Глава 7. Новгород

Город был небольшой, и Илья с Марьей быстро нашли постоялый двор, коих в Ладоге было много. Расположение города на водном пути «из варяг в греки» имело свои преимущества.

Сняв комнату и оставив свои небогатые пожитки, они спустились в трапезную. За несколько дней пути на лодье непременный кулеш утром и вечером уже приелся, и хотелось горяченьких щец или ухи, чего-нибудь мясного – даже пива.

Илья сделал заказ, и они, не спеша насытившись, улеглись спать. На кровати мягко, в комнате тепло, сухо и никакой качки, как на судне. Одно слово – благодать. Не свой дом, конечно, но как приятно после путешествия по воде вернуться на сушу.

Илья решил устроить несколько дней отдыха. Они ели, спали, ходили по городу. Все же надо знать город, где им предстоит прожить несколько месяцев. В том же Ростове, если бы Илья не знал других выходов, кроме городских ворот, были бы неприятности. И на новом месте – где торг, где мастерские.

А торг – не только место торговли, но и центр любого древнего города. Здесь обмениваются новостями, ибо других источников информации нет. Причем новости были не только городские. Торговые люди приезжают из разных мест – из Крыма, Византии, из хазарских степей – даже из Синда. Купцы – люди наблюдательные, понятливые, любые мелочи подмечают, ведь в торговле без этого никак. Гуляют по дикой степи отары, стало быть – спокойно все. Исчезли внезапно – кочевники в набег идут, самому с обозом подальше от беды убираться надо.

До Ладоги конные «соседи» не добирались, но беспокоили западные и северные. То литовские разрозненные, но воинственные племена нападают, то немецкие ордена, коих много развелось – крестоносцы, тевтоны, меченосцы, а еще даны и шведы. Одним словом, норманны добычу алчут. Вот и получалось – ни года спокойного. Для того и крепость мощную Рюрик поставил.

Крепость имела неправильную форму и пять башен – Клементовскую, Воротную, Стрелочную, Тайницкую и Раскатную. Располагалась она на стрелке Волхова и Ладожки. В тылу ее находились посады. Внутри крепости располагались две деревянные церкви – Святого Георгия и Святого Димитрия Солунского, терем князя, в котором ныне проживал посадник, воинская изба и другие здания.

По обеим сторонам крепости были пристани для кораблей – и по Волхову, для морских судов, и по Ладожке – для речных ушкуев, лодей и стругов с небольшой осадкой.

Илья не просто бродил по городу и глазел, он присматривался, куда пристроиться можно. Деньги на житье были, но если калиту не пополнять, монеты закончатся. Да и скучно жить без дела.

Работа сама нашла его.

В один из дней Илья с Марьей ужинали. Трапезная была полна: купцы и команды с кораблей, местный люд. Торговые люди с ремесленниками зачастую обсуждали сделки за кувшином вина. Все было тихо-мирно.

Они уже собрались уходить к себе в комнату, когда вдруг раздался шум и крики от одного из столиков.

Илья поморщился – опять кто-то не рассчитал свои возможности и перебрал с крепким олуем.

Но ссорой дело не ограничилось, следом за шумом раздались звуки ударов, и из-за стола вскочили, судя по одежде, два купца. Они сопели, выкрикивали обидные слова и награждали друг друга тумаками. Лица у купцов были красные – оба были в изрядном подпитии. И ладно бы они не мешали другим, а то ведь столы начали толкать, посуда на пол полетела, несколько кувшинов с вином и пивом опрокинулись, а один и вовсе разбился.

Хозяин заведения метался за стойкой.

– Ах, беда какая! Одни убытки и разорение!

Илья вначале не думал вмешиваться. Пусть выпустят пар, обменяются тумаками, остынут.

Окружающие сначала смотрели на потасовку с интересом, но драчуны разошлись не на шутку. Кто-то принялся увещевать их и получил кулаком по лицу. Обиженный решил не спускать оскорбления и сам кинулся в драку.

Через пару минут в трапезной был бедлам. Посетители дрались, бросались посудой, били друг друга лавками.

Илья понял – надо вмешаться, иначе они разгромят постоялый двор. Он схватил одного из дерущихся и выбросил его за дверь, во двор. Через несколько секунд туда же отправился другой. Третьего он свалил ударом под дых. Четвертого схватил за руку, крутанул на месте и кинул в группу дерущихся, свалив этим всех на пол. Пока они барахтались, пытаясь встать, он хватал их поодиночке и выбрасывал во двор.

Хозяин, прятавшийся за стойкой, кричал:

– Обогоди маленько! За ужин-то кто платить будет? Они вино заказывали, пиво, еду недешевую.

Илья остановился:

– Ты помнишь, кто сколько должен?

– А как же, у меня записано.

Илья выхватил из группы драчунов одного и заломил ему руку:

– Этот сколько проел-пропил?

– Десять ногат.

– Отсчитывай из его калиты.

Трясущимися от страха руками хозяин развязал калиту купца и отсчитал деньги.

– За разбитую утварь еще бери – кувшины побили, миски.

– Верно. – Хозяин вытащил еще две ногаты.

Илья проследил, чтобы хозяин лишнего не взял, иначе могут обвинить в разбое или краже.

Так и пошло. Илья хватал дерущихся, заламывал им руки и держал, а хозяин по счету забирал деньги. Тех, кто сидел за столом смирно – а были и такие, – Илья не трогал. Пришел человек покушать, поговорить, пива выпить, никого не трогает – да пусть себе сидит.

Когда все драчуны были выдворены, вошла прислуга и стала наводить порядок: ставить на место столы и стулья, убирать черепки и остатки еды с пола. Несколько драчунов продолжали сражаться во дворе, а парочка самых разгоряченных и ретивых попыталась вернуться. Илья без труда спустил их с крыльца.

– Ай, нехорошо! Солидные люди, а ведете себя как босяки! Облик человеческий потеряли, стыдно!

Полчаса ушло на уговоры, но в итоге драчуны двор покинули. Уже за воротами грозились завтра вернуться и проучить Илью. Но он полагал, что драчуны за ночь могли бы протрезветь и даже не вспомнить о драке, кабы не их синяки и разбитые носы.

Илья взбежал по крыльцу в трапезную, и к нему тут же подошел хозяин:

– Не знаю, как и благодарить тебя, городскую стражу ведь не дозовешься. А что я один могу? Сегодня еще хорошо обошлось, а как иноземцы бывают, до ножей доходит. Мне же – одни убытки.

– Сочувствую.

Хозяин оглядел Илью с головы до ног:

– Вышибалой ко мне не пойдешь ли?

– Сколько платить будешь?

– Две ногаты в день.

– Мало! – Илья развернулся, намереваясь уйти.

– Харч и комната бесплатно, – тут же добавил хозяин.

Илья прикинул: служба в тепле, далеко ходить не надо. Две ногаты в день – это, конечно, скромно, но если за жилье и питание платить не надо, то можно согласиться. Он повернулся к хозяину:

– По рукам, согласен.

