От монастыря до Речного форта было около ста верст по дороге. Дважды мы натыкались на валашские заставы и вырезали их без всяких проблем – никто не был упрежден о том, что началась война, врагов здесь не ждали. Сотня Хорга оторвалась от местного ополчения, захватывала мосты, расчищала дорогу перед всем отрядом.

Крестьяне норовили убраться с дороги перед нами как можно быстрее и дальше, прекрасно понимая, что трудящемуся человеку от солдат хорошего ждать нечего. На второй день настигли неспешно двигавшиеся телеги «клопов» – как называли за темно-красные мундиры и страсть к кровопийству валашских сборщиков налогов. Охранялся обоз взводом драгун, которые не успели сделать ни единого выстрела, разве что только высказали удивление тем, что мундиры на нас знакомые, а вот лица не очень, хотя вроде бы из одного полка.

Мытарей Хорг распорядился повесить на деревьях у дороги, исключительно зарабатывая репутацию благодетеля у местного населения, и в этом угадал. Едва его горцы подтянули повыше хрипящих и задыхающихся сборщиков налогов, откуда-то сразу набежала ликующая толпа крестьян, которые взялись глумиться над висящими на веревках трупами. Они орали, колотили их палками, взрослые и дети, мужчины и женщины, а какой-то особо лихой мальчишка раскачивался на одном из висящих «клопов» как на качелях, вцепившись тому в голые колени – сапоги и портки с него кто-то успел снять, – и пел во все горло что-то неразборчивое. И наши валашские мундиры крестьян в смущение не привели, так глубоко задумываться они, похоже, не умели.

Я подумал о том, что вскоре мытарей Орбеля сменят мытари Дикого Барона, и кто знает, что было лучше для этих крестьян. По крайней мере, при валашской власти войны не было, а теперь она грядет как туча грозовая, и первый ее признак для крестьянина – начнут драть три шкуры, потому что войну кормят деньги. Но пока пусть радуются, прямо как дети у Дерева Урожая на летней ярмарке.

После казни рядом со мной оказался Злой, веселый и довольный. Не ожидая вопросов, сказал:

– Люблю, когда война так идет, как сейчас. Войско Дикого уже границу перешло, основные силы к северу идут, скоро перевалы перекроют, а валашцы даже заметить не успели, что война началась.

– А что с фортом этим не так, что так его срочно брать надо? – спросил я у своего, по обыкновению, всезнающего спутника.

– А ты карту большую смотрел?

– Не довелось, – честно ответил я.

– Смотрел бы – не спрашивал, – сказал тот. – Восточная граница Свирре идет по реке, так? А дальше по той же реке граница между Валашем и Риссом. И по этой же реке связь Рисса с Союзом городов, так?

– Ну… так, да, – кивнул я.

– А форт Речной прямо на мысу стоит, всю реку под контролем держит. Кто им владеет, тот все сообщение контролирует, Риссу сейчас приходится товар из городов сухим путем возить, в обход. А тут война на носу.

Я вспомнил карту, как там границы стыкуются. Получается, что если Свирре у Дикого Барона будет, то верст сто общей границы с Рисским княжеством получится. И товар рекой из городов побережья действительно в Рисс пойдет беспрепятственно.

– Там три батареи, – продолжал Злой. – Могут и по реке бить, и по суше. Прикрыты бастионами, из каждого чуть не рота стрелять может, в центре – цитадель. Крепость сильная, строилась долго, если штурмовать, то много крови прольешь и времени потеряешь, а терять его нельзя. Одна надежда, что вот так, наскоком получится, пока враг сонный и глаз не продрал.

Я лишь кивнул, с этим я был полностью согласен. Преимущество в неожиданности надо использовать полностью, как трубку докурить до последних крошек табака. Дурак тот, кто так не сделает.

– А потом?

– А потом – увидишь, – засмеялся Злой. – Будем ждать Круглого, он все скажет. Великие дела тебя ждут, взводный. Ну и меня, не без того.

Ночь простояли биваком, дали отдых лошадям и людям, уставшим от долгого трудного марша. До форта оставалось всего ничего, несколько верст. Дорогу перекрыли секретами и заставами, не давая даже мухе просочиться в сторону противника, не дать предупредить.

С первыми лучами рассвета все были в седлах. Хорг снова собрал взводных, каждому еще раз довел задачу, раздал перерисованные листы карты, где помечен был путь каждого взвода. Затем сотня пошла к форту.

Застава у ворот служила еще как в мирное время. Вроде и служба неслась исправно, вроде и бдительные, но стрелять сразу в своих не стали, как мы и рассчитывали, первым запуская взвод валашцев. Дарий завязал разговор, ругаясь и грозя нерасторопным всякими карами, те же под напором незнакомого командира в форме знакомого полка совсем растерялись, подались назад. Храпящие лошади теснили караул грудью, на солдат наседали со всех сторон, наши два «драгунских» взвода толпились у перекрытых шлагбаумом ворот, сзади наваливались ругающиеся горцы. Прибежал начальник караула в чине сержанта, начал что-то выяснять… и тут разом взметнулось несколько шашек, даже крикнуть никто не успел. И вся сотня в конном строю рванула в ворота, как река, прорвавшая слабую плотину. Быстрее, быстрее, пока личный состав неприятеля еще в казарме, неодетый и неготовый, не занял позиции для обороны.

Еще не командовали в гарнизоне подъем, бодрствовал лишь караул на бастионах и батареях. Часовые, увидев ворвавшуюся в форт массу конных в своей форме, растерялись, тревогу никто пока не поднимал. Мой взвод скакал по брусчатке в сторону первой батареи, со стен которой на нас таращился часовой с винтовкой на плече, с примкнутым штыком. Я видел, как нервно теребит он ремень своего оружия, чувствуя угрозу, но не в силах взять на себя ответственность за первый выстрел. Когда он все же решился, я был от него шагах в пятидесяти. Он рванул винтовку с плеча, а я выстрелил в него из длинного револьвера.

