Главная тайна германского крейсера
Вопрос о золоте «Магдебурга», как мы только что выяснили, до сих пор весьма туманен. Говорят, что тайное всегда становится явным. Как знать, может быть, и у «золотой версии» «Магдебурга» когда-нибудь появятся документальные подтверждения.
Но «золотой версией» тайны «Магдебурга» не ограничиваются. Наоборот, наверное, это самая небольшая из его тайн. Дело в том, что если даже какое-то золото и было на борту севшего на камни крейсера, то оно всё равно не могло представить для командования Балтийским флотом такой ценности, как нечто другое, найденное на оставленном в спешке командой «Магдебурге», — секретные документы.
За минувший век вокруг главных трофеев «Магдебурга» родилось столько мифов, что порой уже трудно отличить правду от вымысла и реальность от легенды. А потому обратимся к первоисточникам.
Вот как момент обнаружения секретных документов описал главный виновник этого события Михаил Гамильтон в своих мемуарах: «От нечего делать я швырял ногами различные вещи, в изобилии валявшиеся на палубе. И вдруг под пакетом с рубашками я заметил сигнальный код. Не желая привлекать внимание немцев, я стал толкать его ногами к борту и, когда наш вельбот оказался под нами, сбросил его в вельбот. На крейсере «Магдебург» было обнаружено много секретных документов, которые представляли интерес для криптоаналитиков. Сигнальная книга не является собственно шифром, а используется для формализации содержания передаваемых сообщений, что позволяет уменьшить общий объём сообщения и сделать его удобным для передачи любыми корабельными средствами связи. Полученный таким образом текст в виде трёхзначных буквенных групп зашифровывали специальным шифром и уже в таком виде передавали в эфир».
Что же именно было захвачено на крейсере «Магдебург», и какую конкретно роль захваченные документы сыграли в успехах радиоразведки? Историк отечественной военно-морской разведки, капитан 1-го ранга М.А. Партала пишет:
«На самом деле в результате захвата крейсера в руки наших моряков попала не только сигнальная книга, а большое количество самых различных документов германского флота, в том числе и секретного характера. Одних только книг (уставов, наставлений, технических описаний, формуляров и т.д.) было захвачено около 300. Подлинной жемчужиной этой богатейшей «коллекции» стала, конечно, Сигнальная книга германского флота (Signalbuch Kaiserlishen Marine), причём в распоряжении русского командования оказались сразу два её экземпляра. Достоянием русских радиоразведчиков стали также чистовые и черновые журналы семафорных и радиотелеграфных переговоров (включая радиотелеграфный журнал военного времени), шифры мирного времени, секретные карты квадратов Балтийского моря (Quadratkarte) и другие ценные документы по радиосвязи германского флота.
Оставалось только найти всем этим бесценным сокровищам должное применение».
Помимо этого, была обнаружена ещё масса всякой полезной документации: приказы и распоряжения командования крейсера и начальников морских станций; описание и наставление к обслуживанию крейсера; формуляр крейсера; машинные, маневренные и рабочие журналы; описания турбинных двигателей; книга для записи астрономических наблюдений; донесения германского генерального консула о постройке радиостанций на Азовском море и о состоянии русского торгового флота; чертежи и схемы машин и артиллерийской части крейсера и мин Уайтхеда; радиограммы; вырезки из русских и иностранных газет, материалы по личному составу; радиотелеграфный журнал. Оставалось только с толком распорядиться доставшимися сокровищами!
По воспоминаниям старшего лейтенанта И.И. Ренгартена, 16 августа водолазом был обнаружен утопленник, который крепко держал в руках сигнальную книгу (2-й экземпляр). Именно этот экземпляр был передан союзникам (англичанам и французам) вместе с другими документами. В службе связи и в штабе командующего Балтийским флотом началась работа по вскрытию военно-морского германского шифра
К середине октября 1914 года усилиями старшего лейтенанта Ренгартена и его помощников была налажена дешифровка составленных по сигнальной книге радиограмм. Таким образом, русским радиоразведчикам понадобилось больше месяца на взлом германских шифров. В начале 1915 года в составе службы связи Балтийского флота была организована отдельная радиостанция особого назначения (РОН), которая занималась радиоперехватом и дешифровкой полученной информации.
В интересах сохранения тайны любое упоминание о найденных сигнальных книгах было практически сразу изъято почти из всех документов штаба Балтийского флота. Даже в официальном донесении командующего флотом, адмирала Н.О. Эссена своему непосредственному начальнику — главнокомандующему 6-й армией нет ни слова о столь ценной находке. Как ни странно, сделана она «темой умолчания» и в первых публикациях Морского Исторического комитета. Последнее обстоятельство тем более вызывает сожаление, что среди сотрудников комиссии был человек, располагавший едва ли не всей полнотой информации и способный дать ответы на многие из интересующих нас сейчас вопросов. Этот человек — Иван Иванович Ренгартен, главный радиоспециалист и первый начальник разведки Балтийского флота. К сожалению, он трагически ушёл из жизни в январе 1920 года, за несколько лет до того, как с этой темы было снято своеобразное табу.
Информация о гибели германского крейсера «Магдебург» была оперативно использована пропагандистской машиной. На открытке с репродукцией картины художника П. Шильдкнехта в чёрно-белом варианте — взрыв носовой части, попытка немецких моряков уничтожить крейсер. Даже таким образом немцам давали понять, что они могут быть спокойны, если команда крейсера и корабль успела взорвать, то уж все шифры тем более своевременно уничтожила.
И снова обратимся к мнению историка военно-морской разведки, капитана 1-го ранга М.А. Партала:
«Сразу отметим, что версия о захвате шифра встречается и в ряде других, в том числе и современных публикаций, но, как уже отмечалось, в руки русского командования в действительности попали только шифры мирного времени. Значительный интерес представляет вторая статья, автор которой, бывший флаг-офицер штаба командующего Балтийским флотом А.А. Сакович, с апреля 1915 года непосредственно занимался в штабе вопросами разведки и точнее представлял характер добытых на «Магдебурге» документов. Описывая таковые, Сакович в первую очередь упоминает «радиокод» (то есть сигнальную книгу. — М.П.), таблицу позывных и ни слова не говорит о шифрах, что в данном случае отражало реальное положение дел. Не являясь, однако, участником августовских событий 1914 года, Сакович придерживается в своей статье «водолазной» версии происхождения перечисленных им документов».
Автор, правда, допустил неточность, написав, что М.В. Гамильтон нашёл сигнальную книгу в каюте командира крейсера. Эту неточность исправил позднее Б.П. Дудоров, воспроизведя в своей книге рассказ самого М.В. Гамильтона, однозначно указавшего, что документ был обнаружен на палубе среди вещей экипажа.
Сакович, бывший офицер штаба Балтийского флота, вполне определённо пишет о двух сигнальных книгах, первая из которых была обнаружена среди вещей экипажа, а вторая позднее поднята водолазами со дна в районе места аварии. Из двух сигнальных книг остаётся одна. В упомянутой монографии говорится и о некоей «шифровальной таблице», найденной в каюте командира крейсера.
По утверждению авторов, с помощью этой таблицы немцы «кодировали составленные по трёхфлажной сигнальной книге радиограммы». Отсутствие каких-либо указаний на первоисточник в совокупности с терминологической путаницей, свидетельствующей о недостаточной компетентности авторов в предметной области, практически полностью обесценило эту информацию для всех заинтересованных исследователей.
Одним из следствий высокой популярности «водолазной» версии происхождения германских сигнальных книг стал особый интерес ряда авторов к водолазной партии Балтийского флота и к её носителю — учебному судну «Африка». Именно с «Африкой» связывают многие ценнейшую находку, поднятую со дна Балтийского моря. В действительности перед нами одно из весьма распространённых заблуждений, сформировавшихся вокруг «магдебургской» истории.
Дело в том, что 16 августа, когда водолазами была найдена вторая сигнальная книга, учебное судно «Африка» ещё стояло в Кронштадте и только во второй половине следующего дня начало переход в Ревель, а к Оденсхольму прибыло и вовсе 20 августа. Как свидетельствуют документы, 16 августа водолазные работы у «Магдебурга» проводило только портовое судно «Силач», на чей счёт, по-видимому, и следует записать извлечённую из воды сигнальную книгу № 151, переданную впоследствии в дар англичанам. Кстати, не подтверждается документами и красивая легенда о выговоре, якобы объявленном в приказе командующего флотом водолазам «Африки» с целью скрыть результаты их работы и дезинформировать германскую разведку.
С «магдебургской» историей связано ещё одно широко распространённое заблуждение. Оно касается придания некоей особой роли в эпизоде с захватом сигнальной книги начальнику службы связи Балтийского моря, капитану 1-го ранга А.И. Непенину. Действительно, обладая волевым характером и высокими командными качествами, Непенин, проявив в ту ночь известную решительность, первым вышел к месту происшествия с миноносцами «Лейтенант Бураков» и «Рьяный». Однако, потеряв много времени в тумане, подошёл к Оденсхольму, когда судьба «Магдебурга» была уже решена. Далее он действовал по указаниям старшего из начальников, каковым на тот момент оказался командир крейсера «Богатырь». В соответствии с этими указаниями А.И. Непенину с его подчинёнными и выпала почётная миссия принять окончательную сдачу германского крейсера, а затем доставить пленных немецких моряков в Балтийский порт.
Безусловно, Непенин, как старший на борту «Лейтенанта Буракова», вполне справедливо в глазах современников и военно-морских историков разделил успех и счастливую удачу своего офицера М.В. Гамильтона, обнаружившего на крейсере сигнальную книгу, но не более того. При этом гораздо менее известно, что ценность данной находки чуть не была сведена к минимуму опрометчивым поступком того же А.И. Непенина, который поспешил сообщить о ней открытой радиограммой, передав её в эфир дважды. Это донесение зарегистрировано в журнале учёта входящих радиограмм штаба командующего флотом, а сам эпизод весьма эмоционально описан в служебном дневнике И.И. Ренгартена, находившегося в то время вместе с самим командующим на борту крейсера «Рюрик». К счастью для русских моряков, эта оплошность Непенина не имела роковых последствий, поскольку его радиограмма не была, судя по всему, перехвачена германскими радиотелеграфистами.
Теперь самое время более детально поговорить о сигнальной книге, оставившей такой заметный след в военно-морской истории. Для не искушённого в военно-морских делах читателя поясним, что в рассматриваемый период сигнальные книги являлись во флотах главными документами, определявшими организацию военно-морской связи. В прикладном плане основным предназначением сигнальных книг являлась формализация передаваемых сообщений (докладов, команд, распоряжений), то есть приведение их к виду, удобному для быстрой передачи любыми средствами сигнализации, включая и средства радиосвязи. Наряду с этим сигнальные книги объективно выполняли и определённую криптографическую функцию, обеспечивая «закрытие» передаваемого сообщения, делая его содержание недоступным для лиц, не обладающих данным документом. Поэтому с позиции криптологии сигнальные книги могут рассматриваться в качестве разновидности словарных кодов, в которых отдельные слова, фразы, числа исходного сообщения (так называемые словарные, или кодовые, величины) заменяются соответствующими им условными обозначениями (словарными, или кодовыми, обозначениями). В этом смысле найденная на «Магдебурге» германская сигнальная книга представляла собой трёхбуквенный алфавитный словарный код. Алфавитный порядок следования кодовых величин и кодовых обозначений облегчал их поиск, позволяя использовать один и тот же словарь как для набора, так и для разбора сигналов. Это экономило вес и размеры книги, однако делало её более уязвимой с криптографической точки зрения. Основным же назначением сигнальных книг являлась формализация передаваемых сообщений, а не их криптозащита..
