Оставшись один, я невольно осмотрел себя с головы до ног, ведь, судя по итогам ночного голосования, отныне я уже не был человеком, а превратился в бога. Учитывая склонность моей новой семейки к самым невероятным звероподобным обличиям, вполне можно было предположить, что нечто подобное, по своей душевной доброте, они приготовили и для меня. Однако ничего со мной пока не случилось. Возможно, у моих новоиспеченных родственников просто не хватит фантазии, чтобы смоделировать внешний вид бога собственного меча.

Все это могло быть даже весьма забавно, если бы не та сумасшедшая задача, которая была передо мной поставлена: привести все мировые религии к единому знаменателю. То, что это совершенно абсурдно даже для моего будущего времени, это я представлял себе совершенно ясно и четко, но как знать, может, для времени, в котором я очутился по чьей-то прихоти, все не так? В общем, забот на мою бедную голову свалилось хоть отбавляй, ведь мне предлагалось в самые сжатые сроки завоевать и покорить всю Ойкумену. А ведь я никогда не мечтал быть Александром Македонским!

После бестолковых ночных переговоров, угнетенный безрадостными мыслями, я тоскливо брел по тропе к подножию Холма. А навстречу мне бодро вышагивала целая когорта волхвов, спешивших наверх, чтобы удостовериться в том, что боги действительно осчастливили их в эту ночь своим посещением. Завидя меня, волхвы молча расступились. Я брел меж ними, скользя взглядом по лицам, и внезапно встретился глазами с моим давнишним знакомцем “печеным”. “Печеный” теперь выглядел куда более респектабельно, чем в день нашего знакомства. На нем была чистая рубаха, власы были вымыты и приглажены, а на груди висела массивная цепь с каким-то амулетом, что, видимо, означало нынешнее довольно высокое место в жреческой иерархии. Наверно, за меня и повысили! Вот уж заслужил так заслужил! Поймав мой взгляд, “печеный” подобострастно заулыбался в надежде на ответные объятия. Но скалить зубы своему несостоявшемуся убивцу мне не хотелось, я молча прошествовал мимо него.

В землянке было свежо и прохладно. Умывшись в принесенной мне бадье, я переоделся в приготовленную холщовую рубаху, кем-то заботливо раскрашенную черными полосами под тельняшку и, растянувшись на перине, предался раздумьям, что делать дальше. В тот день я так и не покинул своего жилища: пил, ел, спал и думал. За это время волхвы выяснили волю богов и установили, что отныне небесный пантеон пополнился моей персоной. Теперь в их стане царила самая настоящая паника, ибо никто не знал, как ублажать нового бога, который живет среди людей.

До следующего утра меня никто не тревожил. Честно говоря, я ожидал, что меня посетят Вакула, Вышата и Всегдр, но они не пришли. Как выяснилось впоследствии, их попросту не пустили ко мне волхвы, посчитавшие, что те ведут себя с богом слишком непочтительно.

Зато на следующий день в землянку вползло сразу несколько жрецов. За ними вошел Разумслав. Вид унижающихся стариков был мне неприятен, я велел им встать с колен.

— Знаешь ли ты, Посланник, великую волю твоих братьев? — вопросил Разумслав. Я утвердительно кивнул.

— Исполнишь ли ты ее? — Я кивнул еще раз.

— Что ты еще желаешь от нас?

— Только чтобы вы мне больше не мешали, да, и позовите ко мне воеводу Вышату!

Волхвы удалились. А вскоре заявился и Вышата. По тому виду, с которым он осматривал меня, я понял, что, узнав о моем божественном перевоплощении, воевода ищет во мне физические изменения. Это меня рассмешило.

— Пока все хорошо! — поспешил я его успокоить. — Копыта еще не выросли!

Но воевода юмора не понял и с опаской принялся глазеть на мои ноги. Тогда мне пришлось задрать кверху и продемонстрировать Вышате свои ступни, для пущей убедительности я пошевелил еще и пальцами. Только после этого воевода успокоился.

— Как мне теперь тебя называть? — поинтересовался он затем. — По-новому — Богом Священного Меча или по-старому — Посланником?

— Лучше Посланником! — ответил я. — К Посланнику я как-то уже привык, да и короче выговаривается!

Вышата, замявшись, прокашлялся в кулак:

— Помнишь, как Коуш перед смертью назвал тебя Майором? Может, это и есть твое истинное имя? Извини, если лезу не в свое дело!

Тут уж настал черед удивляться и мне.

— Вообще-то ты не далек от истины! — сказал я воеводе. — Но если быть точнее, то майор — это не мое имя, а мое звание!

— Понял! — удовлетворенно кивнул Вышата. — У каждого бога должно быть свое звание. Значит, ты Бог Майор! Если тебе будет приятно, то на людях я буду именовать тебя Посланником, а наедине майором!

— Согласен! — хлопнул я его по плечу. — Только просто майором называть меня не надо, уж слишком режет слух. Если хочешь доставить мне удовольствие, то называй меня “товарищ майор”!