Пуля попала ему в голову, свалив на месте, но первый выстрел был сделан. И сразу где-то заорал сигнальный горн: «Тревога! Тревога! Враги, враги, враги!». Хлопнул еще выстрел, еще один, но было уже поздно. Валашские дезертиры Дария карабкались по лестнице на вторую батарею, вольные, тоже спешившись, бежали по пологому пандусу на укрепление, горцы Хорга уже ворвались в воротный бастион, и там начиналась приглушенная стенами стрельба. Все, вошли!

Коноводы уводили коней в ворота, чтобы сохранить их в отдалении от боя, в тесноте форта кавалерия больше ничего полезного совершить не могла. Спасибо лошадям, что успели донести нас до батарей до того, как неприятель поднял тревогу.

Я бежал первым, держа револьвер двумя руками, готовый выстрелить во все, что покажется из-за поворота. Вот батарейная площадка, вот четыре шестифунтовые пушки, каждая за круглым каменным бруствером, укрывающим ее до самого ствола. Вот второй часовой, присевший за пушкой и вскинувший винтовку.

Грохнул выстрел, пуля с визгом отрикошетила от гранитной стены у меня за спиной. Захлопали разом несколько револьверов, часовой осел, выронив оружие.

– Вперед! Никого не щадить! – заорал я.

Вот он, первый бой с настоящим врагом. То, к чему я шел и к чему стремился. Передо мной не монахи и не какие-то не желающие воевать землевладельцы, передо мной самый настоящий враг, в мундирах армии валашского князя Орбеля Второго, ни дна ему, ни покрышки.

Вот вход на батарею, вот снарядный погреб, узкая лестница, уходящая в каменный подвал.

– Ниган, к стенам, прикрывай! – командовал я, размахивая револьвером. – Бролт, вскрыть снарядный погреб! И найти вход в потерну, она здесь наверняка есть!

– Так, мастер взводный! – откликнулись десятники.

Десяток Нигана занимал позицию вдоль стены, выкладывая карабины на каменный парапет, такой широкий, что должен был выдержать, наверное, и удар снаряда из осадной пушки. Хлопали выстрелы со стороны казарм, пули с громкими щелчками били по камню, но нанести вред нам пока не получалось. Появилось время оглядеться.

Батарея была построена умно, так, чтобы можно было использовать полевые пушки на колесах, причем стрелять они могли во все стороны, и по реке, и по подступам к форту с суши. От штурма батарею прикрывали бастионы со стрелковыми ячейками и картечницами, по одной на каждое укрепление. Но в главном Хорг был прав, когда планировал, – каждая из батарей могла простреливаться прямой наводкой с любой из двух других. И сейчас надо во что бы то ни стало добыть из погреба снаряды, до того, как противник на третьей батарее успеет сделать это до нас.

– Ниган, не давайте никому даже подойти к пушкам, понятно? – присел я рядом с десятником. – Бейте по всему, что шевельнется, если они успеют зарядиться раньше нас – нам хана.

– А эти, на второй батарее, что удумали? – спросил он. – Там долго не продержишься и подкрепления туда не перекинешь.

– Они пушки взорвут и отойдут к нам, – ответил я. – Насчет того, что держаться там не выйдет, ты прав. Там все простреливается со всех сторон, сомнут их.

Солдату вскочить по тревоге много времени не надо, из казарм на противоположной стороне форта начали выбегать люди, кто одетый по форме, а кто и наполовину в нижнем белье, разве что вооруженный. Люди десятка Нигана открыли частый огонь, трое или четверо упали, остальные бросились кто куда, кто обратно в двери, а кто и к бастионам. Пока единого командования у противника заметно не было, ну да это дело времени. Их в форте чуть не батальон, а нас всего сотня, и еще две сотни ополчения Серга подойдут часа через два, не раньше. А не удержим позицию, так и не подойдут вовсе.

Рванул недалекий взрыв, послышались ликующие крики людей из второго взвода – дверь в снарядный погреб прошли. Я лишь крикнул, напоминая:

– Потерну ищите! Иначе по ней прямо сюда пройдут – и все, тут нам и конец! Ищите, носом землю ройте!

Крепость здесь старая, построенная добротно. Бастионы и батареи соединены траншеями, отделанными камнем, но этого недостаточно, наверняка должны быть подземные ходы, по-другому такие сооружения и не строились, не бывает так. За многие годы здесь можно было такого накопать – сам не поверишь. Точно есть потерна, не может ее не быть.

У стены третьей батареи начали собираться люди и явно не просто так. Тщательно прицеливаясь, я раза четыре выстрелил в них из карабина, вроде даже в кого-то попал, затем оглянулся. Снаряды уже несли из погреба, и сам Бролт сидел на корточках за пушкой, наводя ее прямо через ствол, расстояние тут было рукой подать. Панорам и прицелов не было, их командиры орудий с собой в казарму уносили, на всякий случай, но нам они на такой дистанции боя и не нужны, тут плевком достать можно.

Четыре взрыва, один за другим, рванули на второй батарее. Поднялись облака серого дыма, полностью закрывшие обзор на батарею, вверх полетели колеса лафетов и какие-то железяки. Подрывных зарядов люди Дария не пожалели, заложили от всей души.

– Прикрывай их! – закричал я, прикладываясь к винтовке.

От второй батареи к нашей изо всех сил бежали люди, им вслед стреляли. Один упал, заскользив по брусчатке, затем еще один свалился, уже почти у самой стены укрепления. Затопали сапоги по каменному пандусу, на батарею забежал сам Дарий, запыхавшийся до хрипа, пыльный и грязный, с каким-то сумасшедшим и одновременно довольным лицом.

– Видал? – крикнул он мне. – Все четыре в щепки! Теперь ты здесь не напортачь.

– Занять оборону! – скомандовал я ему, и Дарий, обернувшись к своим, повторил приказ.

Те сноровисто разобрались по позициям вдоль парапета, огонь с нашей стороны усилился, заставив мелкие группы противника, уже двигающиеся вдоль стен в нашу сторону, искать себе укрытие. Но, похоже, враг приходит в себя, скоро валашцы соберутся с силами и начнут атаковать. И вот тогда станет жарко.

На третьей батарее началось какое-то движение, мы снова перенесли ружейный огонь туда. Хорошо, что мы находились немного выше, с нашей позиции простреливалось все пространство батареи почти что насквозь, а вот по нас бить было сложнее. Зато нас уже начали доставать огнем из казармы и боковых бойниц одного из бастионов, а вот это было намного хуже.

