Глава семнадцатая.
НИШТАДТСКИЙ МИР
Итак, к 1721 году Россия держала в своих руках завоеванные у шведов Финляндию, Ингерманландию, Эстляндию и Лифляндию. Очередной разгром шведов у острова Гренгам и три успешных десантных операции на территории Швеции вынудили шведов возобновить переговоры о мире. Чтобы выяснить позицию царя Петра, в Петербург отправился в качестве посредника французский посланник в Швеции Кампредоне.
Приняв его, Петр заявил коротко и ясно:
— В виде доброй воли соглашусь лишь на возвращение шведам Финляндии, все остальные территории, занятые русским оружием, однозначно оставляю за собой.
После дальнейших переговоров Петр с министрами согласились в качестве уступки отказаться от поддержки притязаний голштинского герцога на шведский престол и предоставить Швеции некоторую денежную компенсацию за Лифляндию. Все старания Кампредоне смягчить эти условия были безрезультатны. Французскому посреднику ничего не оставалось, как вернуться в Швецию.
Королю Фредрику он сказал, разводя руками:
— Видит Бог, ваше величество, что я сделал все, что только было в человеческих силах. Но, увы, победы русских столь грандиозны, что они, а не мы диктуют сегодня условия.
— Так что же мне делать? — воскликнул в отчаянии Фредрик.
Только что взошедший на шведский трон, он понимал, что, заключая столь невыгодный и позорный для Швеции мир, еще больше ухудшит собственное положение.
— Могу лишь рекомендовать вашему величеству согласиться на предложенные условия, ибо продолжение войны грозит вам полным разорением и последующие претензии русских будут еще больше. С царем Петром шутки плохи.
— Вы меня ставите на колени! — ударил кулаком по столешнице Фредрик.
— Соглашайтесь, ваше величество, и как можно скорее! — согнулся в поклоне французский посол.
Некоторое время король сидел, обхватив голову руками, затем произнес
— Что ж, я принимаю все условия царя Петра.
А 30 августа (по ст. стилю) в городке Ништадте был подписан «вечный истинный и ненарушимый мир на земле и на воде» между двумя державами, вошедший в историю как Ништадтский мир.
Мирный договор, состоявший из преамбулы и 25 статей, был заключен на конгрессе в Ништадте уполномоченными министрами. С российской стороны его подписали генерал-фельдцейгмейстер граф Брюс и канцелярии советник Остерман, а со шведской стороны — барон Лилиенштет и барон Штремфельт.
Согласно мирному договору, шведский король уступал: «…за себя и своих потомков и наследников свейского престола и королевство Свейское Его Царскому Величеству и Его потомкам и наследникам Российского государства в совершенное и непрекословное вечное владение и собственность в сей войне, чрез Его Царского Величества оружие от короны свейской завоеванные провинции: Лифляндию, Эстляндию, Ингерманландию и часть Карелии с дистриктом Выборгского лена, который ниже сего в артикуле разграничения означен, и описан с городами и крепостями: Ригою, Дюна-миндом, Пернавою, Ревелем, Дерптом, Нарвою, Выборгом, Кексгольмом, и всеми прочими к помянутым провинциям надлежащими городами, крепостями, гавенями, местами, дистриктами, берегами с островами: Эзель, Даго и Меном и всеми другими от Курляндской границы по Лифляндским, Эстляндским и Ингерманландским берегам и на стороне оста от Ревеля в фарвате и Выборгу на стороне зюйда и оста лежащими островами со всеми так на сих островах, как в вышепомянутых провинциях, городах и местах обретающимися жителями и поселениями…»
От нас Швеции возвращалась Финляндия, кроме этого ей предоставлялось право ежегодно «на вечные времена» закупать хлеб на 50 тысяч рублей в Риге и Ревеле и беспошлинно вывозить это зерно в Швецию. Предусматривался обмен пленными, амнистия «преступникам и перебежчикам», кроме подельников изменника гетмана Мазепы.
Условия Ништадтского мира полностью отвечали интересам России, которая возвратила себе берега Балтийского моря.
Петра Алексеевича известие о подписании долгожданного мира застало на переходе с отрядом судов в Выборг.
— В том, что мир заключен на второй день после праздника Сретения Владимирской иконы Божией Матери в память о спасении Москвы от полчищ тамерлановых, вижу я руку Провидения! — сказал Петр, получив известие о подписании мирных параграфов. — Мы от тьмы к свету вышли, и которых не знали в свете, ныне почитают.
