17. Фаон — Ундина
За первые пять дней путешествия я последовательно преодолел:
Пересадочную станцию, где по-хамски перетряхнули весь мой багаж, потому что таможня нашла какую-то ошибку в декларировании оружия.
Терминал Фаона, где багаж не обыскивают, но зато есть риск, что его засунут не в тот блок, и потом ходи, собирай белье по всей галактике.
Терминал ТКЛ-1978, куда меня выкинуло из-за нарушения дерелятивизации в Канале, и целые сутки я проторчал в восьмиместной каюте «для отставших пассажиров», хотя ни от чего не отстал — как и семеро моих сокамерников.
И, наконец, Терминал ТКЛ-1980. За два перегона до Терминала Ундины он встал на моем пути по той же причине, что и 1978-ой, но всего на пять часов.
На 1980-ом я не отходил от загрузочных блоков. Никаких кают отдыха, заявил я сотруднику Терминала и показал на толпу пассажиров, ожидавших, когда починят дерелятивизацию.
— Кто тут крайний? — настойчиво спрашивала одна дама, пока ее муж успокаивал малыша, сидевшего у дамы в рюкзаке за спиной.
До семи лет детей в космос не пускают. Этого малыша, очевидно, пронесли контрабандой в рюкзаке.
— Господа! — смекнув, почему толпится народ, сказал сотрудник Терминала. — Как только дерелятивизация будет восстановлена, вас отправят по назначению в том порядке, в котором вы поступили на Терминал. Не надо устраивать очереди, сохраните ваши билеты, мы будем отправлять вас по билетам.
Крайние возликовали. Стоявшие первыми долго не решались вот так сразу, без боя, покинуть передний край Трансгалактического Канала. Народ зашелестел билетами, сравнивая время прибытия на Терминал и выстраиваясь в новом порядке.
— Где наши билеты? — спросила давешняя дама, поворачиваясь к мужу. Шансов увидеть мужа у нее было не много, потому что он продолжал натягивать малышу вязаную шапку, изображая спутник на стационарной орбите. Сделав полный оборот, но так и не обнаружив супруга, она остановилась, задрала голову и громко повторила вопрос.
Ребенок что-то пролепетал и захныкал. Его мать, ставшая отчего-то вдруг страшно счастливой, крутанулась на месте столь быстро, что мужчина не успел среагировать, и, вместо бантика, тесемки от шапки завязались крепким двойным узлом.
— Никс, ты слышал?! — воскликнула она. — Нет, скажи, ты слышал?
— Что? — спросил перепуганный муж, пряча в кулак оторвавшийся помпончик. Тесемка предательски свисала из кулака. Он спрятал кулак за спину и, перебирая пальцами, подтянул тесемку.
— Он сказал слово!
— Какое?
— Да какая разница! Он сказал свое первое слово!
— Да что ты!
Свободной рукою и так осторожно, словно он брался за горячую лампочку, мужчина повернул голову ребенка лицом к себе. Малыш не стал возражать против законного права отца проверить, не подменил ли кто его дитя.
— Фёдор, повтори для папы, что ты сказал?
У меня вырвался какой-то возглас. Я был здорово удивлен.
— Вы тоже слышали? — с сияющей улыбкой обратилась ко мне мать ребенка.
Отрицать было бы бесчеловечно, и я ответил:
— Да, он сказал, что билеты у вас в кармане куртки.
— Где? — переспросил муж удивленно.
Жена посмотрела на меня с осуждением.
— Вот именно! Он сказал «где». Я спросила, где наши билеты, а он повторил «где». Ах ты мой умненький… — Вывернув шею, она попыталась дотянуться губами до детской головки. Чмокнула раз, другой, но всё в воздух.
Тезка уже не хныкал, а с увлечением слушал наш диалог. Уверен, до сегодняшнего дня он молчал, чтобы никто не догадался, что он все понимает. А заговорить пришлось, чтобы не остаться навсегда на ТКЛ-1980. (Я продолжаю настаивать на том, что он указал местонахождение билетов).
Муж, тем временем, хлопал по карманам.
— Мой билет здесь. — Он предъявил супруге пластиковый прямоугольник. — Свой и Федоров ты положила к себе в карман, это я точно помню.
Словно за подтверждением, он посмотрел на меня. Билеты все же нашлись — в нижнем кармане ее куртки, хотя я, честно говоря, имел в виду один из двух верхних.
Меня разбирало любопытство, как им удалось пронести ребенка на Терминал, а перед Терминалом — на корабль. Вдруг когда-нибудь самому пригодиться: похищение там или вроде того. Чужой опыт хорош тем, что бесплатен, говорит Шеф.
На билете, которым мужчина помахал в воздухе, я не заметил стандартной отметки о прохождении Канала. Следовательно, они местные. Но возле 1980-ого Терминала нет обитаемых планет.
Со станции? С ребенком?!
Супруга (ее завали Ольгой) рассматривала билеты, стараясь понять, что считать временем поступления на Терминал.
— Вероятно, нас отправят последними, — предположил ее муж Никс.