– Внимание! Огонь! – послышался крик Бролта, и стоящая почти что у меня за спиной пушка ахнула первым выстрелом.

Пахнуло дымом и жаром, ударило по ушам кувалдой. Чугунная граната весом в четырнадцать фунтов угодила в самый центр лафета ближайшей к нам пушки на третьей батарее, разнеся его вдребезги и вырвав ствол. Тот закрутился, как брошенная городошником бита, пролетел по батарее, снеся пробегавшего солдата, убив его на месте, и врезался в гранитную стену, выбив огромный пучок искр. Расчет нашего орудия радостно заорал, кто-то свистнул в два пальца.

Стрельба усилилась, били уже со всех сторон. Упал кто-то из валашцев с залитым кровью лицом, выронив карабин, свалился вольный возле пушки, схватившись за живот. Сквозь словно ватой забитые после пушечного выстрела уши я услышал, как снова жадно лязгнул затвор орудия. На этот раз я успел уши заткнуть, пригнувшись за парапетом, и ощутил выстрел больше всем телом, чем слухом. Снова ударило жаром, и вторая пушка на вражеской батарее разлетелась на части. С четырехсот шагов примерно, сколько было до третьей батареи от нас, промахнуться и без прицела почти невозможно.

Кто-то постучал мне по плечу, я обернулся – Барат.

– Мастер взводный, там снизу ход нашли!

– Ниган! – крикнул я десятнику. – Дай четверых вниз, потерну перекрыть! Барат, веди!

– А кто тут останется? – растерялся десятник.

– Валашцы и остаток твоих! А потом от пушки люди вернутся!

У пушки становилось все жарче, пули щелкали по камню, выбивая искры и облачка пыли. Противник определился, наконец, откуда исходит основная угроза, и делал все, чтобы не дать нам разнести оставшуюся в его руках батарею. Прямо перед моими глазами рыжебородый Балк упал, схватившись за шею. Сам Бролт был ранен в ногу, штанина уже пропиталась кровью, но он продолжал вертеть маховичок пушки, сдвигая ее ствол на следующую цель.

– Снаряд!

Батарею противника мы снесли всю, подчистую. Это стоило нам десятка людей, из валашского взвода и вольных, поровну из каждого. Валашцы были лучше укрыты за парапетом и поначалу несли меньше потерь, но ровно в тот миг, когда уже дважды раненный Бролт снес последнее орудие, раздался свист и прямо на батарее разорвались две осколочные бомбы, окутав всех вонючим дымом и сыпанув железной сечкой осколков по людям. Еще две рванули дальше, за стеной, не причинив вреда.

– Бомбометы в цитадели! – отчаянно закричал Дарий, зажимая ладонью обильно сочащуюся кровью рану на плече. – Разведка, мать ее к демонам, прохлопала!

Это верно, про бомбометы ни Хорг, ни Злой ни слова не сказали. А те, по всему судя, стояли во дворе цитадели и спокойно выпускали в воздух оперенные бомбы весом в половину пуда и способные лететь почти на две тысячи шагов. И укрыться на плоской площадке батареи от них было негде, падали они прямо сверху.

– Надо рвать пушки и отходить к бастиону! – крикнул мне Дарий. – Долго здесь не продержимся, бомбами всех выбьют!

Тут он был прав, отбиваться под обстрелом что из винтовок, что даже из пушек – никакой пользы. Жизни нам минуты останутся, головы не поднять, а вскоре сюда и валашская пехота штурмом войдет, и противопоставить ей нечего. Снизу войдет, подземным ходом, и заберет батарею обратно. И самая большая проблема – неприятель у нас инициативу заберет, а при таком его большом численном перевесе это, считай, верная его победа. Так мы и ополченческого подкрепления не дождемся, не то что солдат Дикого Барона. Да и еще такое дело – не добежим мы со всеми ранеными до бастиона, там пространство простреливается, всех положат.

Взгляд мой упал на узкую лестницу, ведущую в снарядный погреб. Если там несколько человек посадить, то они сумеют от целой роты отбиваться, и бомбе туда точно не залететь, вход хитрый и на такое рассчитан. И там же, дальше, вход в подземную потерну. А подступы к батарее неплохо из бастиона прикрыты, и там уже успели подтащить к бойнице и привести в действие картечницу, которая гулко грохотала, выпускала целые клубы сизого дыма и поливала территорию форта тяжелыми пулями. Да и сама батарея сверху хорошо простреливается, не получится у защитников форта там свободно разгуливать.

Нет, пушки мы портить не будем, может, еще и пригодятся.

– За мной! – закричал я. – Раненых не оставлять, все вниз! Дарий, веди своих!

Валашец недаром числился ветераном, лишних вопросов задавать не стал, а сразу взялся раздавать приказы зычным, как труба, голосом. Еще одна бомба разорвалась на батарее, задев осколками кого-то из валашцев, но не тяжело. Все дружно рванули к лестнице, таща на себе раненых, спустились вниз, даже не толкаясь.

Внизу было прохладно и просторно. Снарядный погреб был закрыт от всех случайных бед, перед ним была немалого размера комната, в которой легко уместились остатки наших двух взводов. Даже стрельба доносилась сюда приглушенно, и взрыв очередной бомбы на батарее уже не ударил по ушам кузнечным молотом.

В стенах было несколько малых бойниц, сделанных даже не для обороны, а для того, чтобы часовой у снарядного погреба мог выглядывать и чтобы внутрь свет попадал. Но расположены они были правильно, смотрели на казарму с цитаделью. Я выглянул в одну, приложившись к карабину, выцелил и свалил валашского солдата, стрелявшего по нас с колена, а затем сам укрылся от нескольких пуль, защелкавших вокруг окошка. Но это ничего, воевать отсюда можно, так что батарею пока бросать не будем.

Раненых разместили у дальней стены, ими сразу занялись взводные лекари. Если их считать, то нас почти ополовинили, а бой только начался. Несколько человек взяли на прицел лестницу, встав на колено и укрывшись за массивными колоннами, поддерживающими тяжелый свод. Остальные пристроились у бойниц, выглядывая и постреливая, стараясь при этом экономить патроны. Сколько нам здесь сидеть – никто не знает.