Слабость словарных кодов, особенно алфавитных, в Европе прекрасно понимали ещё в XIX веке. В связи с этим при передаче секретных сведений радиограмма, составленная по сигнальной книге, дополнительно «закрывалась» каким-либо шифром (как говорят специалисты — перешифровывалась). В германском флоте с первых дней войны использовался для этой цели шифр простой (взаимооднозначной) замены. Зашифрованный текст отделялся от остальной части радиограммы вспомогательным сигналом, или знаком альфа, который означал: «Далее следуют сигналы по шифру военного времени». Кроме этого, конец шифротекста обозначался вспомогательным знаком общего шифра. Правилами сигнальной книги допускалось использование и других шифров, например, шифра главного командования.
Здесь уместно ещё раз подчеркнуть, что ни один шифр военного времени не был захвачен на «Магдебурге». Любые иные версии, встречающиеся в военно-исторической литературе, не подтверждаются архивными документами.
Ценным дополнением сигнальной книги являлись найденные на «Магдебурге» секретные карты квадратов. Для непосвящённого читателя поясним, что в военном деле любую информацию координатного характера во многих случаях бывает удобно передавать не в виде географических координат места (широта, долгота), а в привязке к некоей условной системе координат, известной только определённому кругу корреспондентов. В этом случае даже перехват и успешная дешифровка радиограммы не позволяют противнику получить полную информацию о местоположении упомянутого в ней объекта.
Одной из наиболее распространённых в период Первой мировой войны систем условных координат являлась сетка квадратов, которая, будучи наложенной на обычную карту района боевых действий, давала возможность передавать информацию о координатах в виде номера соответствующего условного квадрата. В германском флоте использовалась карта-сетка с размерами квадрата 10 минут по долготе и 5 минут по широте. Весь морской театр боевых действий делился на районы (большие квадраты), обозначенные арабскими цифрами. Например, карта Балтийского моря (без Финского и Ботнического заливов) включала районы 1, 5, 6, 8, 9. Каждый квадрат внутри района получал индивидуальный номер, состоявший из трёхзначного числа и буквы греческого алфавита.
Итак, обе найденные сигнальные книги были без ключа — особой таблицы, по которой коды меняются каждые 24 часа. Предстояла сверхсложная задача — вычислить алгоритм постоянно меняющегося ключа дня и уже с его помощью дешифровать немецкие сообщения. Делалось это по принципу, весьма не сложному. В конце каждых суток буквенно-цифровые колонки «базисного» кода перемещались на несколько позиций вверх или вниз, и в результате первоначальные сочетания символов изменялись до неузнаваемости. Поэтому для чтения германских шифрованных радио надо было не только иметь сигнальную книгу, но и знать некую числовую таблицу, задающую смещение колонок. Эту таблицу условно называли ключом дня. За решение данного вопроса взялся начальник службы связи Балтийского флота, капитан 1-го ранга Непенин.
Существует предание, что Феттерлейн (несмотря на немецкое происхождение, он был глубоко православным человеком) со своим напарником мог вскрывать любые шифры. Перед тем как приступить к работе, они неделю строго постились и проводили всё время в постоянных молитвах, только потом садились за шифры и поразительно быстро вскрывали их. Объяснить их способности только с помощью материального понимания происходящих в мире процессов просто невозможно. Разумеется, легенда легендой, но выбор Непенина был на самом деле весьма удачным, лучше Феттерлейна в России в то время дешифровщика не было.
Не без оснований опасаясь утечки информации, Непенин не стал затевать официальной переписки с мидовскими начальниками. По его распоряжению чиновника просто среди бела дня втолкнули в автомобиль, вывезли из Петрограда, а затем на эсминце доставили на мыс Шпитгамн, что в устье Финского залива. Здесь размещался один из первых в мире радиопеленгаторов, носивший в секретных документах весьма исчерпывающее название — «Жандарм».
На покрытом лесом скалистом мысу ещё весной 1914 года были поставлены несколько домиков и высокие стальные мачты с натянутой между ними проволокой. Главной задачей «Жандарма» было: «Наблюдение за работой в эфире каких-либо посторонних флоту станций… Пеленгация подающей станции… В экстренных случаях подавление работы последней своей волной…»
Теперь же радиостанцию на Шпитгамне постепенно превращали в радиостанцию особого назначения, то есть в такую, на которой будут не только осуществляться радиоперехваты противника, но сразу и расшифровываться (время дорого!) все поступающие данные.
Спустя много лет капитан 1-го ранга Дудоров, имевший самое непосредственное отношение к Шпитгамну, напишет: «Высокие сосны укрывали строения от любопытных и нескромных взглядов как с проходящих в море судов, так и с суши. А расположение станции на линии между Финляндией и немецкими базами покрывало всю наиболее возможную площадь работы радиошпионажа…»
Разумеется, не слишком деликатное обращение поначалу вызвало у Фетгерлейна законную обиду. Но как только Непенин сообщил ему о характере предполагаемой работы и предъявил сигнальную книгу, старый дешифровщик забыл обо всех своих обидах. В Министерстве иностранных дел он занимался большей частью обычным, рутинным делом, шифровал и расшифровывал сообщения дипломатов, периодически меняя шифры. Здесь же ему предстояла совершенно иная работа, требующая огромного напряжения ума.
— Это будет, видимо, главное дело моей жизни! — сказал Феттерлейн. — И я берусь за него!
— Что вам надо? — спросил начальник службы связи.
— Чёрный хлеб и вода, да ещё чтобы из дома привезли икону Спасителя!
Будучи наслышан о «чудачествах» Феттерлейна, Непенин молча кивнул.
— Прошу тогда меня никому больше не тревожить! Через неделю я приступлю к работе! — скороговоркой произнёс Феттерлейн, листая сигнальную книгу.
Непенин прокашлялся в кулак:
— К большому прискорбию, должен сообщить вам, дорогой Оскар Карлович, что вы позавчера умерли от сердечной недостаточности и сегодня уже похоронены на Волковом кладбище. Отныне вас зовут Михаил Михайлович Попов!
— Попов так Попов! — не выразил никаких эмоций старик. — Для меня сейчас существует только шифр!
Буквально на следующий день был отдан секретный приказ по Морскому ведомству, которым Михаил Попов зачислялся в штат службы связи. Для ускорения работы Непенин дал ему в подчинение шестерых толковых офицеров-шифровалыциков.
На «Жандарме» группу Феттерлейна-Попова называли уважительно — «Чёрный кабинет», и постепенно это название сделалось почти официальным. За несколько недель Михаил Попов и его сотрудники подвергли тщательному анализу тысячи перехваченных радиограмм, с завидным упорством вылавливая в ворохе шифрованной «тарабарщины» крупицы закономерностей. И вот наконец настал день (точнее сказать, ночь, ибо шёл третий час), когда Феттерлейн пришёл в комнату дежурного и потребовал, чтобы его соединили по прямому проводу с ревельской квартирой Непенина.
— Ключ от вашей квартиры сделан, можете забирать! — произнёс он условленную фразу и услышал на том конце провода вздох облегчения.
Историк пишет: «Когда возникли первые серьёзные проблемы с дешифровкой германских радиограмм, вызванные введением противником новых, более стойких шифров, а затем и новой сигнальной книги, сюда был специально командирован один из ведущих криптологов МИДа, сотрудник цифирного отделения Феттерлейн, оказавший личному составу радиостанции неоценимую помощь».
Так, спустя всего месяц гением российских дешифраторов был воссоздан германский шифроключ с алгоритмом его смены. С этого дня «Чёрный кабинет» работал, как хорошо налаженный механизм. Каждые сутки в ноль часов немцы вводили в действие новый ключ, а всего лишь через час-полтора первые дешифровки уже лежали на столе начальника службы связи. Непенина моряки называли своим ангелом-хранителем! «Никогда не забуду, — писал впоследствии командир одного из кораблей, — какую бодрость и уверенность в себе передавал нам Андриан Иванович. Обстановка в море, возможные опасности, перемещения противника — всё нам было известно! Мы твёрдо знали, что там, дома, есть мозг и воля, которые заботятся о каждом из нас, «сущих в море далече…»»
Один из примеров эффективности работы разведки Балтийского флота, регулярно расшифровывавшей радиограммы противника, приводит в своих воспоминаниях «Записки подводника» капитан 1-го ранга В. Меркушев: «Начальник службы связи Балтийского моря телеграфирует из Ревеля командиру «Гиляка» для передачи сухопутному командованию в Риге: «По моим сведениям, германцы считают нас значительно усилившимися у Шлока. Их ответный удар последует правее реки Аа». Вот образец осведомлённости русского флота в эту войну! Надо отдать справедливость контр-адмиралу Непенину, что служба связи поставлена у него превосходно; флот всё время держится в курсе не только передвижений, но и замыслов противника, потому имеет возможность приготовиться к парированию его ударов».
В данном случае Меркушев описывает события, относившиеся к 1915 году.
До самого Брестского мира (1918) русские специалисты с помощью «ключа Феттерлейна» расшифровывали все германские радиограммы.
Предупреждён — значит вооружён
Итак, в руках наших специалистов оказались и сигнальная книга германского флота, и вычисленный Фетерлейном-Поповым ключ дня. Теперь всё зависело от того, заподозрят ли немцы то, что их шифр уже не является секретом, ведь в таком случае они просто заменят все сигнальные книги и снова станут неуязвимыми. В создавшейся ситуации следовало не только соблюдать строжайшую тайну, но исключительно осторожно пользоваться добытой информацией, чтобы не посеять у противника ни тени сомнения. Ситуация уподоблялась хождению по лезвию ножа.
Уже в первые дни войны балтийцы развернули шесть береговых радиопеленгаторных постов, расчёты которых постоянно следили за перемещениями кайзеровских эскадр. Дешифруя порой хотя бы частично их радиограммы, флотские радисты выявляли позывные флагманов и отдельных кораблей, и штабисты довольно легко разгадывали планы неприятеля.