— Если вы прилетели на корабле, — вмешался я, — то время стыковки и есть время поступления.
— Но тут ничего не отмечено, — возразила Ольга, исследовав обе стороны билета. — Только время продажи.
— Ну значит время продажи, — сделал вывод Никс.
Затем между ними произошел небольшой скандалец. Ольга обвиняла мужа в том, что он задержался на разгрузке какого-то контейнера, до которого, по ее словам, мужу не должно быть никакого дела, поэтому они купили билеты на час позже прибытия на Терминал. Никс отвечал, мол, зачем она его ждала, шла бы сразу в кассу. У твоей кредитки есть скидки, парировала Ольга. Никс вскипел:
— Ты же знаешь, меня попросили присмотреть за контейнерами. В них оборудования на несколько миллионов. Не мог же я их бросить. Экипаж понятия не имеет, как с ними обращаться. А здешние роботы всё бы расколотили, неужели не понятно?
— Ты всегда оказываешься крайним! — пригвоздила его Ольга.
Никс обреченно взглянул на сына. Тот как воды в рот набрал.
По Терминалу объявили, что грузовой блок с минуты на минуты отправит один рейс в сторону Терминала Земли.
— Дорогая, я ненадолго. — Никс умоляюще посмотрел на жену.
Она поджала губы, сняла рюкзак с Федором и демонстративно занялась ребенком.
— Если требуется физическая сила, то, давайте, я вам помогу, — предложил я. — Судя по времени на моем билете, спешить мне некуда.
Ольга посмотрела на нас так, будто мы сговаривались бежать за бутылкой.
— Вам действительно не трудно?.. — засомневался Никс.
— Если, повторяю, требуется только физическая сила.
— О, тогда совсем не трудно! — Заслужил я что-то вроде комплемента.
Мы направились к грузовым погрузочно-разгрузочным блокам.
Как и все промежуточные Терминалы, 1980-ый был предназначен главным образом для транзита грузов и пассажиров, поэтому был тесен, отсеки здесь лепились один к другому, свободное пространство использовалось с максимальной экономией. Резервный склад был забит до потолка. К счастью Никса, после того как прекратилась транспортировка в сторону Терминала Земли, со стороны Терминала Ундины успело проскочить не так много груза. Подавляющее большинство контейнеров ждало отправки к Ундине.
— Есть надежда, что отправят, — со вздохом облегчения сообщил мне Никс после разговора с диспетчером. — Вон те ящики в углу, — показал он на три серебристых контейнера. Контейнеры напоминали гигантские чемоданы для перевозки валюты.
— Наверное, в мелких купюрах… — пробормотал я.
— Что, простите?
— Вы сказали, что в них миллионы. Вот я и говорю, наверное, в мелких купюрах.
— О, нет, — он рассмеялся, — поживиться там нечем. Астрофизические приборы. Но, правда, дорогие. Я вас не разочаровал?
— Ни в малейшей степени. Вы разочаруете меня, если скажите, что груз уже застрахован, и застрахован не в Фаонском Страховом Обществе.
— А, так вы страховой агент, — сказал он с некоторым разочарованием.
Страховые агенты по популярности стоят вторыми с конца. Первыми с конца стоят, как я уже говорил, офицеры Галактической Полиции. Но отнекиваться я не стал. К тому же ФСО снабдило меня всеми необходимыми документами, отнюдь не липовыми. Готовить липовые у них не было времени.
Мы подхватили первый контейнер за боковые ручки и потащили к загрузочному блоку.
— Насчет страховки я ничего не знаю, — говорил Никс, попыхивая от напряжения. — Я же не хозяин. По идее, груз должны были встретить. Вероятно, встречающие застряли на предыдущем Терминале, на семьдесят девятом. Я им сообщил, чтоб они сюда не транспортировались, а ждали на семьдесят девятом.
— Ваши друзья-астрофизики?
— Нет, какие там друзья! Мне ответили звуковым письмом без подписи. Судя по манере говорить, какие-то бывшие военные. Возможно, пилоты… Осторожнее! Вы что?!
— Руку перехватил… извините.
Ошеломленный, я едва не уронив дорогостоящий контейнер себе на ногу, которая была мне еще дороже. Металлическая бирка с именем владельца располагалась с дальнего от меня края контейнера, и я никак не мог прочесть, что там выгравировано. Спросить у Никса не рискнул.
— Всё, пришли, ставьте у стены.
Контейнеры разных калибров образовывали живую очередь на загрузку. Я лягнул робота, спешившего втиснуть свой ящик вперед нашего контейнера, робот замешкался, и мы его опередили. Пододвинув к стене свой край контейнера, я взялся за противоположный, чтобы получить повод рассмотреть бирку вблизи.
— Бросьте, нормально стоит… — Никс призывал меня поспешить за вторым контейнером.
«Институт Космологии. Деффорд. Земля.» — так обозначил себя владелец ценных контейнеров.
