Глава 13
– Желаете взять «сверху» или сбросите «в рост»?
Тихий шелест бумаг, приглушенные голоса, еле слышные шаги. Головное отделение Генерального Имперского банка. Помпезность, прорвавшаяся даже на Изнанку. Гранит и мрамор, вышколенные клерки и посетители, словно сошедшие с дорогих картин: меха, холеные рожи и унизанные перстнями пальцы.
Сидевший напротив кассира безразмерный господин озадаченно поморщился и переспросил:
– Сверху? О чем вы, любезный?
Набриолиненный худосочный клерк удивленно стрельнул глазами, но тут же спрятал немой вопрос и повторил, убрав банковский сленг:
– Желаете забрать только проценты или, наоборот, все оставите на счету для дальнейшего роста?
– Нет, не оставлю… То есть мелочь трогать не буду, а вот основные накопления хочу забрать… Сколько у меня там?
– Четыреста двадцать золотых талеров и пятнадцать грошей. Начисление процентов через неделю, первого числа, как обычно.
Хозяин счета прикрыл воспаленные глаза, затем приказал:
– Четыре сотни я возьму, остальное пока пусть лежит. Деньги, они любят счет.
Кассир с заискивающей улыбкой склонился в поклоне, успев разложить на полированной поверхности стола нужные бумаги. Замелькало перо, и через несколько минут бланк с жирной отметкой «Итого» лег перед клиентом. Промокнув корявую подпись, работник банка ускользнул согнутой глистой за стойку, чтобы вернуться с пузатой тяжелой сумкой:
– Всегда рады вас видеть, господин Депорт! Генеральный Имперский желает вам отличного дня! Всего хорошего!..
И лишь в подсобке, аккуратно убрав бумаги в папку, кассир позволил себе снять заученную улыбку и с усмешкой бросить коллеге, лениво глазевшему на облака за высокими окнами:
– Мода, что ли, изменилась? Таскают драные штиблеты, а у самих денег хватит скупить всю ратушу за раз. Может, как раз к градоначальнику в таком виде ходят, нищенством похвастать?
– Наверное, просто не проспался, – равнодушно ответил проштампованный под гребенку сосед. Смахнул еле заметную пылинку с обшлага офисного сюртука и потянул затекшую от долго сидения спину. – Проигрался где в карты, вот и чудит.
– Запросто. На себя сегодня не похож…
* * *
Клаккер покосился на разложенные на столе фрукты, затем на мрачную физиономию таможенника и сунул руки в карманы. Охотнику очень хотелось хорошенько отдубасить надоедливого чинушу, методично досматривавшего каждый плод, но повода для хорошего скандала не было, а с формальной точки зрения проклятый педант все делал по закону. Месячник борьбы с контрабандой, а у болтавшегося через границу подозрительного субъекта четыре пуда яблок, апельсинов и прочего пахучего добра. К сожалению, задекларировано все было, как положено, но проверить нужно. Вдруг в каком из яблочек двойное дно? Вдруг где спрятаны пакетики с запретным зельем? Вдруг…
– Вы закончили, герр офицер? – с показным спокойствием спросил палач, заметив знакомую фигуру, шагавшую с другой стороны коридора.
– А вы куда-то спешите? – тут же попытался прицепиться таможенник. – Может, что-то скоропортящееся в наличии?
– У меня? Да вы что, разве что похмелье, но рад буду подарить его вам. Бесплатно…
Шольц, выросший за спиной затянутого в зеленое сукно чиновника, смерил недовольным взглядом помощника и проворчал:
– Развлекаешься?
– Ага… Гжелике обещал свежих фруктов завезти. Она беспризорников подкармливает, а где ты в конце лета зелень хорошую на Изнанке найдешь.
– Ты бы еще вагон пригнал… Я вынужден забрать у вас подчиненного.
Таможенник обиженно надулся и демонстративно сложил руки на груди:
– Вам следует покинуть зону досмотра. Это – раз… Затем вам желательно запомнить, что мы не подчиняемся полицейскому управлению. Поэтому любые ваши требования оформляйте в письменном виде и отсылайте в Департамент Граничных отношений. На Солнечную Сторону. Это – два… Ну, и в силу препятствования моей работе, я вынужден буду задержать этого человека для личного обыска, а также еще раз проверить груз, который лично у меня вызывает…
– Блох на ближайшей дворняге досматривать будешь, – тихо бросил сыщик, достав из кармана тусклый бурый жетон. – Именем наместника Его Императорского Величества… Убивец идет со мной, а ты, крыса зажравшаяся, каждое яблочко и апельсинчик в вощеную бумагу завернешь, в ящик аккуратно упакуешь и доставишь лично в особняк Сыска Теней. И я не поленюсь, вечером по таможенной декларации проверю, все ли на месте. И если хотя бы косточка какая пропадет или листочек отвалится, не поленюсь написать в твои Отношения, после чего завтра утром в газете опубликуют свободную вакансию… Вопросы есть?
Не обращая внимания на подавившегося воздухом чиновника, Шольц подцепил за рукав охотника и двинулся к выходу, набирая с ходу несвойственную ему скорость.
– Прорыв? – тихо спросил Клаккер, ощутив витавшую в воздухе озабоченность.
– Хуже. Дело подкинули по старой памяти. Совершенно тухлое. А сегодня-завтра обещают затяжные дожди, наша клиентура начнет шевелиться, и мне нужно, чтобы ты Город прикрыл.
– То есть?
– Хватит груши околачивать, друг любезный. Придется тебе временно принять на себя обязанности начальника департамента. Пока я буду разбираться с высокопоставленным покойником, ты станешь сидеть на телефоне, выезжать на вызовы, гонять любую нечисть и делать мне хорошо. Так хорошо, чтобы я через неделю вернулся, а от наместника никаких злых писем с вопросами, почему это на Изнанке опять где-то Тени чудили?
– Ничего не понял, – честно признался чуть-чуть успокоившийся палач, предупредительно распахивая дверь Таможни перед другом и начальником в одном лице.
Шольц только вздохнул, потом поправил широкополую шляпу и поскакал по мелким лужам к стоявшей у крыльца коляске. Уже спрятавшись под козырьком от мелкого дождя, снизошел до объяснений:
– В Городе семнадцать промышленников с капиталом в несколько миллионов золотом. Сегодня в обед нашли преставившегося господина Депорта, владельца суконной мануфактуры и еще полусотни мелких предприятий, ниже по реке. Учитывая, сколько покойник пожертвовал на летнюю политическую кампанию нашего наместника, все большие и маленькие боги, как здесь, так и на Солнечной Стороне, тут же озаботились и изобразили горячее участие семье, а также готовность лично оказать любую помощь в рамках приличия.
Клаккер почесал чисто выбритый подбородок и вздохнул:
– Так, а я собирался с Гжеликой по ресторациям прогуляться. Сегодня в ночную, как раз бы домой проводил – и на службу.
– Ресторации обождут. Ты мне спину прикрой, чтобы какой-нибудь спятивший грызун под ноги комиссии не вывалился.
– Комиссии?
