Книга: Войпель. Сентиментальный триллер
Назад: Глава четвёртая Ночная мистика – совместно с ужасами
Дальше: Глава шестая Новоявленный сыщик

Глава пятая
Встреча на берегу пруда
Или – немного про Войпеля

Сергей проснулся в шесть тридцать и задумался: – «А во сколько (по времени), питерские горожане и горожанки отправляются – по утрам – выгуливать своих верных четвероногих друзей, а? Что-то я, за давностью лет, запамятовал.… Вообще-то, наверное, рано. В том смысле, что от семи до семи тридцати. Но сегодня, опять же, воскресенье. Следовательно, попозже? Или как? Не знаю. Впрочем, не буду рисковать…».
Он поднялся с постели и отправился в душ: голова слегка трещала со вчерашнего, так как на двух бутылках коньяка они, понятное дело, не остановились и «усугубили» ситуацию водочкой.
После десятиминутного контрастного душа ожидаемо полегчало, и он, одевшись, слегка помахал руками-ногами (типа – сделал зарядку), после чего занялся приготовлением завтрака. Так, ничего особенного: яичница из четырёх куриных яиц (купил вчера поздним вечером в ларьке, возвращаясь от Саныча), пожаренная с оленьей вялено-копчёной грудинкой, хлеб с маслом и большая кружка чёрного крепкого кофе без молока и сахара. Классический завтрак многолетнего холостяка, короче говоря.
Вообще-то, в холодильнике и две пол-литровых банки пива имелись. Ну, из нетленной серии, мол, пиво – с похмелья – ещё никогда и никому лишним не было. Но…
– Пиво сегодня, увы, мне противопоказано, – уплетая яичницу, хмуро пробормотал Сергей. – По крайней мере, в ближайшие часы. Ну, а там видно будет. Посмотрим. По ситуации.
Как легко догадаться, он собрался прогуляться к Кирпичному пруду: ведь именно вдоль его береговой линии – по словам Сан Саныча – Ольга Гущина регулярно прогуливалась со своей собакой. Совершенно ничего хитрого.
Боялся он, честно говоря, этой встречи. Очень боялся. Но – одновременно с этим – ждал, мечтал и желал. Так желал, как ничего другого в этой жизни никогда не желал. Бывает. Любовь, как известно, субстанция странная, слегка запутанная и не всегда понятная. Не всегда понятная – простым смертным, я имею в виду…
Такое, вот, стихотворение сложилось у Сергея в голове полтора месяца назад:
Чистый слог, он нам завещан Богом.
Стройный стан – на много лет назад.
Осень затаилась за порогом.
Листья жёлтые – над городом – летят.

Листья жёлтые спускаются на озеро.
Между листьями лишь серые глаза.
И звучит – далёкая мелодия.
В воду падает – нежданная слеза.

Догорит костёр, и я уеду.
В те места, где не был много лет.
Подновлю могилки бабке, деду.
Встречу странный, призрачный рассвет.

И пойду гулять – тишком – по городу.
Веря, что случайно, навсегда.
Встречу серые – похожие на омут,
Милые, знакомые глаза…

