Август, 2622 г.

Линкор–авианосец «Эрван Махерзад»

Район планеты Ветер, система Шиватир

В ближайшие двадцать минут после Х–перехода мы успели немало.

Во–первых, сели на «Эрван Махерзад».

Во–вторых, выпили клонского освежающего чаю «Восход над Хосровом» (восхода нам нацедил чахоточно кашляющий автомат, который стоял на ангарной палубе).

А в–третьих, я обнялся и расцеловался с капитаном второго ранга Богданом Меркуловым, комкрыла–12, моим старым знакомцем, неисправимым бузотером, героем недавней войны и, как выяснилось вскоре… моим новым начальником! (Увы, писаные слова едва ли передадут тот библейский ужас, что объял меня при этом известии.)

– Сашка! Черт же ты эдакий! Мордатый стал! Помню, зимой ходил такой худенький… как школьник, который это самое много… голых тетенек воображает, – в стиле, который я бы охарактеризовал как «вызывающе интимный», приветствовал меня Меркулов.

– Здорово, Богдан! Какими судьбами? – Спросил я, вытряхивая из закромов души остатки дружелюбия.

– Какими судьбами?! Ха–ха–ха! Это я–то? Сашка, я здесь воюю! Уже скоро две недели как! Замумукаться успел!.. Мы же тут, – продолжал Меркулов, тесно приобняв меня за плечо, – мы же тут появились десятого августа еще! С «Нахимовым» и тремя фрегатами! Командование как чувствовало, что эскадру Арбузьева усиливать надо! Вот представь себе: сидим мы как попы на амвоне, Кривцов на гитаре трень–брень… Бабин разливает… козы эти клонские по визору животами трясут… танцевальный канал «Плодородие», мой любимый… как вдруг – фуяк! – Меркулов театрально оторопел, будто этот «фуяк» случился секунду назад прямо перед его глазами. – На меня, Саша, валится целый «Хастин»! Транспортник этот клонский, знаешь?!

Я знал. «Хастин» – аналог нашей «Андромеды». Но Меркулов в моих комментариях не нуждался. А потому с ровно тлеющим актерским жаром продолжал:

– Горит на лету! Разваливается! А прямо за ним! Из туч! Выходит! Шестерка этих голубых чертей! Как их…

– Паладинов ягну?

– Ну да, паладины… Короче, Саша, снова, понимаешь, коварно!.. Вероломно!.. И без объявления войны! – Слова Меркулова вроде как были исполнены сожаления, однако лицо его экстатически сияло.

– И–и? – Спросил я.

Не сказал бы, что мои запасы времени были безграничны. Мне надо было что–то решать не только за себя, но и за вверенных мне орлов, которые, к слову, стояли поодаль и настороженно наблюдали за всей этой громкой, фейерверкоподобной мизансценой.

– Что «и»? – Пожал плечами Меркулов. – И война! Потеряли мы Глагол, само собой. Потеряли большинство вымпелов. Хорошо хоть этот клонский новострой подвернулся, – Меркулов стукнул каблуком по палубе «Эрвана Махерзада». – Мы когда «Нахимов» похоронили, всем авиакрылом сюда перебрались. Поначалу было трудновато, но сейчас пообвыклись. Даже плюсы нашли. Например, тут в офицерских каютах всё мраморное, мебель из дерева гевея, краны медные, плитка со вставками из натурального чароита… Падишахом себя чувствуешь, или кто там у них?.. Жаль, моя благоверная не видит. А то всё пилит меня, что мы бедно живем. Что вот «у людей»… Вот бы я ей и сказал: «Дуй ко мне, поживешь как в гареме! Но только если прямое попадание – тут уж не обессудь!» – И Богдан, сделав дикое лицо, рассмеялся собственной шутке.

То ли Богдана образумил мой изможденный вид – еще бы, я только что провел тяжелый бой с потерями! – то ли маячащие в отдалении фигуры моих орлов, усталых и голодных, но вдруг Меркулов резко помертвел лицом, как–то весь сдулся и посерьезнел.

– Ладно, комэск. Пошел я, – сказал он. И уже через плечо бросил:

– Увидимся там… После обеда.

