Книга: Весна войны
Назад: Глава 26
Дальше: Глава 28

Глава 27

Либерий осадил лошадь, спешился, бросил поводья подскочившему воину из молодых и полез в фургон. За парусиной ему открылась диковинная картина: блоки древней аппаратуры, перемигивающиеся огоньками разных цветов, соединяющие их шлейфы проводов, питающая все это хозяйство стандартная энергоячейка и восседающий на мешке с сеном Эйс – более подходящей для таких условий мебели не нашлось. Техник выглядел странно: глухие очки на половину лица, на руке диковинная перчатка-манипулятор, пальцы непрерывно шевелятся, управляя чем-то, что видит только он.
Церковник не стал здороваться, сразу приступив к делу:
– Ребята Нарбиса видели еще одну летающую машину.
– Мне уже доложили, я послал туда беспилотник.
– Ты уже посылал его в прошлый раз, но он ничего не нашел.
– Значит, это был просто очередной разведчик. Наверное, присматривает за отрядом Нарбиса издали.
– А он мог заметить твою птицу и улететь?
– Нет. Дроны радикалов на гравитационной тяге и при таких размерах двигательного блока вряд ли могут подниматься выше трех сотен метров. Разве что снять с них вообще все, оставив из лишнего только оптический сенсор и пассивную систему связи. Но толку от такой машины будет немного. Мой беспилотник летает гораздо выше, а у них нет средств наблюдения за небом, сенсоры смотрят только вниз и вперед.
– Еще пара таких налетов, и мы останемся без войска.
– Но потери не такие уж большие.
– Ты издеваешься? Почти три сотни убиты, и почти столько же покалечены так, что если и смогут воевать, то не скоро. И мы перевели гору биоты на остальных, ведь после взрывов образуется яд.
– Ты говорил, что у вас четыре тысячи воинов.
– Так и есть. Но еще два налета, и на ногах останется половина. И я тебе так скажу: войско, еще до начала битвы потерявшее каждого второго, победить не сможет. Не тот настрой уже будет. Надо что-то придумать против этих бомб.
– Пытаюсь, но, Либерий, времени мало было на это. Я почти все его потратил, копируя вам пушки и карабины, еле выкроил несколько часов на станции постановки помех и остальное.
– Не очень-то твои станции им помешали.
– Поверь, без них потери оказались бы куда выше.
В фургон заглянула Тейя:
– Почему стоите?
– Управляю беспилотником, – пояснил Эйс. – При тряске это очень неудобно.
– И что там?
– Да видели их бомбардировщик, проверяю теперь. О! Вот и он!
– Летающий дрон нашелся? – спросил Либерий.
– Да. И это точно не бомбардировщик. Брюхо не вижу, но летает быстро, груженые, они на такое не способны. Видимо, и правда разведчик.
– Жаль, что твоя птица не может их обстреливать.
– Она легкая и быстрая, но за все надо платить.
– Я понимаю…
– Попробую послать ее чуть дальше. Этот беспилотник, похоже, двигается кругами, все дальше забирая на юго-запад. Может, прикрывает что-то, надо проверить, раз я уже там. Шванди поттета цеттах! Прости, Ти!
– Что случилось?! – насторожился Либерий.
– Обстреляли, ухожу на виражах.
– Кто?
– Не видел. Похоже, с земли лупили. Там река дальше, по обоим берегам заросли. Вспышки в них были, и вроде даже трассы кинетики видел. Мазилы – даже близко не прошел ни один, а ведь я летел по прямой, ничего не боясь.
Тейя вызвала электронную карту и указала на синюю линию:
– Это Подонец, самая значительная река здесь. Они ждать нас там хотят, я думаю. На другом берегу. Удобно будет так.
Либерий нахмурился: штурмовать берег, на котором засел враг, ох как непросто. А если у него к тому же бронированные боевые машины…
– Снаряды вроде приличного калибра – это или дроны, или стационарные установки. Но думаю, что дроны, потому что били даже из густых зарослей вдали от берегов. Зачем ставить стационар там, где вообще нет видимости?
– Можешь вернуться и рассмотреть получше? – спросил Либерий.
– Попробовать можно, но если собьют – это будет на твоей совести.
– У тебя еще птицы есть, не обеднеешь.
– Я к этой привык, она счастливая. Сейчас наберу высоту, потом развернусь. Когда начнут стрелять, пойду на снижение. Скорость при этом возрастет, попасть труднее будет. Проскочу за реку, думаю, дальше у них дронов не будет, смысла нет раскидывать их по такой площади. Кстати, вы не находите забавным наш диалог?