Встречу серые. Похожие на омут.
Милые, знакомые глаза…

Это утро выдалось, на удивление, тихим и погожим, только слегка прохладным: температура окружающего воздуха – по ощущениям – не превышала пяти-шести градусов тепла.
На хлипкой «припарадной» лавочке, доверчиво подставив морщинистые лица скупым солнечным лучам, сидели знакомые старушки.
– О, Серенький нарисовался! – обрадовалась оптимистически-настроенная Матрёна Ивановна. – Никак, снова – с утречка пораньше – за пивком намылился? Ай-яй-яй. Нехорошо, мальчик…. Смотри, сокол ты наш одноглазый, доиграешься. От регулярных утренних пивных возлияний – до пошлого хронического алкоголизма – всего-то один маленький шажок. Пройдёшь его, мил-друг, и не заметишь. А когда заметишь, то поздно уже будет. Как жизненная практика-диалектика и показывает.
– Не, он сегодня, отнюдь, не пивными банками-бутылками озабочен, – мудро усмехнувшись, не согласилась с подругой седовласая Ульяна Макаровна. – Причёсан, тщательно выбрит, белая рубашечка под курткой, ботиночки начищены до блеска зеркального. Спорить готова (на что угодно), что без дел сердечных и давних здесь не обошлось. В том смысле, что без прекрасных серых глаз…
– Здравствуйте, бабушки, – слегка засмущался Сергей. – Хорошая погода, не правда ли?
– Правда ли, правда ли.
– Не плохая, симпатичный молодой человек, это точно.
– А вам, милые бабушки, чего не спится? Зачем в такую рань раннюю поднялись?
– Какой же тут сон? – удивилась Матрёна Ивановна. – Боимся, видишь ли, всё самое интересное проспать.
– Опять что-то случилось?
– Это точно, случилось. Очередное…. Примерно с час назад наркоманы шли со стороны сквера. Шли и грязно ругались, болезные, последними, что называется, словами. Мол, пропал куда-то ларёк возле сквера, торгующий «дурью» и «таблетками»: вчера, мол, ещё торговал, а сегодня исчез – в неизвестном направлении. Ленточный фундамент стоит на прежнем месте, как вкопанный, а сам павильон-то – тю-тю. Испарился.
– Ничего себе.
– А ещё и продавца из этого пропавшего ларька нашли, – невозмутимо дополнила Ульяна Макаровна. – Возле Будапештской, между двумя пятиэтажными «хрущёвками». Мёртвого, понятное дело. Говорят, что застрелился. Или же, мол, застрелили, а самоубийство инсценировали.… Вот, Серенький, как ты объявился в этих краях, так у нас они и начались, непонятки кровавые…. А? Что скажешь?
– Ерунда, – пожал плечами Сергей. – Насквозь случайные совпадения. И не более того. Бывает…. Ладно, бабушки, пошёл я. Всех благ…

 