С ноября 1914 года Балтийский флот стал получать ежедневные сводки радиоразведки, которая была основным поставщиком самой точной и свежей информации о германском флоте. При этом, как отмечают специалисты, командование Балтийского флота всячески стремилось сохранить в тайне работу радиостанции и её дешифровального бюро. Всё, связанное с шифроперехватом, легендировалось под агентурный источник и в служебной переписке обозначалось «Агентурно X». В разведывательных сводках, представляемых в Морской главный штаб и в штаб главнокомандующего, сведения, полученные в результате обработки радиограмм, также обезличивались…
Историк военно-морской радиоразведки капитан 1-го ранга М.А. Партала пишет:
«Следует, однако, отметить, что секретные бумаги с «Магдебурга» были не первые документы по радиосвязи германского флота, с которыми познакомились балтийские радиоразведчики. Ещё до начала войны в штаб Балтийского флота был передан германский сигнальный код для кораблей разведочной службы (Aufklarungssignaltafel), полученный по линии Особого делопроизводства (тайной разведки. — В.Ш.) МГШ. В короткий срок И.И. Ренгартен выполнил перевод этого документа, что позволило ему уже тогда составить определённые представления об особенностях организации радиосвязи и сигналопроизводства в германском флоте. Поэтому всё богатство «Магдебурга», безусловно, попало в подготовленные руки. Ренгартен достаточно быстро разобрался во всех тонкостях действующей организации радиосвязи германских кораблей: в правилах радиообмена, системе радиопозывных, методике составления радиограмм.
Как известно, сигнальная книга германского флота представляла собой трёхбуквенный алфавитный словарный код. Для передачи особо важной информации радиограммы, составленные по сигнальной книге, дополнительно закрывались шифром простой замены и уже в таком виде передавались в эфир. В первые месяцы войны открытые (то есть без перешифровки) радиограммы составляли значительную часть германского радиообмена. Наличие в штабе флота сигнальной книги позволило русскому командованию легко получить доступ к их содержанию. Разбор и обработку радиограмм, как правило, производил сам И.И. Ренгартен».
Разбором перехваченных радиограмм с учётом их новизны и важности интересовался и лично командующий флотом. В дневнике адмирала Н.О. Эссена имеется, например, такая запись за 6 ноября 1914 года «Разбирал германские телеграммы от 4 ноября и нашёл одну незашифрованную, в которой указывалось на квадрат, в котором полудивизион (особого назначения) поставил мины заграждения (на параллели Мемеля), и было сочетание: «Требуется немедленная помощь». Из разобранных позывных: «Аугсбург» и «Фридрих Карл» — по-видимому, дело идет о последнем». Спустя некоторое время были получены дополнительные сведения, подтвердившие гибель германского броненосного крейсера «Фридрих Карл» на указанном минном заграждении.
И снова обратимся к исследованию капитана 1-го ранга М.А. Партала: «Рассматривая в целом развитие радиоразведки на Балтийском флоте от начала войны до конца 1914 года, необходимо признать, что все усилия в данной области были в этот период сосредоточены в штабе флота под общими руководством И.И. Ренгартена. К середине ноября И.И. Ренгартен разработал «Правила донесений о радиотелеграфировании неприятеля» для береговых радио- и радиопеленгаторных станций. В документе, в частности, указывалось, что «все береговые радиостанции должны записывать принимаемые ими иностранные радио, как бы отрывочно они ни принимались. Содержание таких радио должно быть через центральные станции представлено в штаб командующего флотом в возможно короткий срок». Результаты обработки радиограмм, поступавших в штаб флота, И.И. Ренгартен обобщал в радиоразведывательных сводках, которые он составлял собственноручно примерно раз в две недели (в основном, для внутреннего пользования).
Что же касается А.И. Непенина, то он ещё 13 июля 1914 года был назначен начальником обороны Приморского фронта морской крепости Императора Петра Великого (с оставлением в должности начальника службы связи). Сосредоточив все усилия на этом новом, ответственном направлении работы, он временно (до весны 1915 года) отошёл от руководства специальной деятельностью службы связи, поручив это своему помощнику, капитану 2-го ранга М.П. Давыдову. Приказом от 18 августа Давыдову было предписано вступить в исполнение обязанностей начальника службы связи.
На основании доклада МГШ в феврале 1915 года морским министром было принято решение об организации в составе Южного района службы связи Балтийского моря радиостанции особого назначения, на которую возлагалась задача ведения шифроперехвата, где было намерено сосредоточить всю дешифровальную работу по германскому флоту. По штату на радиостанции особого назначения полагалось иметь трёх офицеров (начальника радиостанции, двух помощников) и 50 нижних чинов. Примечательно, что начальник радиостанции особого назначения ввиду особых условий был приравнен в правах и денежном содержании к начальнику района службы связи, а его помощники — к начальникам постов.
Весной 1915 года такая радиостанция была организована. Её разместили в безлюдном месте на южном побережье Финского залива, в районе мыса Шпитгамн. Приказом командующего флотом № 308 от 19 марта 1915 года начальником радиостанции был назначен старший лейтенант П.А. Колокольцов. Позднее, в июле 1915 года, П.А. Колокольцова на посту начальника радиостанции особого назначения сменил старший лейтенант В.П. Пржиленцкий, который и исполнял эту должность вплоть до упразднения радиостанции особого назначения в 1917 году. Количество помощников (дежурных офицеров) уже в марте было увеличено по сравнению со штатной численностью на два офицера: в течение февраля — апреля 1915 года на радиостанцию были назначены лейтенант Д.П. Измалков, мичманы В.И. Марков, О.О. Проффен и прапорщик по механической части И.М. Ямченко.
По оценке специалистов в области радиоразведки, радиостанция особого назначения успешно решила все поставленные перед ней задачи и в полной мере оправдала возлагавшиеся на неё надежды. Следует особо отметить, что в работе дешифровального бюро радиостанции наряду с флотскими специалистами участвовали также сотрудники Министерства иностранных дел. В июле 1915 года на Шпитгамн были назначены надворный советник Ю. Павлович и коллежский регистратор Б. Орлов…»
К началу кампании 1915 года радиоразведка Балтийского флота представляла собой уже достаточно хорошо функционировавший организм. Накопленный за первые месяцы войны опыт позволял балтийским радиоразведчикам сравнительно легко справляться с такими действиями германского командования по защите своей радиосвязи, как периодическая смена шифров и радиопозывных. Так, например, введённый в употребление 8 марта 1915 года новый шифр «гамма-альфа» был раскрыт уже через два дня, причём независимо друг от друга специалистами флота и Морского Генерального штаба (МГШ). Ключ шифра «Магдебурга» работал безукоризненно!
Большую роль в повышении эффективности радиоразведки сыграло создание в структуре штаба флота разведывательного отделения, во главе которого был поставлен флагманский радиотелеграфный офицер И.И. Ренгартен. Вместе с тем значительно возросшие по сравнению с 1914 годом объёмы добываемых радиограмм потребовали уже весной 1915 года учреждения специальной структуры, которая осуществляла бы их обработку. Условия походного штаба, в которых функционировало разведывательное отделение во главе с И.И. Ренгартеном, объективно не позволяли решать эту задачу на требуемом уровне, затрудняли ведение и анализ разведывательной и радиоразведывательной обстановки. Поэтому не удивительно, что, когда в мае 1915 года приказом командующего флотом было образовано временное оперативное отделение при начальнике службы связи, на него среди прочего были возложены также и задачи по обработке радиограмм и ведению радиоразведки. В составе оперативного отделения было предусмотрено четыре должности штаб-офицеров, а к осени их число было увеличено до шести. Согласно распределению обязанностей, утверждённому 10 октября 1915 года, часть офицеров в прямой постановке отвечали за вопросы радиоразведки.
Наивно было бы думать, что немцы в течение всей войны так ничего и не меняли в своём первоначальном шифре. Помимо «ключа дня», они проводили и куда более существенные изменения структуры своих шифров. Однако всё дело в том, что методика подхода к созданию новых шифров оставалась старой. Перейти на новую немцы просто не могли, так как пришлось бы переучивать разом всех радистов, а на это в период войны не было времени. А так как методика разработки новых шифров оставалась неизменной, то и все вновь создаваемые на её основе новые шифросистемы неминуемо раскрывались нашими специалистами. Бесценная информация, полученная с крейсера «Магдебург», продолжала работать!
Историк радиоразведки ВМФ, капитан 1-го ранга М.А. Партала пишет:
«Дешифровальная работа офицерами флота велась совместно со специалистами-криптографами из российского МИДа. Так, в октябре — декабре 1915 года надворный советник Павлович, коллежский регистратор Орехов совместно с офицерами радиостанции особого назначения раскрыл трёх- и четырёхзначные германские шифры. Когда в марте 1916 года немцы ввели новую сигнальную книгу, то уже через три недели её дешифровал чиновник МИДа Феттерлейн».
Необходимо также сказать о том, что цена добываемой информации была весьма велика. Вспомним, скольких волнений стоили события, связанные с «Магдебургом»! Ещё одним примером может служить работа поста радиоразведки на острове Богшор, представлявшем собой голую скалу с маяком. Туда был объявлен набор добровольцев, поскольку люди посылались почти на верную гибель. Команду из пяти человек снабдили специально составленным радиотелеграфным кодом условных фраз на шведском языке из лексикона служителей финских маяков. Она работала более месяца. Затем радиопередатчик замолчал. Дальнейшая судьба этой группы неизвестна, но, по некоторым данным, немцы засекли её работу, сняли с острова и увезли в плен, а маяк разрушили и сожгли. Однако информация, получаемая с этого поста, носила столь важный характер, что в дальнейшем он неоднократно восстанавливался, по-прежнему комплектуемый исключительно матросами-добровольцами.
Черноморская удача
Если о «Магдебурге» и его многочисленных секретах кое-что всё же известно, то о его черноморском собрате до последнего времени не было известно практически ничего.
Для начала отметим, что едва сигнальная книга «Магдебурга» была проработана и на её основе выработан «ключ дня», как вся информация была немедленно передана на Черноморский флот, который вот-вот должен был вступить в борьбу с объединённым германо-турецким флотом.
Уже в ноябре 1914 года связисты-черноморцы перехватили переговоры германского линейного крейсера «Гебен» и лёгкого крейсера «Бреслау» (однотипного «Магдебургу»). Они вовремя предупредили командующего флотом, и бригада линкоров встретила вынырнувшего из тумана врага прицельным огнём 12-дюймовых орудий.
В начале 1915 года германо-турецкое командование приказало по радио двум турецким канонерским лодкам оказать помощь германской субмарине UC-13, выброшенной штормом на берег. Этот приказ перехватили наши радисты, и эсминцы, высланные в заданное время в известную точку, встретили и потопили артогнём обе канонерки. Так не в первый и не в последний раз сработали бесценные трофеи с «Магдебурга»!
Новой «сценической площадкой» для повторной постановки «магдебургской» истории стало Чёрное море. Здесь русским морякам противостоял турецкий флот, который после фиктивной передачи Турции в августе 1914 года германского линейного крейсера «Гебен» и лёгкого крейсера «Бреслау» фактически перешёл под немецкое командование. Во главе турецкого флота стоял бывший командующий германских морских сил на Средиземном море контр-адмирал В. Сушон.
