Итак, мы удачно отбили вражеское нашествие, а наше войско получило первое боевое крещение. Но при этом мы потеряли немало столь драгоценного для нас благоприятного весеннего времени. И теперь я стоял перед проблемой: начинать южный поход все же в этом году или отложить на следующий. В обоих случаях было много всевозможных “за” и “против”. Однако после нелегких раздумий я решил выступать немедленно.

Мы двинулись на юг несколькими колоннами, имея усиленные дозоры впереди и подвижный обоз позади себя.

Качаясь в седлах, воины Вaкулова полка пели с воодушевлением:

В Большом полку в почете была другая песня, целиком взятая мной из известной кинокомедии Гайдая. Ее даже не пришлось переделывать, она пользовалась бешеной популярностью. Вначале заводил запевала:

А затем разом многотысячная масса подхватывала с посвистом и прибаутками:

Собирать все войско в единый кулак я считал пока преждевременным и неразумным. Большое скопление людей и лошадей сразу же сказалось бы на скорости передвижения, неизбежно создало бы проблемы и с питанием. Из академического курса военной истории я хорошо запомнил знаменитый постулат Наполеона: идти порознь, сражаться вместе. Кроме того, наличие нескольких отрядов создавало у местных жителей иллюзию нашей многочисленности, что тоже было нам на руку. При этом все колонны находились под моим присмотром, связь с ними была достаточно надежна. В случае опасности мы могли весьма быстро собраться воедино. Темп нашего движения был максимальный. Я надеялся, что мы стремительно пролетим степи и, нигде не задерживаясь, помчимся дальше. Возможность такого хода событий подтверждали и волхвы-разведчики, успевшие выяснить, что населяющие лежащие по ходу нашего движения степи кочевники-скифы вовсе не ожидают нашего удара и мирно пасут свои многочисленные стада.

В положенной мне по рангу кибитке на деревянных колесах я находиться не мог. Все потуги соорудить что-то наподобие примитивных рессор так и не увенчались успехом, а потому первой же четверти часа отчаянного подпрыгивания на ухабах хватило, чтобы вытрясти мне всю душу. Как правило, я ехал верхом рядом с Вышатой. Всегдр и Эго летели где-то за облаками на Горыныче. Мы встречались с ними лишь на больших привалах, когда Змея кормили павшими лошадьми да пойманными сайгаками. Подкармливала его со скатерти-самобранки и Эго. Во время одной из дневок Эго рассказала мне, что, как-то оголодав, Змей проглотил несколько попавшихся ему на глаза скифских коров.

— Ну съел и съел! — отмахнулся я от нее, не придав значения сказанному. — Мне сейчас не до ваших коров!

Вакула тоже редко бывал с нами, так как возглавлял передовой полк и все время находился где-то далеко впереди по ходу нашего маршрута.

Постепенно леса перешли в лесостепь, а затем и в степь.

Еще зимой я составил на основании собственных географических познаний и донесений волхвов некое подобие карты, которую затем собственноручно изобразил охрой на нескольких сшитых между собой коровьих шкурах. Разумеется, от одного вида этого чудовища географ двадцать первого века пришел бы в ужас, не найдя там ни сетки координат, ни сколь-нибудь вразумительного масштаба. Но для меня этот “коровий атлас” был поистине неоценим, ибо помимо рисованных планов я записывал в него и всю получаемую информацию. Когда же Всегдр расстилал на траве мое рукотворное творение и я начинал озвучивать свои записи, показывая при этом рукой направление нашего движения, реки, горы и разные страны, то на лицах моих воевод читалось уже не только высочайшее почтение, но и почти мистическое преклонение. Созданную мною карту можно было, видимо, считать первой в истории человечества. Увы, я прекрасно знал, что до потомков не дойдет даже памяти о ней!

За несколько дней похода по степи мы почти никого не видели. Лишь изредка на горизонте мелькали конные фигурки да кто-то жег на дальних курганах сигнальные костры. Затем произошло несколько мелких конных стычек, но и они завершились ничем. Скифы так же стремительно исчезли, как и появились, а наши их не преследовали. Крупное столкновение произошло всего лишь раз. Из-за окрестных холмов внезапно кинулось на нас в атаку более тысячи всадников. Однако не успели скифы проскакать по направлению к нам и половины расстояния, как их тут же контратаковал Вышата во главе с тысячей наших всадников. Над головами воинов трепетали на свежем степном ветру наши багряные стяги. Остальная часть колонны разделилась на два отряда и попыталась взять нападавших в клещи. Вот две конные лавы сшиблись на всем скаку. Несколько минут на поле брани царила полная неразбериха, но кочевники обратили своих коней вспять и так же стремительно понеслись от нас, как только что нападали. Запели боевые рожки, и наши всадники тоже повернули обратно. Разгоряченные схваткой, воины нехотя съезжались к месту сбора.