Он, перейдя через перекрёсток Будапештской и Димитрова, добрался до Кирпичного пруда: низкий безлюдный берег, серый каменистый песочек, перемешанный – местами – с овальными островками чахлой пожелтевшей травы, тёмно-зелёные бочки для сбора мусора, лёгкая туманная дымка над водой.
«Никого», – медленно шагая вдоль кромки воды, подумал Сергей. – Может, я рано пришёл. Или же, наоборот, опоздал. Чёрт подери…. Ладно, погуляю здесь немного – в пределах часа. Или, например, двух-трёх…. Стоп-стоп. Ничего себе – следочки на песке. В том плане, что чёткие отпечатки огромных босых подошв. Огромных-огромных. Только, блин, четырёхпалых босых подошв…. Хм. Точно такие же приметные следы я видел с полгода тому назад – там, в Республике Коми, в одном глухом лесном урочище. Местный охотник тогда клятвенно уверял, что это были следы йети. То есть, приснопамятного снежного человека…. Ну, и как прикажете это понимать? Мол, по Санкт-Петербургу, сомнений и страха не ведая, разгуливают обнаглевшие в корягу йети? Или же это чья-то дурацкая шутка? Типа – очень смешная, эстетичная и без меры весёлая? Всё, положа руку на сердце, может быть: дефицита доморощенных шутников-юмористов в нашем славном Купчино никогда не наблюдалось.… Эге, а вот здесь – совсем-совсем недавно – лежало что-то массивное, тяжёлое и прямоугольное. То бишь, некий громоздкий параллелепипед…. А потом его, как я понимаю, затащили в пруд – характерная широкая полоса и босые четырёхпалые следы, по крайней мере, «уходят» в воду. Вот же, блин горелый…».
– Гав! Гав! Гав! – раздался где-то рядом азартный лай. – Гав!
– Серый, противный мальчишка! Не смей хулиганить! – велела молодая женщина. – Немедленно отойди от бочки! Незамедлительно, злостный двоечник! Ко мне!
«Что такое?», – обеспокоенно зашелестело в голове. – «Это ко мне обращаются? Какая ещё бочка? Ничего не понимаю…».
Сергей резко обернулся и зачарованно замер.
«Это же она, Ольга Николаевна Гущина – собственной симпатичной персоной», – прокомментировал невозмутимый внутренний голос. – «Невысокая и очень стройная. Со стильной короткой стрижкой «под мальчика» – как и тогда. И сердце в груди постепенно сходит с ума – как и тогда…. Изменилась ли она за эти годы? Внешне, я имею в виду? Трудно сказать. Издали – так вроде и нет. В том плане, что с такого приличного расстояния всяких мелких деталей не рассмотреть. Возрастных морщинок, к примеру. Или же неаппетитных старческих пигментных пятен…. Всё-всё, молчу-молчу. Шуток совсем не понимаешь, дурилка картонная? Не сердись, братец. Больше, честное слово, не буду хохмить. По крайней мене, в ближайшие полчаса. Может быть…. Смотри-ка ты, она своего шустрого кокер-спаниеля величает – «Серым». Типа – в честь тебя? Ну-ну. Ха-ха…. Ага, строго отчитывает пёсика, мол: – «Не смей, хулиган отвязанный, подходить к бочкам с мусором…». Или же – не в честь? А, так сказать, из вредности? Мол: – «Ты, морда упрямая, меня не послушался и ушёл в армию? Ладно, не вопрос. Тогда я себе пса заведу. Назову – «Серым». И буду его воспитывать – до полной потери пульса, долго и изощрённо. Отыграюсь, ужо, по полной и расширенной программе…». Может, братец, стоит тупо обидеться и уйти? Ну, в плане проявления элементарной мужской гордости? Что, что? Не согласен? Куда-куда пойти? Понятное дело, грубиян законченный и хам трамвайный. Никто, собственно, и не сомневался в твоих лингвистических пристрастиях. Плавали – знаем…. Тогда, упрямец неисправимый, сам здесь и разбирайся. Чай, уже не маленький. А я, извини, обиделся и умолкаю…».
Ольга, присев на корточки, старательно обтирала псу лапы – светлой тряпкой, которую достала из полиэтиленового пакета.
Сергей, остановившись метрах в пяти-шести, нерешительно кашлянул.
Узкая спина в стареньком пальтишке вздрогнула.
Ольга, отпустив собаку и выронив тряпку, медленно выпрямилась, плавно обернулась и выдохнула:
– Ты…
«Какие же у неё глаза!», – восхитился отходчивый внутренний голос. – «Блестящие-блестящие, светлые и очень радостные…».
– Я. Здравствуй, Оля.
– Здравствуй…. Рада тебя видеть. С прибытием.
– Гав-гав! – пего-серый пёс, уразумев, что хозяйке сейчас не до него, радостно помчался вдоль кромки воды. – Гав, гав…
«Не блестят больше глаза», – доложил дисциплинированный внутренний голос. – «Словно бы потухли…. Знать, «в себя ушла». То бишь, «спряталась в раковину». Плохо это, братец…».
– Вот, вернулся, – неуверенно промямлил Сергей.
– Вижу…. На побывку? Совсем?
– Честно говоря, ещё не знаю. Не решил.
– Думать будешь?
– Ага. Буду.
– Понятно, – коротко улыбнулась девушка. – Думай, странник беспокойный. Думай…. Ну, до свидания?
– Торопишься куда-то?
– Да, дела. Иди…. Стой. Что у тебя с левым глазом?
«Ага, её глаза вновь заблестели!», – оживился запечалившийся было внутренний голос. – «Тревожно-тревожно так. Даже с какой-то внутренней болью…».
– Ослеп, понимаешь, – виновато шмыгнул носом Сергей. – Но немного видит. Так, слегка…
Ольга подошла вплотную и, неодобрительно покачав головой, прошептала:
– И на правой щеке – отметина, – пристав на цыпочки, осторожно провела указательным пальцем вдоль кривого багрово-сизого шрама.
– Это, кха-кха, совсем из другой оперы. Глаз – контузия в Сомали: случайно потревожил противопехотную мину. А шрам – осколок от бетонной стены, в которую пулемётная очередь случайно шандарахнула: в Никарагуа дело было.
– И много у тебя…э-э-э, других шрамов?
– Хватает, если честно, – признался Сергей. – И на ногах, и на спине, и на груди, и на боках…. Много, короче говоря.
– Значит, Серый, вдоволь нагулялся по Белу Свету? Как и мечтал в юности?
– Вдоволь. Даже, наверное, с некоторым перебором.
– Мне показалось, или дружеское прозвище – «Серый» тебе уже не нравится?
– Почему ты так решила?
– Шрам на твоей щеке слегка дёрнулся.
– Не то, чтобы не нравится. Просто отвык немного: во времена странствий меня называли по-другому.
– И как же? Если, конечно, не секрет.
– Не секрет. В доблестном ГРУ – «Яшкой». Армейские прозвища, они – как правило – «завязаны» на конкретной фамилии: Яковлев – Яков – Яшка. Ну, а в Коми – «Войпелем».
– Как? – серые глаза девушки удивлённо округлились.
– «Войпель» – так величают тамошнего главного Бога. Он, согласно седым и древним легендам, является повелителем северного ветра. Что-то там ещё, толком не знаю. Не удосужился расспросить местных жителей…. А я, как раз, тогда являлся начальником метеостанции. То есть, и всякими ветрами – в том числе – занимался. Вот, данное прозвище – по наипростейшей аналогии – ко мне и прилипло. Бывает…. А почему ты так этому удивилась?
– Легенды о могущественном Войпеле имеет к нашему скромному Купчино самое непосредственное отношение.
– Серьёзно? – недоверчиво нахмурился Сергей. – Ничего не путаешь?
– Нет, не путаю. Я же, как-никак, питерский Универ окончила: дипломированный археолог и историк. И дипломную работу, как раз, писала по северным Богам: Войпелю там была отведена добрая четверть.
– Расскажешь про него? И про взаимосвязь Войпеля с нашим районом? Интересно же…. А? Ну, пожалуйста…
– Хорошо, расскажу, – согласилась Ольга. – Пойдём вдоль берега, – махнула рукой. – Пока Серый не потерялся. Он хоть уже и пожилой, но ужасно-любопытный и без всякой меры шустрый.
– А сколько псу лет?
– Почти двенадцать.
– Понятное дело.
– Понятливый какой выискался. Шагаем…

