Мне так нравится, как ты играешь!
– Тебя как звать? – хмуро спросил Илар, мучительно пытаясь сбросить пьяную одурь. Ему было стыдно за свое поведение, и развлечение уже не казалось таким смешным. Наоборот, с каждой минутой он все больше убеждался, что вел себя как последний идиот и что такой идиот заслуживает костра на базарной площади – просто за свою глупость.
– Даран, господин! – оживился мальчишка. – Даран меня звать!
– А чей ты раб? – так же хмуро переспросил Илар. Он крайне отрицательно относился к рабству, впрочем, как и его отец Шаус. Отец считал, что человек не может владеть человеком, это противоестественно. А еще – что рабство пришло с юга, с завоевателями. На севере рабства никогда не было. На работе в пекарне отец никогда не использовал рабов, только свободных людей. Тут было еще одно обстоятельство: рабами становились преступники и взять на работу преступника – это непрактично. Во-первых, свободный всегда лучше работает, если ему платить хорошую плату и если он не полный идиот или пьяница. Раб не будет работать в полную силу, а кроме того, может и напакостить хозяину, отомстить за свою неудавшуюся жизнь. Были рабы потомственные, были отданные в рабство за преступления, но не было рабов счастливых и быть не могло. Кто-то решался бежать, скрыться от хозяев, – их искали. Если находили, то казнили или секли до полусмерти. Были такие, кто отбывал свой срок спокойно, зная, что подневольному положению когда-то придет конец. Обычно в рабство продавали на десять-двадцать лет. Среди рабов встречались должники; они не уплатили налогов государству или же задолжали кредиторам, и те не смогли через суд получить какое-либо имущество должника, кроме «движимого» – самого должника. Если сумма была большой, могли продать и жену, и детей – жена и дети считались собственностью главы семьи. Дворян, конечно, это не касалось – дворяне не могли быть проданы в рабство согласно закону. Их, правда, могли повесить. Именно повесить, а не отрубить голову – не должна проливаться драгоценная дворянская кровь. Бред, конечно, кровь, она кровь и есть, горячая, соленая, красная и пахнет железом. Это Илар знал наверняка. Что ни говори, но ведь он был наполовину дворянином, пусть и «ублюдочным», с точки зрения «чистокровных».
– Я принадлежу господину Эстару, – пожал плечами мальчишка, несмело выбираясь из-под стола. Он успокоился, колдун явно не хотел готовить из него колдовское зелье. – Нас с матерью продали в рабство за долги. Папаша выпивал, занимал денег, все пропил, проиграл в кости и сбежал. А нас продали с торгов. Давно уже, я еще совсем мало́й был.
– А мать тут, в трактире? – рассеянно спросил Илар, раздумывая, что ему делать и как сделать так, чтобы мальчишка не болтал лишнего. Кроме того, чтобы дать мальчугану денег, ничего в голову не приходило.
– А нет мамки, – спокойно ответил мальчишка и вытер веснушчатый нос маленьким кулаком, – померла она! Давно померла. Простудилась зимой и померла. Я один теперь. Хозяин говорит, что, как вырасту, продаст меня с торгов – папашка ему задолжал много денег. А еще надо оправдать жратву, которой он меня кормит, и одежу, что он мне дает. Дрянь одежа, но не нагишом же я хожу.
– Смотрю, ты разумный парнишка, – усмехнулся Илар, глядя на серьезное лицо нового знакомого. – Тебе лет-то сколько? Десять? Одиннадцать?
– Тринадцать, – неожиданно ответил мальчишка и на недоуменный взгляд Илара пояснил: – Правда-правда! Я не вру! Ну вот такой мелкий уродился, да. Но я жилистый, сильный! Во! – Мальчишка согнул в локте правую руку и показал свой «могучий мускул». – Гляди, видишь, какой крепкий? Пощупай!
– Да, крепкий! – Илар ткнул пальцем в мальчишескую руку и, сдерживая улыбку, отвернулся к окну. За окном уже начало сереть. Скоро должен быть рассвет, а Илар еще не спал. Конечно, он может выспаться и в дороге, но, если хозяину каравана вожжа попадет под хвост, поспать не даст. Сыграй то, сыграй се, расскажи историю, – достанет!
– Вот видишь, господин! Тебя Иссар зовут, да? Я слышал, как тебя называли в караване! Ты здорово играешь! Я тоже умею, но плохо… так, иногда бренчал на далире, мне Зистар давал попробовать – это наш музыкант. Он злой на тебя, говорит, башку бы разбил этому музыкантишке! Ты вроде как деньги у него отнял, гости тебе кидали, а ему нет. Хотел у меня твои деньги отобрать, но я убежал и сюда спрятался.
– Отобрать хотел, говоришь? – скривился Илар. – Вот гад!