— Каковы потери? — спросил я Вышату.

— Убитых нет! Несколько раненых!

— Отлично! — сказал я обрадованно.

Результат боя был, однако, для меня не совсем ясен, так как я не знал цели произведенного нападения. Если скифы ставили своей целью разгром нашей колонны, то тогда успех на нашей стороне, если же целью их нападения было лишь прощупывание наших сильных и слабых мест, то они вполне могли быть удовлетворены достигнутым результатом. Несколько захваченных пленников упорно молчали при допросе, и я, к всеобщему удивлению, велел всех отпустить. Не менее остальных были удивлены моим решением и сами пленные, которые уже были готовы и к пыткам, и к казням. Не заставив себя упрашивать, они тут же вскочили на лошадей и умчались прочь.

— Неразумно было отпускать врагов, которые расскажут о том, что они увидели у нас! — посетовал на меня Вышата.

— Вполне разумно отпустить тех, с кем мы не желаем воевать и враждовать! Это жест дружбы, и я надеюсь, что его хоть немного оценят! — ответил я в тон ему. — И чувства добрые мечом я пробуждал!

Ничего не ответив, воевода лишь пожал плечами и отошел в сторону.

По ночам на привалах мы выставляли усиленные караулы, кочевники, проверив однажды их силу и надежность, больше не пытались нам докучать.

Мы пронзили степь, как острый нож пронзает нежную плоть. Привыкшие к набегам степняки оказались абсолютно не готовы хоть как-то отреагировать на наш проход по их землям. Пронзив степь, мы, однако, не покорили ее. Пропуская нас через себя, она тут же смыкалась за нашими спинами, такая же бескрайняя и враждебная, как и была ранее. Мы уходили все дальше и дальше, оставляя в своем тылу огромные и пока не слишком дружественные территории. Как сложится наш поход в дальнейшем и чем нам грозит удаленность от своих земель, оставалось лишь только гадать.

А в одну из ночей в моем походном шатре внезапно объявился нежданный гость. Маленького роста, четверорукий, с большой бородой, гость был сердит и раздражен. Две его руки были явно лишними, бородатый карлик попросту не знал, куда их девать. По его нахальству да еще по тому, как он сумел проникнуть ко мне сквозь охрану, я сразу же понял, что своим присутствием меня осчастливил один из местных богов. А вспомнив донесения вездесущих волхвов, я примерно определил и его имя. Это был, скорее всего, верховный бог кочевых скифов Папай. Пока гость исподлобья оглядывал меня, я уселся перед ним на расстеленную на траве кошму и жестом пригласил своего визитера сделать то же:

— Садись, Папай! В ногах правды нет! Будь моим гостем!

— Я здесь не гость! Я здесь хозяин! — зло выкрикнул мне в лицо карлик, но сесть на кошму все же не отказался.

Вызывающее поведение скифского бога не произвело на меня ровным счетом никакого впечатления. Предыдущие встречи и общение с богами уже выработали у меня устойчивый иммунитет ко всем их беспардонным выходкам.

— Что тебе здесь надо? — спросил я бородатого карлика.

— Я отец всех скифских богов Папай! — гордо вскинул свою кудлатую бородку старикашка. — Даже ты уже знаешь мое гремящее по всем степям имя! А пришел я, чтобы узнать у тебя, незнакомец, что тебе надо в моих владениях и скоро ли ты уберешься отсюда!

— Я Посланник! — спокойно ответствовал я. — К тебе же я не пришел, а просто прохожу через твои владения, чтобы идти дальше!

Ругаться, а тем более выяснять отношения со скифским верховником у меня не было никакого желания. Дело надо было решать миром, а потому я был настроен на редкость дружелюбно. Но Папай, видимо, имел на сей счет иную точку зрения. Он начал долго и грязно ругаться, а затем, подбежав ко мне и задрав голову, пытаясь заглянуть мне в глаза, закричал:

— Ну и что мне до того, что ты перебил где-то на севере несколько дюжин всяческой нечисти! Здесь у тебя этот номер не пройдет! Ты простой смертный, хоть и зовешься Посланником! А я бог, и тебе не остается ничего, как только молиться мне и исполнять мои повеления. Перун уверял меня, что вы ничего не тронете в моих степях, а на деле все оказывается наоборот! Твое войско — сборище негодяев!