На все боеспособные турецкие корабли были назначены вторые командиры из германских офицеров, а их команды усилены немецкими моряками.
В марте 1915 года Сушон решил провести набеговую операцию на Одессу, где, по агентурным данным, скопилось большое число наших транспортов, готовых к погрузке войск. Над турками и немцами витал призрак русской высадки на Босфоре, а потому было важно ослабить наш торговый флот. Для проведения операции выделили крейсера «Меджидие» и «Гамидие», охранение которых обеспечивали четыре эскадренных миноносца: «Муавенет», «Ядигар», «Ташос» и «Самсун». Командиром отряда и руководителем операции был назначен германский командир крейсера «Меджидие», корветен-капитан Бюксель. 19 марта корабли вышли из Босфора и в ночь на 21 марта подошли к району Одессы.
Далее воспользуемся описанием, приведённым в официальном немецком источнике по истории Первой мировой войны на море:
«В 4 ч. 45 м. эскадренные миноносцы увидели по курсу берег… Вскоре выяснилось, что отряд находится у Одесской банки, справа — входной створ на фарватер к Николаеву. Это означало, что отряд снесло по крайней мере на 15 миль к Ost. Бюксель приказал изменить курс на W, то есть прямо на Одессу. Он предполагал начать обстрел с N, а затем перейти на S и SO. Отряд шёл в следующем ордере: головным — оба эскадренных миноносца типа «Канэ» — «Ташос» и «Самсун»… далее, в расстоянии около 500–600 м, — оба эскадренных миноносца типа «Шихау» — «Муавенет» и «Ядигар» с исправным тралом; за ними, в расстоянии 400–500 м, — «Меджидие» и наконец, в расстоянии 700–800 м от последнего, «Гамидие». Около 6 час открылась Одесса, ярко освещённая утренним солнцем… Крейсер находился точно за тральщиками, как вдруг в 6 ч. 40 м. «Меджидие» подорвался на мине (в 15 милях от Одесского маяка). Взрыв произошёл с левого борта в районе носовой кочегарки. Глубина равнялась 12,8 м На крейсере застопорили машины, и для спасения личного состава крейсер, имея некоторую инерцию, выбросился на мелководье, имея руль «право на борт». Корабль стал быстро погружаться носом, имея сильнейший крен на левый борт, но вскоре стал на мель и некоторое время сохранял крен в 10°… Все водоотливные средства были пущены в ход, но ввиду значительных разрушений справиться с течью они не могли, тем более что кочегарки наполнились водой.
Передняя часть корабля постепенно опускалась всё глубже, и крен увеличивался. В конце концов весь бак оказался под водой, точно так же как фальшборт и орудия левого борта; перебираться на правый борт становилось невозможно. Ввиду того, что из-за небольшой глубины корабль не мог окончательно затонуть, были приняты меры к уменьшению его боеспособности, затворы орудий были выброшены за борт, а радиостанция уничтожена.
Эскадренные миноносцы сняли команду крейсера, и в 7 ч. 20 м «Ядигар» по приказанию командующего отрядом выпустил торпеду для окончательного уничтожения крейсера. Торпеда попала в кормовой погреб; корабль выпрямился, а затем погрузился так, что остались торчать только трубы, мачты и верхние мостики».
Официальная версия турецкой стороны выглядела, как и положено на Востоке, более героической. В сообщении турецкой Главной квартиры, в частности, указывалось:
«Турецкий флот потопил вчера близ Одессы два русских парохода. Экипажи пароходов захвачены в плен.
Во время этих действий крейсер «Меджидие», преследовавший минные суда около Очакова, наткнулся на мину и затонул. Экипаж «Меджидие» спасён находившимися вблизи оттоманскими военными судами.
Затем крейсер был совершенно разрушен нашими минами, дабы неприятель не имел возможности поднять его на поверхность».
Таким образом, как и в истории с «Магдебургом», серьёзные просчёты в планировании операции, усугубленные навигационными ошибками, предопределили её полный провал. Необходимо признать, что проведение операции в опасном в минном отношении районе без должного обеспечения походило на авантюру. Потеря крейсера стала вполне закономерной платой за проявленное легкомыслие.
Появление у Одессы турецкого отряда было своевременно обнаружено русскими наблюдательными постами, вследствие чего факт гибели одного из турецких кораблей на минном заграждении сразу стал известен русскому командованию. Возвышающиеся над водой надстройки и характерные кожухи вентиляторов позволили легко опознать в погибшем корабле крейсер «Меджидие». Первыми трофеями черноморцев стали кормовой флаг крейсера и различные служебные бумаги из ходовой рубки. В дальнейшем список трофеев увеличился. Были, в частности, найдены все орудийные замки (включая и выброшенные за борт), часть приборов «уничтоженной» радиостанции и масса других интересных и полезных предметов.
Обращает на себя внимание целенаправленный поиск секретных документов, в первую очередь документов по связи. Так, 23 марта 1915 года штаб Одесского военного округа доносил в Ставку Верховного главнокомандующего по обстоятельствам гибели крейсера «Меджидие»: «Секретных документов и сигнальных книг пока не найдено. Взятая переписка и книги на турецком языке переводятся переводчиком штаба VII армии».
Дальнейший осмотр крейсера показал возможность его подъёма. Эта задача была успешно решена русскими военными моряками совместно со специалистами РОПиТ (Российского общества пароходства и торговли). 25 мая «Меджидие» удалось поднять и отбуксировать в Одессу, где в течение 26–31 мая он был поставлен в док.
Подъём крейсера позволил русским морякам провести новый тщательный осмотр всех помещений корабля, включая ранее затопленные. Результатом этого осмотра стала ценнейшая находка, сам факт существования которой вплоть до окончания войны являлся одной из сокровеннейших тайн русской военно-морской разведки, а затем на многие десятилетия оказался просто похороненным в тиши архивных хранилищ.
Автором этой неожиданной находки стал капитан 1-го ранга Э.С. Молас, бывший в то время флаг-капитаном транспортной флотилии Черноморского флота. В сопроводительной записке, составленной им 17 августа 1915 года, указано следующее «Настоящая книга принадлежала германо-турецкому крейсеру «Меджидие», взорвавшемуся утром 21 марта 1915 года на Одесском минном заграждении, и находилась в течение 70 дней в воде. 30 мая 1915 года я нашел её… в командном помещении среди разной дряни и употребил более месяца на то, чтобы высушить её, очистить и уничтожить трупный запах, которым она была пропитана. Книга была в красном сафьяновом переплёте, уничтоженном продолжительным влиянием на него воды». Несмотря на утрату оригинального переплета, ценнейший документ, попавший в руки русских моряков, был в более чем удовлетворительном состоянии. Текст на титульном листе сообщал, что издание сигнальной книги осуществлено согласно высочайшему указу от 31 августа 1329 года (по мусульманскому календарю). Данный экземпляр, принадлежавший крейсеру «Меджидие», отпечатан в типографии Морского министерства в 1330 году (соответствует 1914 году) и имел регистрационный номер 41. Как и сигнальные книги других флотов, турецкая книга являлась документом строгой отчётности и имела гриф «Секретно». На титульном листе была сделана предупреждающая надпись: «В случае оставления или потопления судна или захвата его неприятелем эта книга подлежит уничтожению. Снятие копий с этой книги строжайше воспрещается».
Историк военно-морской радиоразведки, капитан 1-го ранга М.А. Партала пишет:
«Судя по содержанию, сигнальная книга являлась основным руководящим документом, устанавливавшим организацию и правила сигналопроизводства в турецком флоте. Структурно она делилась на две части. Первая часть содержала общие указания и определяла порядок и правила сигнализации всеми принятыми в турецком флоте способами. Здесь же приводился список позывных, присвоенных боевым кораблям, судам и некоторым береговым учреждениям турецкого флота.
Рассматривались значения и порядок исполнения отдельных сигналов, таких, как «человек за бортом», при съёмке с якоря и постановке на якорь, для обозначения скорости и др. Основной же объём первой части занимало подробное описание так называемых эволюционных сигналов, предназначенных для управления строями и флотом в различных обстоятельствах плавания и в бою. Вторую и наиболее важную часть книги составлял сигнальный свод. Так как в турецком флоте сигнальная книга использовалась и для организации радиосвязи, то приведённый в ней сигнальный свод мог применяться для кодирования (формализации) исходных текстов радиограмм. Естественно, что его содержание вызвало особый интерес у русских радиоразведчиков. С позиций криптологии эту часть турецкой сигнальной книги можно охарактеризовать как двухбуквенный словарный код. Словарь кода включал в себя более 700 кодовых величин, сгруппированных по 36 темам (разделам). Тематика разделов была достаточно разнообразной: «Общие маневренные сигналы», «Занятия судами мест», «Направления (румбы) и дистанции», «Якоря и канаты», «Назначения рандеву», «Атака и нападение», «Бой», «Преследование», «Неприятель: захват и задержание судна» и др. Почти в каждом разделе было зарезервировано по нескольку кодовых обозначений (от 1 до 5), которые не имели своего словарного эквивалента и могли быть использованы для расширения словаря сигнального свода».
Учитывая важность захваченного документа, турецкую сигнальную книгу вскоре переправили в Петроград, в МГШ. Здесь был оперативно организован её перевод на русский язык. Эту работу выполнил М.М. Попов. Михаил Попов — это не кто иной, как уже знакомый нам Оскар Карлович Феттерлейн. Разумеется, в руках такого специалиста турецкая сигнальная книга быстро «заговорила». В январе 1916 года русский текст книги был издан Статистическим отделением МГШ в необходимом количестве экземпляров под грифом «Весьма секретно».
М.М. Попов участвовал в разборе и переводе большинства турецких документов, захваченных на крейсере «Меджидие», удостоившись высокой оценки со стороны руководства Морского ведомства. По результатам этой своей работы Попов-Феттерлейн был представлен к ордену Станислава 2-й степени. До этого ММ Попов имел единственную награду — орден Станислава 3-й степени, что позволяло представлять его по правилам, действовавшим в России, к ордену Анны 3-й степени. Пожалование награды «через орден» являлось исключительным делом и допускалось лишь в военное время «за выдающиеся отличия»! Число таких «исключений» строго регламентировалось. В этой ситуации требовался специальный доклад Николаю II по данному конкретному случаю. Тем не менее морской министр, адмирал Григорович счёл возможным поддержать представление начальника МГШ.
Турецкая сигнальная книга стала исключительно ценным, но не единственным «подарком», полученным русскими радиоразведчиками от экипажа крейсера «Меджидие». Среди многочисленных бумаг и документов, найденных на крейсере, оказалось большое число использованных приёмных бланков радиограмм, заполненных как открытыми, так и шифрованными текстами. Все эти документы также были взяты в разработку специалистами МГШ, усилия которых весьма быстро увенчались успехом.
Что касается вопроса о возможном нахождении на борту «Меджидие» золота, то в данном случае на него можно ответить однозначно: никакого золота на борту «Меджидие» не было. К началу XX века времена, когда моряки брали с собой в море все свои сбережения, давно канули в Лету. Теперь драгоценные металлы могли оказаться на борту потерпевших катастрофу кораблей и судов только в особых случаях.