– Я же говорю – все как с цепи сорвались. Мундиров и фраков на улицах – не протолкнуться. Даже наше высшее начальство в ратуше засело и требует немедленно найти виновных. А так как лучше всего в прошлом разные дурные головоломки решал я, то временно призван на помощь доблестной полиции. Обвешали полномочиями, будто кандальника цепями, и пинком под зад – разбираться.
Коляска подкатила к обжитому особняку Сыска, и неожиданно превратившийся в «исполняющего обязанности» распахнул лакированную дверцу. Уже выставив ногу, задумался и замер раскоряченной загогулиной:
– Подожди. Говоришь – к полиции? То есть этот покойник – не наш клиент?
– Нет. Хотя сейчас текучку распихаешь и зайдешь по адресу, что я тебе на столе оставил. Пошаришь. Мало ли, что найдешь… Доктора утверждают, что господин Депорт скончался от обычного обжорства сегодня ночью или утром. Я даже склонен считать, что именно ночью. И умер сам, а не при помощи какой-либо дряни, которую ты не успел отловить.
– Тогда какого?..
– Господин Депорт умер ночью, а потом каким-то чудом в десять утра заглянул в банк и снял там четыре сотни золотых талеров. Не покидая при этом свою комнату, судя по отсутствию каких-либо следов. Чем вогнал в ступор всю местную полицию. Затем озаботил столь странным поведением господина наместника и подложил мне свинью… Все, иди работай, убивец. В обед на восточных помойках видели стаю какой-то мелочи, будет чем тебе заняться. А я поехал ломать голову, как толстый мертвец сумел отправиться на прогулку по Городу…
* * *
Гжелика отнеслась с пониманием к неожиданно изменившимся планам и попросила Мирака помочь организовать уют и возможные удобства новому начальнику. Бывший санитар, официально принятый на службу ответственным за разросшееся имущество, лично раскочегарил безразмерный самовар и выложил свежую сдобу на широкое блюдо. Но мутная волна перестраховки, поднятая бесконечной чередой проверяющих разных мастей, погребла под собой Клаккера, заставив его отвечать на бесконечную вереницу телефонных звонков. Под конец вечера палач орал матом на каждого, кто пытался с руководящих высот высказать, как именно нужно уничтожать разномастную дрянь в Городе.
Лишь когда на улицах зажглись газовые фонари и орду пустобрехов разобрали по спешно вымытым для важной публики ресторанам, охотник сумел освободиться и высунул нос в коридор, влекомый вкусными запахами.
– Отбился? – полюбопытствовал Веркер, неспешно кативший в своей коляске по ярко освещенному коридору.
– Фух, а я еще удивлялся, чего шеф приползает с совещаний взъерошенный… Иногда думаешь, что за карьерные блага расплачиваются исключительно мозгами. Чем выше залез, тем меньше в черепушке чего-нибудь осталось. Даже дерьмом не заполняют, сплошная пустота… А что там за шум?
Оружейник поправил плед на коленях и усмехнулся:
– Таможня еще в обед прислала твои фрукты, вот Гжелика малолетних бандюганов и потчует. Как засели в подсобке рядом с дежурным, так и не уходят.
– Но-но, попрошу без огульных обвинений! – притворно возмутился Клаккер, подхватывая со стола блюдо с остывшими пирогами. – Сам знаешь, мы с криминалом дружбы не водим. А если кто по-мелкому таскать у горожан пытается, за такое немедленно сладкого лишаем. Так что вполне законопослушные нас друзья посещают. С моей точки зрения, разумеется.
Великий и ужасный истребитель нечисти был прав и вполне мог гордиться своими заслугами. Подобранный на улице Шмель давно уже считал себя законным сыном безного мастера, постигая все тонкости ремонта разнообразного оружия. Следом за мальчишкой потихоньку потянулись другие беспризорники. Кто был готов порвать окончательно с прошлым, отправлялся в рабочие бараки, где получал небольшую стипендию и учился полезной специальности. Остальные превратились в неформальную команду помощников палача, собирая слухи и сплетни по Городу, а также присматривая за ближайшими подходами к зданию службы. Получив возможность хотя бы регулярно ужинать, малолетние башибузуки куда как реже стали запускать грязные ручонки в чужие карманы. А взрослые работники департамента не теряли надежду пристроить в нормальные семьи всех, за кого сейчас считали себя ответственными.
– Здорово, бойцы! – поприветствовал галдящих гостей Клаккер, вваливаясь в крохотную комнату.
– И тебе не кашлять! – наперебой ответили пацанята, повернув испачканные вареньем рожицы к своему любимцу.
– Так, фрукты привезли, вижу… Тропыч, ты бы из карманов все достал и в корзинку выложил. Никто не отнимет, все, что на столе, с собой заберете. А вот на крошки муравьи набегут, будешь ночью от укусов просыпаться… Пока я с Пиремом толкую, вы мне лучше чаю сделайте. Голос сорвал, пока телефону о жизни докладывал.
– Слышали!.. – рассмеялась Гжелика, почти затерявшаяся в облепившей ее малышне. – На весь дом гремел, не успевала им уши затыкать.
– Ладно-ладно, не жалуйтесь. Нечего было чужие разговоры подслушивать…
Согнав смущенную улыбку с лица, палач вернулся в коридор и вытянул за собой старшего над ватагой.
– Пирем, мне вчера краснеть пришлось. Прохожу я мимо бакалейщика со Старых рядов, а мне вспоротый кошелек в глаза суют. И грустно рассказывают, что видели рядом одну очень знакомую физиономию.
– А зачем он мошну напоказ выставил? Еще бы на прилавок бросил, чтобы каждый дотянуться мог.
– Пирем… Но мы же договаривались, черт тебя подери… Ты за парнями присматриваешь, помогаешь мне чем можешь, а я за тебя головой перед руководством отвечаю. И как мне теперь ему докладывать? Мол, мой работник полталера у гражданина добыл, чтобы навыки не растерять?
Худой жилистый мальчишка отвернулся к окну и стал колупать пальцем замазку, стараясь не встречаться глазами с мужчиной:
– Не хочу я на завод… Вон Шмель стволы подгоняет, гравюры набивает, зарабатывает больше нас всех… А ты что предлагаешь, пылью угольной дышать и у станков горбатиться? Не хочу… Пробовал уже, сбежал…
– То есть кому работать честно хочется, они все глупостями занимаются, а ты у нас – человек вольный, здесь только из любезности? – Охотник встал рядом и уперся лбом в холодное стекло. – Мы же никого не неволим. Можно попробовать любые варианты, какие на заводах предлагают. Месяц на вас убили, бузотеров, водили по цехам, в вечернюю школу усаживали… Не греет тебя заводская карьера, так в оружейники подайся, Веркер не будет возражать. Он только рад еще ученика взять. Что молчишь?
– Не получается у меня. Пробовал уже, плохо с инструментами лажу, – вздохнул Пирем и еще больше насупился.
– Но ведь не уходишь, хотя давно бы уже в какую банду прибился. Мало ли их, что ли, на Барахолке осталось?.. Кем себя видишь-то? Только карманником, до ближайшей каторги?