– О чем ты? – не поняла Тейя.
– Либерий говорит на древнем, презираемом его церковью языке, с чудовищным акцентом, ты на его родном, иногда путаясь, а я перемешиваю слова из обоих. И при этом прекрасно друг друга понимаем.
– Тебя понимаем только я и Тейя, – поправил его Либерий.
– Но ведь это всего лишь начало. Ваш язык надо менять.
– Зачем?
– Он очень грубый, на нем невозможно представить песню.
– Ты просто наших песен не слышал.
– Вчера имел сомнительную честь. Ваши воины у костра изобразили что-то, в их понимании являющееся песней. Мне не слишком понравилось.
– Как хоть называется?
– Я не знаю. Там что-то про пиво было, про женщин с молочными железами выдающихся размеров и про какие-то платные услуги пошлого характера, этими женщинами предоставляемые. Я мало что понял, да и ваш офицер велел им замолчать, не дал закончить.
– Таких песен я знаю штук двадцать, и все они да… как-то не очень, ты прав. Тебе совсем другие надо послушать.
– Потолок, начинаю разворот. Какие другие?
– Ну, я бы спел, да не умею. Голос такой, что кони пугаются.
– Они всего пугаются.
– Ты просто не видел, как они пугаются именно моего голоса.
– А про что хоть песни, которые тебе нравятся?
– Да есть одна… Она про поле.
– Песня про поле? Должно быть, недлинная?
– Ну… короткой ее не назвать.
– Разворот завершен, иду к реке. И что же там можно так растягивать про какое-то поле?
– Так ведь поле очень красивое. Красиво про него поется. Слышишь слова песни и видишь, какое оно. На нем цветы растут синие и тропинка вьется. Высоко над головой завис на одном месте жаворонок, его не разглядеть, слышно только пение. Через тропинку перебегают ящерицы с изумрудными спинками, над цветами жужжат пчелы. Почему-то пахнет медом и яблоками.
– Все, пошел на снижение. Знаешь, вот ты это сказал, и мне почему-то показалось, что здесь так же пахнет – медом и яблоками.
– С песней бы пахло гораздо сильнее.
– И что дальше в ней было?
– Тропинка проходит там же, где ты бегал в детстве босиком. А потом возвращаешься в родную деревню по ней же, но на тебе армейские сапоги.
– Шванди! Издали лупят! Как они меня видят?!
– Попали?!
– Попади, я бы не так ругался. А почему на герое песни армейские сапоги?
– Я думаю – это потому, что он солдат. Вырос, ушел в армию. А теперь возвращается в деревню. И на околице его встречает девушка с косой цвета недозрелой пшеницы.
– Не пройти, очень плотный огонь, выполню разворот с пикированием, попробую проскользнуть на минимальной.
– А получится?
– Я забил в карту все засеченные огневые точки. Если двигаться так, чтобы ни в лоб на них, ни уходить по прямой, может получиться. Они стреляют отвратительно. Дико мажут. А что за цвет «недозрелой пшеницы»?
– Ты разве никогда не видел недоспевшую пшеницу?
– Я и зеленую ее никогда не видел.
– Что у тебя за жизнь была?
– Да нормальная жизнь. Ты первый, кто намекает, что я многое потерял.
– Светло-золотистые волосы. Красивый цвет.
– Все, перехожу на горизонтальный, иначе развалюсь. Птичка легкая и хрупкая, перегрузки не любит. Я понял, о каком ты цвете. Согласен: красивый. Мне такой тоже нравится. Жаль, что ты не можешь про это спеть.
– Жаль. Тебе бы точно понравилось.
– А девушка хоть красивая?
– Красивее солнца…
– Ну, это ты, допустим, загнул… Вижу теккона. Уже не вижу. Вот же гроб тупой: в упор не попал. А чего у тебя голос такой странный, Либ?
– Я был на этой тропинке…
– Еще один теккон, прямо на берегу. Встрял задницей в обрыв, пытаясь на меня развернуться. Вот же тупица… Тропинка, которая в песне? Ты о ней?
– Может, и она. Я не знаю. Моя тоже вела в деревню.
– Шванди цаатох маради путах! Дебстебе! Ааррах! Сбили! Ти, уши закрой! Сбили меня!
Эйс сорвал очки, в бешенстве швырнул на пол.
– Кто сбил? Что ты видел? – спросил Либерий.