Зато практически сразу был раскрыт один из применявшихся в турецком флоте шифров, чему в значительной мере способствовали грубые нарушения самых элементарных правил шифропереписки, допускавшиеся турецкими должностными лицами. Так, разбор отдельных шифрованных радиограмм производился непосредственно на приёмном бланке, при этом элементы открытого текста надписывались прямо над соответствующими им шифрообозначениями. Приёмный бланк после этого не уничтожался, а хранился вместе с прочими.
Раскрытый шифр являлся буквенным шифром простой (взаимооднозначной) замены и применялся, судя по обнаруженным на крейсере бланкам радиограмм, для связи кораблей между собой и с береговыми учреждениями флота. Шифровались им, в основном, малоценные радиограммы, касавшиеся вопросов материально-технического обеспечения, ремонта и снабжения кораблей. Была, однако, обнаружена и радиограмма оперативного характера, отправленная с использованием этого шифра.
Захваченные бланки радиограмм позволили выявить использование в турецком флоте ещё одного шифра — цифрового (по принятой в то время терминологии — цифирного). Судя по ряду признаков, он относился к категории более стойких шифров и применялся для передачи информации с повышенным уровнем секретности. Наличие в заголовках радиограмм, «закрытых» этим шифром, специальных указателей (так называемых индикаторов) свидетельствовало об использовании шифровальщиками различных ключей (или шифроалфавитов). К сожалению, недостаточный объём захваченного шифроматериала не позволил специалистам МГШ сразу вскрыть данный шифр. Как отмечалось в этой связи одним из сотрудников МГШ, «очень мало было телеграмм, нашифрованных при помощи одних и тех же комбинаций» (то есть имевших одинаковые индикаторы).
Достоянием русских радиоразведчиков, помимо сигнальной книги и шифров, стали инструкции по радиосвязи, действующие радиопозывные турецкого флота и ряд других материалов, имевших оперативную ценность. Уже в первых числах апреля 1916 года штабом VII армии на их основе был подготовлен информационный документ под названием «Сведения об организации турками радиосвязи на Чёрном море». Детально изучались захваченные турецкие документы и в штабе командующего Черноморским флотом. Здесь уместно отметить, что лишь в октябре 1915 года в структуре штаба флота был впервые создан самостоятельный разведывательный орган. Интерес для русских радиоразведчиков представил личный дневник турецкого радиотелеграфиста, обнаруженный при разборе изъятых на крейсере бумаг. Изучение дневниковых записей турецкого моряка позволило, в частности, получить важную информацию о наличии на турецких кораблях германских радиотелеграфистов. Их присутствие было обусловлено широким использованием немецкими флагманами на Чёрном море при взаимных радиопереговорах действующих в германском флоте документов по связи. Последующий анализ радиообмена турецких кораблей подтвердил германское «происхождение» определённой части передаваемых радиограмм
Выявление этого обстоятельства позволило русскому командованию привлечь к решению задач радиоразведки на Чёрном море специалистов по германскому флоту из состава службы связи Балтийского моря, знакомых с германской радиосвязью и имевших опыт обработки германских шифроматериалов. Одной из наиболее заметных фигур в черноморской радиоразведке в период войны являлся И.М. Ямченко, переведённый на Чёрное море с Балтики с должности помощника начальника радиостанции особого назначения (на мысе Шпитгамн).
Подарок для Черчилля
К чести русских моряков, они сразу же поделились своим «магдебургским секретом». Уже в конце октября 1914 года в Великобританию был отправлен флигель-адъютант императора Кедров. Путь его пролегал из Мурманска через Северную Атлантику на британском крейсере. Под мундиром капитан 1-го ранга вёз бесценный экземпляр сигнальной книги с «Магдебурга», за доставку которого отвечал головой.
Личность Кедрова весьма значима в истории с кодами «Магдебурга». Бывший флаг-офицер и любимец адмирала Макарова, участник обороны Порт-Артура, сражений в Жёлтом море и при Цусиме, он был автором нескольких научных работ по тактике боя линейных кораблей, а потому по выполнении секретного задания должен был принять команду на первом из входящих в строй российских дредноутов. Ответственное поручение Кедров выполнил блестяще. Не прошло и двух месяцев, как копии этой книги оказались в Британии.
«Русские выловили из воды тело утонувшего немецкого младшего офицера, — писал Уинстон Черчилль в мемуарах — Окостеневшими руками мертвеца он прижимал к груди кодовые книги ВМС Германии, а также разбитые на мелкие квадраты карты Северного моря и Гельголандской бухты. 6 сентября ко мне с визитом прибыл русский военно-морской атташе. Из Петрограда он получил сообщение с изложением случившегося. Оно уведомляло, что с помощью кодовых книг русское адмиралтейство в состоянии дешифровать по меньшей мере отдельные участки немецких военно-морских шифротелеграмм.
Русские считали, что адмиралтейству Англии, ведущей морской державы, следовало бы иметь эти книги и карты… Мы незамедлительно отправили корабль, и октябрьским вечером принц Луи (имеется в виду первый морской лорд Англии Луи Баттенберг. — В.Ш.) получил из рук наших верных союзников слегка попорченные морем бесценные документы…»
Позднее Дэвид Кан, известный американский журналист и специалист по истории криптологии, автор книги «Взломщики кодов», охарактеризует эпизод с захватом документов на «Магдебурге» как, возможно, самую счастливую удачу во всей истории криптоанализа.
В 1927 году англичане предали гласности первые сведения о деятельности так называемой комнаты 40 (room 40) — дешифровального центра адмиралтейства, действовавшего в период войны. Публичный доклад А. Юинга, первого руководителя этого подразделения, прочитанный им 12 декабря 1927 года в Эдинбурге, был воспроизведён многими печатными изданиями и существенным образом подогрел интерес к теме захваченных германских кодов и шифров. Свою работу «комната 40» начала сразу же по получении от Кедрова германского секретного документа.
Альфред Юинг, руководивший «комнатой 40», — «приземистый плотный человек с голубыми глазами и обезоруживающей улыбкой, скорее напоминавший сельского врача или учителя». Он в совершенстве знал немецкий язык, радиотелеграфное дело и обладал мощным интеллектом и хорошими аналитическими способностями. Судя по всему, он был специалистом, близким к уровню нашего Феттерлейна-Попова.
Над расшифровкой германских радиограмм в «комнате 40» трудились гражданские специалисты. Разбираться с военно-морской и навигационной терминологией им помогал капитан 3-го ранга Дж. Хоуп. Лишь в конце 1917 года «комната 40» была переподчинена разведуправлению Морского генерального штаба.
Деятельность «комнаты 40» проходила в величайшей секретности. Само упоминание этого подразделения было категорически запрещено. Вход туда был строго ограничен. За исключением нескольких штабных офицеров, о деятельности «комнаты 40» были осведомлены только морской министр, первый морской лорд и второй морской лорд; из плавсостава — только Джеллико, Битти, Тируит и несколько офицеров штаба флота. Сотни морских офицеров и гражданских чиновников адмиралтейства не имели ни малейшего представления о том, что происходит за этой дверью. На флоте и в прессе удачные перехваты германских военных кораблей обычно приписывались везению или хорошей работе «шпионов». Английская военно-морская разведка очень осторожно пользовалась своими знаниями, даваемыми расшифровкой кодов. Иногда, если речь шла о каких-то незначительных операциях германского флота, британское командование предпочитало закрыть на них глаза, чтобы лишний раз не демонстрировать свою осведомлённость и не возбуждать подозрений немцев. Немецкие военные моряки имели подозрения, что их шифрограммы читаются англичанами. Они неоднократно меняли ключи к шифрам, но хитроумные дешифровальщики Юинга их разгадывали. В 1916 году, когда немцы полностью сменили коды, англичанам по счастливому стечению обстоятельств вновь удалось добыть их. В результате на протяжении всей войны любые передвижения Флота Открытого моря находились под неусыпным оком «комнаты 40» и почти всегда становились известными английскому командованию.
Относительно взаимодействия русских и английских дешифровщиков однозначного мнения нет. Одни историки считают, что англичане игнорировали нас: «Увы, британские криптоаналитики (специалисты по взлому кодов), добившиеся с помощью предоставленных русскими материалов больших успехов в дешифровке вражеских сообщений, не стали делиться своими достижениями с российскими коллегами, в традиционной манере деятелей Альбиона отплатив союзникам чёрной неблагодарностью». Другие, наоборот, говорят даже о некоем негласном соревновании, когда союзники старались обогнать друг друга в скорости чтения новых германских шифров.
Историк военно-морской радиоразведки, капитан 1-го ранга М.А Партала пишет: «Балтийские радиоразведчики также наладили и в течение всей войны поддерживали тесный и весьма плодотворный контакт со своими английскими коллегами, обмениваясь самой конфиденциальной информацией по вопросам радиоразведки и криптоанализа. Архивные документы позволяют говорить о наличии подобных контактов и со специалистами французской дешифровальной службы».
Думается, что взаимодействие всё же было, так как в нём были заинтересованы и наши, и англичане. Рассуждения о «чёрной неблагодарности», думается, следует отнести большей частью к временам холодной войны, когда бывших союзников надлежало вспоминать исключительно с негативной стороны.
Капитан 1-го ранга М.А. Партала пишет:
«В ноябре 1914 года на должность начальника британской военно-морской разведки был назначен капитан Вильям Реджинальд Холл. В короткий срок он обнаружил незаурядные способности в области организации разведывательных операций. Прежде всего он создал отдел дешифрования во главе с криптологом Альфредом Ивингом.
Радиостанции подслушивания в Восточной Англии, построенные адмиралтейством ещё до войны, день и ночь непрерывно перехватывали радиограммы двух важнейших германских военно-морских баз — в Вильгельмсхафене и Киле. Их расшифровкой и занимался отдел под названием «комната 40». В это же время королевские ВМС организовали четыре пункта радиоперехвата с 44 пеленгаторами. Независимо от адмиралтейства фирма «Бритиш Маркони компани» развернула собственную систему радиоперехвата. Станция была оборудована в Северной Шотландии, под Абердином, и была рассчитана на поддержку станций адмиралтейства. Шесть станций радиоперехвата и пеленгования использовались королевскими ВМС для слежения за передвижениями германского флота. Пеленгаторы были настолько чувствительны, что могли перехватывать радиограммы, которыми обменивались германские военные корабли. Немцы не подозревали, что их радиосвязь прослушивается, и порой даже не шифровали радиограмм. Вскоре в «комнату 40» ежесуточно начинает поступать без малого 2000 радиограмм. Ивинг смог представить своему шефу ряд расшифрованных сообщений, прежде всего приказы гросс-адмирала Тирпица и других командующих Германскими военно-морскими силами.