Парень бросил на пол скатанный из замазки крохотный шарик и выпалил:
– Я охотником хочу быть, как ты! Чтобы любую тварь завалить, если попадется… Чем унтеры лучше? Они даже боятся в те дыры лезть, где мы бываем! А я бы, дайте только револьвер, – любую…
– Стоп, не беги… – Клаккер чуть не поперхнулся словами, настолько неожиданной для него была мечта мальчишки. – Ты думаешь, это счастье такое, по Городу, как по полю боя, бегать? Из каждой дыры удар ждать и через шаг за спину оглядываться?.. На мне шрамов за этот год добавилось больше, чем за всю прошлую службу собрать успел.
– Зато ты за себя постоять можешь и других защищаешь, – несогласно тряхнул непокорными лохмами Пирем. – А в тире я лучше всех наших мишени выбиваю. И быстрее первый выстрел делаю. И…
– Так, умник, давай пока обороты сбавим… Дай в себя прийти… Охотник-недоучка… Давно тебя Тени не рвали, давно голову в петлю не совал? Как нечисть отлавливать станешь? Ты же не меченый, к счастью.
Предводитель беспризорников запустил руку за воротник штопаной рубахи и добыл крохотный медальон на покрытой зеленью медной цепочке:
– А у меня вот… Я Веркеру показывал и Гжелике. Говорят – редкая штука, Конструктор такие собирал. На Барахолке нашел, еще до вашей войны на болотах.
– Нашел? – усмехнулся палач, с интересом разглядывая неведомую безделушку.
– Ну, утащил, – обиделся Пирем, но через секунду снова раздулся от гордости и продолжил: – Эта штука помогает Тень чувствовать. Если талант есть – то сможешь любую дрянь найти. А у меня – дар! Так ваши сказали… Я без амулета руками могу ощущать, где следы остались. А с ним – за десять шагов любого гада чую. Десять шагов – это же можно из револьвера весь барабан всадить… Ну, или из дробовика… Хотя – из него сложнее, отдача большая, держать трудно…
– Ага… Вот кто у меня еще и патроны «находит». То-то я смотрю, после ваших пострелушек пять-шесть картечных никак досчитаться не могу…
Клаккер замолк, рассматривая яркие пятна фонарей за окном, потом вздохнул и сказал:
– Что у меня за судьба такая – собирать кого угодно с улицы, чтобы горожан защищать… Так, Пирем. Великого охотника я из тебя сделать вряд ли смогу, сам, как слепой щенок, зачастую тычусь. Но подучить и к делу приставить – это в моей власти… Но так как ты у нас за пацанят отвечаешь, то давай договоримся. Чтобы по-честному, без вранья… Шольцу уже пеняли, что беспризорников пригрел. По службе не положено. Поэтому за месяц придется ребят по семьям пристроить. И люди есть из мастеровых, кто с радостью возьмет. Ну и мы поможем, чтобы не был обузой еще один рот в семью… С тобой чуть сложнее. Я каждый день головой рискую, сирот после себя плодить – других не уважать. Шефу нашему – тот же расклад. Вместе неприятности разгребаем… С Гжеликой уже говорил, она будет рада к тебе как к младшему брату относиться. И по закону все бумаги оформить можно, никто возражать не станет… Ты как на это смотришь? Будешь с ней жить под нашим общим присмотром.
Теперь уже надолго замолк юный собеседник. Мальчик сопел, сосредоточенно размышляя о чем-то своем, иногда вытирал рукавом рубахи испачканный в угольной пыли нос. Наконец ответил:
– Если драться не будет, то я не против… Говорят, она при случае может сдачи так дать, что мало не покажется…
– Гжелика-то? – рассмеялся мужчина, прижав к себе засмущавшегося пацана. – Да, она у нас бойкая девушка. И служба требует, чтобы умела любого нахала на место поставить… Ладно, тогда уговор у нас такой: за этот месяц мы остальных парней в семьи определим. Ты с Гжеликой поближе сойдешься, попробуете притереться. Чтобы потом неожиданно друг друга не возненавидели… В квартиру переберешься, начнешь в вечернюю школу с ней ходить, учиться. И заодно у меня помощником станешь. Считай – подмастерьем… Поначалу с картой, документами работать, вместе с унтерами на дежурства походишь. Оружие тебе по руке подберем, будешь заниматься уже серьезно, а не просто мишени дырявить. А через год-полтора сам решишь – останется еще желание по буеракам, высунув язык, бегать или в школу сержантов поступишь. Чем не вариант? Военная карьера – тоже дело серьезное. Ну, или Шольц что посоветует. Как предложение?
Пирем протянул руку и кивнул:
– Согласен. Ты – слово даешь, твоему слову весь Город верит… И я слово даю… Только, если с учебой плохо будет, ты пори не больно, ладно? Я ведь почти и не ходил в эти ваши классы. Трудно мне поначалу будет…
– Никогда руку на маленьких не поднимал. – Клаккер пожал ладошку мальчика и, приобняв, повел к остальным. – Если что не получится с первого раза, говори. Разберемся. Мы теперь не просто знакомые, мы теперь с тобой два сапога пара. Я тебе помогаю при любой проблеме, а ты мне спину прикрываешь. Так что нормально все будет. Главное, чтобы друг другу не врать. Это – последнее дело.
И уже тронув ручку двери, охотник попросил:
– Я еще к Шольцу забегу, он просил там пошарить по одному делу. А ты с мальцами ночуй здесь, у дежурного запасные матрасы были. Нечего вам ночью по чердакам ошиваться… И завтра зайдем к бакалейщику, вернешь, что «позаимствовал».
Юный помощник палача вздохнул:
– Не хватит у меня… Я почти всю медь на конфеты для ребят потратил.
– Значит, я поделюсь. Но мы с тобой люди на службе, мы горожан не обираем. Так что это был последний раз. Согласен?
И будущий охотник за нечистью кивнул в ответ. В самом деле – где это видано, чтобы работник Сыска чужие карманы потрошил с голодухи?..
* * *
– Как думаешь, родные покойного не обеднеют?
Клаккер вольготно развалился в безразмерном кожаном кресле, водрузив на колени блюдо с вяленым мясом. Обильно запивая щедро перченные куски, палач с интересом разглядывал череду ярко раскрашенных плакатов на стене, изображавших танцующих канкан девиц. Похоже, бывший хозяин речного бизнеса был большим любителем увеселительных заведений.
Усталый и злой начальник Департамента Сыска Теней пристроился на краю стола и лишь махнул рукой:
– Не волнуйся, еда и выпивка за счет властей. Так же, как возможность прокатиться с ветерком на коляске, которая стоит под окнами. Главное – найти злодея, что лапы на чужие деньги наложил. Очень наших государственных мужей такая ситуация пугает. Вроде бы ты хозяин своих сбережений, а потом в банк зайдешь – и лишь дырка от бублика в кубышке…
– То есть сам господин Депорт им уже малоинтересен?
– Завещание огласили, кому он теперь нужен? Разве что на поминки желающих набьется вся округа. Теперь модно состоятельных людей с помпой в другой мир отправлять. Там и вспомнят добрым словом. Благо, на похороны заранее было отложено… А родственники не просто любимого миллионера забыли, они уже успели переругаться от полученных долей в золотом пироге. И мне улыбаются лишь в надежде, что я найду похищенные деньги. Не было бы четырех сотен испарившихся талеров, на порог бы не пустили.