– Вот и славненько, – потер руки довольный сделкой хозяин.

Служба оказалась необременительной. Утром Илья завтракал с Марьей, потом, поскольку посетителей по утром немного, в основном постояльцы, он шел на задний двор и колол дрова. В его обязанности это не входило, но Илья хотел поддерживать физическую форму. Если только есть и спать, обленишься, жирком заплывешь. Для тренировки он нож боевой метал в столб.

Хозяин вышибале был рад. Первое время драки и скандалы случались. Спорящих Илья увещевал, а драчунов просто выбрасывал из трапезной. Сопротивление ломал быстро, и постепенно на постоялом дворе воцарился порядок.

Слухи расходятся быстро, и драчуны стали обходить стороной этот постоялый двор, зато порядок и спокойствие оценили солидные люди. Понемногу состав посетителей поменялся, и вместо любителей выпить, пошуметь, помахать кулаками постоялый двор облюбовали купцы побогаче – деньги шум не любят. Здесь заключали сделки, обмывали смирно, зная, что не побеспокоит никто, Илья одним своим видом отбивал охоту побузотерить.

Прибыли у хозяина возросли. Солидные посетители заказывали вина дорогие, заморские, и кушанья им под стать – осетра, икру, жаркое, а не каши и репу с квасом, как прощелыги.

А тут Илья еще идею хозяину подал:

– Ты бы, Трифон, отдельные комнаты сделал для трапезничающих. Мало ли, не все хотят видеть, кто и с кем договаривается. Может, люди хотят с глазу на глаз за трапезой пообщаться.

– Слыхал я о таком, вроде у немцев есть.

– И ты сделай. У тебя на первом этаже людская – для обозников, бедного люда. Лавки убери, прислуга пусть все добела выскоблит. Стол хороший поставь, да не лавки возле, а стулья или кресла для удобства, чтобы солидные люди уважение к себе чувствовали. Отдельно полового приставь, да в чистом, и человека с понятием, чтобы желание гостя мигом исполнял, а еще лучше – на шаг предугадывал.

– Мне с того какая корысть?

– А ты за удобство, за тайность встречи да за отдельного полового добавочку к цене делай. Сам потом оценишь, сколько брать. А от людишек что проку – грязь, да шум, да вонь.

Трифон задумался на мгновение, но потом махнул рукой:

– Ладно, попробую, думаю – не потеряю ничего. А не выйдет – снова людскую сделаю.

Людская – общая комната, для людей небогатых: ездовых, паломников, грузчиков – да мало ли путешествующих с тощей калитой? Плата – ногата за ночь, да с пропитанием, спали на лавках и на полатях – в тесноте, да не в обиде. Зато зимой тепло. От армяков, овчинных полушубков да валенок – дух стоял, хоть нос затыкай.

Помещение хозяин переделал быстро. Илья же при виде входящих серьезных людей тут же ненавязчиво предлагал отдельный номер.

Солидным купцам да именитым людям услуга понравилась. Чисто, чужих глаз и ушей нет, половой обслуживает быстро, угодлив. А что платить больше приходится, так за приватность да комфорт не жалко.

Отдельная маленькая трапезная стала приносить стабильный доход и была ежедневно востребована. Хозяин радовался и уже подумывал над тем, как оборудовать еще одну такую же.

Илья же еще одну, новую идею Трифону подал:

– Гостя уважить надо. Вот поел он у тебя, обговорил с компаньоном дела – отвези его. Сделай у тележных дел мастеров повозку на два человека, да с мягкими сиденьями. Тканью хорошей обей, да лошадь с бубенцами поставь. За извоз деньги бери – все быстрее окупится.

Хозяин посомневался было, но решил рискнуть. По наброску, сделанному Ильей на восковой табличке, он заказал у тележных дел мастера повозку – на Ладоге таких и не видел никто. Неказистая и тряская вышла – рессор не знал никто, но сиденья мягкие, тканью-бархатом иноземным обиты. И каждому посидеть охота, почувствовать себя человеком именитым.

Купцы – посетители отдельного номера пользовались повозкой охотно. Илья же, давая Трифону совет, знал о черте людей богатых – бахвальстве. Все вокруг знать должны – не простолюдин перед ними. Потому и шубы не только зимой, парясь и потея, носили, нищим на паперти подавали. И повозка в струю попала, востребована оказалась, а хозяину – прибыль.

Если за службу вышибалой Илья жил на постоялом дворе без оплаты и столовался с Марьей три раза в день, не платя за это ни медяхи, то после затеи с повозкой Трифон распорядился и пиво отпускать Илье задарма.

Илья же новую идею подал – музыку в трапезной. На торгах скоморохи на инструментах играли за подаяние на потеху публике, и Илья предложил Трифону на постоянную работу самых искусных.

– Дак как узнать-то, кто искусен? – удивился Трифон.

– Я схожу на торг, послушаю. А ты обмозгуй, какие условия скоморохам предложишь.

Трифон засопел: с деньгами он расставался трудно, жадноват был.

– Опять не пойму, мне какая выгода?

– Люди будут приходить к тебе не только брюхо набить, но и развлечься: музыку послушать, самим попеть, а то и поплясать. Народу прибавится, тебе доход. А расходы на музыкантов окупятся.

– А им зачем? Ну, скоморохам?

– Жалованье стабильное, да и зимой в тепле.

– Думаешь, согласятся?

– Стоит одного-двух привлечь, потом отбоя не будет.

Илья Трифона убедил. До сих пор нововведения доход хозяину приносили: постоялый двор известным стал, трапезная всегда полна, кухарки только успевают поворачиваться на поварне.

И Трифон стал подумывать о том, как расширить свое дело. Не купить ли ему еще один постоялый двор неподалеку? Временами, оглядывая свое неузнаваемо изменившееся хозяйство, он благодарил бога за то, что тот свел его с Ильей.

Илья же несколько раз сходил на торг и послушал скоморохов. Не все они владели инструментами, да и со слухом и голосом были нелады. Подавали таким мало, и, задержавшись в одном городе на несколько дней, скоморохи шли в другой – настоящие бродячие музыканты. Но он нашел все-таки, услышал способных: слепой гусляр и вместе с ним – подросток. Подросток играл на гудке, напоминающем скрипку, еще парень пел и играл на сопелке, похожей на флейту. Их и пригласил Илья. Сам провел на постоялый двор, свел с хозяином. Обговаривать условия – не его дело.

Скоморохи на постоялом дворе прижились. Песен они знали множество. Тот, что на сопелке играл, еще и в бубен бил, и получалось что-то вроде маленького оркестра.

В один из дней Илья обратил внимание на посетителя в вышитой рубахе. Он поел скромно – каша с хлебом да пряженцы с рыбой. С Ильи посетитель глаз не сводил.