Что касается немцев, то они приступили к корректировке своих шифров лишь спустя много месяцев. И только начиная с 1916 года коды стали менять ежемесячно, а позднее даже ежесуточно. Однако принцип германской шифровальной системы остался прежним. Специалисты из «комнаты 40» уже настолько освоились с немецкой шифровальной системой, что для раскрытия очередного шифра им требовалось всего несколько часов. Иногда содержание немецких радиограмм узнавали в Лондоне раньше их адресата».
Подарок русских моряков начал работать уже вскоре после отъезда капитана 1-го ранга Кедрова из Англии.
В конце октября 1914 года командующий германским Флотом Открытого моря адмирал Ингеноль с большим трудом добился разрешения кайзера провести силами эскадры Хиппера минно-заградительную операцию у Ярмута. Однако решающего результата она дать не могла, поскольку Вильгельм II категорически запретил вывести на оперативный простор линейные корабли, которые могли бы послужить стратегическим прикрытием.
3 ноября эскадра контр-адмирала Хиппера в составе «Зейдлица», «Мольтке», «Фон дер Танна», «Блюхера» и трёх лёгких крейсеров появилась на подходах к Ярмуту. Линейные крейсера открыли огонь по берегу, но их стрельба оказалась безрезультатной. Стоял густой туман, и с моря ничего не было видно. Все снаряды взорвались на местных пляжах, не причинив городу никакого вреда. Одновременно было поставлено большое минное заграждение. Произведя эти действия, Хиппер повернул к родным берегам и начал отход, опасаясь преследования со стороны английских линейных крейсеров. Опасения его были не напрасны!
К этому времени командующий эскадрой британских линейных крейсеров Битти уже получил радиограмму о налёте германских линейных крейсеров на Ярмут. Английские специалисты, используя шифр «Магдебурга», легко прочитали все донесения Хиппера. Эскадра Битги вышла из Кромарти и полным ходом устремилась в район Гельголанда в надежде перехватить Хиппера на обратном пути. Но ожидаемой встречи не произошло. Немцы ускользнули. Несмотря на полную осведомлённость о действиях противника, англичане оказались слишком неповоротливы.
Этот налёт поначалу не произвёл большого впечатления на британское командование. Было очевидно, что ключ «Магдебурга» прекрасно работает и надо только научиться грамотно и быстро им пользоваться.
Тот факт, что Хипперу удалось безнаказанно осуществить запланированное мероприятие, вселил в германское командование чувство оптимизма и веры в собственные силы. Оно по-прежнему ничего не подозревало. А потому немцы решились на новую авантюру.
Ранним утром 15 декабря из устья реки Яды вытянулись «Зейдлиц», «Дерфлингер», «Мольтке», «Фон дер Танн», «Блюхер» и четыре лёгких крейсера. На сей раз мишенью их главной артиллерии должны были стать приморские городки Хартлпул, Скарборо и Уитби, расположенные на побережье графства Норфолк. За Хиппером 12 часов спустя последовали главные силы Флота Открытого моря под командованием адмирала Ингеноля. Огромная эскадра в составе 35 вымпелов (14 дредноутов, 8 эскадренных броненосцев, 2 броненосных крейсера, 6 лёгких крейсеров и 5 эсминцев) должна была выйти на позиции в центре Северного моря и служить стратегическим прикрытием Хипперу. В случае столкновения с превосходящими силами противника линейные крейсера последнего должны были, отступая, заманить часть флота англичан под главный калибр дредноутов Ингеноля.
Как и в прошлый раз, выход немецких тяжёлых кораблей в море был сразу же установлен англичанами. Сигнальная книга с «Магдебурга» снова сработала. Но и на этот раз англичане не сумели в полной мере воспользоваться своей осведомлённостью.
Радиограмма о готовящемся выходе была перехвачена и расшифрована ещё 14 декабря. Но в тот день «комната 40» допустила сразу две ошибки, едва не ставшие роковыми для английского флота. Военно-морская разведка не могла предположить, что эскадра Хиппера решится на столь дерзкое нападение на прибрежные города, и, что самое главное, англичане не знали: дредноуты адмирала Ингеноля тоже вышли в море.
В результате командующий британским Гранд Флитом (Большим флотом) адмирал Джеллико отрядил на «охоту» за эскадрой Хиппера только часть своего флота.
Декабрьской ночью английские и германские дредноуты двигались навстречу друг другу. В 5 часов 15 минут английские эсминцы, шедшие далеко впереди колонны своих дредноутов, натолкнулись на германский эсминец. В сплошной темноте, прорезаемой вспышками орудийных выстрелов и лучами прожекторов, последовал суматошный и беспорядочный бой между английскими и германскими крейсерами и эсминцами. Англичане не подозревали, что бьются с авангардом армады Ингеноля, которая в окружении шести лёгких крейсеров и 54 эсминцев подходила к Доггер-банке с юга.
Судьба давала в руки адмирала Ингеноля шанс изменить весь ход войны в европейских водах. В нескольких милях впереди прямо на него шли четыре линейных крейсера и шесть новейших однотипных дредноутов — лучшие корабли Гранд Флита. Уничтожив их, он мог одним ударом сделать шансы в борьбе за господство в Северном море равными.
Знаменитый германский адмирал Тирпиц не мог без волнения вспоминать этот момент. «С самого начала войны мы имели шансы, но ведь это были только шансы. А 16 декабря Ингеноль держал в руках судьбу Германии. Когда я думаю об этом, меня охватывает внутренний трепет».
Но у Ингеноля сдали нервы. Германскому командующему не хватило выдержки. Если бы его армада двигалась вперёд хотя бы ещё в течение часа, у него были бы все шансы одержать блестящую победу. Но немецкого адмирала тоже можно понять. Услышав грохот орудий впереди, он не мог знать, какова истинная сила приближавшегося противника. На Ингеноле лежал слишком тяжкий груз ответственности за весь Флот Открытого моря. И он отдал приказ повернуть на юго-восток. В течение 40 минут два флота следовали почти параллельными курсами, не подозревая о том, в какой опасной близости они находятся. Затем Ингеноль распорядился взять ещё восточнее и прибавить ход. Расстояние между противниками стало быстро увеличиваться.
Тем временем германские крейсера Хиппера обстреляли английский портовый городок Хартпул. Они начали отход, когда уже были брошены на произвол судьбы, и адмиралу Хипперу надо было самому выкручиваться из создавшейся ситуации. Хиппер выкрутился, хотя и не без потерь.
Потерпев подряд две досадные неудачи от неумелого использования своего знания вражеских шифров, англичане вскоре взяли реванш в Южной Атлантике.
До сих пор историки спорят, могла ли «комната 40» иметь какое-либо отношение к событиям вокруг германской эскадры адмирала фон Шпее. Ряд специалистов утверждают — ключ «Магдебурга» не успели использовать при уничтожении эскадры Шпее. Свою первую информацию о выходе линейных крейсеров адмирала Хиппера «комната 40» выдала только 15 декабря 1914 года, когда корабли Шпее уже неделю как покоились на дне у Фолклендских островов. Другие утверждают, что англичане всё же успели использовать шифр «Магдебурга» и именно он помог одержать одну из самых блестящих побед Англии на море.
С началом войны на Тихом океане оказалась достаточно сильная эскадра адмирала фон Шпее. Собрав все свои силы в единый кулак, Шпее повёл эскадру на прорыв в Германию, минуя мыс Горн. По пути следования Шпее уничтожил британскую эскадру адмирала Кэрдока, которая безуспешно пыталась его задержать у мыса Коронель.
Потерпев поражение в сражении при Коронеле, англичане должны были усилить свои позиции в Южной Атлантике. Для этого туда были посланы линейные крейсера «Инвинсибл» и «Инфлексибл» во главе с вице-адмиралом Стэрди.
Одержав победу, Шпее зашёл в чилийский порт Вальпараисо. Там его ждала шифрованная телеграмма морского министра, адмирала Тирпица. От Шпее, испытывавшего недостаток боезапаса, не ожидали больше никаких активных действий. Он должен был лишь незаметно проскочить в Северное море на соединение с главными силами кайзеровского флота. «Мы получили сведения о концентрации значительных английских сил у восточного побережья Южной Америки, — вспоминал впоследствии Тирпиц — Поэтому я предложил радировать находившемуся в Вальпараисо Шпее, что он может покинуть восточное побережье Южной Америки и направиться к северу через центральную часть Атлантики или вдоль берегов Африки».
Эскадра Шпее незаметно вошла в Атлантику. Теперь немцам надо было затеряться в её просторах и следовать на север, к родным базам. Неожиданно для всех на военном совете Шпее объявляет командирам кораблей о своём решении напасть на Порт-Стэнли (на Фолклендских островах), разрушить радиостанцию и захватить британского генерал-губернатора. Мнения разделились. Возражая командующему, командир «Гнейзенау» Меркер высказался, что эта цель не оправдывает риска, которому подвергнется эскадра.
Почему такой опытный и осторожный адмирал, как Шпее, внезапно принял столь рискованное и роковое для себя решение? Об этом вот уже почти 100 лет спорят историки и не находят однозначного ответа. Есть мнение, что перед самым выходом из Вальпараисо адмирал неожиданно получил некую радиоинформацию, что на Фолклендах нет английских кораблей.
Адмирал Стэрди прибыл в Порт-Стэнли только утром 7 декабря, где занялся погрузкой топлива, а на следующее утро к островам уже подошла эскадра фон Шпее, который никак не рассчитывал встретить там английские линейные крейсера. Создаётся впечатление, что англичане заранее знали, когда и где окажется их противник, и поэтому действовали наверняка. Итог встречи был предрешён.
В конце боя горящий флагман Шпее «Шарнхорст» внезапно развернулся и пошёл на англичан в самоубийственную атаку. Этим отчаянным манёвром адмирал пытался прикрыть отходящую эскадру. На «Шарнхорст» обрушился весь огонь крупнокалиберных орудий англичан. Спастись с «Шарнхорста» не удалось никому.
Покончив с броненосным крейсером «Шарнхорст», англичане уничтожили и его «систершип» — броненосный крейсер «Гнейзенау», а затем уже поодиночке расстреляли лёгкие крейсера «Нюрнберг» и «Лейпциг».
В результате происшедшего боя Англия потеряла одного матроса, что касается немцев, то их потери составили два броненосных и два лёгких крейсера и более 2000 моряков во главе с самим адмиралом Шпее.
Незадолго до гибели германский адмирал поднял на мачте своего флагмана сигнал; он просил прощения у командира броненосного крейсера «Гнейзенау», капитана 1-го ранга Меркера за своё роковое решение напасть на Порт-Стэнли.
Впоследствии адмирал Тирпиц недоумевал: «Что заставило этого прекрасного адмирала идти к Фолклендским островам? Уничтожение расположенной там английской рации не принесло бы большой пользы, ибо, сообщив, что германская эскадра находится здесь, она полностью выполнила бы своё назначение».
Кайзер Вильгельм II на полях донесения о злополучном сражении недоумённо начертал: «Причина, побудившая Шпее атаковать Фолклендские острова, всё ещё остаётся тайной».