– Дарий, на тебе спуск в погреба, – сказал я валашскому взводному. – Чтобы ни одна тварь не то что спуститься, но даже ступить на лестницу не могла. А я со своими в потерну сунусь, попытаюсь дальше пройти.

– А смысл?

– А запутать врага хотя бы, – сказал я, отдуваясь. – Пусть думает, что мы штурм готовим или мину закладываем. Нам бы время выиграть. И батарею надо удерживать любым путем. Эй, факелы не потеряли? – крикнул я своим.

Факелы нашлись. Немного, но были, их всегда с собой возили во вьюках, кто знает, куда придется лезть. Нашлись и две шахтерские масляные лампы, висящие на крючках возле распахнутой двери, ведущей в подземный ход. Отобрав десяток человек, повел их вниз, туда, откуда тянуло сыростью и холодом.

Потерна была не слишком глубокая, куда мельче, чем показалось сначала. У самого входа в нее я долго сидел, прислушиваясь, но ничего подозрительного не услышал, никто не пытался атаковать нас из-под земли. Оно и понятно, у противника ума вполне хватило сообразить, что уж если мы батарею захватили, то и выход из патерны перекроем наверняка. Интересно, а что они думают по поводу того, что к ним может кто-то наведаться? А вот и проверим.

Так, она в две стороны ведет… Если налево, то это куда? Не к воротному ли бастиону? А ведь наверняка. И тогда это хорошо, у нас связь между отрядами есть, а в воротном бастионе по плану караулка была и при ней арсенал, откуда патронами пополниться можно.

– Вилан! – окликнул я одного бойца. – По коридору до конца иди, глянь, куда ведет. Если не дальше чем в трех сотнях шагов подъем наверх будет – наверняка к нашим выйдешь. Связь установи. Если ход заметно дальше ведет – возвращайся, не рискуй, понял?

– Так, мастер взводный, – ответил тот и, получив от меня один масляный фонарь, убежал по коридору.

Так, а нам направо, там уже наших точно нет. Послать кого-то вперед себя совести не хватило, так первым и пошел, в одной руке фонарь, толком ни черта не освещающий, в другой револьвер наготове. Остальные шли за мной гуськом, факелы пока не зажигали. Пройдя шагов двадцать, обнаружили, что в потерне есть свет. Тусклый и слабый, но достаточный для того, чтобы идти по ней не спотыкаясь, без всяких фонарей, по которым так хорошо целиться из засады. Приглядевшись, обнаружили световые колодцы, закрытые сверху решетками. Широкие колодцы, человек протиснется. И уже при их свете разглядели подземный ход – под ногами здесь сток широкий и воняет здорово, грязью и гнильем всяким. Вот теперь понятно, что тут к чему, подземные ходы по канализации идут, по которой в иное время дождевая вода в реку стекает.

Одна проблема – решетки лежат высоко, и никаких ступенек туда не предусмотрено. А так… так они через каждые шагов пятьдесят, и это может быть слабым местом суматошно мечущегося противника. Надо только придумать, как в это слабое место ударить.

– Ниган, сколько до казармы от батареи было?

– Шагов триста, триста пятьдесят, может быть, – ответил десятник, почесав в бороде.

– А мы от спуска… шагов пятьдесят прошли, – прикинул я. – Значит, так: тихо идем вперед, отсчитываем решетки. Нам надо найти самую ближнюю к казармам, а еще лучше – уже за казармой, если ход туда идет. Неплохо бы к цитадели, но туда просто так с улицы не забежишь, а в казарме двери нараспашку.

– Ага, понял, – кивнул тот, вытаскивая из кобуры револьвер, с которым в тоннеле куда удобней и проще поворачиваться, чем с карабином.

– Тогда тихо, ни звука, – скомандовал я.

Не шуметь было несложно, под ногами в канализации скопился многолетний слой песка и сухой грязи, поглощавший звук шагов лучше любого ковра. Казалось, что наше дыхание здесь самый громкий звук и эхо от него летит дальше по тоннелю, достигая слуха врага через все звуки боя.

Колодцы были частыми, через каждые пятьдесят шагов примерно. Спускались же в тоннель они под разными углами. Некоторые сверху, а некоторые под наклоном. Видать, так удобней было размещать их на улицах, в тех местах, куда в дожди стекала вода. Затем была развилка, заставившая ненадолго задуматься, но потом мы сообразили, что правый рукав ведет как раз к цитадели, а левый – то, что нам и нужно, путь к казарме.

На перекрестке я оставил двоих и приказал поднимать шум сразу, если кто-то придет со стороны цитадели. А мы вдвоем пошли дальше, отсчитывая колодцы.

Когда мы прошли пять колодцев, то на шестом услышали, что звук ружейной стрельбы стал заметно громче, от чего я заключил, что мы совсем рядом с казармой. Осталось только сообразить, в какое место выводит колодец. А то выбраться, может, и удастся, но только прямо под ружья валашских солдат. Надо нам такое?

Последний колодец был под наклоном, так что забраться в него можно было и без лестницы, разве что с трудом, и риск свалиться обратно был велик, как метод наступления такое не годилось.

– Еще пройдем, – шепнул я. – Это мы как раз перед казармой, а как там дальше?

Лестницу вверх мы нашли шагов через тридцать после того, как прошли колодец. Куда она ведет – и гадать не надо было, это был спуск в потерну из казармы. Долго прислушивались снова, но ничего подозрительного не обнаружили. Свет сверху не падал, массивная дверь выхода была, похоже, заперта. Шума с той стороны тоже никакого не доносилось, я поднялся прямо к ней и приложился ухом.

Взломать бы, но это вряд ли получится, дверь железная, из толстого листа, так просто не вышибешь. И шуму наделаешь. Только…

Я огляделся. Ход здесь узкий и наверняка идет под стеной в подвал казармы. Иначе никак не получится, да и не бывает по-другому. Там наверняка оружейки, склады и прочее, я еще и сам помню нашу казарму, в которой валашскую службу нес. Получается, что у нас под казарму самая настоящая мина подведена, только с ней одна проблема – больно все крепкое вокруг, малым зарядом не снесешь, а больших мы с собой не тащили. Но зато у нас есть снарядный погреб батареи, в котором чугунных бомб для шестифунтовок до самого потолка.