— Значит, и Коуш не знал до конца твоего настоящего звания! — обрадовался воевода. — Зато теперь его знаю я! Можешь быть спокоен, товарищ майор, что-что, а тайны воевода Вышата хранить умеет!

Затем я в общих чертах, не вдаваясь в побудительные мотивы, обрисовал Вышате то, что нам предстояло совершить. Как я и предполагал, опытный воевода несколько подрастерялся.

— Эко дело затеваем, Греколань завоевывать! — почесал он затылок.

— Не завоевывать, а освобождать от гнета лжебогов! — поправил его я. — Да и не боги горшки обжигают, как-нибудь справимся!

— Нам все одно: что завоевывать, что освобождать! Названия разные, а суть одна! — хмыкнул, уходя, Вышата.

Вот и занимайся с такими пропагандой и агитацией!

Ближе к вечеру я вышел поразмяться из землянки и сразу же натолкнулся на врытого у входа здоровенного идола с отвратно-жуткой плоской рожей и здоровущим мечом на боку.

— Это что еще за урод? — поинтересовался я у гордо стоящего подле истукана волхва.

— Это ты — Бог Священного Меча! — радостно сообщил волхв явно в ожидании похвалы.

Еще раз поглядев на деревянного истукана и не найдя, разумеется, в этом страшилище никакого сходства со своей особой, я тем не менее кивнул довольному волхву:

— Большое спасибо! Очень даже похож!

— Если тебе нравится, то мы твоих идолов теперь понаставим по всей нашей земле! — обрадованный похвалой, заверил меня жрец.

“Вот так и начинается культ личности!” — подумалось мне с тоской.

Вслух же я еще раз поблагодарил волхва за столь пристальное внимание к моей персоне, но попросил ограничиться пока одним экземпляром моего изображения. Однако по тому виду, с каким помчался от меня окрыленный удачей жрец, я не был уверен, что вскоре мои кошмарные физиономии не будут украшать селения и капища. Да, статус бога, видимо, обязывает быть готовым и к самым бурным проявлениям всенародной любви!

В тот же день во все стороны помчались гонцы, собирая на Небесный Холм воевод. Волхвы тоже пытались напроситься ко мне на совещание, но я их не пригласил, предстоял серьезный разговор профессионалов, а не религиозный диспут. Исключение сделал только для Разумслава, потому как именно он представлял в данный момент всю верховную власть в этих землях.

Итак, я уже вполне прилично дебютировал в качестве бога, теперь же мне предстоял дебют в качестве полководца, собравшегося покорить весь мир!

К концу недели собрались воеводы. Я познакомился с каждым из них, узнал, где и как они воевали, сколько у каждого воинов. Затем занялся подсчетами. Оказалось, что без особого ущерба для хозяйственных работ и прикрытия границ мы можем выставить до трех тысяч обученных бойцов.

Отдав приказ о передислокации всех отрядов к Небесному Холму, я вплотную занялся организацией своей будущей армии. Вышату я сразу же определил на должность своего начальника штаба, Вакуле было велено отобрать особую гвардейскую дружину и возглавить ее.

Всегдр отныне становился моим адъютантом и вестовым одновременно. Что касается Горыныча и Эго, то конкретных обязанностей у них пока не было, они просто находились при мне. Горыныч был нашими ВВС, а Эго сделалась санитаркой и поваром в одном лице. Воеводу, который, как мне показалось, был хозяйственней других, я назначил начальником тыла. Для лучшего понимания я назвал тыл “большим обозом”. Только что назначенному воеводе “большого обоза” надлежало сразу же готовить лагерь для приема прибывающих воинов. Кроме “большого обоза” был создан и “лекарский обоз”, для лечения больных и раненых, в том числе и лошадей.

Подле своего “штабного” шатра я поставил длинный шест с флагом: на красном фоне всадник на белом коне, несущийся на врага с обнаженным мечом. Почему выбрал именно такой рисунок, сказать не могу. Просто показалось красиво!

Затем было много иных дел и иных забот. После организации тыла мы с Вышатой занялись службой связи, куда определили самых быстрых и сообразительных воинов, которые должны были передавать мои приказы во все концы земли эстафетой. Затем настала очередь саперных частей. Туда отобрали умелых и мастеровитых. “Саперы” должны были наводить мосты и чинить телеги, заниматься осадой крепостей и оборудованием полевых лагерей.

Нашлось дело и волхвам. Я отобрал из них наиболее хитрых и немедленно отправил под видом странников в сторону Греции и Египта. Эта своеобразная дальняя разведка должна была в будущем обеспечить нас самой свежей информацией при подходе к вышеупомянутым странам, а заодно сеять смуту и распространять панические слухи в стане врага. В преданности волхвов можно было не сомневаться, а потому их я подчинил персонально себе. Волхвы были горды этим доверием, ведь теперь они имели своим начальником и Посланника и бога одновременно.