Есть в этой непонятной истории и другая загадка. По свидетельству уцелевших моряков эскадры и немцев, живших в Вальпараисо, приподнятое настроение, владевшее адмиралом после победы под Коронелем, незадолго до выхода в море внезапно сменилось глубокой подавленностью. Шпее неожиданно, без видимых причин отменил торжества, устроенные в его честь, а принимая цветы у местных дам, мрачно заметил: «Это венок на мою могилу…»
«Да и в разговорах адмирала с окружающими проглядывало предчувствие, что его деятельности скоро придёт конец», — отмечал английский историк Корбетт.
В 1916 году английские контрразведчики арестовали немецкого капитана Ринтеллена, организатора эффективной разведывательно-диверсионной сети в США. Потом его передали американцам, а те отправили капитана на каторжные работы. Отбыв срок, Ринтеллен вернулся домой, но ему пришлись не по душе «коричневые порядки» в Германии, и в 30-е годы он эмигрировал в Англию. В своих воспоминаниях, ссылаясь на беседу с одним офицером британской морской разведки, Ринтеллен писал, что англичане были твёрдо уверены: Шпее «заглянет» в Порт-Стэнли. Откуда проистекала эта уверенность, Ринтеллену, естественно, не сообщили. Умолчали об этом и авторы британских послевоенных исторических трудов. Так что причины внезапного удара по Порт-Стэнли, обернувшегося для германской крейсерской эскадры адмирала Шпее смертельным бумерангом, поныне остаются одним из «белых пятен» в истории морских сражений XX столетия.
Из книги английского историка Нордмана «Бой у Фолклендских островов», изданной вскоре после сражения: «В донесении английского адмирала не имеется сведений о том, в какой мере для германских судов встреча с эскадрой адмирала Стэрди являлась неожиданной. Однако действия «Гнейзенау» и «Шарнхорста» дают основания полагать, что присутствия здесь крейсеров-дредноутов они не ожидали».
Это утверждение весьма любопытно, так как любой командир, принимая решение на бой, обязательно предварительно оценивает обстановку. Ясно, что Шпее не знал о сосредоточении английского флота в Порт-Стэнли. А знали ли об этом сами англичане? Оказывается, буквально накануне боя, 7 декабря, «к великой радости всех, без предупреждения (!) явилась эскадра адмирала Стэрди».
Автор «Боя у Фолклендских островов» Нордман утверждает, что немцев подвела плохо организованная разведка. Но так ли было на самом деле? Ведь отправление Шпее только двух крейсеров к Порт-Стэнли свидетельствует о том, что хотя германский адмирал и был уверен в отсутствии там британских сил, но, действуя по правилу «бережёного бог бережет», на всякий случай провёл доразведку. Выходит (если, конечно, безоговорочно принять английскую версию), бой 8 декабря завязал «его величество слепой случай». Но случай ли это?
Из книги Нордмана: «После длительного перехода механизмы требовали переборок, корабельные инженеры-механики рассчитывали на то, что им будет дан соответствующий срок для работ, однако адмирал не счёл возможным согласиться на это и предписал кораблям оставаться в двухчасовой готовности». Потрясающая предусмотрительность! Откуда было англичанам знать, что буквально через несколько часов рядом объявятся немцы?
Всё это наталкивает нас на мысль, что незадолго до боя Шпее получил некую шифрованную телеграмму за подписью берлинского начальства (от морского министра или Военно-морского штаба) примерно следующего содержания: «На Фолклендских островах противника нет. Следовать к Порт-Стэнли, разрушить береговые объекты, по возможности захватить пленных, после чего идти домой». Текст мог быть и другим, но суть его заключалась в ключевой фразе — противника нет. Только в данном случае становится понятным внезапное решение Шпее напасть на Порт-Стэнли с минимумом боезапаса.
Ряд историков считают, что приказ, согласно которому эскадра должна была атаковать Фолкленды, был поддельным. Британцы просто использовали в данном случае шифр «Магдебурга» и от имени германского Военно-морского штаба направили эскадру в ловушку. Вероятно и то, что у командира «Гнейзенау» были какие-то опасения на этот счёт, но немецкая пунктуальность всё же одержала верх над интуицией.
Дело в том, что, получив фальшивку, ни перепроверить, ни уточнить её Шпее не мог, эскадра уже выходила в океан. А на переходе выходить в эфир он не имел права, так как должен был сохранять скрытность. Найти какое-либо другое объяснение действиям адмирала Шпее в данном случае нельзя.
Но если причиной гибели германской эскадры послужила радиограмма англичан, то кто и как подсунул её немецкому адмиралу и, наконец, откуда была прислана шифровка? Определимся сразу, что из Лондона или какого-либо другого английского города её вряд ли бы передали. Немецкие радиоразведчики наверняка бы запеленговали радиопередатчик, а перехватив такую радиограмму, узнали бы, что противник владеет их шифрами.
Российский историк И. Боечин отмечает. «Остаётся предположить, что некто дал шифрованную телеграмму из того же Лондона на Гавайи или в Вальпараисо. Причём внешне сообщение это могло носить чисто коммерческий характер. Кто не знает, что бизнесмены и в мирное время, и в военные годы одинаково тщательно засекречивают некоторые сделки. Оттуда приказ легко дошёл бы до Шпее, тем паче что адмирал уже пользовался гавайским каналом связи при переходе через Тихий океан. То, что прочитает телеграмму только адмирал, в британском адмиралтействе не сомневались. Если всё происходило так, то расчёт дезинформаторов был точен: до пленения Шпее не сможет никому рассказать об обмане до конца войны, а если адмирал погибнет, то тайна умрёт с ним. Так и получилось в декабре 1914 года, когда все концы хитро задуманной операции буквально в воду канули».
Именно так, судя по всему, была проведена первая крупная «радиоигра» с помощью захваченных шифров «Магдебурга», увенчавшаяся полным уничтожением целой неприятельской эскадры. Так что намёки Ринтеллена в контексте вышеизложенного представляются нам небезосновательными.
Увы, фолклендский успех работы с шифром «Магдебурга» англичанами не был в должной мере использован в дальнейшем. Шифр «Магдебурга» сыграл, как это ни странно, весьма негативную роль для англичан на завершающей стадии известного Ютландского сражения в конце мая — начале июня 1916 года из-за возникшего недоразумения с расшифровкой немецких сообщений. Криптологи из «комнаты 40» располагали правильной информацией о местонахождении немецкого флота. Из перехваченных ими и расшифрованных 16 немецких депеш, имевших отношение к Ютландскому сражению, о трёх было доложено командованию британского флота. Но одно из них содержало очевидную ошибку, хотя и не имевшую существенного значения. Однако адмирал Джелико, увидев несоответствие в одной из расшифровок, не поверил и остальным. В результате английский флот не смог завершить победой это сражение.
Но были у англичан и серьёзные успехи. Так, знакомясь с помощью шифров «Магдебурга» с содержанием телеграмм германского министра иностранных дел Циммермана, англичане обратили внимание на указание немецкому посланнику в Мексике. Ему предписывалось сделать предложение Мексике выступить на стороне Германии против США и воздействовать через японское представительство на Японию, с тем чтобы она покинула Антанту и вступила в Тройственный союз. Это позволило союзникам предпринять предупредительные меры. В начале 1916 года германские учреждения, в том числе МИД Германии, обменялись с германским дипломатическим представительством в США серией шифрованных телеграмм, которые были прочитаны в «комнате 40». В одной из них настоятельно предлагалось оказывать всемерную поддержку бывшему британскому консулу Роджеру Кейсменту, который намеревался поднять восстание в Ирландии. В другой телеграмме сообщалось о намечавшейся переброске Кейсмента в Ирландию на подводной лодке. 12 апреля англичане расшифровали телеграмму с кодовым сообщением об отправке Кейсмента, и к моменту его высадки в Ирландии он был там арестован. 3 августа он был повешен как немецкий шпион.
Другим активным немецким разведчиком, проходившим по расшифрованным сообщениям, был капитан германского флота Франц Ринтеллен, являвшийся организатором знаменитой диверсионной атаки Германии против США в ходе Первой мировой войны. Эта атака состояла из ударов по судам любой государственной принадлежности, перевозившим грузы, предназначенные для военных нужд. Ринтеллен был захвачен англичанами благодаря прочитанным ими сообщениям германского военного атташе в Вашингтоне фон Папена, извещавшего о том, под какой «нейтральной» личиной и каким путём он возвращается домой, в Германию. Между прочим, Ринтеллен получил от своей американской агентуры сведения о том, что англичане читают немецкие шифры, и просил принять срочные меры. Однако этому сообщению, на беду Ринтеллена, в Берлине не придали значения.
Шифры крейсера «Магдебург» оказали самое непосредственное влияние на развитие не только хода боевых действий на море, но и на сам ход Первой мировой войны. В этом не может быть никаких сомнений!
Судьбы участников «Магдебургской» эпопеи
Война и последовавшие за ней события в России, Германии да и во всём остальном мире вмешались в судьбы тех, кто имел отношение к «Магдебургу» и его тайнам. Мало кто из них уцелел в мясорубке революций и Гражданской войны.
Командующий Балтийским флотом адмирал Николай Оттович Эссен, так много сделавший для того, чтобы тайна «Магдебурга» принесла как можно больше пользы и российскому, и британскому флотам, в 1915 году умер от круппозного воспаления лёгких на своём флагманском броненосном крейсере «Рюрик». Были разговоры, что адмирала отравили германские агенты, но это осталось недоказанным.
Андриан Иванович Непенин стал в 1916 году вице-адмиралом и командующим Балтийским флотом. 4 марта 1917 года в разгар массовых убийств офицеров был убит выстрелом из толпы. После революции нашлись «герои» из бывших матросов, которые утверждали, что это лично они застрелили в спину из винтовки своего командующего. Однако доныне высказываются предположения, что тут приложила руку германская разведка, которая не могла простить Непенину его решающей роли в использовании шифров «Магдебурга», а матросы были лишь слепым орудием убийства в опытных руках германских резидентов. Как известно, именно германские агенты во многом руководили событиями февраля 1917 года в Гельсингфорсе, когда и был убит Непенин. Так что предположение, что убийство адмирала стало расплатой за шифры «Магдебурга», не лишено оснований.
Капитан 1-го ранга Иван Иванович Ренгартен до конца Первой мировой войны будет состоять в штабе Балтийского флота на различных ответственных должностях, всегда пользуясь большим влиянием. После Брестского мира лучший радиоразведчик России преподавал в Морской академии. В январе 1920 года Ренгартен, согласно официальной информации, умер от тифа в Петрограде. Впрочем, точная причина смерти Ренгартена не установлена.