– Ага. Гадина. Щиплется все, хватает меня… я ему что, шлюха, что ли? Гадина! – Мальчишка погрустнел и добавил: – Хозяину пожаловался, а он говорит, что от меня не убудет. Тоже гад. Зистар мне уже проходу не дает. Я слыхал, что он мужчин любит, вот и вяжется ко мне. А хозяин ржет, мол, пусть потренирует, все равно меня в бордель для мужчин продаст. Для женщин я слишком мелкий…
– Тринадцать лет, говоришь… – закусил губу Илар. – Интересно, а сколько он за тебя хочет получить денег?
– Не знаю, – равнодушно пожал плечами мальчишка, – я коплю деньги. Может, когда-нибудь выкуплюсь. Пока только десять серебреников собрал. Говорили, что взрослый сильный парень стоит на рынке десять золотых. Если он ничего не умеет. Мастеровые дороже. А за меня, хозяин говорил, хорошо, если пять золотых возьмет, – я некрасивый, веснушки у меня и маленький совсем. Вот так… Я тут при трактире – убираю в номерах, полы мою, воду таскаю, все делаю, что могу.
Илар посмотрел на мальчишку, на серьгу в его левом ухе, на которой было выбито имя хозяина, и вздохнул:
– Хочешь со мной уехать?
– Ты хочешь меня купить, господин? – встрепенулся мальчуган, и тут же подозрительно посмотрел в лицо Илара. – Только я это… с мужчинами не буду! Мне противно!
– Дурак, – рассердился Илар. – Я что, похож на такого? Совсем спятил?!
– Прости, господин… я тут всякого насмотрелся, – грустно ухмыльнулся мальчишка, – не обижайся. Конечно, я хочу с тобой уехать. Хочу мир посмотреть. Я ведь никогда отсюда не уезжал. Мы жили тут, в Есетре, когда папаша нас бросил, так тут и живу всю жизнь. Забери меня отсюда, а? Пожалуйста… а то я сбегу, а меня потом поймают и убьют. Терпежа уже нет, достал меня этот Зистар. Я уж и подумывал, чтобы сбежать… только некуда. И эта демонова серьга… ее только с ухом снимать. Давай я у тебя приберусь? А то тут грязновато…
– Приберись, – кивнул Илар, – а я пока посплю. Завтра с тобой решим. Сегодня я чего-то… приболел.
– Ага, я видел, – усмехнулся Даран, и зачем ты пил, господин? Видно же, что ты не пьешь. Выпил всего ничего, я следил.
– Все-то ты видел! – фыркнул Илар, с облегчением откидываясь на подушку. Комната уже не вертелась, скачки на ванне и разговор с мальчишкой протрезвили его, как если бы музыкант выпил снадобье от похмелья.
– Все видел, – кивнул Даран, громыхая деревянным ведром в углу возле ванны. – Я все подмечаю! Все вижу! Знаешь, господин, никто не обращает внимания на мальчишку-раба, а у меня ведь тоже глаза есть, и скажу тебе – очень даже острые глаза. Все вижу. И как хозяйкину дочку в кладовой тискал купец из столицы, и как Зистар с Шараном в комнате запирались, и как возчик, что привез муку, бутылку вина за пояс засунул, все вижу! Только молчу. На кой мне надо? В жизни не пригодится. Ты не переживай, я никому не расскажу, что ты колдун. Ты же боишься, что я трепану языком? Нет, я же не дурак болтать!
– Ты умнее, чем кажешься, – усмехнулся Илар, глядя на то, как мальчишка не морщась подбирает с полу то, что вылетело из глотки пьяного музыканта некоторое время назад. Даран умело вытирал пол, и было видно, что он умеет работать.
Неожиданно Илар подумал о том, что неплохо вообще-то заиметь слугу – чтоб таскал вещи, прибирал, стирал. А что – зарабатывает приличные деньги, почему бы не позволить себе держать прислугу?
– Умнее, – кивнул Даран, макая тряпку в ведро. – Ты думаешь, господин, легко жить, когда ты один и нет никого, кто за тебя заступится? Когда тебя могут ударить и даже убить, и ничего за это убийце не будет? Хошь не хошь, а приходится быть умным. Я неграмотный, но соображалка у меня работает. Если купишь меня, господин, не пожалеешь!
– Надеюсь, – задумчиво ответил Илар, искоса следя за мальчишкой. Тот поставил ведро с грязной водой в угол, вымыл руки в ванне и вопросительно глянул на хозяина комнаты:
– Я останусь здесь?
– А ты где вообще ночуешь? Где спишь?
– У себя в клетушке, рядом с кладовой. Но я там редко сплю последнее время. Или на конюшне, или еще где-нибудь…
– Понял… – кивнул Илар. – Возьми одеяло, положи на пол, а то замерзнешь.