Помимо дальней разведки была образована и ближняя тактическая, в которую вошли наиболее опытные и ловкие воины.

По мере подхода отрядов началось формирование войска. И сразу новая проблема! Привычную для всех организацию войска по родам я отверг напрочь, чем вызвал непонимание и роптание всех начиная с Вышаты.

— Как можно воевать, не чувствуя плеча сородича? — недоумевали воеводы и простые воины.

Все мои увещевания и убеждения, что родовая система изжила себя и не может быть применена для создания столь крупного войска хотя бы по той причине, что одни роды большие, а другие совсем малые, никакого действия не возымели.

— Так деды воевали, так и нам надлежит! — твердили мне все упрямо.

Дело дошло до того, что мнение по этому поводу стали высказывать даже волхвы.

Пришлось действовать приказом. Все воины были перемешаны вне зависимости от их родов и поделены в соответствии с моим планом на равные полки. Воистину, единение народа через общность армии! Поначалу воины разных родов старались держаться обособленно друг от друга, но постепенно все встало на свои места. Это был, однако, единственный случай столь упорного непонимания. В дальнейшем, когда предложенная мною схема организации войска подтвердила свою жизнеспособность, никто к этой проблеме уже не возвращался.

Сформированные полки насчитывали по пятьсот-шестьсот человек. Подразделялись они на сотни во главе с сотниками и десятки во главе с десятскими. Каждым из полков командовал полковой воевода. Помимо “большого обоза” при каждом полку был образован собственный мобильный “малый обоз”, который мог обеспечить основные первоочередные нужды, были у полка и свои собственные “саперы”.

Закончив формирование, каждому из полков в самой торжественной обстановке, с песнопениями и жертвоприношениями животных, я вручил собственный стяг, у которого воины клялись умереть, но не изменить общему делу.

По существу, я воссоздал наполеоновскую организацию армии, которая состояла из совершенно самостоятельных и автономных соединений, они с равным успехом могли действовать как в составе всей армии, так и отдельно от нее. Но, естественно, с поправкой на эпоху.

Менее удачной была моя попытка создать нечто вроде артиллерии. Я начал было вечерами вычерчивать какие-то подобия смутно представляемых мною баллист, но инженерного таланта у меня никогда не имелось, и из этой затеи ничего путного так и не вышло. Пришлось удовлетвориться тем, что у нашего вероятного противника тоже, скорее всего, не было ничего подобного. Волхвы, по крайней мере, об этом молчали.

Время было дорого, а потому сразу же по формировании началась интенсивная боевая учеба. С утра до вечера шли учения в поле и в лесу. Начав с индивидуальной подготовки, с которой все обстояло хорошо, мы постепенно перешли к полковым учениям. Здесь дела шли уже похуже, ибо приходилось учить сразу и воинов, и их воевод, которые еще никогда не командовали столь значительными массами. Большой проблемой оказался строй. Ни воины, ни их вновь назначенные начальники долго не могли уяснить, для чего надо куда-то маршировать плечом к плечу, а не бросаться всем вместе — кучей. Но удалось решить и эту проблему. Чтобы обучить воинов хождению в ногу, пришлось воспользоваться вычитанным мною когда-то в детстве рассказом о царе Петре, который привязывал к ногам своих солдат сено и солому. И теперь у нас, как и в будущие петровские времена, отовсюду неслось зычное:

— Сено! Солома! Сено! Солома!

Пока полки учились маршировать и исполнять самые простые команды, я засел за тактику. Пришлось вспоминать все, что когда-то читал в книгах, слушал на лекциях по истории военного искусства в училищных и академических стенах. В основу действий конницы я решил положить знаменитый принцип Фридриха Великого: “атака рысью с переходом перед непосредственным соприкосновением с противником в аллюр”.

Пехоты я решил не создавать. Впереди у нас были большие рейды по степям, и с пехотой мы далеко бы там не ушли, однако, помня о знаменитых греческих фалангах, я стремился, чтобы воины были подготовлены для участия как в конном, так и в пешем бою. Говоря языком далекого будущего, вся моя армия представляла, по существу, из себя мобильный и компактный драгунский корпус. Такую организацию войска я считал наиболее оптимальной.

Наиболее метких стрелков я выделил в особые отряды лучников, градом точных стрел они должны были поддерживать своих атакующих товарищей. За каждым из молодых воинов закрепил опытного ветерана. Зная, что греки, возможно, выставят против нас свою знаменитую фалангу, я долго мучился над вопросом, как бороться с ней, как ее расчленить и разорвать, пока не остановился на том, что должны быть в нашем войске наиболее сильными фланги, которые могли охватить неуклюжую и громоздкую фалангу, а затем, ударив в тыл, разнести ее в пух и прах.

Придумать-то я все придумал, но теперь предстояло всему этому научить других, одновременно по ходу дела учась и самому!

