Аххе считал, что каждый его подчиненный должен знать смысл тех приказов, которые он выполняет. Правильно, так любой хороший командир думает. Поэтому, в очередной раз собрав сотников, он сказал:

– Противник ищет решающей битвы. – Полковник заложил толстые руки за спину и покачивался с носков на пятки, при этом было слышно, как поскрипывают его новые сапоги. – Запасы у них тают, пополнять их в достаточном количестве не получается, время работает на нас. Войска Городов и Дикого Барона начали маневры на юге и юго-западе страны, сил на одновременное отражение у Радо Сарежского нет, единственная надежда – разбить нас по частям. Последняя карта, последний бросок костей.

Аххе оглядел молча слушающих подчиненных, кивнул каким-то своим мыслям, затем продолжил:

– Позиция у валашцев лучше, они занимают высоты. Но у нас численное превосходство, хоть и небольшое, а также мы сыты, у нас хватает и патронов, и снарядов. Место нашему полку по диспозиции отведено на правом фланге… где мы сейчас и находимся. – Он вроде как шутке ухмыльнулся. – Какие будут приказы дальше – не знаю, просветить вас не могу. Думаю, что будут такими, какие обычно дают лучшим рейтарам войска. Об этом подумайте. Идите к сотням, поговорите с людьми, пусть будут готовы. Завтра мы должны показать все, что умеем. Если все сделаем правильно, то война закончится.

Ощущение грядущей битвы висело в воздухе грозовым облаком. Даже бойцы моей сотни, вроде бы прошедшие огонь и воду наемники, были непривычно сосредоточены, в лагере не слышно ни шума, ни песен. Кто оружие чистит, кто снаряжение чинит, кто еще чем-то нужным занят. Что-то будет, скоро что-то будет.

У палатки Барат меня встретил, сказал:

– Старший, я твоего Кузнеца почистил, сияет как самовар.

– Спасибо. – Я хлопнул своего вестового по плечу. – Сам-то готов?

– Да я уже ко всему готов, старший, – засмеялся он. – Что бы ни случилось. Когда начнется?

– С рассветом, похоже. Выспись. И не ешь с утра, сам знаешь.

Собрал взводных, поговорил. О чем? Да ни о чем, чтобы просто готовы были. Люди все опытные, ничего я им нового не открою. Бой так бой, отдых так отдых. Завтра – бой. Вот и все. Поставил задачи, а потом все спать разошлись.

У сотника палатка своя, пусть и маленькая. Можно лечь, закинув руки за голову, подумать. Появилась возможность закончить свой путь честным солдатом, в честном бою? Может, и так. Хотя мне бы еще смерти Орбеля дождаться, я его пережить клялся. Глупо в таком клясться, не моя на то воля, долго жить или недолго. Да и зачем мне долго? Что мне тут с этим «долго» делать? Нечего, совсем нечего. Подохнет Орбель – и незачем дальше жить будет, сам смысл существования потеряется. Я сейчас как инструмент, для единой работы предназначенный: сделал ее – и можно выбрасывать.

Проснулся рано, еще до горниста, и быстро, со странно свежей головой для такого времени. Сел как подкинутый, потряс головой. Внутри словно сжалось все – сколько ни воюй, а все равно каждый раз вот так, все нервы на кулак намотаны. К подъему даже умыться успел, потом кофе напился, но есть не стал, как и все остальные, кто раны в живот опасается.

Потом началась суета и беготня. Люди забирались в седла, десятки строились во взводы, взводы – в сотни, из сотен собирался полк, вытягиваясь на плацу в длинную линию. Затем линия превратилась в колонну, и полк, оторвавшись от своих обозов и лазарета, оставшихся в лагере, на рысях пошел туда, куда направила его воля полководца.

С юго-запада доносилась артиллерийская канонада, клубы пыли и дыма поднимались над линией холмов, затягивая голубое утреннее небо. В распадке между холмами горела деревня, вся, даже сады пылали. Навстречу нам по дороге брели редкие беженцы из тех, кто, наивно надеясь на лучшее, оставался в своих домах до последнего момента. Брели, неся на себе узлы или толкая тележки – лошадей давно ни у кого не осталось, здесь уже давно всем правил голод.

Валашская артиллерия отвечала рисской редко и мало, думаю, что оставшиеся снаряды они берегли на сам бой, давая возможность пушкарям из Рисса избивать их позиции. Маневры противника нам видны не были, да и свои собственные с позиции сотника понять трудно. Полк прошел за линией фронта, после чего разместился в распадке между двумя линиями холмов, ожидая дальнейших приказов. Лошадей держали под седлом, личный состав от них не отходил – только дай сигнал, и через пару секунд полк помчится куда прикажут.