Илья же старался на него внимания не обращать, но все равно ему неприятно было. Мысль закралась – не соглядатай ли подосланный?

Когда Илья вышел во двор и взялся за топор, чтобы наколоть дров, сзади объявился странный посетитель.

– Не Ратибор ли имя твое? – спросил он.

– Именно так.

Странный человек вздохнул с облегчением:

– Долгонько искать мне тебя пришлось, да сыскал все же.

Илья поиграл топором в руке, но посетитель не подал вида, что испугался.

– Тебе Борг привет передает.

– Он советовал мне до весны не объявляться.

– Знаю. Волхв просил на Коляду в Новгороде объявиться. Люди жреца в городе народ мутят, глядишь – к колядкам созреют. Сила для поддержки нужна, во всеоружии будь.

– Буду.

– Вот и славненько.

Не прощаясь, человек ушел.

Илья наколол дров, аж взопрел весь. Две печи на поварне дрова жрали, как паровоз. Да еще холодать по ночам стало, предвещая наступление осени, и приходилось подтапливать печи в коридоре, чтобы постояльцы не мерзли.

До колядок, которые отмечали 24 декабря, времени было еще много. Дети в этот праздник по домам ходят, колядуют, песни поют, хозяев прославляя, деньги просят. Жрецы же в праздник жертвы идолам на капищах приносят на жертвенных камнях. Язычники дары хранителям святилищ к волхвам на капище приносят, прося обильного урожая и здоровья в семье.

Илья решил в Новгороде быть. Ехать недалеко, тем более зимой санный путь по Волхову проложен. Раз волхв призывает на помощь, стало быть, на победу надеется. А в победе Илья уверен не был. В Новгороде церквей много, стало быть, и паства многочисленна, отпор дать может. Новгород под рукой Киева, и князь с дружиной далеко. Однако новгородцы – народ смелый и решительный, к оружию привычны, любого врага одолеют. К тому же они горды и свободолюбивы, вече избирают, а ежели князь не по нраву придется, так и изгнать могут. Есть о чем задуматься. А с другой стороны, он Макоши помощь обещал – как и волхву, а обещания свои держать надо.

Незаметно в свои права вступила осень. Похолодало, стали облетать листья с деревьев.

Илья с Марьей сходили на торг, прикупили одежду, обувь, и на постоялый двор Илья принес целый узел обновок.

День летел за днем, и однажды утром выпал снег. Народу, как всегда в распутье, поубавилось: все, кто передвигался на подводах, стремились как можно быстрее попасть домой. Ляжет снег – только на санях и проедешь.

Кормчие на судах старались успеть вернуться в родные города до ледостава – по рекам уже снежная каша плыла. Несколько дней ночных морозов – и образуется тонкий ледок, по нему еще пробиться можно. А потом лед окрепнет, и, если не успеет владелец судна в свой порт прибыть да судно на берег вытащить, считай – потерял кораблик. Льдом раздавит его, как яичную скорлупку, и уйдет на дно с товаром.

На постоялый двор ноне ходили местные, и для Ильи служба стала скучной. Местные богатеи норовили отдельный кабинет снять для деловых обедов, пошушукаются и расходятся – деньги шума не любят. Ни драк, ни скандалов.

А потом и морозы ударили, ветер задул, с неба снег посыпался. На несколько недель город почти вымер. У причалов пусто, корабли на суше, как выброшенные киты. Кто на повозках ездил, на сани перешли, да и на тех особо не поездишь: на земле под снегом – замерзшие комья. Потому ждали крепкого льда и зимой передвигались по рекам. Удобно: путь ровный, да и села с городами всегда на берегах рек строили. Вот и выходило, что санный путь по реке – самый короткий и зимой – самый удобный.

Самые смелые из горожан на лед выходили, каблуками сапог по льду били – даже топорами пробовали лед долбить. Коли лед в пядь толщиной, по нему можно на груженых санях ехать. Да и за много лет ездовые изучили, где на реках ключи бьют. Этих мест стороной держаться надо: там лед всегда тонкий, каждую зиму лошади и люди тонули, особливо если не местные.

Надежнее всего – по проторенному пути, по санному следу. Лошадь попоной заботливо укрыта, ездовой закутался в овчинный тулуп до пят, на ногах – валенки, на голове – шапка из волчьей или, кто побогаче, лисьей шкуры. И никакой мороз ему нипочем. Одна забота у него – лишь бы метель след санный не замела. Тогда беда: в промоину угодить можно или на пологий берег выбраться и заблудиться. А волки зимой злые, в стаи сбиваются. Одинокие сани – лошадь и человек – для них добыча легкая. Потому ездовые в обозы и сбивались – отбиваться от зверья или лихих людей легче. Зачастую по вечерам они ехали со смоляными факелами, поскольку зверь – он огня боится.

Как санное движение наладилось, постоялый двор опять заполнился. Прислуга лошадей в стойла заводила, а озябшие, с красными от ветра и мороза лицами ездовые садились к печке спиной, заказывали горячего сбитня да бульона куриного и отогревались. Уж потом ужинать садились. Без отогрева никак – замерзшие руки ложку не держали. Ели утром и вечером: тратить дневное время на обед – непозволительная роскошь, зимний день и так короток.

Постепенно Илья с Марьей обзавелись зимними вещами. У него – заячий треух, полушубок овчинный, валенки. Тулуп брать не стал: длинен, движения сковывает. А Марье шубейку купил из енота. Легкая, теплая, для женщины – в самый раз, не в овчине же тяжелой ей ходить?

В двадцатых числах декабря Илья забеспокоился. Марью предупредил, что ему на пару недель в Новгород отлучиться надо, с хозяином поездку обговорил. Не хотелось Трифону Илью отпускать, а может, заподозрил, что в Новгороде другую службу поискать хочет. Город-то больше Ладоги, богаче. Но Илья слово дал, что вернется.

Он напросился в сани к проезжим купцам. У одного из них в санях – шкурки, груз легкий, для лошади не в тягость, а за проезд – все денежка в калиту. Да и знали уже многие Илью как человека солидного, надежного. Случись в дороге заварушка – выручить может.

В дорогу Илья взял скромный узелок – с хлебом и салом, меч в ножнах и боевой нож, тряпицей обмотанный, в сани рядом с собой положил. Опоясаться мечом ему в голову не пришло: в санях меч на поясе только мешаться будет, да и выглядеть на поясе при полушубке и валенках он будет смешно, даже нелепо.

День в дороге прошел спокойно, лошади обоза бежали рысью. Когда Илья чувствовал, что слегка замерз, он соскакивал с саней и бежал рядом, разгоняя кровь. Такоже и ездовые делали. На морозе, если не двигаешься, ни одна одежда не спасет от холода.

К вечеру въехали на постоялый двор. Ездовые лошадьми занялись, Илья же поужинал, снял отдельную комнату и улегся спать. Деревянную фигурку Макоши под подушку перовую положил. С мороза, да в тепле, да после сытной еды его сморило быстро, и он уснул.