Кроме формирования армии, меня все время волновала одна совершенно шальная мысль: а не “изобрести” ли мне порох и не попробовать ли создать настоящее огнестрельное оружие? К этой мысли я пришел совершенно случайно, когда однажды стал свидетелем того, как местный знахарь втирал одному из воинов в тело серу, леча таким образом какое-то кожное заболевание. Вспоминая когда-то прочитанную мной хронику покорения Кортесом государства ацтеков, я знал, сколь необыкновенный и решающий эффект имело использование этого грозного оружия. В то же время меня мучили и большие сомнения: не получится ли так, что мое неосторожное “изобретение” причинит больше вреда, чем пользы, более того, изменит ход всей мировой истории? В конце концов после долгих и весьма нелегких раздумий я решил все же порох “изобрести”, но армию им не вооружать, а изготовить пороховые смострелы только для себя и наиболее близких и преданных мне людей. Итак, решение принято.

Теперь надо достать основные пороховые ингредиенты. Серу и древесный уголь мне в тот же день привезли в большом количестве. Не хватало лишь селитры. Ее я начал искать по пастбищам и подвалам. И вскоре уже держал в руках первые соскребы этой желтовато-беловатой массы. Теперь по моему приказу селитру искали и соскабливали сразу несколько обученных мною людей.

Следующим этапом работы было смешение всех трех составляющих в определенной пропорции. Так как днями я занимался войсками, то для пороховых дел у меня остались лишь ночи. По тому, с каким испугом на меня глядели теперь по утрам не только воины, но и волхвы, я представлял, сколь страшно для них было видеть по ночам неожиданные вспышки огня и грохот взрывов у моей землянки. Чтобы не смущать умы, мне пришлось перенести свои занятия глубоко в лес, запретив кому бы то ни было заходить в это место.

Когда пропорции были мною более или менее подобраны, я велел изготовить несколько небольших круглых глиняных сосудов. Внутрь я засыпал порох. Вместо фитиля использовал крученую льняную веревку, вымоченную в растворе селитры. Поджигая фитиль, я бросал свои самодельные бомбы, те рвались с оглушительным грохотом, вздымая вокруг себя целую тучу черного вонючего дыма. По моим расчетам, радиус поражения бомб составлял около двух метров, что было весьма и весьма неплохо. Затем я модернизировал свое метательное оружие. В глиняные стенки бомб я вложил небольшие куски бронзы и меди, а сами бомбы, во избежание случайного разбития, решил обшивать шерстью.

Когда бомбовый вопрос был решен, я перешел к самому сложному — изготовлению стрелкового оружия. По моему распоряжению и под моим контролем несколько наиболее опытных кузнецов приступили к изготовлению некоего подобия мушкета. Для начала толстую пластину расплющенной меди я велел обернуть вокруг глиняного стержня. Затем шов был тщательно запаян. Одна сторона почти метровой трубки была также запаяна, а сверху и снизу просверлены круглые дырочки — запальное устройство. В дырки я вставил фитильный замок, знаменитый испанский серпентин — крючок, изогнутый в виде змеи, нижняя часть которого выполняла роль протокурка. Серпентин был обвит пропитанной селитрой нитью. Все это нехитрое устройство действовало так: фитиль поджигался, а курок позволял огню быстро достигнуть пороха. Пули калибром почти в два десятка миллиметров я велел отливать в круглых каменных формах, что и было весьма легко сделано. Затем были выточены деревянное ложе и приклад, а также изготовлены разножки. Ствол был прикреплен к ложу с помощью металлических скоб.

Наконец наступил момент первого испытания моего оружия, которое я решил осуществить в гордом одиночестве. Предварительно укрепив свой мушкет на разножках и засыпав в ствол порох, я дослал туда банником кожаный пыж, а затем и бронзовую пулю. Подпалив фитиль, я на всякий случай сиганул в кусты — и вовремя! Мощный взрыв разорвал всю мою конструкцию в клочья, а бронзовая пуля со свистом пронеслась у самого моего уха.

Таким же образом было разорвано еще несколько стволов, пока я и кузнецы методом проб и ошибок не сделали ствол необходимой прочности и толщины. Всего я приказал изготовить десяток годных к употреблению стволов, которые не без гордости стал именовать мушкетами. Теперь на испытаниях пули летели только вперед, хотя и весьма бестолково.

После этого я занялся пристрелкой своих мушкетов. Повесив на дереве бычью шкуру, я начал палить в нее, помечая на стволе направление своего прицеливания. Затем уже по меткам приваривал маленькие мушки. По моим расчетам, действенный огонь мои мушкеты вели на расстоянии в восемь десятков метров. Разумеется, что мой несуразный дробовик был полным уродом в сравнении даже со стародавними фузеями, но мне он казался тогда верхом совершенства и я был им чрезвычайно горд. И хотя в сравнении с луком дистанция его стрельбы была не так уж и значительна, зато бронзовые пули насквозь пробивали любые доспехи и щиты, да и внешний эффект должен был быть потрясающий. На это, собственно говоря, и был мой главный расчет.