– Выход в потерну из казармы на прицел, – скомандовал я. – Ты, ты и ты. Остальные назад, каждому по две бомбы в руки в погребе – и сюда. Десятник, у тебя заряды?

– Так, мастер взводный, у меня, – доложился Ниган. – Только прости, смысла не вижу. Взорвем дверь мы, а дальше? Кто нам туда сунуться даст?

– А мы и соваться не будем, – ответил я. – Но силы они туда оттянут, время выиграем. А так по потерне ни нам к ним не пройти, ни им к нам. Была бы возможность, я бы весь ход к двери бомбами заложил и рванул, вся бы казарма завалилась, но не дадут.

– Не дадут, – эхом откликнулся десятник.

Через колодцы было слышно, как на поверхности кипит стрельба. Похоже, что валашцы раза два ходили в атаку, но были отбиты. Сразу несколько картечниц монотонно долбили со всех сторон, слышались взрывы, крики, свистки десятников.

– Батарею отбить пытались, – сообщил Ниган, прибежавший с очередной парой снарядов. – Отбились, из бастиона пособили, но тяжело. Ополченцев пока нет, людей всего ничего. Вилан до воротного бастиона дошел, ход как раз дотуда, и дальше не ведет. Ящик патронов притащил к карабинам.

– Это хорошо. А с этими… ладно, отвлечем сейчас, – ответил я ему, не отводя ствола револьвера от двери наверху лестницы. – Закладываем. И заряд давай, хватит.

Чугунные остроголовые бомбы лежали небольшим штабелем под самой дверью. Ниган присел, закладывая подрывные заряды под боеприпасы. Должно сработать, куда оно денется. Моток порохового шнура раскрутился по всему коридору, взвод со всех ног, топоча и толкаясь, бросился обратно к батарее, остались лишь мы с десятником.

– Ну что, мастер взводный, начнем? – спросил Ниган, утирая обильный пот со лба.

Борода его слиплась сосульками, на рубахе потные пятна уже сливались в одно. В потерне было душно, я сам был как из бани.

– Зажигай и бежим, – кивнул я.

Чиркнула спичка, шнур выбросил хвост ярких искр, пламя побежало по нему. А мы со всех ног понеслись по коридору в противоположную от направления бегущего огонька сторону. Взлетели по каменной лестнице, захлопнули за собой дверь в подземный вход. Не удержавшись, я бросился к бойнице, присел рядом, выглядывая и стараясь быть незаметным.

Рвануло совсем вскоре, и минуты не прошло. Гейзерами выбило облака пыли и дыма через решетку в мостовой, из малых окошечек цоколя казармы. Я даже разглядел вдруг начавшуюся суету за окнами и, решив, что железо надо ковать, покуда оно горячее, крикнул:

– Вилан, дуй обратно в бастион, скажи, чтобы не давали валашцам к канализационным решеткам подходить, а то они нас гранатами забросают. Остальные – за мной!

И поскакал по ступенькам вниз, в подвал. Десяток Нигана бежал следом, молча, громко сопя и позвякивая железом. До перекрестка успеем первыми, это точно, мы такого ждали, а для противника взрыв сюрпризом стать должен. Пока чухнутся, пока соберутся, пока что предпримут – мы уже рядом будем.

Бегом, бегом, бегом, пружинит сухая пыль под сапогами, поднимается облаками, садится на потные лица и мокрую форму. Неудобная форма у валашских драгун, скорее бы в свою переодеться, в привычную.

Ход заволокло густой пылью и удушливым дымом, дышать стало тяжело, многие закашлялись. Но никто не остановился, все неслись следом. Вот последний колодец, свет через него едва теперь пробивается, зато сверху слышна такая стрельба, словно у каждого солдата теперь по картечнице, лупят из всех стволов почем зря. Но решетка закрыта, никто гранаты на голову не сбрасывает.

О гранатах, кстати. Выглянув за поворот, увидел лишь вынесенную дверь наверху и наполовину превратившуюся в щебенку каменную лестницу. Выдернул тяжелый чугунный цилиндр из жилета, рванул проволочную петлю, выдернув фосфорную спичку из пороховой трубки. Брызнуло искрой, зашипело, и, выскочив из-за угла, метнул гранату вверх, в дверной проем, разваленный и искореженный, и увидев, как гаранта залетела внутрь, отскочил за угол. А как кто ее обратно выпнуть успеет? Всякое бывает.

Не выпнули, грохнуло полноценно, и не успели хлестнувшие по стенам острые чугунные осколки упасть на пол, я уже бежал наверх, выставив револьвер вперед и опасаясь только одного – поскользнуться на щебенке, засыпавшей лестницу, и свалиться, застопорив бег всего десятка. Вылазка должна получиться, обязана просто.

У самой верхней ступеньки снова присел, а Ниган и кто-то еще забросили внутрь две гранаты. Бабахнуло почти одновременно, тусклые вспышки осветили сводчатый потолок на мгновение, а дальше весь десяток дружно вкатился внутрь.

В подвальном этаже пыли было меньше чем в потерне, а света примерно столько же. Первое, что я увидел, – изувеченный труп валашского солдата, которого, похоже, снесло вылетевшими от взрыва дверями. Еще один труп, без головы и одной руки, лежал дальше, плавая в луже крови. За перевернутым столом глухо стонал тяжелораненый. Я мельком глянул на него – от лица ничего не осталось, и шевельнуться, похоже, не может, грех его таким оставлять.

В проеме двери показалась фигура в серой форме и сразу свалилась – я дважды выстрелил в валашца из револьвера, убив его на месте.

– Занять позиции, дверь на прицел! – крикнул я. – И под гранаты не подставляйтесь! Ниган, одного пошли к бастиону, пусть Хоргу доложит, что мы в подвал казармы вошли!

– Так, взводный! – рявкнул тот, оборачиваясь к бойцам.

