Книга: Герои русского парусного флота
Назад: НА РУМБАХ ЧЁРНОГО МОРЯ
Дальше: ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ

СЕВАСТОПОЛЬСКИЙ БУНТ

Вскоре после окончания войны Скаловскому был присвоен контр-адмиральский чин, и он получил назначение командиром бригады на Балтику. Но там у него служба не заладилась. Черноморцы вообще всегда плохо приживались на Балтийском флоте.
На Чёрном море к этому времени изменилось многое. Самым главным было то, что адмирал Грейг сдал дела командующего контр-адмиралу Лазареву, а сам отъехал в столицу. К новому командующему Скаловский давно питал большую симпатию.
Тридцатые годы XIX века ознаменовались на русском флоте появлением первых пароходов, прозванных острословами за свои длинные тонкие трубы «самоварами». И хотя линейный флот всё ещё радовал адмиральский глаз ослепительной белизной парусов и расторопностью марсовых матросов, наиболее дальновидные уже с интересом поглядывали на пыхтящие сажей «самовары», прикидывая, что готовит флоту завтра эта грязная диковинка?
Два флота России, Балтийский и Черноморский — как две руки великой державы. Но уж очень были несхожи они на рубеже тридцатых… Не зря, наверное, балтийцы, переведённые на Чёрное море, с трудом уживались на новом месте, а черноморцы, в свою очередь, под любыми предлогами открещивались от холодной Балтики. И дело здесь было вовсе не в личных амбициях. Флот Балтийский — флот придворный. Рядом министерство, столица и государь-император. Там, на Балтике, в мгновение ока, не выходя из кабинетов, можно было сделать блестящую карьеру, но так же, в одно мгновение, и всё потерять. По этой причине корабли балтийские больше стояли, нежели ходили, ведь карьера делалась совсем не на них. Нетерпеливым да непоседливым давали отдушину — кругосветные вояжи. Каждый год по одному судну покидало Кронштадт, отправляясь к дальневосточным берегам. Хочешь плавать? Плавай, но с глаз долой подальше!
На Чёрном море всё обстояло по-иному. Об экзотических кругосветках там и не помышляли, ведь море наглухо закрыто турками. Зато уж плавали черноморцы вволю! Ходили в море и в летний штиль, и в зимние шторма, да не праздности ради. Черноморский флот был ответственен за Кавказское побережье. Там в горах вот уже много лет шла кровопролитная непрекращающаяся война, и моряки оказывали посильную помощь армии. Суда возили войска и припасы, поддерживали армейские батальоны на приморском направлении, высаживали десанты и перехватывали военную контрабанду. В делах этих передышки не было. Едва одна эскадра, истощив запасы, брала курс на Севастополь, как оттуда на смену ей уже спешила другая. На Черноморском флоте не было парадов и торжественных салютаций. Там шла тяжёлая, черновая работа, внешне, может быть, не слишком приметная, без громких побед и высоких наград, но работа для России самая необходимая.
Окончанию службы на Балтике способствовал неприятный для Скаловского случай. Во время одного из смотров Николаем I кораблей на кронштадтском рейде флагман Скаловского не смог отсалютовать императору. Можно понять бешенство Скаловского и всю суматоху на корабле при неожиданном подъёме штандарта, а «салютовать мы не могли вместе с другими — пушки не были заряжены…» И хотя вина полностью лежала на командире корабля капитане 2-го ранга Баскакове, Николай выразил своё большое неудовольствие Скаловскому. Иван Семёнович, воспользовавшись моментом, стал просить о переводе на родной Черноморский флот. Николай не возражал. И на следующий год, сдав дела контр-адмиралу Хрущёву, Скаловский отправился в Севастополь.