Покончив с изготовлением оружия, я приступил к обучению обращения с ним. Для обучения я отобрал Вышату, Вакулу и Всегдра. Остальные мушкеты были оставлены про запас. Первое же наглядное занятие привело к тому, что мои отважные соратники при выстреле попадали ничком на землю. Пришлось все проходить постепенно и не торопясь. Как я и предполагал, они оказались прекрасными стрелками и первыми же пулями в щепки разносили деревянные мишени. И если сдержанный Вышата старался при этом владеть собой, то Вакула и Всегдр даже не пытались сдерживать своих эмоций, крича во все горло при каждом удачном выстреле.

Еще больший восторг вызвало у моих друзей метание гранат. Далее всех швырял свою бомбу, конечно же, Вакула, действуя при этом со скоростью и точностью хорошего гранатомета.

Моя возня с порохом и новым оружием, непрерывная пальба и взрывы в лесу вызвали еще большее уважение к моей особе.

Несмотря на желание богов поскорее начать поход “за чистоту веры” (за время подготовки войска я еще трижды встречался с Перуном, который каждый раз меня торопил), со всеми делами мы управились лишь к весне следующего года. К слову сказать, бог грома и молнии всякий раз настойчиво допытывался, чем это я все время грохочу и дымлю в лесу. Подозревал, видимо, меня в посягательстве на его громовую монополию.

— Что ты это, Посланник, все в лесу гремишь? — интересовался он всякий раз, появляясь у меня по ночам в землянке.

— Да так, учусь потихоньку, осваиваю, так сказать, смежную специальность бога-громовержца! — дразнил я Перуна.

— Ну и как, получается? — спрашивал тот с полным смятением в голосе.

— Ну, не сразу, конечно, — разводил я руками. — Учусь потлхоньку да помаленьку!

— Смотри! Доучишься у меня! — грозил Перун, улетая. — Запомни, Посланник: тише едешь — дальше будешь!

Начало большого похода я задумал на весну. Нам надо было успеть пройти южные степи, пока там имелся молодой, сочный, еще не высушенный палящим солнцем травостой. К весне стали поступать и первые сведения от лазутчиков-волхвов, которые оказались весьма ловкими разведчиками и конспираторами. На доставляемых коровьих шкурах они достаточно искусно вычерчивали маршруты возможного движения, переправы и броды, колодцы и селения. Условными знаками чертили состав войск различных народов. Так я постепенно накапливал весьма важную информацию. От чрезмерного усердия, не имея никакого понятия о масштабе, волхвы изрисовывали все шкуры сплошными деревьями и домиками, зверюшками и птицами. Поначалу я пытался им что-то объяснить, но потом махнул рукой на это бесполезное занятие и всю информацию воспринимал так, как она ко мне поступала, ибо, как оказалось, гораздо проще вникнуть в восприятие волхвами действительности самому, чем научить их чертить карты, как это будет принято в эпоху научной картографии.

А в одну из ночей мне снова приснился сон, в какой уже раз унесший меня к столь далеким теперь событиям моего прошлого. Словно кто-то неведомый все раскручивал и раскручивал передо мной киноленту моей жизни, стремясь сообщить мне нечто очень и очень важное. Но что?

На этот раз мне снова снилась Чечня, самые последние и самые загадочные дни моего там пребывания. Широкомасштабные боевые действия были к тому времени уже закончены, повсеместно шла тяжелая и кропотливая борьба по обнаружению и уничтожению мелких бандитских групп, все еще во множестве бродивших в горах. В разгаре было лето, и еще недавно голые склоны покрылись густой “зеленкой”, что значительно облегчало действия врага и затрудняло наши.

Однажды поступила информация о наличии в одном из районов крупной базы противника. Откуда информация, мы не знали, а спрашивать такие вещи было не принято. Да, в сущности, какая нам разница! По причине того, что решать задачу надо было немедленно, а под рукой, как всегда, не оказалось никаких спецподразделений, уничтожение базы поручили нам. Принимая во внимание специфику задачи, я решил возглавить эту операцию лично. Сам отобрал наиболее подготовленных ребят, каждого проинструктировал. Не теряя времени, экипировались. Зная предстоящие трудности, каждый, помимо пачки обеззараживающих таблеток, запасся еще и четырьмя-пятью фляжками воды. Затем погрузились в два вертолета. Едва взлетели, сверху пристроились “горбатые” — боевые вертолеты Ми-24. Их задача: прикрывать нас от всяких неожиданностей. Какие-то полчаса полета, и вот под нами уже непрерывная череда покрытых лесом гор. Сверяюсь с картой. Скоро нам десантироваться. На землю вертолеты ни при каких обстоятельствах садиться не будут. Во-первых, нас уже вполне могли обнаружить, тогда посадка выдаст нас с головой, ну, а во-вторых, садиться было попросту некуда.