Однако в полночь Илья проснулся и сначала сам не понял, отчего. Сунув руку под подушку, он обнаружил, что деревянная фигурка древней богини теплая и как будто вибрирует слегка.

Илья уселся на кровати – давно с ним богиня не общалась. И сразу зазвучал в голове голос знакомый:

«Что же ты, Ратибор, меня забыл? Жертв на капище не приносишь, молитв мне не воздаешь?»

«Не язычник я. Прости, но ни в одного бога не верую. Клятву тебе давал, это верно – так я и слово свое держу, волхву помогаю. Вот и сейчас по первому его зову в Новгород спешу».

«Что слово держишь, похвально, только предупредить тебя хочу. Новгород – город большой, и церквей со служителями распятого бога там много. Народишко в православие обратился, от истинной веры отвернулся. Не советовала я волхву там проповеди проводить и восстание поднимать, только упрям он, один из немногих жрецов древней веры, кто истово верует. Не без греха, правда, сребролюбец, но кто ныне чист? Поручение я тебе даю. Присмотри за волхвом, надо будет – выведи или вывези его из Новгорода, даже насильно».

«Неужели князь бунт силой подавит?»

«Не князь, нет его в городе. Сторонников у волхва в городе мало. Древний Волхов все следы спрячет».

И замолчала богиня. Илья пробовал еще вопросы задать, но все было безответно. Богине проще, сверху видно все, есть «Книга Судеб», есть помощницы – Доля и Недоля, плетущие нити судеб. А для Ильи одни загадки. При чем здесь река? Волхов протекает не только через Новгород, но и через Ладогу. Вот же задала загадку!

Илья еще некоторое время поворочался в постели и уснул.

К утру поднялась метель. Ветер так и завывал, бросая в маленькие оконца колючие снежинки. Санный путь перемело, и после небольшого совещания обозники решили отложить выезд, пока не успокоится метель.

Сам Илья маялся от безделья. На своем постоялом дворе он уже нашел бы себе дело. И пешком не пойдешь – дорогу перемело, да и далеко. А одному еще и опасно. Не только разбойники напасть могут, но и волки.

Лихие людишки, промышляющие разбоем, всегда отирались поблизости от торговых путей. Летом они грабили обозы, поджидали корабельщиков на ночных стоянках. Зимой далеко не все из них отсиживались в теплых землянках: трофейное барахло есть не будешь, голодное брюхо заставит на промысел выйти. Илья пока в пути с ними не сталкивался, но от ездовых слышал страшные истории, воспринимая их всерьез. И потом – грабить куда легче, чем зарабатывать в поте лица. Но и опаснее. У каждого ездового топор под облучком, у многих – кистени в рукаве. А уж если у обоза охрана есть, исход нападения непредсказуем.

Крестьяне зачастую бежали от хозяев, от холодной и голодной жизни, неустроенности, из разоренных врагами деревень и сел. По «Правде», разбойник мог быть убитым, как и вор, и без всяких последствий для своего убийцы. Лишь бы свидетели-видаки нашлись. А трупы татей вешались вдоль дорог для устрашения других разбойников. Впрочем, меньше их не становилось.

Из-за метели пришлось пропустить два дня. Никто и не думал съезжать в белую круговерть, когда через пять шагов не видно ни зги. И новые постояльцы, как и обозы, не прибывали – замерло все движение.

К утру третьего дня ветер стих и метель улеглась. Выглянуло солнце.

Обозники зашевелились – они и так задержались изрядно. Быстро позавтракали и стали запрягать лошадей в сани. От постоялого двора до реки сотня метров, а пробивались через глубокий снег больше получаса, лошадь по брюхо в снег проваливалась. Снег, хоть и свежий, не держал.

На реке было легче. Ближе к берегам снега было много, а в центре почти не было, все ветром сдуло. Тут лошадки, застоявшиеся в стойлах, ходко пошли, аж пар от них повалил.

Ездовые повеселели. Если так дальше пойдет, к вечеру можно в Новгород попасть.

Далеко за полдень сделали небольшую остановку – лошадей овсом подкормить, небольшой отдых дать. Люди закусывали тем, что на постоялом дворе взяли. Хлеб в узелках замерз, сало на морозе резалось с трудом, по ощущениям – за двадцать – двадцать пять мороза. Снег искрился, скрипел под ногами и слепил глаза.

Когда начало смеркаться, с последних саней раздался крик. Илья обернулся: из ближнего леса к обозу летела волчья стая. Впереди вожак матерый, крупный волчище, за ним – несколько волчиц и волчата весеннего выводка. Молодняк, а каждый величиной с крупную собаку. Бежали молча, ездовой случайно заметил.

Лошади волков почуяли, ушами прядают, глазами косят, ходу наддали.

Волки разом на лошадь, замыкающую обоз, кинулись. Ржание несчастного коня, рычание и клацанье волчьих зубов, крики ездового…

Илья при первом же тревожном крике поднялся на санях на колени, опоясался мечом и ножом. Улучив момент, соскочил с саней. Думал – замыкающие сани сами к нему подъедут. Не получилось, волки догнали лошадь раньше, пришлось полсотни метров бежать. В валенках да по снегу бежать неловко, и когда он добежал, несколько волков лошадь уже завалили и рвали ее на части.

Ездовой стоял на санях и отмахивался от волков топором. С разных сторон на него нападали два волка, и тулуп овчинный был уже разодран.

Илья понимал, что лошади не поможешь, ездового выручать нужно. И он с ходу ударил волчицу мечом, перебив хребет. Издав мощный рык, на него кинулся вожак стаи – Илья успел подставить под его зубы левый рукав. Волк впился, повис на рукаве – рука как в стальной капкан попала.

Илья ударил мечом сбоку и отрубил волку заднюю лапу. Эх, саблю бы сейчас! Меч хорош только для рубящих ударов, конец у него скругленный, тупой, и колоть им почти невозможно. А сейчас ему именно колющий удар нужен.

Илья бросил меч под ноги, выхватил боевой нож, всадил его волку в брюхо, провернул в ране и резанул к паху. У серого разбойника вывалились кишки, но зубы он не разжал.

Второй удар Илья нанес ему в шею. Хлынул фонтан крови, хватка мощной челюсти ослабела, и волк, разжав зубы, свалился замертво.

Краем глаза Илья успел увидеть, что ездовой еще отбивался. Одному волку он уже прорубил голову топором, и тот бился на снегу в агонии.

Илья перекинул нож в левую руку, а правой схватил со льда меч. В этот момент справа на него прыгнул молодой волк. Он метил в шею человека, но воротник полушубка помешал ему вцепиться, и зубы клацнули рядом с лицом. Волк упал на снег, а кинуться второй раз Илья ему уже не дал – ударил мечом и отсек голову.

Два волка из стаи еще драли лошадь, которая не подавала признаков жизни.