Палач аккуратно вытер жирные руки о край скатерти и подвел итог полуночным бдениям:
– Значит, хозяин дома умер от естественных причин. Как ты и просил, я заехал в морг, посмотрел на покойничка. Ну и здесь все углы облазил… Чисто. Никто из щелей не выпрыгивал, никто бедолагу не пугал до смерти. Ни одна тварь ему глотку не грызла. Я бы сказал, что у нас исключительно криминальное происшествие. Кто-то из друзей-знакомых узнал утром о смерти Депорта и быстренько заглянул в банк. Пообщаться на тему оставшегося без присмотра золота.
– Допрошенные клерки в один голос утверждают, что к ним приходил именно господин Депорт, а не кто-то другой. Внешний вид, одежда, поведение – все совпадает с покойным. И лишь точно установленное время смерти путает все карты…
– Брат-близнец? – Охотник подошел к веренице полуобнаженных девиц на стене и стал разглядывать наиболее пикантные позы. – Хотя ты бы его уже нашел. И брата, и близнеца.
– Нашел бы, – согласился сыщик, доставая последнюю цигариллу из картонной коробки. – Мало того, я всех родных и знакомых успел за сегодня перетряхнуть, челядь не по разу проверил. Чисто здесь с криминальной точки зрения. Ну, отношения специфические, это понятно. Могли друг на друга грязь ведрами лить, чтобы из завещания конкурентов вычеркнули. Но совсем непохоже, чтобы кто-то из близкого окружения мог фокус с банком провернуть.
– Кроме того… – пробурчал себе под нос Клаккер, колупая ногтем край афиши. – Интересно, может, их забрать как некую улику? Новым хозяевам дома вряд ли такая красота понадобится. А я бы нашел, где повесить. Вполне себе приятные девушки.
– Подожди с уликами… Что ты там перед этим сказал? Чего «того»? – Шольц зажал в кулаке коробок со спичками и с подозрением уставился на широкую спину подчиненного. – О чем ты?
– Я тебя не первый день знаю. И могу делать ставки, когда ты выдернул пустышку и злобно пытаешься на мне отыграться за личную неудачу в расследовании. Или когда у тебя что-то за пазухой болтается, но пока с этим наверх идти смысла нет. Либо слухи, либо сплетни. Или еще что-нибудь столь же неопределенное. Но обязательно попавшее в масть, за что ты зацепился… И сейчас я просто вижу, как где-то в глубине твоей исхудавшей фигуры зарождается разгадка столь необычной прогулки покойника.
Чиркнула спичка, и яркий в полумраке комнаты огонек опалил кончик цигариллы. Выпустив первый клуб дыма, сыщик кивнул:
– Есть одна мелочь. Неприятная такая… Мы не можем найти клерка, который выдавал деньги. После работы он отправился домой и пропал. Должен был заглянуть в любимый кабачок, затем в ближайший полицейский участок для дачи показаний – и испарился… А пару часов назад мне шепнули в частном порядке, что за прошлый месяц был еще, как минимум, один случай, когда двойник хапнул чужие деньги. Скандал замяли, но слушок уже гуляет. Правда, там выпотрошили чужую кубышку при живом владельце. Просто пострадавший был в отъезде, а когда вернулся в город – сцепился с банком из-за пропавшего золота. Банкиры проверили, что клиент действительно не мог в тот день зайти в гости, и погасили недостачу из своих средств.
– Значит, у нас на горизонте подозреваемый. Мистер Икс, мастер перевоплощения и любитель жить на широкую ногу. Правда, я среди уголовников не припомню, кто бы начал шиковать в последнее время. Да и кутил не видно, с размахом тратящих неожиданное наследство. На четыре сотни можно с полгода пить беспробудно и половину Города поить. Да еще останется на черный день…
Клаккер достал нож и ловко подцепил первую афишу. Шольц лишь сильнее нахмурил брови и прикрыл воспаленные глаза:
– Неужели ты все на шалопаев потратил? Ни гроша не осталось купить эту бумажную гадость в ближайшей газетной будке?
Палач лишь усмехнулся, продолжая аккуратно снимать блестящие ярко раскрашенные плотные листы. Уложив последнюю красотку в стопку к остальным, подравнял края и свернул рулон. Закончив возиться с узлами, натянул перчатки и двинулся к выходу, напевая на ходу что-то бравурное из старого армейского репертуара:
– Покойный с дрянью не общался, это точно. А вот на бумажках тонкий запах Тени остался. Буквально какие-то крохотные следы. Так что я с утра и пройдусь по продавцам. Думаю, к обеду найду, кто именно торговал столь специфическим товаром с черными отметками. Может, найдем еще кого из знакомых господина Депорта. Как ты говоришь: «Большую часть преступлений совершают родные и близкие»? И если родственники твою проверку прошли, значит, пора трясти близких приятелей. Ну и пропавшего клерка искать.
– Это ты к чему? – возмутился Шольц, с крайним неодобрением разглядывая исчезающего из комнаты охотника.
– Это я лишь даю понять, что еще один труп по местным дырам искать придется тебе, а я как белый человек иду спать. Чтобы утром начать приобщаться к высокому искусству. Сам знаешь – в кордебалете ноги задирать приходится как можно выше, иначе клиент не поймет… Все, я убыл к месту постоянной дислокации…
Дверь тихо закрылась, оставив сыщика в одиночестве обдумывать, какое именно жестокое наказание он выберет для нахала. Всего один день на хозяйстве, а уже командует, зараза. Ну ладно, как только с двойником разберемся, так…
* * *
Тонкие пальцы с обгрызенными ногтями перебирали тяжелые кругляши. Золотые монеты кочевали с одного края стола на другой, собирались в стопки, разбегались звенящими ручейками, чтобы вновь собраться в тусклую желтую пирамиду. Насытившись зрелищем, человек бережно переложил свои сокровища в сундук и закрыл скрипучую крышку. Потом посидел, вздыхая, достал из сокровищницы одну монету и спрятал в карман. Последняя мелочь еще вчера была потрачена на лепешки и сыр, а голодное брюхо настойчиво напоминало о себе. Придется снова отрывать от сердца крохотный кусочек «солнца». Чтобы прожить еще месяц или два. Или…
– Завтра зайду к старьевщику. Завтра… Возьму костюм, шляпу, трость. И можно к банкирам в гости. Одну потрачу, тысячу верну… Верну…
Скрюченная тень сгорбилась, обхватила руками голову и еле слышно заплакала. Слезы катились по худому изможденному лицу, оставляя черные полоски на мраморно-белой коже.
– Верну… Верну…
* * *
Клаккер был прав – на афишах кордебалета действительно обнаружился слабый след Тьмы. Даже не след, а так – напоминание. Но сам след никуда не вел, оборвавшись буквально у самого начала. Оказывается, пикантную продукцию раздали по трем газетным лоткам для продажи после пожара в кочующем театре. Кто-то из полицейских наткнулся на дремавшую в старых костюмах тварь, с перепугу открыл стрельбу и разбил пулей керосиновую лампу. Кордебалет сгорел, оставив после себя неустроенных танцовщиц и кучу долгов. Грошовое имущество пустили с молотка, девушки разбрелись по Городу, а палач со вздохом вычеркнул порождения Тьмы из списка возможных подозреваемых. О чем и доложил руководству, разбудив его ближе к обеду телефонным звонком.