И вот Иван Скаловский снова в родной черноморской семье. Должность ему предложили такую же, как и на Балтике, — командиром бригады линейных кораблей. Скаловский согласился без раздумий. Ведь здесь его ждали настоящие плавания, а не бессмысленные болтания в «Маркизовой луже»! Но контр-адмиралу предстояло ещё одно испытание, и не в штормовом море, а на берегу в Севастополе…
В то время в городе было тревожно. Из-за чумного карантина севастопольская беднота вот уже несколько месяцев влачила полуголодное существование: через санитарные кордоны в город продукты не завозились, и люди перебивались, кто как мог. Русский народ долготерпелив, но наступает всё же когда-то момент, когда и его терпению приходит конец. Настал день, когда истощилось оно и у севастопольцев, и тогда начался бунт!
Волнения охватили всю Корабельную сторону и так называемый Хребет беззакония — центральный городской холм, где издавна ютились в своих лачугах нищие и обездоленные. Недовольство началось, как это обычно бывает, с публичных поносительств начальства, затем в дело пошли камни, и, наконец, по улицам засвистали пули…
Насмерть перепуганный генерал-губернатор Столыпин созвал совещание старших должностных лиц. От армейцев был приглашён генерал Примо, от флота должен был быть Грейг, но командующий флотом поспешил дистанцироваться от происходящего и определил вместо себя Скаловского.
— Вы, Иван Семёнович, только что из столицы и мятеж декабристский знаете не понаслышке. Каково ваше мнение, как разогнать бунтовщиков, чтоб урок был преподан, и государь на нас не прогневался? — обратился к контр-адмиралу Столыпин.
— В делах карательных я не знаток! — отвечал тот. — Но думаю, что лучше иного будут переговоры!
— Хорошо! — после некоторого раздумья решил губернатор. — К вам претензий у бунтовщиков не имеется, так вы к ним и поедете!
На Корабельную сторону Скаловский отправился в открытой коляске. Едва остановился на Бомборах, коляску обступила возбуждённая толпа.
— Сюда! Сюда! — кричал кто-то надсадно. — Енерал прикатил! Пужать будет!
Скаловский встал на подножку. Невольно поёжился под недобрыми взглядами окружавших его людей, кашлянул в кулак:
— Не путать я вас прибыл, а узнать о бедах ваших и просьбах!
Толпа тотчас буквально взорвалась криками. Люди, казалось, только того и ждали, чтоб высказать наболевшее.
— Долго ли ещё будут нас голодом морить?
— Пошто здоровых в карантинах месяцами томите?
— Отчего доктора зимой в море купаться силком сгоняют?
— Почему баб наших донага раздевают, а потом над ними гогочут?
— Всё вами сказанное я передам губернатору немедля! — заявил Скаловский, когда поток претензий стал иссякать. — Думаю, он непременно накажет виновных и должный порядок во всём наведёт. Вы ж не бунтуйте, а расходитесь по домам.
Контр-адмирала провожали враждебным молчанием. В справедливость губернатора Столыпина никто не верил.
— Вот видите, Иван Семёнович, сказывал я вам, что переговоры здесь никак не помогут! — недобро усмехнулся Столыпин, когда Скаловский рассказал ему о поездке.
— Но разве трудно наказать виновных в тех беззакониях, что творились с людьми, ведь очевидно, что на Корабельной стороне голод! — наивно поинтересовался контр-адмирал.
— Я вам удивляюсь! — покачал головой Столыпин. — Непорядки у нас были и будут всегда, но исправление оных есть дело лиц чиновных. Согласен, что пока чумы в городе нет, что врачи переусердствовали, но ведь делали они всё для пользы общей. Потому за сие их не наказывать, а награждать надобно. Что касается черни, то ослушание её есть не что иное, как самый настоящий бунт! Никаких переговоров более вести с бунтовщиками я не намерен, пришла пора штыков и картечи — это лучшее из всех лекарств!
— Честь имею кланяться! — сухо попрощался Скаловский.
Адъютанту он велел везти свои вещи на корабль, при этом сказал:
— Здесь нам более делать нечего! Моряки жандармам не товарищи!