Выбираем подходящую площадку: небольшую, свободную от деревьев полянку. Пара “горбатых” сразу расходится в стороны, готовая к немедленному открытию огня. Наши Ми-8 зависают над горной поляной. Вертолетчики молодцы, работают ювелирно.

— Ниже не могу! — кричит мне, оборачиваясь, командир “вертушки”. — Давайте!

Под нами никак не меньше шести-семи метров.

— Первый пошел! — даю я отмашку рукой.

Первыми прыгают снайперы. Приземлившись, они откатываются в стороны и распределяются по периметру поляны. Остальная группа будет десантироваться уже под их прикрытием. Еще минута — и все мы на земле. Подняв голову, благодарно машу рукой вертолетчикам. “Вертушки” с ревом унеслись вдаль. Долго задерживаться над местом десантирования они не могут — это может вызвать подозрение у “чехов”. Теперь мы совершенно одни среди враждебных гор. Но предаваться думам некогда. Надо как можно скорее убраться в глубь горного леса. Вперед уходит головной дозор. Влево и вправо — боковые. Группа начинает свой рейд.

Сверяясь с картой, осторожно, но в то же время быстро идем вперед. Вовсю палит солнце, от его лучей не спасает никакая листва. Уже через несколько километров начинаешь чувствовать всю чугунную тяжесть бронежилета, боеприпасов и оружия. Пот течет градом. Бойцы то и дело прикладываются к своим фляжкам, но пьют совсем немного, просто смачивают водой пересохшее горло. Еще пара часов тяжелого перехода по горам — и передовой дозор докладывает об обнаружении прикрытой маскировочными сетями пещеры. Выставляем охранение. Обследуем подходы. Нигде нет никаких признаков присутствия противника, нет и мин. Пещера, похоже, заброшена. Спустившись в нее, убеждаюсь в своей догадке. На полу каменного склепа следы костра, полным-полно уже порядком проржавевших стреляных гильз, в углу куча грязных бинтов, обрывки тряпья, вскрытые консервные банки. Все ясно, бандитов здесь уже давно не было. Надо идти дальше. Не задерживаясь у брошенного убежища, продолжаем свой путь.

Наконец со стороны передового дозора свистят манком условный сигнал: “Наткнулись на растяжку!” Взяв с собой пулеметчика, двух снайперов и сапера, выдвигаюсь к ним. Так и есть! Значит, мы на верном пути!

У мины остается только матрос-сапер. Остальные отходят назад. Мину надо обезвредить без всякого шума, иначе мы сразу выдадим свое присутствие. Несколько томительных минут ожидания, мина обезврежена. Дальше идем уже медленнее и осторожнее.

Еще несколько километров, и снова растяжки. На этот раз их несколько. Затем обнаруживаем еще пещеру. Она прекрасно замаскирована ветвями и маскировочной сетью, если бы не предварительная оперативная информация, ее обнаружить бы было просто невозможно.

— Ого! — говорю я, спускаясь в довольно широкий лаз. — Это как раз то, что мы искали!

Найденная нами пещера — настоящая база снабжения приличного по численности отряда. Здесь штабеля ящиков с различными консервами, аккумуляторные батареи, цинки с патронами, совершенно новые, еще в заводской смазке автоматы, несколько гранатометов “Муха”, пулеметы. В углу стоит небольшой, но мощный немецкий дизель-генератор для освещения. В довершение всего натыкаемся на целый штабель снарядов к “Граду”. Кому и зачем понадобилось тащить их в этакую даль, остается только догадываться. В глубине пещеры обнаруживаем и несколько вбитых в скалу железных крюков, явный признак того, что здесь содержались пленные или заложники.

Вообще, нам теперь надо было бы подорвать базу и побыстрее убраться восвояси. В этом-то и заключалась наша задача. Однако я принял иное решение. Подорвать пещеру со всем содержимым мы успеем всегда. Не сложно вызвать и вертолеты. Через час они будут здесь. Но мы можем попытаться подстеречь хозяев подземных богатств, взять их на “живца” и преподать хороший урок. На связь со своими я пока не выходил, хотя и понимал, что там уже, по-видимому, начинают волноваться. Однако, помня о том, что противник может перехватить радиопереговоры, я предпочел до развязки событий отмолчаться.

Заняв круговую оборону, мы принялись ждать. Ночь прошла спокойно, а утром следующего дня прямо под стволы наших автоматов вышли два человека. Оба они были безоружны и по виду напоминали скорее живые скелеты, чем людей. Непонятных посетителей мы подпустили вплотную, а затем без малейшего сопротивления захватили. Они оказались заложниками из российской глубинки. Несколько лет назад оба приехали на заработки и были захвачены. Затем их продали на городском рынке Грозного хозяину по кличке Слесарь, который, как оказалось, являлся и главарем одной из банд, или, как он сам себя гордо именует, бригадным генералом. С тех пор оба так и пребывают в рабстве.