Последняя фраза показалась мне особенно обидной. Ко мне коротышка мог относиться как угодно, но при чем же здесь мои воины?

— Это почему же сборище негодяев? — спросил я зло.

— А почему твой паршивый дракон сожрал целый табун моих священных скакунов с пастухом в придачу? — буквально убил меня известием Папай.

Вот, значит, кем были на самом деле “съеденные буренки” из рассказа старухи Эго! Ну ладно кони, что же касается пастуха, то мне, видимо, предстоял более чем жесткий разговор, ибо получалось, что Горыныч нарушил данную мне клятву не трогать людей.

— Так пастуха Змей тоже съел? — переспросил я скифского бога.

Папай неожиданно замялся.

— Ну, не совсем съел, — сказал он с явной неохотой. — Он его заглотил впопыхах, а затем, разобравшись, выплюнул!

— Так пастух жив?

— Жив-то жив, но кто ему компенсирует моральные издержки, а мне материальные?

О! Папай был весьма сведущ в вопросах права. Вот тебе и степной неуч!

— Сам себе и компенсируешь! — огрызнулся я на его наглость.

Ответом мне была длинная тирада о его превосходстве надо мной, о величии скифского божественного пантеона и о ничтожестве всех остальных стран и народов.

— Я превращу тебя в гадкого паука! — объявил мне важно в конце своего монолога Папай.

К моей досаде, карлик, судя по всему, обладал ярко выраженным “комплексом Бонапарта”, которым, по утверждению психологов, страдает часть людей маленького роста. В такой ситуации в чем-то разубеждать воинственного коротыша было бы явно неразумно. Следовало постараться уладить дело. Я мысленно выругал себя за несдержанность. Воистину иногда лучше молчать, чем говорить! Взвесив все за и против, я избрал примирительный вариант:

— Возможно, вы будете несколько разочарованы, уважаемый Папай, но не так давно я стал таким же богом, как и вы! А вот и доказательство моей избранности!

Я расстегнул ворот рубахи и явил взору Папая свой нательный крест.

Мой собеседник жадно вперился в него глазами. Желание сделать из меня гадкого паука у Папая сразу же пропало напрочь. Пауза явно затягивалась.

— Это каким же ты стал богом? — Скифский бог наконец поднял на меня свои маленькие бегающие глазки.

— Богом Священного Меча! — бросил я ему небрежно. Было видно, как бог скотоводов судорожно сглотнул слюну.

— Священного Меча?! — полувопросил-полувоскликнул он сдавленно. — А где же сейчас сам Меч?

— Где ему и положено, у меня на бедре! — указал я рукой на Кладенец, который при упоминании своего имени ответил мне слабым мерцанием.

— Священный Меч… Священный Меч! Наконец-то я его смогу увидеть воочию! — Тон Папая сразу же изменился, он теперь глядел на меня с полнейшим почтением.

— Врать тоже надо красиво! — внезапно раздался у меня за спиной звонкий девичий голос.

Я мгновенно развернулся и лицом к лицу оказался с пронзительными черными глазами, смотрящими на меня дерзко и весело.

— Врать тоже надо уметь, Посланник! — повторила девица и вышла из тени в центр шатра.

Огонь костра осветил гостью, и я невольно замер при виде ее вызывающей неземной красоты. Тонкие точеные черты лица, миндалевидный разрез огромных глаз, капризно и иронично поджатые губы, ниспадающий водопад черных волос. Изящество тонкой выгнутой фигуры подчеркивали полураспахнутая кожаная куртка и обтягивающие длинные стройные ноги кожаные штаны да высокие сапоги на каблуках. У левого бедра висел легкий короткий меч-акинак. Не в силах стоять на месте, девушка буквально танцевала. Ни дать ни взять девушка месяца с обложки эротического журнала. В руках красавицы был кнут, которым она все время нетерпеливо поигрывала. Я еще не пришел в себя от увиденного, как Папай внезапно раздраженно затопал ногами и закричал:

— Агни! Чего здесь тебе-то надо? Опять ты суешься не в свои дела!