 

Они неторопливо шли вдоль береговой кромки Кирпичного пруда, слегка касаясь друг друга руками и плечами, – как когда-то, много-много лет тому назад.
«Может, братец, уже можно и ладошками сцепиться?», – предложил нетерпеливый внутренний голос. – «Как когда-то, много-много лет тому назад? Считаешь, что ещё рано? Ну, да, конечно. Саныч, сказал, что Ольга не замужем. Но и что из того? Вдруг, у неё имеется сердечный друг? В том плане, что молоденький, пылкий и страстный любовник? У такой симпатичной барышни – и нет хахаля? Позвольте, однако, не поверить…. Всё, всё, молчу-молчу…».
Они неторопливо шагали вдоль берега пруда, и Оля увлечённо рассказывала:
– Итак, Войпель – это Божество в мифологии народностей Коми. Да-да, именно – Божество, а не Бог, так как Войпель имеет сразу несколько ипостасей.… Впрочем, начну по порядку, как у нас, историков, и полагается. Первое письменное упоминание о Войпеле датировано далёким 1501-ым годом, когда митрополит Симон в послании к Великопермскому князю Матвею Михайловичу и всем прочим пермичам, «людям большим и меньшим», упрекал их в том, что они поклоняются «Золотой Бабе и Войпелю болвану…». Болвану? Здесь, очевидно, имелся в виду некий величественный деревянный Идол…. На русский язык имя этого Божества переводится как – «Северный ветер». По другой версии – «Владыка Севера». По третьей – «Лесной дедушка». По четвёртой – «Ночное ухо». По пятой – «Имеющий уши величиной с лист кувшинки, как уши дикой утки с тонким слухом»…. Только – мужского ли он рода-пола? Дело в том, что Войпель – у народностей Коми – описывается как изображение четырёхликой женщины: девочка-женщина-женщина-старуха. Вот, такая плохо-объяснимая и неуклюжая странность…. Считается, что Войпель – в общем и целом – относится к простым людям достаточно благосклонно. К хорошим простым людям, имеется в виду. Поэтому к данному Божеству было принято – во время регулярных молитв и тризн – обращаться с просьбами о крепком здоровье, семейном благополучии и спокойных сытных годах…. Войпель очень не любит шума. И даже может, не на шутку рассердясь, направить на шумящих индивидуумов сильную снежную вьюгу. Согласно древнему поверью, во время колошения хлебов нельзя было громко полоскать бельё, детям – свистеть в свистульки, а подвыпившим мужчина – громко смеяться: иначе жестокий северный ветер мог заморозить все посевы.… В отрогах сурового Уральского хребта (в том числе, в его болотистых горных долинах и лощинах), обитает – как утверждают седые легенды – Шуа, четырёхликая женская ипостась Войпеля, которая может превратить шумного путника в камень. Или же вызвать на помощь – из глубин земных недр – двух ужасных желтоглазых монстров, рвущих провинившихся на части с помощью острых зубов и кривых когтей…. Господин начальник метеостанции, ты меня слушаешь?
– Ага, конечно, слушаю. Причём, очень внимательно. Только я – бывший начальник метеостанции…. А что?
– Ничего. Показалось, что ты просто таращишься на меня, особо и не вслушиваясь в повествование…. Ну-ка, повтори мою последнюю фразу.
– Э-э-э, сейчас-сейчас…, – попытался сосредоточиться Сергей. – Шуа может вызывать – из какой-то там подземной пещеры – двух огромных тёмно-бронзовых зубастых монстров с круглыми ярко-жёлтыми глазами. Вот. Пожалуйста.
– Разве я говорила про тёмно-бронзовую кожу? Да и про то, что у монстров глаза – круглые?
– Ну, не знаю. Просто мне так видится…
«А ещё и уважаемая Матрёна Ивановна вчера рассказывала – про двух тёмно-бронзовых здоровяков с круглыми жёлтыми глазищами, тащивших – со стороны купчинского «Колизея» – восемь пухлых брезентовых мешков, – любезно напомнил въедливый внутренний голос. – «Подчёркиваю, восемь брезентовых мешков с кусками безжалостно-расчленённых человеческих тел. Вот, так-то…. Случайное совпадение? Или же здесь что-то другое? Не знаю, братец, честное и благородное слово. Не знаю…. Ладно, об этом мы с тобой потом вдоволь порассуждаем. Так сказать, на досуге. А сейчас, пожалуйста, не отвлекайся: любуйся своей Оленькой. Любуйся…».