— Почему же вы не сбежали? — спросил кто-то из наших.

— А куда сбежишь, когда кругом горы и одни чечены! — горестно вздохнул один из заложников. — Хозяин обещал в случае попытки побега без всяких разговоров отрезать голову! А не так давно на наших глазах был показательно казнен один заложник, который попытался было сбежать! Его поставили на колени, а потом кухонным ножом отрезали голову!

Нам оба несчастных были рады несказанно и все никак не могли поверить, что мы российские моряки.

— Только не бросайте нас здесь! Только не оставляйте! — молили они.

— Мы вас не бросим! — заверил я их. — Уйдете отсюда вместе с нами!

Из дальнейшего разговора выяснилось, что Слесарь со своей бандой в полсотни человек периодически посещает эту базу раз в две-три недели. На этот раз он должен посетить ее завтра, для чего и прислал вперед заложников, чтобы те посмотрели, все ли здесь спокойно, и приготовили пещеру для встречи. Упустить возможность встретить “слесарей”, разумеется, было нельзя. Мгновенно созрел и план завтрашней встречи. Заложников мы оставили в пещере, велев им создавать видимость того, что все спокойно, заниматься приготовлениями к встрече банды. Мы же, замаскировавшись, заняли оборону так, чтобы единственная ведущая к пещере тропа была под перекрестным огнем. Помимо этого на тропе было выставлено и несколько мощных противопехотных мин с дистанционным управлением. Когда все было готово, оставалось только ждать появления хозяев.

Незадолго до полудня следующего дня противник появился. Как и следовало ожидать, впереди основной банды шел дозор. Этих мы пропустили. Спустившись в пещеру и обнаружив там заложников, бандиты на наших глазах по УКВ передали Слесарю, что на базе все спокойно.

И вот на тропе показалась вся банда. Их было человек шестьдесят. Вид они имели уставший и довольно-таки помятый. Нескольких несли на носилках, некоторые были явно ранены и тяжело брели в хвосте колонны. Последняя вылазка далась Слесарю, по всей видимости, нелегко, наши его хорошо пощипали. Теперь же ему и вовсе пришел конец. В этом я нисколько не сомневался.

Едва банда вытянулась вдоль нашей засады так, что каждый из “чехов” был на виду, я кивнул лежавшему рядом со мной сержанту-саперу. Тот нажал кнопку подрывного устройства, и несколько мощных взрывов огласило притихший лес. Одновременно со всех сторон мы открыли огонь из всех видов своего оружия. Внезапность нападения была полной. В ответ успело прозвучать лишь несколько разрозненных выстрелов… Несколько минут над тропой стоял непрерывный грохот нашей пальбы, а когда все стихло, живых на тропе не было. Не ушел ни один!

Дозорные, находившиеся в пещере, попытались было прорваться, но трое из них были тут же уничтожены, а остальные, поняв, что все для них кончено, сдались. Живы были, хотя и до смерти перепуганы, оба заложника. Среди убитых они опознали и всемогущего Слесаря. Главарь банды был почти в куски разорван нашей миной.

Затем мы заминировали пещеру. Думая уже о дне завтрашнем, прихватили несколько ящиков с тушенкой и сгущенкой да очень нам приглянувшийся миниатюрный дизель-генератор, о котором в своих палатках мы могли только мечтать. Пещеру подорвали снарядами от “Градов”. От взрыва скала раскололась и осела на несколько метров, вход в бандитское логово был навсегда погребен под огромными валунами.

Затем вызвали “вертушки”. Вскоре вертолеты были уже над нами. По-быстрому загрузились. Бывшие заложники и большая часть группы — в один вертолет, я с несколькими бойцами и захваченными пленными — в другой. Сюда же загрузили и дизель-генератор, которому все были особо рады.

Казалось, что все трудности рейда уже позади, осталось каких-то полчаса лета.

Но война есть война. Внезапно с вершины горы, над которой мы пролетали, по нам открыли бешеный огонь несколько крупнокалиберных пулеметов.

— Горим! — прокричал командир нашей “вертушки”. — Кажется, вляпались! Идем на вынужденную!

Да я и сам видел, что мы горим синим пламенем!

Посадка была жесткой. Горящий вертолет завалило набок, а затем и вовсе опрокинуло. При посадке погибли оба пилота и пленные “чехи”. Остальные отделались переломами и ушибами. У меня явно что-то было отбито внутри, потому что все тело страшно болело, а из горла непрерывно шла кровь. Едва выбрались из останков крылатой машины, как та рванула. А затем на нас со всех сторон обрушился яростный автоматный огонь, это старался добить уцелевших невидимый враг. С воздуха нас, как могла, прикрывала пара “горбатых”. Но связи с ними у нас не было, и они, чтобы хоть как-то нам помочь, били на глазок.