— Никогда наша Россия такого выгодного мира еще не получала! — радовались бывшие рядом с ним офицеры.
Обратившись, к стоявшему рядом генеральс-адъютанту Зиновию Мишукову, Петр приказал:
— Изготовить к плаванию бригантину, на коей я немедля отправлюсь в Петербург.
* * *
Следующим утром бригантина уже входила в Неву. Надев парадный мундир, царь встал у бушприта
— Трубачам трубить, из пушек салютовать! — велел он. Едва же грохнул первый залп, Петр обнажил голову.
Хлесткий ветер развевал черно-желтый штандарт над головой царя. На штандарте двуглавый орел крепко сжимал в своих лапах и клювах карты морей: Белого и Каспийского, Азовского и Балтийского.
Скрестив руки на груди, Петр молча смотрел на пенные гребни волн, думая о чем-то своем. О чем? Может, о том долгом и многотрудном пути, который пришлось ему пройти вместе со всей Россией на пути к сегодняшнему триумфу, может, о друзьях-соратниках, не доживших до этого светлого дня…
— Ваше величество, разрешите епанчу накинуть, вон ведь какой ветрище! — подошел к нему заботливый Мишуков.
— Лишне! — отмахнулся царь. — Сей ветер — есть ветер нашей победы, и негоже в столь славный для нас час от него прятаться!
Вдоль петербургской набережной уже сбегался народ. Еще бы! По Неве плывет бригантина, с которой непрерывно палят из всех пушек, над судном царский штандарт, а сам царь стоит на носу и машет всем своей шляпой.
— Никак что-то важное приключилось! — переговаривались петербуржцы.
— Неужто снова напал на нас ктой-то! — запричитала какая-то баба, но ее вмиг приструнили.
— Цыть ты, дура неотесанная! Иль не видишь, что государь Петр Ляксеич приплыл с известием радостным, оттого и палит салютами, да в трубы трубит!
Высадившись на пристань, Петр направился на Троицкую площадь, где уже толпился столичный люд.
Стоявшая там Троицкая церковь была в ту пору главным собором столицы. Именно там в присутствии царя проходили все торжественные государственные богослужения.
С крыльца Троицкой церкви объявлялись царские указы, именно там проходили и торжественные молебны в честь полтавской, гангутской и гренгамской викторий.
Митрополит Стефан Яворский приветствовал царя:
— Вниди, победитель и миротворец!
Сначала зачитали трактат. После этого началось благодарственное молебствование в честь заключенного мира. Вслед за тем канцлер Головкин проговорил государю речь, после которой все бывшие тут сенаторы воскликнули:
— Виват, виват, Петр Великий, отец отечествия, император Всероссийский!
Гремел салют из Петропавловской крепости, палили из Адмиралтейства, со стоявших на Неве судов, стреляли в воздух из ружей солдаты всех бывших в тот момент в Петербурге двадцати трех полков.
Петр говорил:
— Зело желаю, чтоб наш весь народ прямо узнал, что Господь прошедшею войною и заключением мира нам сделал. Надлежит Бога всей крепостью благодарить; однако, надеясь на мир, не ослабевать в воинском деле, дабы с нами не так сталось, как с монархией греческой. Надлежит трудиться о пользе и прибытке общем, который нам Бог кладет перед очами как внутрь, так и вовне, отчего облегчен будет народ.
Затем радостный Петр, окруженный сановниками, вышел на площадь, взошел на устроенное возвышение и обратился к народу:
— Здравствуйте и благодарите Бога, православные, что за толикою долговременную войну, которая продолжалась двадцать один год, оную всесильный Бог прекратил и даровал нам со Швецией вечный мир!
Восторженные клики народа и пушечная пальба были ответом Петру. Люди обнимались и целовались. Многие плакали от столь радостной и выстраданной ими всеми вести.
— Мин херц, готовить ли к ночи праздничный фейерверк? — обратился к Петру столичный генерал-губернатор Александр Меншиков.
— И фейерверк готовить и все прочее, что великому празднику соответствовать должно, — кивнул в ответ царь.
А на площадь уже выкатывали бочки с вином…
— Везде чинить благодарственные молебны, гулянья, карнавалы и машкерады, делать фейерверки, палить из всех пушек, а дома и улицы украшать. Нынче на Руси веселие великое!