– Видится ему, видите ли, – насмешливо улыбнулась девушка. – Ладно, продолжаю…. Жилище Войпеля (как говорят в народе), расположено на вершине горы Тельпос-из (по-русски – «Гнездо ветров»), которая, кстати, является второй по высоте горой Уральского хребта. А ритуальные капища, воздвигнутые в честь Войпеля, традиционно размещались на вершинах пологих холмов. Идол Войпеля стоял около священной берёзы в окружении деревянных изображений других Богов, среди которых образ Войпеля был, естественно, самым высоким. Около идола, как правило, стоял котёл для жертвоприношений, в который люди складывали принесённые в жертву меха и серебро, выменянное у соседних народов. Среди приношений Войпелю часто встречались речные раковины, мол, они – своей формой – напоминают человеческое ухо. А в большие праздники Войпелю жертвовали скот и других домашних животных…. В одной из красивых народных легенд, записанных Каллистратом Жаковым, известным краеведом Республики Коми, рассказывается о том, как тяжко пришлось людям и всей живой природе, когда внезапно окаменело сердце Войпеля. Оскудела северная тайга, зачахли деревья и кусты, пересохли реки и озёра, ушел лесной зверь, улетели птицы, уплыла рыба. Великий Бог Ен, отец Войпеля, послал тогда белого лебедя, чтобы тот добыл чудесной живой воды и принес ее сыну. Далеко пришлось лететь благородной птице: на самую вершину горы Тельпос-из, где обитал Войпель. Живая вода разбудила Душу Бога и исцелила его сердце. А Войпель – в свою очередь – вернул дикой природе её первозданную красоту и живительную силу. С тех пор Войпель постоянно и неуклонно заботится о северной земле и людях, живущих на ней. Поэтому он и почитался (да и сейчас, к чему скрывать, почитается), народами Коми как главный покровитель человеческого рода и всей природы в целом…. Но во власти Войпеля находятся суровые ветра, снега, морозы, пурга, пороша и метель. И туго приходится тому, кто по неосторожности прогневит этого могущественного северного Бога…. Как тебе, беспокойный странник, мой непритязательный рассказ?
– Очень интересно и познавательно, госпожа лекторша. Огромное спасибо…. Только, извини, причём здесь наше Купчино?
– Рассказываю. Слушай и мотай на ус…. Среди обывателей, конечно, принято считать, что Пётр Первый заложил Санкт-Петербург в совершенно диком, заброшенном и не обустроенном месте. Мол, сплошные топкие болота, миллионы голодных комаров и мрачные гранитные скалы, поросшие пышными мхами и разноцветными лишайниками. Но это совсем не так. В устье реки Невы всегда, начиная с четырнадцатого века, было многолюдно. И русские часто (причём, с превеликим удовольствием), посещали эти земли, и шведы, и датчане, да и чухонцы финские…. Как же иначе? Места здесь были очень уж рыбные. Осетры ловились – волжских да азовских ничуть не хуже, лосось знатный водился, сиг озёрный, минога, хариус, корюшка…. Когда Пётр впервые вступил на этот берег, в устье Невы насчитывалось порядка тридцати пяти деревушек и поселений, не считая хуторков и зимовий. И многие из этих деревень были «оснащены» крепкими стационарными рыбными тонями и мощными коптильнями. Причём, крестьяне коптили не только различную рыбу, но и птицу – в основном гусей, казарок и лебедей, а утками брезговали. Дело в том, что раньше в невском устье – весной и осенью – останавливались на отдых огромные птичьи стаи. Практически бесчисленные. Всё вокруг кишмя кишело. Гогот стоял, прямо-таки, оглушительный…. Потом всю эту вкусную копчёность увозили торговыми кораблями в западные европейские страны. Естественно, не забывая про деревянные бочки с красной и чёрной икрой, а также про ценный нерпичий жир, из которого потом делали отличное мыло. Даже из Копенгагена и Амстердама, судя по историческим документам, сюда регулярно приплывали пузатые бриги и трёхмачтовые фрегаты…. Замечу, что некоторые из этих поселений принадлежали представителям славной шведской аристократии. Например, достославному графу Стенбоку и отставному ротмистру Конау…. А здесь, на берегу бойкой и широкой реки Волковки, располагалась маленькая шведская деревушка – «Купсино». Что в переводе на русский язык означает – «Зайцево». Шустрых