Илья помчался к саням. Одного из волков он с ходу ударил поперек спины, перерубив его надвое.

Ездовой уже едва стоял, покачиваясь. Тулуп и руки его были в крови – то ли волчьей, то ли собственной. Но Илья и сам выглядел не лучше: и на нем, и на ездовом овчинный тулуп и полушубок висели лохмотьями, изрезанные волчьими клыками.

Два уцелевших волка убегали от саней в сторону леса. На льду реки лежала зарезанная ими лошадь и волчьи трупы.

Илья осмотрелся. Обоза не было видно, и он выругался. Он надеялся, что обозники на помощь придут, а они струсили, бросили ездового на произвол судьбы. Да и лошадей нахлестывать не надо было, сами бежали на пределе возможностей.

– Тьфу ты! – Илья уселся на сани. – Утекли!

– Спасибо, выручил. – Ездовой уселся рядом. Руки его еще тряслись от пережитого напряжения и страха.

Они посидели молча, отходя, потом ездовой топором обрубил постромки на лошади.

– Что делать будем? – спросил Илья.

Уже стемнело, и другой обоз навряд ли появится. По ночам ездовые на постоялые дворы сворачивали.

– Христом богом прошу, не бросай! – взмолился ездовой. – До Новгорода верст десять осталось. Я не первый раз тут хожу, каждый поворот знаю.

– До утра сидеть будем? Давай уж лучше на берегу костер разведем, – предложил Илья.

– Другое предлагаю, – возразил ездовой. – Сани легкие – ткани у меня. Может, за оглобли возьмемся и к городу потянем? И согреемся, и в город придем. Выхода другого нет.

Илья раздумывал недолго, встал с саней.

– Оба разом!

Они дернули за оглобли и оттащили сани от лошадиной туши. В прорехи полушубка задувало, левая рука мерзла. Где-то варежки обронил, да разве найдешь теперь?

По накатанному пути сани двигались легко. Что утешало – на льду реки ни подъемов, ни спусков не было.

Часа за два они прошли половину пути, притомились и уселись на сани передохнуть.

– Кой черт меня в Новгород понес? – сказал с досадой ездовой. – Сосед мой седмицу назад вернулся, бает – смутьяны на площадях народ на мятеж подбивают. Надо было во Псков путь держать. Глядишь – и лошадка была бы цела, и тулупчик.

– Не о том кручинишься, главное – сам уцелел. А лошадь и тулуп себе купишь еще. Поднимайся, помощи не будет, плохие у тебя товарищи.

– Плохие, – кивнул ездовой. – На постоялом дворе в обоз сбились, я их не знаю вовсе.

Да даже если ездовые и купцы вовсе не знали попавшего в беду ездового, бросить его одного при нападении волчьей стаи не в русском характере. Шкуры свои спасали! А ведь все вместе вполне могли бы отбиться.

Они снова взялись за оглобли и потянули сани.

– Я полозья воском смазал, растопил и смазал, – сказал ездовой. – Чуешь, как легко скользят?

Груженые сани и в самом деле легко скользили по снегу.

Так они шли еще час, пока не выдохлись, а впереди уже смутно виднелись огни.

– Вот он, Господин Великий Новгород! – выдохнул ездовой. – Почитай, добрались.

– Не кажи «гоп», пока не перепрыгнешь.

– Это верно! Меня Бокуней зовут.

– Ха! Добрались почти, а ты знакомиться решил. А я Ратибор.

– Знать буду, за кого свечку в храме ставить. Думаешь – не понял я, что жизнью тебе обязан?

– Сочтемся, – отмахнулся Илья.

– Э! Со всего обоза только ты един на помощь пришел. Измельчали людишки.

– Отдохнули, и будя! – Илья поднялся. Когда сидишь неподвижно, мороз пробирает. А ему хотелось быстрее добраться до тепла, поесть горячего на постоялом дворе. А утром на торг, полушубок менять. Этот, что на нем, весь рваный и в крови, им только народ пугать.

Далеко за полночь они добрались до городских стен. Ворота были заперты, поверх стен – стражники городские.

Бокуня начал кулаком в ворота стучать.

Сверху выглянул стражник, усы и борода которого заиндевели от мороза.

– Чего шумишь?

– Впусти в город.

– Нешто не знаешь, утром ворота отворим.

– Мы до утра околеем на морозе.

– Не положено.

– Беда у нас! Волки напали, лошадь зарезали, сами едва добрели, видишь – в крови все.

Стражник перегнулся через стену и выставил факел. Илья сомневался, что с высоты он что-то разглядит, факел давал свет слабый, неверный, освещая пространство метра на два-три вокруг себя.

– Хм, похоже – правду баешь. – Стражник колебался. – Ладно, поговорю со старшим. – Стражник исчез.

Не было его долго, с полчаса, и Илья уже стал злиться. Тепло и еда рядом, за городскими стенами, а они здесь зубами от холода дробь выстукивают.

Но в этот момент загремели запоры и приоткрылась одна створка двери.

– Так и быть, заходите.

Илья с Бокуней затащили сани, едва протиснувшись в створку. Бокуня на пальцы подышал, пока стражник запорами гремел, ворота запирая. Потом достал из калиты медяху и сунул стражнику:

– Благодарствуем…

Дотащив сани до ближайшего постоялого двора, они оставили их у крыльца, а сами заторопились внутрь, в тепло.

Бокуня у полусонного хозяина сразу сбитня горячего потребовал. Тот же, как увидел подранные овчины на вошедших да кровищу подсохшую и замерзшую, глаза широко раскрыл, куда и сон делся?

– Вы… ик… откуда такие? – От испуга хозяин даже икнул.

– Волки на обоз напали, еле отбились, – ответил Бокуня.

– Не на реке ли?

– На Волхове.

– Три дня назад на обоз стая напала. Людишки отбились с Божьей помощью, а двух лошадей зарезали и почти до костей обглодали.

– Свят-свят-свят! – Бокуня перекрестился.

Сняв драные тулупы, скинув валенки, они сели к печи на лавку, не спеша выпили по большой ендове горячего сбитня. Хорош! Терпкий и сладкий, он прокатился по пищеводу и теплом разлился в животе. А руки и ноги холодные, пальцы рук не чувствуют ничего.

– Хозяин, нам бы поесть горяченького.

– Каша только на плите – пшенная, с тыквой.

– Неси.

В трапезной было пусто, только они двое. От шерстяных носков уже паленым попахивало, но Бокуня ноги к дверце подвинул.

– Ноги отодвинь. Носки спалишь и кожу на стопах.

– Зато тепло. – Бокуня блаженствовал.

Поев, они сняли по комнате, умылись из рукомойника и легли спать, поскольку на дворе была даже не ночь, а раннее утро, и первые петухи уже прокричали.

В комнате было тепло, Илья угрелся под одеялом. Однако рано утром раздался стук в дверь. На пороге стоял Бокуня.