Выслушав поток сонных обещаний придушить вредителя, охотник повесил трубку и отправился в департамент. Там сгреб в охапку скучавшего Пирема и двинулся в оружейную комнату, на ходу вводя в курс дел начинающего помощника:
– Про двойника слышал? Молодец, нос по верху держишь… Значит, у нас пока единственная зацепка. Крохотная, я бы сказал, но все же реальная, невыдуманная… Я так понимаю, что жулик наверняка не один и не два раза чьи-то карманы чистил. Мы знаем лишь о двух случаях, но я подозреваю, что золото давно чужие руки таскают. Просто мы последние, с кем о подобном сплетничать станут. И каждый раз ловкач оставался безнаказанным. Приходил и уходил чисто, никаких подозрений и проблем. Все время, кроме последнего случая. После которого пропал клерк.
– Может, случайность? – спросил парнишка, аккуратно цепляя на пояс кобуру с тяжелым револьвером. В карманах давно уже лежали запасные патроны, а бляху с серебристой отметкой службы Пирем гордо показывал каждому встречному в разрезе распахнутого полушубка.
– Вот это и проверим. Главное – он собирался из банка в любимый кабачок, к приятелям. А дворы и переулки у «Старой пани» ты знаешь как свои пять пальцев. Вот на пару и прогуляемся, чтобы засветло управиться. Все равно – по морозцу вся нечисть разбежалась. Даже не поймешь, чего больше испугалась: то ли наших доблестных полицейских, то ли нагрянувших проверяющих. Придется воспользоваться свободным временем и подстраховать любимое руководство. Если Шольц в ближайшие дни гения переодевания не найдет, на шефа вывалят кучу грязи… Готов? Тогда – двинули…
Молодой кандидат в сыщики действительно отлично знал все тайные закоулки в давно обжитом районе. С его помощью Клаккер сначала проверил одну улицу, потом другую, затем углубились в паутину крохотных переулков рядом со «Старой пани» – местом вполне респектабельным, но не обремененным заоблачными ценами. Хрустя свежим снегом, парочка успела заглянуть в каждую подворотню, попутно расспросив редких бродяг и обследовав почти улетучившийся запах летних гостей с Темной стороны. К ранним сумеркам охотник с помощником добрались до выхода на соседнюю ярко освещенную улицу, чтобы там оборвать свои изыскания. Еще через пятнадцать минут к ним присоединился и начальник департамента, сорванный с рабочего места телефонным звонком.
Остановившись рядом с присыпанной мусором мешковиной, Шольц поморщился и тихо поинтересовался:
– Что, все так плохо?
– Нехорошо, это точно, – сумрачно ответил Клаккер, поправляя намотанный вокруг шеи мохнатый шарф. – Бедолагу крючкотвора мы тебе нашли. Но вот громко о победе кричать я бы не стал.
– Почему?
– Потому что нам с тобой сказали не поднимать волну. И если какая Темная гадость высунет нос – законопатить ее как можно быстрее назад, не размахивая оторванными хвостами перед понаехавшими чинушами со Светлой Стороны… И теперь представь – бургомистр скачет, как пескарь на раскаленной сковородке, сам наместник здесь завтракает, обедает и ужинает. А ты во всем белом с покойником вваливаешься, которого тварь ухлопала.
Сыщик устало потер виски и поморщился:
– Хватит, я понял. Значит, все же Темные?
– Они, родимые. Я бы даже сказал – кто-то из очень серьезных постарался. Убитого не просто ухлопали, ему свернули шею, а потом еще все кости переломали. Очень сильно он нашего перевертыша рассердил. Не знаю, чем, но рассердил. И заставил сделать вторую ошибку.
Шольц аккуратно приподнял кусок дерюги, посмотрел на труп и жестом подозвал коронеров. Потом отошел в сторону и нахохлившись скомандовал:
– Давай кратко, меня уже успели не только выдернуть из кровати для доклада, но и загривок надрали по полной программе… В обед был звонок из крохотного банка в Заречье. Там двойник пытался снять три сотни талеров со счета, на котором была «семейная метка». Супруги хотели разводиться и заморозили счет. Поэтому, когда уважаемый господин Харп попытался получить золото, это вызвало подозрение. А затем удивление, когда работник банка перезвонил ему домой и услышал голос все того же господина Харпа.
– Взяли? – подался вперед палач, возбужденно потирая руки.
– Неизвестный выбил окно и выскочил на улицу. Потом перепрыгнул через ближайший забор и исчез… Я только что оттуда – след ведет к реке, а там только-только лед становится. Ускакал наш клиент по льдинам на другую сторону и пропал… Что ты про две ошибки говорил?
– Ускакал… Гаденыш… – расстроенно протянул Клаккер, вздохнул и ответил: – Ошибка первая – воровство. Если ты Темный, зачем тебе это? Я так думаю, там что-то другое замешано. Может быть, опять кто-то с чужаками спутался и для себя золото тягает… Каждый случай – это зацепка. Кто-то что-то видел, слышал, обратил внимание. Каждый раз – это риск разоблачения… Вторая ошибка – покойник. За ним – след. Пусть сбитый, но след. И возможность догадаться, где именно прокололся наш клиент. Сведем воедино ниточки – поймем мотив. Поймем мотив – уменьшим список подозреваемых…
Молчавший рядом Пирем деликатно кашлянул:
– Господин Шольц, вы сказали, что он через окно банковское сиганул? Прямиком на улицу?
– Да, вылетел быстрее пули. Смел мебель перед собой – и на мороз.
– Так ведь там решетки… – Мальчишка опасливо покосился на улицу, где в серых набежавших сумерках грузили убитого на повозку.
– Решетки. Прутья в палец толщиной… Вышиб, будто их и не было. Выворотил из кирпичной кладки и удрал…
Клаккер машинально поправил висевший в скрытой кобуре обрез и пробормотал:
– Вот и еще пунктик. Не знаю только, что он нам даст, но… Знаешь что, практикант, вернемся на полчасика домой. Чаю горячего похлебаем и оружие покрупнее подберем. У меня такое ощущение, что сегодня нам столько следов отсыпали, что уже к утру мы доберемся до клиента. Но вот общаться с ним куда как лучше с другими громыхалками, чем обычный револьвер…
– Аккуратнее только, – предупредил сыщик, зябко потирая руки. – Я на месте буду, при любой зацепке немедленно звоните. Такое у меня нехорошее ощущение, что события побежали впереди нас, и мы не успеваем.
* * *
До полуночи палач с Пиремом успели побывать в куче тайных мест Города: ночлежках, притонах, игорных домах и сомнительных увеселительных заведениях. Везде охотник за нечистью задавал один и тот же вопрос: кто из клиентов расплачивался золотом? Кто сверкал благородным металлом на криминальном дне занесенных снегом кварталов? Кто вел себя необычно, кто избегал старых знакомых, кто показался странным в последние дни? Кто, кто, кто?
– Чтобы мы и кореша сдали? Господин охотник шутить изволит?
– Твой кореш давно оборотень. Зазеваешься – глотку порвет. Сам должен понимать – Тень плюет на друзей-приятелей. Поэтому, если что услышишь – знаешь, где меня искать.