Он собрал одеяло, бросил его пареньку, и тот благодарно улыбнулся, устраиваясь под столом. Илар привстал, повернул колесико масляного фонаря, притушив его почти до конца, снова лег и закинул руки за голову, глядя в потолок. В голове шумело, но дурнота прошла, мысли стали более ясными, четкими. Спать почему-то расхотелось. Илар знал, что завтра пожалеет, если сейчас не выспится. Но ему не спалось, в голову лезли мысли, рассуждения, планы. Когда и подумать, как не глубокой ночью? Никто не мешает, не шумит, не топает и не кричит: «Ну-ка, сбацай «Желтоклювую птичку»!
«Итак, что со мной происходит, не считая того, что я сегодня нажрался? Я вдруг стал великим музыкантом! Не смешно ли? Ну-ка, Илар, давай размышлять: я умею играть, неплохо играть, умею петь и, как выяснилось, умею сочинять музыку и баллады. Но! Никогда я не мог играть и петь так, чтобы люди буквально сходили с ума! Почему это до сих пор не показалось мне странным? Потому что мне было приятно чувствовать себя великим музыкантом, и я отбрасывал мысли о том, что дело нечисто. И тогда нужно подумать – что изменилось? Я получил далир. Дорогой, с дорогими струнами, звучащий волшебно, так, что люди плачут и смеются в такт мелодии. Волшебно?! Волшебно! Мне нужно было сообразить раньше: далир-то зачарованный. Я же читал, что есть такие заклинания: то ли лак зачаровывают, то ли инструмент какой-то колдовской мазью натирают, не знаю. В книгах пишут об этом по-разному, да я как-то раньше этим не интересовался… а зря. Древнее колдовство, забытое. Старый колдун не зря держал у себя далир, ох не зря! С какой стати он бы таскал с собой инструмент? Кстати, вероятно, стоит он больших, очень больших денег. Надо еще почитать где-нибудь, что могут такие инструменты. Впрочем, я видел, что они могут. По крайней мере, мой далир. Он как-то воздействует на людей и… на меня. Я начинаю играть лучше, а люди воспринимают мою игру всей душой. Сомневаюсь, что, если бы я взял в руки другой далир, эффект был бы таким же. Интересно, очень интересно! Но пора спать… Завтра поговорю насчет парнишки. Хороший парнишка, сразу видно. И жалко его. Деньги есть, почему бы не помочь парню? Выкручусь как-нибудь. И что, я буду держать у себя раба? Отец бы меня не понял… противно. Но кто сказал, что он будет рабом? Оформлю как-нибудь позже, выправлю ему свободу, как только приедем в столицу. Пока не буду ему об этом говорить. Позже. Ну все, спать…»
* * *
– Ну соврал же? – лениво бросил Илар, из-под полуприкрытых век поглядывая на довольного, безмятежного Дарана. – Не тринадцать лет тебе?!
– Зачем господин спрашивает, когда у него в мешке купчая на меня? Там все сказано! – усмехнулся мальчишка. – Ну соврал, да! Так всего год прибавил! Ну, двенадцать мне, и что? Я от этого стал хуже работать или поглупел?
– А зачем врал-то? И сейчас врешь. Нет тебе двенадцати. Через месяц только будет, – так же расслабленно бросил Илар, с интересом ожидая, как будет выкручиваться Даран.
– Так всего месяц! – задохнулся слуга. – Делов-то! Пролетит, и не заметишь! Месяц! Ты, господин, слишком уж придираешься к несчастному сироте!
– «Несчастный»! Мерзавец! Я что, не видел, как ты крался в трактир с ведром дерьма из выгребной ямы? Видел, как ты черпаешь! Сознавайся, куда вылил? Впрочем, я и так знаю. Напакостил напоследок? Слушай меня, маленький мститель, теперь ты со мной, я тебя купил согласно этой бумаге. Все, что ты сотворишь, ударит в меня, понимаешь? По закону, что бы раб ни сделал, отвечает хозяин! И расходы за тебя нести мне, и наказание – все равно как я что-то натворил. Учти это. И если не хочешь мне напакостить, больше без моего ведома так не делай. Тебе все ясно?
– Ясно, господин! – повеселел нахмурившийся было Даран. – Но там ничего страшного не было, я же его не поджег! Так, полил кровать и барахло дерьмецом. А еще – в далир ему налил! Классно вышло! Возьмет в руки, а оттуда: буль-буль какашка! Да с червячками! Ммм! Вкуснота! Дерьму – дерьмо!
– Тьфу, гадость какая! – фыркнул Илар. – Вот негодник! Кстати, насчет «поджег» – ты что, серьезно? Не хватало еще и этого!
– Да хотелось… но ведь я не стал этого делать! – с гордостью заметил Даран. – А очень хотелось!
– Спасибо и за это! – иронично поклонился Илар и снова, откинувшись, прислонился к борту фургона.
– Наплачешься ты с ним, – улыбнулся в густые усы возница. – Парень шустрый, а насекомых в голове куча!
– Нет у меня никаких насекомых! – обиделся Даран. – Я моюсь, и часто! Никогда грязью не зарастал!