Агни — так звали скифскую богиню огня! Да, такая богиня на самом деле может зажечь огонь в чьей угодно груди!

Агни тем временем подошла ко мне и, насмешливо глядя, скривила губы:

— Какой же ты бог, если не имеешь жилища в Ирийском саду! Какой ты бог, если ты там даже ни разу не был! Какой ты бог, если ты смертен!

— Я не спорю, ибо все это так! — развел руками я в ответ. — Но разве может простой смертный разорить царство нечисти и обладать Священным Мечом?! Разве может он идти на битву с богами греколанов и быть уверенным в своей победе!

Мои доводы несколько смутили Агни и совсем уж озадачили Папая.

— Ладно! — сказала красавица. — Бог ты или нет, все скоро выяснится само собой. Я пришла сюда не для этого. Я хотела лишь поглядеть на тебя и понять, почему Лада предпочла тебя самому Перуну!

— Ну поглядела?

— Да, и знаешь, поглядев, сильно разочаровалась! — Агни жеманно передернула плечами. — Таких, как ты, на земле тысячи и тысячи! Разве Лада не могла найти себе кого-нибудь получше?

— А разве любят обязательно лучших? — ответил я ей вопросом на вопрос. — К тому же то, что не нравится тебе, не обязательно должно не нравиться и другим!

— А ты неглуп! Очень даже неглуп! — приблизилась вплотную богиня огня, внимательно рассматривая меня. — Может, и на самом деле в тебе есть кое-что! Может быть, и мне стоит влюбить тебя в себя, чтобы узнать, что кроется за этим “кое-что”!

— Ну, это тебе вряд ли удастся! — усмехнулся я ей в ответ. — Ты мне совсем не нравишься!

Внезапно шатер буквально закачался от гомерического хохота развеселившегося Папая. Верховный бог скифов катался по кошме, дрыгая своими короткими ногами:

— Он хочет устоять перед Агни! Он не захочет разделить ложе с моей дочерью! Он говорит, что она ему не нравится! Ой, не могу! Ой, насмешил!

Сама Агни веселья своего папаши не разделяла. Опалив меня своим огненным взором, она сказала раздраженно:

— Еще не родился такой мужчина, который не мечтал быть рядом со мной!

— Наверное, я буду первым! — ответил я ей в тон.

— До скорой встречи! — зло хлестнула себя кнутом по голенищу сапога Агни. — Запомни, что я никогда не отступаю от своего! И мы еще продолжим этот разговор! Запомни и то, что со мной лучше дружить, чем враждовать!

Контуры прекрасного лица начали быстро таять, и вскоре о недавнем присутствии скифской богини напоминало лишь маленькое прозрачное облачко, которое некоторое время еще висело в воздухе посреди шатра.

— Не повезло тебе, парень! — с сочувствием покачал головой маленький Папай. — Моя Агни недаром зовется богиней огня! От нее еще никто не уходил! Она всегда добивается того, чего захочет!

— Я полностью верю всему вами сказанному, но сейчас меня волнуют несколько иные проблемы, чем ваша дочь! — вежливо, но твердо ответил я скифскому богу. — Ответь мне, Папай, в каком родстве ты состоишь с родом Сварога и чтишь ли его?

— Когда-то мой род был выше Сварогова, но затем лесные боги сильно возвысились! — немного помолчав, начал мне рассказывать сразу посерьезневший Папай. — Однако мы никогда не враждовали с родом Сварога, даже дружили. Так было и тогда, когда род Зевса с родом Осириса попытались извести мой род. Была долгая и кровавая война, и, если бы не помощь сварожичей, нам пришлось бы тяжко.

— Но какие тогда у тебя могут быть ко мне претензии, если ты прекрасно знаешь, что я иду походом против ненавистного тебе Зевса, да еще делаю это по личной просьбе уважаемого тобой Сварога?

— Все это так! — обреченно кивнул головой Папай. — Но ведь и я должен был показать тебе, кто я есть! К тому же твой дракон сожрал мой лучший табун!

— Стадами мы сочтемся после общей победы! Будем считать, что инцидент исчерпан! Что же касается первого, то теперь я никогда не забуду, кто таков скифский бог Папай! Давай же будем друзьями!

— Ну что ж, давай! — сказал Папай и, встав с кошмы, с важностью протянул мне свою маленькую сухонькую руку.