И снова пахнущие мочой темные коридоры, скрипучие двери и настороженные взгляды. И лишь под утро в заваленной хламом комнатушке Клаккер ухватил удачу за хвост.
– Говоришь, оборотень? Золотом разжился?.. То-то я думаю, откуда у него монеты завелись?
Палач настороженно замер, стараясь даже не дышать. Похоже, бывший скупщик краденого знал намного как больше, чем говорил.
– Этого золота у меня нет, я такой горячий товар не держу. Но клиент заглядывал… Джеро Перышко, бывший банковский посыльный. Уже больше года как без работы болтается по округе. Перебивался с воды на хлеб, а тут – стал в гости заходить и каждый раз – с добычей. Я даже задумался, не нашел ли он где по старой памяти дырку в хранилище и оттуда таскает.
– Где живет?
– Без понятия. Но вроде слухи ходили, что в бывших бараках у сгоревшей пожарной станции обосновался.
Выбравшись на улицу, Клаккер глубоко вздохнул морозный воздух и внимательно присмотрелся к черным теням подворотен вокруг. Ночь – время злых дел. Зазеваешься – и похоронят в закрытом гробу. Если сумеют что-нибудь собрать после атаки Теней.
– Идем к пепелищу? – засобирался Пирем, с трудом давя зевок. Похоже, бесконечная погоня за призраком с чужими лицами изрядно утомила пацана.
– К обеду прогуляемся. Сейчас в департамент, отсыпаться. Мы с тобой на пару утром не то что монстра, мы с тобой мышь подвальную отловить не сможем. Да и подмогу лучше прихватить. Знаю я закоулки у бывшей пожарки: лабиринт из проходов, полуобвалившихся клетушек и мусора. Если дыры по округе унтерами не законопатим – уйдет наш клиент, можно к гадалке не ходить.
– Мы же за вечер нашумели по всей округе, сбежит, гад. Лучше по горячему…
– Запомни, великий стрелок. В нашем деле спешка нужна – когда в мишень пули всаживаешь. Там вреда не будет, если вместо одной-двух весь барабан впечатаешь. А в поиске вражин торопливость только под удар подставит. Спешка, усталость от беготни и невнимательность – главные наши враги. Они, а лишь потом уже Тени, уголовники перекинувшиеся или еще какой сброд. Поэтому домой, отдыхать и людей готовить к облаве. Я думаю, после побега из банка оборотень сейчас спрятаться должен. Забьется в свою нору и будет раны зализывать.
Широко шагая, охотник рассуждал вслух, прислушиваясь к кратким замечаниям молодого напарника. Только-только зародившаяся идея требовала проверки со всех сторон. Нужно было убедиться, что забрезживший свет в мутной пелене последних дней выведет к разгадке череды преступлений.
– Меня лишь одно смущает: нечисть на людей не похожа. Это нам богатство и слава нужны, людям. А тварям пожрать бы да в тепле посидеть, пузо почесать. Ну и любого ротозея по дороге на куски разобрать, раз уж попался. Но чтобы за золотом бегать – такого не припомню.
– Может, они вдвоем и работают? Чужак что-то от посыльного получает, а расплачивается деньгами?
– Возможно. В любом случае – дров бы не наломать. Двое – это уже не один. И мало ли, какой дряни этот бедолага от компаньона набрался. Кто долго с нечистью общается, у него такие проблемы появляются, что грабежи банков – детские игрушки… Ладно, еще сюда заскочим, здесь мой старый знакомый обитает. Он знает всех бродяг в округе, попробуем у него описанием разжиться. Я ему помог год назад, буквально с глотки мелкую зубастую гадость отодрал. Думаю, не будет в глухонемого играть, подскажет, как наш клиент выглядит. Заодно на тебя посмотрит. Пора тебе имя зарабатывать. Чтобы в лицо знали, чтобы понимали, кто мне спину прикрывает.
Клаккер оказался прав – знакомый смог описать подозреваемого. Подходя к заметенному снегом крыльцу Департамента Сыска, палач бормотал себе под нос:
– Худой, скрюченный, рожа – будто лимон сжевал только что, постоянно скособоченная. С кем разговаривает, заглядывает снизу вверх, будто шавка побитая. Два зуба на левой стороне щербатые, правый мизинец усох… Может, и видел когда, не припомню. Но человечек заметный, такого ни один унтер в облаве не упустит. Надо толь…
Пирем чуть не воткнулся в спину замершего на полушаге охотника, рванул из кармана револьвер и, отшатнувшись вправо, взяв на прицел серую тень на ступеньках. За эти секунды Клаккер успел не только направить ствол обреза в живот чужаку, но и бегло осмотрелся вокруг, пытаясь оценить возможную угрозу. Но на звенящих от мороза крышах лишь ровно лежал снег, да крупные снежинки тихо кружились в безветренном воздухе, мелькая в ярких пятнах газовых фонарей.
– Добрый вечер, господин охотник, – еле слышно прошептала сгорбленная фигура. – Прошу прощения, что беспокою вас в столь поздний час.
– И тебе вечер добрый, Джеро Перышко. Чем обязаны?
Бывший банковский посыльный шмыгнул носом и ответил, испуганно косясь на черные провалы стволов:
– Поговорить хочу. Если время найдется.
– Найдется, – согласился палач, растерявший от неожиданной встречи набегавшую усталость и сонливость. – Давай только ты медленно-медленно повернешься к стене, ручками упрешься и замрешь. Я проверю, чтобы с тобой какой глупой железки не было, а потом зайдем к нам и поговорим. В тепле, с чаем и пирогами. У нас хорошим гостям всегда рады…
* * *
Скрюченный человечек сидел на самом краешке стула, баюкая в худых руках чашку с горячим чаем. Он все говорил, говорил, не прерываясь ни на мгновение: то ли пытался облегчить душу, то ли просто радовался возможности пообщаться.
– Меня цапнули еще прошлым летом. Я в баках с отходами рылся, пытался съедобное раздобыть. Вы же понимаете, что в моем возрасте никуда уже не берут: ни уголь разгружать, ни двери открывать богатым господам с почетом и уважением… Вы же понимаете… Да, а как цапнули, думал – все, отбегался. Но проболел недолго, с месяц, на солнышке в кустах почти каждый день валялся. Все ждал – когда же сомлею. Ан нет, выкарабкался… Да к зиме только сны стали сниться, будто я хожу за кем из бывших клиентов. Кому сумки носил, почту. Кому помогал в карету забраться. А как-то утром встал, в лужу сунулся умыться – а там лицо-то чужое, из сна…
– И ты подумал – почему бы не попробовать разжиться золотишком, – удовлетворенно кивнул Клаккер, подливая кипяток.
– Вы только не подумайте, что это я сам… Это – оно внутри меня. Оно не любит голодать. Оно не любит мерзнуть… И когда берет верх, я вижу все, будто дурь-травы обкурился: все вокруг серое, а тело ходит, говорит, что-то делает… И потом у себя в каморке очнусь, а у меня весь стол в золоте…
По впалым морщинистым щекам побежала крохотная слеза. Палач с грустью смотрел на посетителя и думал – чем ему можно помочь. Вот он, злодей. Убийца и мошенник. Человек, кого походя зацепила Тьма, пометив столь странным образом. И сейчас, вблизи, охотник чувствовал, как, перебивая запах давно немытого тела, просачивается еле заметный отзвук черноты, медленно сожравшей бывшего банковского посыльного.