– В резерв определили, это неплохо, – сказал подъехавший ко мне сотник Эйрик Длинный – немолодой, лет пятидесяти уже, худой и высокий северянин со шрамом от сабельного удара через все лицо. – Глядишь, и достанется только отступающих гнать.

Я пожал плечами:

– Не думаю. Армия рисская, а полк бакенский, что, его беречь станут?

– Тоже верно, – равнодушно согласился Эйрик.

Я хотел добавить, что мы в бакенском полку вообще ничейная сотня, да не стал. Эйрик и сам все понимает.

Канонада усилилась, а сквозь нее уже пробивалась винтовочная трескотня. И вроде как протяжное «а-а-а-а!» – пехота где-то в атаку идет, неподалеку от нас. По моим прикидкам выходит, что основной удар рисских сил нацелен на левый фланг валашской армии, а нас здесь если и держат, то для того, чтобы вовремя успеть ввести в прорыв, отрезать противника от путей отступления. Так, по крайней мере, по военной науке выходит.

Так бездельничали примерно до полудня. Похоже, что первые атаки риссцев были отбиты. На правах сотника отъехал в сторону, поднялся на холм и оттуда увидел санитарный обоз, идущий в тыл. На телегах вповалку лежали раненые. Много раненых. Много белых бинтов с красными пятнами на них. А навстречу обозу торопливо шла пехота, штыки покачивались над строем. Совсем рядом разворачивалась батарея тяжелых пушек, бегали расчеты, коноводы уводили лошадей в укрытие. И вскоре пушки ахнули залпом, послав тяжелые снаряды куда-то туда, за горизонт.

А пыль и дым закрывали уже небо. Но полковник Аххе, недавно ускакавший в штаб, вернулся даже довольным, из чего я заключил, что вижу события как-то неправильно. Может, мы и не на направлении главного удара стоим, а там, где наносится ложный, от которого, кроме потерь, ничего и не ждут. А так битва идет как планировалось. В общем, он так и сказал, когда снова собрал сотников.

Приказ строиться пришел к нам примерно через час. Мгновение – и полк в седлах. Рука пробежала по рукояткам револьверов, по шашке, торчащей из пристегнутых к седлу ножен, коснулась приклада карабина. Посмотрел на Барата, привычно занявшего место сзади и слева, посмотрел на сотню – да, эти готовы, лица мрачные, но спокойные.

Тронулись, пошли шагом, затопали копыта по мягкой земле. Пока спешки нет, пока не в бою мы – силы лошадей беречь надо, потом каждый их вдох капли твоей крови стоить может. Все колотят и колотят пушки, словно взбесившиеся великаны долбят землю каменными молотами. Гарью уже везде пахнет, нанесло с пожаров.

Когда дошли до места недавнего боя – перешли на рысь. Колонна скакала мимо трупов рисских солдат, погибших в атаке, – рваные и окровавленные мундиры, похожие на груды тряпок тела, повисшие на рогатках и проволоке – какие-то позиции валашцы все же успели оборудовать. Затем пошли уже больше валашские трупы, их мундиры, их винтовки. Почему на поле боя всегда так много рваной бумаги? Несет ее ветер, смешанный с дымом, сбрасывает в опустевшие окопы.

Навстречу небольшую колонну пленных прогнали, подгоняя их штыками, снова обоз с ранеными, над ним стон стоит, на повозках только тяжелые, легкие своим ходом идут, поодиночке и маленькими группками по обочинам.

Затем снова остановка, рядом с дорогой, ожидаем чего-то. Прямо за нами строится давешний полк конных егерей, за ним еще один, отсюда не видно, что за часть. Всерьез кавалерию собирают, готовится что-то.

Затем снова тронулись, уже полями, по проселкам, заметно забирая к северу. Тут уже и мне понятно стало – послали в обход. Дошли так в походном порядке до крошечного городка, название которого так и осталось мне неизвестным, где наткнулись на довольно плотный ружейный огонь, поддержанный к тому же двумя картечницами, тарахтевшими, как швейные машинки. Перестраиваться в боевой порядок пришлось под огнем, неся потери, но Аххе поступил правильно, без всякой подготовки послав полк в атаку – такого противник и здесь не ожидал. Рывком достигли крайних домов, попали под огонь из окон и из-за заборов, спешились, пошли в атаку так, местами до рукопашной доходить начало.

Моя сотня наступала двумя параллельными улицами, постоянно попадая под обстрел из окон. Один такой дом мы забросали гранатами через окна, а когда вломились внутрь, то увидели, что стреляли в нас не только солдаты, но и несколько человек в обычной одежде – местные. Мы уже шли через коренные валашские земли, и ненавидели риссцев тут всерьез.