– Чего тебе не спится? – Илья еле разлепил глаза.

– Идем на торг, одежу покупать. Не то днем всех пугать будем.

Илья ополоснул лицо, прогоняя остатки сна и понимая, что Бокуня говорит верно.

На торгу по причине раннего времени покупателей было мало. Продавцы косились на странную парочку, но молчали.

Бокуня торг знал, бывал здесь не раз, сразу направился в угол, где торговали меховыми изделиями, и выбрал овчинный полушубок, крытый сукном.

– Прикинь.

Илья надел. Полушубок оказался впору, и Бокуня расплатился с продавцами.

– Из-за меня пострадал, носи.

– Не стоило.

– Я теперь тебе по гроб обязан. Вечером вина в трапезной попьем, погуляем.

Бокуня себе тулуп подобрал, извинился:

– Прости, мне лошадь купить надо, товар определить.

– Понимаю.

– Тогда до вечера.

Новый полушубок грел хорошо, и Илья отправился на постоялый двор: надо было позавтракать, а потом думать, где волхва искать.

Обычно Борг действовал в городах не сам. Сначала его люди смущали народ речами на площадях и торгу, вызывая недовольство у приверженцев древней веры – притесняют-де, церквей понастроили много, народу поклониться древним богам негде. Капища разрушают, идолов деревянных жгут, а каменных крушат. И только когда градус недовольства вверх взмоет, а народ созреет для массового недовольства, появляется волхв. До поры до времени он отсиживался в избах своих сторонников, оттуда руководил. Самого Борга найти трудно, если только через его людей, так их не видно и не слышно пока.

Илья плотно поел, а хозяин, увидев новый полушубок, удовлетворенно кивнул. Старым, окровавленным и драным, только постояльцев пугать.

После еды Илью потянуло в сон. И то, половину ночи не спали, замерзли. Но, переборов себя, он вновь пошел на торг – без смутьянов жреца самого Борга не найти.

В одном из углов торга, кстати – очень большого, завязалась какая-то свара, и оттуда доносился шум и крики.

Илья протиснулся и увидел – несколько новгородцев мутузили мужика.

– За что его? Тать? – спросил Илья у соседа.

– Хуже. За старую веру народ подбивал.

Илья понял: надо вмешаться, иначе мужику придется туго. Он подошел, раскидал дерущихся, взял потерпевшего за ворот и повел за собой.

Толпа расступилась – намерения Ильи они расценили неправильно.

– Сдать его стражникам, а пуще – во Владычный полк, пусть из него батогами дурь выбьют. Ишь, чего удумал – церкви жечь! Бог, мол, у нас неправильный. Распятый, потому мертвый!

Илья молчал.

Вытащив мужика с торга, он, не отпуская ворота, развернул его к себе лицом и всмотрелся. Ну и вид! Один глаз заплыл от удара, губа разбита, из носа кровь капает.

– Досталось?

Мужик кивнул.

– Борг послал?

– Откуда знаешь? – Мужик уставился на Илью здоровым глазом.

– Знаю, раз спрашиваю. И часто тебя так?

– В первый раз.

– Думаю – не в последний, – усмехнулся Илья. – Веди к волхву.

– Никак не можно! Я тебя не знаю, случись – ты самый главный кат!

«Катом» на Руси называли палачей, тех, кто пытает, выбивает признания.

– Разве я похож на ката? Веди, не то сам тебе кости переломаю.

Мужик поежился: судя по грозному виду Ильи, тот вполне мог исполнить свое обещание. Он покорно засеменил, шмыгая разбитым носом. Долго петлял по переулкам и наконец привел Илью на Неревский конец. Город был большой и делился на концы, или слободы, в основном – по профессиональному признаку: кузнецы, кожевенники, торговцы, гончары.

У одного из домов мужик остановился:

– Сам иди.

– А вдруг лжу баешь? Нет уж, ты впереди.

Мужик смело отворил калитку.

Из-за угла избы вышел человек – обличьем воин, но в цивильной одежде. Однако выправка видна была, на поясе нож боевой.

Увидев побитого мужика, он удивился:

– Кто это тебя так? Ты? – и указал пальцем на Илью.

– На торгу. А энтот выручил меня, а потом пристал: веди, дескать, к волхву, не то кости переломаю.

Илья не стал ждать, когда к нему подступятся с расспросами.

– Я Ратибор, слуга Макоши. Борг мне нужен.

– Слыхал о тебе. Идем.

Воин привел Илью в избу. Потолки и притолока в ней были низкими, и Илье пришлось склониться.

В центре комнаты стоял стол, на нем лежала кучка куриных потрохов. У стола стоял волхв. Наверное – волхвовал, поскольку вид имел недовольный – от дела оторвали. Но, увидев Илью, улыбнулся:

– Я тебя еще вчера ждал.

– Пурга мела, два дня пережидать пришлось. Потом волки на обоз напали.

– О том ведаю. Знакомьтесь, Ратибор, воин славный. А это Кир, воин опытный и умелый. Думаю, вы подружитесь. Ты где обустроился?

– На постоялом дворе. На вывеске – три калача, недалеко от городских ворот.

– Знаю, – кивнул волхв. – Ты запоминай, Кир, через два дня выступаем. Не скрою, силы малы. Да лиха беда начало, полагаю – примкнут к нам людишки с помощью богов.

– Может быть, силы малы, потому что сторонников старой веры в Новгороде мало? – спросил Илья. – Как бы не сорвалось.

– Мне лучше знать, – отрезал волхв, – твое дело – меч в руках держать.

– Было бы велено, – склонил голову Илья. – Всем доброго здоровья. Мыслю – оно нам пригодится. – И вышел.

Ох, зря Борг затеялся с Новгородом. Город свободолюбивый, жители в большинстве своем в православную веру перешли. Не понравится им мятеж, и дружины не понадобятся, сами бока язычникам намнут. Есть ведь другие города, подальше от Киева, откуда христианство на Русь пришло. Не получилось с Суздалем, так Белоозеро есть, Галич, Устюг, Тверь, Юрьев, Углич. Чем дальше от княжеских столиц, тем слабее позиции христианской церкви и сильнее влияние старой веры. Неужели волхв понять этого не может? И наверняка волхву старые боги подсказывают – та же Макошь или Перун, Даждьбог или Сварог. В голове мелькнула оговорка Макоши о сребролюбии Борга – не в этом ли причина выбора города для мятежа? Суздаль красив и богат, однако Новгород еще краше и богаче, на водных путях стоит, на самом перекрестке их: на юг – Днепр, на восток – Волга и Китай. А ведь, пожалуй, что-то в этом есть! Борг ведь отдал ему Марью, буквально с жертвенного камня снял – за серебряную гривну.

До вечера Илья колесил по Господину Великому Новгороду, изучал город. Да не как турист – как воин. Где церкви, где площади, ворота городские, пути отхода в случае неудачи. Город был незнакомым, и надо было все запомнить. В случае вооруженного столкновения делать это будет некогда, мгновенные решения принимать надо будет.