Я пожал ее и сразу ощутил железную хватку карлика.

— Теперь, когда мы друзья, могу ли я рассчитывать на твою помощь?

— Безусловно! — Папай, символизируя клятву, поднял вверх правую руку.

— Тогда прошу тебя, чтобы скифы не мешали моим отрядам и не нападали на мои обозы!

В ответ скифский бог кивнул:

— Да будет так!

— Я просил бы помочь мне мясом для воинов и кормами для коней!

— Да будет так! — повторил Папай. — Будь уверен, идя на греков, что позади тебя остались те, кто искренне желает тебе победы над коварным общим врагом! Я переговорю с богами племен, которые встретятся у вас на пути, чтобы они не чинили тебе и твоим людям зла. Насколько я помню, с ними должен был переговорить и ирийский бог Позвизд!

— Думаю, что он-то как раз этого и не сделал! — невесело усмехнулся я.

— Почему? У тебя уже есть недруги в Ирийском саду? — искренне удивился Папай. — Это все очень странно, ведь ты делаешь благое дело для всех тамошних богов!

— Увы, — пожал я плечами. — Боги тоже иногда руководствуются эмоциями, а не разумом! Скажи лучше, что могу сделать для тебя я?

— То же, что и для ирийцев! — улыбнулся маленький бог. — Победи олимпийских гордецов или хотя бы немного их ослабь, добудь нам мир с Зевсом, в этом и будет твоя помощь мне. Не хватай без спроса моих коров. Да, вот еще, разреши мне немного подержать в руках Священный Меч! Просто подержать, ведь я так давно мечтал об этом!

— Хорошо! — кивнул я Папаю, хотя его просьба особого удовольствия мне не доставила.

Я вынул Меч из ножен и, поцеловав лезвие, как бы извиняясь перед Кладенцом за доставленные неудобства, передал Меч Папаю. Тот принял его, стоя на коленях. Кладенец сверкнул раздраженной искрой, но затем успокоился. По лезвию пошли какие-то необычные, переливающиеся всеми цветами радуги волны.

— Видишь! Видишь! — поднял на меня плачущие глаза Папай. — Кладенец не отвергает меня и мой род! Он еще помнит нас, степных богов! Ведь когда-то именно мои великие предки владели им! В те далекие времена мы были самыми могущественными на всей земле, но затем, увы, утратили былое величие!

Я принял от скифского бога Священный Меч и опустил его в ножны. Кладенец на это никак не отреагировал. Это было весьма странно, так как ранее любое мое прикосновение вызывало в нем всплеск радостных эмоций.

Папай стоял рядом и вытирал заплаканное лицо своею бородой.

— Я просил бы тебя еще несколько поумерить пыл твоей дочери. Я, естественно, нисколько не боюсь Агни, но ее напор вызывает у меня серьезные опасения, — обратился я к скифскому верховнику. — Не хотелось бы иметь в ее лице врага, их у меня и так предостаточно! И найди ей жениха. Видишь, девка бесится!

— Я попробую с ней поговорить! — неуверенно развел руками Папай. — Девка она и впрямь бедовая, к тому же не всегда и меня слушает. Ну а если попадет шлея под хвост, то вообще держись!

— Но ты же отец, да еще к тому же и верховный бог? — удивился я.

— А-а! — махнул рукой Папай обреченно. — Много ли мы слушались сами когда-то отцов своих? Впрочем, я не был бы против, если бы ты пожелал стать моим зятем!

Тут уж настал момент удивляться мне. Каков перепад отношений! Если в начале разговора меня грозили превратить в гадкого паука, то теперь готовы были видеть даже в числе ближайших родственников!

— Твое предложение мне весьма лестно! — ответил я бородатому богу. — Однако у меня уже есть невеста, и иной мне не требуется!

— Как знать, как знать! — покачал седой головой Папай. — Жизнь сложна и удивительна в своих поворотах, а потому никогда не говори никогда!

Верховный бог скифов, помахав мне на прощание рукой, растворился в воздухе, и я наконец-то мог немного отдохнуть. Но сон не шел. Думалось о походе, о Ладе, о том, что завтра надо обязательно отчитать Эго за обман, а Горыныча за прожорливость, как ни странно, мысли все время возвращались к Агни. Не знаю почему, но я, таясь от себя самого, все больше и больше начинал опасаться этой своенравной и напористой девицы, для которой не указ даже слово собственного отца. С этим я и заснул.