– Только текконов. Девять штук насчитал, причем последний не стрелял, пока я на него не выскочил. Неудачно вышел, прямо в лоб на его орудия. А я шел на минимуме, едва макушки деревьев не задевая. Отлеталась моя счастливая птичка.
– Да, неудачно получилось.
– И что самое обидное: они мазали так, как будто первый раз стреляют. Этому просто вдвойне повезло: я вылетел на него и свернуть не успел. Порадуй хоть чем-то. Скажи, что на околице твоей деревни стояла девушка с косой цвета недоспевшей пшеницы.
Либерий развернулся к выходу, тихо произнес:
– Нет деревни. И девушки больше нет. Все умерли. Болезнь с неба. Остались армейские сапоги. И все. Я скажу Сагану, что древние ждут нас на Подонце. Будет бой.
* * *
Церковь, помимо прочего музейного хлама, сохранила несколько древних радиостанций, но до этих времен дожили лишь единицы из них, к тому же не все они работали безупречно. Не могло быть и речи применять эти «сокровища» в условиях армии, выступившей в столь опасный поход, хотя Саган при желании мог приказать снять их со стационарных постов.
Приказывать не пришлось: Эйс позаботился о малогабаритных радиостанциях с простейшим управлением, что и позволило всем отрядам синхронно действовать против авиации радикалов.
И так же синхронно они прибыли к месту сбора: живописному урочищу в десятке километрах от изгиба Подонца. Здесь, среди выпирающих из земли замшелых камней, собралось около трех с половиной тысяч церковников, тридцать восемь охранных дронов, малоэффективных в столкновениях на открытой местности, и один древний ветеран – Эхнатон.
Несмотря на все попытки Эйса, выяснить точные силы радикалов не удалось. Не вызывало сомнений наличие десяти текконов, но гарантировать, что это все, никто не мог. К тому же сенсор беспилотников указывал на какой-то массивный металлический объект в прибрежном лесу, однако рассмотреть его не удалось, что настораживало.
Эйса и Тейю к военному совету допустили, но поговорить им там не дали. Церковники без посторонних советов умели воевать, и даже наличие десятка текконов их не слишком смущало. Больше волновало отсутствие точных данных по противнику, и поэтому прежде всего к реке направили несколько разведгрупп.
Возвращение их не затянулось. Ни одной группе не удалось добраться до реки. Полоса пойменного леса на левом берегу кишела запами, а пройти мимо них ой как непросто. В завязавшихся стычках погибли несколько разведчиков и слуг радикалов – пролилась первая кровь намечавшегося сражения.
В одном из столкновений взяли пару пленных, по просьбе техника. И напрасно церковники уверяли Эйса, что это бессмысленно – при пытках запы умирают от остановки сердца. Их будто выключают. Он убедительно доказал, что способ пообщаться с ними по душам имеется.
Техник велел тащить пленников в переоборудованный для допросов фургон, на совесть экранированный. Неизвестно, пытались ли запов «выключить», но процедура дезактивации имплантатов, обнаруженных в их черепных коробках, прошла без жертв. Эйс не стал вынимать странные устройства, а просто задал медблоку программу вывода из строя предметов неизвестного назначения. Дальше все сделала аппаратура.
И прекрасно, потому как в человеческих организмах Эйс разбирался скверно – это ведь не любимая техника.
Сделав дело, он заявил Либерию, что пленники готовы к допросу.
То, что произошло дальше, заставило Эйса пожалеть о том, что он в это ввязался.
* * *
Тейю техник обнаружил возле фургона, в котором держал почти всю свою аппаратуру. В нем же размещались девушка и Мерик, тоже решивший поучаствовать в войне. Он даже первое ранение успел получить: по пути от базы приложился лбом о крепкую ветку, заработав кровавое рассечение.
Еще и гордился этим, слепой осел…
Девушка сидела на чурбачке и медленными глотками пила горьковатый местный напиток, что-то вроде травяного чая. Эйс прислонился спиной к повозке и мрачно попросил:
– Не ходи никуда. Сиди здесь.
– Что-то случилось?
– Да. Я сломал имплантаты у пленников. Хотя будет лучше, если это не так. Пусть сработают, дадут им легко умереть.
– Ты чего?!
– Либерий и парочка его головорезов пытают запов.
– Как пытают?!
– Ты не знаешь значения этого слова?!
– Знаю, но… У них разве есть медикаментозные препараты для этого? Или какая-то специальная аппаратура?