Так он вышел к причалу. По случаю зимы он был пуст. Поодаль, на земле, на подпорках, суда торговые стоят, сезона дожидаясь. Но выход к причалам – вполне вероятный путь отхода в случае неудачи. После слов Макоши о том, что волхва надо спасать – даже силу применив, в удачу восстания Илья уже не верил. Только в голове мысль билась: если Макошь неудачу предвидит, почему волхва от выступления не отговорит? Неудачный мятеж – это жертвы, это раненые, это раскол среди жителей. Или богам это угодно? По принципу «разделяй и властвуй»? А еще вариант: богиня, а за нею и пантеон древних богов прощупать каждый город хотят – много ли сторонников? Случись удача в каком-нибудь городе, значит – это знак, что территорию языческой веры расширять надо, а для этого знать важно, где приверженцев много. В селах и деревнях, в отдаленных городах они есть, но что решает село? В чьих руках столицы княжеств, тот и правит. И опять же: если сторонники язычества власть захватят, то только религиозную. Военные силы, деньги – все в руках князей, а они в стороне не останутся, поскольку понимают: православие – та основа, которая объединяет разные племена в княжества, а из княжеств создает единое государство. И пусть не все великие князья это осознают, но они держатся за власть и с другими княжествами воюют. А понимание это скоро придет, тот же Владимир Мономах или Иван Калита из их числа. Тем более что на Руси повелось – народ сплачивает внешний враг, сильная угроза со стороны.

Волхвов еще много на Руси осталось, и сторонники язычества среди жителей есть, но князья их как угрозу устоев не рассматривали.

Илья участвовал уже во второй попытке мятежа и ясно видел плохую его организованность. Если уж выступать, так всем волхвам во всех городах и селах одновременно. Такой мятеж князьям сложно подавить будет, невозможно воевать с народом – пусть и с его частью. Да и сил княжеских дружин не хватит, а ополчение они вооружать побоятся, поскольку ополчение – это народ и может повернуть копья не в ту сторону.

Илья хоть и не стратег, не воевода, а ошибки волхва видел. Мало того, что он сребролюбец, так ведь наверняка и тщеславен. Хочет победить в мятеже и славой победителя ни с кем не поделиться. Потому Илья других волхвов ни в Суздале, ни в Новгороде не видел. Фюрер, блин!

К вечеру он устал и слегка продрог. Да и неудивительно, почти весь день на улице.

В трапезной его встретил Бокуня:

– Забыл? Посидеть славно мы сегодня собрались! За мой счет, заметь.

Кто был бы против? Но ведь, сколько ни сиди за столом, в два раза больше не съешь и не выпьешь, организм не примет. Поэтому Бокуня сильно мошной не рисковал.

Они уселись, Бокуня заказ сделал. Пока прислуга на стол кушанья несла да кувшин с вином, Илья поинтересовался:

– Лошадь купил?

– А как же! Трехлетку, сам выбирал. И товар выгодно пристроил, оптом перепродал немцу.

«Немцами» на Руси зачастую называли всех иноземцев за плохое знание русского языка.

– Назад когда думаешь?

– Дня через два – не возвращаться же пустым? В Новгороде железные изделия отменные видел, шведские. Их и куплю. Я-то из Великих Лук, у нас железо плохое, кузнецы из болотных криц куют.

– Через два дня, говоришь? А не захватишь ли меня с собой до Ладоги?

– Почему не взять хорошего человека? Вдвоем веселее и сподручнее.

Заказ Бокуня сделал хороший: кувшин вина фряжского, две жаренные на вертеле курочки и щи под пряженцы с луком и яйцом; на заедки – пастила яблочная, орехи в меду.

Ели не спеша, под вино и разговор, и спать пошли уже к полуночи, когда глаза слипаться стали.

На следующий день после завтрака Илья снова отправился в город. Он обошел все переулки у городской стены, как и небольшие выходы. На санях тут не проедешь, но выйти из города можно. Подспудно он искал пути безопасного отхода.

К обеду замерз и зашел в первый попавшийся постоялый двор. Заказал ушицу, сбитня горячего для сугрева и, усевшись за стол, начал хлебать из миски уху. Хлеб в трапезной чудо как хорош оказался, теплый еще, недавно из печи, и дух от него просто восхитительный. Илья начал отогреваться, в животе разлилось блаженное тепло. Однако разговор за соседним столом, где сидели и потягивали пиво из кружек несколько горожан, заставил его прислушаться.

– Слышь, Тимоха! Смутьяны на площадях и торгу подбивают к старой вере вернуться…

– Слыхал я их, пустое бают. Народ веру христианскую принял, крестился. Один-то бог правильнее, чем целый сонм, их и имен-то всех не упомнишь.

В разговор вмешался третий:

– А мне все равно. Хотят – пусть в Перуна веруют, желают – во Христа, лишь бы деньга в мошне водилась.

– О! Нехорошо без бога в душе! Пусто!

– Правильно. Без веры каждый человек, как зверь дикий лесной.

Илье было интересно, чем закончится разговор, но мужики допили пиво, расплатились и ушли.

Не все горожане одинаково мыслят, есть безбожники сомневающиеся, и именно из таких волхв рассчитывал собрать восставших. И чем больше Илья раздумывал об успехе мятежа, тем больше он в нем сомневался. А еще довлело над ним знание истории. Да, после крещения Руси Владимиром язычество существовало еще долго, в глухих углах – еще пару столетий, крещение не было одномоментным. И крови в столкновениях пролилось много с обеих сторон. Но в далекой перспективе язычество уступило место христианству почти во всех странах. В Европе – католики и протестанты, на Ближнем Востоке – иудаизм и мусульманство. В России установилось равноправие конфессий, но это произошло уже значительно позднее. Выходит, защищает он веру, не пережившую православие, ушедшую в песок веков. То ли силовое давление князей сказалось, то ли не так уж сильно народ пантеону богов язычества предан был? Хотя фанатики с обеих противоборствующих сторон были. Словом, было о чем поразмышлять в одиночестве в комнате постоялого двора.

Настал день мятежа. Илья поел плотно, поскольку неизвестно, когда в следующий раз придется это сделать. Меч проверил, нож, опоясался.

Через закрытые окна послышался звон колоколов. Что-то на малиновый звон не похоже, больше на набат, призывающий горожан. Пора! Предчувствие плохое не покидало Илью, но идти надо было.

По улицам пробегал народ.

На площади у торга собралась толпа. В дальнем углу, взобравшись на телегу, что-то вещал один из помощников волхва. Илья его узнал сразу – видел в Суздале, только имя забыл.

Народ слушал, волновался. Одни поддерживали, кричали: «Любо!», другие шумели недовольно: «Гнать его в шею!» Похоже, тут были не только сторонники язычества, но и православные, и это было хуже всего. В Суздале волхву удалось собрать множество сторонников, и им противостояла княжеская дружина.