Простят ли меня страховые агенты за то, что в глазах Никса я низвел их рейтинг до уровня «держитесь от меня подальше»? Наверное, он никогда в жизни не встречал такого дотошного, такого въедливого и занудливого страхового агента, как я. Но как он мог что-то утаить, когда я держал в своих руках многомиллионную ценность, за которую он добровольно взял на себя ответственность, не будучи ни астрофизиком, ни сотрудником Института Космологии. Особенно щекотливые вопросы я задавал метров за десять до стены в загрузочном блоке, когда недостаток сил вынуждал его отвечать искренне и честно.
Да, отвечал он, внутри контейнеров находятся элементы какого-то детектора, бог его знает, может и гравитационно-аномального, не разбираюсь, инженеры со станции размонтировали, все в спешке, астрофизики не прилетали, инженеры справились сами, у них были инструкции, а я летел на Терминал и мне было по дороге, вот и обещал проследить, дабы, как говориться, из рук в руки, потом куда-то… ради всех святых не трясите вы так… да не знаю я, куда именно, я биофизик, а не астрофизик…
Кроме того, я узнал, что биофизическая станция «Каталония-4» находится на полуживой планете Каталония, входящей в систему звезды Горштейн-Торквилл 21128-А-В, ближайшей к ТКЛ-1980. Как уже видно из названия, звезда эта — двойная, поэтому населяющие Каталонию странные образования, промежуточные между живой и наживой материей, представляют интерес для так называемой биофизики промежуточных форм. Поддерживая разговор, я спросил, эволюционируют ли куда нибудь это полуживые формы.
— Очень слабо, — ответил он. — Эволюциогенность ноль-два дарвина.
Жена Никса, Ольга, является медиком-экспериментатором. То есть сначала она было просто медиком, а экспериментатором стала после того, как решилась родить ребенка прямо на станции.
— Я ее отговаривал, но вы сами видели, какая она у меня…
Малыш чувствует себя прекрасно.
— Нет, он никогда не станет страховым агентом.
На самом деле, Федора все прочат в астронавты. Я стал свидетелем его первого космического путешествия. Первое слово «где» — самое подходящее для будущего астронавта, уверял меня Никс, отдыхая верхом на третьем контейнере.
(Для сравнения: моим первым словом было слово «кто», потому что друзья родителей просто замучили меня вопросом «Кто это там такой хорошенький?». Сами видите, что из этого вышло. Ответить прямо "Я" мне не позволила скромность, с которой я родился, но от которой не умру — в этом мне поклялся штатный врач Редакции, доктор Громов.)
Третий контейнер скрылся за створкой загрузочного блока, индикатор показывал, что транспортировка идет нормально. Прицепленная к контейнеру записка передавала привет от Мак-Магга, улыбавшегося в ОКНО. Не спрашивайте, зачем я это сделал.
Через час Канал открылся в сторону ТКЛ-1979 или, как чаще говорят, в сторону ТК-Земля, называя направление по имени Терминала ближайшей населенной планеты. На прощание Никс, Ольга и Федор пожелали мне скорой отправки. Она наступила спустя два часа.
Отныне я буду помнить Терминал Ундины как место, где набирают на работу одних жлобов. Два таких жлоба, объявивших себя «операторами грузового блока», сдали меня полиции за то, что я искал в грузовом отсеке серебристые контейнеры с маркировкой Деффордского Института Космологии. В полиции с меня взыскали порядочный штраф, но квитанцию не выдали. На лайнер до ундинской пересадочной станции «Укватор-3» я садился под присмотром трех сержантов и капитана, у которого были родственники на Фаоне, что, видимо, и спасло меня от тюрьмы.
Я почему-то думал, что с соседом по каюте мне повезет так же, как с капитаном. Не тут-то было. Днем он бесстыдно обыгрывал меня в покер, а по ночам храпел, заглушая тромбониста, летевшего в соседней каюте и тромбонившего по ночам «Стыдно не знать классики» Альберта Мангельсдорфа.
На «Укваторе-3» я вспомнил про свою планетарную аллергию и зашел в медпункт. Там мне влетело за то, что на Терминале Ундины я не сделал прививок от местных болезней. Я согласился на экспресс-прививку, попросив что-нибудь от вируса Пака-ХС. Медсестра ответила, что не знает никакого «пакса», и велела снять штаны.
— А трусы? — спросил я, приспустив штаны.
— Ах это у вас трусы! — воскликнула она, уже проведя проспиртованным тампоном по моему нижнему белью. Я так и не понял, было ли это шуткой.
Со смещенным центром тяжести я привалился к креслу в салоне «челнока», совершавшего рейс «„Укватор-3“ — Ундина». По междурядью плыла стюардесса и кто-то из пилотов.
— Пристегнитесь!
— Стюардесса, почему у вас нет кресел, чтобы животом, а не задницей…
— Не положено.
— Больно, черт побери…
— Дайте я подую, и все пройдет.
— Спасибо, капитан, но пусть это сделает она.
Вместо дутья меня одарили треугольным пакетиком с ягодно-этиловой настойкой, которую нужно было тянуть через трубочку.