Разумеется, я понимал, что нас в беде не оставят и помощь скоро обязательно подойдет. Нам надо было лишь продержаться. Но попробуй продержись, когда у тебя почти нет ни оружия, ни сил?

Некоторое время мы сдерживали врага редким, но прицельным огнем. По тому, как то в одном, то в другом месте затихала стрельба, я понимал: труды наши не напрасны. Однако и наш огонь становился все реже… Две пули умудрился получить и я: одну в ногу, а другую в бок. Хотя, судя по всему, обе раны были не смертельны, кровь из меня хлестала, а я не имел возможности даже перетянуть свои раны. Вскоре от потери крови начало мутиться сознание. Все становилось туманным и расплывчатым, словно некто вокруг уменьшал резкость.

И вдруг я увидел его! Нет, это был не человек! Черная фигура, почти не прячась за деревьями, быстро приближалась ко мне. Я стрелял по ней, но никак не мог попасть, а она все приближалась.

— Ну вот ты и попался! — прокричал мне “черный”. — Готовься ответить за амулет!

“Черный” явно желал уничтожить меня, и я, теряя сознание, уже не мог этому воспрепятствовать.

Внезапно в небе появилась четверка вертолетов, мгновенно обрушивших на лес шквал ракет. Затем один из вертолетов приземлился, ко мне побежали люди.

— Я здесь, ребята! Я здесь! — пытался я крикнуть им, но из горла вырывался только хрип.

Из последних сил я приподнял голову. Черной фигуры нигде не было видно. К моему удивлению, пробегавшие меня не видели, хотя я был буквально в трех метрах от них. Они несли к вертолетам раненых и убитых, а меня не замечали. Я попытался снова приподнять голову и крикнуть им, что я здесь, но не смог этого сделать. А затем я почувствовал, что взлетаю куда-то ввысь, не проваливаюсь, а именно взлетаю, кружась волчком в темной и бездонной пустоте… Дальше я не чувствовал уже ничего.

В течение зимы широко раскинутый неподалеку от Небесного Холма войсковой лагерь стал, по существу, неофициальной столицей лесных земель. Сюда съезжались старейшины родов и волхвы, непрерывно тянулись обозы с продовольствием и припасами, шли рекруты, отсюда я рассылал свои повеления и приказы. Что касается моего авторитета, то он был, как я понял позднее, достаточно высок с самого моего появления на Небесном Холме в качестве Посланника. Еще более мой авторитет упрочился после завершения рейда в землю нечисти и обретения мною Священного Меча. Объявление богом также придало мне особый ореол, но когда я принялся за организацию совершенно необычного войска, то авторитет мой возрос до поистине небывалых высот, а любое мое слово стало отныне законом для всех и каждого. В какой-то момент я даже поймал себя на мысли, что я теперь почти единоличный правитель большого народа, этакий полубог-получеловек, которому можно все. Но бонапартовских замашек у меня никогда не было, и я весьма спокойно перенес это испытание.

Разумславу как-то при встрече я сказал по этому поводу:

— Не успел еще до конца пройти огонь и воду, как уже вовсю затрубили медные трубы!

— Испытание властью самое страшное и трудное для человека! — ответил мне старец. — Но я верю, что ты выдержишь, сохранив все лучшее, что в тебе есть!

В редкие вечерние минуты отдыха я собирал в штабном шатре всю старую компанию: Вышату, Вакулу, Всегдра и старуху Эго. После памятного рейда все они обзавелись тельняшками и теперь черно-белый треугольник тельника выглядывал у всех моих сотоварищей из-под кольчуг даже во время учебных боев. От соблазна не устояла даже старуха Эго, напоминавшая в тельняшке вдову отставного боцмана.

Иногда, когда было не слишком морозно, к нам в окна просовывал свои головы и Горыныч, который квартировал неподалеку в специально выстроенном для него здоровенном сарае. Эго, как обычно, кормила нас со скатерти-самобранки, которая, после того как ее умело заштопали местные мастерицы, сразу же резко увеличила число своих разносолов. Баловала нас старая ведьма и своей замечательной мухоморовой настойкой, отличавшейся от местных слабосильных медовых бражек хорошим градусом. В такие вечера, сидя около жаркой печки, мы вспоминали все перипетии нашего похода, слушали бесконечные бабкины рассказы о стародавних временах, о нравах нечисти и ее помолвке с Коушем да подшучивали над немного тугодумными головами Горыныча. Не скрою, мне было тогда так хорошо и комфортно, что не было ни малейшего желания идти куда-то, воевать чужие земли и чужих богов.

Весна пришла с оттепелью и звонкими ручьями, с пением птиц и ярким теплым солнцем. С каждым днем все больше расцветала природа, а значит, неумолимо приближался день, который станет первым днем Великого южного похода. Именно так наше предприятие уже успели назвать вездесущие волхвы.

Однако человек предполагает, а небо располагает! Новые события заставили меня перечеркнуть все запланированное ранее. Готовя набег в иные земли, мы внезапно сами подверглись таковому.