– Вряд ли. Зато у них есть жаровня, на которой они раскаляют разные железные предметы. Чтобы бедолаги не орали, когда их прижигают, им в рот вставляют деревянные чурбачки. Похоже, эти ребята не первый раз подобным занимаются.
– Но это же дико!
– Да, Ти, эти люди дикари.
– Мы тоже дикари!
– С чего ты это взяла?
– По дороге сюда я убивала. Убивала людей. Сперва было плохо, очень плохо, а потом все прошло. Эйс, ведь это неправильно. В наше время жизнь никто не отнимал. Даже на войне многие не могли отдавать приказы машинам из-за этого. Мы стали слишком цивилизованными. Но когда очень нужно, об этом забываем. Как забыла я…
– Если мы не будем убивать, то убьют нас. Но пытки – это слишком.
– Да – слишком. Надо… Надо сказать…
– Извини, что перебиваю, но кому мы что-то скажем? Это их земля, их порядки. Саган хочет узнать, сколько сил у радикалов и как они расположились. Они почему-то думают, что пленникам это известно. Знай я, что из этого выйдет, ни за что бы не стал помогать.
– В чем помогать? Вообще во всем?
– Нет. Просто не стал бы глушить сигналы, которыми пленных могут убить. Хотя не уверен, что дело в них. И уж точно не стал бы трогать имплантаты. Этот Либерий меня иногда поражает. Он то умнее и хитрее любого мудреца, то похож на туповатого работягу из какого-нибудь захолустного агрокомплекса. То утонченный человек, знакомством с которым можно гордиться, то грязное животное. То само добродушие, то истекающее злобой существо. Да он само противоречие, а не человек! Они что, все здесь такие?!
– Не знаю. Я знакома хорошо только с ним. В форте общалась с другими, но мало. Они не раскрывали себя. И еще: вначале все относились ко мне предубежденно. Даже пренебрежительно. Складывалось впечатление, что считают меня кем-то вроде странного животного, которое им приказали называть человеком. Приказ им не нравится, но они его выполняют. С видимой неохотой. И только когда я, показывая твое оружие, разнесла в обломки мишень, что не смог сделать их лучший стрелок, это отношение стало меняться. У них совсем не такое общество, как наше. Женщины разделены с мужчинами по правам, очень развиты ограничения, вызванные происхождением и образом жизни, из-за чего одни с высокомерием относятся к другим. Доходит даже до элементов торговли людьми.
– Не удивлен. Если они жгут пленных железом, от них можно ожидать чего угодно.
– Я в архиве видела старые записи трансляций радикалов. Во время войны они пытали людей из Внешнего Совета. Тех, которых захватили.
– Я тоже это видел. Ты хочешь сказать, что мы не лучше этих церковников? Не соглашусь, потому что не считаю радикалов нормальными людьми. Их лечить надо было или запереть где-то, чтобы они там занимались всем, чем хотят. Понимаю, что законы Гармонии они не нарушали до последнего момента, но согласись, что такой выход наилучший.
– Мы почему-то совершаем одну ошибку: говоря о радикалах, все время вспоминаем лишь одну из многих групп, из которых состояло их движение.
– Ты о любителях изменений?
– Да.
– Ну, они до войны громче всех о себе заявляли. И вообще вечно на виду были. С ними постоянно что-то случалось. Вспомни забавный скандал, когда они требовали без прохождения предварительного отбора провести в финал конкурса красавиц их представительницу на том основании, что конкуренток ей не было.
– Ага. Помню. Глупо было, ведь она такая уродина.
– Номинально ее тело было создано по всем канонам красоты. А фактически с тобой полностью согласен: страшнее дохлой каракатицы, и к тому же с сомнительной биографией.
– Самые опасные радикалы вышли не из движения изменителей.
– Ты о группе Элая?
– Нет, о генерале Саратебе и его команде. От них ведь пошла идея уничтожить всех до единого.
– А я вот подозреваю, что именно Элай или его люди вбили им в головы эти мысли, а потом укрылись в своем убежище. Уж очень вовремя Саратеба спятил. Элай ведь настоящий мастер разных провокаций, с огромным опытом. Он, по слухам, не одну эпоху сменил. Очень древний. Может, даже такой же древний, как Влад. Ой, извини.
– Ничего. Ты не виноват, – глухо произнесла Тейя.
– Не бойся, они не станут его убивать. Живой контролер – это великая находка. Коды к базам стратегического резерва и вообще всем остаткам Красной Сети. И не только к ним – для него вообще нет закрытых дверей.
– Ага. Вот только получить эти коды они очень хотят. Думаешь, поступят с ним лучше, чем Либерий с этими пленниками?