Лейтенант службы связи Балтийского моря, граф Михаил Владимирович Гамильтон, благодаря наблюдательности и усердию которого, собственно, и были найдены секретнейшие германские документы, прожил в отличие от большинства своих сослуживцев долгую жизнь. Первую мировую войну он закончил в должности флаг-капитана штаба Балтийского флота. Затем воевал на стороне белых на Северном фронте. Служил в разведотделе штаба командующего союзными силами в Архангельске, состоял штаб-офицером для поручений при генерал-губернаторе Северной области. Эмигрировав, проживал в Париже, был адъютантом генерала Миллера до его похищения органами НКВД в 1938 году. Умер во Франции в марте 1975 года.
Его коллега по обнаружению секретных документов, флаг-капитан транспортной флотилии Черноморского флота, капитан 1-го ранга Эммануил Сальвадорович Молас, нашедший в августе 1915 года турецкие шифры на крейсере «Меджидие», умер или был убит в 1918 году. Сведения о его судьбе крайне скупы. Как знать, может, и с Моласом свели счёты за его усердие в деле добычи шифров?
Михаил Александрович Кедров после передачи англичанам сигнальной книги «Магдебурга» был прикомандирован к британскому Гранд Флиту. В 1915 году был назначен командиром новейшего линкора «Гангут». Карьере Кедрова не помешало даже известное выступление матросов на этом дредноуте. Вскоре Кедров был произведён в контр-адмиралы и назначен начальником Минной дивизии. После Февральской революции он был помощником морского министра и фактически руководил этим ведомством. В апреле 1917 года Кедров был назначен начальником Морского генерального штаба. Затем он стал уполномоченным Морского министерства при Русском правительственном комитете в Лондоне, занимался координацией действий русских морских агентов в Лондоне и Париже. В период Гражданской войны адмирал Колчак поручил ему организацию работы транспортов по снабжению белых армий. В 1920 году Кедров, командующий белым Черноморским флотом, был произведён в вице-адмиралы. Руководил переходом Черноморского флота в Стамбул в октябре 1920 года, в результате которого были эвакуированы армия Врангеля и гражданские беженцы. В своих воспоминаниях Врангель писал, что Кедров имел репутацию исключительно умного, решительного и знающего моряка. Эмигрировав, Кедров жил во Франции. Работал инженером, опубликовал в Париже монографию «Современный курс железобетона». Был председателем Федерации русских инженеров в Париже. Играл значительную роль в русской военной эмиграции, был председателем Военно-морского союза. В 1945 году Кедров вошёл в состав делегации русских эмигрантов, посетивших советское посольство и приветствовавших военные успехи Красной армии, но советского гражданства так и не принял. Скончался в октябре 1945 года в Париже.
Контр-адмирал Борис Петрович Дудоров, имевший самое непосредственное отношение к работе наших дешифраторов на секретной радиостанции «Шпитгамн», в годы Гражданской войны был в войсках Колчака. Эмигрировав, проживал в США. Написал интересные воспоминания об адмирале Непенине, где, кстати, весьма красочно описал эпизод с «Магдебургом». Умер в октябре 1965 года.
Капитан 1-го ранга Михаил Платонович Давыдов, возглавивший в 1916 году службу связи Балтийского моря и продолживший дело Непенина по совершенствованию дешифровки вражеских донесений, в 1918 году был расстрелян в Петрограде большевиками. Вполне возможно, что это было сделано не без участия немецкой разведки, у которой с Давыдовым были давние счёты.
Что касается Попова-Феттерлейна, то следы его теряются в 1917 году на Кавказском фронте, где он, как и всегда, занимался дешифровкой. В тот период Черноморский флот готовился к десантной операции на Босфор, и вскрытие турецких шифрограмм было особенно важным. Поэтому выдающийся специалист и был откомандирован с Балтики на Чёрное море. На юге Попов-Феттерленд успел оказать неоценимую услугу во время Трапезундской десантной операции, которая должна была стать прологом удара на Босфор. О дальнейшей судьбе выдающегося российского специалиста по шифрам мы ничего не знаем. Его следы затерялись в неразберихе революций и Гражданской войны. Возможно, что гениальный дешифровщик был убит или умер от тифа, но возможно и то, что он, в очередной раз сменив имя, продолжил заниматься своим любимым делом уже в Советской России. Специалистами такого уровня не разбрасывается ни одна власть!
* * *
Ну а как сложилась судьба самого крейсера «Магдебург», после того как на его мачте был поднят Андреевский флаг?
После обследования крейсера было принято решение снять его с камней, притащить в Ревель и там попробовать ввести в строй. Балтийский флот очень нуждался в лёгких быстроходных крейсерах, и «Магдебург» был бы настоящим подарком. Идеей ввести «Магдебург» в строй загорелся Эссен. В составе Балтийского флота было мало современных лёгких крейсеров, и «Магдебург» был бы весьма кстати.
Однако снять крейсер с камней так и не удалось. Сложная обстановка в море и начавшиеся осенние шторма не позволили быстро провести спасательную операцию. Когда же весной 1915 года вернулись к вопросу снятия «Магдебурга» с камней, то при повторном обследовании оказалось, что корабль за зиму так разбит волнами, что от него остался лишь дырявый остов. После этого с «Магдебурга» сняли все возможные механизмы и орудия, а сам корабль был оставлен на волю стихии. Через несколько лет корпус крейсера был полностью разбит штормами.
Удивительно, но я помню ветеранов-мичманов, которые рассказывали, как ещё в середине 50-х годов XX века они отрабатывали учебные стрельбы с кораблей Таллинской ВМБ и торпедных катеров по остову «Магдебурга». К тому времени это была просто груда искорёженного ржавого металла, в которой невозможно было что-либо разобрать. Затем якобы бренные останки «Магдебурга» всё же разобрали на металлолом, основная часть металла была доставлена в Лиепаю на металлургический завод «Сарканас металургс», где и пошла в переплавку.
Оставили свой след в отечественной истории и орудия «Магдебурга». Так, 105-мм орудиями германского крейсера была вооружена канонерская лодка «Храбрый», которая прожила долгую боевую жизнь. Канонерка провоевала не только Первую мировую, но и Великую Отечественную и была выведена из боевого состава лишь в середине XX века, так что орудия «Магдебурга» стреляли по врагу уже в годы Великой Отечественной войны. Часть артиллерии германского крейсера была передана на береговые батареи Балтийского флота и приняла участие в обороне Ленинграда 1941–1944 годов.
Что касается турецкого крейсера «Меджидие», ставшего источником получения турецкого морского шифра, то он вскоре был поднят нашими моряками. После капитального ремонта и перевооружения «Меджидие» получил новое имя — «Прут», в честь геройски погибшего в бою с германским линейным крейсером «Гебен» минным заградителем «Прут». Под этим именем крейсер вошёл в состав Черноморского флота и принял участие в нескольких операциях Первой мировой войны. Впоследствии, во время Гражданской войны, «Прут» был возвращён Турции, где снова был переименован в «Меджидие». В ВМС Турции «Меджидие» прослужил до конца 1940-х годов.
Достаточно любопытно сложилась судьба пленных моряков с «Магдебурга». Из воспоминаний капитана 1-го ранга Графа: «Всех пленных отправили в Балтийский порт для дальнейшего следования в Ревель. Тяжело было смотреть на командира и офицеров, которые, видимо, переживали сильную драму. Что же касается пленных матросов, то они относились к происшедшему довольно безразлично, а машинная команда, которая, по её рассказам, страшно устала от непрерывных походов с начала войны, даже была довольна, что может отдохнуть».
Команду «Магдебурга» сначала держали в Ревеле, где проводились опросы о состоянии германского флота. Потом пленных немцев перевели в Петроград, в Петропавловскую крепость. И в конце концов отправили по Транссибу на Дальний Восток.
К этому времени в плен к нам сдались уже четыре австро-венгерские армии, и вся Сибирь оказалась буквально забита военнопленными. Для жилья использовали всё, вплоть до цирков шапито. Пленные «магдебургцы» взбунтовались на станции Маньчжурия.
— Мы уже свыклись с мыслью, что будем размещены в Сибири, но зачем нас везут в Китай?
Дело в том, что Амурская дорога в то время ещё не была достроена и поезда шли по КВЖД. Начальник поезда обратился к командиру крейсера Хабенихту, чтобы тот объяснил своим матросам: поезд идёт через русскую концессию в Китае, а дальше — опять Россия. «Магдебургцы» были в полнейшем изумлении: «Как, и за Китаем ещё Россия? У русских так много земли?»
В конце концов команда крейсера во главе со своим командиром, капитаном 2-го ранга Хабенихтом попадает под Владивосток, на Красную Речку, в лагерь военнопленных. Сам Хабенихт, несмотря на то что содержали «магдебургцев» достаточно строго, 31 января 1915 года бежал, но, разумеется, был пойман.
Когда бежавшего капитана «Магдебурга» вернули в лагерь, режим содержания команды, естественно, был ужесточён. Представители миссии Красного Креста, навещающие военнопленных, сообщают об этом за рубежом. Посёлок Красная Речка не сходит со страниц зарубежной прессы, он становится известен в Испании, Дании, США. Все озабочены положением команды «Магдебурга». Немцы принимают ответные меры, они сгоняют пленных русских моряков во Франкфурт-на-Одере и создают для них условия карцера. Наши моряки пытаются протестовать, передают испанскому послу в Берлине Поло, посетившему военнопленных, письмо о невыносимых условиях жизни, из-за которых среди матросов дело доходит даже до самоубийств. По заявлению германского командования, условия жизни русских моряков в плену не будут изменены до тех пор, пока не изменятся условия содержания «магдебургцев» на Красной Речке. На это наши власти заявили: «Мы дадим прочитать газеты, в которых расписано, какие ужасные условия на Красной Речке, морякам с «Магдебурга». И потом то, о чём написали эти газеты, организуем в действительности. Тем более что условия, которые вы создали для наших моряков, несопоставимы с теми, в которых содержатся «магдебургцы», но шума на весь мир из-за этого никто не поднимает». Буквально в считаные дни нашим пленным морякам в Германии создают относительно нормальные условия. Инцидент был исчерпан.
В 1917 году, когда «магдебургцев» перевели в Иркутск, Хабенихт бежал ещё раз, на этот раз успешно. Пересёк за месяц всю Россию и уже в конце марта рапортовал своему начальству, что прибыл и готов приступить к службе. А после войны Хабенихт занялся поиском своих товарищей по плену, поддерживал матросов из своей команды, помогал устроиться на работу тем, кто в этом нуждался. У него с женой были сталелитейные заводы под Касселем… О причинах внезапного богатства Хабенихта ходило много разговоров, но правды так никто и не узнал. Как не вспомнить здесь ещё раз историю о таинственном золоте «Магдебурга»!
О крейсере «Магдебург» всегда много писали. Ещё бы! С помощью найденных на нём германских шифров во многом была предопределена победа союзников на море в Первую мировую войну. Но все ли тайны «Магдебурга» раскрыты? Не хранят ли архивы для нас ещё новых откровений и открытий? Как знать, может быть, пройдёт совсем немного времени — и новые, дотоле ещё не известные тайны «Магдебурга» станут нам известны благодаря пытливым исследователям прошлого.