– К нам зачем пришел? Собрал бы добытое и уехал к горы. Там обернувшихся любят.
– Не могу… Я же за всю жизнь ни грошика не утащил. Ни один из клиентов не скажет, что Джеро Перышко обманул хоть раз… А теперь – такое… Как людям в глаза смотреть?.. Ведь это – не я! Это – оно внутри меня… Оно – чужое… – прошептал бродяга и подался вперед: – А как вечером услышал, что ваш старший меня спрашивает по ночлежкам, то понял – все, отбегался. Ну, ночь еще. Ну – другую… Раз имя узнали, так и все, жди, когда постучат в двери… А я все же человеком хочу остаться. Думал, может, вы как-то вылечить сумеете… Или еще что для меня сделать… Оно ведь все чаще выходит. Уже не только ночами или по утрам, а почти все время… Вон, даже клерка убило… Почуяла, тварь такая, что клерк меня мог узнать. Может, по походке, может, еще как… Вот и вцепилась в него… А я – как в тумане, а то и вовсе – очнусь утром, а там опять золота полный стол… Не могу больше…
Клаккер долго молчал, затем подошел к двери и позвал гостя с собой, жестом приказав Пирему оставаться на месте. Спустившись в подвал, завел Джеро в пустую камеру, усадил на крохотный топчан и заговорил, вынув из кармана маленький револьвер и вынимая из барабана матово блестевшие патроны:
– Ты действительно был неплохим человеком, Джеро. Может, подвигов не совершал, но людей не обижал, жил как должно. И не твоя вина, что судьба так зло подшутила. Но сейчас тебе придется сделать самый тяжелый выбор. Остаться до конца человеком или сдаться, отдать душу дряни, что твоими руками чужое золото загребает.
Убедившись, что в барабане остался единственный патрон, палач медленно положил оружие рядом с бродягой и вздохнул:
– Это все, что могу для тебя сделать. Год назад можно было бы травы попить, какие-нибудь хитрые настои попринимать. Сейчас – это единственное твое лекарство. Единственный способ остаться самим собой… Я вернусь минут через пять. Постарайся решиться как можно быстрее, так будет легче… Если не справишься, то утром сюда набежит толпа балаболов, для которых твои грабежи свет белый застили, кто орет на всех углах о самом страшном враге с момента появления Изнанки. Они тебя на куски порвут, чтобы им спалось легче. Слишком сильно ты их напугал. Слишком сильно ударил в самое слабое место – в спрятанные по кубышкам запасы на гнилую старость… Тебя не простят, Джеро, поверь мне. И если человеком я смогу тебя похоронить подобающе, то взявшую верх нечисть буду вынужден сжечь в печи, чтобы даже воспоминаний не осталось. Так что извини меня, но это все, чем я могу помочь…
Меченный Тьмой съежился еще больше, застыл, подобно изжеванному собаками драному коту. Молчал, шмыгал носом и думал о чем-то своем. Потом тихо-тихо попросил:
– А ты не можешь сам? Чтобы я не мучился… Я ведь ради этого и пришел… Сколько раз брался за нож, но не могу. Сил не хватает… А ты…
– А я что? Я привычен убивать? Лишать жизни тех, с кем под одним небом мостовые топчу?.. Нет, Джеро. Я стрелять не стану. Сыт по горло. Кровью, смертями, этой бесконечной гонкой наперегонки со смертью… Я могу лишь назвать белое – белым, а черное – черным. Сказать правду в глаза. И рассказать, что тебя ждет. А выбор и решение – принимать тебе. И платить по самому неподъемному счету – тоже тебе. Как бы ни было горько. Как бы ни было обидно за судьбу, что подбросила крапленую карту в колоду… Это наша жизнь. И каждому нести его ношу самому, если хочешь человеком остаться. А спихнуть грязь и мерзость другому – так и нечего о чужом золоте волноваться. Подумаешь – честь и совесть растеряешь по дороге, эка невидаль на Изнанке. Считай, нас здесь только такими и видят соседи.
– Тогда ради чего все это? Твоя беготня, мои годы честной службы?
Клаккер устало пожал плечами:
– Наверное, ради нас самих. Чтобы утром, взглянув в зеркало, ты видел себя, а не чужую рожу, которую родили твои худшие черты, в которых и себе признаться страшно.
Джеро медленно взял в руки револьвер и попросил:
– Не уходи, пожалуйста. Мне так будет легче… И если разрешат похоронить как положено, выбери мне место посветлее. Я ведь так любил солнце, когда был еще человеком…
* * *
Непривычно молчаливый палач вернулся в комнату, поставил горячую гильзу на середину стола и проворчал, придавив кулаком тяжелую столешницу:
– Паршивое дело. Паршивое и неправильное… Бедолагу пометило Тьмой, его же забитое желание стать когда-либо богатым толкнуло худшую часть на воровство, а затем и убийство… Мы бегали за чудовищем, способным принимать чужие лица, а в действительности гонялись за вышвырнутым на улицу бродягой, который боялся потратить лишнюю монету, попавшую ему в руки. И теперь настоящие жулики и пройдохи получат назад награбленное на Изнанке, а на местном кладбище появится еще одна забытая всеми могила. Кому еще интересен Джеро Перышко…
– Похоже, господин Шольц тоже смог его вычислить, – подал голос Пирем, скучавший все это время у окна.
– Да, шеф явно перебрал всех возможных знакомых среди банковских служащих, кто так или иначе встречался с пострадавшими. Проверил попавших в список, отбросил маловероятных кандидатов и остался с единственным именем… Кстати, давно его не слышно, господина великого сыщика. Вряд ли он в пять утра будет ковыряться в тряпье нищей ночлежки.
Скрипнула дверь, пропустив заспанного дежурного по службе Сыска. Прищурив припухшие глаза, унтер удивленного посмотрел на замолчавшего охотника и протянул:
– А вы уж вернулись?
– Откуда? – насторожился Клаккер.
– Так с полуночи депеша лежит внизу. Господин Шольц собирался проверить какое-то здание с подозреваемым, просил вас туда подъехать… Не видели, что ли? Бумага лежит на обычном месте, с пометкой «срочно». Я думал, вы уже там побывали…
– Адрес давай! Адрес! – взревел палач, хватая полушубок и вылетая разъяренным медведем в коридор. – И участок соседний по тревоге поднимай! Раз Шольц до сих пор не приехал, значит, вляпались они там с этой проверкой! Поднимай ребят и туда, следом за нами!
Уже скатываясь со ступенек на занесенную снегом площадь, охотник прорычал Пирему, бежавшему следом:
– Я знаю только одних гадов, кто способен столь ловко перехитрить Шольца! Веркер их тоже очень хорошо знает, сектантов проклятых! Горцы это обращенные, больше некому!.. Шевелись, парень, а то ведь и не успеем!