Снова серая фигура в дверях, вспышка выстрела в никуда – весь десяток укрылся за колоннами и в дверных проемах батальонных складов, и дружный залп в ответ, буквально снесший валашца, словно ветром сдул.

Наконец удалось оглядеть помещение. Большое, много дверей вдоль стен, здесь каптерок всяких и складов великое множество. Оружейка не здесь, она на первом этаже, а здесь все подряд, от формы до кавалерийской сбруи. И патроны очень запросто могут быть, даже обязаны. Послал одного человека, подобрав ключи с добитого кинжалом дежурного, заглянуть во все двери, так, чтобы знать.

Сверху слышались крики, доносились и звуки стрельбы, но сюда никто не совался. Вскоре со звоном влетели две разбрызгивающие искры гранаты, рванули бесполезно – все укрылись давно. Снова кто-то сунулся и даже успел отскочить назад, увернувшись сразу от нескольких пуль, клюнувших каменную стену. Я быстро дозарядил револьвер, выбросив пустые гильзы в поясную сумку, снова огляделся. Какую пакость еще можно учинить, чем заставить врага еще побегать? Больше суматохи нужно, больше паники.

– Граната! – испуганный крик, звонкий удар тяжелого чугунного стакана о каменный пол, затем звонкий взрыв.

Короткий крик, брань, кто-то потащил ругающегося раненого в сторону. Откуда?

– Демон их мать на могиле! – выругался Ниган. – Через световое окно закинули!

Демоны! Дурак я, не сообразил. Зашли со стороны стены, укрытой от обстрела, и оттуда гранату в световой ход. Наугад, а у нас раненый, и не слабо, похоже.

– Ниган, кого?

– Рифа Белого, в бок и плечо!

– Не подставляться!

Еще три гранаты влетели внутрь, рванули, а заодно снизу прибежал боец, доложил:

– Со стороны дальней батареи по коридору шли, мы отбили.

– Далеко они? – обернулся я к нему.

Глаза бойца словно фонари светились на темном, покрытом коркой пыли лице.

– Шагов сто до поворота. Дальше не пускаем, им там никакого укрытия.

Это верно, на это и рассчитывал. Прямые участки потерны под обстрелом проскочить никакой возможности нет, там и промахнешься, так рикошет от стены пулю подправит.

Так, положение «ни дать, ни взять». Нам дальше не пройти, и противнику к нам не пролезть, полная ничья. Тех, кто в казарме, держит узкая дверь, которая под обстрелом, тех, кто в потерне, – отсутствие укрытий. Но только нас то же самое удерживает.

– Есть патроны! – подскочил боец, которого я послал каптерки проверять. – Много, ящиков сто, наверное. И к револьверам немного.

– Возьми Барата, с ним всех обнесите, лишним не будет, – скомандовал я, не оборачиваясь, сам размышляя над тем, что делать дальше.

Повторить трюк со снарядами с батареи? В принципе, оно возможно, но сколько их надо для того, чтобы серьезный ущерб здесь причинить, и куда их складывать? Форт этот строили долго и капитально, а потом еще укрепляли дополнительно. Пол первого этажа на каменных колоннах лежит, таких, что даже не знаю чем снести можно. Стены тоже в грунт опираются, этаж-то подвальный, взорвать их… не знаю, не знаю.

Снова пара гранат влетала в окно, грохнула, ударив больше по ушам да по нервам, но это тоже чувствительно. Подскочил Барат, сунул две увесистые полотняные сумки на лямках. Я мельком глянул в каждую – патроны. Накинул лямки на шею, кивнул благодарно. Это хорошо, пока патроны есть, мы в любом случае продержимся.

Так прошло с половину часа, наверное. Наверху перестрелка немного стихла, к нам вниз противник тоже пока не совался. Время от времени к нам забрасывали гранаты, но никакого вреда они не причиняли. А вот потом случилось сразу две плохие вещи: сначала в подвал влетел какой-то сверток, сильно задымивший, от него пошел во все стороны тяжкий и едкий запах, от которого закашлялись почти все бойцы, и одновременно с этим, не давая сверток выбросить и просто схватить, в световые окна начали влетать гранаты, заставляя людей укрываться. И в тот же момент внизу, в потерне, раздался сильный взрыв. А затем в дверях хода показался шатающийся боец, у него из ушей текла кровь и кровью был пропитан рукав мундира. Раненый крикнул так, как кричат ничего не слышащие люди:

– Валашцы с бастиона в ход бомбомет затащили! Одного убили, Мерви внизу раненный, а я не слышу ни демона!

Так, обложили все же! И выкуривают. Уходить надо, пока нас в этом подвале с двух сторон не зажали. Бомбометы эти, провались они совсем! Мог бы и сам догадаться, что если такой наклонить, то шагов на сто или чуть больше он все равно бомбой плюнет, и тогда мало никому не покажется. Нет, кого боги карают, того лишают разума, а остальное он уже сам сделает. Как я сейчас.

– Отходим! Все вниз! – осталось только проорать.

Кашляющий и плюющийся на бегу десяток ломанулся вниз, топоча сапогами по ступенькам, вслед нам тянулся хвост невыносимо вонючего дыма. И что они туда засыпали?

Десяток гуськом побежал в сторону батареи, мы же с Ниганом бросились в противоположную сторону. У самого поворота у стены сидел труп, столь изорванный, что я его даже не узнал, словно человека сотней клещей рвали на мелкие кусочки, да порвать совсем не успели. Второй боец, молодой белобрысый Мерви, пытался себя перевязать, в то время как еще один, Бэлл, дальний родственник моего соседа, погибшего в тот страшный день, стрелял из карабина вдоль коридора, быстро дергая затвор.

– Ниган, Бэлл! Этого тащите! – крикнул я, указав на Мерви. – Я прикрою!

Подскочил к убитому, выдернул у него из кобуры револьвер с длинным стволом. Карабин был разбит, почти пополам переломлен, а то бы и его прихватил, у нас оружие бросать не принято. Выстрелил шесть раз вдоль коридора, чтобы не дать противнику лишний раз высунуться, оглянулся, увидел, как Ниган с Бэллом тащат раненого, и пошел следом, стараясь убраться как можно дальше от угла до того, как новая бомба прилетит. И вовремя – едва добрался до лестницы к двери, как за спиной тяжко грохнуло, опалило горячим и садануло по ушам так, что вместо слуха остался один звон. Я даже на четвереньки свалился.