– Это выражение такое, – улыбнулся Илар. – Мол, дурная у тебя голова, насекомые в ней бегают вместо мыслей.
– Точно, дурная у него голова! – не унимался возчик. – И ты за этого отдал три золотых?! Да за три золотых можно столько шлюх купить, столько вина купить – уму непостижимо! А ты выкупил вот это пакостное костлявое чудовище!
– Сам ты пакостный! – ощетинился Даран. – И не такой я уж и костлявый! И поумнее тебя в сто раз!
– Даран! – предупредительно буркнул Илар. – Со старшими надо уважительно. Тебе разве этого не говорили?
– Говорили, – сплюнул мальчишка, – только вот позабыл я. Со всеми будешь учтивым, на шею сядут!
– Иэ-эхх… некому тебя было пороть! – покачал головой возчик. – Не занимались твоим воспитанием отец-мать и хозяин. Раб и есть раб. Полуживотное!
– Прекрати! – Илар грозно взглянул на возчика. – Не зарекайся! Сегодня ты свободный человек, а завтра продадут в рабы, как Дарана и его мать, и будешь дерьмо за другими убирать! Не гневи богов! А то рассердятся, и тогда…
– Тьфу! – сплюнул возчик. – Накличешь беду! А те, кто оказался в рабах, сами виноваты! Или их предки! Известно же – за грехи предков отвечают потомки! В следующей жизни будут господами, а пока нужно терпеть и страдать!
– Это кто тебе такое сказал, жрецы? – Биргаз ловко сплюнул, едва не сбив плевком неосторожно приблизившуюся бабочку. – Они тебе и не то расскажут!
– А ты против жрецов? Против богов? – сощурился возница. – То-то они тебя наказывают за строптивость!
– Дурак ты, – покачал головой Биргаз. – Жрецы – это еще не боги. Жрецы служат государству, сдерживают людей от бунтовства! Тебе скажут, что власть от богов, что нельзя бунтовать, иначе окажешься в Подземном Мире, и ты развесишь уши и будешь делать то, что тебе скажут. Терпеть будешь.
– А ты как будто не будешь! – окрысился возчик. – Рассуждаешь тут! А чего не бунтуешь тогда, раз все понимаешь?
– А зачем? Я живу хорошо, – пожал плечами охранник, – мне незачем бунтовать. Но я понимаю, что и как происходит в империи. А ты просто болван, которому втирают в уши всякую чушь, и ты веришь. Вот и про рабов – посмотрел бы я, что бы ты говорил, если бы был рабом. Небось тогда бы другие речи вел!
– Если бы да кабы! – фыркнул возчик. – Пока что все вот так! Я – свободный, а он – раб.
– Замечу, он мой раб, – хмуро буркнул Илар. – И если я увижу, что ты с ним плохо обращаешься…
– И что? И что ты мне сделаешь, щенок? – снова фыркнул возчик. – Дохлятинка! Морду мне набьешь, что ли? А осилишь?
– Придумаю чего-нибудь, – криво усмехнулся Илар. – Но ты пожалеешь, это точно.
– Я ему помогу! – поддержал Биргаз. – Скажу ребятам, они из тебя пыль выбьют, сесть без крика неделю не сможешь! Сказали тебе – раб принадлежит ему, и не трогай его! Не можешь удержаться, чтобы не сказать гадость, просто не замечай раба! Кстати сказать, Иссар парень отчаянный, тогда в трактире так заехал одному уроду по яйцам, что, скорее всего, тот теперь никогда не будет иметь потомства, не сможет плодить таких же идиотов, как он сам! Так что не шути с Иссаром!
– Да ну что вы на меня напали-то?! – расстроился возчик. – Я вообще даже и не обижал мальца! И вообще маленьких не трогаю! Вот он мне нужен, ваш мелкий раб?! Изваляли в дерьме ни за медяк! Сказать уже ничего нельзя! Скучно же, поговорить охота, а я этого засранца пальцем не трогал и не трону никогда! Тьфу! Все настроение испортили!
– Да ладно, – махнул рукой Илар, – это так, на всякий случай. Сколько осталось до постоялого двора?
– Часа два, – помолчав, нехотя ответил возница. – Дай сюда флягу… во рту пересохло. Надеюсь, поганец не плюнул туда? От него всего ожидать можно…
* * *
– Мне помочь тебе мыться, господин? – Даран с готовностью схватил мочалку и кусок мыла.
– Спину потри, – нерешительно покосился Илар, – потом тоже вымоешься. Ты когда последний раз мылся?
– Утром, а чего? Лицо сполоснул, – шмыгнул носом мальчишка. – Если часто мыться, ум смоешь!
– Вымоешься, я сказал! – вздохнул Илар. – Каждый день надо мыться.