лесных зайчишек водилось – видимо-невидимо – на тутошних мшистых болотах…. Ещё из воспоминаний русских офицеров следует, что совсем недалеко от Купсино располагалось «стойбище очень мрачного народа, пришедшего с северо-востока и говорящего на неизвестном языке, слегка похожем на чухонский…», то бишь, на финский. А рядом со стойбищем было сооружено величественное жертвенное капище «со многими деревянными болванами, главным из коих являлся Войпель…». Ходили упорные слухи и о неком секретном подземном тайнике, в котором пришлые люди хранили несметные сокровища. Впрочем, слухи так слухами и остались…. Что было дальше? Точно, увы, неизвестно. Но вскоре и стойбище куда-то пропало. Да и от жертвенного капища не осталось следа. То ли русские солдаты – в тогдашней горячке – постарались. То ли что-то другое, более серьёзное, случилось-приключилось…. В частности, существует предание, что Пётр Первый наспех оглядев свои новые владения, произнёс такую знаковую фразу, мол: – «Кого тут только нет. Староверы, понимаешь, чухонцы, идолопоклонники, шведские графья и ротмистры в отставке. Плюнуть, право слово, некуда. Разогнать надо будет – со временем – всю эту разношерстную братию. Дабы под ногами не мешались и общего вида – будущей российской столицы – не портили…». Так что, всякое возможно…
– Ничего же себе, – восхищённо присвистнул Сергей. – Да, дела-делишки купчинские…. Впрочем, коми-зыряне, действительно, очень активные и выносливые ребята. Да и к дальним кочевьям привычные.… Добрались до невского устья? Почему бы, собственно, и нет? Поссорился, к примеру, некий семейный клан зырян с другими кланами – более многочисленными и могущественными, да и ломанулся – куда глаза глядят. Или же просто звонкий ветер странствий позвал в дорогу. Бывает…. А известно…, м-м-м, где это самое жертвенное капище находилось? Ну, применительно к современному Купчино?
– Я провела необходимые расчёты, ориентируясь, в первую очередь, на русло реки Волковки. Да, в прошлом веке, во время массовой застройки этого района, его успешно засыпали. Но следы – в виде одиночных прудов – остались. Короче говоря, капище Войпеля располагалось в районе современного Шипкинского переулка…. Э-э, Серый…. Вот же, незадача: и тебе это прозвище больше не нравится, да и мой пёс может слегка запутаться…. Давай, я буду называть тебя на армейский манер? То бишь, Яшкой?
– А, что? Извини, задумался…. Яшкой? Конечно, называй…
– О чём задумался-то, Яша?
– Обо всём сразу: о Войпеле и о зубастых монстрах с ярко-жёлтыми круглыми глазищами, о Купсино и Купчино, о брезентовых мешках и любопытных старушках…. О всяких и разных пересечениях-совпадениях, короче говоря.
– Серьёзные такие раздумья, – понимающе покачала головой Оля. – Значит, надолго. Ты и в юности обожал – впадать в серьёзную и долгую задумчивость…. Добавлю, пожалуй, ещё информации для размышлений. Считается, что в 1703-ем году в болотах, рядом с которыми было выстроено шведское Купсино, утонуло восемь шведских драгун. Но существует и другая версия этого скорбного происшествия. Мол, меркантильные шведские солдатики захотели ограбить подземный тайник неизвестного северного народа. То бишь, встали тёмной ночью и незаметно подобрались к капищу. Но там их встретили два ужасных желтоглазых монстра: напали, убили и разорвали – острыми зубами и кривыми когтями – на мелкие части, которые потом сбросили в воды реки Волковки…. Ладно, будем прощаться.
– Как – прощаться? – заволновался Сергей. – Подожди, я совсем не хотел тебя обидеть. И с задумчивостью сейчас покончу. То есть, незамедлительно отгоню её прочь….
– Не отгоняй, не стоит: размышляй себе, не отвлекаясь на всякую ерунду. Да и не обижаюсь я. Ну, ни капельки. Просто нам с Серым уже пора. Дела, знаешь ли.
– М-м-м…. Дела личного плана-характера?
– Общественного, – печально улыбнувшись, сообщила девушка. – Едем с детишками на экскурсию в Павловск…. Ха-ха-ха! Не напрягайся ты так, Яша. Со школьными детишками. Я же учительницей истории работаю, в нашей с тобой «двести пятой» школе.
– А-а-а, кажется, понял.
– «Бэ», как известно, тоже витамины…