В офицерской трапезной «Эрвана Махерзада», куда мы отправились тотчас после того, как нам выделили места в каютах, мы оказались за столом, накрытым для десятерых.

Натащив себе на поднос всего, что только могло там уместиться – достаточно сказать, что я взял двойной украинский борщ и суп с фрикадельками на первое, три вторых блюда, из которых два мясных и одно рыбное, и два компота – я побрел туда, куда указывал мой нехотя флюоресцирующий номерок.

Шестеро из десяти мест за столом уже были заняты. Я оказался седьмым.

Четверо из шести офицеров, с которыми мне предстояло разделить трапезу, были моими подчиненными. Еще двое – клонами. Местными, из состава экипажа «Эрвана Махерзада».

– Мое имя – Реза Рейханпур, – чинно представился первый клон, капитан–лейтенант, выбритый настолько чисто, что хотелось сказать «выскобленный». – Я – командир башни главного калибра.

– А меня зовут Навруз Гасеми, – представился второй, коренастый старлей, с длинными прядями черных волос, уложенными поверх ранней лысины. – Командир батареи ПКО.

Мы все тоже назвались.

Мои орлы, после минимально допустимого соблюдения долга вежливости, полностью сосредоточились на своих обедах (волчий аппетит после боя – он ведь не только у меня случается!). А вот клоны – те наоборот, не могли наговориться! Даже в тарелки не глядели!

– Извините, если мешаю вашей трапезе, – елейным тоном начал тот, что назвался Резой, – но поскольку сам Ахура–Мазда послал мне такую благую возможность, я не могу не выразить восхищение тем боем, который мои счастливые глаза видели сегодня! Словно крылатые желтоухие собаки, без устали разили вы нечестивую храфстру! И глядя на вас, я поклялся, что мы с моими людьми будем достойны такого легендарного соседства!

Я как раз – со всей легендарностью – покончил с супом и гильотинировал последнюю фрикадельку.

Я медленно вытер рот салфеткой с искусно вышитым персидским узором. Оглядел жадным взглядом две другие глубокие тарелки (ничего не пропало?) и, не без труда подавив сытую отрыжку, кратко ответил:

– Крайне польщен.

Однако энтузиазма клонов моя снулая свиноподобность не умерила.

Когда свою хвалебную оду в прозе закончил Реза, эстафету подхватил коренастый старлей.

– Позволено ли будет мне добавить к сказанному товарищем еще несколько слов? – Угодливо улыбаясь, спросил он.

– Разумеется, – кивнул я.

И ашвант Гасеми добавил. Как следует добавил!

– По долгу своей службы, – с готовностью продолжил командир батареи ПКО, – этот налет ракетоносцев ягну предстояло отражать мне… И не стану скрывать, что за неделю боев из четырех моих лазерно–пушечных установок две сломались полностью, а одна может работать только в режиме ручного наведения. Уверен, мы смогли бы сбить в лучшем случае одну машину и пять–шесть ракет. И в этом случае храфстре было бы суждено положить конец существованию нашего прекрасного корабля, – коротышка обвел театральным жестом столовую, изобилующую колоннами и занавесями с золотыми кистями. – Теперь я скажу, ведь я не могу молчать! – Голос коротышки становился громче и надрывнее. – Что все эти люди, вкушающие божественную пищу, живы благодаря вам! А потому я посвящаю вам все богатства своей души и желаю вашему потомству процветать в веках!

Мы с Цапко по–родственному переглянулись – нам, ветеранам Наотарского конфликта, подобные пышные славословия были не внове.

А вот у Княжина с Лобановским – у тех даже челюсти отвисли.

«Потомству»… «Процветать в веках»…

Да я, дорогие друзья, даже не был уверен, что у Княжина когда–либо была девушка. А тут – «потомству»… Есть от чего охренеть!

В таком лицеприятном и я бы даже сказал дворцовом духе мы провели остаток дня.

Потом, собравшись в моей каюте, помянули, конечно, Бакова.

Но не слишком так помянули. А – сдержанно и со значением.

Потому что моя интуиция нашептывала мне: страдать похмельем и предаваться мрачным думам из серии «зачем всё так», «ведь он же совсем молодой парень был», «какая жуткая случайность, такая может произойти с каждым из нас» нам никто не позволит.

Ведь завтра – снова в бой.