– Что я, благородный, что ли? – хмыкнул Даран, сосредоточенно натирая спину Илару. – Не воняю, и ладно! Да вымоюсь, вымоюсь! Ну что ты сразу сердишься, господин! Все сделаю, как скажешь! А классно сегодня тебе денег накидали, правда? Я даже золотой углядел! Вот что, господин, ты играл – не видел, а я следил… Так вот – какой-то придурок на тебя сильно зырил. И так зырил, что, сдается, неспроста это!
– Не зырил, а смотрел. Избавляйся от уличных словечек! – автоматически поправил Илар, и тут до него дошел смысл слов. – И чего он смотрел? Ну – смотрел и смотрел, что тебя так обеспокоило?
– Понимаешь… вот чую я – неспроста он на тебя смотрел. Мужик какой-то странный, взгляд нехороший. И с ним еще двое были. Мне показалось, я видел их у нас на постоялом дворе. На разбойников похожи.
– За нашими деньгами охотятся? – обеспокоился Илар. – Сегодня хороший улов собрали! Ты запер дверь?
– Я что, дурак? Конечно, запер. Я подле двери копыта брошу, если че – наступят на меня, я и завизжу! А ты тогда беги, господин! Шум подымай!
– Не копыта брошу, а лягу, – нахмурился Илар. – Мы просто не откроем никому, и все. До утра не откроем. Все, я помылся. Залезай ты.
– Господин, может, не надо? Неохота чегой-то… да лезу, лезу!
– Вот и лезь. А я пока что почитаю немного. – Илар покосился на мальчишку, неохотно сбрасывающего одежду, и подумал о том, что надо бы прикупить парню штанов и рубашек. Потом вздохнул: вещмешок все больше раздувается, вернее, оба вещмешка. Скоро придется сумы покупать, вещей стало много. Пока доберется до места назначения, в столицу будет въезжать уже на своем фургоне, с кучей мешков, ящиков, сумок!
Эта мысль насмешила Илара, он фыркнул, тихонько похихикал и, насухо вытершись, надел чистое белье. Потом уселся за стол и, не обращая внимания на усталость, стал вчитываться в книгу заклинаний, которую вытащил из мешка. Загрузил в мозг несколько заклинаний – сработают или нет, неизвестно, но не помешают.
«Интересно, а сколько могут храниться загруженные заклинания? Нигде об этом не было ни слова! А вдруг голова не может держать заклинания дольше какого-то срока, например, дольше недели? Вдруг, если не выпустишь, с ума сойдешь?! Плохо, что я не учился магии. Небось каждый новичок знает такие вещи… а я меньше новичка, ноль, круглый ноль!
Вообще-то я зря забросил колдовство. Надо как-то разбираться с заклинаниями. Несмотря на опасность. В крайнем случае – уйду, когда из каравана выгонят. Один пойду. Деньги есть, и еще буду подрабатывать. Нужно заниматься магией, нужно! Получить магический дар и не попробовать освоить этот дар? Глупо же, я ведь так мечтал стать колдуном… нет, не колдуном – волшебником! Колдуном не хотел!
Впрочем, какая, к демонам, разница? Попросил богов, вот они мне и устроили сюрприз. Конечно, свинство полнейшее! Узнать бы, какой из богов подсуетился, десять лет ему подношений в храме не стану делать за пакостничество. Вообще-то, а чего я боюсь? Что-то я не слышал в речах моих спутников, что они ненавидят колдунов. И почему это я разговор не завел об этом деле? Нужно будет поговорить с Биргазом, с остальными ребятами, что они думают о колдунах? Завтра.
Что мог, в голову загрузил, аж заболела головушка-то… Спать хочется. Хмм… интересно, а то, что я как-то неожиданно захотел спать, может, это связано с тем, что в голову загружены два десятка заклинаний? Вроде как засыпает мозг, а? От усталости.
Да ладно… скорее всего – это три часа игры на далире повлияли, вот что это такое. Аж горло саднит от пения. Здорово все-таки… люди просто с ума сходят от того, как я играю. Жаль, что это инструмент так может играть, колдовской инструмент, а не я. Обидно. Но грех жаловаться! Мне в руки попал инструмент, за который другие музыканты душу демону бы продали! А я ною! Это безбедная жизнь, это… все, что хочешь! Деньги, слава! Хе-хе… Помечтал? А теперь спать».
Илар со вздохом отложил книгу заклинаний. Глаза слипались, ему хотелось еще почитать, но… всему свое время. Страниц в книге несколько сотен, под тысячу, разбираться долго, но вся жизнь впереди. Будет еще время. Куда спешить? У порога на матрасе пыхтел Даран, устраиваясь на ночлег, за окном кричала ночная птица – надрывно, тягуче, будто стараясь выхаркнуть из себя внутренности. Илар накрылся одеялом, пару раз хлопнул глазами и стал проваливаться в сон, будто плыл по теплым волнам. Уже засыпая, улыбнулся и тихо прошептал себе под нос:
– Видел бы меня папа! Знаменитого музыканта!
И уснул.