А восстание охватывало тем временем всё новые и новые улицы матросских слободок. В те минуты, когда в губернаторском доме совещались о том, какие меры лучше употребить на усмирение толпы, повстанцы уже вовсю громили дом вице-адмирала Патаниоти. Оказавшийся там флаг-офицер черноморского флагмана пытался было защитить адмиральское добро, крича:
— Наш адмирал хороший! Нельзя его разорять!
— Врёшь! — ответили ему мастеровые. — Он нас, плотников, по зубам лупцевал? Лупцевал! Теперь за евойные хфокусы и тебе врежем!
И врезали, да так, что незадачливый лейтенант едва уполз. Горели дома, то там, то здесь слышались выстрелы, крики, ругань.
По дороге на Графскую пристань коляску Скаловского внезапно остановили. Теперь толпа была настроена куда решительнее, чем при первой встрече. Это контр-адмирал понял сразу.
— А ну-ка выходь! — дёрнул его за рукав какой-то отставной унтер. — Щас мы те покажем!
С контр-адмирала сорвали эполеты, силой затащили в ближайшую церковь.
— Дай расписку, что чумы в городе нету! — кричали ему яростно.
— Я не врач! — пытался отнекиваться Скаловский.
Внезапно он увидел в толпе своего бывшего канонира с «Александра» Трофима Афанасьева Тот едва заметно кивнул и схватил за рукав больше всех кричавшего, того, кто призывал собравшихся убивать всех начальников подряд без разбора.
— Что мелешь! — оттолкнул оратора в сторону. — Отличать надобно настоящих мироедов от невинных людей! Сей адмирал — Скаловский! Он в сенявинской средиземной кампании один с пятью хранцузскими кораблями дрался и всех побил! А Егорий его не за порки шпицрутенами получен, а за храбрость военную!
Речь отставного канонира должное впечатление произвела. Внимание к Скаловскому ослабло. Повстанцы решили идти ловить настоящих мироедов. Воспользовавшись этим, Афанасьев помог контр-адмиралу покинуть церковь. Выбравшись на улицу, Скаловский примкнул к колонне солдат Орловского полка, направлявшегося на перекрытие улиц. Вёл колонну генерал-майор Турчанинов. Но вскоре встала и колонна. Восставшие окружили солдат. Те сразу побросали ружья — «мы против своих не вояки». Офицеры обнажили сабли.
— Что будем делать? — обратился к Скаловскому Турчанинов.
— Давать расписку! — ответил тот. — Главное сейчас не допустить крови!
Тут же на барабане Скаловский с Турчаниновым начертали: «1830 года, июля 3 числа, мы, нижеподписавшиеся, даём расписку жителям города Севастополя в том, что в городе Севастополе не было чумы и нет, в удостоверение чего подписываемся. Турчанинов, Скаловский».
Лишь к вечеру добрался контр-адмирал на корабль, где и слёг с приступом сердечным.
Через несколько дней в город уже вступали верные престолу войска. Вёл их граф Воронцов. Начались аресты, суды, казни. Свидетелем пытались привлечь к судам и Скаловского. Ведь контр-адмирал был среди повстанцев и должен был знать зачинщиков. Но Скаловский от участия в судилищах отказался наотрез. Когда же следователи наехали к нему на квартиру, он выставил их за дверь, заявив:
— Зачинщиков и зачинщиц я не заметил. Вся толпа упорствовала одинаково!
Это показание Скаловского осталось в материалах судебного дела.
Севастопольские события произвели на боевого контр-адмирала самое гнетущее впечатление. Чтобы как можно скорее забыть всё это, он старается с утра до вечера заниматься служебными делами, бывать на кораблях и ходить в море.
Назад: НА РУМБАХ ЧЁРНОГО МОРЯ
Дальше: ПОСЛЕДНИЕ ГОДЫ