В Новгороде ситуация складывалась хуже: приверженцы новой и старой религии стояли в одной толпе, и страсти накалялись. Хуже нет, когда в угоду пастырям – волхвам или христианским священникам – стравливают народ.

Илья понял, что выступление будет очень непростым. Сейчас – примерное равенство сил, но стоит примкнуть небольшой группе сторонников одной религии к какой-либо группе, баланс нарушится, и начнется потасовка. Никакого шествия, как замышлял Борг, не получится, просто будет массовая драка с непредсказуемым исходом и последствиями. Масла в огонь может добавить Владычный полк: он подчиняется епископу Новгородскому, относительно невелик, уступая княжеской дружине в численности, но не в выучке и вооружении, и представляет собой реальную силу.

У дальних домов Илья увидел Кира и с ним – еще несколько парней. Вместо полушубков на них были накинуты шерстяные плащи. Наверняка воины, а под плащами кольчуги скрывают до поры до времени.

Чтобы не проталкиваться через плотную толпу, Илья обошел площадь по периметру, приблизился к Киру, поздоровался. Тот сразу представил Илью парням:

– Это Ратибор, знакомьтесь. О тебе наслышаны уже, спрашивали – будешь ли?

– А чего на меня любоваться? Я же не золотой динар. Сам-то здесь? – Илья намеренно не произнес имени.

Кир понял.

– Нет и не будет. Он в другом месте, недалеко от Святой Софии. Помощники его должны привести народ с площади туда.

Эка замахнулся! Храм Святой Софии – самый большой и известный в Великом Новгороде, почитаем среди православных. У новгородцев даже клич в бою был – «За Святую Софию!» В самое сердце новгородского православия решил нанести удар старый волхв.

Рядом с храмом – подворья, где монахи обитают. Многие из них могут постоять за себя с оружием в руках.

Владычный полк на окраине города, но наверняка иерархи новгородские уже отдали распоряжения о приведении полка в готовность – долго ли им на конях прибыть к месту столкновения, случись оно? Священники и монахи всегда в курсе дел, и им ведомо, что творится в городе. Паства говорила, что сами воины из числа владычных людей, одетых в простые одежды, видели и слышали, как мутят народ языческие жрецы.

И сведения эти не пропали втуне, уж иерархов Православной церкви в отсутствии ума, логики и умения анализировать обстановку упрекнуть никак нельзя.

– Когда выступать? – спросил Илья.

– Помощник жреца известит, будем ждать.

Неожиданно в центре площади раздались крики, толпа пришла в движение.

Илья вскочил на завалинку ближайшей избы.

В центре площади шла драка – мелькали кулаки и окровавленные носы.

Потасовка разрасталась, к ней присоединялись все новые и новые участники. Шум поднялся невообразимый, понять что-либо было невозможно.

Из переулка вынырнул старый знакомый Ильи, Похвислав, помощник жреца. Узнав Илью, поздоровался.

– Волхв говорит – выступать пора. По Никольской к Горбатому мосту на Софийскую сторону. Сбор на Пискупли.

– Припоздал ты маленько. Видишь – все дерутся, и не поймешь, кто кого! И шум. Кто нас услышит?

Похвислав растерялся. Ему было велено передать указание волхва, но как поступить в непредвиденной ситуации, он не знал, он был лишь помощником жреца, исполнителем его воли. И Похвислав решился:

– Кир, Ратибор, берите воинов, и надо идти к волхву. Там тоже наши сторонники. А главное – не тут, не на площади, наша цель – храм Святой Софии.

В 1066–1067 году полоцкий князь Всеслав напал на Новгород, находившийся под управлением князя Изяслава. Нападение было внезапным, горожане не успели организовать отпор. Всеслав сжег деревянный центр города, добрался до храма Святой Софии, снял со звонницы колокола, главный светильник собора – паникадило, забрал иконы и увез в Полоцк.

В 1069 году Всеслав предпринял еще одну попытку штурма Новгорода, на этот раз неудачную, деревянные избы после пожара горожане успели отстроить сызнова. И вот теперь храму угрожали язычники.

Воины, переодетые в цивильное, числом около десятка, отправились за Похвиславом. В темпе они пробежали по улице, прошли деревянный мост.

Показалась толпа народа – значительно меньше той, что на площади. Перед ними, несмотря на мороз, в длиной белой рубахе, вещал Борг. Рядом стоял еще один волхв, незнакомый Илье. Одеяние на нем было такое же, только незнакомый жрец был седой совсем, как лунь. Борода до пояса, подпоясан был веревочкой, связанной из цветных нитей, на которых висели обереги. На груди – большое ожерелье из медвежьих клыков. Были у мерян служители Велеса, поклонявшиеся медведям, – он служил своеобразным тотемом, священным животным.

Толпа была возбуждена, подогрета пылкими речами волхвов, вещавших о знамениях, грядущих бедах, о восстановлении веры в религию отцов и дедов, дабы спастись от неминуемых катаклизмов.

Борг был несказанно удивлен и раздосадован, увидев, что Похвислав привел только горстку воинов. Но помощник приблизился к нему, прошептав что-то в ухо волхву. Мятеж уже шел не по сценарию, но отступать волхвам было невозможно. Посовещавшись между собой, они решили вести своих сторонников к храму.

Но только они провозгласили поход к детинцу и толпа двинулась, как из ворот крепости вышла другая толпа – верующих в христианство. Их было много, больше, чем язычников, и среди них не было воинов. Навстречу язычникам шли мужчины, женщины, старики и дети. Разве можно было применять против них оружие? Если бы шли воины, Илья не задумался бы ни на секунду, но поднять меч на безоружных людей? Это было выше его устоев. Мужчина должен защищать слабых, а не проливать кровь безвинных.

Кир и его воины тоже пребывали в замешательстве, и Илья понял, что епископ Феодор, стоявший во главе епархии, переиграл волхва. Никакого боя не будет, и Владычный полк не придет. Все правильно рассчитал епископ. Или две толпы пошумят, ну – помнут друг другу бока и разойдутся, или он выводит на язычников Владычный полк, и будет кровопролитие. Мятеж подавят, но епископу в городе этого не простят, и у язычников появятся новые адепты. Тогда в дальнейшем надо ждать новых мятежей и потрясений. Воистину Феодор впитал хитрость и мудрость, коварство византийских блюстителей престола.

Мятеж, едва начавшись, уже был проигран.

Волхвы тоже осознали ситуацию.

Обе толпы остановились. Христиане держали перед собой иконы и крестились, уповая на Божье покровительство.

Так бы они и разошлись мирно, но на Горбатом мосту показалась еще одна толпа. Это, побив язычников на площади у торга, к храму на Софийскую сторону двинулись распаленные дракой воинствующие христиане. И причем с намерениями не самыми добрыми, поскольку в руках их были дубины, колья и ножи.