* * *
– Хозяин! Хрррммм…..
Илар вскочил с кровати, как если бы его выбили пинком. Сна как не бывало. Сколько он проспал – неизвестно. Видать, совсем недолго – за окном было еще темно, хотя небо посерело, и звезды на нем поблекли. Спросонок не понял, что случилось, и, когда увидел Дарана, извивавшегося в руках здоровенного мужика с ножом в руке, не поверил своим глазам и, лишь когда полетел в угол, сбитый могучим кулаком, осознал – беда!
– Где он?! – тихо, угрожающе спросил один из нападавших, глядя в глаза Илару. Лицо мужчины было замотано темной тканью, и голос звучал приглушенно.
– Кто – он? – спросил Илар, стараясь не замечать ножа, уткнувшегося в его горло и, похоже, проткнувшего кожу, – по шее стекало что-то мокрое. Впрочем, может, это были и слезы. После удара глаз музыканта стал заплывать, из него катились горячие капли.
– Придуриваешься, скотина? – рыкнул разбойник и сильнее прижал нож к горлу парня.
– Эй, ты прирежешь его, а мы еще не взяли то, что нужно! Потише! – буркнул другой нападавший. – Парень, скажи, где «Поющий», и будешь жить! Иначе мы вначале прирежем этого раба, потом будем отрезать тебе палец за пальцем! Пока не скажешь, где инструмент!
– Это далир, что ли? – сглотнув, спросил Илар. – Не троньте паренька! Вон там лежит, в шкафу! Это вы за ним охотитесь?
– Посмотри! – приказал человек с ножом, держащий Илара, третий напавший открыл створку шкафа, достал инструмент и расстегнул чехол:
– Он! Вот тут клеймо мастера, узнаю его!
– Наконец-то… – вздохнул тот, кто держал Илара, – нашли! «Поющий»! Эй, дубина, ты где взял эту драгоценность? Кто тебе его дал? Или ты украл его?
– Дерес, тебе какая разница? – Тот, кто держал Дарана, издал смешок и весело добавил: – Даже если ему боги дали! Главное, инструмент у нас! За него столько денег отвалят, что…
– Заткнись! – перебил разбойник, грозивший ножом Илару. – Ты зачем называешь по имени? Теперь придется прирезать этих придурков!
– Их так и так придется прирезать, – парировал третий. – Мальчишка меня запомнил, я уверен. Он смотрел на меня в зале, когда этот парень играл. У них деньги еще должны быть, надо поискать. Он целую кучу сегодня заработал, вы не забыли, что у нас с деньгами совсем уже хреново?
– А чего искать? Он сейчас сам нам покажет, где лежат деньги, – хмыкнул Дерес. – Эй, придурок, где монеты, что ты заработал? И не только вчера – ты ведь каждый день играешь. Нагреб денег неслабо, точно. Вот придурок! След оставил хороший. Если бы не он! Старикашка смылся, не успели, и вот счастье! Говори, где деньги?
– Можно, я спрошу? Перед смертью, так сказать? – решился Илар. – Что за инструмент такой? За что хоть мы умираем? Я отдам все деньги, только расскажите!
– Ты не знал, чем владеешь? – хохотнул третий грабитель, поглаживая бок далира и укладывая его в чехол. – Это же «Поющий», один из тех инструментов, что управляют душами людей! Драгоценный артефакт! Мы охотились за ним до-о-олго! Нашли, и тут этот старикашка сбежал, прихватив инструмент! Скотина! Проклятый колдун! Ведь предлагали ему продать, гаду! Хорошо хоть услышали, что по тракту едет молодой парень, который гениально играет и поет, так, что люди плачут и смеются! А я уж было распростился с мечтой… ну надо же!
– Хватит болтать, – рявкнул Дерес. – Говори, где деньги! Эй, Хессан, что с тобой?! Эй!
Грабитель, который только что смеялся, застыл, побелев, как статуя из белого камня. Потом покачнулся и с шумом грохнулся на пол, прямо на руку, отломившуюся, будто она была стеклянной. Голова ударилась о пол, откололась, разбрасывая льдистые кусочки, красные осколки разлетелись по комнате, долетели до ног остолбеневшего первого грабителя, и тот от неожиданности опустил руку с ножом.
Тут же из угла выскочил стол, топая ножками, как рьяный скакун, и бросился к своему господину.
– Врежь им! – крикнул Илар, вцепляясь в руку разбойника, пытаясь вывернуть из нее нож. Это никогда бы ему не удалось, мужчина был едва ли не в три раза крупнее, но разбойник, ошеломленный гибелью товарища и явлением живого стола, не смог быстро отреагировать на сопротивление жертвы.
Стол с разбегу врезался в обезоруженного мужчину с такой силой, что тот отлетел к ванне, проделав весь путь по воздуху, и, лишенный чувств, плюхнулся в грязную воду, чтобы никогда оттуда уже не вынырнуть, задохнувшись в обмывках.