Сверху продолжало тянуть горящей дрянью. Вскочив на ноги, я побежал дальше, постоянно оглядываясь и наставляя свой револьвер в проход. Показалось, что в пыли и дыму мелькнула чья-то фигура, пальнул в нее дважды, но попал или нет – не знаю, а может, там и не было никого. Вот перекресток, вот путь к батарее. Двое с раненым впереди, за ними на земле капли крови остаются. Ладно, перевяжем, не должен боец помереть, как мне показалось.

Ход вверх и сразу мысль о том, что если нас отсюда, из потерны, вытеснят, то сообщения с бастионом не будет. Опять захотелось ругаться во всю глотку и самыми поносными словами. Что делать? Они же со своим бомбометом нас поворот за поворотом вытеснять будут, подтаскивая его к заново отбитой позиции. Потом пальнут пару раз шестнадцатифунтовыми бомбами, убив или переглушив всех в потерне, и дальше потащат. И так выжмут нас отсюда, а нам это никак не подходит.

– Ниган, троих вниз, бегом! – крикнул я поднимающемуся наверх десятнику, и уже через полминуты вниз скатились трое, которых я погнал к следующему повороту с приказом: – Не подпускать сюда никого до команды, понятно?

Не знаю, смогут ли не подпустить, но надежда на то, что с бомбометом сюда тащиться медленно будут. Его, похоже, еще и пушечным щитом прикрывают, и поставить его почти параллельно земле тоже ухитриться надо, он обычно почти что в небо смотрит. Но что-то придумали…

Так, вот он, колодец канализационный… Сверху валашцев сюда не подпустят, это место с бастиона простреливается насквозь, в том числе и картечницей, не сунешься. Так… так… веревки у нас есть… Есть идея, есть!

Метнулся назад, наддав так, что проскочил мимо лестницы, рукой за угол схватился. Вверх, в комнату перед снарядным погребом. Десятник Бролт по пушечным делам у нас самый знающий, вот к нему и вопрос:

– Бролт, надо из снарядов связку сделать. И так, чтобы рванула, если с высоты упадет.

– И куда подвесить? – ухватился он за мысль.

– Подвесить надо в колодце, за следующим поворотом, понял? Две связки. Одну в самом первом, а вторую – в следующем. Сообразил?

Бролт подумал секунду, затем кивнул и спросил, уточняя:

– И веревочку подлиннее, так? И сюда протянуть?

– Именно! – обрадовался я его сообразительности.

– Сделаем!

Огляделся – тут все по-прежнему. Бойцы постреливают, присев у бойниц, по ним тоже стреляют, но сейчас довольно вяло, былой порыв противника, похоже, пока угас. Но это ненадолго, если они потерной до нас дойдут, то тогда оживятся снова. А если построек не жалко, так и подорвать смогут. Или выкурить. Или демон его ведает, что еще придумают. Потерну надо держать любой ценой.

Снова вниз спустился, присоединился к бойцам у поворота коридора, прицелился в темноту из карабина. Откуда-то издалека коридора донесся лязг железа. Волокут бомбомет, двигаются. Затем раздались, с немалым промежутком, два взрыва, докатившиеся до нас тяжкой звуковой волной, пригнавшей следом волну пыли. Вот как они, даже не глядят, а просто бьют по следующему повороту, а затем туда пешие перебегают. А бомбомет следом подтаскивают. А за щитом его даже гранатометом не возьмешь, слабенькие они, гранаты эти, для стрельбы. Умно, а главное, безотказно, в потерне от бомбы никак не укроешься, не разнесет, так оглушит или просто прибьет. Пушку вниз спустить?

На мгновение мысль показалась удачной, но потом представил, как шестифунтовку разбирать под обстрелом, и мнение изменилось. Не выйдет, да и оглохнем, это не бомбомет, это… намного хуже.

После долгой паузы снова раздались два взрыва, противник прошел еще одно колено коридора. До нас доносились голоса, звон железа, там даже иногда постреливали из винтовок вдоль коридора, на всякий случай или казалось им что-то, не знаю. Но мы тут тоже не дурью маялись. По наскоро сколоченной из длинной доски лесенке вездесущий Барат успел подняться в ближний колодец и привязать веревку к решетке, спустив вниз хитрой конструкции сложную петлю с распорками из дощечек – в снарядном погребе разобрали деревянный стеллаж. Сейчас мой посыльный возился уже во втором колодце, дальнем, ставит там упор для того, кто прятаться будет, а десятник Бролт уже укладывал в веревочное гнездо маленький штабель снарядов, разместив между ними две гранаты. Понятно, фитили подрезаны, вниз начнет падать – спички выдернутся. А там и рванет.

А дальше… дальше на слух придется. Кому-то одному, и думаю, что мне. Надо дать им дважды выстрелить по коридору, а потом суметь пропустить первую группу у себя под ногами, они вверх смотреть не будут, не до того им, лишь бы быстрее позицию занять, намотать в свою пользу еще одно коридорное колено.

Меня подсадили, помогли встать на доску, спиной в стенку упереться. Затем в руку веревку подали, Бролт сказал:

– Не стесняйся, взводный, дергай сильнее.

Я лишь кивнул, перекинул веревку в левую руку, а в правую взял револьвер, тот, что с Вилана Дятла взял.

– Вы, как они появятся, пострелять не забудьте, позлите их, – сказал я Бролту. – И уже потом бегом назад, бомба так даст, что без всяких контузий дерьмо в штаны вывалится. Не ждите ничего.

– Вот, держите!

Бролт со своими убежал, в потерне стало тихо. Я глянул в руку и увидел, что он сунул мне большой ком пакли. Ну да, спасибо, сам ведь не догадался.

Но рано паклей уши забивать, мне еще слух нужен. Внизу тихо, да не совсем, от противника возня все же слышалась. Ждать пришлось долго, не торопились валашцы, наверняка действовали. Затем звук стал громче, явно приближаясь. А затем часто захлопали выстрелы из карабинов, послышались крики, чья-то брань, ответная пальба. Раза три с треском разорвались винтовочные гранаты. Кто-то свистнул, явно из вольных, затем стрельба стихла.