Рейтары теперь вытаскивали из домов всех, кого в них находили, мужчин стреляли на месте, а женщин и стариков гнали в сторону позиций противника, наступая за ними следом. Но прикрытия это давало немного, валашцы со своими не церемонились, косили пулями всех подряд. Те мирные, кто не успел уйти, оказались между двух огней, и мало кто уцелел из них, как мне кажется.

Сил у противника в городке оказалось немало, бой затянулся, нам удалось выбить пехоту противника с южной окраины и из центра, но на северной они закрепились. Исход боя решили конные егеря, обошедшие город и атаковавшие противника с севера. Валашцы начали отступать, оставив заслоны в нескольких крепких каменных домах, но неудачно – большая часть конных егерей охватила город еще дальше и перерезала дорогу. Почти все отступавшие по ней полегли, пытаясь пробиться к своим.

Идущий следом конно-стрелковый полк продолжил наступление, дав нам возможность перегруппироваться, забраться в седла и выступить дальше, оставив горящий, разрушенный и заваленный трупами городок за собой. Аххе сам встал во главе полка, у знамени, повел всех за собой.

У небольшого лесочка, разделявшего пополам обширное поле, мы вновь столкнулись с противником – кавалерийской частью, отступавшей откуда-то с северо-запада. Два шедших с нами полка уже оторвались и ушли вперед, так что в наступление перешел только наш рейтарский.

Атаковали в конном строю, и уже подойдя ближе, увидели, что судьба свела нас с «Синими Соколами» – лейб-драгунами, лучшими из лучших у валашцев, особо отличившимися в уничтожении вольных. И когда я делал первый выстрел из длинного рейтарского револьвера, мне подумалось о том, что стреляю я сейчас за весь свой погибший взвод. Тот взвод, что прорывался со мной с места гибели всего нашего полка к городку, к форту, только для того, чтобы хоронить в крепостном рву убитых родных.

Словно что-то помогало мне в этом бою, направляя руку. Никогда еще не было у меня такой железной уверенности в себе, никогда не была так тверда рука, державшая оружие. Первый же выстрел ударил картечинами в лицо драгуну, выбив его из седла, второй вышиб следующего, угодив в грудь, – ни один не пропал. Я даже не знаю, сколько валашцев мне удалось свалить в этой схватке – конный бой скоротечен, враги скачут сквозь порядки друг друга, норовя успеть убить побольше врагов. Когда мы развернули лошадей, остатки валашского полка удирали, наплевав на гордое звание гвардейцев. И меня чуть не трясло от ликования, когда я увидел, что навстречу убегающим драгунам несутся наши конные егеря. Окружив, «Синих Соколов» истребили до последнего человека.

Нашим трем полкам удалось прорваться далеко на коммуникации валашцев. За нами шла пехота, занимая позиции, очищая от сопротивляющихся городки и деревни, каких тут было много, места населены густо. К вечеру мы заняли позиции практически в тылу армии противника, по кромке березового леса, начав окапываться и располагать артиллерию. Аххе же сказал:

– Если эту позицию удержим – войне конец. Они окружены.

От моей сотни осталось пятьдесят два человека, из полка выбыла почти половина личного состава. Но уныния не было, мы побеждали, и это было заметно уже каждому. Среди ночи к нам снова подошло подкрепление – две батареи конной артиллерии и два эскадрона наемной кавалерии, тоже рейтары. Аххе сразу расположил их на позициях, сняв большую часть своих людей и отправив их на отдых – к этому моменту все с ног валились. А лошади так и вовсе были измотаны до последнего предела. Моей сотне пришлось выслать разъезды – подхода противника ждали в любой момент.

Первые валашцы появились с рассветом. Колонна уставшей, грязной, оборванной пехоты двигалась по дороге, явно не ожидая никого встретить. Первые снаряды, разорвавшиеся среди их строя, вызвали панику. Похоже, противник был совершенно измотан и деморализован. Но все же командирам удалось их как-то организовать и в тесном, чтобы не разбежались, строю погнать на наши позиции. Шрапнель косила валашцев десятками, оставляя тела валяться в поле неряшливыми снопами, стрелки выцеливали вражеских солдат одного за другим, всаживая в них пули. Атака захлебнулась, пехота начала отступать, а наступление под обстрелом орудий превратилось в бегство.

Такие столкновения продолжались до самого вечера, но ни одной по-настоящему серьезной атаки уже не было. Думаю, что остатки вражеской армии, оказавшись в кольце, слепо тыкались во все стороны в поисках выхода, но найти его не могли. А к ночи подошла пехота, сменившая нас на позициях, а полк был выведен в тыл.