– Пытка – это примитивно и малоэффективно. Есть химические препараты, есть аппаратное подавление воли. Это дело не такое быстрое, к тому же спешить опасно: вдруг навредят, а контролер им нужен целым и невредимым. Мы обязательно вытащим его.
– Я очень боюсь.
Эйс, перестав подпирать фургон, шагнул к Тейе, положил ладони ей на плечи:
– Он контролер, а они всегда выбираются из опасных ситуаций. Ты же сама это знаешь, не раз мне рассказывала о таком.
– Это жизнь, а не постановка.
– Он уже не раз доказал, что его убить непросто.
– А вдруг завтра, когда мы их победим, они уйдут? Мы даже не сможем проследить, ведь у Коса нет хорошей оптики, а твои беспилотники не могут залетать далеко.
– И куда они уйдут? Для этого надо иметь подготовленную базу. Кос следил за ними не один год, у него данные перехватов большинства их передач. Мы легко прочешем все места, где работала их аппаратура связи. К тому же зачем им прятаться? Они уверены, что гораздо сильнее нас, и не сомневаются в победе.
– Сегодня мы сбили много дронов, они должны насторожиться, понять, что церковники теперь не те, что прежде.
– Они умеют анализировать данные и знают, что мы применяли оружие, неспособное пробить броню текконов. Вон у реки десять машин нас поджидают и даже не думают отступать. Они все еще считают их неуязвимыми или почти неуязвимыми. Саган мне рассказывал, что за последние месяцы они несколько раз пытались уничтожить хотя бы одну машину, и ни разу ничего не получилось. Думаешь, радикалы это не знают?
– Если завтра все получится, то от реки нам надо будет двигаться до их центра еще не один час. За это время они могут успеть увезти Влада.
– На совете говорили, что после боя немедленно кинут на штурм ударную группу на лучших лошадях. И всех наших дронов вместе с ней. Если не жалеть коней, можно добраться до базы примерно за два часа – местность это позволяет.
– Два часа – это много.
– У меня есть кое-что как раз на такой случай.
– Ты что-то придумал?
– Ничего особенного. Влад передал мне полный контроль над базой. По сигналу поднимутся четыре беспилотника, управляемых автоматизированным центром. Этого хватит, чтобы создать помехи системам связи, с которыми радикалы не справятся. Погасят все. Даже нам трудно придется. Надо будет переходить на дискретную связь, активирующуюся на определенных частотах в запрограммированных окнах. Их дроны у реки останутся без управления и не смогут ничего передать. А нашими можно будет управлять лишь на минимальных дистанциях. Да и то проблемы возможны.
– Они пошлют на разведку воздушных дронов и увидят, что мы перешли через реку.
– Я тут проанализировал их налеты и вот что думаю: наиболее успешные атаки проводились под ручным управлением. Мои установщики помех не так уж эффективны оказались. Но это была кустарщина, «птички», которые выпорхнут из стартовых шахт, погасят все передачи в целом регионе. Без ручного управления дроны не так опасны, у нас высокие шансы их посбивать. Главное, не прозевать их приближение.
– Мы не сможем всех сбить. Ни разу такое еще не получалось.
– Да. Не получалось. Потому что они не атаковали наш отряд, только разведчика потеряли. Знают, на что способен Эхнатон. А там им ничего не останется, как войти в зону поражения. Он их играючи разнесет. Радикалам останется пара часов, за которые надо успеть понять, что происходит нечто непредвиденное. Сомневаюсь, что, не имея точной информации, они вдруг все бросят и увезут Влада.
– Ты все так говоришь хорошо. Мы и текконов победим, и не узнает об этом никто. А я боюсь. У нас один Эхнатон, который должен за всем успевать следить: и за землей, и за небом. И пушки церковников, которые никогда не испытывали.
– Мы стреляли из них в листы брони. Отлично пробивали.
– А в текконов стреляли?
– Где мы возьмем текконов?
– Завтра придется стрелять…
– Ложись спать.
– Не хочу.
– Попробуй. Надо уснуть. Завтра будет очень непростой день, силы понадобятся.
– Я могу не спать ночь, и ничего страшного не будет.
– Страшно будет, если завтра отойдешь от меня на лишний шаг. Наша работа не воевать, а управлять дронами. Не забыла?
– Какой толк от дронов, которые не могут пробивать броню текконов?
– А ты сделай так, чтобы толк был. Постарайся сделать.
Назад: Глава 26
Дальше: Глава 28