 

– Гав-гав! – к ним, весело поматывая коротким куцым хвостом, подбежал серо-пегий кокер-спаниель.
Обежал пару раз вокруг, «заплясал», присев на задние лапы и отчаянно перебирая передними, а после этого, предварительно потёршись о сапоги хозяйки, вопросительно уставился на незнакомого мужчину.
– Иди-ка, тёзка, сюда, – присев на корточки, позвал Сергей. – Поглажу…. Ой, какой же у тебя шершавый язык. Все щёки мне обслюнявил…. И я, брат, очень рад нашему знакомству. Очень-очень-очень…
– Неслыханное дело, – удивилась Ольга. – Серый, он совсем необщительный. И даже чрезмерно подозрительный и нелюдимый. А тут – совсем голову потерял от радости. Бросается к тебе – как к давнему и закадычному приятелю. Словно двухмесячный доверчивый щенок.
– Я же – свой, – пояснил Сергей. – Причём, в доску дубовую. И пёс это чувствует…. Оля, а можно – я тебя приглашу на свидание? Например, сегодня вечером?
– Гав! – поддержал Серый. – Гав, гав, гав!
– Не знаю, право…. Встречаться с человеком без определённого жизненного Пути? У тебя, бродяга неприкаянный, хоть есть намётки – относительно будущей работы? Профессии? Специальности? Или лишь сплошные мутные и невнятные сомнения имеют место быть?
– Закончились сомнения. Честное и благородное слово идейного странника. Определился…. Так как – со свиданием?
– Хорошо, назначай, – длинно вздохнув, разрешила девушка.
– В восемь вечера на нашем месте?
– Замётано, Яша.
– Гав-в-в…
Назад: Глава четвёртая Ночная мистика – совместно с ужасами
Дальше: Глава шестая Новоявленный сыщик