Державший Дарана тоже ослабил внимание, потрясенный тем, что случилось, и мальчишка, воспользовавшись замешательством разбойника, выскользнул из захвата и упал на пол.
Вовремя! Стол, разогнавшись, так врезался в негодяя, что почти перерубил его пополам, прижав к косяку. Разбойник вскрикнул, выбулькнул из горла фонтанчик крови и упал прямо на Дарана, накрыв его своим телом.
Стол бросился на упавшего, стал топтать его, прыгая на месте, бить ногами, как лошадь передними копытами, но Илар опомнился и крикнул:
– В угол! Отойди! – Он понял, что стол добирается до Дарана, ведь приказ был «Врежь им», без уточнения, кому именно. Мальчишка чудом остался жив.
В комнате стало тихо, если не считать топотка стола, снующего туда-сюда в углу возле окна, да прерывистого дыхания Дарана, с натугой выбирающегося из-под тяжелого тела разбойника. Илар, пошатываясь, пошел к кровати, его тошнило, особенно при виде человека, в которого он выпустил замораживающее заклинание. Кусочки плоти, отколовшиеся от покойника, стали оттаивать, распространяя запах сырого мяса и оставляя на полу лужицы крови. Никогда Илар не то что не убивал, но даже не покушался ни на чью жизнь, а тут… аж три трупа! И неважно, что они хотели убить его и мальчишку. Все равно – это же люди!
Илар бросился к окну, открыл створку и с рычанием выпустил на улицу весь свой ужин. Внизу кто-то яростно заматерился, проклиная богов и придурка, который напакостил ему на голову; музыкант спрятался за подоконник, слегка присев, и понадеялся, что облеванный не заметил, откуда к нему прилетела кара за то, что он встал так рано, когда все нормальные люди спят. Похоже, что прохожий не заметил источник неприятности – в коридоре никто не топал и не матерился. Впрочем, пока стол скребся в углу, Илар никого не боялся. Защитит.
– Господин, – простонал обессиленный мальчишка, – сними с меня эту гадость! Не могу! Он весит, как бык! Аж дышать трудно!
Илар кивнул, подошел к придавленному богатырским телом Дарану, и совместными усилиями они отвалили разбойника в сторону, кряхтя от натуги. Потом уселись на кровать. Оба тяжело дышали и некоторое время ничего не могли сказать.
Отдышавшись, Даран с гордостью заметил:
– Круто ты их, господин! А у этого аж башка отвалилась! Ты его в лед превратил! Здорово! Хрясь – и подлюга дохлый! Хрясь! И башка прочь! Хрясь! И рука в сторону! Хрясь!..
– Прекрати свои «хряси», – взмолился Илар, – меня и так тошнит, а ты напоминаешь! Тьфу!
– Ой, какие нежности! – хихикнул мальчишка. – Чего такого-то? Ну и подохли! Туда им и дорога! Ты больно нежный, господин! Прямо как девчонка! Ой! За что подзатыльник, злой, жестокосердный господин?!
– Чтобы не обзывался и не говорил глупостей, – внезапно успокоился Илар и добавил еще один подзатыльник. – А это за грубость!
– Злой ты, господин! Но крутой, да! – расплылся в улыбке Даран. – А стол как их запинал! Прям как бешеный осел!
– Почему осел-то? – ошарашенно спросил Илар. – Ну конь там, или еще чего! Осел почему?
– Маленький потому что, – важно кивнул мальчишка, – был бы большой, тогда конь. А так осел.
– Тебе виднее, – рассеянно ответил Илар, лихорадочно обдумывая, куда деть покойников и как объяснить людям, каким образом три здоровенных мужика с замотанными мордами оказались у него в комнате, да еще и в виде мертвецов. Да каких мертвецов! Один заморожен в статую, другие раздавлены непонятно чем! А еще в углу подпрыгивает стол, наводящий на мысли о колдунах, оказавшихся вдруг поблизости.
– Вот что, Даран, – подумав минуту, приказал Илар. – Сейчас берем этих негодяев, выволакиваем в коридор. Устраиваем неразбериху – в руки им сунем ножи, вроде как они дрались и побили друг друга. Утром найдут – может, не поймут, что случилось. В комнате надо будет прибраться – кровь замыть и все такое прочее. Если что – порезался, мол.
– Ага… – скептически хмыкнул мальчишка. – Они порезали друг друга, а перед тем заморозили своего дружбана. Ты поверил бы в такую тупую хрень?
– Слушай, умник голозадый, придумай что-то другое, если можешь! – разъярился Илар. – Я – не могу! Бери башку этого говнюка и тащи ее в коридор! А потом приходи, потащим остальное! И помалкивай, пока я тебе еще подзатыльников не надавал!
– Ты думаешь, я от подзатыльников поумнею? – серьезно спросил Даран. – Я слышал, что, если долго бить кого-то по голове, он станет дураком. Тебе нужен слуга-дурак? Я буду пускать слюни, обделаюсь, завоняю, тебе придется меня убить – просто из жалости. И тебя опять вырвет! Тебе это надо?