Я продолжал прислушиваться к доносящимся снизу звукам – что-то тяжелое и железное. Ну да, с колесами бомбомет затащить не смогли, большие они, вот и тянут волоком на станке по камням, шумно получается.

Кто-то крикнул команду, раздался выстрел, гулкий и глухой удар, так что успел даже рот открыть и уши заткнуть. Мне даже показалось, что я разглядел мелькнувшую под ногами бомбу. Грохнуло, ударило жаром и пылью, завибрировали каменные стены колодца, задрожала доска под ногами. Потянуло дымом, вонью заряда.

– Вторую давайте, вторую, – шептал я, успевая попутно еще и Брату с Сестрой молиться. – Вторую – и сами вперед, бегом, вверх смотреть не надо…

Пауза затягивалась, заставляя нервничать все больше и больше, но затем донесся тихий звук насаживаемой на трубу бомбы, маслянистый лязг затвора. Снова глухой, железно-утробный звук выстрела, а затем, сквозь ладони уже, новый удар по ушам, жар в лицо, дрожь стен, треск доски под подошвами.

Ну!

Негромкий набегающий топот, несколько серых спин в перекрестье ремней мелькнули под ногами, даже не успел посчитать, сколько их было. Трое или четверо. Затем крик: «Чисто! Давайте!»

Суета, лязг железа, чей-то смешок, ругань, снова тяжелое и железное поволоклось по каменному полу. Рывками, все ближе и ближе. Рука вспотела, даже забеспокоился, что револьвер скользить начнет. Дышать тоже страшно стало, а вдруг услышат? Почему-то сразу кашлять захотелось, вспомнилась та вонь, которой нас выкурили из подвала казармы.

Ближе возня, ближе. Торопятся, стараются. Вот уже… сейчас увижу… ага! Сначала чей-то локоть в рваном мундире показался, затем ноги, согнутая спина, через которую перехлестом широкая шлея, явно от конной упряжи. Рядом еще один, тоже тянет. Станок появился, они его на какие-то салазки поставили. Двое с боков за оси толкать пытаются, сзади еще двое. И вплотную еще люди, несут по две бомбы каждый, один за другим… а хватит на всех-то?

Быстро воткнул в уши по комку пакли, авось спасет мои барабанные, когда рванет. А рванет обязательно, получится замысел или нет, у меня другого выхода все равно нет.

Вверх и вправду никто не глядит, я зажмурился, опасаясь, что кто-то взгляд почует. Считаю… за сколько сюда дошли, а теперь мне половину от этого отсчитать надо, тогда точно тот колодец пройдут. А за пушкарями прямо еще и пехота. Опять я дурак, не понял, сколько их может тут быть. Бомбомет дорогу пробивает, а для кого дорога-то?

А может, и ничего, а? Осколкам деваться из коридора некуда, а снарядов там десяток, не меньше, и у меня на подвесной еще три гранаты чугунные. Ладно, где наша не пропадала, если и не повезет, счет за себя я хороший возьму, мало здесь никому не покажется.

Вот, вот, уже. Солдат под колодцем словно почуял что-то, остановился и вдруг голову поднял, встретившись со мной глазами. Я ему улыбнулся по-доброму, а потом взял да и стрельнул его между глаз. А заодно веревку рванул из всех сил.

Тело убитого еще не успело упасть на грязный каменный пол, как раздался звон, словно несколько наковален разом столкнулись, откуда-то сброшенные. Затем крик многоголосый, который я услышал даже сквозь паклю и плотно прижатые к ушам ладони, а затем…

Я ничего не видел, закрыл глаза что было сил, а затем почувствовал под ногами пустоту. Меня словно на наковальню положили и молотом сверху ударили, причем сразу по всему телу. Болело все, в закрытых глазах метались ослепительно-яркие искры. Я даже не понимал, стою я или лежу, настолько не ощущал сам себя. Оказалось, что все же сижу, в дыму и пыльном тумане, вдыхая жар, грязь, копоть, вонь, ощущая кровь во рту и так и продолжая зажимать уши руками. Сижу на каком-то странно изломанном трупе, и трупы вокруг, и кто-то пытается шевелиться, и стон, и кто-то вдалеке кричит так, словно его пополам быками рвут.

Ну да… десять бомб. Огонь с вихрем осколков тут как божий гнев пронеслись, всех покосив и раздавив. Мне в моем отнорке от этого тысячная досталась, наверное, или того меньше. Черный порох, каким снаряды набиты, газов мало дает, больше мусор от него, а вот разрывает снаряды он куда сильнее бездымного и осколки быстрее летят.

Попытался встать, упал, снова попытался, опираясь рукой на стену и с удивлением обнаружив, что револьвер из руки никуда не делся, и я продолжаю его сжимать окровавленной ладонью. Попытался сделать шаг – получилось. А куда мне?

Испугался на момент, когда понял, что потерял направление, но увидел изломанную груду железа неподалеку – разнесенный взрывом бомбомет. И побрел в ту сторону, все быстрее и быстрее, прямо по трупам, хватаясь за стенку. Крики за спиной усилились, но в меня не стреляли, и никто не гнался, наверное, просто не видели за дымом и пылью.

Бомбомет… ага, они его пушечным щитом прикрывали, только он аж вон где… где головной их дозор сидел, кого-то пополам разрубил. Там тоже все готовы, наповал, похоже. Или нет, вон еще шевелится один… и второй. Всадил каждому в голову по пуле и нырнул за поворот, в безопасность, где почти сразу с Бролтом столкнулся, бегущим мне навстречу. Тот подхватить меня попытался, испугавшись кровавого вида, я и сам чувствую, что на вурдалака похож, да только не моя это кровь в основном.

– Нормально я, нормально! – сказал я, отталкивая руки.

Бролт что-то кричал, и я не сразу понял, что он повторяет одну фразу: «Ополчение подошло! Ополчение!»

Хорошо. Теперь продержимся, наверное. Еще увидел, как из темноты тоннеля появился, как всегда, злобно и радостно улыбающийся Злой.