Торжественный праздничный обед устроен был в здании сената, приглашенных было до тысячи персон. По окончании стола был бал, продолжавшийся до ночи, а ночью — фейерверк, изображавший храм Януса, из которого появился бог Янус с лавровым венком и масличной ветвью. Петропавловская крепость палила тысячью выстрелами. Нева была иллюминована потешными огнями. Царский пир окончился в три часа ночи «обношением всех гостей преизрядным токайским». Одновременно для простого народа были устроены два фонтана, из которых лилось белое и красное вино.
* * *
В течение нескольких дней в Петербурге шли карнавальные шествия, сопровождавшиеся пальбой из пушек Петропавловской крепости и фейерверком. Несколько дней гуляла и Москва. Гуляли на острове Котлине, гуляли в завоеванных прибалтийских городах, гуляли по всей России.
В честь славной виктории над шведами Петр распорядился выбить знаменательные слова: «Конец сей войны таким миром получен не чем иным, токмо флотом, ибо землю никаким образом достигнуть было невозможно, ради положения места».
Историк Н.И. Костомаров писал: «Царь устроил шумный маскарад, на который приглашено было более пятисот особ обоего пола. Сам царь со своей семьей участвовал в этом маскараде и был одет голландским матросом-барабанщиком, а Екатерина (супруга Пера I. — В.Ш.) была одета голландской крестьянкой с корзиной в руке».
— Позади остались годы тяжкого труда, а потому пришло время воздать должное всем, кто приближал сей мирный день! — заявил Петр и пожаловал наградами многих своих соратников.
— На нас пролился дождь чинов и злата! — говорили в те дни царские сановники, и в тех словах не было преувеличения.
Среди награжденных были верный Александр Меншиков и командир Котлинской эскадры Петр Сиверс, получившие чин вице-адмирала Первым чин контр-адмирала из русских капитанов получил и герой Эзеля Наум Сенявин…
Простив за досадную потерю линейного корабля «Рига» в 1713 году вице-адмирала Корнелия Крюйса, царь даровал его чином полного российского адмирала. Узнав и о своем прощении и о столь высокой награде, старик плакал…
Расписав награды соратникам, Петр задумался в отношении генерал-адмирала Апраксина. Как ни крутил, а у Федора Матвеевича уже было все, что только можно придумать — и чин наивысший и звезды Андреевская да Александровская, ну а о богатстве и говорить не приходилось.
— Вот ведь закавыка какая, — чесал Петр затылок. — Никак в толк не возьму, как мне Матвеича-то наградить, ведь все, почитай, уже повыслужил?
После изрядных раздумий царь все же нашел награду, достойную верного соратника, присвоив Апраксину исключительную честь носить в море особый кайзер-флаг.
Впрочем, как это часто бывает, кто-то посчитал себя обойденным. Среди таких оказался и протеже Крюйса, капитан 2-го ранга Витус Беринг, с обиды подавший в отставку… Впрочем, как мы знаем, звездный час Витуса Беринга будет еще впереди.
Не обошли вниманием и самого Петра. «Генерал-адмирал, все флагманы и министры просили государя, во знак всех понесенных его величеством в сей войне трудов, принять чин адмирала красного флага, что государь с удовольствием и принял», — гласит хроника тех дней.
Очевидцы свидетельствуют, что, получив чин адмирала, нетерпеливый Петр тотчас поспешил на стоявшую у берега галеру, на которой по прибытии его сразу же подняли флаг полного адмирала. Поднятие флага сопровождалось орудийным салютом. Думается, что это были одни из самых счастливых мгновений в жизни Петра.
4 ноября 1721 года Меншиков и два архиерея от имени Сената и Синода просили царя принять титул «Отца Отечества, Императора Всероссийского, Петра Великого». Петр поначалу отрекся от этой чести, но затем, вняв настойчивости сенаторов, принял ее. Вслед за тем от Сената установлена была форма титула: «Божьей милостью, мы, Петр I, император и самодержец Всероссийский», а в челобитных: «Всепресветлейший, державнейший император, самодержец Всероссийский, отец отечества, государь всемилостивейший».
В ответном слове Петр не преминул напомнить:
— Надлежит Бога всею крепостью благодарить, однако же, надеясь на мир, не подлежит ослабевать в воинском деле Велик и мудр был основатель российского флота, знал, что впереди у России еще немало войн и победных сражений, где моряки русские покроют себя новой славой.