– Тьфу! – фыркнул Илар. – Чего несешь-то?! Хватай голову, говорю! Я не могу к ней прикоснуться – противно! Бррр! Тащи!
Минут пятнадцать они перетаскивали покойников, устраивая их в коридоре, оглядываясь и боясь, что кто-то заметит. Илар сквозь зубы ругал Дарана, который предложил поставить покойников так, будто они занимались противоестественными делами и в порыве страсти сдавили друг друга до смерти. Илар был против глумления над мертвецами, в отличие от Дарана, который не испытывал ни малейшего уважения к трупам врагов.
– Хрень какая-то, – помотал головой Илар, – скоро их найдут, увидят следы крови у нас, и… начнутся расспросы. Расспросы, расспросы… О! А если? Иди затирай кровь, я сейчас…
Илар быстрыми шагами пошел в комнату, подошел к шкафу, у которого стоял прислоненный к стене далир, ощупал его, спрятал внутрь шкафа. Достал книгу, поднял стоявший на стуле фонарь, принесенный грабителями, и загрузил в голову нужные заклинания. Потом вернулся в коридор, выбрал цель и одно за другим выпустил заклинания, с замиранием сердца ожидая, что после этого получится.
Разбойник, утонувший в ванне, медленно встал, замер, опустив руки. Его глаза не моргая глядели в пространство, будто мужчина смотрел туда, куда живым доступ закрыт, – в Подземный Мир.
Илар отошел на шаг, собрался с силой:
– Ты слышишь меня? Повинуешься?
В груди разбойника заклокотало, из его рта вырвалась струйка пенистой жидкости – воды из ванны, – потом раздался глухой голос:
– Слышу. Повинуюсь.
– Откуда ты узнал о «Поющем»?
– От Хессана.
– Он откуда узнал о «Поющем»?
– Из летописей.
– Подробнее расскажи, что за летописи, о чем они, что за инструмент, почему вы за ним охотились и вообще – все, что ты о нем знаешь. Быстрее!
– Не знаю, что за летописи. Хессан сказал, что есть возможность получить очень много денег. Это магический инструмент, который может воздействовать на людей, заставляя их делать то, что задумал хозяин далира. Как – я не знаю. Хессан знал.
– И теперь не расскажет, без головы-то! – раздался голос Дарана, высунувшегося из комнаты. – Ты не того заморозил, господин!
– Молчи, Даран! – оборвал мальчишку Илар. – Рассказывай дальше. Откуда взялся инструмент? Кто его сделал?
– Не знаю, – глухо, как из бочки, прогудел покойник. – Хессан знал. Я – профессиональный разбойник, грабитель. А он образованный. Хессан сказал, что инструмент у колдуна по имени Герезард и что старик уже полоумный, ничего не соображает. Что можно легко у него забрать инструмент и обогатиться на этом деле. Что он знает покупателя на «Поющего», и нам дадут денег столько, что до конца жизни мы не будем знать нужды. Но старик исчез, сбежал куда-то, не знаю почему. Мы искали его везде и не нашли. А потом услышали о тебе и нашли.
– Как открыли дверь?
– Бирог взломщик, он может открыть все, что угодно. У него есть специальные приспособления.
– Понятно. Вот что, сейчас возьмешь этих мертвецов и вынесешь из гостиницы, бросишь куда-нибудь в укромное место. В реку, например. Когда закончишь, пойдешь в лес и будешь идти прямо… бесконечно. Все ясно? Выполняй, не мешкай.
– Ясно, господин! – Покойник повернулся, легко, будто тело товарища было соломенным, поднял одного из мертвецов, взвалив его на плечо. Потом поднял голову и руку второго, сунул за пазуху. Левой рукой схватил твердого, неоттаявшего Хессана за шиворот и, размеренно шагая, пошел по коридору к лестнице, волоча труп за собой, оставляя длинную кровавую дорожку.
– Здорово! – выдохнул Даран. – Вот это круто придумано! Трупы сами себя выносят! Хозяин, ты превзошел сам себя! Жалко, что никому рассказать нельзя, – все было просто охренительно!
– Не ругайся! – нахмурился Илар. – Сколько раз тебе говорил?! Ты мальчик, а мальчику не пристало материться!
– Ладно, хозяин, каюсь! – ухмыльнулся Даран. – Но все-таки это было охренительно! И даже… И…
Ты неисправим, – покачал головой Илар, вздохнул и пошел в комнату. – Прибирай тут! Скорее! Скоро уже рассвет. И в коридоре слегка притри, чтобы не было видно, откуда идет дорожка из крови. Интересно, успеет он отойти от реки, прежде чем кончится действие заклинания?
– А тебе не плевать, хозяин? Ну, свалится на дороге, и что? Да нам…