* * *
Парочка сумела незаметно пробраться по крышам к нужному зданию, пролезла в незакрытую отдушину и тихо замерла у чердачного люка, прислушиваясь к скрипам спящего дома. Клаккер приподнял на сантиметр тяжелую крышку и замер, внимательно разглядывая слабо освещенный лестничный пролет внизу. Потом зло усмехнулся и погрозил пальцем помощнику, который вцепился в ручку револьвера изо всех сил:
– Здесь остаешься, понял? Чтобы я тебя там сгоряча не подстрелил… Чую, наши клиенты. Один за углом бродит, проход сторожит, остальные ниже. Шумят что-то, гремят железом… Видимо, не срослось у них Шольца прихлопнуть, вот и торопятся, пока утро не настало… Значит – ждешь и выход на крышу страхуешь. Понял?
Дождавшись ответного кивка, палач распахнул люк и дважды выстрелил в проем, свалив охранника. Сменив револьвер на обрез, заорал вниз, разметав остатки хрупкой тишины:
– Где же тебя угораздило, друг сердечный?! Я давно дома и волноваться стал, где черти руководство носят!
Из серого полумрака, слабо исчерченного пятнами газовых светильников, донеслось:
– В подвале зажали, убивец! Я с местным патрулем тут кукую, жду, когда проспишься!
– Ну, значит, дождался, – метнулся вниз Клаккер, попутно сшибая картечью кого-то на лестнице. – Сейчас буду, босс! Дай только по чужим костям пройтись!
Грохот выстрелов заполнил четырехэтажный особняк. Казалось, стреляют из каждого угла, из каждой темной дыры. Одетые в разномастную одежду неизвестные совсем не ожидали столь неожиданного визита гостей и теперь лихорадочно пытались занять оборону, блокируя разъяренному палачу дорогу вниз. Но тот пробивался с мощью громадного паровоза, набравшего разгон, сметая на своем пути любого, кто попадется под руку. Двое оборванцев запаниковали и выскочили на улицу, собираясь бежать, но из подкатившей пролетки загрохотали револьверы полицейских, и истошный крик заметался в пороховом дыму:
– Зажали, зажали погонники! Черным ходом бежать надо, пока не повязали!
– Какой ход, придурок! В подвале сыщик сидит, добить не можем!
– А-а-а!
И вторя истошному воплю, вниз по лестнице полетел очередной покойник, считая конечностями пролеты: хоп-хоп-бабах…
– Идиоты, – прошипел худой мужчина в сером костюме-тройке. Его отправили сюда, чтобы окончательно разобраться с двумя умниками, которые не только боролись с Тьмой, но и сунули нос в чужие дела. Сколько денег и усилий потрачено зря. Сколько серьезных людей решило подождать, чем закончится противостояние между Городскими властями и демонологами… И теперь, когда все было подготовлено, когда ловушка практически захлопнулась, когда всего-то нужно было аккуратно прибить сыщика, а затем выманить и пристрелить придурковатого охотника – все пошло прахом. Как всегда – напортачили исполнители. Ни ножа, ни пистолета доверить нельзя. Сделают через пень-колоду. Приходится все самому…
Клаккер успел зачистить три верхних этажа и теперь готовился к окончательному броску вниз. Его путь отмечали лишь трупы, разбитые двери и испятнанные пулями стены. Подъехавшие полицейские азартно палили в распахнутые двери, отбив у остатков банды всякое желание метаться по фойе. Проверить заряды в обрезе и…
– Сзади! – закричал тонкий знакомый голос, и охотник кувыркнулся в сторону, понимая, что не успевает, никак не успевает. Проскользив юзом до стены, он направил ствол в темноту коридора, где уже сверкал вспышками пистолет преступника. Хрупкая фигурка дернулась, поймав чужую смерть, и медленно завалилась в сторону. А Клаккер всаживал заряд за зарядом в негодяя, вырывая с каждым выстрелом куски плоти из серого костюма. Стрелял и стрелял, понимая, что все равно не успел…
* * *
Пирема похоронили холодным морозным вечером. Осунувшийся от горя палач стоял рядом с могильным холмиком и лишь изредка смахивал редкие снежинки, падавшие на бритый затылок. Потом медленно натянул шлем и посмотрел в глаза Шольцу:
– Я могу понять нечисть. Их из родного дома вышвырнули сюда, они выживают как могут. Но когда обычные люди ради власти глотки другим рвут – я этого не понимаю и принять не могу… Мало им себя с Тьмой мешать, так и других пытаются заставить плясать под свою дудку. И пока их не передавим, нам жизни не будет. Не дадут… Ведь и не лезли к ним в гнезда, лишь в Городе хвосты прижали – так ведь нет, не уймутся…
Сыщик помолчал, бережно придерживая висевшую на перевязи руку, потом ответил:
– Расследование пока не закончено. Взяли троих живыми, допрашивают. Им или петля за нападение на полицейских, или каторга. Вроде бы жить хотят, не запираются.
Клаккер лишь криво усмехнулся:
– Заказчика-то сразу назвали. И откуда он приехал – тоже уже известно. Вот только власти в горы не полезут. Им гадюшник сейчас ворошить неохота… А я займусь. Потому что это уже не по службе. Это уже личное. И не вздумай меня отговаривать.
Шольц медленно подошел к выгравированной крохотной фотографии, провел пальцами по навсегда застывшей улыбке и сказал, не поворачивая головы:
– Мне прямым приказом запрещено в это влезать. И службе тоже… Но отпуск тебе я подписал. В связи с полученными ранениями и необходимостью пройти лечение… Если еще что надо, скажи, постараюсь помочь.
– Какое там ранение, лишь плечо поцарапало, – вытолкнул из себя охотник, но замолк, нарвавшись на бешеный взгляд начальника.
– Бумаги оформлены, ты – в лазарете! И без конвоя, как могло бы быть!.. Поэтому слушай, что тебе говорят, и не выкаблучивайся!.. На месяц тебя прикрою. Два – это максимум… Оружие, продукты, деньги – за неделю соберем незаметно, и сможешь ехать. Главное – постарайся вернуться. Потому что гадов этих мы все равно рано или поздно задавим, а вот еще одну могилу для друзей я копать совершенно не желаю.
Клаккер подошел к Шольцу, осторожно его обнял и прошептал на ухо:
– Я понял, какие-то крошки мозгов ты все же мне вложил… Понял, не кричи… Не беспокойся, я вас не подведу. И вам Город бросать нельзя. Служба должна зимой улицы прикрыть, чтобы никакой дряни не бегало. А оружие и прочее – не надо. Я кубышку Джеро Перышка нашел, там хватит на целую армию. Поэтому поеду прямо сейчас. Чтобы время зря не терять. И чтобы вся эта гниль приготовиться как следует не успела… Чтобы помнила потом, корчась в муках, сколько на самом деле стоит поднять на нас руку. Чтобы сдохли и другим на том свете передали – не смей трогать Город и его жителей, хоть в погонах, хоть без… Не волнуйся, босс, я не подведу. Я вернусь всем тварям назло, обещаю…
Высокая фигура исчезла в седых сумерках, оставив после себя лишь ветер и падающий снег. А начальник службы Сыска Теней все стоял и глядел вслед, не решаясь признаться самому себе: то ли он прощается с верным другом, то ли с трудом удерживает себя от того, чтобы побежать следом. Стоял и глядел…
